У меня сложилось впечатление, что теперь в этом вопросе министр не найдет поддержки у собственной половины».
(Как мы имели возможность убедиться ранее, сэр Арнольд Робинсон и сэр Хамфри Эплби практически не сомневались, что сумеют «провалить» предложение Хэкера в кабинете, если до этого дойдет дело.
Что давало им такую уверенность? Неофициальные встречи постоянных заместителей, регулярно проводившиеся в 70-90-х годах по средам у секретаря кабинета, причем – забавная, если не сказать «необычная», деталь – без повестки и без протокола.
Постоянные заместители просто «заглядывали» к секретарю кабинета и заодно обсуждали вопросы, представлявшие взаимный интерес. В результате они были всегда прекрасно информированы о проблемах, которые их министрам предстояло решать на заседании кабинета в четверг, то есть на следующее утро. К тому же у каждого из них оставался в запасе практически целый день, чтобы в зависимости от конкретных потребностей настроить своего министра «за» или «против».
В личном дневнике сэра Хамфри мы нашли подробную запись того, что происходило на очередной встрече постоянных заместителей в интересующую нас среду. – Ред.)
«Я проинформировал своих коллег о намерении Хэкера повысить норму представительства женщин на ответственных постах государственной службы до двадцати пяти процентов, а со временем довести ее до пятидесяти. Короче говоря, равенство.
Мои коллеги сочли предложение Хэкера интересным.
(«Интересный» – еще один ругательный эпитет государственной службы наряду с такими, как «оригинальный» или «дерзновенный». – Ред.)
Арнольд с самого начала задал беседе правильный тон, высказав мнение, что стремление относиться к женщинам как к равным справедливо и достойно всяческого уважения. «В принципе мы все должны согласиться с тем, что такие задачи перед собой надо ставить и по мере возможности решать», – заключил он.
Все без возражений согласились, что в принципе ставить и решать такие задачи справедливо и достойно всяческого уважения.
Затем Арнольд по очереди опросил некоторых моих коллег на предмет выяснения их возможностей для претворения в жизнь великолепной инициативы Хэкера в своих министерствах.
Билл (сэр Уильям Картер – постоянный заместитель министра иностранных дел и по делам Содружества. – Ред.) сказал, что он, естественно, целиком и полностью согласен с вышеизложенным. По его убеждению, государственная служба должна пойти на некоторую дискриминацию в пользу женщин. Однако вместе с тем он вынужден с сожалением констатировать, что по вполне очевидным причинам для МИДДСа это исключено. Ведь не могут же они посылать женщин-послов, например, в Иран или другие мусульманские страны. Откровенно говоря, большинство стран «третьего мира» отстают от нас в вопросе женского равноправия. А поскольку наши дипломаты получают новые назначения каждые три года и к тому же постоянно общаются с представителями исламских государств здесь, в собственной стране, то вывод не вызывает сомнений: предложение Хэкера для МИДДСа, увы, неприемлемо. Вместе с тем он хотел бы еще раз подчеркнуть, что снимает шляпу перед начинанием как таковым.
Йен (сэр Йен Симпсон – постоянный заместитель министра внутренних дел. – Ред.) с энтузиазмом высказался в поддержку этого принципа. По его убеждению, мы все только выиграем от «женского прикосновения». Более того, некоторые проблемы женщины вообще решают лучше, чем мужчины. Он в этом не сомневается. Но, к сожалению, для МВД придется сделать исключение: не женщинам же поручать руководить полицией или управлять тюрьмами. Да вряд ли они и сами захотят этого.
Мы все единодушно согласились, что так оно и есть.
По мнению Питера (сэр Питер Уэйнрайт – постоянный заместитель министра обороны. – Ред.), то же самое, увы, относится и к министерству обороны. В самом деле, можно ли себе представить, чтобы женщины командовали генералами и адмиралами? И уж совсем невозможно представить женщину в роли начальника службы безопасности.
«Да, оборона все-таки остается уделом мужчин, – согласился Арнольд.
– Равно как и промышленность, занятость… Обламывать всех этих профсоюзных баронов, прямо скажем, не женское дело».
А Джон (сэр Джон Кендрик – постоянный заместитель министра здравоохранения и социального обеспечения. – Ред.) откровенно порадовал всех, сообщив, что женщины представлены весьма широко в руководстве его министерства. Там работают две из четырех женщин – заместителей постоянных заместителей во всем Уайтхолле.
Ни одна из них, само собой разумеется, не может рассчитывать на должность постоянного заместителя, так как обе являются врачами, ведающими чисто медицинскими вопросами. Вместе с тем женщины составляют восемьдесят процентов технического персонала министерства и работают очень хорошо. Джон также добавил, что в принципе поддерживает прекрасную идею выдвижения женщин на самые высокие посты.
Арнольд подвел итог высказанным точкам зрения: в принципе мы все – безоговорочно! – за равные права для женщин, но при этом считаем необходимым отметить наличие особых условий в ряде отдельных министерств.
Я снова поднял вопрос о нормах представительства и выразил свое несогласие с ними.
Мое возражение встретило немедленную и единодушную поддержку собравшихся. По общему мнению, предложение Хэкера лишено здравого смысла – типичный бред политика.
Я высказал свой главный аргумент: мы должны всегда иметь право выдвигать лучшего человека, невзирая на пол.
Далее я отметил – конечно, выступая с позиций ревностного поборника женского равноправия, – что основная трудность заключается в правильном отборе контингента. Например, замужние женщины с детьми не способны отдавать себя работе без остатка, в то время как незамужние да еще без детей редко бывают гармонически развитыми личностями и не обладают достаточным пониманием жизненных проблем.
Все дружно согласились, что наличие семьи – важный фактор и что старой деве трудно стать гармонически развитой личностью.
Резюмируя, я высказал веское сомнение в возможности найти такую гармонически развитую личность – замужнюю женщину с любящим мужем и тремя детьми, которая бы смогла и захотела посвятить буквально все свое время – день и ночь – делам государственной службы.
Наше обсуждение продлилось довольно долго, что безусловно свидетельствует о внимании Арнольда к данному вопросу. В заключение он попросил всех присутствовавших обеспечить негативное отношение министров к предложению Хэкера в кабинете, прибегнув для этого к ссылкам на «особые условия» каждого отдельного ведомства. Вместе с тем он настоятельно попросил нас всех активно ратовать за принцип равных возможностей на любом уровне.
Я только добавил, что, поскольку мой министр видит в привлечении женщин одно из средств достижения большего разнообразия на вершине государственной службы, моим коллегам следует довести до своих министров простую мысль: говоря объективно, более разнообразных людей, чем мы, трудно найти.
Все единодушно согласились, что мы действительно представляем страну в самом широчайшем смысле».
(Продолжение дневника Хэкера. – Ред.)
Ноября
Сегодня состоялось заседание кабинета, завершившееся для меня весьма неожиданно.
Я выдвинул предложение о повышении норм представительства женщин на высших постах государственной службы. Мои коллеги согласились с ним в принципе. Правда, затем все по очереди заявили о его неприемлемости для своих министерств. «В силу особых условий». В конечном итоге меня никто не поддержал.
Что еще более странно: я не ощущаю прежней поддержки со стороны Энни. Не в вопросе о нормах как таковых, а в вопросе повышения Сары Хэррисон. Честно говоря, такой реакции я от нее не ожидал. Стоит только заговорить о Саре, как она тут же замыкается, уходит в себя. Поворот на 180 градусов. Потрясающе!
И все-таки, особенно учитывая мою неудачу в кабинете, повышение Сары Хэррисон – единственное, чего я реально могу добиться в ближайшее время. Мы с Хамфри договорились побеседовать с ней завтра. Я полон решимости довести дело до победного конца.
Ноября
Крах идеи равных возможностей! На душе горечь досады против всего этого дела в целом и против женщин в частности. Во всяком случае, против одной из них.
Сегодня до встречи с Сарой я сказал сэру Хамфри, что мы обязаны сделать первый шаг, хотя бы один шажок в этом направлении, зажечь искорку… (Читатель уже знает: 5 ноября – день Гая Фокса. – Ред.)
– Даже факел! – отозвался он. Что бы это могло значить?
В кабинет вошла Сара. Я в общих чертах изложил ей суть вопроса. У нас в МАДе имеется вакантная должность заместителя постоянного заместителя министра, на которую мы с сэром Хамфри хотим ее рекомендовать, учитывая ее выдающиеся способности и несмотря даже на то, что она моложе всех остальных работников ее ранга.
Реакция Сары показалась нам несколько странной.
– О! – удивленно воскликнула она. – Просто не знаю, что и сказать. – И весело рассмеялась.
«Что тут смешного?» – подумали мы с Хамфри.
– А ничего и не надо говорить, – сказал я.
– Вполне достаточно простого «спасибо», – добавил сэр Хамфри.
Она по-прежнему мило улыбалась, но слова ее прозвучали для меня, словно взрыв бомбы.
– Нет, то есть… я имею в виду… о боже! Послушайте, все получилось как-то нелепо… я думала… то есть я хотела сказать вам об этом на следующей неделе… я ухожу из государственной службы…
Я чуть не свалился со стула от изумления. Хамфри, судя по его растерянному виду, тоже.
– Что? – с трудом выдавил я.
– Ухожу?… Из государственной службы?… – тупо переспросил Хамфри.
– Да, – подтвердила она. – Так что спасибо вам. Нет-нет, на самом деле спасибо.
Придя в себя, Хамфри поинтересовался, все ли у нее в порядке с детьми, в семье.
Бернард пробормотал что-то насчет свинки.
Я попросил его заткнуться.
Сара сказала, что переходит на работу в коммерческий банк. Одним из директоров.
Она будет зарабатывать больше меня. Возможно, даже больше сэра Хамфри!
Я с немым укором посмотрел на нее.
– Ваше решение для нас страшный удар, Сара. Я хочу… точнее, мы с Хамфри хотим, чтобы вы знали: я веду неравный бой за равные возможности для женщин в Уайтхолле, и вы… в общем, вы могли бы стать моим троянским конем, понимаете?
Она объяснила, чем вызвано ее решение.
– Если говорить откровенно, господин министр, то мне нужна работа, где я не тратила бы бесконечные дни на бессмысленное перекладывание с места на место бумажек, на сообщение не имеющей никакого отношения к делу информации людям, для которых она не представляет никакого интереса. Мне нужна работа, где требуются конкретные результаты, а не процесс сам по себе. Я устала от энергичного ничегонеделания. Мне бы хотелось иметь возможность указать на что-нибудь пальцем и сказать: «Это сделала я!»
Непроизвольная ирония ее слов меня восхитила. Да, кто-кто, а я ее понимаю.
Чего нельзя сказать о сэре Хамфри. С его лица не сходило выражение полного недоумения.
– Мне не понятно… – начал он. Сара улыбнулась.
– Знаю. Потому и ухожу.
Я поспешил заверить ее, что мне-то все понятно, но тем не менее спросил:
– Уж не хотите ли вы сказать, что управлять такой страной, как Британия, – недостаточно важное дело?
– Нет, очень важное. Просто мне пока не встретился человек, который бы действительно занимался этим… А бесконечные интриги?
Я спросил, что она имеет в виду.
– Ну, скажем, вашу идею с троянским конем, – не задумываясь, ответила Сара. – Признайтесь, вас ведь пытались припугнуть: дескать, профсоюзы горой встанут против моего назначения?
Ну и дела! Неужели опять утечка?
– Откуда вам это известно?
Мой естественный вопрос привел ее в восторг. Она даже не пыталась скрыть своего удовольствия.
– Ниоткуда. Просто знаю, как здесь делаются дела.
Мы оба посмотрели на сэра Хамфри, у которого хватило совести чуть-чуть покраснеть.
После небольшой паузы я предпринял еще одну попытку переубедить ее.
– Послушайте, Сара, неужели вы не понимаете, какую битву мне пришлось выдержать ради вашего назначения?
В ее глазах вспыхнул злой огонек. Она вся как бы подобралась, словно тигрица перед прыжком, и я впервые за время нашего знакомства почти физически ощутил ту внутреннюю жесткость, благодаря которой она так многого добилась в жизни. И характер, и чувство собственного достоинства. «Я что-то сказал не так», – мелькнула в голове мысль.
– Вот как? – язвительно спросила она. – Но я ведь не просила вас биться за меня. Мне совсем не хочется быть частью двадцатипятипроцентной нормы. Женщины – не низшие существа и не нуждаются в подачках! Боюсь, вы такой же патерналист и шовинист, как и все остальные. Я ухожу туда, где ко мне будут относиться как к равной, где меня будут ценить не за принадлежность к полу, а за личные качества!
Конечно же, мои слова ее оскорбили. Я вдруг отчетливо понял: моя борьба обречена на поражение.
– Я могу идти? – вежливо спросила Сара.
Задерживать ее не имело смысла, поэтому я, извинившись за свою неловкость – хотя мне до сих пор не ясно, как все это получилось, – отпустил ее.
– Ничего странного, господин министр, – она снова улыбнулась. – И… спасибо. Я знаю, вы оба хотели, как лучше.
– Женщины! – извиняющимся тоном произнес я, когда дверь за ней закрылась.
– Да, господин министр, – в тон мне пробормотал сэр Хамфри и печально покачал головой: «А что я говорил!»
(На этом дело отнюдь не закончилось. Как явствует из недавно опубликованных материалов, Хэкер еще долго боролся за свою двадцатипятипроцентную квоту – по крайней мере, несколько недель. А неделя в политике – срок немалый! Надеемся, вы помните это изречение сэра Гарольда Вильсона?
Изобретательность сэра Хамфри в последующих эпизодах борьбы за «равные возможности», как и следовало ожидать, была непревзойденной. В частности, он предупредил Хэкера, что Управление по вопросам расовых отношений по своим каналам узнало о предполагаемой квоте для женщин и если в государственной службе будет установлена норма представительства женщин, то ее придется вводить и для черных.
Энтузиазм Хэкера заметно поубавился. Расистом он, конечно, не был, но как политик отчетливо понимал: если борьба за равные возможности для женщин сулит новые голоса избирателей, то борьба за равные возможности для черных – скорее всего, потерю старых.
Через несколько дней Хэкер вновь поднял вопрос о «группах меньшинств – женщинах, черных, тред-юнионистах и т п.» (выражение Хэкера).
Сэр Хамфри объяснил ему, что женщины и тред-юнионисты не входят в эту категорию, хотя им также свойственно параноидальное восприятие действительности, отличающее любую группу меньшинства.
В результате Хэкер сам пришел в тому, что предлагал раньше Эплби: приступить к созданию равных возможностей для женщин и черных… при приеме на работу практикантов государственной службы.
Хэкер также согласился с необходимостью создания специального межведомственного комитета для изучения вопроса о повышении эффективности методов отбора практикантов для работы в системе государственной службы. Свои рекомендации комитет должен представить через четыре года. Правда, к тому времени Хэкер, скорее всего, не будет министром. – Ред.)
Вызов
Марта
Отличные новости! Сегодня утром меня пригласили на Даунинг, 10. Прибыв туда, я узнал о грядущих административных изменениях. Речь идет не о перестановке в кабинете, а о реорганизации. Я остаюсь министром административных дел, но теперь в сферу моей компетенции входят еще органы местного управления. Это не шутка!
(Позднее в тот же день Хэкер дал интервью Людовику Кеннеди – ведущему популярной радиопрограммы новостей 70-80~х годов «Мир в час дня». В нашем распоряжении оказалась стенограмма этой беседы. – Ред.)
БИ-БИ-СИ РАДИО
Людовик: Центральным событием сегодняшнего дня, безусловно, является правительственная реорганизация, еще более расширяющая административную империю достопочтенного Джима Хэкера, члена парламента. Мистер Хэкер, говорят, вы теперь не только «мистер Уайтхолл», но и «мистер Таунхолл»[80]?
Хэкер: Конечно, лестно, что вы меня так называете, Людо…
Людовик: Это не я вас так называю, господин министр, а «Дейли миррор». Я всего лишь хочу получить подтверждение, что теперь вы – главный бюрократ страны.
Хэкер: Понятно. Что вы, такие слухи – нелепость. Наше правительство – за борьбу с бюрократией.
Людовик: Да, но, по имеющимся у меня данным, только в этом году аппарат министерства увеличился на десять процентов…
Хэкер: Не может быть!
Людовик: Если у вас другие сведения, сообщите, пожалуйста.
Хэкер: Насколько я помню, в последнем отчете фигурировала цифра девять и девяносто семь десятых процента.
Людовик: Существует мнение, мистер Хэкер, что вы стремитесь не столько к сокращению бюрократического аппарата, сколько к его росту.
Хэкер: Но… но только потому, что нам приходится набирать штаты, чтобы сократить штаты…
Людовик: Простите?…
Хэкер: Так подсказывает здравый смысл: чем больше врачей, тем больше они вылечат больных, чем больше пожарных, тем больше пожаров они затушат, чем больше…
Людовик (перебивает его): Ну а как вы предполагаете бороться с бюрократией органов местного самоуправления?
Хэкер: Что ж, это серьезный вызов, и я принимаю его!
Людовик: Вы согласны с утверждением, что на местах бюрократических издержек даже больше, чем в Уайтхолле?
Хэкер: Э-э… пожалуй, да. В этом и заключается вся сложность поставленной передо мной задачи.
Людовик: И как же вы собираетесь ее решать?
Хэкер: Сейчас еще рано говорить о конкретных мероприятиях. Не забывайте: я сюда прямо от Номера Десять. Наш основной принцип – беспощадно искоренять бюрократические пережитки, не снижая при этом качества…
Людовик: То же самое говорил ваш предшественник сразу после назначения. Как вы считаете, он потерпел фиаско?
Хэкер: Позвольте мне закончить свою мысль. Здесь не должно быть неясностей. Я хочу быть с вами совершенно откровенным. Суть проблемы заключается в том, что в конечном итоге право… нет, долг законно избранного правительства – следить в палате общин за тем, чтобы политика правительства, то есть его политическая программа, благодаря которой мы были избраны и получили мандат доверия, за которую проголосовал народ, стала политическим курсом, который в результате дележа национального пирога… э-э… позвольте напомнить вам: мы как нация не обладаем безграничными возможностями, мы просто не можем получать больше, чем заработали… э-э… Так в чем, собственно, заключается ваш вопрос?
Людовик: Я спросил вас, согласны ли вы с тем, что ваш предшественник потерпел фиаско в борьбе против бюрократии?
Хэкер: Ни в коем случае! Наоборот! Просто эту задачу саму по себе можно считать… э-э…
Людовик: Вызовом?
Хэкер: Да! Именно вызовом!
(В ближайшие два дня сэр Хамфри Эплби и секретарь кабинета сэр Арнольд Робинсон обменялись записками следующего содержания. – Ред.)
Дорогой Хампи!
Вчера по радио слушал твоего парнишку. Похоже, у него самые серьезные намерения. Он вроде бы даже считает это вызовом. Советую не забывать: я никогда не доверил бы вам контроля за органами местного самоуправления, если бы у меня были сомнения в том, что ты позволишь Хэкеру предпринять хоть какие-то практические шаги.
Дорогой Арнольд!
Уверен, у него ничего не выйдет. Во всяком случае, до сих пор еще ни у кого не выходило.
Дорогой Хампи!
Суть не в этом. Как показывает опыт прошлого, любые реформы местных органов власти немедленно сказываются на нас. Когда они находят способ сэкономить средства или сократить штаты у себя на местах, мы вынуждены следовать их примеру здесь, в Уайтхолле.
Если ему нечем заняться, надо направить его усилия на гражданскую оборону.
(В тот же день, 12 марта, сэр Хамфри сделал соответствующую запись в дневнике. – Ред.)
«Обменялись записками с А.Р. Он озабочен, как бы Хэкер не переступил черту дозволенного. Я дал ему понять, что знаю свое дело.
Вместе с тем Арнольд подсказал мне блестящую идею: отвлечь внимание Хэкера от местных советов, направив его усилия на гражданскую оборону, то есть в конечном итоге на противоатомные убежища.
Вот смех-то! Все знают, что гражданская оборона – бесперспективное, безнадежное дело, и поэтому доверяют его тем, на чью неспособность можно смело положиться, – местным органам самоуправления!»
(Продолжение дневника Хэкера. – Ред.)
Марта
Сегодня познакомился с доктором Ричардом Картрайтом – новым советником МАДа, очень интересным человеком.
У нас было совещание руководителей служб министерства, и он тоже присутствовал. Кстати, по недосмотру моих помощников нас даже толком не представили друг другу.
Так вот, сразу после совещания, когда все начали расходиться, передо мной вдруг выросла неуклюжая фигура пожилого юноши, который с мягким ланкаширским акцентом попросил разрешения переговорить со мной.
Естественно, я согласился. Он сразу разжег мое любопытство. Чисто внешне доктор Картрайт разительно отличался от большинства чиновников МАДа: мешковатый твидовый пиджак с кожаными налокотниками, мышиного цвета волосики, зачесанные на лоб, и толстые роговые очки. Выглядел он, как пожилой десятиклассник. Если бы меня попросили угадать его профессию, я бы, скорее всего, остановился на учителе математики в средней школе…
– Я хотел обсудить с вами одно предложение, выдвинутое еще до того, как нас перевели в МАД, – высоким мелодичным голоском произнес он.
– А вы?… – спросил я, еще не зная, кто он такой.
– Я?… – Он удивленно посмотрел на меня.
– Да, вы… Вы кто? Он смутился.
– Как?… (Теперь смутился я.) Я доктор Картрайт. В разговор вмешался Бернард.
– С вашего позволения, господин министр, я сформулирую ваш вопрос несколько иначе… К чему вы относитесь, доктор?
– Я? К англиканской церкви. – Доктор Картрайт был в полном недоумении.
– Да нет же, господин министр спрашивает, к чему вы относитесь в МАДе, – терпеливо объяснил Бернард.
– Как, вы не знаете? – ужаснулся он.
– Я-то знаю, – успокоил его Бернард. – Но господин министр тоже хочет знать.
Наконец-то разобрались! Трудно поверить, но именно так нередко общаются между собой в коридорах власти люди, облеченные доверием народа.
– Я – экономист, – представился Картрайт. – Директор статистического управления местных советов.
– Значит, вы возглавляли директорат местных советов до того, как вас влили в МАД?
– Ну что вы! – уныло улыбнулся он на мой вопрос. – Нами руководил сэр Гордон Рейд, постоянный заместитель. А я всего лишь его заместитель, и, боюсь, выше мне уже не подняться.
Я спросил почему.
Он снова улыбнулся.
– Увы, я – специалист.
(Интересный штрих: культ гуманитариев широкого профиля настолько укрепился в Уайтхолле, что специалисты без ропота и возражений соглашались на вторые роли. – Ред.)
– Специалист в чем?
– Вот в этом, – скромно ответил он и протянул мне тоненькую папку.
Я только что ознакомился с ее содержанием. Там предложения по контролю за расходами местных властей. Пороховая бочка! Он предлагает не выделять денег на любой новый проект, если его авторы не указывают перечня конкретных условий (Картрайт называет это «регламентом неудач»), при которых реализация данного проекта может потерять практическое значение.
Должен сознаться, до меня вначале не дошел глубинный смысл его предложения, но потом я поговорил с Энни, и она объяснила мне, что это называется «научный подход». Я никогда с этим не сталкивался, поскольку в студенческие годы занимался социологией и экономикой. Похоже, научный подход предусматривает, чтобы до финансирования любого нового проекта устанавливались четкие критерии его успеха или провала и приводились конкретные оговорки типа: «проект не окупится, если его реализация затянется дольше такого-то периода», или если «затраты превысят такую-то сумму», или если «не будут выполнены такие-то условия».
Потрясающе! Так мы и будем действовать. Причем не завтра, а сегодня, сейчас, немедленно! Единственное, чего я не могу понять, – куда мы раньше смотрели?
Марта
Придя утром в министерство, я первым делом связался по телефону с доктором Картрайтом и задал ему этот вопрос.
Оказалось, и он не знает ответа.
– Мне это тоже не совсем понятно, господин министр. Я много раз подавал наверх свои рекомендации, и они неизменно встречали полное одобрение. Но как только доходило до практического обсуждения, у сэра Гордона всегда находилось что-то более важное или срочное.
Я порадовал его, сказав, что на этот раз он обратился по адресу, и положил трубку.
В кабинет тут же вошел Бернард. Вид у него был крайне озабоченный. Он, естественно, слушал наш разговор по своему аппарату.
– Что вы думаете по этому поводу, Бернард? – потирая от удовольствия руки, спросил я.
Последовало красноречивое молчание.
– Вы же читали докладную? Докладную Картрайта?
– Да, господин министр.
– Ну… и что скажете?
– Она… э-э… хорошо изложена, господин министр. Яснее некуда.
– Бернард, как вы считаете, сэр Хамфри будет доволен?
Мой личный секретарь нервно откашлялся.
– Господин министр, он придет к вам по этому поводу завтра утром и, не сомневаюсь, лично выскажет свою точку зрения.
– Вы чего-то не договариваете, Бернард. Выкладывайте все начистоту.
– Э-э… Если вы настаиваете… думаю, он скажет, что докладная прекрасно… напечатана, – промямлил он и затем, к моему удивлению, ухмыльнулся.
Марта
Утром встретился с сэром Хамфри. Он пришел обсудить позицию МАДа по отношению к местным органам самоуправления, однако я ловко повернул разговор на рекомендации доктора Картрайта.
Вначале мы, как всегда, плохо понимали друг друга.
– Так вот, Хамфри, местные власти… – решительно начал я. – Что нам теперь с ними делать?
– Ничего особенного, господин министр. Бюджет, помещения и штаты – вот чем надо заниматься в первую очередь.
Я похвалил его за прямое попадание.
– Вот именно, Хамфри. Это наша главная проблема.
– Проблема? – удивился мой постоянный заместитель.
– И еще какая! – заверил я его. – В этих чертовых местных советах бюджет, помещения и штаты растут как на дрожжах.
– Да нет же, господин министр, – покровительственным тоном отозвался он, – вы меня не так поняли. Я имею в виду бюджет, помещения и штаты нашего министерства. Они, безусловно, должны быть увеличены, поскольку на нас возложили дополнительные обязанности. Это более чем логично.
Я ответил ему в тон:
– Нет, Хамфри, боюсь, это вы меня не так поняли. В местных органах власти царит чудовищная неразбериха, поэтому меня интересуют меры по исправлению недостатков. Советы должны работать экономнее и эффективнее.
Он испытующе посмотрел на меня и, подумав, решил переменить тактику (это было ясно по выражению его лица).
– Господин министр, новые функции нашего министерства повышают ваш вес, влияние и статус в кабинете, но, согласитесь, было бы глупо взваливать на себя лишние хлопоты.
Слава богу, его льстивые речи на меня больше не действуют. Я настойчиво повторил, что мы должны положить конец этой возмутительной бесхозяйственности и неоправданным расходам.
– Почему? – неожиданно спросил он.
– Как почему? – ошеломленно переспросил я.
– Да, почему?
– Потому что это моя работа… потому что мы – правительство… нас избрали править…
– Господин министр, неужели вы собираетесь нарушить права демократическим путем избранных представителей органов местного самоуправления?
Столь трогательная забота сэра Хамфри о демократии сбила меня с толку. Его аргументация была вполне логична, и я не знал, как отреагировать. Но затем в голове у меня все улеглось: между Вестминстером и органами самоуправления не должно быть никакого соперничества. Вестминстер дает власть местным советам, что и определяет характер их деятельности. Парламент превыше всего. У нас парламентская демократия. Кроме того, я припомнил одно обстоятельство.
– В местных советах демократией и не пахнет, – заявил я. – Демократия на местах – это фарс! Никто толком не знает своего представителя в совете. Большинство избирателей даже не принимает участия в выборах в местные органы власти. Ну а те, кто все-таки голосует, подходят к этому, как к опросу о популярности правящей партии. Члены местных советов фактически никому не подотчетны.