Управление статистики
МЕРЫПО ЭКОНОМИИ СРЕДСТВ В РАЙОНЕ ТЕМЗ-МАРШ (ЛОНДОН)
1. Отказаться от планов строительства:
а) нового выставочного центра;
б) искусственного лыжного трамплина;
в) циркуляционных ванн.
2. Закрыть:
а) феминистский драматический центр;
б) еженедельную газету совета;
в) ежемесячный журнал;
г) отдел совета по изучению прав граждан на социальное обеспечение.
3. Сократить наполовину:
а) представительские расходы членов совета;
б) представительские расходы управленческого аппарата совета.
4. Продать: второй «даймлер» председателя совета.
5. Отложить: строительство нового здания совета; «туристическую» поездку двадцати
6. Отменить: членов совета на Ямайку с целью сбора фактического материала.
Реализация наших предложений привела бы к экономии двадцати одного миллиона фунтов по статье «капитальные расходы» (за пятилетний период) и семисот пятидесяти тысяч фунтов на текущие расходы (ежегодно).
Стэнли внимательно просмотрел список. Последовало неловкое молчание.
– Глупая затея! – наконец выпалил он. Я спросил почему.
– Потому что таким способом вы лишаете наших граждан жизненно важных…
– Циркуляционных ванн? – подсказал я.
Поняв, что лед под ним может проломиться, Стэнли тут же изменил тактику.
– В конце концов, мне наплевать, есть у нас деньги на убежище или нет, – заявил он. – Мы – за одностороннее разоружение. Темз-Марш не верит в ядерную войну!
Я попытался его переубедить:
– Господин Стэнли, я тоже не верю в ядерную войну. Ни один нормальный человек в Англии не верит в нее. Тем не менее обеспечение противоатомных убежищ – одно из основных направлений политики нашего правительства…
– Но не политики Темз-Марша! – парировал он. – Темз-Марш не собирается воевать с СССР!
– При чем здесь СССР? Мы опасаемся Фр…
Я осекся на полуслове. Слава богу, вовремя! Произнеси я его до конца – возник бы крупнейший за последнее десятилетие международный скандал.
– Кого-кого? – насторожился Стэнли.
– Хм, речь идет о Земле Франца-Иосифа…
Боюсь, я не очень остроумно вышел из положения. В тот критический момент больше ничего в голову не пришло. Однако, слава богу, опасность миновала.
Теперь надо было, не теряя времени, заговорить ему зубы. Благо, это совсем нетрудно. Абсурдная мысль, что любой район страны может проводить собственную внешнюю политику, давала прекрасный повод для рассуждений. У нас и без того на это претендуют БКТ, независимые профсоюзы… А теперь еще местные советы? Скоро все они захотят иметь собственные министерства иностранных дел. Как будто у нас мало проблем с уже существующим!
Самое же смешное заключается в том, что в действительности самостоятельную внешнюю политику не может проводить ни один орган страны (государственный или общественный), включая правительство. За этим бдительно следит МИДДС с помощью Вашингтона, НАТО, ЕЭС и Секретариата Содружества.
«Пора показать ему, что он страдает манией величия», – подумал я и саркастически произнес:
– Если русские когда-либо вторгнутся в Англию, надо полагать, они остановятся у границы вашего района и скажут: «Стоп. Мы не воюем с лондонским Темз-Маршем. Поворачиваем, товарищи. Будем аннексировать Челси!»
Обстановка накалилась до предела, запахло скандалом. (Позднее газеты назовут это «откровенным обменом мнениями». – Ред.)
В этот момент Бернард, извинившись, перебил нас и подсунул мне коротенькую записку. Коротенькую, но на редкость информативную: мне потребовалось несколько секунд, чтобы осознать все ее политическое значение.
Главное сейчас – скрыть от товарища Бена свою радость.
– Эх, господин Стэнли, – сказал я, изо всех сил сдерживая улыбку, – вы так рассуждаете только потому, что лично вам ничего не грозит. Уж вам-то в любом случае не придется приносить себя в жертву…
– Что вы имеете в виду? – набычился он, прекрасно понимая, что я имею в виду.
В переданной мне Бернардом записке сообщалось, что под зданием совета Темз-Марша имеется бомбоубежище, в котором среди прочих зарезервировано местечко и для мэра. Я спросил его, правда ли это.
Он моментально ушел в глухую оборону.
– Но ведь не мы же строили его.
– Но вы его содержите.
– Оно такое маленькое…
Я перебил его:
– А как насчет местечка лично для вас?
– Я согласился на это с большой неохотой, только после того как меня убедили, что сохранение моей жизни необходимо для блага налогоплательщиков Темз-Марша.
Тогда я поинтересовался, предусмотрены ли там места для тех, без кого в критической ситуации просто не обойтись: врачей, медицинских сестер, пожарных, спасателей, радистов…
– Людей, столь же необходимых, как и члены совета, – ядовито добавил я.
– Один из них фармацевт…
– О, великолепно! Что может быть лучше таблетки аспирина против ядерного кошмара?!
(В конце недели сэр Хамфри Эплби обедал с секретарем кабинета сэром Арнольдом Робинсоном в клубе «Атенеум», после чего, как всегда, сделал соответствующую запись в дневнике. – Ред.)
«Арнольд заметил, что мой министр добился в Темз-Марше настоящего триумфа по части саморекламы. Он говорил об этом с видимым удовольствием, что не могло меня не удивить.
Я всегда беспокоюсь, когда мой министр добивается триумфа. Это неизбежно ведет к проблемам: ему начинает казаться, будто он чего-то достиг.
По мнению Арнольда, мы должны только радоваться, когда министрам начинает казаться, будто они чего-то достигли. Это облегчает нашу жизнь, поскольку они на какое-то время перестают суетиться и нам не приходится терпеть их истерические метания из стороны в сторону.
Меня же, напротив, тревожит, что теперь Хэкер, чего доброго, захочет приняться за следующую идею.
Арнольд очень позабавился, узнав о существовании министра, у которого имеются целых две идеи: он давно о таком не слышал. (Собственных идей у Хэкера, конечно, не было. Одна из них принадлежала Бернарду, другая – доктору Картрайту. – Ред.) Арнольд особенно заинтересовался второй идеей моего министра, и мне ничего не оставалось, как рассказать об идиотском предложении Картрайта ввести «регламент неудач» для всех проектов стоимостью свыше десяти тысяч фунтов и возложить персональную ответственность на того, кто санкционировал данный проект.
Само собой разумеется, для Арнольда это была не новость: разговоры о таком «нововведении» велись годами! Но он был уверен (равно как и я), что Гордон Рейд похоронил это нелепое предложение раз и навсегда. По-моему, Арнольд очень недоволен, что Картрайту позволили ознакомить Хэкера со своим планом, хотя лично я, честно говоря, не вижу, как этому можно было помешать, ведь Картрайта перевели в МАД. Да и передал он свою папку тайком, под видом частной беседы.
Так или иначе, Арнольд категорически настаивает: плану Картрайта ни в коем случае нельзя давать ход. И он абсолютно прав. Стоит только допустить, чтобы цели проекта и лица, ответственные за его реализацию, определялись заранее, – и вся наша система рухнет! Как он выразился, «мы мгновенно окажемся втянутыми в отвратительный мир профессионального менеджмента».
Арнольд также напомнил мне (будто я и без него не знаю!), что мы для того и перемещаем наших работников каждые два-три года, чтобы избежать всего этого идиотизма с персональной ответственностью. А что нам останется делать в случае осуществления проекта Картрайта – перемещать их каждые две недели?
Мы должны открыть Хэкеру глаза на очевидную истину: ему доверили местные органы власти для удовольствия, а не для работы!
Я сообщил Арнольду, что завтра у Хэкера будет возможность повторить свой маленький триумф. Людовик Кеннеди возьмет у него интервью для документального телефильма о проблемах гражданской обороны.
Арнольд, как бы размышляя вслух, предположил, что будет, если подсунуть Хэкеру прелюбопытные материалы о, мягко говоря, оригинальных расходах на гражданскую оборону некоторых местных советов. Я удивленно заметил, что не вижу в этом большого смысла. Но Арнольд был уже одержим своей идеей…
Может, ему пора в министры?»
(Предложение Людовика Кеннеди сняться в документальном телефильме о проблемах гражданской обороны, как известно, привело Хэкера в восторг. Судя по всему, он полагал, что ему дают возможность в очередной раз продемонстрировать успехи своего руководства. Говорят, перед записью он даже шутливо спросил Кеннеди, не следует ли рассматривать этот фильм как изменение политики Би-би-си.
Ниже мы приводим стенограмму упомянутого интервью, которое, увы, прошло далеко не так, как хотелось Хэкеру. Виной тому, конечно, была идея сэра Арнольда Робинсона. – Ред.)
БИ-БИ-СИ ТВ
Людовик: Господин министр, судя по вашим недавним заявлениям, вы добились определенного успеха во время встречи с местными властями Темз-Марша по вопросу о гражданской обороне.
Хэкер: Да.
Людовик: А не связан ли он скорее с эффектной рекламой, чем с реальными достижениями?
Хэкер: Нет, Людо. Я убежден, местные органы власти вынуждены заниматься гражданской обороной благодаря растущему интересу общественности, который мы вызываем…
Людовик: Значит, вы согласны?
Хэкер: С чем?
Людовик: Но вы же сами только что подтвердили рекламный характер своих успехов.
Хэкер: Что ж… э-э… если вы настаиваете на такой интерпретации – пожалуйста. Но ведь положение в самом деле меняется к лучшему.
Людовик: В Темз-Марше?
Хэкер: А-а, Темз-Марш… У них там, как я уже упоминал в прессе, имеется одно противоатомное убежище, и в нем зарезервировано местечко для господина Бена Стэнли, который не желает строить убежища для других! Вы не находите это вопиющим лицемерием?
Людовик: Но, господин министр, разве не разумно дать преимущественный шанс на выживание нашим избранным представителям? Иначе кто же будет нами управлять?
Хэкер: В случае ядерной катастрофы есть люди поважнее политиков: врачи, медицинские сестры, пожарные. Вот без них действительно не обойтись.
Людовик: Ну а как вы отнесетесь к тому, что, скажем, для премьер-министра и министра внутренних дел также зарезервированы места в правительственном убежище?
Хэкер: Э-э… м-м… э-э… но это же совсем другое дело!
Людовик: Почему?
Хэкер: Так ведь кто-то должен… управлять… вы же понимаете…
Людовик: Но они не умеют оказывать квалифицированную медицинскую помощь или бороться с пожарами! Разве из ваших слов не следует, что их места должны быть отданы врачам и пожарным? Им вы говорили об этом?
Хэкер: М-м… мне кажется, мы должны быть очень осторожны в своих оценках, Людо, чтобы… э-э… чтобы не упрощать этот очень важный вопрос. Кстати, у меня имеется другой, пожалуй, даже более показательный пример. Один местный совет направил за счет налогоплательщиков делегацию в Калифорнию для ознакомления с опытом строительства и содержания противоатомных убежищ. Так вот, когда они вернулись, оказалось, что применить полученный опыт не представляется возможным, поскольку их поездка «съела» бюджет гражданской обороны на три года вперед!
Людовик: Ужасно, не правда ли?
Хэкер: Не то слово!
(В тот же вечер Хэкер изложил впечатления от этого интервью в своем дневнике. – Ред.)
Марта
В целом интервью с Людовиком Кеннеди прошло хорошо. Правда, он подловил меня на бункере для Бена Стэнли. Я имел неосторожность сказать, что политики не так важна, как врачи, пожарные и так далее. Тогда он поинтересовался моим мнением о местечке для премьер-министра в правительственном убежище. Конечно, мне следовало бы предусмотреть этот вопрос.
Я довольно ловко вышел из положения (хотя не уверен, что ПМ будет в восторге), рассказав Людовику смешную историю о делегации от одного местного совета, которая истратила трехлетний бюджет гражданской обороны на развлекательную поездку в Калифорнию. Так что, можно считать, все обошлось. Когда фильм выйдет на телеэкран (на следующей неделе), это интервью сделает мне хорошую рекламу.
Марта
Тревожный день! Похоже, я задел ПМ куда больше, чем ожидал.
И всему виной эта чертова история с поездкой в Калифорнию! Я даже толком не помню, откуда о ней узнал. Кажется, из какой-то справки Управления по делам гражданской обороны, которую Бернард подсунул мне накануне интервью.
Первым разговор об этом завел Хамфри. Причем без всяких объяснений. Просто сказал, что мне лучше знать, что я делаю.
Так он говорит, только когда я допускаю жуткий ляп.
Затем сэр Хамфри все же соизволил объяснить, что упомянутый район входит в избирательный округ ПМ и что инициатором и главой этой треклятой делегации был не кто иной, как руководитель избирательной кампании ПМ.
Сначала я принял слова моего постоянного заместителя за милую шутку. Увы…
– Номер Десять меньше всего хотел, чтобы это выплыло наружу, – добавил он. – Да, видно, шила в мешке не утаишь.
Ну вот еще. Необходимо утаить. Иначе – катастрофа! Это будет выглядеть как личный выпад, а ПМ сейчас очень остро реагирует на любые проявления нелояльности. Я сказал Хамфри, что мы не имеем права выпускать фильм на экран. Иного выхода просто нет.
К моему удивлению, он встал, явно считая разговор оконченным.
– Простите, господин министр, но у меня очень мало времени. К сожалению, я должен идти.
Я чуть не задохнулся от возмущения.
– Вы… как вы можете… важнее этого сейчас нет ничего на свете… я приказываю вам…
– Увы, господин министр, меня зовут ваши дела. О чем это он?
– Я имею в виду ваше требование немедленно подготовить конкретные предложения по введению «регламента неудач». Это сейчас занимает все мое время. Так что при всем желании… – Он умолк, задумался и после продолжил: – Конечно, если бы не надо было так спешно вводить этот «регламент»…
– То вы могли бы прикрыть передачу?
Сэр Хамфри с осуждением посмотрел на меня.
– Господин министр, мы не правомочны оказывать давление на Би-би-си. Это абсолютно исключено. Хотя… завтра я обедаю с одним из членов Совета Би-би-си, не хотите ли составить нам компанию?
Мне было по-прежнему неясно, почему нельзя просто запретить передачу.
– Нет, господин министр, ни в коем случае, – возразил он. – Мы всегда стараемся убедить их добровольно снять ту или иную передачу, если она, по нашему мнению, не отвечает интересам общества.
– Этот фильм не отвечает моим интересам, а поскольку я – представитель общества, значит, он не отвечает и интересам общества, – твердо заявил я. Хамфри заинтересовался.
– Оригинальный подход! – с улыбкой заметил он. – Такого общественности еще не преподносили.
Иногда у меня складывается впечатление, что мой постоянный заместитель уважает мои взгляды куда больше, чем хочет показать.
Марта
Сегодня обедал с Хамфри и его знакомым – членом Совета Би-би-си. Фрэнсис Обри оказался невзрачным человеком с озабоченным выражением лица. Что ж, его вполне можно понять.
Поначалу беседа не клеилась. Стоило мне затронуть инересующую нас тему – и он нахмурился еще больше.
– Простите, господин Хэкер, но уступать давлению со стороны правительства не в правилах Би-би-си.
– Не в правилах – так не в правилах, – примирительно сказал сэр Хамфри. – Давайте оставим этот вопрос в стороне
В какой стороне? Мне казалось, что мой постоянный заместитель должен всегда держать мою сторону.
– Как же так? – запротестовал я. – Я настоятельно… Хамфри перебил меня. На мой взгляд, довольно бесцеремонно.
– Давайте оставим этот вопрос в стороне, – повторил он. – Прошу вас, господин министр.
Пришлось подчиниться. Впрочем, чуть позже я понял, что и тут недооценил своего постоянного заместителя. Он повернулся к Обри и доверительно сказал:
– Фрэнк, я хотел бы по-дружески предупредить вас о растущем недовольстве откровенной враждебностью Би-би-си к правительству.
Обри рассмеялся.
– Что за чепуха?!
– Вы уверены? – спросил сэр Хамфри.
Затем он потянулся к соседнему стулу и открыл стоявший на нем огромный портфель. Не свой элегантный кожаный кейс с выгравированными инициалами Х.Э., а необъятный, битком набитый портфель – такой тяжелый, что пришлось просить шофера поднести его в клуб.
Занятый своими мыслями, я вначале не обратил на портфель внимания. А если бы и обратил, то наверняка подумал бы, что в нем совершенно секретные документы, которые Хамфри не решается оставить даже в машине.
Оказалось, там были какие-то толстые папки. Хамфри достал одну из них – с жирной ярко-красной надписью «Предубеждения» – и протянул Фрэнку.
– Мы фиксируем все случаи тенденциозного подхода Би-би-си в освещении политики правительства.
Фрэнсис Обри отложил вилку и нож, собираясь открыть папку, когда Хамфри вынул еще одну с надписью «Благоприятные аспекты деятельности правительства, не нашедшие отражения в трансляциях Би-би-си». Одну за другой он доставал папки из портфеля, попутно комментируя надписи на них.
– «Одностороннее освещение конфликтных событий в пользу других стран». Особенно наших врагов по ЕЭС… то есть наших партнеров, конечно, – поправился он. – «Шутки в адрес премьер-министра», «Неоправданно широкий показ антиправительственных демонстраций». – Последней он вынул самую толстую – намного толще всех остальных – папку с надписью «Отвергнутые предложения министров Ее Величества по поводу освещения важных начинаний правительства» и эффектно бухнул ее на стол.
Такая масса обличительных документов, без сомнения, потрясла Фрэнсиса Обри.
– Но… я… я абсолютно уверен, у нас на все это есть исчерпывающие объяснения. – Уверенный голос явно не соответствовал выражению лица.
– Само собой, у Би-би-си есть объяснения, – вмешался я. – Они всегда у вас есть. Глупые, зато на все случаи жизни.
Мой постоянный заместитель занял более умеренную позицию.
– Естественно, у Би-би-си имеются соответствующие объяснения, – миролюбиво сказал он. – Однако я счел необходимым предупредить вас: нам задают вопросы…
– Вопросы? Какие еще вопросы? – дрогнувшим голосом произнес Обри.
Хамфри на секунду задумался.
– Ну, например, не следует ли передать право на трансляцию заседаний парламента компании Ай-ти-ви?
– Вы в своем уме?! – взорвался член Совета.
– Или, – как ни в чем не бывало, продолжал Хамфри, – распространяется ли политика экономии на администрацию Би-би-си? Принимаете ли вы меры по сокращению штатов и производственных площадей? Не следует ли назначить межведомственный комитет для расследования бюджетных расходов компании?
Фрэнсис Обри был близок к панике.
– Но это же откровенное вмешательство…
Их беседа доставляла мне искреннее удовольствие.
– Да-да, – согласно кивнул сэр Хамфри. – Не говоря уж о забронированных ложах в «Ковент-Гардене», на ипподроме в Аскоте, на кортах Уимблдона…
Я насторожился. Это что-то новое.
– Ах, это… – смущенно забормотал Фрэнсис. – Мы абонируем их по чисто производственной необходимости… для операторов, режиссеров, технического персонала…
Он не договорил (скорее, не добормотал. – Ред.), так как Хамфри, весело хмыкнув, пошарил в своем бездонном портфеле и вытащил перетянутую резинкой пачку фотографий и газетных вырезок.
– Вот, взгляните, – сочувственно улыбаясь, сказал он. – Лично у меня складывается впечатление, что все ваши операторы, режиссеры и технический персонал не выпускают из рук бокалов с шампанским, все до одного являются на работу в сопровождении жен или других не менее респектабельных дам и все обладают поразительным сходством с членами правления, директорами и заведующими отделами или их друзьями. Иногда мне даже приходит в голову мысль: не передать ли эти материалы в налоговое управление? Как вы считаете? – И торжествующе вручил пачку Фрэнсису Обри.
Тот сосредоточенно начал рассматривать фотографии. Лицо его все больше вытягивалось.
Когда он почему-то задержался на одном из снимков – прекрасно выполненном групповом портрете, – Хамфри перегнулся через стол и жизнерадостно заметил:
– О, по-моему, вы здесь отлично получились! Лучше всех, вы не находите?
За столом воцарилась гробовая тишина. Бледный как полотно Фрэнсис положил фотографии, взял вилку и машинально отправил в рот кусочек палтуса а-ля меньер. Очевидно, рыба показалась ему горче полыни, потому что он, скривившись, проглотил кусок и снова отложил вилку. Я с интересом наблюдал за происходящим. Действия моего постоянного заместителя были безукоризненны, и я не хотел ему мешать.
А Хамфри тем временем смаковал «Шато Леовиль-Бартон» 73-го года, бутылочку которого он, как истинный ценитель вин, заказал к ростбифу. На мой вкус, вино вполне сносное, хотя не знаю, чем одно красное вино отличается от другого.
– Кстати, Фрэнк, – вновь нарушил молчание Хамфри, – полагаю, мы вполне могли бы не вытаскивать всего этого на свет божий, конечно, при условии, что наши досье не будут пополняться новыми свидетельствами нелояльности вашей корпорации. В связи с этим я и пытаюсь убедить господина министра полюбовно решить вопрос о фильме Людовика Кеннеди.
На Фрэнсиса было просто жалко смотреть. Он трясущимися руками перевернул свою фотографию и умоляющим тоном обратился к нам:
– Но, поймите, мы не можем подчиняться давлению со стороны правительства!
– Конечно, нет, – с готовностью согласился Хамфри.
Странно. По-моему, именно этого мы и добиваемся. Впрочем, мне самому вскоре стало ясно, что, имея дело с чиновниками Уайтхолла, надо всегда делать поправку на их врожденный талант к лицемерию. Иными словами, сэр Хамфри давал Фрэнсису Обри возможность достойно капитулировать.
Вот как это произошло. Хамфри повернулся ко мне за подтверждением.
– Господин министр, разве мы хотим, чтобы на Би-би-си оказывалось давление со стороны правительства?
– Нет? – осторожно спросил я, не до конца понимая, куда он клонит.
– Ни в коем случае! Речь идет просто о фактических неточностях, допущенных в интервью с Людовиком Кеннеди.
Фрэнсис Обри ухватился за это, как утопающий за соломинку. Он даже повеселел.
– Фактические неточности? Это же совсем другое дело! Я хочу сказать, что Би-би-си не может подчиняться давлению со стороны правительства…
– Конечно, нет, – в один голос согласились мы.
– …но мы придаем огромное значение фактической точности…
– Безусловно, – подтвердил сэр Хамфри. – Не говоря уж о том, что к моменту выхода интервью в эфир часть информации наверняка безнадежно устареет.
– Устареет? – радостно переспросил Обри. – О, это серьезно. Как вы понимаете, Би-би-си не может поддаваться давлению со стороны правительства…
– Конечно, нет, – согласились мы.
– …но мы придаем большое значение актуальности нашей информации…
Решив помочь Хамфри, я активно включился в разговор.
– Кстати, просматривая стенограмму своего интервью с Людовиком, я обнаружил в ней несколько замечаний, которые ни в коем случае нельзя выпускать по соображениям безопасности…
– А именно? – спросил Фрэнсис.
Честно говоря, я не ожидал такого вопроса. Мне казалось, он достаточно хорошо воспитан…
Хамфри поспешил мне на выручку.
– Господин министр не имеет права вдаваться в подробности. Безопасность… вы же понимаете.
Фрэнсиса Обри это нисколько не огорчило. Наоборот.
– Ну что ж, с безопасностью шутки плохи, что и говорить. Если на карту поставлены интересы обороны королевства, мы обязаны проявлять максимальную бдительность. Иными словами, Би-би-си не может поддаваться давлению со стороны правительства…
– Конечно, нет, – в очередной раз с энтузиазмом согласились мы.
– …но безопасность… с ней шутки плохи…
– Да, с безопасностью шутки плохи, – подтвердил я.
– Конечно, с безопасностью лучше не шутить, – согласился Хамфри.
А я добавил:
– Главное же – в этом интервью практически нет ничего интересного. Старая песня на новый лад. Скучища!
К этому времени Ф.О. – или милейший Ф.О., каким он мне теперь кажется, – заметно приободрился: щеки порозовели, в глазах появился живой огонек, он снова обрел способность уверенно рассуждать о принципах и задачах Би-би-си.
– Подводя итоги, должен заявить следующее, – решительно начал он. – Поскольку упомянутое интервью не содержит ничего нового, скучновато, грешит фактическими неточностями и к тому же вызывает сомнения с точки зрения безопасности, полагаю, Би-би-си вряд ли захочет выпускать его на экран… Это же совсем другое дело!
– Совсем другое дело, – радостно повторил я.
– Короче говоря, – резюмировал он, – трансляция этого интервью, безусловно, не в интересах общества. И я хотел бы внести абсолютную ясность в один принципиальный вопрос…
– Да? – заинтересовался сэр Хамфри.
– Недопустима даже мысль, что Би-би-си может подчиниться давлению со стороны правительства! – категорически закончил Фрэнсис Обри.
Полагаю, теперь все будет в порядке.
Апреля
В конце дня ко мне в кабинет заскочил радостный Хамфри. Ему только что сообщили о решении Би-би-си не транслировать мое интервью с Людовиком Кеннеди. Кажется, они начали проявлять ответственный подход к делу. Наконец-то!
Я поблагодарил его за приятную новость и предложил рюмку «шерри». Несколько минут мы сидели молча. Он смаковал свое «шерри», а я раздумывал о событиях минувших дней. Внезапно мне в голову пришла странная мысль.
– Послушайте, Хамфри, я подозреваю, что меня каким-то образом заманили в ловушку, заставив сказать вещи, которые будут неприятны ПМ.
– Не может быть! – без колебаний возразил мой постоянный заместитель.
– Да нет, боюсь, так оно и есть.
Хамфри назвал мое подозрение смехотворным и поинтересовался, как оно вообще могло у меня возникнуть. Вместо ответа я спросил его, почему он считает смехотворным предположение, что Людо пытался заманить меня в ловушку.
– Кто-кто? – удивился он.
– Людо. Людовик Кеннеди.
Точка зрения сэра Хамфри внезапно изменилась.
– Ах, Людовик Кеннеди! Это он пытался заманить вас в западню? Конечно же. Никаких сомнений.
Мы были единодушны в том, что все работники радио и телевидения дня не проживут без обмана. Им никогда и ни в чем нельзя доверять. Но сейчас, вспоминая наш разговор, я невольно задаюсь вопросом: почему он так удивился, когда услышал имя Кеннеди? Кого еще, по его мнению, я мог подозревать?
Ну да ладно, все-таки он вытащил меня из серьезной переделки, хотя, ясное дело, за это надо платить – неизбежное quid pro quo Уайтхолла. Теперь мне ничего не оставалось, как оставить местное самоуправление в покое.
– Следует признать, – великодушно заметил я, – что в целом в местных органах власти работают вполне разумные, ответственные люди, избранные демократическим путем. Нам, в центре, необходимо дважды подумать, прежде чем учить их, как надо работать.
– А «регламент неудач»?
– Полагаю, они могут обойтись и без него, вы согласны?
– Да, господин министр. – Он довольно улыбнулся. Однако я не намерен ставить на этом деле точку. Я обязательно вернусь к нему… в свое время. Ведь у нас с Хамфри всего лишь молчаливое соглашение, неофициальное перемирие… А можно ли упрекать человека за несоблюдение молчаливого соглашения, неофициального перемирия? По-моему, нет.