Мая
Пишу эти строки не в своей лондонской квартире и даже не дома, в избирательном округе, а в салоне первого класса самолета «Бритиш эруэйз» на пути к Персидскому заливу, в нефтяное княжество Кумран.
Полет продолжается уже более четырех часов, так что где-то минут через сорок пять мы должны пойти на посадку.
Чувствую себя прекрасно, правда, немного возбужден. Раньше я никогда не летал первым классом – это же совсем другое дело: бесплатное шампанское, приличная еда… не то что обычный подкрашенный суррогат.
Да, быть VIP («очень важной персоной». – Ред.) просто здорово: специальный отсек в хвосте самолета, потрясающие стюардессы, шикарный сервис…
Мы летим туда для подписания крупнейшего в истории Великобритании экспортного контракта на Ближнем Востоке.
Но, говоря «мы», я имею в виду не только себя, Бернарда и сэра Хамфри. А ведь я перед путешествием настоятельно просил принять все необходимые меры, чтобы нас не обвинили в разбазаривании общественных денег. И мой постоянный заместитель заверил меня, что состав делегации будет сведен к минимуму. «Господин министр, мы берем с собой минимум-миниморум», – как сейчас помню, сказал он. Подозреваю, у него были веские причины «упрятать» меня в отсек для VIP.
Мои подозрения полностью подтвердились, когда мы вышли из самолета. Такого количества государственных служащих я не мог даже представить. Страшное дело! Оказывается, их было так много, что МАДу пришлось зафрахтовать весь рейс.
Я немедленно заявил Хамфри о недопустимости подобного обращения с государственными средствами. Он посмотрел на меня, как на сумасшедшего, и объяснил, что перевезти такую массу людей обычным рейсом было бы намного дороже.
|
|
Тут он прав, разумеется. Но меня интересует, почему их так много?
– Хамфри, кто все эти люди?
– Члены нашей маленькой делегации.
– Но вы же лично заверили меня, что поедет минимум-миниморум.
– Так оно и есть, господин министр.
Я снова спросил, откуда все эти люди. Как выяснилось, нас сопровождает «небольшая делегация» министерства иностранных дел. Зачем? Ведь цель поездки – формальное подписание коммерческого контракта, полностью обговоренного между правительством Кумрана и «Бритиш электронике системз». Никаких политических вопросов. Хамфри объяснил, что «они не любят отпускать нас за границу одних».
Кроме того, с нами прилетели делегации министерства торговли, министерства промышленности и небольшая группа из министерства энергетики, поскольку мы имеем дело с нефтяным княжеством. Лично я не вижу никакой связи. Впрочем, даже если бы мы направлялись в Швейцарию, министерство энергетики и тогда бы с пеной у рта доказывало, что шоколад – источник энергии! Прилетели еще постоянный заместитель во главе команды из секретариата кабинета, группа из ЦУИ (Центрального управления информации. – Ред.). И наконец, делегация собственно МАДа: пресс-секретарь с сотрудниками, половина моего личного секретариата, работники координационной службы, секретари, готовившие контракт, и те, кто курировал его подготовку… Перечень можно было продолжать до бесконечности.
Какой уж там минимум-миниморум! Я напомнил Хамфри (он сидит рядом со мной и клюет носом после бесплатного шампанского, на которое набросился, словно свинья на желуди), что, когда мы отправлялись на переговоры с кумранцами в Мидлсборо, нас сопровождало всего семь человек.
|
|
Он многозначительно кивнул.
– Еще бы, господин министр, с дипломатической точки зрения Тиссайд[81]не так важен, как Кумран.
– Тиссайд представляют в парламенте четыре депутата! – заметил я.
– Кумран контролируют «Шелл» и «Бритиш петролеум», – возразил он.
Тут мне в голову пришел очень интересный вопрос:
– Кстати, а почему вы здесь, Хамфри?
– Исключительно по велению долга, – напыщенно ответил он и поспешил уйти от разговора, вручив мне документ, озаглавленный «Итоговое коммюнике». Нужно было просмотреть и одобрить его.
Я взял тонкую папку, бездумно открыл ее, однако мне по-прежнему не давала покоя мысль о чуть ли не ста пятидесяти нахлебниках. Ведь им за эту поездку еще и платят! А вот когда я спросил, сможет ли Энни сопровождать меня, мне заявили, что для этого требуется специальное разрешение короля Кумрана и что в любом случае мне придется платить из своего кармана за проезд, отель, питание – короче говоря, абсолютно за все!
Эти чертовы ловкачи из государственной службы своего никогда не упустят. А мне приходится выкладывать сотни фунтов, потому что Энни все-таки поехала со мной. Сейчас она сидит напротив и весело болтает с Бернардом. Судя по всему, наше путешествие ей нравится. Слава богу, хоть с этим все в порядке.
Впрочем, лучше не отвлекаться. При первом же взгляде на коммюнике мне сразу бросилось в глаза, что Хамфри написал его до переговоров. Я прямо заявил ему о недопустимости такого подхода.
|
|
– Напротив, господин министр, – возразил он. – Итоговое коммюнике нельзя писать после переговоров. Ведь его надо согласовать по меньшей мере с десятком других ведомств, с Комиссией ЕЭС, Вашингтоном, кумранским посольством… Мыслимое ли дело – провернуть все это за несколько часов посреди пустыни?!
Просмотрев коммюнике, я заявил Хамфри, что нахожу его беспредметным, чисто гипотетическим и не имеющим прямого отношения к нашим переговорам.
Сэр Хамфри тонко улыбнулся.
– Хорошее коммюнике, господин министр, никогда не имеет прямого отношения к предстоящим переговорам.
– Тогда зачем оно вообще?
– Для прессы. А нам оно служит чем-то вроде выездной визы. Кстати, совершенно забыл упомянуть, что в самолете по меньшей мере треть пассажиров составляют полупьяные писаки с Флит-стрит… Естественно, все они летят за государственный счет. Все, кроме моей жены, за которую я плачу из собственного кармана!
– Это необходимо, чтобы хоть как-то компенсировать журналистам потерю времени на освещение столь незначительного события, – попытался утешить меня мой постоянный заместитель.
Мой визит в Кумран – незначительное событие! По моему вытянувшемуся лицу Хамфри, очевидно, догадался, что его слова не привели меня в восторг – интересно, кого бы они привели? – и тут же поспешил добавить:
– Я хотел сказать, что поскольку эта поездка может стать вашим личным триумфом, значит, для прессы она a priori – событие незначительное.
Вот тут он абсолютно прав. Газетчики ненавидят писать о чьем-либо успехе.
– Да уж, они мечтают только об одном – увидеть меня в стельку пьяным на официальном приеме.
– Ну, на это надежды мало…
– Почему? – спросил я, не сообразив, что выдаю себя с головой. Однако мой постоянный заместитель – надо отдать ему должное – сделал вид, будто ничего не слышал.
– Там сухо, – мрачно объяснил он.
– Разумеется, ведь это в пустыне, – согласился я, не сразу поняв, что он имеет в виду.
Затем до меня дошло. Исламская страна! Как же я забыл об этом?! Почему заранее не поинтересовался? Почему ни Хамфри, ни Бернард не предупредили меня?
Конечно, мы два-три раза сможем «причаститься» в посольстве. Но официальный прием и обед во дворце! Пять часов… пять долгих часов без единого глотка.
– Может, запастись фляжками? – предложил я. Он покачал головой.
– Слишком рискованно. Единственное, чем мы можем запастись, – это терпением.
Ничего не поделаешь. Я снова погрузился в коммюнике, как обычно перенасыщенном общими фразами о дружбе наших двух стран, общих интересах, откровенном и полезном обмене мнениями и тому подобной чепухой. Хамфри тем временем уткнулся в ФТ («Файнэншл таймс». – Ред.).
«А как быть, если на переговорах речь пойдет совсем не о том, что написано в коммюнике, и мы не сможем подписать контракт? – вдруг подумалось мне. – Или, скажем, на приеме произойдет какой-нибудь дипломатический инцидент? Ведь в таком случае необходимо будет срочно связаться с Лондоном… например, с министром иностранных дел или даже с ПМ. Что если?…»
Я решил поделиться своими соображениями с сэром Хамфри.
– Что если мы организуем пункт срочной связи?… Там, где будет проходить прием… во дворце шейха… с прямой телефонной и телексной связью с Номером Десять? Мы могли бы пронести туда из посольства спиртное и добавлять в апельсиновый сок. Никому и в голову не придет…
Сэр Хамфри бросил на меня ошеломленный взгляд.
– Господин министр!
Испугавшись, что зашел слишком далеко, я лихорадочно пытался выпутаться из положения, как вдруг услышал:
– Мысль, достойная гения!
Я скромно поблагодарил его и поинтересовался, насколько это реально.
Секунду подумав, он сказал, что пункт срочной связи устраивают только в кризисных ситуациях.
По-моему, пять часов без единого глотка – ситуация достаточно кризисная.
В результате короткого, но плодотворного обмена мнениями мы пришли к следующему выводу: нестабильное положение фунта стерлингов вполне оправдывает просьбу об организации пункта срочной связи.
Хамфри обещал сделать все возможное для претворения моей идеи в жизнь.
(Практическое воплощение рискованной с дипломатической точки зрения затеи Хэкера не вызвало особых проблем. Как видно из архивных документов британского посольства в Кумране, распоряжение об устройстве пункта срочной связи во дворце было отдано в день приезда делегации. Согласие принца Мохаммеда не заставило себя ждать. И к вечеру того же дня в небольшой комнате рядом с залом для приемов установили всю необходимую аппаратуру: телефоны, телексы, шифрографы и тому подобное.
На следующее утро британская делегация, включая жену Хэкера Энни, прибыла во дворец. Кумранцы не смогли отказать супруге министра в праве присутствовать на приеме, поскольку сравнительно недавно во дворце принимали Ее Величество английскую королеву, тем самым создав соответствующий прецедент.
В самом начале приема, на котором из напитков подавали только апельсиновый сок, Хэкеру торжественно преподнесли золотой кувшин для розовой воды в знак уважения правительства Кумрана к англичанам. – Ред.)
Мая
Вчера был на большом (безалкогольном!) приеме во дворце принца Мохаммеда, а сегодня с похмелья голова раскалывается.
К сожалению, я не могу точно воспроизвести заключительную часть приема, хотя смутно припоминаю, что Хамфри вроде бы сказал какому-то арабу: мол, господин министр внезапно плохо себя почувствовал и его надо срочно уложить в постель. Что ж, вполне правдоподобно, хотя и не вся правда.
Прием действительно получился грандиозным. Английская делегация оказалась до неприличия многочисленной. Арабов тоже было видимо-невидимо. В самом начале мне торжественно преподнесли великолепный подарок, сопровождаемый цветистыми восточными речами о незабываемости данного момента. Чуть позже, беседуя с одним из арабских гостей, я узнал, что кувшин является редким образцом исламского искусства семнадцатого века. По-моему, так он сказал.
Я, конечно, спросил о назначении подарка. Он начал вдохновенно рассказывать, что в кувшин некогда наливали розовую воду. Пространный и не слишком увлекательный исторический экскурс грозил затянуться, но, по счастью, к нам подошел Бернард и, извинившись, сказал, что меня вызывают на срочную связь. Видя мое недоумение, он пояснил:
– Извините, господин министр, вам придется пройти в пункт срочной связи. Важное сообщение от господина Хейга.
Я решил, что он имеет в виду генерала Хейга из НАТО.
– Да нет же, господин министр, я говорю о господине Хейге, неужели не помните… такой, с ямочками на щеках[82].
Приняв озабоченный, важный вид, я пробормотал:
– Да-да, конечно, извините меня. – И поспешил за своим личным секретарем.
Должен заметить, Хамфри блестяще организовал дело: телефоны, телексы, два офицера безопасности с портативными радиопередатчиками, холодильник – словом, полный комплект!
На случай, если наши хозяева «нашпиговали» комнату микрофонами, я изъявил желание ознакомиться с сообщением господина Хейга. Один из офицеров немедленно налил виски в мой, бокал с апельсиновым соком. Жидкость приобрела несколько коричневатый оттенок, но догадаться было практически невозможно.
Вспоминает сэр Бернард Вули:
«Боюсь, официального приема в королевском дворце Кумрана мне никогда не забыть. Одному господу ведомо, сколько усилий мне стоило не допустить дипломатического скандала. Причем речь идет не только о Хэкере. В наш маленький секрет было посвящено еще несколько членов британской делегации, поэтому чем дольше длился прием, тем более коричневато-золотистый цвет приобретали их бокалы с апельсиновым соком.
Добро бы только это! Тот вечер положил начало цепи событий, едва ли не приведших к закату моей карьеры.
Во время одного из походов министра в пункт срочной связи за очередной порцией «наполнителя» госпожа Хэкер – она была единственной женщиной на приеме, поэтому считалась почетной гостьей – заметила, что кувшин для розовой воды будет «ужасно мило смотреться» на маленьком столике в холле ее лондонской квартиры.
И дернуло же меня сказать ей, что это подарок господину министру!
Она с очаровательной улыбкой ответила, что это также и его квартира. Пришлось разъяснить ей, что в данном случае речь идет не о министре как человеке, а о министре как министре и что такие подарки должностным лицам не разрешается хранить дома. В моей памяти были еще совсем свежи воспоминания об аналогичном инциденте с кофейником Тони Кросленда, чуть не закончившемся крупным скандалом всего несколько лет назад.
– Значит, – недовольно спросила госпожа Хэкер, – мы должны вернуть подарок?
– Ни в коем случае, – возразил я. – Это будет воспринято как страшное оскорбление.
Она недоуменно пожала плечами. – Мы не можем оставить кувшин себе и не можем его вернуть? Что же с ним теперь делать?
Я объяснил, что официальные подарки считаются собственностью правительства и хранятся где-то в подвалах Уайтхолла.
Ей это показалось бессмыслицей. В принципе мне тоже, но, с другой стороны, исходя из высших интересов общества, министрам, безусловно, не следует принимать ценные подарки от кого бы то ни было. В частной же квартире разрешено хранить подарки стоимостью не свыше пятидесяти фунтов.
Естественно, последовал вопрос, как определяется стоимость. Услышав, что в подобных случаях проводится специальная оценка, госпожа Хэкер страшно обрадовалась. Короче говоря, она попросила меня «устроить оценку», заметив, что было бы «великолепно», если бы кувшин стоил менее пятидесяти фунтов, поскольку он «ужасно милый». А затем добавила, что я «просто прелесть» и она не знает, что бы они делали без меня. Против такой лести я, каюсь, не мог устоять.
И, как дурак, попался на удочку, обещал сделать все возможное.
Тем временем Хэкер вернулся с очередного «сеанса срочной связи» и во весь голос заявил, что меня ожидает важное сообщение от господина Джонни Уокера. Из Шотландского управления.
Я поспешно повернулся – глоток виски мне бы тоже не помешал, – но меня задержала госпожа Хэкер, в шутку спросив, не найдется ли там какого-нибудь сообщения и для нее.
– Конечно, найдется, дорогая, – великодушно отозвался министр. – Дай ему свой бокал, и он принесет тебе… – Тут он заметил мой предостерегающий взгляд и поправился: – Я хочу сказать, он тебе тоже принесет апельсинового сока.
Я все время старался держаться поближе к Хэкеру, опасаясь, как бы чего не вышло. И недаром: он постоянно делал опрометчивые замечания, которые могли бы привести к непредвиденным последствиям. Достаточно, например, вспомнить эпизод, когда ему вдруг вздумалось «посоветоваться со своим постоянным заместителем» и я повел его на другой конец зала, где сэр Хамфри и господин Росс (из МИДДСа) беседовали с принцем Мохаммедом.
Все трое облачились в национальные арабские одежды – узнать человека со спины было просто невозможно, – и когда сэр Хамфри повернулся, министр не смог скрыть своего раздражения: «Какого дьявола вы устраиваете этот маскарад?» – бесцеремонно спросил он, не обращая никакого внимания на присутствие принца Мохаммеда.
Сэр Хамфри спокойно объяснил, что это традиционная форма любезности по отношению к хозяевам. Росс авторитетно поддержал его, а принц Мохаммед, в свою очередь, добавил, что видит в этом жесте свидетельство добросердечности и искреннее стремление к дружбе. Однако Хэкера это не убедило. Он отвел сэра Хамфри чуть в сторону и, даже не потрудившись понизить голос, заявил:
– Что за чертовщина! Кого вы из себя изображаете? Али-Бабу? Старина Эплби начал было оправдываться: «Во время пребывания в Риме…» и так далее.
– Мы не в Риме, Хамфри! – с пьяной непреклонностью оборвал его Хэкер. – И не делайте из себя посмешище!
В словах министра, бесспорно, была доля истины, хотя можно понять и сэра Хамфри: кому приятно выслушивать такое!
– А если бы мы были на Фиджи, – не унимался Хэкер, – вы что, нацепили бы набедренную повязку, сплетенную из травы?
– По мнению министерства иностранных дел, – обиженно заметил Эплби, – арабы крайне чувствительны, поэтому нам следует всеми доступными средствами показывать, что мы на их стороне.
– Возможно, для МИДДСа это и новость, но вообще-то предполагается, что вы должны быть на нашей стороне, – язвительно возразил Хэкер.
«Такие разговоры не для посторонних ушей», – подумал я и, перебив их, сказал, что сэра Хамфри срочно вызывает к аппарату господин Смирнофф из советского посольства, а господина министра, который просто изнывал от жажды (это было видно невооруженным глазом), – председатель английской школьной организации «Тичерз».
Они немедленно прекратили спор и с просветленными лицами заторопились в комнату срочной связи.
Ко мне придвинулся принц Мохаммед и сочувственно заметил, что нас всех буквально одолели срочные сообщения. В его взгляде я не уловил и намека на улыбку, а по интонации никак нельзя было понять, что он обратил внимание на подозрительный цвет апельсинового сока в бокалах некоторых членов английской делегации. Я по сей день не знаю, догадался он о чем-нибудь или нет.
Не желая продолжать опасный разговор, я под каким-то благовидным предлогом поспешил ретироваться, но не успел сделать и двух шагов, как лицом к лицу столкнулся с улыбающимся арабом. Когда мы с Энни Хэкер обсуждали проблему кувшина для розовой воды, он находился поблизости от нас. Между нами завязалась интересная беседа, имевшая для меня весьма печальные последствия – в основном из-за них события этого вечера навсегда врезались в мою память.
Улыбающийся араб в национальных одеждах, как выяснилось, превосходно владел английским и недурно знал Запад.
– Простите, эфенди, – обратился он ко мне. – Я стал невольным свидетелем вашего разговора об оценке подарка господину министру. Не могу ли я быть чем-нибудь полезен?
Я был настолько поражен и преисполнен благодарности за готовность помочь мне, что, не задумываясь, спросил его, имеет ли он представление о стоимости кувшина.
Он весело рассмеялся.
– Конечно. Это подлинное произведение искусства семнадцатого века – исключительно ценная вещь.
– О господи! – тяжело вздохнул я, представив себе разочарование Энни Хэкер.
Моя реакция его, естественно, удивила.
– Вы огорчены?
– Мм… и да, и нет. Проблема в том, что, если он окажется слишком ценным, министру не разрешат оставить его себе. Поэтому, откровенно говоря, я надеялся…
Улыбающийся араб понял все с полуслова.
– Да-да, конечно. Как я уже сказал, кувшин – исключительно ценная вещь. Однако поскольку в данном случае речь может идти о копии, правда, прекрасно выполненной, но всего лишь копии, то и стоимость ее должна измеряться категориями иного порядка.
– Какая удача! И сколько он может стоить?
Араб испытующе посмотрел на меня.
– Не сочтите за дерзость, эфенди, а во сколько бы вы сами его оценили?
На редкость догадливый парень!
– Ну, что-нибудь около пятидесяти фунтов? – с надеждой предположил я.
– О-о! – восхищенно воскликнул он. – Вашими устами говорит настоящий знаток!
Я спросил, не может ли он подписать оценочную квитанцию. Он без колебаний согласился, однако не скрыл своего удивления по поводу «странной логики англичан».
– Вы проявляете крайнюю щепетильность в отношении маленького подарка и вместе с тем позволяете своей «Бритиш электронике системз» платить миллион долларов нашему министру финансов за «помощь в заключении контракта». Разве это не странно?
Его слова прозвучали, как гром среди ясного неба. Я был потрясен! Шокирован! Едва не лишился дара речи! Единственно, на что я оказался тогда способен, – это пролепетать:
– Э-э… простите, а вы ничего не путаете?
Его улыбка стала еще более ослепительной.
– Конечно, нет. Я сам из министерства финансов и уже получил свою долю.
– За что?
– За то, что держу язык за зубами.
«Теперь его обязательно заставят вернуть деньги», – мелькнула у меня невольная мысль, однако я не стал ее развивать, а торопливо – насколько позволяли приличия – попрощался с ним и бросился на поиски сэра Хамфри.
Когда я наконец нашел его, он оживленно разговаривал с министром. Вот уж совсем некстати! Я смущенно пробормотал какие-то извинения и спросил, не могу ли я побеседовать с сэром Хамфри с глазу на глаз. Однако Хэкер потребовал, чтобы я говорил при нем. Учитывая исключительную важность информации, которую мне предстояло сообщить сэру Хамфри, мне пришлось на ходу придумать верный способ удалить Хэкера на несколько минут. – Господин министр, – обратился я к нему. – Вас вызывают для срочной связи. Кто-то из ВАТа[83]… по поводу ваших доходов за шестьдесят девятый год.
Очевидно, Хэкер нагрузился уже весьма основательно, поскольку осоловело посмотрел на меня не в силах понять, о чем идет речь. Пришлось внести ясность:
– ВАТ шестьдесят девять[84], – произнес я, на всякий случай понизив голос.
Сообразив, в чем дело, он круто развернулся и… налетел на стоящего рядом толстого араба, выплеснув ему на одежду остатки «апельсинового сока». Сэр Хамфри взял меня за локоть и поспешно отвел в сторону.
– Бернард, по-моему, господин министр принял достаточно срочных сообщений. Боюсь, больше ему не выдержать.
Обрадованный тем, что мне удалось остаться с сэром Хамфри наедине, я взволнованно поделился с ним убийственной новостью: контракт достался нам за взятку!
К моему глубокому удивлению, на сэра Хамфри это не произвело ни малейшего впечатления.
– Ничего особенного, – успокоил он меня. – Без взятки здесь контракта не получишь. Ни для кого это не секрет. Главное, чтобы никто ничего не узнал.
Будучи абсолютно уверен, что Хэкер ничего об этом не знает, я предложил ввести его в курс дела.
– Ни в коем случае! – всполошился сэр Хамфри.
– Но раз ни для кого это не секрет…
– Ни для кого, кроме него. Совсем необязательно посвящать министров в то, что не является секретом для всех остальных.
Нашу беседу неожиданно прервали два человека, одновременно подошедшие к нам с противоположных сторон: справа – Его Королевское Высочество принц Фейсал, слева – достопочтенный Джеймс Хэкер, который уже едва держался на ногах.
– О, Лоуренс Аравийский[85]! – радостно завопил министр, бросаясь к сэру Хамфри. – Кончайте трепаться, вас ждут на пункте срочной связи… важное сообщение…
– Вот как? – вежливо осведомился сэр Хамфри. – От кого на этот раз?
– От Наполеона! – торжественно провозгласил Хэкер, пьяно хихикнул и… грохнулся на пол».
(Продолжение дневника Хэкера. – Ред.)
Мая
Снова в Англии и уже на работе. Из-за разницы во времени плохо соображаю, что к чему, и беспрестанно клюю носом. Иногда мне приходит в голову забавная мысль: способны ли мы, государственные деятели, принимать мудрые решения на благо собственного народа непосредственно после заграничного вояжа?
Сегодня в «Файнэншл таймс» появилась очень неприятная статья.
«Файнэншл таймс», четверг, 19 мая
БЭС ДАЕТ ВЗЯТКУ?
По утверждению «Монд», английская компания «Бритиш электронике система» получила контракт в Кумране за взятку!
В Париже склонны рассматривать это как очередное звено в паутине чудовищной коррупции – наиболее скандальные примеры тому явили в последние годы компании «Локхид» и «Нортроп», – которую тайно плетут некоторые развитые страны Запада и правительства стран «третьего мира», тем самым бросая черное пятно на всю нашу цивилизацию…
Я показал статью Бернарду. Напрасный труд!
– У паутины не бывает звеньев, господин министр, и она не оставляет черных пятен, – тут же возразил он.
– Что-что?
– Пауки не выделяют черной жидкости, понимаете? Только некоторые виды головоногих моллюсков…
Может, он сошел с ума? Пауки выделяют головоногих моллюсков! Чушь какая-то. Иногда у меня складывается впечатление, будто он нарочно порет чепуху, чтобы не отвечать на мои вопросы. (Еще один признак постепенного прозрения Хэкера. – Ред.)
Тогда я прямо спросил его, что он думает об этих беспочвенных обвинениях в адрес БЭС.
– Это ужасно, – промямлил он и беспрекословно согласился со мной, что отвратительные явления «бакшиша», «подмазывания» и «взяток» абсолютно чужды нашей природе.
– Естественно! Мы же британцы! – воскликнул я. Бернард с готовностью подтвердил, что мы – британцы. И все-таки в его поведении было что-то подозрительное. Я решил докопаться до истины.
– Но, с другой стороны, «Файнэншл таймс» – достаточно солидный орган, чтобы печатать такую липу. Что-нибудь за всем этим да стоит, верно, Бернард? Что?
Он вскочил со стула и склонился над газетой.
– По-моему, спортивные новости, господин министр.
Итак, я не ошибся. Бернард все знает, но ему велели держать язык за зубами! Завтра первым делом серьезно поговорю с самим Хамфри. Я твердо намерен разобраться в этой истории.
Мая
Дал Хамфри прочесть статью в «Файнэншл таймс» (хотя Бернард, не сомневаюсь, уже ввел его в курс дела) и сказал ему, что хочу знать правду.
– Я в этом не уверен, господин министр…
– Опять увертки, Хамфри! Вы будете отвечать на прямой вопрос?
На какой-то момент он смутился.
– Господин министр, я настоятельно рекомендую вам не задавать прямого вопроса.
– Почему?
– Он может спровоцировать прямой ответ.
– Такого на моей памяти еще не случалось…
Вчера Бернард был не до конца откровенен со мной. Поэтому сегодня я решил заставить его высказаться в присутствии Хамфри, чтобы он не мог говорить своему министру одно, а начальнику по государственной службе – другое. (Хэкер, сам того не подозревая, нащупал ахиллесову пяту личных секретарей Уайтхолла. – Ред.)
– Бернард, что вам известно об этом? Только честно!
Он посмотрел на меня, как кролик на удава, затем перевел затравленный взгляд на сэра Хамфри, который (подобно мне) напряженно ждал ответа.
Бернард пребывал в явной растерянности, и я утвердился в своих подозрениях: он в курсе каких-то темных делишек, но говорить боится.
– Понимаете, господин министр… э-э… ходят слухи, то есть… э-э… мне сказали…
Хамфри резко перебил его:
– Мало ли что говорят! Сплетни! Бездоказательные слухи…
Я остановил его.
– Продолжайте, Бернард.
– Э-э… видите ли… один из кумранцев сказал мне, что получил… то есть ему заплатили…
– Бездоказательные слухи, господин министр! – с негодованием повторил сэр Хамфри.
Я выразительно повел глазами в сторону Бернарда.
– Бездоказательные слухи?
– Да, господин министр. (Хамфри в настойчивости не откажешь.) Бернард слышал об этом.
Ясно, больше из Бернарда ничего не вытянуть. Впрочем, он уже сказал мне все, что я хотел знать.
– Значит, вы не отрицаете, Хамфри, что БЭС получила контракт, дав взятку?
Он болезненно скривился.
– Господин министр, я просил бы вас не употреблять слова «взятка».
Может, ему больше по душе выражения типа «представительский фонд», «политическое пожертвование» или «особые расходы», поинтересовался я. Нет, оказывается даже эти невинные определения дают «крайне тенденциозное и ошибочное представление» о том, что, по убеждению моего постоянного заместителя, является не чем иным, как «конструктивным подходом к деловым переговорам».
– Это общепринятая практика, господин министр, – закончил он,
Я спросил, отдает ли он отчет своим словам. Ведь я подписывал контракт с чистой совестью. И даже заверил прессу, что Англия добилась успеха в честной борьбе!
– Да-а, – задумчиво протянул он. – Меня это, признаться, очень удивило.
– А теперь вы сообщаете, что мы получили его за взятку?
– Ни в коем случае, господин министр! – решительно возразил он.
Я сразу почувствовал облегчение: в конце тоннеля, кажется, забрезжил свет.
– Значит, обошлось без взятки?
– Господин министр, этого я не говорил.
– А что в таком случае вы говорили?
– Я сказал, что не говорил вам, что мы получили контракт за взятку.
Софистика чистейшей воды! Похоже, свет в конце тоннеля мне только померещился. Или же, как вошло в поговорку, это был свет несущегося на меня поезда.
– Хорошо, тогда скажите, как вы квалифицируете выплаты, о которых упоминал Бернард.
– Вы имеете в виду, как они квалифицируются в контракте? – уточнил он, подчеркивая, что лично он не намерен давать никаких оценок. Ни при каких обстоятельствах.
Короче говоря, с разрешения сэра Хамфри мой личный секретарь ознакомил меня со специальной инструкцией, регламентирующей такого рода выплаты. Совершенно секретный документ, в той или иной форме существующий во всех крупнейших транснациональных корпорациях.
До 100 000 фунтов
Оплата специальных услуг
Персональные пожертвования
Особые скидки
Текущие расходы
До 500 000 фунтов
Дополнительные выплаты
Текущие расходы
Выплаты «в благодарность»
Оплата посреднических услуг
Политические пожертвования
Выплаты, не обусловленные контрактом
Свыше 500 000 фунтов
Гарантийные взносы
Комиссионные расходы
Административные издержки
Авансирование будущих доходов
Лично мне эта шкала коррупции показалась еще отвратительнее, чем сама коррупция. (Реакция в духе Хэкера: он, бесспорно, был против коррупции, но… только если она принимала особо крупные размеры. Что вскоре подтвердилось развитием событий с кувшином для розовой воды. – Ред.)
Я поинтересовался, как на практике осуществляются такие выплаты.
– Начиная от зашифрованного счета в швейцарском банке и кончая пачкой банкнотов, подсунутых под дверь кабинки мужского туалета, господин министр.
Он говорил об этом так спокойно, так бесстрастно, словно речь шла о чем-то обыденном. Неужели он не понимает всей чудовищности происходящего? Судя по его реакции – нет.
Я попытался было напомнить Хамфри, что взяточничество уголовно наказуемо, что это грех. Однако он, снисходительно усмехнувшись, перебил меня:
– У вас провинциальные взгляды, господин министр. В других частях света на эти вещи смотрят совершенно иначе.
– Грех, Хамфри, не имеет к географии никакого отношения!
– Имеет, господин министр, причем самое непосредственное, – возразил он и принялся объяснять, что в странах «третьего мира» размер «не обусловленных контрактом выплат» является прежде всего демонстрацией «серьезности намерений», а крупное «политическое пожертвование» транснациональной корпорации свидетельствует лишь о том, что она рассчитывает получить солидные прибыли.
(Здесь, пожалуй, уместна аналогия с авансом издателя автору: тот, кто предлагает больший аванс, получит большие доходы от продажи книги. – Ред.)
– Уж не хотите ли вы уверить меня, что поощрение коррупции является политикой нашего правительства?
– О нет, господин министр. Как вы могли подумать такое! Поощрение коррупции не может быть политикой правительства. Только его практикой…
Двойные стандарты моего постоянного заместителя не перестают меня удивлять!
В разгар этого беспрецедентного обсуждения (такого ли уж беспрецедентного? – Ред.) позвонили из пресс-секретариата с просьбой сделать официальное заявление в связи с публикацией в «Файнэншл таймс». Я обратился за советом к Хамфри.
Он с готовностью откликнулся:
– Уверен, пресс-секретариат вполне в состоянии сам придумать что-нибудь достаточно убедительное и… достаточно бессмысленное. В конце концов, именно за это им и платят.
Я упрекнул его за откровенный цинизм. Он воспринял справедливый упрек как комплимент, заметив, что «циник» – это всего лишь термин, придуманный идеалистами для определения реалистов.
Меня невольно насторожила характеристика пресс-секретариата: может, он надеется, что в случае чего я их прикрою? Абсурдное предположение! Но, кажется, я нашел выход.
– Я скажу всю правду!
– Господин министр!… Что вы задумали?
– Я был в полном неведении! Почему я должен защищать то, на что никогда не давал согласия?
Он, как всегда, ударился в голую демагогию: контракт означает тысячи новых рабочих мест… миллионы экспортных долларов… дескать, мы не имеем права лишать британцев всего этого из-за какой-то ерунды…
Я, насколько мог, терпеливо разъяснил ему, что речь идет не о «какой-то ерунде», а о коррупции!
– Вы ошибаетесь, господин министр, всего лишь о несущественных, но очень нужных авансах…
Довольно! Пришлось напомнить ему: правительство существует не только для бесконечного улаживания дел. Оно руководствуется прежде всего моральными соображениями!
– Да-да, конечно, господин министр, моральными соображениями. Я ни на секунду не забываю об этом, уверяю вас.
– Так вот, имейте в виду, – непреклонно заявил я, – если этот вопрос будет поднят в парламенте или прессе, я немедленно объявлю о расследовании.
– Отличная идея! – неожиданно согласился он. – Мне доставит искреннее удовольствие возглавить его.
Я сделал глубокий вдох.
– Нет, Хамфри, не внутреннее расследование – настоящее. Его глаза расширились от ужаса.
– Господин министр! Надеюсь, вы шутите?
– Настоящее расследование, Хамфри, – снова отчеканил я.
– Нет-нет, не делайте этого, умоляю вас!
– Моральными соображениями, Хамфри, нельзя без конца поступаться!
Да, только так. Вопросы морали надо раз и навсегда сделать центральными для нашего правительства. И начало этому положу именно я!
Вспоминает сэр Бернард Вули:
«Вскоре после того, как Хэкер пригрозил «настоящим расследованием» кумранской сделки, я зашел за министром на его лондонскую квартиру – нам предстояло вместе отправиться в Суонси, где он должен был выступить на митинге в центре регистрации транспортных средств. Поездка была вызвана срочной необходимостью поднять моральный дух жителей района, поскольку внедрение там трудосберегающих компьютеров привело к таким простоям, что для ликвидации возникшего хаоса пришлось нанимать тысячи дополнительных работников. Похоже, проблему можно решить только с помощью еще более трудосберегающих компьютеров: они хотя и потребуют огромного расхода общественных средств, но зато, с одной стороны, помогут поставить ситуацию под контроль, а с другой – дадут возможность избежать увольнения тысяч дополнительно нанятых работников. Поскольку же создание новых рабочих мест составляло основу нашей стратегии в зонах особого развития (то есть в неустойчивых избирательных округах. – Ред.), нам, естественно, меньше всего хотелось лишать парней работы. Конечно, само по себе выступление Хэкера вряд ли могло радикально изменить ситуацию, однако, по мнению сэра Хамфри, подобный «визит доброй воли» продемонстрировал бы нашу заботу о населении (об избирателях. – Ред.) и готовность искать конструктивный выход из положения.