– Я вообще‑то планировал еще месяц назад съездить туда по делам своей фирмы! – громко возгласил Бахур.
– Думаешь крымские вина в Россию возить? – сыронизировала я. – А вдруг их дядя Онищенко забракует? Или собираешься в Крыму нашу бормотуху распродавать? Так у них и своя есть и довольно неплохая. Это… «Масяндра», например.
– Вовсе нет! – самодовольно изрек Андрей. – Я хочу инвестировать средства в сеть недорогих доступных казино для российских туристов. Не все же в Монте‑Карло могут летать? Надо, так сказать, расширяться! Дело перспективное. Я собственно об этом с Каримом… с господином Кайсаровым и договаривался.
«Да, учи ученого! – подумала я. – На то и коммерсант, чтобы с любого дерьма сливки снимать!»
– Ну а ты, подруга, зачем со мной потащилась? Тоже коммерция? – тут я поняла, что высказалась довольно‑таки двусмысленно.
Брюнетка покраснела до корней волос и скосила глаза на Бахура.
«Понятненько, – хмыкнула про себя я. – Кажется, намечается нечто романтическое».
– Твое какое дело? – взвизгнула, чуток опомнившись, Каплунова. – Еду и еду!
Она стукнула кулачком по столу, при этом сметя на пол блюдо с ананасами.
На шум высунулась официантка, судя по всему, старшая из них – солидных габаритов тетка, увешанная золотом.
– Так, все! Хватит безобразничать! Что вы тут устроили? Еще немного, и весь ресторан разнесете! Оплачивайте счет, триста гривен, и уходите отсюда!
Моя кровь вскипела. Никогда меня с треском не выгоняли из кабака, пусть и на колесах – и не выгонят. Я машинально сунула руку в карман пиджака в поисках бластера и замерла. А, собственно, чего это я? И с чего это ты подруга хватаешься за несуществующий бластер? Видать, хорошо тебя кайсаровское пойло вштырило!
– Не смей! – пафосно закричал Андрей, неверно истолковав мой жест. – Я не позволю, пока жив, ни одной женщине платить за себя, если она ела за моим столом!
И он стал вываливать из карманов на стол денежные купюры всех цветов радуги.
– А если этого не хватит, у меня есть кредитки! – хвалился винодел.
– Берем только наличные, – поджала губы официантка, однако принялась деловито сгребать наличность – похоже, дамочке не придется жаловаться на чаевые.
Выйдя из вагона‑ресторана, мы расстались. Алиса побежала за Бахуром, а может, к себе, а я отправилась в вагонную уборную, чтобы привести себя хоть в какой‑то порядок.
А то как вспомню, каким диким взглядом посмотрела на меня официантка в вагоне‑ресторане, так тошно становится.
Правда, увы, не выйдет переодеться в нормальную одежду за ее отсутствием. Но деньги были при мне, а, значит, по прибытии можно будет купить себе приличных шмоток. Уж наверняка в Крыму есть солидные торговые центры. Должны быть…
Тут я поймала себя на мысли, что в Крыму ни разу‑то и не была – в детстве родители предпочитали отправлять меня на лето к деду, а потом началась вся эта свистопляска…
Ладно, вэк, умываться и спать.
Интерлюдия
Зов предков
Своей родословной я весьма и весьма гордилась. Если точнее, то родословной по маминой линии.
С папиной стороны все обстояло довольно тривиально. В роду Образцовых все мужчины были военными, по крайней мере, последние сто с хвостиком лет, начиная с Гражданской войны. (Глубже я просто пока не копала).
Мой прадед служил под началом «красного маршала» Ворошилова и сам едва не стал маршалом, да погиб на фронтах Великой Отечественной. Дед дослужился до генерал‑лейтенанта, а вот отец выше полковника не поднялся. Не успел.
В 1991 году, когда страна развалилась на полтора десятка независимых государств, наша семья вынуждена была покинуть место службы отца, славный украинский город Ивано‑Франковск, и вернулась в Москву. В Первопрестольной дальнейшая карьера отца не задалась. Армия сокращалась, претерпевая болезненные реформы, с которыми полковник Образцов не был согласен. В памятном 1993‑м он поставил не на те силы, оказавшись среди защитников здания Верховного Совета. Этого победители ему не простили.
Уйдя в отставку и дождавшись, когда дочь окончила школу, мой папа переехал жить на фамильную подмосковную дачу, построенную еще прадедом, и, подобно императору Диоклетиану, начал там выращивать капусту.
Мама, как жены декабристов, последовала за супругом в добровольную ссылку, оставив дочку одну в четырехкомнатной генеральской (дедовой) квартире на Тверской. Разумеется, она навещала любимое чадо не реже одного‑двух раз в месяц, но в остальном я с семнадцатилетнего возраста была предоставлена самой себе. Сама выбирала вуз по окончании школы, сама в него поступила (что было весьма непросто ввиду престижности заведения и избранной специальности), сама закончила с отличием и самостоятельно пробивала себе дорогу в профессии.
Правда, завистливые «закадычные» подруги за моей спиной шептались, что здесь не обошлось без колдовства. Не зря же Маринка Образцова получила свое звучное прозвище «Ведьма». Потому что… ну, вы же понимаете…
А все из‑за маминой родни.
В год Московской Олимпиады молодого капитана‑пограничника перевели в Прикарпатье. К своим двадцати пяти годам парень еще не был женат, посему в благодатном краю кареоких и чернобровых красавиц тут же ринулся решать эту проблему. На одной из ивано‑франковских дискотек он и познакомился как раз с такой «кареокой и чернобровой» да еще и с косой до пояса толщиной в руку.
Оксана оказалась крепким орешком, не чета пронырливым столичным девицам, мечтавшим заполучить в мужья генеральского сынка и готовым исполнить любой его каприз. Осаждать эту неприступную крепость пришлось по всем правилам стратегии и тактики: конфеты, букеты, дефицитные билеты на концерты известных артистов…
Дошло даже до исполнения ночных серенад под балконом студенческого общежития (красавица училась в мединституте).
«Тоже мне, Назарий Яремчук нашелся», – бросила красавица презрительную реплику, охлаждая восторги соседок по комнате, выскочивших на балкон послушать выступление парня.
Пригожий кудрявый исполнитель знаменитой «Червоны руты» был ее любимым певцом.
«Ой, Оксана, какая ты! – возмутились девушки‑медички. – Тебя б, наверное, и сам Яремчук не растрогал».
«А вот пусть приведет его сюда, да споет с ним дуэтом, тогда и поглядим», – уподобившись своей тезке из «Ночи перед Рождеством», загадала бессердечная красотка.
«Ну, ты загнула… – приуныли ее соседки, понимая, что у капитана нет ни малейшего шанса. – Так всю жизнь в девках куковать и будешь…»
Через неделю под балконом раздалась песня, выводимая двумя мужскими голосами: неподражаемым тенором, принадлежавшим заслуженному артисту УССР, и хрипловатым баритоном молодого офицера:
– Ты прызнайся мени,
Звидкы в тэбэ ти чары,
Я бэз тэбэ вси дни
У полони пэчали.
Можэ, дэсь у лисах
Ты чар‑зилля шукала,
Сонцэ‑руту знайшла
И мэнэ зчарувала?..
Словно завороженная слушала Оксана песню о чарующей силе любви, не обращая внимания на язвительные подколки подружек. На глазах ее выступили слезы. Закутавшись в шаль, спустилась она вниз и дослушала песню уже здесь. А когда смолкли последние звуки, низко поклонилась сначала «буковинскому соловью», а затем и его напарнику.
Бравый капитан, не растерявшись, тут же предложил красавице руку и сердце, а лукаво улыбающийся артист поддержал его, выступив сватом. Разумеется, девушка согласилась.
(Потом она не раз приставала к мужу с расспросами, как ему удалось уговорить певца бросить все и приехать из соседней Черновицкой области, чтобы выступить вот с таким необычным концертом, но офицер только загадочно улыбался да посмеивался).
Повезла жениха знакомиться с родней, жившей в горах. Здесь за чаркой паленки да за горшком ароматного баноша, кукурузной каши, сваренной на сметане и приправленной овечьей брынзой и шкварками, и узнал капитан о родословной своей будущей жены. Не удивительно, что той так нравилась песня о волшебной красной мяте, найденной в горных лесах – девушка происходила из древнего рода карпатских мольфаров. Так у прикарпатских гуцулов называют наделенного сверхъестественными способностями человека, что‑то наподобие гадателя, чародея или народного мага.
Как поведал Образцову его будущий тесть, Игнатий (или по‑местному Гнат), мольфары бывают добрыми и злыми («Я – добрый», – отправляя в рот ложку баноша, подмигнул горный колдун). Обычно свою силу они применяют для лечения людей и управления силами природы (тучами, дождем, ветром), используя заклинания и заговоры, специальные устройства и травы. Вот и Оксана пошла в медицинский, чтобы развить свой данный природой и предками дар, поставив его, так сказать, «на научную основу».
Воспитанный в духе марксизма‑ленинизма парень поначалу не поверил во все эти «сказочки». Легенды, они и есть легенды. Фольклор, часть местного колорита. Но пожив чуток у новой родни, благо начальство расщедрилось на отпуск молодожену, понял, что не все так однозначно, как это провозглашает официальная материалистическая идеология.
С утра до ночи в дом мольфара Гната шли люди то с одной, то с другой проблемой. Иные просто совета просили, вроде как у цыганки‑ворожеи: стоит ли затевать то или иное дело, будет ли в нынешнем году урожай, сколько поросят принесет свиноматка и тому подобное. Кудесник выслушивал всех внимательно, попыхивая трубочкой и задавая посетителям разные встречные вопросы, а затем изрекал приговор. И редко его слова расходились с действительностью.
Но это еще не все. Мало ли на свете действительно мудрых и прозорливых людей, способных глубоко анализировать жизненные ситуации. Поразили капитана несколько случаев, когда на прием к тестю являлся кто‑нибудь из местного начальства (председатель сельсовета, а то и секретарь парткома) с просьбами «пособить с погодкой». Ну, там дождь льет, не переставая, что для Прикарпатья не в диковинку, а пора урожай убирать. Или наоборот солнце жарит немилосердно, грозя сжечь все на корню.
«Что ж он, тучи руками разгонять будет? – хмыкал про себя капитан. – Или приманивать их, как голодную собачонку?»
Гнат, словно читая его мысли, хитро косился на зятя, а потом исчезал, неведомо куда, на пару дней, возвращаясь неизменно каким‑то больным и изможденным. Удивительно, но после таких отлучек погода менялась, как по заказу. Проливной дождь сменялся погожим деньком, а жара – обильными осадками. Совпадения?
Не в силах принять новое знание, молодой человек искал поддержки у Оксаны. Та чаще отнекивалась, сверкая карими глазищами. Но иногда, сжалившись над его муками, рассказывала о своих предках, говоря, что сила, которой обладает ее отец, ничто по сравнению с теми способностями, которыми владели их пращуры. Вот те действительно многое умели. И звезды с луной могли с неба украсть, и мертвецов оживлять, и камни силой взгляда передвигать.
«Сказки!» – обижался Образцов.
«Ну да, ну да…», – соглашалась с ним чернобровая, щелкая пальцами и зажигая невесть откуда взявшимся на ее ладони огоньком сигаретку, которую муж как раз собирался прикурить.
У офицера только челюсть от изумления падала.
«А еще что можешь?!» – спрашивал в азарте.
«Что ж я тебе, фокусы показывать нанималась?» – отбривала супруга, без помощи рук швыряя в него маленький камешек.
Потирая пальцами ушибленный лоб, капитан только вздыхал.
Фокусы не фокусы, а настоящие чудеса она творила, помогая больным, от которых не было отбоя ни в родительском доме, ни в хате соседки, наставницы Оксаны в травничестве, Василини Ивановны Ирчан, ни в их ивано‑франковской квартире, где кухня, кладовая и холодильник были заставлены банками и склянками с различными отварами, мазями, настойками, сборами. Для каждого недужного свое. Иным же и просто мановением или наложением рук помогала. Продолжила целительскую практику и в Москве, но недолго. Жаловалась, что в отрыве от родных корней не может, неоткуда Силу черпать…
Кое‑какие из фамильных способностей перепали по наследству и Образцовой‑младшей. К целительству особых способностей у меня не обнаружилось – разве что могла руками снять головную боль или привести в норму давление. А вот острый глаз да пророческий дар деда Гната унаследовала. Как зыркну, бывает, на кого, словно душу наизнанку выверну. И давай говорить собеседнику, что с ним было, что есть да что будет. Многие пугались этих моих видений, особенно когда предсказания сбывались. За то и прозвали «Ведьмой». (А вовсе не за выкрутасы с огоньками, которые я якобы умею добывать щелчком пальцев). Благодаря этому своему дару и продвинулась на журналистском поприще, раскапывая об иных объектах своих статей такое, что невозможно вытрясти из человека даже при помощи сыворотки правды и детектора лжи.
«Тебе бы в полиции работать, – нервно шутили подруги. – Или частным сыщиком».
Я и сама иногда подумывала о профессии детектива. Но не сейчас, когда моя журналистская карьера на подъеме, а потом, к старости, когда я выйду в тираж и нечем будет заняться на пенсии…
Глава 2
Как кур в ощип
Я проснулась, как ни странно, в очень хорошем расположении духа и просто‑таки с отличным самочувствием.
Поднялась с койки, стянула длинные волосы потуже в хвост и оправила пиджак. Открыла купе и вышла наружу. Первая же попавшаяся навстречу проводница с нескрываемым удивлением уставилась на меня.
– А вы… кто?
– Я – пассажир! – гордо заявила я, не понимая причины ее удивления.
– А что вы здесь делаете? – спросила проводница.
– Как что? Еду в Севастополь, – ответила, зачем‑то уточнив. – Вернее, в этот, как его, Ахтиар.
– Гражданка, мы уже два часа назад прибыли. Вагон отцепили, все пассажиры вышли. Где ж вы были?
– Как так вышли? – оторопела я. – А мои друзья?!
Шайтан, но я даже не знаю, где они ехали!
«Наверное, меня уже обыскались», – пронеслось в голове.
Несколько минут я бестолково металась по абсолютно пустому поезду, стоящему на запасном пути.
– Ну, что за дела? – проговорила вслух, закусив нижнюю губу. – Как вообще можно было оставить меня одну? Уйти и не дождаться. Хотя, что им в депо сидеть, меня ждать? Всех пассажиров наверняка выгнали. Может, они подумали, что я вышла раньше и уже на месте? – сама себя успокаивала я. – Хорошо, что хоть сумка моя с паспортом и кредиткой на месте. Чего мне стоит самой добраться до отеля? Адрес я знаю, – я приняла решение и покинула злосчастный поезд, соскочив на каменистую насыпь под палящие лучи южного солнца.
Как только я оказалась на земле, сразу почувствовала что‑то неладное. Воздух в этом самом Ахтиаре разительно отличался не только от привычного московского, в котором выхлопных газов чуть ли не больше, чем самого кислорода, но даже от экологически чистого воздуха Карпат. Здешний был настолько чистым и прозрачным, густым и чуть сладковатым на вкус, что в первые минуты пребывания на открытом пространстве дышать было тяжело. Даже чих с кашлем напали.
Вдоволь начихавшись и откашлявшись, я огляделась по сторонам и присвистнула. Мой вагон не только отцепили, пока я дрыхла без задних ног, но еще и зачем‑то загнали, надо полагать, на самые что ни на есть дальние запасные пути.
– Фигня какая! – ругнулась я.
И сколько теперь топать до вокзала или станции? Километра три‑четыре?
Кругом какие‑то склады, пакгаузы, закопченные красно‑кирпичные стены мастерских.
Да и составы вокруг выглядели странно. Древнего вида пассажирские вагоны, причем разных цветов – синие, желтые и даже, убиться веником, розовые! Мой обычный купейный вагон производства давно почившей ГДР с надписью «Укрзалізни́ця» смотрелся чем‑то инородным.
Имелись тут и теплушки с непонятными маркировками, и даже настоящий паровоз. Они тут что, кино снимают? Или нашли где‑то в депо стоявшего невесть с каких лохматых годов старичка и теперь хотят перегнать его на металлолом?
Приглядевшись, я опять удивилась. Маркировки на вагонах были какие‑то странные… Наряду со знакомой кириллицей и латиницей имелись и надписи на их смеси (такое я видала в югославских землях), греческие и вообще Аллах ведает какие, смахивающие на те, что украшали подаренный моей школьной подружкой Милкой Дробышевской альбом с видами Иерусалима.
Пожала плечами. Откуда бы в Крыму взяться израильским или сербским вагонам?
А за этими вагонами, вот те раз, стоял себе на пресловутом «запасном пути»… бронепоезд.
Я озадаченно изучала древнего мастодонта. Да уж, чего только не увидишь в украинской глубинке, в России такого днем с огнем не сыскать. Кажется, приятель отца Семен Семеныч Рихтер, полковник неких хитрых частей, говорил, что подобный антиквариат использовали в Чечне…
Что за вздор лезет в голову? Где Украина, а где Чечня? По воздуху перегоняли, что ли? Или по морю везли? Но зачем?! Может, он просто стоит здесь в качестве экспоната для привлечения пассажиров?
Однако бронепоезд старым не выглядел, да и свежие заплаты, приклепанные в разных местах на броне, наводили на кое‑какие мысли. При этом борта реликта военной древности были расписаны странными граффити – перевернутые многоугольники и пентаграммы, круги с вписанными в них непонятными рунами и рожи каких‑то неприятных тварей, напоминающих вампиров и чертей. Словно на бедное железнодорожное ископаемое совершили набег юные художники‑сатанисты.
Мда, ну и нравы туточки. Вроде ж, так сказать, глухая провинция у моря, как сказал поэт (вот какой именно, я не помнила).
Но тут посторонние мысли исчезли. Я увидела, как от соседнего состава отъехала запряженная настоящим волом настоящая арба, груженная мешками и управляемая самым настоящим аборигеном – седым сгорбленным дедком, загоревшим до черноты, в вытертой папахе и разноцветном бешмете.
– Эй, дедушка, не подвезете до вокзала?! – рявкнула я, кидаясь наперерез гужевому транспортному средству и потрясая в воздухе двумя мятыми полтинниками.
– А, садыс, внучка! – кивнул он, проигнорировав протянутые рублевые купюры и хлопая скотинку кнутом.
Свесив ноги, я подставила разгоряченное лицо ветру.
– Хэй, внучка, выжу, ты ыздалэка? – вдруг справился старик.
«Вот старый глазастый черт! Тебе‑то какое дело?»
Вслух, конечно, такого не сказала.
– Ну, есть немного…
– А кито ты, ызвыняй? Ынтересно…
– Я из Киева, – выдала, не моргнув глазом.
(Мало ли как представители местных репрессированных в стародавние времена народов относятся к россиянам в целом и москвичам в частности).
– Скьява?! – поднял седые кустистые брови старик, враз переменившись лицом. – Ты… вы… скьява?! Пырастыте, ханум, не понял срасу… Из какых будэтэ, из тшернис или из регнис?
– Второе, – бросила я, мысленно проклиная старого пня за неумеренное любопытство.
И с чего это ему боятся киевлян, тем более киевлянок?
– Уймэ! – восхитился сморчок. – Вай, кынягиня, да?
– Что‑то типа того…
«Вот придурошный, княгини какие‑то ему мерещатся».
– Ваймэ! – еще раз пришел в экстаз дедок. – Ныкто нэ паверыт, што падвазыл саму скъявскую кынягыню! Ваймэ!
«Точно, тронутый!»
На всякий случай отодвинулась от аборигена подальше.
Оставшееся время дороги старик, к счастью, молчал, и мы ехали в тишине – мимо вагонов всех видов, мимо паровозов («А иные, кажется, на ходу»), мимо соплеменников деда, наряженных в оранжевые жилетки и ковыряющих насыпь ломами. Я даже вздремнула, убаюканная мерным покачиванием телеги.
А потом вдруг все кончилось.
И так получилось, что я сначала спрыгнула с арбы, отряхнулась от пыли, а потом только поняла, что увидела…
Когда подняла голову, то узрела то, что никогда не могла бы представить. Разве только в каком‑нибудь фантастическом кино посмотреть.
Я стояла оглушенная, раздавленная, убитая и распыленная на атомы. Небо и земля несколько раз поменялись местами.
«Вот как, оказывается, сходят с ума», – пронеслось в голове.
Город, лежавший передо мною, был громаден – может, и не настолько, как Москва, которую я покинула пару суток назад, и не как Париж. Но очень велик! И это явно не Севастополь, а тем более не какой‑либо захолустный курортный поселочек, типа Николаевки или Нового Света. Таких в Крыму просто не могло быть.
Настоящий мегаполис.
Вычурные силуэты домов и дворцов разнообразных архитектурных стилей соединялись здесь, создав совершено невероятное по красоте и величию полотно, тянущееся вдаль, насколько могли видеть глаза. Некоторые строения были похожи на сооружения знакомого мне мира (я увидела среди деревьев здание, напоминающее Колизей), другие смотрелись абсолютно чужими, а иные почти не отличались от московских многоэтажек.
Было утро. Над кварталами города, зелеными парками и лазурной бухтой, по которой пыхтящий буксир тащил семимачтовый огромный парусник, висела легкая дымка. Город раскинулся на берегу залива и нескольких островах, вырастая из‑за горизонта бесконечными домами, дорогами и трубами заводов. Крыши, море крыш. Островерхие, многогранные, разноцветные – зеленые, синие, красные и золотые. Районы особняков и дворцов – и жилые, плотно застроенные, с теснящимися друг к другу домами, с небоскребами, сияющими стеклом, куполами и шпилями минаретов старого стиля.
Ошалело вертя головой, я отмечала то огромный мост, перекинутый через бухту, то высокую башню в форме витого рога – насчитала в ней тридцать семь этажей. Большая часть мегаполиса скрывалась за горизонтом, но острые сверкающие башни были видны даже сквозь голубую дымку. А прямо передо мной расположился явно вокзал, по роскоши не уступавший любому из дворцов, какие мне доводилось видеть….
– Э… это… Ах…тиар? – только и выдавила я из себя, ни к кому не обращаясь.
– Вай, дочка, сам всегда удывляюс, кагда выжу! – проклекотал за спиной старик, вероятно, тоже любующийся немыслимым зрелищем. – Кырасавэц наш, жэмчужына у моря, панымаешь…
Папаха его сбилась, обнажив заостренное волосатое ухо, и я почти не удивилась – просто уже не было сил удивляться.
В голове голосом мультяшной Фрекен Бок кто‑то пел: «А я сошла с ума! А я сошла с ума! Какая досада!»
Так я и стояла некоторое время – пять минут, а может, полчаса, приводя мысли в порядок или, как говорила Алиса Каплунова, «собирая мозги в кучку», не заметив, как остроухий погонщик уехал.
Первое, что пришло в голову – купить карту странного города. Надо же, черт возьми, понять, куда меня занесло.
Я огляделась по сторонам в поисках киоска с прессой. Таковой обнаружился шагах в двадцати от места, где меня высадил дедок. Самый обыкновенный ларек, практически ничем не отличающийся от московских точек продажи печатных изданий. Металлический корпус, выкрашенный в синий цвет, стеклянная витрина, сплошь заставленная разнообразными газетами и журналами, белая пластиковая крыша и вывеска под ней с надписью «Ахтиар‑пресс», то ли на русском, то ли на украинском. Алфавит‑то в обоих языках практически одинаковый, сразу и не увидишь разницы.
Понадеялась, что сумею объяснить продавщице, что от нее требуется, даже если возникнет небольшой языковой барьер. Правда, гривен у меня при себе не было, но пара сотен рублей и немного евроденег наличными завалялось. Оставалось надеяться, что здешние работники торговли, как это водится на курортах, снисходительны к туристам и не брезгуют иностранной валютой.
Я постучала в закрытое окошко, которое располагалось примерно на уровне моей груди. Внутри киоска кто‑то зашевелился, щелкнула задвижка, и форточка отворилась.
– Скажите, пожалуйста, у вас есть карта Ахтиара?
– Ну, – буркнули в ответ.
– Сколько стоит?
– Серебрушка, – пробасили низким хриплым голосом из будочки.
Я не смогла разобрать, кому он принадлежал, мужчине или женщине.
– Простите, а сколько это в рублях или в евро? Понимаете, я просто только что приехала и еще не успела обзавестись местной валютой. А еще у меня есть кредитка, если это поможет, – решила закосить под типичную туристку и, похоже, не прогадала.
– Ой, машаллах, – рыкнули из окошка, – понаехало здесь всяких! И что вам дома не сидится‑то? Давай сюда свою кар‑рточку.
Я хмыкнула, оценив «вежливость» продавца. Совсем как дома. Выудив из сумочки платиновую «Визу», протянула ее в окошко.
– Вот, возьми… – договорить я не смогла, поскольку рука, высунувшаяся за кредиткой, повергла меня в ступор.
Огромная мохнатая лапа с просвечивающейся из‑под обильного волосяного покрова зеленоватой кожей и наманикюреными трехсантиметровыми ногтями, покрытыми ядовито‑красным лаком, ловко выхватила из моих рук кусочек пластика.
Изогнувшись, я попыталась разглядеть в маленьком проеме обладателя конечности, но окошко было настолько неудобно размещено, что попытка не увенчалась успехом. Я уже было подумала, что мне померещилось, но спустя пару мгновений все та же лапища протянула мне мою кредитку и цветной проспектик, изданный на русском (что уже не удивило).
Выхватив их, я благоразумно решила убраться подальше от странной продавщицы (или продавца) и найти лавочку, где можно будет посидеть, изучая карту города. К счастью, на вокзале их было предостаточно. Резные деревянные скамейки тянулись по периметру широкой, вымощенной красной брусчаткой привокзальной площади.
Так, посмотрим, на первой странице всегда печатается общая информация.
«Кырым, – прочла я, – одна из популярнейших держав планеты Рея, которую посещают туристы из разных миров. Это край легенд и исторических памятников.
Государственное устройство – конституционная монархия, управляемая Диваном, состоящим из двадцати везиров, назначаемых Ханом. Во главе Дивана стоит Великий везир. В настоящее время правящим главой государства является Его Светлость Хан Девлет Тринадцатый Герай.
Столица – Бахчисарай.
Денежная единица – бешлик, состоящий из ста тринадцати акче. В обращении имеются купюры номиналом 1, 7, 13, 50 и 113 бешликов и мелкие монеты номиналом 1, 7 и 13 акче.
Государственный язык – тартарский.
Кырым – светская страна, религия в ней отделена от государства и школа от религии. Основными культами, распространенными в державе, кроме нациеобразующей религии ислама, являются культ бога морей и океанов Давдора и Великой Богини‑Матери. Кроме того, каждая из этнических групп почитает своих богов и богинь, что не возбраняется.
Ахтиар – второй крупнейший город страны, международный морской порт и курорт, расположенный на берегу теплого и ласкового Срединного моря. По преданию, был основан около трех тысяч лет назад сыном бога морей и океанов Давдора и Великой Богини‑Матери Карием.
Население – 3,5 миллиона. Этнические группы: люди – 70 %, эльфы – 13 %, орки – 7 %, гоблины – 3 %, остальные 7 % составляют национальные меньшинства Реи и мигранты из других миров.
(Всем иногородним, предполагающим провести в Ахтиаре более трех месяцев, необходимо в семидневный срок зарегистрироваться в полицейском участке)».
Далее следовали общая карта города и планы отдельных районов с указанием наиболее интересных для туристов точек: отелей, ресторанов, музеев, исторических достопримечательностей.
– Ой‑ой‑ой! – взвыла я, покончив с просмотром проспекта. – Ой, мамочки!!
Поток ругани изливался из глубин моей души, наверное, с полчаса, а то и больше. Потом я выдохлась и еще некоторое время в немом отчаянии сидела на лавочке, раскачиваясь из стороны в сторону, как китайский болванчик.
Ужас моего положения угнетал.
Следовало как‑то принять к сведению и смириться с тем фактом, что я силой Бога, черта, инопланетян или хоть этого здешнего Давдора перенеслась в некий параллельный или перпендикулярный мир под названием Рея, где есть некий Ахтиар и где, судя по всему, говорят по‑русски (?), что уже само по себе хорошо.
Есть, конечно, вероятность, что сейчас я, допившаяся в том киевском казино до белой горячки, лежу под капельницей в какой‑нибудь тамошней Феофании (или как там ее?) под присмотром украинских айболитов, но вряд ли разумно основывать стратегию дальнейших действий именно на этой гипотезе – может дорого обойтись. Например, есть вариант угодить уже в здешнюю психушку. А вот интересно, если, лежишь в бреду в дурдоме, и тебе привидится, что ты угодил в психушку и бредишь, и в этом бреду тебя тоже упрячут в дурку, а там ты тоже…
– Так! – приструнила я саму себя. – Отставить! А то и в самом деле до желтого дома недалеко! Нужно встать и идти! А там посмотрим…
И, вздохнув, я неспешно двинулась к вокзалу, к воротам города, в котором мне, возможно, придется прожить всю оставшуюся жизнь…
ВСЮ?! ОСТАВШУЮСЯ?!
– Ой, мамочки!! – снова возопила я.
Так, не раскисать и не расслабляться, проблемы будем решать по мере их поступления.
Для начала…
Я на ходу вновь оперативно пересмотрела содержимое своей сумочки.
Ни бластера (что он мне дался, этот бластер, о котором я вроде только в фантастических книжках читала?), ни даже завялящего револьвера. Есть, правда, шокер и баллончик. Еще мобильник, чуток рублевой и евровой мелочевки с кредитными карточками. Их, кажись, здесь принимают, что радует. Но банк в любое время может заблокировать счета, когда увидит, что обналичка идет черт знает где. Еще есть сережки, перстенек и этот вульгарный кулон на цепочке – золото, пусть и самоварное. С голоду пока не помрем. Хотя внутренний голос отчего‑то возмутился при мысли о продаже побрякушек.