Очищение на этой горе осуществляется тремя способами. Телесным наказанием, умерщвляющим дурные страсти и побуждающим к добродетели. Размышлением о грехе, подлежащем очищению, и противостоящей ему добродетели; <Чистилище> - это в определенном смысле трактат о добродетелях и пороках. Размышлением, подкрепляемым примерами встреченных в кругах знаменитых или знакомых покойников. Здесь Данте возрождает
извивает традиционное использование в политических "Гх образов умерших, пребывающих в чистилище (а какой поэт был политиком больше, чем он?), и делает это в самом высоком назидательном духе. Наконец, очищение осуществляется молитвой, которая очищает душу, укрепляет ее в милости божией и выражает ее надежду1.
Принцип, объясняющий распределение душ в кругах чистилища, - это любовь. Вергилий объясняет Данте ее механизм на полпути по горе между третьим кругом (гневливые) и четвертым (небрежные).
Данте спрашивает своего проводника в момент привала, который не должен прерывать последовательно получаемый им урок:
1 <Скажи, какая, - я сказал, - вина Здесь очищается, отец мой милый? Твой скован шаг, но речь твоя вольна> (XVII, 82-84).
В основе всех грехов лежит отсутствие любви Божией, то есть блага. Любовь, склонившаяся ко злу, любовь бездеятельная, любовь, сменившаяся ненавистью, - вот глубинное движение греха; на горе чистилища восстанавливается истинная любовь, подъем по чистилищу есть восхождение к благу, возобновление отсроченного грехом плавания к Богу. Данте соединяет метафоры горы и моря именно здесь, где гора встает из океана. Вергилий отвечает:
'<Любви к добру, неполной и унылой, здесь придается мощность, - молвил тот. - Здесь вялое весло бьет с новой силой>.
Закон прогресса
Вся логика горного чистилища состоит в прогрессе, осуществляющемся по мере подъема: душа прогрессирует
1 см.: Dante Dictumnary, p. 534.
с каждым шагом, становясь все чище. Это восхождение в двояком, физическом и духовном, смысле. Признаком прогресса является облегчение кары, как если бы подъем становился вес более легким, а гора делалась менее кру-той для души, все меньше и меньше отягощаемой гре- 1 хами. 1
Вергилий от самого преддверия чистилища внушал это Данте: I
И он: <Гора так мудро сложена, Что поначалу подыматься трудно; Чем дальше вверх, тем мягче крутизна>
(IV, 88- 90)
И снова смешение образов подъема и плавания:
Поэтому, когда легко и чудно Твои шаги начнут тебя нести, Как по теченью нас уносит судно, Тогда ты будешь у конца пути
(IV, 91-94).
Улучшение наступает после первого карниза; горные тропы сменяются лестницами:
<Идите, - он сказал, - ступени тут, И вы теперь взойдете без усилий>
(XII, 92-93).
Наверху этой первой лестницы Данте вспоминает о законе прогрессии, который является еще и законом прогресса:
Мы были на последней из ступеней, Там, где вторично срезан горный склон, Ведущий ввысь стезею очищений
(XIII, 1-3).
В следующем круге ангел демонстрирует взбирающимся в гору дальнейшее улучшение и облегчение:
Чистилище и грехи
Это, конечно же, то самое чистилище, где искупаются трехи, но Данте, по-видимому, в некоторой степени пренебрегал учением теологов. Здесь искупаются не ее-ниальные грехи, их Данте почти не касается, разве что намеком, упоминая излишнюю любовь к родным, один из тех <легких> грехов, о которых говорил еще Августин. Но главное состоит в том, что в семи кругах очищаются
Когда мы подошли: <Ступени тут, Сказал, ликуя, вестник благодати, - И здесь подъем гораздо меньше крут>
(XV, 34-36).
По прибытии на пятый круг, где умершие плачут, лежа лицом в землю, их призывают на помощь, напоминая о принципе прогресса в восхождении:
<Избранники, чье облегченье мук -
И в правде, и в надежде, укажите,
Как нам подняться в следующий круг>!
(XIX, 76-78)
Все это наводит на мысль о некоторых основных характеристиках чистилища: души, пребывающие там, обещаны небу, это души избранных, они там страдают, но правосудие Божие, которое совершенно и неотделимо от милосердия и надежды, царящих в этих местах, смягчает страдания, и они уменьшаются по мере подъема.
В шестом круге Данте указывает своему другу Форезе Донати, что гора, где он находится и куда его привел Вергилий, это место, которое исправляет и выпрямляет:
Так я поднялся, им руководим, Всю эту гору огибая кружно, Где правят те, кто в мире был кривым (XXIII. 124-126).
от семи смертных грехов, совсем как в аду. Данте, прекрасно сознающий глубинную логику чистилища, в целом видит в нем временный ад с меньшей степенью инфернальных мук, положенных за те же самые грехи, но содеянные в менее тяжкой форме, либо отчасти снятые раскаянием и покаянием, либо менее закоренелые, нежели у проклятых, либо лишь отчасти запятнавшие жизнь, в остальном исполненную божественной любви.
Эти грехи символически обозначает для Данте ангел при входе в чистилище, начертав семикратно острием своего клинка букву P (от peccato - <грех>) на его лбу.
Семь Р на лбу моем он начертал
Кондом меча и: <Смой, чтобы он сгинул,
Когда войдешь, след этих ран>, - сказал. I
По выходе из каждого круга ангел действительно будет стирать один из этих знаков, один из; грехов, начертанных на лбу Данте.
В семнадцатой песни Вергилий, изложив Данте список недозволенного в любви, объясняет ему в свете этого принципа систему семи смертных грехов.
Три первых, образующие перерождение любви к добру в любовь ко злу, есть три рода ненависти по отношению к ближнему или, скорее, любви к злу ближнего (1/ tnal che s'ama и del prossimo). Это стремление его унизить, неспособность вынести его превосходство, желание отомстить за любую обиду. Тремя первыми смертными грехами являются, таким образом, гордыня, зависть и гневливость (XVII, 112-123).
С другой стороны, существуют три формы другой любви, <чей путь к добру - иной, чем надлежит> (XVII, 126). Вергилий предоставляет Данте по ходу их восхождения узнать три формы этой извращенной любви. Это корыстолюбие, чревоугодие, сладострастие.
В сердцевину системы вписана бездеятельная любовь, унылая любовь, любовь <медленная> (lento ато-ге). Этот грех искупается на середине горы: это апатия, отвращение к жизни, рожденное в монастырской среде, которое по латински называется accedia (отсюда итальянское accidia). <Унылые> (tristi) очищаются в четвертом круге.
Как видно, этот список из семи смертных грехов является также списком иерархическим, поскольку, поднимаясь с круга на круг, души прогрессируют. Данте снова проявляет себя одновременно традиционалистом и новатором. Традиционалистом - потому что ставит во главе грехов гордыню, тогда как в XIII веке ее в общем вытеснило корыстолюбие1. Новатором - поскольку считает более тяжкими грехи духовные, совершаемые против ближнего: гордыню, зависть, гневливость, нежели грехи плотские, совершаемые большей частью против себя самого: корыстолюбие, чревоугодие, сладострастие. Последнему пороку Данте позволяет воспользоваться чистилищем, при том что он уже проклял в аду сластолюбцев - как гомо-, так и гетеросексуалов (песнь XXVI).
Относительно греха, приводящего в чистилище, Данте, по-видимому, особо выделяет запоздалый характер раскаяния. К этому он возвращался многократно. Находящийся в преддверии чистилища Белаква убежден, что ему бесполезно приближаться к вратам чистилища, которые останутся для него закрытыми, <затем, что поздний вздох мне душу спас> (IV, 132):
Мы были все в свой час умерщвлены И грешники до смертного мгновенья, Когда лучом небес озарены, Покаялись, простили оскорбленья...
(V, 52-55)
В первом круге ему напоминают, что смертный, ожидавший последнего часа, чтобы раскаяться, не может быть без помощи принят в чистилище (XI, 127-129). Отсюда удивление Данте, встречающего в чистилище Форезе Донати, который умер менее пяти лет назад
1 См.: L.K. Little.
и которому за недостаточное стремление к раскаянию надлежало обретаться в преддверии чистилища:
Я ждал тебя застать на нижней грани, Там, где выплачивают срок за срок
(ХХП1,83-84).
шш Преддверие чистилища
Оригинальность Данте состояла, в сущности, в том, что он вообразил будто многие грешники, прежде чем попасть в пространство, где идет процесс очищения, проходят стажировку в месте ожидания, в преддверии чистилища, у подножия горы. Можно предположить, что, поскольку чистилище все больше отводилось для тех, кто ограничился актом раскаяния in extremis (что просматривается уже у Цезария Хейстербахского), Данте, исполненный великой веры в милосердие Божие, считал необходимым установить это дополнительное испытание, ожидание перед чистилищем.
Там беспокойная толпа, не ведающая дороги в чистилище, обращается к Вергилию и Данте:
Мы не знаем,
Каким путем подняться на обрыв (Ц59-601
Данте спрашивает в преддверии чистилища своего друга Каселлу:
Но где ты был, чтоб так терять мгновенье?
Последний ограничивается ответом:
Обидой не было отнюдь, Что он, беря, кого ему угодно, Мне долго к прочим не давал примкнуть; Его желанье с высшей правдой сходно
(II, 94-97).
Он подает как реальность старую легенду, согласно которой души не проклятых, но подлежащих очищению усопших собираются в Остии, близ устья Тибра:
И вот, на взморье устремляя взгляд, Где Тибр горчает, растворясь в соленом, Я был им тоже в этом устье взят, Куда сейчас он реет водным лоном И где всегда в ладью сажает он Того, кто не притянут Ахероном
(11100-105).
Гордый сьенец Провенцано Сальвани благодаря только одному, унизительному для него богоугодному делу избежал ожидания в преддверии чистилища. Чтобы заплатить выкуп за одного из своих друзей, он просил милостыню на главной площади города:
За это он и не остался там (XI, 142).
Однако в эпоху путешествия Данте на тот свет существовало одно обстоятельство, которое снимало препятствия у врат чистилища и подвигало толпу ожидавших душ к горе. Это были индульгенции, введенные папой Бонифацием VIII по случаю юбилея 1300 года. Каселла говорит об этом Вергилию и Данте, имея в виду перевозчика Катона:
Теперь уже три месяца подряд Всех, кто ни просит, он берет свободно
(II, 98-99).
Вряд ли можно найти лучшее свидетельство переворота, произошедшего в связанных с чистилищем практиках благодаря нововведениям Бонифация VIII.
В чистилище не только не входит кто хочет и как хочет, но Дантово чистилище - это уже не рай. Его круги оглашаются плачами и стонами. Приближаясь к нему во сне, Данте был охвачен страхом. Он содрогнулся, побледнел и хладом
Пронизан был> как тот> кто устрашен
flX 41-42).
Вергилию пришлось его успокаивать.
Разумеется, гора - это место наказаний. Вот, например, во втором круге, отведенном для завистников, используется бичевание, хотя плетка свита любовно:
Но тени завистников претерпевают и худшие кары:
У всех железной нитью по краям Зашиты веки, как для прирученья Их зашивают диким ястребам
Между грехами, содеянными на земле, и интенсивностью и продолжительностью наказаний, в частности длительностью ожидания в преддверии чистилища, существует, кроме уровня горы, где очищается сама вина, та пропорциональность, на которую я уже указывал, как на одну из характерных черт системы чистилища.
Родной и законный сын Фридриха II Манфред, умерший отлученным от церкви, заявляет в преддверии чистилища:
И всё ж, кто в распре с церковью умрет, Хотя в грехах успел бы повинится, Тот у подножья этой кручи ждет, Доколе тридцать раз не завершится Срок отщепенства (III, 136-140).
Выси эти
Бичуют грех завистливых; и вот, Сама любовь свивает вервья плети
(XIII, 37-39).
(XIII, 70-73).
И Белаква:
Пока вокруг меня не меньше раз,
Чем в жизни, эта твердь свой круг, опишет,
Затем, что поздний вздох мне душу спас
(IV, 130-132).
Обращаясь мысленно к пропорциональности, Стаций, большой почитатель Вергилия, уверяет, что охотно провел бы в чистилище лишний год, ради того, чтобы иметь возможность жить на земле а одно время с Вергилием (XXI, 100-102).
Однако Данте воспринял идущее от Августина утверждение, согласно которому кары чистилища превыше худшей из земных казней. Он сделал это в своей образной манере, используя горный рельеф, который придал чистилищу.
Уже пред нами вырос горный склон, Стеной такой обрывистой и строгой, Что самый ловкий был бы устрашен. Какой бы дикой не идти дорогой От Лериче к Турбин, худший путь В сравненье был бы лестницей пологой
(111,46-S1).
?ш Огонь
Данте нередко делает намек на то, что до него более или менее отождествляли с карой чистилища, - на огонь.
В кошмаре, терзающем его с приближением к горе, Данте видит во сне огонь:
И тут я вместе с ним воспламенился; И призрачный пожар меня палил С такою силой, что мой сон разбился
(IX, 31-33).
И Данте кажется, что он вернулся в ад:
Во мраке ада и в ночи, лишенной Своих планет и слоем облаков Под небом скудным плотно затемненной, Мне взоров не давил такой покров, Как этот дым, который все сгущался
(XVI, 1-5).
В седьмом, и последнем, круге огонь палит сладострастников (XXV, 137):
Здесь горный склон в бушующем огне, А из обрыва ветер бьет, взлетая, И пригибает пламя вновь к стене; Нам приходилось двигаться вдоль края, По одному; так шел я, здесь - огня, А там паденья робко избегая
(XXV, 112-117).
Огонь этот был столь силен, что помешал Данте броситься в объятия своего учителя Гвидо Гвиницелли:
Я долго шел, в лицо его взирая, Но подступить не мог из-за огня (XXVI, 101-102).
Тогда как трубадур Арнаут (Арнальд) Даниель
Здесь плачет и поет, огнем одет, Арнальд, который видит в прошлом тьму, Но впереди, ликуя, видит свет
(XXVI 142-144).
Наконец, в момент перехода из чистилища в земной рай нужно пройти сквозь стену огня. Ангел последнего круга возглашает:
Святые души, вы пройти должны Укус огня; идите в жгучем зное...
(XX VII, 10-11)
Данте смотрит на огонь со страхом:
Я, руки сжав и наклоняясь вперед Смотрел в огонь, и в памяти ожили Тела людей, которых пламя жжет
(XXVI/, 16-18).
Вергилий его успокаивает:
И знай, что если 6 в этом жгучем лоне Ты хоть тысячелетие провел, Ты не был бы и на волос в уроне
(XXVII, 25-27).
Испытание, однако, мучительное, хотя Вергилий вошел в огонь прежде него:
Вступив, я был бы рад остыть в пучине Кипящего стекла, настолько злей Был непомерный зной посередине
(XXVII, 49-51).
Потребовалось, чтобы Вергилий непрерывно говорил с ним о Беатриче и чтобы на той стороне пел призывный голос, помогая Данте перенести испытание.
Огонь, подобный адскому и все-таки отличающийся от него. Вергилий, оставляя Данте, напоминает:
И временный огонь и вечный Ты видел, сын...
(XXVII, 127-128)
шш Чистилище и ад: раскаяние
Конечно, чистилище неоднократно напомнило Данте ад. Хотя гора, с ее девятью обителями, преддверием, семью кругами чистилища и земным раем, возвестила девять сфер рая в момент подъема туда Данте, но прежде всего она наводила на мысль о девяти кругах ада. Однако Данте отметил фундаментальное различие между адом и чистилищем, которое он сделал совершенно ощутимым. Прежде всего - теснотой ворот (IX, 75), резко контрастировавшей с широко раскрытыми вратами ада и напоминавшей о тесных вратах к спасению, согласно Евангелию: <Входите тесными вратами; потому что широки> врата и пространен путь, ведущие
в погибель, и многие идут ими; потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их> (Мат. 7:13-14), и еще: <Подвизайтесь войти сквозь тесные врата, ибо, сказываю вам, многие поищут войти, и не возмогут> (Лук. 13:24).
Данте высказывается еще более определенно:
О, как несходен доступ в новый круг I
Здесь и в аду! Под звуки песнопений Вступают тут, а там - под вопли мук
(XII, 112-114).
Таким образом, Данте больше и лучше, чем кто бы то ни было, делая из чистилища промежуточное место загробного мира, избавляет свое чистилище от инфер-нализации, которой его подвергла Церковь в XIII веке. Более ортодоксально следующий логике чистилища в отношении этой промежуточности, неравноудаленной от двух крайностей, смещенной к раю, Данте представляет чистилище как место надежды и начал радости, место постепенного вступления в свет.
Это некоторым образом значит, что вслед за большинством великих схоластов Данте верен, как был верен почти до излишества Гильом Овернский, великой традиции теологов XII века, которые укореняли чистилище в покаянии.
Знак в преддверии чистилища, псалом, песнь смирения, необходимая для искупления и очищения (V, 22-24). Знак в момент прохождения врат чистилища, совершенная и тонкая символика трех ведущих туда ступеней.
Я увидал перед собой врата,
И три больших ступени, разных цветом,
И вратника, сомкнувшего уста.
Из этих трех уступов первый был
Столь гладкий и блестящий мрамор белый,
Что он мое подобье отразил;
1 См. издание с переводом Л. Эпинас-Монжене.
Второй - шершавый камень обгорелый, Растресканный и вдоль и поперек, И цветом словно пурпур почернелый;
А третий, тот, который сверху лег, - Кусок порфира, ограненный строго, Огнисто-ал ый, как кровавый ток.
Ведя меня, как я хотел и сам.
По плитам вверх, мне молвил мой вожатый:
<Проси смиренно, чтоб он отпер нам>
(IX, 76-108).
<Данная сцена, - поясняет комментарий к французскому двуязычному юбилейному изданию, - представляет собой репрезентацию покаяния: ангел обозначает священника, молчаливого, ибо это грешнику надлежит обращаться к нему. Три ступени разного цвета символизируют три акта таинства: раскаяние, исповедь и епитимью, акты сами по себе различные, но образующие в триединстве таинство, так же как три ступени ведут к одному-единственному порогу>1.
Первая ступень символизирует раскаяние (contri-tio cordis), которое должно сделать кающегося белым как мрамор. Вторая представляет исповедь (confessio oris), которая вызывает у кающегося темную краску стыда. Третья воплощает собственно покаяние (satis-)actio operis)* она является пылающе-красной как жар милосердия, любви, одушевляющей в этот момент кающегося.
С этого порога очищения умерший, приносящий покаяние, хотя он вступил в мир, <который в грех уже нельзя ввести> (XXVI, 132), обязан, как человек, наделенный свободой воли, проявить волю к очищению. Данте следует за Вергилием в чистилище <по доброй воле> (di buona voglia).
В сердце чистилища Стаций напоминает Вергилию и Данте, что душа должна иметь волю к очищению.
Знак очнщенья - если воля взманит I
Переменить обитель, и счастлив, Кто, этой волей схваченный, воспрянет
(XXI, 61-63). I
Так Данте усвоил абстрактный урок схоластов, задававшихся вопросом: <добровольна> ли кара чистилища?
Покаяние содержит в себе свою часть горечи (acerbitas - у теологов и пастырей). Щ
Скупцы и расточители обретаются в пятом круге:
Здесь явлен образ жадности наглядный I
Вот в этих душах, что окрест лежат; На всей горе нет муки столь нещадной
(XIX, 115-117).
Наконец в земном рае прекрасная дама Мательда, встречая танцем и пением Данте, все еще сопровождаемого Вергилием, распевает 32(31) - й псалом, псалом покаяния (XXVIII, 40):
Beati, quorum recta sunt peecutal (XXIX, 3)
В процедуре покаяния раскаяние особенно важно и ценно, когда оно выражается в слезах.
Жертвы насильственной смерти, обретающиеся в преддверии, несмотря на малое время, остававшееся им до кончины, могли, между тем, не только раскаяться- но и простить своих убийц и палачей.
Покаялись, простили оскорбленья И смерть прияли в мире с божеством. Здесь нас томящим жаждой лицезренья
(V,55-$7).
В преддверии Бонконтоне Монтсфсльтрский рассказывает, что его раскаяние в момент смерти вверило его в руки ангела Божия к великой досаде ангела ада, дьявола, увидевшего, что его добыча ускользает как слезинка, per una lacrimetta:
Ангел рая Унес меня, и ангел адских врат Кричал: <Небесный! Жадность-то какая! Ты вечное себе присвоить рад И, пользуясь слезинкой, поживиться>
(V, 103-107).
Когда Данте обнаруживает в круге корыстолюбцев пристыженного папу Адриана V, пытающегося спрятаться, то обращается к нему так:
Дух, льющий слезы, чтобы в них созрело То, без чего возврата к богу нет...
(XIX, 91-92)
В этом пятом круге на краю пропасти клубится толпа тех, кто слезами добивается расточения зла -
Те, у кото из глаз СЛЕЗОЙ ГОРЮЧЕЙ Сочится ало, заполнившее свет...
(XX, 7-6)
Вступая в земной рай, Данте в последний раз вспомнит, что ради вкушения счастья необходимо сначала заплатить раскаянием, исторгающим слезы (XXX, 145).
Надежда
Тем не менее Данте настаивает, что в чистилище царит надежда. Души, снабженные нематериальным телом, - это тема, неустанно повторяемая о тенях, которые напрасно пытаться обнять (II, 79-81), - это души освобожденные, уже спасенные*
Надежда часто выражается в молитве* Все <Чистилище> состоит из молитв и псалмов. Данте сумел интегрировать в поэму литургию, которую схоласты чаще всего оставляли в стороне. И образ ОБИТАТЕЛЕЙ чистилища Щ в молитве будет в точности совпадать с тем, который
изберут художники позднего Средневековья, чтобы отличать чистилище от ада. Там никакой надежды - зачем тогда молиться? Здесь, напротив, уверенность в спасении должна материализоваться в молитве, должна быть засвидетельствована и ускорена ею. Надежда, символизируемая белым и зеленым, цветами чистоты и надежды.
С первых шагов путешественников в преддверии возникает белое.
По сторонам, немногим погодя, Какой-то белый блеск разросся чудно, Другой - под ним, отвесно нисходя
(1122-24).
Вергилий ободряет Данте и сопровождает его на поиски света:
Мой милый сын, вот путеводный свет
(III 66).
Когда паломники начинают свое восхождение, их снова подталкивает стремление, надежда и свет:
А эту кручу крылья побороли, - Я разумею окрыленный взлет Великой жажды, вслед вождю, который Дарил мне свет и чаянье высот
(1427-30).
Проходят души в молитве из преддверия чистили
ща:
Новело, руки протянув молил; И с ним пизанец...,
СП 16-17)
Наблюдающие ангелы имеют одежды и крылья цвета надежды:
И видел я: два ангела, над нами Спускаясь вниз, держали два клинка, Пылающих, с неострыми концами.: И, зеленее свежего листка, -\ Одежда их, в ветру зелёных крылий,. Вилась вослед, волниста и легка -
(VIII, 25-30).
? Едва заслыша взмах зеленых крыл, Змей ускользнул...
(VIII106-107)
Еще один важный эпизод в первом круге - где гордецы читают <Отче наш>: они воспроизводят для проформы последний стих, взывающий к избавлению от зла, ибо, освобожденные от греха, они отныне уже не имеют в этом нужды.
От них, великий боже, огради
Не нас, укрытых сенью безопасной,
А тех, кто там остался позади
(XI, 22-24).
Первые души, которые Данте заметил в преддверии, были уже <счастливые души> (II, 74), избранные... <Сонм избранных> (III, 74) - обращается к ним Вергилий.
Завистникам во втором круге Данте говорит то же: <О вы, чей взор увидит свет высот...> (XIII, 86).
Спасение душ в чистилище определяется правосудием Божиим, которое наказует, но является милосердным и милостивым. Оно нарастает также в остальном по воле самих душ. В круге скупцов Гуго Капет предупреждает:
Кто громко говорит, а кто подчас, Чуть внятно, по тому, наскол ь сурово Потребность речи уязвляет нас
(XX, 118-120).
Помощь живых
Прогресс очищения и восхождение на небо зависят, главным образом, от помощи живых. Здесь Данте полностью воспроизводит верование в заступничество. Большинство обитателей чистилища просят помощи родственника или друга, другие взывают более широко к общению святых.
Манфред, в ожидании вступления в чистилище, требует от поэта по возвращении на землю сообщить о его положении дочери, <величавой Констанце>, которая, зная об его отлучении, могла счесть его проклятым, ибо <от тех, кто там, вспомога здесь большая> (III, 145).
Белаква отчаивается быстро вступить в чистилище:
И лишь сердца, где милость Божья дышит, Могли бы, мне молитвами помочь
(IV, 133-134).
Якопо дель Кассеро добивается помощи всех жителей Фано:
Прошу тебя: когда придешь к стране, Разъявшей землю Карла и Романью, И будешь в Фано, вспомни обо мне, Чтоб за меня воздели к небу взоры, Дабы я мог очиститься вполне
(IV, 68-72).
Бонконтоне Мотефельтрский, жалуется на то, что его покинула жена Джо ванна и все близкие:
Забытый всеми, даже и Джованной, Я здесь иду среди склоненных глав
(V, 89-90).
Данте как будто огорчен требованиями этих душ, ожидающих перед вратами чистилища:
Когда я, наконец, расстался с ними, Просившими, чтобы просил другой, Дабы скорей им сделаться святыми
CV7,25-271
Нино Висконти тоже просит Данте побудить его маленькую дочь Джованну помочь ему;
Скажи в том мире, за простором вод, Чтоб мне моя Джонамiга пособила Там, где невинных верный отклик ждет
(VUU 70-72).
Гордецы, которые прочли <Отче наш>, призывают живых на помощь, ибо сами, насколько это в их власти (и Данте, по-видимому, разделяет идею о взаимности заслуг), молятся за тех, кто на земле, и Данте присоединяется к их призыву:
И если там о нас печаль такая, Что здесь должны сказать и сделать те, В ком с добрым корнем воля есть благая, Чтоб эти души, в легкой чистоте, Смыв принесенные отсюда пятна, Могли подняться к звездной высоте?
Таким образом, бывают забытые в чистилище, равно как и получающие помощь. Сапия из Сьены, раскаявшаяся с большим запозданием, получила помощь от своего согражданина Пьера Петтинайо, члена третьего ордена
францисканского братства:
У края дней я, в скорбной тишине, Прибегла к Богу; но мой долг ужасный Еще на мне бы тяготел вполне, Когда б не вышло так, что сердцем ясный Пьер Петтинайо мне помог, творя, По доброте, молитвы о несчастной
(ХШ. 124-129).
Иногда душа чистилища просит Данте молить за нее не живых, но Бога. Так, в круге гневливых Марко Ломбардец взывает: <Я прошу, чтоб обо мне, взойдя, ты помолился> (XVI, 50-51). О той же помощи Божией просит для душ чистилища Стаций в пятом круге (XXI, 72).
Но разумеется, большего заступничества страдающие в чистилище, подобно завистникам во втором круге, добиваются у Девы и святых:
Приблизясь, я услышал зов к Марии: <Моли о нас!> Так призван был с мольбой И Михаил, и Петр, и все святые
(XIIL49-51).
шт Время чистилища
Путешествие Данте и Вергилия в чистилище продолжалось четыре дня в пасхальное время, время воскресения, победы над смертью, обещания спасения: один день, день Пасхи, - в преддверии чистилища; два дня, понедельник и вторник Пасхи, - на горе чистилища; четвертый, среда, - в земном раю. В течение всего путешествия Данте тщательно отмечает движение солнца, и звезд, светивших им в их циркулярном восхождении и символизировавших милость Божию, которая их сопровождала и вела к небу души чистилища.
Вся часть <Чистилище> наполнена указаниями на время. В <Аде> единственными указаниями времени были вехи путешествия Вергилия и Данте. В <Рае> время будет упразднено даже для короткого прохода Данте. Чистилище, напротив, - царство во времени1. Данте напоминает о ситуации времени чистилища в совокупности времен истории, максимальным пребыванием в чистилище является длительность, простирающаяся от смерти до goaieflHero судилища. Поэт обращается здесь к читателю:
1 См. интересную работу: L Blasucci
Читатель, да не будут смущ Твоей души благие помышленья Тем, как господь взимает долг с вины. Подумай не о тягости мученья, А о конце, о том, что крайний час Для худших мук - час грозного решенья
(X 106-Ш).
В этой гармоничной темпоральности время выступает как результат переплетения времени путешествия Данте со временем, переживаемым душами чистилища, оно выступает преимущественно как результат смешения различных времен этих душ, испытуемых между землей и небом, между земной жизнью и вечностью. Время ускоренное и время замедленное, возвратно-поступательное время от памяти живых к беспокойству умерших, время еще историческое, но уже вбираемое эсхатологией,
В самом чистилище длительность ритмизируется прогрессом душ. Чудеса отмечают артикуляцию времени людей в божественной вечности. Они подчеркивают единственные события, которые могут происходить в чистилище.
Когда Вергилий и Данте были в пятом круге, круге корыстолюбцев, вот как затрепетала гора;
Мы от него немало отошли И, напрягая силы до предела, Спешили по дороге, как могли. И вдруг гора, как будто пясть хотела, Затрепетала; стужа обдала Мне, словно перед каэнию, все тело (XX> 124-129),
И однако, удивительная вещь - тут раздаются лику
ющие песнопения: >
Раздался крик по всем уступам склона, Такой, что, обратясь, мой проводник Сказал: <Тебе твой спутник оборона>. - был тот крик...