– Все, что было до тебя, тебя не касается, – сказала она Рите.
И Рита выбросила поясок, стараясь о нем позабыть навсегда.
Время шло, и один день был похож на другой.
Стены дома, что строился напротив, достигли уровня Ритиного окна. Глубокий кирпичный колодец навсегда исчез, и подъемная стрела над ним уже не казалась таким гигантским журавлем, как прежде.
Чтобы совершенно не зависеть от соседей, Игорь добился, чтобы у них в комнате установили отдельный телефон. Рита могла теперь разговаривать, удобно устроившись на тахте. Как только аппарат включили, Рита позвонила матери. Софья Антоновна поздравила дочь с новым удобством.
– Ты живешь как королева, – сказала она.
Рита позвонила в сберегательную кассу, сказала Марии Львовне, что у нее теперь есть телефон, и передала всем привет. Мария Львовна поблагодарила и спросила Риту, как она живет. Рита сказала: «Хорошо». Больше говорить было не о чем. Рита сидела и думала о том, что в сберкассе скоро кончается служебный день, все поглядывают на часы и работают, как всегда в последние минуты, торопливей обычного. Она вспомнила, как искала когда‑то пропавшие рубль тридцать семь копеек, и ей показалось, что время это было необыкновенно интересным.
Положив руку на трубку, Рита задумалась: кому бы еще позвонить? У Лиды Дрожкиной, которую она не видела, кажется, уже целую вечность, телефона не было, а номера старых школьных друзей она давно позабыла… Да и о чем говорить?! Рита вздохнула и набрала восьмерку – проверить настенные часы, хотя отлично знала: Игорь их всегда ставил на пять минут вперед.
И вдруг ей захотелось позвонить Саше Ступальских. Его‑то номер телефона она не забыла. В каком‑то странном волнении Рита еще несколько минут раздумывала. Ведь с кем больше всего она боялась увидеться после замужества – это с Сашей. Казалось, повстречай она его на улице, она бросилась бы бежать прочь. Она ни в чем не была виновата перед Сашей, и все‑таки у нее было такое чувство, словно она в чем‑то его низко обманула. Это было много времени тому назад, а сейчас и Саша, конечно, успокоился, а может быть, и позабыл о ней.
Рита сняла трубку и решительно набрала номер. Ответили сразу. Она узнала голос Сашиной матери. Его не было дома, и Рита почувствовала облегчение. Хорошо, что его не было… В самом деле, зачем она ему стала звонить?.. Рита хотела сразу нажать рычаг, но потом решила, что выйдет неловкость – мать Саши могла узнать ее голос, – и попросила передать, что звонила Рита.
– Я передам, – сказала Сашина мать, вешая трубку. И Рита почувствовала в тоне ее безразличие, которого прежде не бывало.
Повесив трубку, Рита больше не трогала телефон и в каком‑то забытьи сидела на тахте, поджав ноги и положив кулачок под горячую щеку. И вдруг телефон зазвонил. Зазвонил так резко и неожиданно, что она вздрогнула и не сразу сообразила, что происходит.
– Алло! – сказала Рита, торопливо подняв трубку.
– Рит, это ты?! Здравствуй…
– Са‑аша?..
– Он. Ты звонила мне. В чем дело?
У Риты внезапно подкатил к горлу какой‑то комок. Она не знала, что ответить, но Саша сам пришел ей на помощь.
– Я узнал твой телефон у Софьи Антоновны… – быстро заговорил он. – Сказал, что ты звонила мне… Как ты живешь, Рит?.. Тебе что‑нибудь нужно?
– Нет, – ответила Рита. – Я просто так. Я хотела знать, что у тебя нового?
Кажется, он был чем‑то разочарован. Чуть помолчал и потом сказал, подумав:
– Что же, все по‑прежнему. Сейчас пришел с завода и скоро бегу опять.
– Значит, занят все время?
– Да как тебе сказать…
Казалось, он чего‑то ждет от нее. Но она молчала. Тогда Саша продолжал:
– Честно говоря, Рит, дохнуть некогда… Ну, а ты расскажи о себе. Работаешь?
– Нет. Бросила…
– Вот как, значит… – он не закончил, наверное не зная, что сказать.
– Так и живу, – договорила за него Рита.
Наступила пауза. Саша, видно, не хотел расспрашивать Риту о ее муже, и она почему‑то была ему за это благодарна. Потом он спросил:
– Бываешь где‑нибудь?
– Бываю, – торопливо ответила Рита, обрадовавшись возникшей для разговора теме.
Саша поинтересовался, видела ли она новый спектакль в том театре на Невском, который они раньше вместе посещали по контрамаркам. Рита ответила, что видела, и спектакль ей показался пустым.
– Этого мало! – обрадовался Саша. – Просто собачья чепуха, и притом глупая.
И он принялся так забавно разносить постановку, что Рита только весело смеялась, согласно кивая головой и поддакивая ему.
Покончив со спектаклем, они принялись за прежних друзей. Оказалось, Саша некоторых встречает и знает о них почти все.
В самом разгаре, их беседы, отворив своим ключом дверь, вошел Игорь. Рита отчего‑то очень смутилась и стала отвечать Саше короткими: «Да, да… конечно…» Игорь медленно снял пальто, причесал волосы и, повернувшись к Рите, негромко спросил:
– Ну, скоро это кончится?
Саша Ступальских, наверное, забыл, что он торопился, и, кажется, готов был разговаривать с Ритой сколько угодно. Но и он, видно, почувствовал неладное:
– Тебе неудобно говорить? – спросил он.
– Да, – коротко ответила Рита.
– Я позвоню тебе в другой раз.
– Хорошо, – сказала Рита и повесила трубку.
– Кто это? – спросил Игорь.
Он не слышал имени, и Рита могла сказать, что разговаривала с Лидой Дрожкиной. Но она решила – ни к чему скрывать.
– Мой старый товарищ. Саша Ступальских. Теперь он работает на заводе.
– Так вот почему у тебя все время был занят телефон. Я звонил два раза.
– Я еще говорила с мамой.
Игорь пристально рассматривал ее, будто видел в первый раз.
– Смотри. Если я что‑нибудь узнаю… – сказал он, и в глазах его мелькнул злой огонек.
Рита густо покраснела. Какое он имел право!.. Впервые ей захотелось наговорить Игорю дерзостей. Но она сдержалась и только, отвернувшись к окну, украдкой вытерла слезу.
Как‑то на кухне Лия Петровна, которую Рита жалела – ведь у нее совершенно не было времени для себя, спросила Риту, знает ли она книжку о Насте Ковшевой.
– Мы с Александром Львовичем вчера до полуночи вслух читали… Не оторваться. Знаете, очень жизненная…
Рита не знала книги о Насте Ковшевой.
– Это новая, про что?..
– Она агроном, почти девочка, а приехала на такое трудное дело… В общем, о том, о чем сейчас все говорят… О новом в деревне.
«И это все?» – подумалось Рите. Про себя она очень удивилась, что у Лии Петровны с ее угрюмым Александром Львовичем есть время вместе читать книги.
Она ничего не сказала ни соседке, ни Игорю, но через несколько дней, захватив свой новенький паспорт, направилась в районную библиотеку за книгой, которую ей назвала Лия Петровна. Библиотекарша, худенькая женщина с полуседой косой вокруг головы, заполняя формуляр, спросила:
– Где работаете?
– Я не работаю, – ответила Рита.
– Учитесь?
– Нет, не учусь.
Библиотекарша подняла голову и, будто не поняв, что ей говорят, удивленно взглянула на Риту.
– Я жена, – поспешно бросила Рита и сразу поняла, что сказала глупо. За спиной она почувствовала движение в очереди. Кажется, на губах у библиотекарши мелькнула едва заметная улыбка. Она наклонила голову и быстро написала: «Домохозяйка».
– Что вам?
Рита назвала книгу.
– Нету, – сказала библиотекарша и пояснила: – Семь экземпляров на руках… Может быть, что‑нибудь из этих? – Она указала на стопку книг возле барьера. Рита взяла первую попавшуюся, расписалась и, ни на кого не глядя, заспешила к выходу.
Прижимая книгу, она торопливо шла по проспекту, не замечая даже тех, кто на нее засматривался. Моросил дождь, долгий, невидимый и упорный, каким славится Ленинград. Брызги от пробегавших вблизи троллейбусов летели на чулки Рите. Промокшие люди торопились укрыться в домах. На перекрестке, когда она выжидала момент, чтобы перейти улицу, кто‑то крикнул сзади:
– Ри‑ит!
Она обернулась. Это был Саша Ступальских. Лавируя меж машинами, он бежал к ней, приветственно размахивая своей туго набитой сумкой.
Рита обрадовалась неожиданной встрече. Сорвала перчатку, поздоровалась.
Он подал ей руку, не отрывая взгляда от ее лица и растерянно улыбаясь.
– Что же ты не звонишь? – спросила Рита.
– Да знаешь, так как‑то… – пробормотал Саша, думая о чем‑то совсем ином, и вдруг сказал: – Какая ты стала красивая, Рит!
Ей часто говорили, что она красивая, и она привыкла к этому, как привыкают к похвалам избалованные ими люди, но признание старого друга заставило ее вспыхнуть.
– Иду из библиотеки, – сказала она.
Саша взял ее книгу, взглянул на обложку и отдал:
– Читал, года три назад… Ничего…
Пока он смотрел на книгу, Рита успела его разглядеть… Стал он не только взрослей, но будто и больше. Исчез легкий пушок над верхней губой, и там, чуть заметно, пробивались сбритые усики. Одет Саша был в черное пальто и новенькую щеголеватую кепку, не без шика чуть сдвинутую набок. В руке он держал все ту же отцовскую полевую сумку, набитую чем‑то очень тяжелым.
– Ты куда сейчас? – спросила Рита.
– Бегу. Я ведь теперь на заочном… Здесь, на Петроградской… Разве я тебе не говорил?
– Нет. И работаешь?
– Ну конечно… – Он отчего‑то засмеялся, потом спросил: – Ну, а ты?
– Живу, ничего, – кивнула головой Рита.
Он, кажется, хотел что‑то спросить еще, но, как показалось Рите, смолк и в нерешительности стоял и разглядывал ее замысловатые полусапожки. А Рита смотрела на знакомую сумку и вспоминала, как весело болтали они с Сашей по вечерам, когда он приходил к ней домой. Казалось, это было давно, много лет назад. И, как бы угадав ее мысли, Саша спросил:
– Сколько мы не виделись? – И сам торопливо ответил: – Давно…
Шел дождь, а они, не обращая внимания на него, стояли на углу, и, казалось, оба никуда не торопились.
Прощаясь, Саша опять отчего‑то посмотрел на Ритины полусапожки, потом, будто виновато улыбаясь, пожал ее руку своей, уже ставшей влажной от дождя, и… – впрочем, может быть, это только показалось Рите – взглянул ей в глаза, словно не радовался благополучию ее, а за что‑то жалел.
Вечером Рита сказала Игорю:
– Может быть, мне работать пойти?
Он не понял.
– Разве тебе чего‑нибудь не хватает? Кажется, я достаточно зарабатываю и у тебя все есть.
– Нет, но просто как‑то странно… Я молодая, училась…
Игорь рассмеялся.
– Женщина всегда недовольна тем, что она имеет. Многие завидуют тебе и рады бы с тобой обменяться… Я композитор и могу себе доставить такую редкую у нас роскошь, чтобы моя жена не работала.
Но она уже не очень‑то верила в его музыкальный талант. Он редко сочинял музыку и никогда не говорил о ней с любовью. Рита давно заметила: когда он узнавал об успехе какого‑либо композитора, он ничего не говорил о музыке, а только интересовался суммой, которую автор получит за свою работу. Он брал карандаш и бумагу и подсчитывал какие‑то непонятные Рите сборы и проценты, а окончив счеты, говорил завистливо:
– Да, он получит не меньше, чем…
Разговор о работе забылся, а вскоре случилось – днем Рита почувствовала себя плохо. Ее стало поташнивать. Она не обратила внимания, полежала немного на тахте – и все прошло. Но на следующий день дурное самочувствие повторилось. По секрету от Игоря сходила к Лии Петровне и посоветовалась. Кажется, сомнения не могло быть.
– Я вас поздравляю, Рита, – сказала Лия Петровна.
Выбрав удобную минуту, Рита решила открыться Игорю.
– Я, кажется, буду матерью… Ты рад? – спросила она тихо.
Игорь бросил бумагу, на которой что‑то писал, подошел к Рите и мягко взял ее за руку.
– И это давно? – спросил он.
– Вчера я почувствовала себя плохо.
– Может быть, ты ошибаешься…
– Нет. Мне сказали, – наверное, это так.
– Значит, только вчера… – Он немного задумался. – Ну это еще пустяки. Это еще легко поправить.
Рита вздрогнула от неожиданности.
– Значит, ты не хочешь?
– Кто тебе сказал, что не хочу, – пожал плечами Игорь. – Просто я опытней тебя и знаю, что все должно быть вовремя.
Рита молчала, присев на край тахты и пристально рассматривая рисунок ее обивки.
– Ты только подумай трезво, – продолжал Игорь, – у нас еще ничего нет… Одна комната… Знаешь, какие потребуются расходы?
– Я не знаю, – еле слышно проговорила Рита.
– О, огромные!.. Да и не только в этом дело… Надо сперва завести все, что нужно самим… Вот устроим нашу жизнь как следует, тогда другое дело…
– Все говорят: это счастье, – сказала Рита.
Он сжал ее руку:
– Это тебе, наверное, соседи на мозги капают… Говорил, держись подальше. Людям обидно, что мы прилично и спокойно живем. Им завидно, что ты такая молодая и красивая…
Игорь стал нежно гладить ее по волосам, осторожно, как это делал в минуты нежных признаний, поцеловал в шею.
– Мы успеем еще… Я тебе говорю, все успеем… Ну, не слушай никого, дурочка ты моя красивая… Ну, согласись.
И Рита согласилась.
Прожили зиму.
В доме напротив с осени поселились жильцы. По вечерам широкие двойные окна здания светились зелеными и желтыми квадратами.
На занавесках расплывались оранжевые пятна абажуров и мелькали тени людей, – шла жизнь.
Рита, прибирая со стола, разбила селедочницу из баварского сервиза. Игорь наклонился, поднял черепки и, прикидывая, как бы склеить селедочницу, сказал, вздохнув:
– Вот что значит куплено не на свои деньги.
Рита и без того была расстроена так, что готова была заплакать, а он не обращал на нее внимания и все сокрушался тому, что неполный сервиз не имеет ценности, и сожаление по поводу разбитой посуды сменилось у Риты обидой, – кажется, баварская селедочница ему дороже ее, Риты. Она вспыхнула и сказала:
– Если хочешь, я тебе куплю две такие.
Игорь рассмеялся:
– На какие деньги? На мои?
Это уже было нестерпимо. Слезы навернулись на глазах Риты.
– Ах, вот как! – воскликнула Рита и, схватив пальто, выбежала из комнаты, так и оставив Игоря с черепками в руках.
На улице она думала: «Нет, так дальше нельзя жить!.. Во что я превратилась?..» Ей хотелось бежать к Лиде, к Саше Ступальских, – они бы поняли ее. Но было почему‑то стыдно, и, остыв, Рита ни к ним, ни к матери, которая все равно бы ее не поняла, не пошла. Походив по городу, она заглянула в сберегательную кассу, где и Мария Львовна и все остальные приняли ее приветливо. Риту расспрашивали о жизни, и она ни слова не сказала о том, что жизнь ей становится в тягость.
На ее месте сидела худенькая девушка с темной кудрявой шапочкой волос на голове. Рита взглянула на девушку, и ей стало жаль, что за столиком под плакатом с владельцем «москвича» сидит другая.
Шли часы, а она не спешила домой. Какая‑то решительность возникла в ней. «Не пойду, не пойду… – твердила она себе, – пусть злится, пусть узнает…» Она позвонила матери, и Софья Антоновна сообщила, что Игорь разыскивает ее. «Хорошо, – сказала Рита, – пусть ищет».
На Петроградскую сторону она вернулась только вечером. Игорь ничего не сказал ей, хотя Рита видела – злится на нее. Но она выдержала характер и молчала до тех пор, пока он с ней не заговорил сам. Потом все как будто бы забылось.
Случилось так, что она больше года не виделась со своей некогда неразлучной подругой Лидой Дрожкиной. В последний раз она заходила к Рите уже после своей свадьбы, которая была, видимо, такой скромной, что на нее не решились позвать Риту с Игорем. Потом Рита узнала, что у Лиды родился мальчик, но так до сих пор и не видела его.
И вот она встретила Лиду.
Это было в зимний день, когда, откуда ни возьмись, явилась оттепель и с крыш капало, а под ногами был мокрый лед. Лида куда‑то спешила по другой стороне улицы. Скользя и рискуя упасть, Рита перебежала улицу и, догнав подругу, коснулась ее плеча. Лида обернулась и радостно ахнула.
Кажется, они обе были одинаково рады встрече. Рита нашла Лиду немного похудевшей. Она стала расспрашивать о Лидином сыне, о том, как они живут и что у них нового. Выходило, что нового у Лиды ничего нет: сын рос, мама по‑прежнему недомогала, муж много занимался, и ей, Лиде, доставалось довольно всяких дел… О себе Рита рассказывать не стала. Лида заметила, что она хорошо выглядит и будто сделалась старше. Да и Лида, хоть прошло и немного времени, стала совсем какой‑то иной – словно более задумчивой и спокойной, чем прежде.
Потом они принялись поочередно звать друг друга к себе. И хотя обе повторяли приглашения очень настойчиво, за любезными фразами чувствовалась отчужденность, которой прежде между ними никогда не было.
Стали прощаться. И тут Рите опять показалось, что Лида, как тогда на проспекте Саша Ступальских, смотрит на нее так, словно за что‑то жалеет Риту.
Когда Лида ушла, Рита невольно даже оглядела себя. Нет, уж если жалеть, то, конечно, не ее.
Рита постаралась забыть об этой случайной встрече. Видимо, со школьной дружбой было покончено, – они стали другими. И все же этот странный взгляд прежней подруги не выходил из головы Риты и не давал ей покоя.
А может быть, Игорь был прав, – ей завидуют?! И Лида тоже не исключение, и она женщина, и ей хочется хорошо одеваться и весело жить. Но зачем же эти взгляды, будто тяжело живется не ей, а Рите?! Зачем Лида на нее так смотрела?
Рита до того утвердилась в мысли, что Лида завидует ей, что для того, чтобы успокоиться, решила проверить свои чувства. Она задумала маленькую месть. Пусть не только Лида, но и ее мать увидит, кому из них больше повезло в жизни. Пусть открыто признают Ритину удачу.
К весне наконец появилась давно обещанная Игорем мутоновая шубка. Это была удивительная шубка. Темно‑вишневого цвета, с круглым воротником. Она очень шла Рите.
Как только Рита накинула на себя шубку и глянула в зеркало, – она решила, что момент настал.
Рита знала часы, когда Лиду с мужем можно было застать дома. Именно в это время она решила пойти к ним. К посещению их Рита готовилась не торопясь, со всей тщательностью. Она выбрала самые хорошие туфли, кофточку, которая, по ее мнению, больше всего была ей к лицу. Старательно красила губы французской помадой, долго взбивала волосы и в конце концов осталась очень довольна собой.
В новой, переливающейся вишневыми волнами шубке, пахнущая дорогими духами так, что аромат их вдыхали все встречные, Рита неторопливо шла по улице своей немного ленивой походкой.
Был ослепительный день ранней весны, один из тех немногих дней у нас на севере, когда легкий мороз еще не дает ни раскиснуть льду, ни почернеть снегу, а вырвавшееся на простор солнце резко бьет в глаза, неоспоримо утверждая, что зима прожита и наступает прекраснейшее время года. В такие дни светло в комнатах, весело на улицах, легко на душе.
Прежде чем сесть в автобус, Рита зашла в магазин, чтобы купить шоколадку для маленького сына Лиды. Поразмыслив, она остановилась на самой дорогой плитке. Рита знала, Игорь никогда не одобрил бы подобного расточительства, но пусть… Она шла и на это, лишь бы увидели, как ей живется.
Лида с мужем жили у ее матери, Анастасии Федоровны, неподалеку от школы, где они учились десять лет. Проходя мимо школьного здания, Рита припомнила, сколько раз они по диагонали, чтобы побыстрей, перебегали улицу весной или осенью на большой перемене и успевали, обжигаясь, проглотить дома у Лиды несколько оладий, которыми их угощала Анастасия Федоровна.
С каким‑то смешанным чувством Рита вошла во двор, в котором, казалось, помнила каждый камень. Она поднималась по лестнице с ломаными железными перилами. Сколько раз они с Лидой сбегали по этой лестнице, размахивая портфельчиками и шумя так, что в квартирах отворялись двери и на лестницу испуганно выглядывали старухи и кричали на них. Вот и знакомый старенький звонок. Крышки на нем по‑прежнему нет, как не было и в те годы. Рита нажала позеленевшие медные пластинки. Раз, другой… Блеснули синие искорки. Никто не шел. Неужели нет дома?.. Она прислушалась. Тишина… Рита нажала еще и еще раз… И вдруг послышались шаги. Прогромыхал засов, и дверь, скрипнув, отворилась. За нею стояла Лида с ребенком на руках.
– Ты?! – вскричала она удивленно, не сразу узнав подругу. – Ой, заходи, заходи!..
Ничто не изменилось в Лидиной комнате. Те же тюлевые занавески и разросшиеся цветы на окнах. Тот же абажур и венские стулья, сдвинутые к столу… Нет, в комнате стало тесней. Ну да: ширма отгораживает кровать от оттоманки, где прежде спала Лида. У стены приткнулся письменный стол, на нем книги, – их много. Еще детская коляска, такая яркая и сверкающая среди старых вещей. На полу и на столе разбросаны игрушки… Остальное все по‑прежнему.
– Раздевайся, садись, – сказала Лида, торопливо убирая игрушки со стола. – Сейчас Дима придет.
– Спасибо. Я на минуту, по пути. Ты ведь не заходишь.
Рита ожидала, что Лида начнет осматривать ее, спрашивать, где она достала шубку и сколько такая стоит. Но Лида словно не замечала внешних перемен в подруге. Свободной рукой – другой она держала сына – Лида поправляла на диване подушки и задвигала ящики шифоньера.
Рита присела за стол, прикрытый той самой клеенкой, на которой еще голубело пятно от чернил, пролитых, когда они вместе с Лидой, кажется еще в седьмом классе, делали уроки.
– Да сними же ты шубу!
Рита пожалела, что дома не было Лидиного мужа. Но – что было делать? – она поднялась, чтобы скинуть шубку. И в этот момент вошла Анастасия Федоровна.
– Боже мой, Рита! – воскликнула она. – Какая ты стала, а ну покажись.
Она принялась вертеть Риту, разглядывая ее шубку, туфли, сумочку, словно они были надеты на манекене.
– Дама, ну настоящая дама!.. Хоть куда, – с искренней наивностью продолжала восхищаться Анастасия Федоровна.
Рита скинула шубку и осталась в очень красивой, тонкой вязки трикотажной кофточке. Она видела, как все, что было на ней, нравится Анастасии Федоровне. Не было сомнений, то же переживала и Лида, только скрывала про себя.
Все уселись. Ребенок перешел на руки к бабушке и принялся с отчаянным восторгом колотить по столу красным, как спелый помидор, пластмассовым мишкой.
– Ну, рассказывай, рассказывай… Как ты живешь? – торопила Анастасия Федоровна. Попутно она старалась утихомирить внука: – Да тише ты, соловей‑разбойник…
– Живу хорошо, – сказала Рита.
Когда Рита шла сюда, она собиралась рассказать многое. Ей хотелось, чтобы все знали, как уважают повсюду ее мужа. Как он заботится о ней. Как она провела прошлое лето в Зеленогорске, где они снимали комнату у моря. Она хотела рассказать о тех, с кем она знакома, и где бывает, об известном эстрадном актере и еще о многом… Но сейчас вдруг ей показалось, что ни Лиде, ни ее матери до всего этого нет никакого дела, и она только повторила:
– Хорошо живу.
– Видно, – кивнула головой Анастасия Федоровна. – Ну и слава богу. – Она вздохнула и принялась подбрасывать на руках начавшего было кукситься внука. – У тебя‑то нет еще такого? – спросила она.
– Нет.
– Что же, или некогда?
Что могла ответить Рита? Нельзя было здесь говорить, что, по мнению Игоря, им еще рано.
Послышался звонок.
– Димка. Это он! – воскликнула Лида. И выбежала из комнаты.
– По звонку узнает, – пояснила Анастасия Федоровна. – Как дома, так один другого дождаться не могут. Тот, Димитрий‑то… Лида задержится где – ему на месте не сидится, все по комнате ходит, в окно заглядывает и ругает ее, ругает… А как она придет – и просияет, и пальто снимает, и посадить не знает куда… Ну, да дело молодое. У вас, поди, тоже так?
Рита молча кивнула. Между тем молодожены задерживались в коридоре. Рита была убеждена, говорят о ней. Но она ошиблась. Они вошли, шумно продолжая начатый, видно, еще при входе в квартиру разговор. Давно Рита не видела такой оживленной подругу.
– Неужели ты так и сказал? – восклицала она.
– Так именно, что я хочу полной свободы… И буду действовать сам, и за все отвечаю, чтобы дали хотя бы год, а потом спрашивали. Пусть посылают…
– И они согласились?.. – начала было Лида. Она подняла руки и, как это делала еще в школе, когда что‑нибудь переживала, сжала кулаками вспыхнувшие щеки. Потом спохватилась: – Это Рита. Узнаешь, конечно?
– Ну, разумеется. Здравствуйте, Рита.
Он бросил на стол до предела набитый портфель, сорвал с себя шляпу, успел погладить по голове малыша и, отчего‑то осмотрев свою руку, протянул ее Рите.
Он был таким же нескладным, угловатым в движениях. Но тут, у себя дома, вовсе не выглядел ни стеснительным, ни растерянным.
Он быстро протер очки, вынул из кармана какую‑то отпечатанную на машинке бумагу, расправив ее, положил на стол и ударил по ней ладонью:
– Вот. Теперь все… – Потом повернулся и просто, по‑мальчишески жалобно сказал Лиде: – Есть хочу – ужас…
Все заторопились. Лида принялась быстро ставить тарелки на стол, резать хлеб, потом вытащила селедку, приготовленную с луком. Усадив внука в коляску, Анастасия Федоровна сходила на кухню и принесла большую зеленую кастрюлю с супом.
– Ты обедаешь с нами, – заявила Лида, обращаясь к подруге.
– Да я… – начала было Рита, но Лида решительно возразила:
– «И не разговаривать!» – помнишь, как твоя мама всегда говорила?
– Вне сомнений, – заявил ее муж. – Тем более по поводу событий…
Он подошел к своему толстому портфелю и, вытащив оттуда бутылку портвейна, поставил ее на стол.
– Денег некуда девать, – покачала головой Анастасия Федоровна. Однако так добродушно, что, казалось, она скорей одобряет, чем порицает поступок зятя.
Поставили стаканчики и рюмки, все разные. Потом понадобился штопор. Стали искать, но штопора в доме не оказалось. Лида сбегала к соседям и принесла какое‑то сложное никелированное приспособление, с которым востоковед неловко и долго возился, прежде чем открыл бутылку.
Вдруг Рита вспомнила о шоколаде. Она раскрыла свою большую сумку и торопливо вынула из нее плитку.
– Я забыла совсем. Вот же… Я принесла маленькому.
Она торопливо сняла оберточную бумагу. Золотом сверкнул якорь на белой этикетке.
– Спасибо, – сказала Лида. – Знаешь, он не ест.
– Ну, ничего, – Рита положила плитку перед ребенком.
– Поехали, товарищи! – заявил Димитрий и, первый опрокинув рюмку, принялся есть.
Рита тоже отпила портвейна. Суп ей показался таким вкусным, как казалось в детстве все, что она ела не у себя дома.
Востоковед справился с тарелкой супа, Лида налила ему вторую. Он засмеялся и сказал:
– Самое удивительное: «милейший человек» поддержал меня!
– Да ну? Откуда у него хватило решительности?! – воскликнула Лида и, опять спохватившись, обратилась к Рите: – Понимаешь, это у них так одного профессора называют… Ну, а Толечка Колокольчиков, как он?
– О! – Димитрий чуть не поперхнулся. – Толечка произнес зажигательную речь. Он сказал, что довольно уже диссертаций, от которых гнутся полки, и что пыль на них напоминает ему плесень на хлебе, который зачерствел до камня.
– Замечательно! – продолжала Лида, снова схватившись кулачками за щеки. – Ты прости, Рита, у нас тут новости: я потом тебе расскажу.
– Ничего, пожалуйста! – Рита во все глаза смотрела и на Лиду и на ее мужа.
– Но всех убил Брук, – рассказывал Димитрий, покончив со второй тарелкой. – Согласился в экспедицию помощником Воробьева на три года.
– И не отбрыкивался? – ахнула Лида.
– Нет, сказал: «Ну, раз надо…»
– Это с его‑то теплой квартирой и мечтой о кафедре… Бедненький!
Рита недоумевала. Лида поразила ее. В самом деле, неужели это было так интересно, что какой‑то Брук бросал квартиру и уезжал в экспедицию?! Рита изо всех сил старалась понять свою, некогда такую близкую школьную подругу и чувствовала, что понять ее не в силах.
– Ну, довольно об этом, – сказал Димитрий и, повернувшись к Рите, внезапно спросил: – Вы все там живете?
– Там же.
– Муж ваш…
Неизвестно, что он хотел спросить, но Рите сейчас не хотелось ничего говорить об Игоре.
– Хорошо, – мотнула она головой.
Наступила неловкая пауза.
«Хоть бы маленький заплакал!» – почему‑то подумала Рита. Но тот, увлеченный уничтожением шоколадной обертки, плакать не собирался.
Анастасия Федоровна собрала посуду и вышла на кухню.
– Наших никого не встречала? – спросила Лида.
– Нет.
– Про Сашку Ступальских слышала, конечно?
– Что? – Рита тревожно насторожилась.
– Как же? – Лида на нее удивленно посмотрела. – В газетах писали. В Чехословакию с делегацией ездил. Он очень выдвинулся на заводе.
– Я знаю, – кивнула Рита. Она говорила неправду. Уже полгода она ничего не слышала о Саше.
И опять все замолчали, потом Лида сказала:
– Понимаешь, в чем дело?.. Ты извини, Рита. Мы сегодня такие потому, что Дима получил назначение, которое хотел, и скоро уезжает.
– В Москву? – почему‑то спросила Рита.
– Нет. В Якутск… Там новое дело – институт, и у него будет самостоятельная работа.
Рита припомнила: Якутск… Это где‑то в Сибири, в самом конце карты, где нет и железной дороги.