Возможно, все между нами и было случайностью.
Ошибкой.
Возможно, наши пути никогда не должны были пересечься.
Наверное, он должен был стать для меня уроком жизни, а не постоянной ее частью.
Но все же… то, как он целовал меня…
Наш поцелуй — это словно рай и ад, схлестнувшиеся в споре. Все, чем мы делились друг с другом, было правильным и неправильным одновременно. Мы целовались так, словно совершали самую большую ошибку, принимая при этом самое верное решение. Его губы заставляли меня парить в вышине, но каким-то образом удерживали на земле. Его дыхание заставляло мое сердце биться быстрее, когда оно было готово остановиться совсем.
Наша любовь — это все самое хорошее и все самое плохое, заключенное в одном поцелуе.
В глубине души я понимала, что, должно быть, пожалею об этом, но его теплые губы растапливали холодный покров моей души, а сам он словно оставлял на мне свою метку.
Я никогда не буду сожалеть о том, что встретила его, обнимала его, пусть даже те несколько секунд — это все, что нам было отпущено.
Спасибо ему за те несколько коротких мгновений, которые навсегда стали самыми дорогими в жизни.
Именно он, едва его губы коснулись моих, подарил ощущение единения наших душ.
Именно он — тот человек, с кем я каждую ночь мечтаю быть рядом.
Для меня всегда будет существовать только он.
Иногда, когда ваше сердце жаждет объемного романа, жизнь дает всего лишь новеллу, а когда вам хочется вечности — дает лишь несколько секунд настоящего.
Поэтому все, что я могла сделать — все, что вообще здесь возможно сделать — это дорожить каждым из подаренных нам мгновений.
В тот вечер, вернувшись домой, мы не обмолвились о произошедшем ни словом.
И всю неделю тоже.
Я полностью сосредоточилась на Тэлон. Грэм работал над своим романом. Думаю, мы оба ждали подходящего момента, чтобы поговорить об этом, но время — хитрая штука. Оно никогда не бывает подходящим. Иногда кто-то просто должен сделать шаг и надеяться на то, что под ногой окажется не пропасть, а твердая земля.
К счастью, в один из теплых субботних дней на этот шаг решился Грэм.
— Это было здорово, правда? — спросил он.
Я была в детской и меняла подгузник Тэлон. Услышав слова Грэма, я удивленно повернулась и увидела, что он стоит в дверях и смотрит на меня.
— Что было здорово? — спросила я, закрепляя липучку подгузника.
— Поцелуй. Как считаешь, это было хорошо?
Сердце замерло. Я взяла Тэлон на руки и, прочистив горло, ответила:
— Да, было хорошо. Это было потрясающе.
Он кивнул и подошел ближе. С каждым его шагом мое сердце все больше сжималось от предвкушения.
— А еще? Что еще ты можешь сказать?
— Честно? — прошептала я.
— Честно.
— Я думала, что раньше уже была влюблена. Я думала, что знаю, что такое любовь. Я думала, мне известны все ее повороты и острые углы. Но потом я поцеловала тебя.
— И что же?
Я с трудом сглотнула.
— И поняла: первая и единственная причина того, что мое сердце бьется быстрее, — это ты.
Грэм внимательно смотрел на меня.
— НО?.. — нерешительно приблизившись, спросил он. Сунув руки в карманы, Грэм прикусил нижнюю губу, а потом сказал: — Я знаю, что есть «но». Это читается в твоих глазах.
— Но… она моя сестра.
Он понимающе кивнул и поморщился.
— Джейн.
Я кивнула.
— Лира.
— Значит, ты считаешь, что никогда? Ты и я? — Он задал этот вопрос, а в глазах его была такая боль, что сердце мое готово было разорваться.
— Думаю, у окружающих найдется много чего сказать по этому поводу. Это беспокоит меня больше всего.
Он придвинулся еще ближе, чем раньше. Настолько близко, что мог бы снова поцеловать меня.
— И с каких пор нас волнует мнение окружающих, моя чудачка-хиппи?
Я покраснела, а он заправил выбившуюся прядь волос мне за ухо.
— Это будет непросто. Возможно, даже очень сложно, непонятно и ненормально, но я обещаю: если ты дашь мне шанс, если ты подаришь нам несколько мгновений, я сделаю так, что для тебя они станут самыми лучшими мгновениями в жизни. Скажи, что ты не против.
Жить надо здесь и сейчас. Мои губы сами собой приоткрылись.
— Я не против.
— Я хочу пригласить тебя на свидание. Завтра. Хочу, чтобы ты надела свой самый любимый наряд и позволила мне сводить тебя куда-нибудь.
Я рассмеялась.
— Ты уверен? Мой любимый наряд — это полоски и горошки на фоне всех цветов радуги.
— Ничего другого я и не ожидал. — Грэм улыбнулся.
Боже. Эта улыбка. Эта улыбка творила со мной невероятные вещи. Я положила Тэлон на пол, чтобы она могла ползать по комнате, а Грэм продолжил:
— И… Люсиль?
— Что?
— У тебя на щеке какашки.
Я подошла к зеркалу и с округлившимися от ужаса глазами схватила детские салфетки, чтобы вытереть лицо. При взгляде на тихо хихикающего Грэма мои щеки покраснели еще сильнее. Я скрестила на груди руки и прищурилась.
— Ты только что пригласил меня на свидание, хотя моя щека была в какашках?
Он без малейших колебаний кивнул.
— Конечно. Это всего лишь маленькая какашка. Она не отменяет того факта, что я влюблен в тебя и хочу пригласить на свидание.
— Что? Постой. Что? Повтори еще раз… — Мое сердце бешено забилось, голова пошла кругом.
— Что я хочу пригласить тебя на свидание?
— Нет. Перед этим.
— Что это всего лишь маленькая какашка?
Я замахала руками.
— Нет-нет. После этого. Та часть фразы о…
— О том, что я влюблен в тебя?
Вот опять. Сердце бешено колотится. Голова кружится.
— Ты влюблен в меня?
— Каждой частицей своего сердца.
Но, прежде чем я ответила, прежде чем с моих губ успело слететь хотя бы слово, мимо меня… прошла маленькая девочка.
Вытаращив глаза, мы с Грэмом уставились на его дочь.
— Неужели она… — начал он.
— Думаю, да… — ответила я.
Грэм подхватил Тэлон на руки, и я могла поклясться, что от его восторга даже стало светлее в доме.
— Она только что сделала свои первые шаги! — воскликнул он, кружа дочь в объятиях и покрывая поцелуями ее щечки, отчего малышка звонко смеялась. — Ты только что сделала свои первые шаги!
Мы оба чуть не прыгали от счастья, радуясь успеху Тэлон, которая просто не переставая хихикала и хлопала в ладоши. Остаток вечера мы провели, сидя на полу, пытаясь вынудить Тэлон сделать еще несколько шагов. Каждый раз, когда ей это удавалось, мы радовались так, словно она выиграла Олимпийское золото. Хотя в наших глазах она действительно была чемпионом.
Это был лучший вечер в моей жизни: на моих глазах любящий меня мужчина свободно и открыто выражал любовь к своей дочери. Когда Тэлон наконец уснула, мы с Грэмом отправились в его спальню, а потом просто лежали, крепко обнимая друг друга, пока сон не сморил нас.
— Люсиль? — прошептал он мне в затылок, когда я ближе прижалась к его теплому телу.
— Да?
— Не хочу, чтобы это оказалось правдой, но должен предостеречь тебя. Придет время, и ты разочаруешься во мне. Я не хочу этого, но мне кажется, когда люди любят, они со временем разочаровываются друг в друге.
— Да, — понимающе кивнула я. — Но я достаточно сильная, чтобы справиться с этим. Ведь может настать и такой день, когда ты разочаруешься во мне.
— Да. — Грэм зевнул и притянул меня ближе к себе. — Но почему-то я уверен, что в такие дни я буду любить тебя еще больше.
***
Следующим утром я все еще пребывала в эйфории от признания Грэма и успехов Тэлон. Это состояние покинуло меня ровно в тот момент, когда я приехала на работу. Мари сидела в своем кабинете «Садов Моне» и, переплетя пальцы, изучала бухгалтерские книги. Обычно она занималась бумажной стороной бизнеса, а я, так сказать, фасадом. Мари была знатоком своего дела, но едва войдя в тот день в офис, я почти физически ощутила напряжение, плотным облаком окружающее ее.
Я точно знаю, что сказала бы мама, увидев в этот момент свою малышку-дочь.
Моя Мари Джой снова все усложняет?
— Что такое? — спросила я, прислоняясь к дверному косяку.
Она взглянула на меня и, нахмурив брови, откинулась на спинку стула.
— Ты соизволила заговорить со мной впервые с тех пор…
— Как ты переехала к своему бывшему?
— К своему мужу, — поправила она.
Мы действительно не разговаривали с тех пор, как Паркер перевернул все с ног на голову, и Мари вернулась к нему. Я избегала любых разговоров на эту тему, потому что знала: сестра сделала свой выбор. У Мари такой характер: она вечно все усложняет, но если приняла решение, то уже не отступится. Я не могла ничего сказать ей, чтобы убедить уйти от чудовища, с которым она сейчас делила постель. Все, что я могла сделать, это терпеливо ждать того момента, когда придется склеивать осколки ее разбитого сердца… снова.
— Что это? — кивнула я в сторону стопки документов.
Она покачала головой.
— Ничего. Просто пыталась проверить расчеты.
— Это не «ничего». — Я подошла к столу и села напротив Мари. — У тебя такое выражение лица…
— Какое?
— Сама знаешь. Взволнованное.
— О чем ты? С чего бы это мне выглядеть взволнованной?
Я посмотрела на нее, взглядом давая понять, чтобы она и не пыталась отрицать свое беспокойство.
Мари вздохнула.
— Думаю, мы больше не можем держать в штате Крисси.
— Что?! Она лучшая. На самом деле, она круче нас двоих вместе взятых. Крисси нам просто необходима. Вообще-то я планировала обсудить с тобой повышение ее зарплаты.
— В том-то и дело, Люси. У нас нет возможности дать ей прибавку. Денег едва хватает, чтобы выплачивать ей зарплату. Поэтому я считаю, что будет лучше проститься с ней.
Я прищурила глаза, удивленная ее словами и уверенная, что авторство этой идеи принадлежит не ей.
— Это ты сама придумала или Паркер подсказал?
— Люси, я дипломированный специалист и не нуждаюсь ни в чьих подсказках. Это мое мнение.
— Крисси любит свою работу, — сказала я.
Мари слегка пожала плечами.
— Она мне тоже нравится, но бизнес есть бизнес. Ничего личного.
— Теперь ты говоришь, как Лира, — фыркнула я. — Ничего личного, просто бизнес. Бездушие.
— Она не бездушная, Люси. Просто вы никогда не старались понять друг друга.
Я приподняла брови, удивленная тем, что Мари заступается за Лиру.
— Мари, она бросила своего ребенка.
— Мы все совершаем ошибки.
— Да. — Я медленно кивнула, все еще пребывая в замешательстве. — Но ошибиться — это пролить молоко, пересушить в духовке пиццу, забыть про годовщину свадьбы. А уйти от новорожденного ребенка, который несколько недель провел в отделении интенсивной терапии? И даже не появиться, зная, что с ребенком уже все в порядке? Это не ошибка. Это выбор.
Она поморщилась.
— Мне кажется странным, что тебя это настолько заботит. Я имею в виду, что ты даже не была знакома с Грэмом, а с Лирой у вас, чего скрывать, были свои разногласия. Зачем же все усугублять? Это неразумно и неправильно.
— Ты тоже можешь познакомиться с ними поближе. Тэлон твоя племянница. Наша племянница. В следующие выходные мы устраиваем праздник по поводу ее первого дня рождения. Может, если бы ты пришла, то поменяла бы…
— Мы устраиваем праздник? Мы? Разве ты сама не замечаешь, насколько это странно? Люси, она тебе не дочь.
— Мне это известно. Я просто помогаю Грэму…
— Ты даже живешь у него!
— После того, как ты выставила меня за дверь!
Мари покачала головой.
— Я не выгоняла тебя и уж совершенно точно не подталкивала к переезду в его дом. Это выбор твоего сердца.
— Перестань, — сказала я. Внутри у меня все сжалось, голос затих.
Мари посмотрела на меня понимающим взглядом.
— Люси, я знаю, что ты влюблена в него.
Я сморгнула слезы, грозившие пролиться из глаз.
— Ты сама не знаешь, что говоришь. Ты ничего не понимаешь.
— Ты совершаешь ошибку. Они с Лирой были вместе. А она твоя сестра! — воскликнула Мари. — Я знаю, что ты живешь, как подсказывают тебе чувства, но это неправильно.
Чувствуя нарастающий гнев, я прикусила нижнюю губу.
— О, да! Ты ведь лучше всех в мире знаешь толк в настоящих отношениях.
— В отношениях? — пошипела она. — Люси, у тебя нет никаких отношений с Грэхемом Расселом. Знаю, это больно слышать, но, когда дело касается тебя, я превращаюсь в Лиру. Ты слишком похожа на маму. Ты чересчур свободна, но от избытка свободы можно задохнуться. Если ты вдруг решишь взяться за ум и осесть на одном месте, то только не с ним. Он не для твоей любви.
Я не знала, что делать. В груди нарастала жгучая боль. Приоткрыв рот, я попыталась заговорить, но не смогла произнести ни звука. Так и не придумав нужных слов, я просто развернулась и вышла.
Не тратя лишнего времени, я решила поискать спасения в природе и направилась к своей любимой дорожке для бега. Сделав глубокий вдох, я побежала.
Я бежала между деревьями, разрезая телом встречные потоки воздуха. Я бежала все быстрее и быстрее, пытаясь избавиться от боли и смятения в сердце.
С одной стороны, я ненавидела Мари за ее слова, а с другой — поражалась тому, насколько она была права. В своем воображении я уже нарисовала себе идиллическую картину, на которой мы с Грэмом вместе. С завидным эгоизмом я мечтала о том, как это будет, когда однажды мы поймем, что наша любовь навсегда. Самонадеянно я позволила себе поддаться чувствам.
Я была мечтателем, как и моя мать, и, хотя всегда гордилась этим фактом, постепенно начинала видеть ее недостатки. Она предпочитала витать в облаках, а не ходить по земле. Она предпочитала порхать, а не оставаться на одном месте. Она ко всему относилась легкомысленно и фактически жила в отрыве от реальности. В итоге, когда реальность решала напомнить о себе, мама неизменно оказывалась в одиночестве.
Именно это и пугало меня — быть одной.
Но больше всего меня пугала мысль о жизни без Грэма и Тэлон.
***
Когда я добралась до дома Грэма, у меня не хватило духа войти. Даже после пробежки в голове не прояснилось, поэтому я ушла на задний двор и села возле дерева Олли. Скрестив ноги, я сидела и смотрела на маленькое деревце, которому предстояло расти еще много лет. Сколько я здесь просидела? Секунды? Минуты? Часы?
Грэм вышел ко мне, когда солнце начало садиться. Одетый в идеально сидящий костюм, он выглядел божественно. А я чувствовала себя ужасно из-за того, что пропущу свидание с ним, но понимала, что эмоциональный срыв просто не позволит мне пойти. Мари вселила в меня чувство вины гораздо более сильное, чем я могла себе представить. Может, я была наивной касательно чувств, которые вызывал во мне Грэм… а может, просто глупой.
— Привет, — сказал он.
— Привет, — ответила я.
Он сел.
Внимательно посмотрел на меня.
А затем заговорил:
— Ты грустишь.
Я кивнула.
— Да.
— Ты сидишь здесь уже четыре часа.
— Знаю.
— Я хотел дать тебе возможность побыть одной.
— Спасибо.
Он кивнул.
— Хотя я думаю, что у тебя было достаточно времени. Ты можешь оставаться в одиночестве ровно до тех пор, пока не начнешь убеждать себя в том, что заслуживаешь этого. Поверь, я знаю. Но ты, Люси Хоуп Палмер, не заслуживаешь одиночества.
А дальше не было произнесено ни слова, но чувство единения наших душ было невероятно ясным и отчетливым.
Если бы только люди могли почувствовать, как бьются в унисон наши сердца, то они, возможно, не так сурово осуждали бы нашу близость.
— Какое ужасное первое свидание, — рассмеялась я, но в голосе слышалась нервная дрожь.
Сунув руку в карман пиджака, Грэм извлек из него пакетик лакрицы и протянул мне.
— Теперь лучше? — спросил он.
Вздохнув, я кивнула и надорвала упаковку.
— Лучше.
Находясь рядом с ним, я чувствовала, что так и должно быть. Ощущала, словно я дома.
В этом смысле я отличалась от мамы. Она всегда старалась незаметно исчезнуть, а мое сердце хотело оставаться рядом с Грэмом Расселом.
Впервые в жизни мне отчаянно хотелось ощутить под ногами твердую землю.
Глава 27
Грэм
— Ты должна позвонить ей, — сказал я Люси, бродящей туда-сюда по дому в попытке найти, чем бы отвлечься.
В течение последних нескольких месяцев они с Мари общались исключительно по работе, но было заметно, что пару дней назад они из-за чего-то сильно поссорились. Я видел, эта проблема гложет Люсиль изнутри, но она упорно избегала разговоров на эту тему.
— Все хорошо. У нас все в порядке, — ответила она.
— Лгунья.
Повернувшись ко мне, она приподняла бровь.
— Разве тебе не нужно заканчивать главу или что-то в этом роде?
Я улыбнулся ее дерзости.
Мне нравилась эта ее черта.
Мне нравились все ее черты.
— Я просто хотел сказать, что ты ведь скучаешь по ней.
— Нет, — сказала Люси, но прозвучавшие следом слова совершенно не соответствовали ее напускному безразличию. Прикусив нижнюю губу, она спросила: — Ты думаешь, она счастлива? Я так не считаю. Хотя… Не бери в голову. Я не хочу об этом говорить.
— Люсиль…
— Ведь он в прямом смысле бросил Мари в самый трудный период ее жизни. Разве так поступают? Но, как бы то ни было, это ее жизнь. Я больше не собираюсь это обсуждать.
— Ладно, — согласился я.
— Я хочу сказать, что он настоящее чудовище! И даже не привлекательное внешне! Я его просто ненавижу и злюсь на сестру за то, что она предпочла его мне… нам. А сегодня праздник по поводу дня рождения Тэлон, и Мари даже не придет на него! Я не могу поверить… О, черт! — воскликнула она, вбегая в кухню.
Последовав за Люси, я увидел, как она вытаскивает из духовки сильно подгоревший именинный шоколадный пирог Тэлон.
— Нет-нет-нет, — говорила она, пока ставила пирог на стол.
— Выдохни. — Я подошел сзади и положил руки ей на плечи.
В глазах Люси стояли слезы, и я рассмеялся.
— Это всего лишь пирог, Люсиль. Ничего страшного не произошло. Все в порядке.
— Нет, не в порядке! — сказала она, поворачиваясь ко мне лицом. — Мы с ней мечтали совершить путешествие по Европе. Мы начали копить на это деньги, когда она заболела — завели банку для негатива. Каждый раз, когда в голову лезли дурные мысли, связанные с ее болезнью, или страх брал верх над здравым смыслом, мы должны были бросить в банку монетку. Первая банка наполнилась всего за неделю, и нам пришлось завести вторую. Мари хотела ехать сразу же, как только наступила ремиссия, но я очень боялась. Боялась, что она недостаточно окрепла и путешествовать еще слишком рано, поэтому не выпускала ее из дома. Я держала ее взаперти, потому что не могла набраться смелости сесть вместе с ней в самолет. — Люси с трудом сглотнула. — А теперь она не разговаривает со мной, и я не разговариваю с ней. С ней… с моей лучшей подругой.
— Она скоро одумается.
— Я пригласила ее на сегодняшний праздник Тэлон. С этого и началась наша ссора.
— А в чем тут проблема?
— Она… — Голос Люси дрогнул. Мы стояли всего в нескольких сантиметрах друг от друга. Сделав глубокий вдох, она сказала: — Мари считает, что все это неправильно. Ты и я. И Тэлон. Она считает, что это странно.
— Странно — да. Но это не означает, что неправильно.
— Она сказала, что ты не для меня. Сказала, что ты не для моей любви.
Прежде чем я успел ответить, раздался звонок в дверь, и Люси отстранилась от меня, натянув на лицо фальшивую улыбку.
— Все в порядке. Правда. Я просто расстроилась из-за подгоревшего пирога. Пойду открою дверь.
Я остался в кухне и, внимательно осмотрев пирог, взял нож. Может, получится как-то спасти положение, соскоблив подгоревшую корочку. В этот день Люси нужна победа. Нужно то, что заставит ее улыбнуться.
— О, Боже! — послышалось из соседней комнаты. Голос Люси звучал испуганно, и, войдя в гостиную, я понял почему.
— Джейн, — пробормотал я, увидев ее, стоящую в дверях с плюшевым медведем в одной руке и подарком в другой. — Какого черта ты здесь делаешь?
Джейн приоткрыла рот, собираясь что-то сказать, но тут же перевела взгляд на Люси.
— Что ты здесь делаешь? — резко спросила она. — С какой стати ты здесь?
— Я… — начала Люси, но я видел, что в таком сильнейшем нервном потрясении она не в состоянии произнести ни слова.
— Джейн, что ты здесь делаешь? — повторил я свой вопрос.
— Я… — Она запнулась точно так же, как и Люси минуту назад. — Я хотела увидеть свою дочь.
— Твою дочь? — Меня потрясла ее наглость. Как она осмелилась войти в мой дом и произнести подобные слова?!
— Я… Мы можем поговорить, Грэм? — спросила Джейн. Затем быстро перевела взгляд на Люси и, прищурив глаза, добавила: — Наедине.
— Все, что ты собираешься сказать, можешь говорить в присутствии Люсиль, — ответил я.
И без того раненому сердцу Люси нанесен еще один удар.
— Нет, все в порядке. Я пойду. В любом случае, мне нужно съездить на работу в цветочный магазин. Я только возьму пальто.
Когда она проходила мимо меня, я легко коснулся ее руки и прошептал:
— Тебе не нужно уходить.
Она медленно кивнула.
— Просто я считаю, что будет лучше, если вы двое поговорите. Не хочу создавать очередных проблем.
Слегка пожав мою руку, Люси взяла пальто и вышла из дома. В комнате почему-то стало темно.
— Что тебе нужно, Джейн?
— Прошел целый год, Грэм. Я просто хочу ее увидеть.
— С чего ты решила, что имеешь право видеться с ней? Ты бросила ее.
— Я испугалась.
— Ты думала только о себе.
Она поморщилась и переступила с ноги на ногу.
— Тем не менее, ты не можешь запретить мне увидеть ее. Я имею на это право. Я ее мать.
— Мать? — прошипел я. Меня просто переполняло отвращение.
Родить — это еще не мать. Быть матерью — это вставать кормить по ночам. Быть матерью — это спать перед кроваткой, когда ребенок болеет, и прислушиваться к каждому его вдоху. Быть матерью — это знать, что Тэлон терпеть не может плюшевых медведей. Быть матерью — это быть рядом.
Джейн ни секунды не была матерью.
Она была посторонним человеком для моего ребенка.
Посторонним человеком в моем доме.
И посторонним человеком для меня.
— Тебе лучше уйти, — сказал я, потрясенный тем фактом, что она, очевидно, верила в возможность вернуться в нашу семью спустя все это время.
— Ты что, спишь с Люси? — спросила она, чем окончательно вывела меня из себя.
— Прошу прощения? — Я почувствовал, как нечто поднимается из самых глубин моей души и подкатывает к самому горлу. Гнев. — Ты бросила свою дочь год назад. Ты ушла, не оставив ничего, кроме дерьмовой записки. Ты ни разу ни на секунду не вспомнила о ней. А теперь считаешь, что вправе задавать мне подобные вопросы? Нет, Джейн. Ты утратила право вообще спрашивать меня о чем-либо.
Она выпрямилась, расправила плечи и, хотя высокие каблуки добавляли уверенности ее виду, в голосе явно слышалась дрожь.
— Я не хочу, чтобы она находилась рядом с моим ребенком.
Я подошел к входной двери и, распахнув ее, сказал:
— Прощай, Джейн.
— Я твоя жена, Грэм. Тэлон не должна находиться рядом с такой женщиной, как Люси. Она очень токсичный человек. Я имею право…
— Ни на что! — выкрикнул я. В моем голосе звучали гнев, тревога и отвращение. — Ты ни на что не имеешь права! — Когда произнесла слово «жена», она перешла грань дозволенного. Но при этом шагнула еще дальше, плохо отозвавшись о Люсиль — о той единственной, которая была с нами рядом все это время. А говорить мне о том, как надо воспитывать Тэлон — это уже ни в какие рамки не лезло! — Уходи! — заорал я, и в ту же секунду раздался плач Тэлон. Я с трудом сглотнул.
Мое детство прошло в доме, где постоянно кричали, и это последнее, чего я хотел бы для своей дочери.
Понизив голос, я сказал:
— Пожалуйста, Джейн. Просто уходи.
Приподняв подбородок, она вышла на улицу.
— Подумай о том, что делаешь, Грэм. Если ты захлопнешь эту дверь, будет война.
Я ответил, даже не задумываясь:
— Мой адвокат свяжется с твоим.
И захлопнул дверь.
Глава 28
Люси
— Лира вернулась в город, — сказала я, торопливо входя в «Сады Моне», где Мари готовила новое оформление для витрины.
Взглянув на меня, она коротко кивнула.
— Да, я знаю.
— Что? — удивленно спросила я. — Когда ты об этом узнала?
— Мы виделись пару дней назад. Она приезжала в дом Паркера, чтобы поговорить.
Меня поразило, как легко и непринужденно она об этом говорила. Кто похитил мою сестру? Кто посмел украсть и совершенно изменить самого близкого и дорогого для меня человека? Что случилось с моей Мари?
— Почему ты мне не сказала? — спросила я, ощущая, как кольнуло в сердце. — Мы же виделись с тобой вчера.
— Я сообщила бы тебе, если бы наш последний разговор дошел до этой темы. Но ты убежала, — сказала она, взяв вазу и передвинув ее к окнам. — И даже если она решила вернуться… что тут такого? Люси, здесь ее семья.
— Она бросила их год назад. Она бросила свою новорожденную дочь в отделении интенсивной терапии, потому что думала только о себе. Тебе не кажется, что с ее стороны просто ужасно взять и вернуться в жизнь Грэма, в жизнь Тэлон.
— Честно говоря, Люси, не нам судить. Это не наше дело.
Мое сердце разбивалось на тысячу осколков, а Мари вела себя так, будто ей все равно.
— Но… — Мари глубоко вздохнула и, скрестив руки на груди, посмотрела на меня. — Нам нужно поговорить о нашем бизнесе. Я думала подождать какое-то время, но раз уж мы обе здесь, давай поговорим.
— Поговорить о чем? — недоуменно переспросила я.
— Лиру немного беспокоят кое-какие цифры в нашей бухгалтерии, и, думаю, она права. Кажется, мы поторопились, когда взяли на работу Крисси. У нас недостаточный оборот.
— С какой стати ты обсуждаешь дела магазина с Лирой? — Я приподняла бровь, и Мари поморщилась. — Ты что-то недоговариваешь?
— Не психуй, — сказала она, отчего мое волнение, естественно, только усилилось. — Помнишь, когда мы начинали это дело и никак не могли получить кредит, чтобы покрыть сопутствующие этому траты?
— Мари… ты же говорила, что взяла кредит в банке. Ты говорила, что после нескольких неудачных попыток тебе наконец-то удалось.
Мари отвернулась от моего пристального взгляда.
— Я не знала, что делать. Ты была так счастлива и с таким воодушевлением смотрела в будущее после моего выздоровления, что у меня не хватило смелости сказать тебе правду. Ты пожертвовала своей личной жизнью ради меня, поэтому я ничего так не хотела, как помочь тебе воплотить в жизнь мечту о нашем магазине.
— Ты соврала мне про кредит? — спросила я у Мари, чувствуя, как сжимается в груди сердце. — Ты попросила денег у Лиры?
— Мне очень жаль, Люси. Правда. Я знала, что с таким количеством счетов за медицинские услуги и всем тем, что на нас навалилось, ни один банк не пошел бы мне навстречу…
— Поэтому ты, не говоря мне ни слова, пошла и заняла денег у Лиры?
— Скажи я тебе, ты ни за что не позволила бы мне сделать это.
— Конечно, не позволила бы! Неужели ты думаешь, что она дала тебе денег по доброте душевной? Мари, это ведь Лира. Она все делает только ради собственной выгоды.
— Нет! — резко оборвала меня Мари. — Она сделала это ради нас! Чтобы просто помочь нам встать на ноги. Она не ставила никаких условий.
— До недавнего времени, — фыркнула я, всплеснув руками. — Если бы ты не взяла у нее денег, чем сделала нас обязанными ей, то и проблемы бы не было. А теперь она пытается учить тебя, как управлять нашим магазином. Мы могли бы приложить больше усилий и самостоятельно получить кредит. Могли бы. А теперь она хочет разрушить то, что мы с таким трудом создали. И все потому, что ты доверилась змее. Мы должны разорвать договоренность с ней.
— Я не буду, — категорично сказала Мари. — Я разговаривала обо всем этом с Паркером, и он думает, что…
Я фыркнула.
— А почему меня должно заботить его мнение? Это вообще не его дело.
— Он мой муж. И для меня его мнение очень важно.
— Не пойму только почему. Он бросил тебя, когда ты больше всего в нем нуждалась. Это ведь было на моих глазах, помнишь? Это я собирала тебя по кусочкам после того, что он сделал.
— И что с того? — спросила она.
— И что с того? — ошеломленно переспросила я. — Хотя бы то, что моему мнению ты должна доверять больше, чем мнению Паркера.
Она медленно кивнула.
— Паркер предупреждал, что именно это ты и скажешь.
— Прошу прощения?
— Он сказал, что ты будешь играть на той истории с раком и припоминать мне, что в тот момент единственная из всех находилась рядом. Паркер совершил ошибку, ясно? А учитывая то, как ты живешь последние несколько месяцев, должна сама уже понять, что значит ошибаться.
— Это нечестно, Мари.
— Нет. Знаешь, что по-настоящему нечестно? Напоминать мне об этом каждый день своим присутствием. Всякий раз, когда у меня возникают какие-то чувства, шантажировать меня тем, что именно ты была рядом, когда я боролась с раком. Так что же, я теперь у тебя в вечном долгу? Я не имею права строить свою дальнейшую жизнь так, как сама хочу?