— Секрет?
— Секретный ингредиент твоего чая.
Я нахмурилась и прикусила нижнюю губу. Мои ноги сами двинулись в его сторону. По мере моего приближения он тоже шаг за шагом сокращал расстояние между нами, пока мы не оказались стоящими лицом к лицу. Я всматривалась в его глаза цвета жженого сахара, которых могла больше никогда не увидеть, и старалась запечатлеть их в своем сердце. Я буду хранить их в памяти так долго, как только смогу.
— Скажи мне, какие ингредиенты, по-твоему, входят в этот чай, и я назову тебе последний.
— Обещаешь?
— Обещаю.
Он прикрыл глаза и начал перечислять:
— Корица, имбирь, свежий лимон…
— Да, да, да…
— Красный жгучий перец, сахар, черный перец…
— Ничего себе, — выдохнула я. У меня даже мурашки по спине побежали.
— И экстракт перечной мяты. — Открыв глаза, Грэм смотрел на меня так, словно мог видеть то, что самой мне только предстояло открыть.
— Все правильно, — сказала я.
Он улыбнулся, и я чуть не расплакалась — его улыбка всегда дарила мне ощущение домашнего тепла.
— Так что же за секретный ингредиент? — спросил Грэм.
Я оглянулась, убеждаясь в том, что меня никто не услышит, и, почти касаясь губами его уха, прошептала:
— Тимьян. — После чего отступила назад и одарила его широкой улыбкой, а Грэм непонимающе нахмурился. — Просто добавь немного тимьяна.
— Тимьян. — Медленно кивнув, он отступил на шаг.
— Извините, мэм, но я не могу ждать целый день, — крикнул за моей спиной таксист.
Я повернулась к нему и кивнула, а потом посмотрела на Грэма, все еще неотрывно глядящего на меня.
— Скажешь что-нибудь на прощание? — шутливым тоном спросила я, чувствуя, как нервно сжимается все внутри.
Он прищурил глаза и заправил выбившуюся прядь волос мне за ухо.
— Ты — самый лучший человек из всех, живущих на планете.
Я с трудом сглотнула.
Я уже скучала по нему. Мне уже так сильно не хватало его, хотя вот он, стоит передо мной. Я пока еще могла протянуть руку и дотронуться до него, но почему-то ощущала, как он все больше и больше отдаляется от меня.
— Когда-нибудь ты испытаешь счастье от того, что у нас ничего не вышло, — пообещала я ему. — Однажды ты проснешься, по левую сторону от тебя будет лежать Тэлон, по правую — кто-то еще, и поймешь: какое счастье, что у нас ничего не получилось!
— Однажды я проснусь, — хмуро ответил он, — и рядом со мной будешь лежать ты.
Погладив ладонью его щеку, я приблизила свои губы к его губам.
— Ты — самый лучший человек из всех, живущих на планете. — По моей щеке скатилась слеза, и я поцеловала Грэма, на несколько секунд задержав свои губы на его губах, после чего, наконец, сделала шаг назад. — Я люблю тебя, Грэм-Сухарь.
— Я люблю тебя, Люсиль.
Когда, открыв дверь такси, я собралась сесть на сиденье, Грэм в последний раз окликнул меня.
— Да? — отозвалась я.
— Время, — тихо сказал он.
— Время?
Быстро пожав одним плечом, он сказал:
— Просто дай всему этому немного времени.
Глава 32
Грэм
В ту ночь я пробудился ото сна лишь для того, чтобы оказаться в кошмаре наяву. Левая сторона моей кровати была пуста. Люси улетела далеко-далеко от меня.
Мне потребовалось собрать в кулак всю волю, чтобы не начать умолять ее остаться, когда за ней приехало такси. Мне потребовалось приложить все силы, чтобы не поддаться закону гравитации и не упасть перед ней на колени. Если бы она осталась, я бы ни за что не позволил ей снова уйти. Если бы она осталась, я бы начал все сначала, и с самого первого дня научился бы любить Люси еще сильнее, чем раньше. Если бы она осталась, я был бы на седьмом небе от счастья. Но я знал: она не сделает этого, не сможет. В моем нынешнем положении я никак не мог удержать ее и дать ей ту любовь, которую она заслуживала.
Она была моей свободой, а я — ее клеткой.
Я лежал в постели. Грудь сдавило от тоски, переполнявшей мое сердце. Прямо здесь и сейчас я практически разваливался на куски. Мое сердце уже готово было застыть, как это было до появления в моей жизни Люси, но тут из детской раздался плач моей очаровательной малышки, и я поспешил к ней. Она сразу перестала плакать и протянула ко мне ручки.
— Привет, любовь моя, — прошептал я, когда она уютно устроилась на моих руках и положила голову мне на грудь.
Мы вместе вернулись в мою спальню, легли в кровать, и через несколько минут она уже крепко спала — свернувшись калачиком у меня под боком, Тэлон мирно посапывала. Именно в этот момент я вспомнил, что сейчас не имею права падать духом и опускать руки. Вспомнил, почему не имею права скатываться в бездну одиночества. Потому что я не один. У меня был самый прекрасный стимул жить дальше. Тэлон была моим спасением, и я поклялся, что буду ей не просто отцом, а настоящим отцом. Просто отцом может быть любой человек. А для роли настоящего отца нужен настоящий мужчина. И я должен стать им ради дочери.
Пока Тэлон, сжимая в кулачках мою футболку, смотрела сны, дарящие ей покой, я позволил себе тоже немного отдохнуть.
Поразительно, на что способна любовь.
Поразительно, что мое сердце ощущается полностью разбитым и одновременно таким наполненным.
В ту ночь смешались мои самые страшные кошмары и самые прекрасные сны, а я лишь крепче прижимал к себе дочь как напоминание о том, зачем должен проснуться завтра утром — прямо как солнце.
***
На следующей неделе Джейн перевезла свои вещи. Она чувствовала себя вполне комфортно в доме, который не питал к ней никакой любви. Джейн вела себя так, словно прекрасно знала, что делает, но каждый раз, когда она брала Тэлон на руки, у меня внутри все сжималось.
— Грэм, я надеюсь, мы поужинаем втроем? — сказала она, распаковывая чемоданы в моей спальне. Я даже не потрудился сказать ей, чтобы она не планировала спать со мной в одной комнате. Все равно я уйду спать в детскую, рядом с дочерью. — Возможно, нам стоит начать воссоединение.
— Нет.
Она удивленно подняла голову.
— Что?
— Я сказал «нет».
— Грэхем…
— Хочу кое-что прояснить для тебя, Джейн. Я терплю здесь тебя не по своей воле. Я не хочу иметь с тобой ничего общего. Ты можешь жить в моем доме, можешь обнимать мою дочь, но пойми раз и навсегда: я не хочу тебя и никогда не захочу. — Нахмурив брови, я сжал кулаки. — Я выбрал ее. Я выбрал свою дочь. И я буду выбирать ее каждую секунду каждого дня до конца своей жизни, потому что она ВСЕ для меня. Так что перестань строить иллюзии о том, что нас когда-нибудь ждет долгая и счастливая жизнь. Ты не будешь последней фразой моей книги. Ты не станешь последним словом моего романа. Ты всего лишь глава, которую мне очень хочется стереть.
Я развернулся и вышел, оставив ее, растерянную и ошеломленную, стоять в моей спальне. Но мне было все равно. Каждое отпущенное мне мгновение я собираюсь посвятить своей дочери.
Однажды Люси сможет вернуться к нам. Потому что только она может быть последним словом моего романа.
***
— Тебе здесь нечего делать, — сказала Мари, когда я вошел в «Сады Моне».
Сняв шляпу, я кивнул:
— Знаю.
Она расправила плечи и переступила с ноги на ногу.
— Тебе на самом деле лучше уйти. В твоем присутствии я чувствую себя некомфортно.
Я снова кивнул.
— Я все понимаю. — Однако не сдвинулся с места, потому что иногда самое большое проявление смелости — это остаться. — Он любит тебя?
— Прошу прощения?
Я прижал шляпу к груди.
— Я спросил, любит ли он тебя? И любишь ли ты его?
— Послушай…
— Неужели он способен заставить тебя хохотать, запрокинув голову? Сколько существует шуток, понятных только вам двоим? Он пытается изменить, переделать тебя или вдохновляет, вселяет уверенность? Ты полностью устраиваешь его? А ты чувствуешь, что он достоин тебя? Или, может, ты лежишь рядом с ним в постели и гадаешь, почему по-прежнему находишься там? — Я сделал паузу. — Ты скучаешь по ней? Ведь именно ей удавалось заставлять тебя хохотать, запрокинув голову. А сколько было шуток, понятных только вам двоим? Разве она пыталась переделать тебя? Или, вдохновляя, вселяла в тебя уверенность? Ее ты полностью устраивала, не так ли? Рядом с ней ты чувствовала себя достойной? А сама она была достаточно хороша для тебя? Быть может, иногда, лежа в кровати, ты задаешься вопросом, почему она вдруг ушла?
Под натиском моих вопросов миниатюрная фигурка Мари вдруг задрожала. Она приоткрыла рот, но с ее губ не слетело ни слова.
Поэтому я продолжил:
— Оставаться с тем, с кем тебе не суждено быть вместе, просто из страха одиночества… Оно того не стоит. Поверь, оставаясь с ним, ты будешь чувствовать себя даже более одинокой, чем без него. Любовь не заставляет от чего-то отказываться. Любовь не душит, не подавляет. Любовь заставляет весь мир расцветать. Она научила меня этому. Она раскрыла для меня силу любви. И, я уверен, тебя она научила тому же.
— Грэм, — тихо произнесла Мари, и слезы покатились по ее щекам.
— Я никогда не любил вашу старшую сестру. Моя душа и сердце много лет назад впали в оцепенение, а Джейн была просто одним из проявлений этого оцепенения. Она тоже никогда не любила меня. Но Люсиль… Она — мой мир. Она дала мне все, в чем я так нуждался. Гораздо больше, чем я заслуживаю. Знаю, ты можешь этого не понять, но я готов сражаться за ее сердце не на жизнь, а на смерть, лишь бы она снова обрела желание улыбаться. Так что сейчас я пришел в твой магазин, Мари, и спрашиваю, любишь ли ты его. Если без него ты не представляешь себе любовь — оставайся с ним. Если он — твоя Люсиль, то ни на секунду не разлучайся с ним. Но если это не так… если хоть в одном уголке твоей души есть сомнение в том, что он единственный, — беги. Мне нужно, чтобы ты сбежала к своей сестре. Мне нужно, чтобы ты вместе со мной отвоевала единственного человека, который был всегда рядом, хотя к этому никто не обязывал. В данный момент я не могу быть с ней. Но она сейчас с разбитым сердцем где-то на другом конце света. Так что я, придя к тебе, вышел на бой за ее сердце. Я пришел умолять тебя сделать выбор в ее пользу. Она очень нуждается в тебе, Мари, и, смею предположить, твое сердце также нуждается в ней.
— Я… — Теряя самообладание, Мари прижала ладони ко рту. — Я такого ей наговорила… я так отвратительно поступила с ней…
— Все в порядке.
— Нет, не в порядке, — сказала она, качая головой. — Она была лучшей моей подругой, а я растоптала ее чувства. Я оттолкнула ее. Я предпочла их самому близкому человеку.
— Ты совершила ошибку.
— Это был мой выбор. Она никогда меня не простит.
Я поморщился.
— Мари, мы ведь говорим о Люсиль. Прощение — ее второе «я». Мне известно, где она сейчас находится. Я помогу тебе добраться туда, и ты сделаешь все возможное, чтобы вернуть свою лучшую подругу. Обо всех деталях я позабочусь. Все, что тебе нужно сделать, — это убежать.
Глава 33
Люси
Сады Моне в Живерни превзошли все мои ожидания. Я проводила время, каждый день наслаждаясь прогулками по их обширной территории, вдыхая ароматы цветов и осматривая достопримечательности. В этих садах я почувствовала, что почти стала сама собой. Окружая меня своей красотой, они напоминали мне о глазах Тэлон, о полуулыбке Грэма, о доме.
Я бродила по вымощенным камнем дорожкам, улыбалась прохожим, которые тоже наслаждались прогулкой по садам, и частенько задавалась вопросами: откуда они приехали? Что привело их сюда? Почему в данный момент жизни они оказались именно здесь? Какова их история? Они когда-нибудь любили? Была ли их любовь всепоглощающей? Вдруг кто-то из них тоже был вынужден уйти?
— Стручок.
От прозвучавшего слова у меня сдавило грудь. А этот голос…
Я обернулась, и сердце мое замерло при виде стоящей передо мной Мари. Мне хотелось подойти ближе, но ноги не слушались. Тело словно окаменело. Я застыла на месте. Мари тоже не двигалась.
— Я… — начала она, и ее голос дрогнул. Крепко прижав к груди большой конверт, она попыталась еще раз: — Он сказал мне, что ты будешь здесь. Он сказал, что ты приходишь сюда каждый день. Я просто не знала точно, в котором часу.
Я не могла произнести ни слова.
Глаза Мари наполнились слезами, но она изо всех сил старалась сдерживать их.
— Прости меня, Люси. Прости за то, что заблуждалась. Прости за то, что я пошла у них на поводу. Прости за то, что оттолкнула тебя. Хочу, чтобы ты знала: я ушла от Паркера. Прошлой ночью мы лежали с ним в постели. Его руки крепко обнимали меня. Он прижимал меня к себе, но мне казалось, что я теряю себя. Каждый раз, когда он говорил, что любит меня, я чувствовала, как становлюсь все меньше и меньше похожей на себя. Я была настолько слепа к правде, что из-за страха остаться одной бросилась в объятия мужчины, который не заслуживает меня. Мне так хотелось чувствовать себя любимой, что я не обращала внимания на то, испытываю ли сама ответную любовь. Потом еще и оттолкнула тебя. В моей жизни ты была единственным верным человеком. Невероятно, как я могла причинить тебе такую боль. Ты моя лучшая подруга, Люси, ты — мое сердце, и мне очень жаль… прости меня…
Больше она не успела ничего сказать, потому что я бросилась к ней, крепко обняла и притянула к себе. Уткнувшись мне в плечо, Мари всхлипнула, но я лишь сильнее обняла ее.
— Мне так жаль, Люси. Прости меня.
— Ш-ш-ш, — прошептала я, крепко сжимая ее в своих объятиях. — Ты даже не представляешь, как я рада видеть тебя, Горошинка.
Она облегченно выдохнула, и я почувствовала, как напряжение покинуло ее тело.
— Ты не представляешь, как я рада видеть тебя, Стручок.
Немного успокоившись, мы подошли к одному из мостиков, которых в этих садах было не счесть, и, скрестив ноги, сели. Мари протянула мне конверт, пожав при этом плечами.
— Он велел передать тебе это и не выпускать с территории сада до тех пор, пока не будет прочитана последняя страница.
— Что это?
— Не знаю, — ответила она, поднимаясь на ноги. — Но мне было поручено предоставить тебе время, чтобы ты смогла прочесть это. Я пойду, поброжу по окрестностям. Когда закончишь читать, встретимся здесь же.
— Ладно. Звучит неплохо.
Я вскрыла конверт и обнаружила в нем рукопись, озаглавленную «История Г.М. Рассела». Я тяжело вздохнула — это его автобиография.
— А, и… Люси? — крикнула Мари, вынуждая меня обернуться и посмотреть в ее сторону. — Я ошибалась насчет него. Он любит тебя так, что дух захватывает. И то, как ты любишь его, — это потрясающе. Если мне когда-нибудь посчастливится почувствовать хотя бы четверть того, что чувствуете друг к другу вы двое, я умру счастливой.
Когда Мари ушла, я сделала глубокий вдох и начала читать первую главу.
Повествование шло плавно от главы к главе. Ни одной пустой фразы. Ни одного лишнего слова.
Я читала роман о мальчике, который превратился в монстра, но постепенно снова научился любить.
А потом я дошла до последней главы.
Свадьба
Он стоял с потными ладонями, пока его сестра Карла поправляла на нем галстук. Он и не подозревал, что будет так нервничать перед принятием самого правильного, самого лучшего решения в своей жизни. Ни за что в жизни он не предположил бы, что влюбится в нее.
В женщину, которая живет чувствами.
В женщину, которая показала ему, что значит жить, дышать, любить.
В женщину, ставшую его силой в самые тяжелые дни.
Сколько романтики было в том, как она двигалась по жизни, танцуя, кружась, смеясь и совершенно не считая себя нелепой и смешной.
Сколько искренности было в том, как она смотрела в глаза, как она улыбалась.
Эти глаза.
О, он готов смотреть в эти глаза всю оставшуюся жизнь.
Эти губы.
О, он готов целовать их до конца своих дней.
— Ты счастлив? — спросила Мэри, его мать, глядя в горящие от волнения глаза Грэма.
Впервые за долгое время он не сомневался в ответе:
— Да.
— Значит, ты готов? — спросила она.
— Да.
Мэри взяла его за одну руку, Карла — за другую.
— Тогда идем за твоей невестой.
Он стоял в конце прохода, ожидая, когда к нему присоединится его навечно избранная. Но сначала… дочь!
Тэлон шла по проходу, разбрасывая лепестки роз и радостно кружась в своем очаровательном белом платье. Его ангел. Его свет. Его спасение. Дойдя до конца, она подбежала к отцу и крепко обняла его. Он поднял ее на руки, и они вдвоем стали ждать. Они ждали, когда к ним подойдет она. Ждали, когда ее взгляд встретится с их взглядами. Когда это наконец-то произошло, у Грэма перехватило дыхание.
Она была прекрасна, хотя в этом не было ничего удивительного. Все в ней вызывало восхищение: искренность, доброта, верность. При виде нее, идущей к нему, к их новой жизни, в душе у Грэма все перевернулось. В этот миг он пообещал ей всего себя, до последней трещинки на своем сердце — в конце концов, именно через них сумел пробиться свет.
Встав рядом, они переплели пальцы — соединенные руки сделали их единым целым. Когда пришло время, губы Грэма сами приоткрылись, и он произнес слова, которые мечтал произнести:
— Я, Грэхем Майкл Рассел, беру тебя, Люсиль Хоуп Палмер, в жены. Я вручаю в твои руки все: мое изломанное прошлое, мое израненное настоящее и все будущее целиком. Я принадлежу тебе больше, чем самому себе. Ты мой свет, моя любовь, моя судьба. Воздух надо мной, землю подо мной, огонь во мне, воду вокруг меня и всю свою душу без остатка я отдаю тебе. Всего себя я вручаю в твои руки.
А потом… Это можно выразить всего одним клише, вмещающим в себя всю жизнь.