— Приветствую. Вам что-нибудь принести?
— Другое платье, — пошутила я. — И, может быть, каблуки пониже.
— Вы прекрасно выглядите, — заметил он. — Между нами говоря, в этом зале вы одеты лучше всех. Это мое мнение. Но кто я такой, чтобы судить? Всего лишь бармен.
Я улыбнулась.
— Спасибо. Для начала выпью воды с лимоном.
Он приподнял бровь.
— Точно не хотите водки? Мне кажется, на этой выставке без нее не обойтись.
Я засмеялась и покачала головой.
— Хоть я и согласна с этим, но, думаю, и так уже привлекла к себе достаточно внимания. Не стоит усиливать впечатление, напившись. — Я поблагодарила его за воду со льдом, а когда обернулась, увидела спину мужчины, стоящего перед одной из картин Ричарда. Рядом с ним было переносное автокресло, в котором находился самый прекрасный ребенок на свете. При виде их мне стало так хорошо и спокойно… Трудно объяснить, но вид этих двух знакомых лиц придал мне уверенности.
— Ты приехала! — воскликнула я, подходя к Тэлон и наклоняясь, чтобы поцеловать ее.
Грэм на секунду повернулся в мою сторону, но тут же вернулся к созерцанию картины.
— Мы приехали.
Высокий, в строгом черном костюме, темно-сером галстуке и до блеска начищенных ботинках. Волосы зачесаны назад, борода аккуратно подстрижена.
— Означает ли это, что ты успел закончить главы?
Он покачал головой.
— Закончу, когда вернусь домой.
У меня екнуло сердце. Он не закончил работу, но, тем не менее, приехал.
— Люсиль?
— Да?
— Почему я должен смотреть на твоего голого парня на полотне размером в пять квадратных метров?
Я хихикнула про себя и глотнула воды.
— Это серия самопознания. Ричард глубоко погрузился в свой внутренний мир и попытался выразить свои мысли, страхи и убеждения через самовосприятие, используя различные техники: пастель, глину, уголь.
Грэм окинул взглядом зал. Здесь были представлены другие автопортреты Ричарда — картины и скульптуры.
— Это двухметровое изваяние его пениса?
Я смущенно кивнула.
— Да, это действительно двухметровая скульптура его пениса.
— Хм… Он, в самом деле, уверен… — Грэм склонил голову набок и откашлялся, — …в своей мужественности.
— Мне нравится ощущать свою уверенность. Уверенность — мое второе имя, — сострил Ричард, вмешиваясь в наш разговор. — Прошу прощения, не припомню, чтобы мы встречались.
— Ах, да. Конечно. Прошу прощения. Ричард, это Грэм. Грэм, это Ричард.
— Я парень Люси, — сказал Ричард слегка язвительно, протягивая Грэму руку. — Так это ты воруешь время моей девушки и днем, и ночью?
— Скорее, это Тэлон, а не я, — ответил он как всегда сухо.
— А ты писатель? — спросил Ричард, хотя и так прекрасно знал, что Грэм на самом деле Г.М. Рассел. — Прошу прощения, не уверен, что слышал что-то о твоих романах и, скорее всего, не читал ни одного из опубликованных.
Он вел себя странно и агрессивно, делая всю ситуацию крайне неловкой.
— Это нормально, — ответил Грэм. — Полно других людей, которые читали, так что твоя неосведомленность моему успеху никак не повредит.
Ричард неприлично громко захохотал и хлопнул Грэма по плечу.
— Это было смешно. — С хамоватой усмешкой он засунул руки в карманы, но потом его взгляд остановился на стакане в моей руке. — Водка?
Я покачала головой.
— Вода.
— Очень хорошо. Наверное, сегодня тебе лучше не пить, да, милая?
Я натянуто улыбнулась ему, но ничего не ответила.
Грэм нахмурился и спросил:
— Это еще почему?
— Ну… когда Люси выпьет, она становится немного… туповатой. И намного болтливее. Кажется, болтать еще больше уже невозможно, но ей удается. Ее чудачества становятся еще заметнее… временами даже чересчур.
— Кажется, она достаточно взрослая, чтобы самой принимать решения, — возразил Грэм.
— Она сама и решила не пить сегодня вечером, — ответил Ричард, улыбаясь.
— Уверен, она может говорить за себя, — холодно сказал Грэм. — В конце концов, природа наделила ее собственными голосовыми связками.
— Да, но она сказала бы ровно то же самое.
Грэм изобразил широкую фальшивую улыбку. Это была самая неудачная улыбка из всех, что я когда-либо видела.
— Прошу меня извинить, пойду и поищу место поинтереснее, чем это, — сухо сказал он, поднял автокресло и отошел.
— Вау! — Ричард тихо присвистнул. — Ну и говнюк!
Я легонько толкнула его в плечо.
— Что это было? Ты вел себя немного агрессивно, не находишь?
— Ну, прости. Я просто не знаю, как уживаться с тем, что ты постоянно находишься в его доме.
— Там я помогаю ухаживать за Тэлон. Она моя племянница, моя семья. И тебе это известно.
— Да. Но ты, Люси, как-то упустила из виду тот факт, что он, черт возьми, выглядит, как греческий бог. Я имею в виду… Господи Боже, зачем писателю бицепсы размером с «Титаник»?! — воскликнул Ричард. Его ревность была громкой и очевидной.
— Когда у него не хватает вдохновения, он занимается спортом.
— Видно, этого писателя вдохновение посещает нечасто. Как бы там ни было, идем. Я хочу представить тебя кое-каким людям. — Ричард взял меня за руку и потянул за собой. Я оглянулась в поисках Грэма: он сидел на скамейке с Тэлон на руках и смотрел в мою сторону. Взгляд был напряженным, словно в голове его в этот момент вертелся миллион мыслей.
Ричард повел меня по залу, чтобы представить людям, которые были одеты еще более странно, чем я. Каждый раз, говоря о моем наряде, Ричард уточнял, что он причудлив, как моя душа. Он говорил это с улыбкой, но я чувствовала скрытое за ней неодобрение.
— Можно я возьму перерыв? — спросила я после разговора с женщиной, смотревшей на меня, как на отбросы.
— Всего пара человек. Это очень важно. Семейная пара, с которой обязательно нужно пообщаться.
Похоже, мой перерыв откладывается.
— Мистер и миссис Петерсон, — произнес Ричард, протягивая руку для рукопожатия. — Я очень рад, что вы смогли прийти.
— Пожалуйста, Ричард, не надо лишних церемоний. Зови нас просто Уоррен и Кэтрин, — сказал джентльмен, и супруги тепло улыбнулись нам.
— Да, конечно. Еще раз повторюсь: я очень рад, что вы здесь.
Плечи Кэтрин укрывал палантин из натурального меха, а на шее сверкали дорогие украшения, отчего улыбка ее казалась еще ярче. На губах помада цвета фуксии, а осанка и манеры — как у членов королевской семьи.
— Мы ни за что на свете не пропустили бы такое, Ричард. А вы, должно быть, Люси? — Она улыбнулась и взяла меня за руку. — Я много расспрашивала о главной женщине в жизни этого талантливого мужчины.
— Это я, — кисло улыбнулась я, свободной рукой одергивая подол платья в надежде на то, что Ричард это никак не прокомментирует. — Извините, а откуда вы оба знаете…
— Мистер Пет… Уоррен один из величайших художников в мире. Он из Милуоки, Люси, — пояснил Ричард. — Я много раз рассказывал тебе о нем.
— Нет, — тихо сказала я, — не рассказывал.
— Да, рассказывал. Уверен, ты просто забыла.
Уоррен усмехнулся.
— Не волнуйтесь, Люси. Моя собственная жена забывает обо мне по пятьдесят раз на дню. Не так ли, Кэтрин?
— Простите, мы знакомы? — пошутила Кэтрин и подмигнула мужу. Они были более чем милы, но я ясно чувствовала, что Ричард раздражен из-за меня, хотя была абсолютно уверена, что никогда не слышала о них.
— Итак, Ричард, какова следующая ступенька в твоей карьере? — спросил Уоррен.
— Друг пригласил на выставку в Нью-Йорке, — заявил Ричард.
— Да? — спросила я, удивленная тем, что узнаю об этом только сейчас. — А я не знала.
— Вообще-то он пригласил меня только сегодня днем, — сказал он, наклоняясь и целуя меня. — Помнишь Тайлера? Он собирается на фестиваль искусств и сказал, что я могу остановиться в его квартире.
— О, фестиваль искусств в Санта Розе? — спросил Уоррен и кивнул. — Я много лет ездил в Розу. Это неделя волшебства. Клянусь, каждый художник должен хотя бы раз принять в нем участие. Я сам очень много почерпнул там для своего творчества.
— И для своего мозга, — пошутила Кэтрин, — который пропитался запахами красок, алкоголем и марихуаной.
— Уверен, это будет потрясающе, — согласился Ричард.
— Ты тоже поедешь, Люси? — спросил Уоррен.
— О, нет. Люси управляет цветочным магазином, — вмешался Ричард, даже не дав мне возможности ответить. Начать с того, что меня даже не приглашали. — Но я бы очень хотел, чтобы она смогла поехать.
— Вы флорист? — заинтересованно спросил Уоррен. — Вам стоит подумать о работе в паре с художником. Здесь, в музее, проводят цветочное шоу. Вы создаете цветочную композицию, а потом художник, вдохновленный вашим творением, рисует картину. Это довольно интересно.
— Звучит потрясающе, — согласилась я.
— Если вам это интересно, дайте мне знать, и я порекомендую вас знакомым художникам. Уверен, что смогу включить вас в программу. — Уоррен широко улыбнулся.
— А теперь самый главный вопрос: что ты сегодня пьешь, Люси? — спросила Кэтрин.
— О, просто воду.
Она взяла меня под руку и отвела в сторону.
— Так не пойдет, дорогая. Как насчет джина?
Не успела я открыть рот, как за меня уже ответил Ричард:
— Она обожает джин. Уверен, ей понравится все, что ты предложишь.
Когда мы вчетвером подошли к бару, Кэтрин остановилась.
— О, Боже! Уоррен, смотри! — Она кивнула в сторону Грэма, который устраивал уснувшую Тэлон в автокресле. — Это же Г.М. Рассел?
Уоррен вытащил из кармана очки.
— Думаю, это он.
— Вы читали его книги? — спросил Ричард как-то безрадостно.
— Читали?! Да мы обожаем его! Это один из лучших писателей в мире. Конечно, исключая его отца — мир праху его, — сказал Уоррен.
— О, нет. Он гораздо лучше Кента. Его тексты пронизаны такой болью… они невыносимо прекрасны.
— Да, — кивнул Уоррен. — Полностью согласен. На самом деле, моя сумеречная серия была написана под впечатлением от его романа «Горечь».
— Один из моих любимых, — просияла я, вспомнив книгу, стоящую на видном месте в книжном шкафу.
— Там такой закрученный сюжет! — согласилась Кэтрин, и на ее щеках даже румянец заиграл. — Я бы с удовольствием с ним познакомилась.
Я думала, что запас дерьма у Ричарда на сегодня исчерпан, но ему снова удалось удивить меня своей двуличностью.
— Вообще-то он хороший друг Люси, — с легкостью соврал он. Мы с Грэмом были далеко не друзьями, хотя сегодня он единственный, кого я рада видеть в этом зале. — Как считаешь, Люси, сможешь представить их друг другу?
— Хм… да, конечно.
Я улыбнулась взволнованным Уоррену и Кэтрин и повела их к Грэму.
— Грэм.
Он встал, поправил пиджак, а затем скрестил на груди руки.
— Люсиль.
— Тебе нравится здесь? — спросила я.
Он продолжал молчать. Так неловко. Выждав секунду, я прочистила горло и указала на своих спутников.
— Это Уоррен и Кэтрин. Они…
— Ваши самые большие почитатели, — воскликнула Кэтрин, хватая руку Грэма и энергично встряхивая ее.
Грэм одарил ее широкой улыбкой — фальшивой и натянутой. Полагаю, остальные считают эту улыбку его фирменной.
— Спасибо, Кэтрин. Всегда приятно знакомиться со своими читателями. Сегодня я узнал, что некоторые даже не слышали о моих книгах, но тот факт, что вы оба их читали, ободряет, — ответил Грэм.
— Не слышать о ваших книгах?! Это святотатство! Не могу себе представить, что есть хоть одна живая душа, которая не знает вас, — сказал Уоррен. — В каком-то смысле вы уже живая легенда.
— К сожалению, старина Ричард, похоже, другого мнения, — усмехнулся Грэм.
— Неужели, Ричард? Ты не читал книг Грэхема? — разочарованно произнесла Кэтрин.
Ричард нервно рассмеялся и почесал затылок.
— Читал, конечно. Я читал его книги. Это была просто шутка.
— У вас довольно искаженное представление о шутках, — сухо заметил Грэм.
Тэлон начала ворочаться. Я наклонилась, взяла малышку на руки и улыбнулась при виде ее очаровательного личика. А Грэм и Ричард продолжали какую-то странную войну друг против друга. Напряжение ощутимо нарастало, и Уоррен, широко улыбнувшись, обвел взглядом зал.
— Знаешь, Ричард, твои работы очень самобытны.
Ричард гордо выпрямился.
— Да. Мне нравится видеть в них отражение самых потаенных уголков моего сердца, самых сокровенных мыслей. В процессе я затронул такие глубины своей души, что потом страдал от нервных срывов и эмоциональных расстройств, потому что стал совершенно беззащитен даже перед самим собой. Что уж говорить о том, чтобы впустить еще кого-то в свою душу. Это был крайне трудный период, мне пришлось через многое пройти, но я справился.
Грэм хмыкнул, и Ричард бросил на него гневный взгляд.
— Прошу прощения, я сказал что-то смешное?
— Нет, за исключением каждого из слов, только что произнесенных тобой, — ответил Грэм.
— Ты, видимо, всезнающий, да? Ну, давай, расскажи мне, что ты видишь, когда смотришь вокруг, — вызывающе сказал Ричард.
Не делай этого, Ричард. Не буди зверя.
— Поверь, тебе лучше не знать моих мыслей.
— Нет уж. Давай. Просвети нас. Потому что меня уже тошнит от такого отношения, — ответил Ричард. — Твой надменный тон здесь совсем неуместен и, откровенно говоря, ведешь ты себя крайне неуважительно.
— Надменный тон? Неуважительное отношение? — переспросил Грэм, выгнув бровь.
О, нет.
Я заметила, как на шее Грэма вздулась жила, и, хотя говорил он спокойно, раздражение его нарастало все больше и больше.
— Мы стоим в зале, увешанном картинами и заставленном изваяниями твоего члена. И, если честно, все это похоже на тщетные попытки маленького человечка компенсировать то, чего ему не хватает в жизни. А судя по размеру изображений и потребности в том, чтобы согнать людей посмотреть на карикатурно огромные гениталии, в жизни этому человечку не хватает только одного.
Все разинули рты, ошеломленные словами Грэма. Вытаращив глаза, я ахнула и потянула его за руку.
— Можно поговорить с тобой наедине? — Вопрос прозвучал скорее как требование, а не вежливая просьба. — Что это было? — гневным шепотом спросила я, входя вместе с Тэлон вслед за Грэмом в какое-то темное помещение.
— Ты о чем?
— О тебе. И о спектакле, который ты там устроил?
— Не понимаю, о чем ты говоришь.
— Брось, Грэм! Хотя бы раз в жизни ты можешь проявить снисходительность?
— Я? Снисходительность? Это что, шутка? Он рисует себя. Голого. И считает это искусством, хотя на самом деле это какая-то хипстерская мазня, которой не место в музее.
— Он талантлив.
— У тебя навязанное представление о таланте.
— Знаю, — робко ответила я. — В конце концов, я ведь читаю твои книги.
— Вот как, Люсиль. Отлично. По крайней мере, честно, — сказал он, закатывая глаза. — И, тем не менее, в отличие от твоего так называемого бойфренда, я осознаю свои недостатки, когда дело касается моего ремесла. Он же возомнил себя лучшим из лучших.
— Что ты имеешь в виду? Что значит «так называемый парень»?
— Он тебя не знает, — с каким-то надрывом сказал Грэм.
Мои брови взметнулись вверх.
— Грэм, мы вместе больше пяти лет.
— И все же он до сих пор не имеет ни малейшего понятия о том, какая ты на самом деле. Хотя чему тут удивляться? Он, похоже, так сильно занят расцеловыванием собственной задницы, что ему просто некогда обращать внимание на других.
— Ого… — сказала я, совершенно расстроенная его словами. — Ты ведь его совсем не знаешь.
— Я знаю этот тип людей. Едва почувствовав вкус успеха, они начинают считать себя вправе просто взять и выбросить свое прошлое. И людей в том числе. Я не знаю, как он смотрел на тебя раньше, но сейчас он смотрит на тебя, как на пустое место. Так, словно ты недостойна его. По-моему, вашим отношениям осталась пара недель. Держу пари, через месяц между вами все будет кончено.
— Ты идиот.
— Я говорю тебе правду. Он самодовольный кусок дерьма. Знаешь, какое самое подходящее для Ричарда прозвище? Хрен моржовый! Очень подходит ему. Я это к тому, Люсиль, что ты знаешь в них толк.
Он буквально кипел от гнева — лицо стало пунцово-красным, и он безостановочно поправлял манжеты. Я никогда не видела его настолько потерявшим самообладание. Это так не вязалось с его обычно полной безэмоциональностью.
— Почему ты так злишься? Что с тобой?
— Неважно. Забудь. Дай мне Тэлон.
— Нет. Так не пойдет. Сначала ты выходишь из себя и оскорбляешь моего парня, а потом говоришь мне забыть об этом?
— Именно так.
— Нет, Грэхем. Перестань. Хоть раз в жизни вырази словами то, что чувствуешь!
Он приоткрыл рот, но не произнес ни слова.
— Неужели? Так ни слова и не скажешь?
— Не скажу.
— Тогда, я думаю, ты прав. Тебе пора уходить.
— Согласен с этим. — Он стоял в нескольких сантиметрах от меня, его горячее дыхание касалось моей кожи. Сердце мое колотилось о ребра, пока я ждала, как же Грэм поступит. А он, выждав несколько секунд, придвинулся еще ближе. Поправив галстук, он понизил голос и мрачно проговорил: — То, что ты улыбаешься и чувствуешь себя свободной в своих действиях, не означает, что клетки нет. Это просто означает, что ты не видишь, насколько далеко можешь позволить себе лететь.
Слезы обожгли мне глаза, когда Грэм забрал Тэлон из моих рук и развернулся, чтобы уйти. Но, прежде чем выйти из этой темной комнаты, он остановился и сделал несколько глубоких вдохов. Обернувшись, Грэм встретился со мной взглядом, и его губы слегка приоткрылись, словно он готовился что-то сказать, но я выставила перед собой ладонь.
— Пожалуйста, просто уходи. — Мой голос дрожал. — Я больше не вынесу. На сегодня с меня хватит, мистер Рассел.
Услышав, с какой холодностью я назвала его по фамилии, Грэм выпрямился, расправил плечи и вышел. А из моих глаз закапали слезы. Сжав в кулаке кулон, я несколько раз глубоко вдохнула.
— Надо мной воздух, подо мной земля, во мне огонь, вокруг меня вода…
Я повторяла эти слова до тех пор, пока роящиеся в голове мысли не успокоились. Я повторяла эти слова, пока не отошла от душевного потрясения, причиной которого был Грэм.
А затем вернулась в зал, фальшиво улыбаясь и непрестанно в мыслях повторяя все те же слова.
Глава 11
Люси
— Он по-прежнему названивает тебе? — спросил Ричард, отмывая кисти в раковине. Я стояла в коридоре и, прислонившись спиной к стене, смотрела на экран телефона, на котором светилось имя Грэма.
— Да. — Я не видела его с тех пор, как он сорвался на выставке Ричарда. С того момента Грэм не переставая мне звонит.
— И он не оставляет сообщений?
— Нет.
— Занеси его в черный список. Он типичный психопат.
— Не могу. А вдруг что-то случилось с Тэлон?
Ричард посмотрел на меня, приподняв бровь.
— Ты же понимаешь, что на самом деле это не твоя забота. Ведь она не твой ребенок.
— Знаю, просто… — прикусив губу, я уставилась на телефон, — …это трудно объяснить.
— Да нет, Лулу, я все понимаю. Ты заботливая и щедрая. Но будь осторожна: такие люди, как он, только берут, ничего не отдавая взамен. Он получит от тебя то, что ему нужно, а потом обойдется, как с дерьмом.
Я мысленно перенеслась в тот вечер, когда мы с Грэмом ужинали вместе. Тогда он на короткий миг показал мне, что в его душе есть место доброте. И я подозревала это. Дело в том, что Грэхем Рассел — человек себе на уме. Он никогда не показывал людям своих чувств, своих мыслей. Так вот в тот вечер на выставке, когда он вышел из себя, я узнала его с совершенно противоположной стороны.
Чтобы уйти от разговора о Грэме, я решила сменить тему:
— Тебе обязательно уезжать на целую неделю?
Ричард прошел мимо меня в гостиную, где лежали раскрытые чемоданы.
— Понимаешь, мне и самому этого не хочется, но теперь, после выставки в музее, нельзя сбавлять обороты. Раз приглашают на фестиваль искусств в Нью-Йорк, значит, надо ехать.
Я подошла к нему и обняла сзади.
— А девушкам точно нельзя присоединиться? — В моем голосе звучали шутливые нотки.
Он с улыбкой повернулся и поцеловал меня в нос.
— Хотелось бы. Я буду скучать по тебе.
— Я тоже буду скучать по тебе, — ответила я и, улыбнувшись, нежно поцеловала его. — Если хочешь, могу продемонстрировать, насколько сильна будет моя тоска по тебе.
Ричард поморщился и посмотрел на часы.
— Звучит до безобразия заманчиво, но через двадцать минут мне нужно выезжать в аэропорт, а я еще не закончил собирать вещи.
Он повернулся ко мне спиной и начал упаковывать в чемодан кисти.
— Ладно. Ты точно не хочешь, чтобы я отвезла тебя в аэропорт?
— Нет, все в порядке. Правда. Я вызову такси. Ты ведь сегодня инструктируешь новую сотрудницу, не так ли? — Ричард снова взглянул на часы. — И, по-моему, ты уже опаздываешь.
— Да, ты прав. Ну, хорошо. Напиши мне перед взлетом и позвони, когда приземлитесь. — Я наклонилась и поцеловала его в губы.
— Хорошо. И… детка? — крикнул он мне вслед, когда я уже взяла ключи и собралась выходить.
— Да?
— Занеси тот номер в черный список.
***
— Извини за опоздание, — сказала я, торопливо входя через заднюю дверь в «Сады Моне».
Мари просматривала список заказов на неделю вместе с Крисси — нашим новым флористом. Крисси была красивой женщиной лет семидесяти, которая когда-то сама держала цветочный магазин. Она с легкостью вникла во все тонкости работы, потому что по части цветов знала больше нас с Мари вместе взятых. Когда мы обмолвились, что она сверхквалифицирована для этой должности, Крисси не согласилась. Она объяснила, что много лет была и хозяйкой магазина, и флористом одновременно, но со временем с таким количеством работы стало тяжело справляться. Друзья уговорили ее отойти от дел и уйти на покой, но сердце ее требовало быть в окружении цветов, так что работа в нашем магазине для нее идеальный выход.
— Не беспокойся. — Крисси улыбнулась. — Я уже начала оформление сегодняшних заказов.
— Да, а еще научила меня пользоваться специальной компьютерной программой. Другими словами, мы приняли в штат волшебницу, — пошутила Мари. — Ричард уехал в Нью-Йорк?
— Да, как это ни печально. Но он скоро вернется.
Мари прищурилась.
— Это ведь первый раз, когда вы расстаетесь на целую неделю. Ты уверена, что сможешь пережить разлуку?
— Я планирую заедать тоску здоровой пищей: чипсами из капусты и пюре из авокадо.
— Дорогая, не обижайся, но чипсы из капусты не приносят утешения, — сказала Крисси.
— То же самое говорю ей я уже, наверное, миллион лет! — со вздохом сказала Мари, направляясь к входной двери, чтобы открыть магазин. — Ладно, я забираю Крисси оформлять свадьбу в Вауватосе. Тебе от нас что-нибудь нужно?
Я покачала головой.
— Нет. Веселитесь! Я останусь здесь дожидаться вашего возвращения.
Они вышли через заднюю дверь, и ровно в этот самый момент у главного входа появился пожилой джентльмен в фетровой шляпе, которую, едва войдя в магазин, он поспешно снял. При виде него у меня екнуло сердце. Встретившись со мной взглядом, он широко улыбнулся.
— Люси, — поприветствовал он меня и отсалютовал шляпой.
— Привет, Олли. Что вы здесь делаете?
Он немного походил по магазину, рассматривая цветы.
— Я хочу купить несколько роз для особенной дамы. — Олли одарил меня своей очаровательной улыбкой и, насвистывая, принялся ходить по залу. — Просто я не уверен, какие цветы ей могут понравиться. Ты мне поможешь?
— Конечно. Расскажите мне о ней немного.
— Ну… она красивая. А глаза… прямо притягивают. Когда она смотрит на тебя, ты чувствуешь себя самым главным человеком, где бы ни находился.
Он с такой нежностью рассказывал о женщине, что даже у меня на сердце потеплело. Пока Олли продолжал говорить, мы перемещались по залу магазина, и я вытаскивала по одному цветку, соответствующему каждой из граней ее, судя по всему, неординарной личности.
— Она нежная и заботливая. Ее улыбка способна осветить все вокруг. Она мудрая. Очень мудрая. И не боится протянуть руку помощи, даже когда это сделать трудно. И последнее слово, характеризующее ее… — сказал он, вытягивая розу глубокого красного оттенка, — чистота. Она чиста и не испорчена бессердечием окружающего мира. Ее чистота проста, прекрасна и легка.
Я взяла из его рук розу, и на моих губах заиграла улыбка.
— Похоже, это удивительная женщина.
Он кивнул.
— Это действительно так.
Зайдя за прилавок, я начала подрезать выбранные для Олли цветы, а он тем временем выбрал красную вазу.
Цветы были совершенно разные: и по цвету, и по виду. Потрясающее сочетание получилось. Именно за это я больше всего любила свою работу — за возможность помочь людям, пришедшим в магазин, сделать правильный выбор. У нас есть великолепные розы, не менее прекрасные тюльпаны, но насколько сильное испытываешь творческое удовольствие, когда, не ограничиваясь в выборе, создаешь для человека композицию, отражающую сущность его любимого.
Пока я завязывала бант вокруг вазы, Олли смотрел на меня, слегка прищурив глаза.
— Ты не отвечаешь на его звонки.
Сосредоточенно завязывая на вазе ленту, я поморщилась.
— Это не просто так.
— Естественно, — согласился он. — В конце концов, ведь мы говорим о Грэме. — Олли понизил голос и прижал к груди шляпу. — Милая, что бы Грэм ни сделал, он сожалеет.
— Он был очень жесток, — прошептала я. Бант получился не очень ровным, и мне пришлось развязывать ленту и начинать все сначала.
— Не сомневаюсь, — сказал Олли и тихо усмехнулся. — Но речь идет о Грэме, что означает: он не хотел этого…
Мне нечего было сказать на эту тему.
— В общем, так: букет стоит сорок четыре доллара, но я вам делаю скидку на первую покупку в нашем магазине, поэтому с вас тридцать четыре доллара.
— Это очень мило с твоей стороны, Люси. Спасибо. — Он достал бумажник и отсчитал деньги. А затем развернулся, надел свою фетровую шляпу и направился к выходу.
— Олли, вы забыли цветы, — крикнула я ему вслед.
Он снова повернулся ко мне и покачал головой.
— Нет, мэм. Мой друг попросил зайти сюда и выбрать для вас букет. Я задал ему несколько вопросов о вас, в результате чего родилась эта композиция.
— Грэм говорил обо мне такие вещи? — спросила я, и в груди защемило, когда мой взгляд опустился на букет.
— Ну, он просто подсказал мне одно из слов, а остальные я подобрал самостоятельно, основываясь на нашем недолгом общении в прошлый раз. — Олли откашлялся и склонил голову. — Послушай, я не говорю, что ты должна вернуться, но если ты это сделаешь, то докажешь, что он ошибается.
— Докажу, что он ошибается?
— Грэм идет по жизни, убежденный в том, что все люди уходят. Если он и вынес какой-то урок из своего прошлого, то только этот. Так что, в какой-то степени, он испытывает облегчение от того, что ты ушла. Ведь он был уверен: рано или поздно ты все равно исчезнешь. Вот за это он меня терпеть не может. Несмотря ни на что, я упорно продолжаю появляться в его жизни. И это сводит его с ума. Так что если ты ищешь способ отомстить Грэму за причиненную боль, то лучший из всех — это доказать его неправоту. Доказать ему, что не все уходят. Я обещаю, он будет вести себя так, будто ненавидит тебя за это, но помни: вся правда в его глазах. И в них ты увидишь миллион благодарностей.
— Олли?
— Да?
— Что за слово он вам подсказал? Чтобы описать меня?
— Чистота, моя дорогая. — Он в последний раз приподнял шляпу и направился к выходу. — Грэм назвал тебя чистой.
***
Когда я поднялась на крыльцо и подошла к нему, Грэм сдвинул брови, скрестил на груди руки и удивленно произнес:
— Вернулась. Честно говоря, я думал, что это произойдет на несколько дней раньше.
— С чего ты так решил? — спросила я.
— Профессор Оливер сказал мне, что ты получила цветы.
— Да.
Он приподнял бровь.
— Это было четыре дня назад.
— И что?
— Ну, тебе понадобилось много времени, чтобы прийти сказать спасибо.
Его сухой строгий тон не шокировал меня, но, услышав эти слова, я почему-то вздрогнула.
— Почему я должна благодарить тебя за цветы? Ты их даже не выбирал.
— Какое это имеет значение? — спросил он, почесывая затылок. — Ты ведь приняла их и, получается, показала себя неблагодарной.
— Ты прав, Грэхем. Самая невоспитанная тут я. В любом случае, я здесь только из-за твоего сообщения о болезни Тэлон.
Не дожидаясь приглашения, я вошла в дом, сняла куртку и бросила ее на стул в гостиной.
— Небольшая температура, но я не был уверен, что… — Он сделал паузу. — Ты вернулась, потому что она заболела?
— Естественно, вернулась. — Я фыркнула. — Я ведь не монстр. Если Тэлон нуждается во мне, то я буду здесь ради нее. Просто до сегодняшнего дня ты не оставлял сообщений.
— Да, конечно, — кивнул он. — Послушай…
— Не извиняйся, это похоже на слабость.
— Я и не собирался извиняться. Просто собирался сказать, что прощаю тебя.
— Прощаешь меня? За что?
Он отвернулся, взял мою куртку со стула и повесил ее в шкаф.
— За твое ребячество и за то, что исчезла на несколько дней.