И жили они долго и счастливо.




Конец

 

***

 

Я вчитывалась в его слова. Руки мои дрожали, а по щекам катились слезы.

— Долго и счастливо, — потрясенно прошептала я сама себе. Грэм никогда не писал историй со счастливым концом.

До меня.

До нас.

До сих пор.

Я поднялась с мостика, на котором сидела, и поспешила разыскать свою сестру.

— Мари, мы должны вернуться.

Она широко улыбнулась и понимающе кивнула.

— Я надеялась, что ты это скажешь, — и, сняв с шеи кулон в форме сердца, подаренный мамой, снова надела его мне на шею. — Вот теперь пойдем, — тихо сказала Мари. — Пора возвращаться домой.


Глава 34

Люси

 

С бешено колотящимся сердцем я поднялась на крыльцо перед домом Грэма. Я не была уверена в том, что ждет меня за этой дверью, но точно знала: что бы там ни было, это не заставит меня пуститься в бегство. Я собиралась остаться. Отныне и навсегда.

Я несколько раз постучала в дверь.

Потом позвонила в дверной звонок и стала ждать.

Ждать.

И еще ждать.

Нажав на дверную ручку, я с удивлением обнаружила, что дверь не заперта.

— Есть кто-нибудь?

В доме было темно, из чего становилось ясно, что Грэма здесь нет. Услышав звук шагов, я напряглась. Из спальни торопливо вышла Лира с двумя чемоданами в руках. Она не сразу заметила меня, а когда, подняв голову, увидела, во взгляде ее появилась паника.

— Люси, — выдохнула она. С распущенными волосами Лира была очень похожа на маму. Глаза у нее были красными, воспаленными. Я знала, что ничего ей не должна, что мне нечего было ей сказать. Знала, что мне нечем ее утешить. Но при виде этих воспаленных глаз и поникших плеч…

Иногда самых ужасных из людей жизнь ломает сильнее остальных.

— Ты в порядке? — спросила я.

Она усмехнулась, и несколько слезинок скатилось по ее щекам.

— Можно подумать, что тебе не все равно.

— С чего ты решила, что я ненавижу тебя? — выпалила я. — За что ты сама ненавидишь меня?

Переступив с ноги на ногу, Лира расправила плечи.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Уверена, что понимаешь. Не знаю почему, но мне кажется, ты всегда недолюбливала меня, особенно после смерти мамы. Я просто никогда не могла понять причину. Я всегда тебя уважала. Честно.

Лира недоверчиво фыркнула и приоткрыла рот в попытке что-то сказать, но не произнесла ни слова. И только со второго раза ей удалось проговорить:

— Она всегда любила тебя больше, понимаешь? Тебя она всегда любила больше.

— Что? Какая глупость! Она одинаково любила всех нас!

— Нет, неправда. Ее сердце принадлежало тебе. Она всегда говорила о тебе и о том, какая ты свободная, умная, удивительная.

— Лира, она любила тебя.

— Я всегда злилась, обижалась на тебя. Мне было обидно, что она так сильно тебя любила. А потом… Я возвращаюсь сюда, но и он тоже любит тебя. Люси, все всегда любили только тебя, а мой удел — быть нелюбимой.

— Я всегда любила тебя, Лира, — сказала я, чувствуя, как сдавило грудь от боли, звучащей в голосе сестры.

Она недоверчиво ухмыльнулась, а потом… задрожала всем телом, и по щекам ее потекли слезы.

— Знаешь, какие были последние мамины слова, когда она была уже при смерти, и я держала ее за руку?

— Какие?

— Иди и позови свою сестру, — сказала Лира срывающимся голосом. — Мне нужна Люси.

Я тоже сейчас почувствовала это — как от этих слов разбивается сердце моей сестры. Она по сей день не смогла склеить его осколки.

— Лира, — начала я, но она покачала головой.

— Нет. С меня хватит. Я больше не могу. Не волнуйся, можешь жить своей жизнью. Мне здесь не место. Это место так и не стало мне домом.

— Так ты уезжаешь? — растерянно спросила я. — А Грэм знает?

— Нет.

— Лира, ты не можешь просто взять и снова уйти от них.

— Почему? Я уже делала так раньше. Кроме того, он не хочет, чтобы я находилась здесь. Да и у меня самой нет желания.

— Ну, можно было хотя бы записку оставить, как в прошлый раз, — прозвучал голос Грэма, и мы обе резко повернулись в его сторону. Когда наши взгляды встретились, мое сердце вспомнило, как биться.

— Думаю, в этом нет необходимости, — сказала Лира, хватаясь за ручки чемоданов.

— Хорошо, но прежде, чем уйти, задержись ненадолго, — сказал Грэм, подходя ко мне с Тэлон на руках. — Люсиль, — прошептал он, и его глаза наполнились той же нежностью, которую я видела несколько месяцев назад.

— Грэм-Сухарь, — отозвалась я.

— Не могла бы ты ее подержать?

— Всегда пожалуйста.

Он прошел в свой кабинет и принес оттуда какие-то бумаги и ручку.

— Что это? — спросила Лира, когда он протянул все это ей.

— Документы о разводе и отказ от юридических прав на Тэлон, делающий меня ее единственным законным представителем. Ты больше не сбежишь, пока не оформишь все по совести, Джейн. Я не позволю тебе уйти, сохранив возможность предъявлять права на дочь и шантажировать меня этим. — Голос его звучал строго, но без злости. Ровно и холодно одновременно.

Лира приоткрыла губы, словно собиралась возразить, но, видимо, увидела взгляд Грэма и промолчала. Чувства Грэма всегда можно было прочесть в его глазах, и сейчас их взгляд говорил, что он никогда не будет с ней. В голове Лиры наконец-то четко сформировалось осознание того, что, по сути дела, он никогда не был ей нужен. Она медленно кивнула в знак согласия и сказала:

— Я подпишу все за твоим столом, — после чего прошла в кабинет Грэма.

Едва она скрылась из вида, как я услышала тяжелый вздох Грэма.

— Ты в порядке? — спросила я.

Он поцеловал меня в знак согласия и сказал:

— Ты вернулась ко мне, — и его губы снова прижались к моим.

— Я всегда буду возвращаться.

— Нет, — строго сказал он. — Просто никогда больше не уходи.

Вернулась Лира и сказала, что все бумаги подписаны, и она больше не доставит нам хлопот. Когда она уже выходила за дверь, я крикнула ей вслед:

— Последнее, что мне сказала мама: «Позаботься о Лире и Мари. Береги своих сестер. Позаботься о Лиресохрани мою любимую мелодию». Последняя ее мысль была о тебе. Ты была ее последним словом, последним вздохом.

Слезы покатились по ее щекам, и она кивнула, тем самым поблагодарив меня за подаренное душевное успокоение, дать которое смогла только я. Если бы я знала, какой груз лежал на ее сердце, то сказала бы об этом много лет назад.

— Я оставила подарок для Тэлон, — сказала Лира. — Думаю, ей он подходит больше, чем мне. Он на прикроватном столике в ее комнате.

И, не добавив больше ни слова, она ушла.

Войдя в детскую, я прижала ладонь к груди при виде того, что оставила Лира своей дочери. Это была маленькая музыкальная шкатулка с танцующей балериной — подарок мамы. Сверху лежала записка. Слезы потекли по моим щекам, когда я прочитала написанные рукой Лиры слова.

«Всегда танцуй, Тэлон».


Глава 35

Люси

Наступление Рождества мы с Грэмом и Тэлон отпраздновали трижды. День начался с того, что мы, укутавшись потеплее, пили кофе на заднем дворе под деревом Олли. Грэм каждый день навещал его — садился рядом и разговаривал со своим лучшим другом, своим отцом. Он рассказывал ему обо всех достижениях Тэлон, о своих достижениях, о нас. Я была рада этому. Благодаря их внутренней связи, Олли будет жить вечно. Каждое утро и каждый вечер мы любовались высоким деревом, посаженным в честь профессора Оливера, и это было прекрасно.

Потом мы отправились в дом Мэри, чтобы отпраздновать Рождество в кругу их семьи. К нам присоединилась и Мари. Мы вместе смеялись, плакали, вспоминали. Первое Рождество после потери любимого человека всегда самое тяжелое, но когда тебя окружает любовь, раны причиняют гораздо меньше боли.

А вечером мы с Грэмом и Тэлон собрали вещи, сели в машину и отправились на оставшиеся выходные к маминому дереву. Мари сказала, что подъедет к нам на несколько часов позже. Всю дорогу до коттеджа мы с Грэмом держались за руки, и я не могла оторвать взгляда от наших сплетенных пальцев.

Мой воздух.

Мой огонь.

Моя земля.

Моя душа.

Я не знала, что любовь может быть такой настоящей.

— У нас ведь получится, правда? — прошептала я, оглядываясь на спящую на заднем сиденье Тэлон. — Остаться влюбленными навсегда?

— Навсегда, — пообещал он, целуя мою ладонь. — Навсегда.

Когда мы подъехали к коттеджу, все вокруг было припорошено снегом. Грэм вышел из машины и, держа в руке автомобильное кресло со спящей в нем Тэлон, поспешил к маминому дереву.

— Грэм, может, лучше в дом? Здесь холодно.

— Мы должны хотя бы поздороваться, — ответил он, глядя на дерево. — Ты не могла бы включить гирлянду? Боюсь, если выпущу из рук кресло Тэлон, она проснется и расплачется.

— Конечно, — сказала я и быстро побежала по холоду к розетке. Включив гирлянду, я повернулась к маминому дереву и … В груди все сжалось при виде вспыхнувшей огнями фразы, навсегда изменившей мою жизнь.

Ты выйдешь за нас замуж?

— Грэм, — задрожав, прошептала я и повернулась к нему — стоя на одном колене, он держал на вытянутой руке коробочку с кольцом.

— Я люблю тебя, Люси, — сказал он, впервые не называя меня Люсиль. — Я люблю твою самоотверженность, твою заботу, твой смех, твою улыбку. Я люблю твое сердце и восторгаюсь тем, что оно бьется для всего мира. До встречи с тобой я был словно заблудившийся странник, а благодаря тебе нашел дорогу домой. Ты — причина, по которой я верю в завтрашний день. Ты — причина, по которой я верю в любовь. И я планирую никогда больше не отпускать тебя. Выходи за меня. Выходи за Тэлон. Выходи за нас замуж.

Мои глаза наполнились слезами. Я опустилась перед Грэмом на колени и, крепко обняв, прижалась к нему всем телом. Он притянул меня к себе, а я только шептала:

— Да, да, да, — и каждое из этих слов проникало ему в самую душу.

Грэм надел мне на палец кольцо и крепко прижал к себе, а мое сердце билось все сильнее и сильнее, понимая, что самая большая надежда стала реальностью. Ведь, в конечном итоге, я все-таки «пустила корни» в доме, наполненном невероятным теплом.

— Значит, это и есть наше «долго и счастливо»? — тихо прошептала я совсем рядом с его губами.

— Нет, любовь моя, это только первая глава нашей истории.

Грэм поцеловал меня, и я могла поклясться, что в холодной темноте зимнего вечера почувствовала прикосновение теплых солнечных лучей.


Эпилог

Грэм

Шесть лет спустя

 

— И он был твоим лучшим другом, папа? — спросила Тэлон, помогая мне в огороде. Лучи летнего солнца играли на наших лицах, пока мы собирали к ужину свежий зеленый перец и помидоры.

— Моим самым лучшим другом, — ответил я, ползая на коленях по земле. Подсолнухи, посаженные несколько месяцев назад, вымахали уже выше Тэлон. Всякий раз при малейшем дуновении ветра посаженные руками Люси яркие цветы радовали глаз и поднимали настроение.

— Ты не мог бы рассказать о нем еще раз? — спросила Тэлон, втыкая лопату в землю. Потом она сорвала зеленый перец и откусила его, словно это было яблоко — точь-в-точь как ее мать. Если я не мог найти этих двоих в доме, значит, они точно на заднем дворе — сидят и жуют немытые огурцы, перец, ревень.

«Земля полезна для души», — излюбленная шутка Люси.

— Опять? — спросил я, приподняв бровь. — Разве я не рассказывал тебе его историю вчера перед сном?

Maktub, — с лукавой усмешкой ответила она. — Это значит, что все предначертано, что в свою очередь означает: тебе суждено рассказывать эту историю раз за разом.

— Неужели? — рассмеялся я и подхватил дочь на руки.

Она захихикала.

— Да.

— Ну, ладно. Раз уж все предначертано, — шутливо ответил я и подвел ее к дереву профессора Оливера, рядом с которым стояли три стула: два больших и один детский пластиковый.

Я усадил Тэлон на ее стульчик и сам сел рядом.

— Итак, все началось, когда я еще учился в колледже. В тот день я провалил свою первую работу…

Я рассказал ей историю о том, как профессор Оливер вошел в мою жизнь и как из посеянного им в моем сердце семени выросла любовь. Он был для меня лучшим другом, отцом, семьей.

Тэлон всегда была любителем разных историй. То, как внимательно она слушала, как улыбалась при этом, всегда наполняло мое сердце любовью. Она слушала, как Люси — искренне, с блеском в глазах.

Когда я закончил свой рассказ, Тэлон встала и, как делала всегда, подойдя к дереву, крепко обняла его.

— Я люблю тебя, дедушка Олли, — прошептала она, целуя кору.

— Опять? — спросила вышедшая на улицу Люси, имея в виду историю жизни профессора Оливера. Она подошла к нам с Тэлон — из-за беременности Люси ходила вперевалку — и, присев на свой стул, тяжело выдохнула, словно только что пробежала пятикилометровый кросс.

— Опять, — улыбнулся я, а потом, наклонившись к Люси, поцеловал ее сначала в губы, а потом в живот.

— Как отдохнула, мамочка? — спросила Тэлон, у которой энергия била через край. Просто диву даешься, наблюдая за тем, как она бегает вокруг нас и совершенно не устает. Кажется, всего несколько лет назад она помещалась на моей ладони. Тогда даже не было уверенности, выживет ли она, а сегодня моя дочь — это олицетворение жизни.

— Я чудесно вздремнула, — ответила Люси, зевая и все еще чувствуя усталость.

Со дня на день спокойный ночной сон для нас станет роскошью. Никогда в жизни я не чувствовал такого волнения и такой внутренней готовности.

— Хочешь чего-нибудь? — спросил я. — Воды? Сока? Пять пицц?

Она усмехнулась и закрыла глаза.

— Просто немного солнца.

Мы втроем могли часами сидеть во дворе, греясь на солнышке. Я чувствовал себя потрясающе, находясь в окружении своей семьи.

Семья.

Волшебным образом у меня все же появилась семья. Никогда не думал, что моя жизнь будет такой… счастливой. Две девочки, сидящие рядом, были моим миром, а маленький мальчик, который скоро появится, уже завладел моим сердцем.

Когда пришло время ужина, я помог Люси подняться со стула. Но как только она встала, мы оба замерли.

— Мама, почему ты описалась? — спросила Тэлон, глядя на Люси.

Я приподнял бровь, понимая, что сейчас произошло, и спросил:

— В больницу?

— В больницу, — ответила она.

В этот раз все было не так, как в день появления на свет Тэлон. Мой сын пришел в этот мир без малого четырехкилограммовым крепышом и громким криком продемонстрировал нам всю силу своих легких.

Вспоминая самые счастливые мгновения своей жизни, я оглядываюсь назад и удивляюсь: за что такого человека, как я, столь щедро одарила жизнь? Вот Тэлон выписывают из отделения интенсивной терапии. Вот профессор Оливер впервые называет меня сыном. Вот Люси говорит, что любит меня. Вот мы подписываем документы об удочерении, и Тэлон становится нашей с Люси дочерью. Вот день моей свадьбы. И теперь… я впервые беру на руки своего замечательного сына.

Оливер Джеймс Рассел.

А коротко — Олли.

Уже через день после рождения Олли мы все вместе были дома. Перед тем, как отправиться спать, Тэлон подошла к своему брату, спящему на руках у Люси, и поцеловала его в лобик.

— Я люблю тебя, малыш Олли, — прошептала она, и сердце мое чуть не выпрыгнуло из груди. День ото дня оно все больше пропитывалось окружавшей его любовью.

Я уложил Тэлон в ее кровать, зная, что уже в полночь она будет спать между мной и своей мамой. И меня это радовало. Каждую ночь она приходила к нам, а я заключал ее в свои объятия и целовал, потому что знал: настанет день, когда она уже не будет лежать между мной и Люси. Я знал, что настанет время, когда она станет слишком взрослой или слишком самостоятельной для того, чтобы спать вместе с родителями. Поэтому, когда Тэлон приходила в нашу спальню, я крепко обнимал ее и благодарил Вселенную за то, что моя дочь показала мне, как выглядит настоящая любовь.

После того как Тэлон улеглась, я вернулся в детскую, где в кресле-качалке дремала Люси со спящим на ее руках Олли. Я забрал у нее сына и, нежно поцеловав его в лобик, положил в кроватку.

— Пора спать, — шепнул я жене, ласково целуя ее в щеку и помогая встать.

— Пора спать, — зевая, пробормотала она в ответ, когда я довел ее до нашей спальни.

Откинув одеяло, я уложил Люси, лег рядом и крепко обнял ее. Она прижалась теснее ко мне, зевнула и спросила, касаясь губами моей шеи:

— Счастлив?

Я поцеловал ее в лоб и ответил:

— Счастлив.

— Я люблю тебя, мой Грэм-Сухарь, — тихо пробормотала она и через несколько секунд уснула.

— Я люблю тебя, моя Люсиль, — сказал я, касаясь губами ее лба.

Той ночью, лежа рядом с Люси, я думал о нашей истории. О том, как она нашла меня, когда я был потерян, как она спасла меня, когда я нуждался в ней больше всего. Как благодаря ей я перестал отталкивать людей. Как она доказала мне, что настоящая любовь — это не сказки. Она научила меня тому, что настоящая любовь требует времени. Настоящая любовь требует работы. Настоящая любовь требует общения. Настоящая любовь вырастает только у тех, кто, не жалея времени, взращивает ее побеги, поливает их, дарит им свет и тепло.

Люсиль Хоуп Рассел — это моя история любви, и я пообещал себе, что остаток своей жизни проведу рядом с ней.

Ведь Maktub означает предначертанное.

Нам предначертано жить долго и счастливо, пока наши сердца будут парить рядом со звездами, а ноги — оставаться на твердой земле.

 

* КОНЕЦ *



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2022-09-12 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: