Хотя проселочную дорогу, по которой энергично шагал юноша, нельзя было причислить к большим дорогам, соединяющим торговые города и полным снующего взад и вперед народа, тем не менее время от времени ему попадались навстречу различные люди или обгоняли навьюченные всяким скарбом мулы и лошади. Однажды к нему пристал нищий, который жалобными голосом уверял, что умрет с голоду, если Аллен не подаст ему милостыню. Молодой человек, еще в аббатстве предупрежденный монахами не верить этим дорожным прощелыгам и обманщикам, быстро прошел мимо нищего. Да и смешно было бы поверить человеку, у которого из сумки торчит часть бараньей ноги. Нищего, очевидно, оскорбил поступок юноши, потому что он послал вдогонку Аллену такой поток отборнейших ругательств, что последнему пришлось зажать уши, и он со всех ног пустился бежать по пыльной дороге.
Затем Аллен поравнялся с супружеской четой коробейников, которые сидели у дороги на сломанном дереве, что‑то ели, запивая подозрительной жидкостью из глиняного кувшина, и все время переругивались.
Когда Аллен проходил мимо них, коробейник отпустил в сторону Аллена грубую шутку, а его супруга писклявым голосом пригласила разделить с ними скудную трапезу. Подвыпивший супруг приревновал жену и тут же закатил ей звонкую пощечину.
Аллен, как ошпаренный, отскочил от них и быстро пошел своей дорогой. На сердце у него становилось все тяжелее и тяжелее, и он вывел печальное заключение, что в миру, куда ни посмотри, везде один только обман, насилие, грубость и несправедливость.
Невольно вспомнил он тихую и благочестивую жизнь в аббатстве; глаза юноши наполнились слезами, и он, наверно, разрыдался бы как ребенок, если бы не следующая курьезная картина, рассмешившая его до слез.
Случайно взглянув в сторону, он увидел за густым кустом остролистника, растущего у дороги, четыре дрыгающиеся в воздухе ноги, одетые в полосатые трико. Но каково же было его удивление, когда за кустом вдруг раздалась плясовая музыка и эти две пары ног, прищелкивая в воздухе каблуками, в такт музыке стали выделывать в воздухе комичные коленца. Аллен сначала не поверил своим глазам и, чтобы проверить зрение, обошел куст со стороны поля. Что же он увидел? Два акробата стояли на головах, один из них играл на скрипке, другой на флейте и притом так верно и хорошо, как будто они сидели в оркестре. Заметив пораженного необычайным зрелищем Аллена, они, недолго думая, запрыгали в его сторону.
– Где наша награда? Деньги, деньги, рыцарь без страха и упрека! – закричал один из них.
– Какую‑нибудь мелочь, щедрый принц, – вторил ему другой. – Кошелек с золотом или бриллиантовую пряжку от штиблет.
Аллену вспомнились рассказы об одержимых дьяволом, о разных лесовиках и домовых, но два чудака быстро развеяли его страх, вскочив на ноги и расхохотавшись ему прямо в лицо.
– Неужели вы никогда не видали акробатов? – спросил старший из них, гибкий, как ореховый прут. – Ну что вы так испугались? Мы не кусаемся.
– Зачем нас бояться, сладкий мой? – подхватил другой, помоложе, с бегающими глазками.
– Поистине, господа, я ничего подобного не видел, – ответил послушник. – Я, право, сначала не поверил своим глазам, когда увидел за кустом ваши ноги. Но зачем вы это делаете?
– На такой вопрос, не промочив горло, не ответишь, – заявил молодой акробат, снова собираясь встать на голову. – Батюшки, да у него бутылка! – воскликнул он и в мгновение ока выхватил у Аллена из‑за пояса вино, которое дали ему на дорогу монахи. Затем ловким ударом ладони по дну бутылки вышиб пробку и одним духом вытянул через горлышко половину содержимого, а другую передал своему товарищу, который не замедлил последовать его примеру.
– Спасибо за вино, добрый господин, – сказал первый, – и за ту любезность, с которой вы предложили нам его. Возращаясь к вашему вопросу, позвольте вам представиться: мы фокусники, акробаты и жонглеры, имели счастье подвизаться на Винчестерской и Рингвудской ярмарках. Так как наше искусство требует большой тонкости и ловкости, то мы вынуждены ежедневно упражняться, для чего выбираем тихие и уединенные места на лоне природы. Но почему вы нам не аплодируете? Первый раз вижу такое равнодушное отношение к нашему искусству. Нами восхищались знатные маршалы, бароны, графы и князья, изъездившие всю землю, побывавшие даже в Святой земле, и все они в один голос заявляли, что нигде не видали подобных нам акробатов. Присаживайтесь на пенек и смотрите, как мы будем упражняться.
Аллен последовал приглашению фокусников и сел на пень возле их узелков с одеждой для выступлений. Акробаты снова стали на головы и, играя, один на скрипке, другой на флейте, вертелись, словно волчки, дрыгая в такт ногами. Заметив в одном из узелков торчащий инструмент вроде цистры, Аллен взял его и стал подыгрывать акробатам. Те вскоре побросали свои инструменты и, упершись руками в землю, быстро‑быстро запрыгали, как лягушки.
– Смотри, брат, как здорово играет наш милок! – устав, воскликнул один из них. – Струны словно поют под его пальцами!
– Откуда ты знаешь этот мотив? – спросил другой.
– Я совсем его не знаю. Слышал, как вы играете, и подхватил мелодию на слух.
Оба широко открыли глаза и с изумлением уставились на молодого человека.
– Значит, у тебя замечательный слух, – сказал старший из акробатов, – для нас такой музыкант – просто клад. Пойдем с нами на Рингвудскую ярмарку? Работа не бей лежачего, кроме того, будешь получать от нас по два пенса в день на обед и ужин.
– И пива сколько влезет! – добавил другой. – И бутылку гасконского вина по воскресеньям.
– Нет, я не могу идти с вами, у меня свои дела совсем другого рода, – ответил Аллен, вставая с пня и собираясь в дальнейший путь.
Акробаты побежали за ним, стали хватать за рукав в тщетной попытке удержать его и постепенно повышали гонорар, но Аллен лишь улыбался в ответ, отрицательно качал головой и шел дальше. Наконец акробаты, видя, что ничего не добьются, отстали от него, махая вслед рукой.
Эта веселая встреча немного рассеяла мрачные думы молодого путника и придала ему силы двигаться дальше. Скромный и застенчивый от природы, Аллен шел своей дорогой, не обращая ни на кого внимания и думая лишь о том, как бы поскорее добраться до Минстедских владений своего брата. Проголодавшись, он присел на камне у дороги, поел хлеба с сыром, что положили ему в дорожную сумку заботливые братья, и снова пошел дальше. Но, очевидно, сама судьба приняла живейшее участие в неопытном юноше и старалась как можно скорее познакомить его со всеми светлыми и темными сторонами жизни, в водовороте которой он очутился по воле своего покойного родителя.
Поля сменялись лесом, лес – низким кустарником, проросшим красноватым вереском. Затем начались мрачные болота, через которые вела довольно узкая тропинка. Пройдя еще несколько миль, Аллен очутился на берегу мелкой реки, через которую легко можно было перейти, прыгая с камня на камень, нарочно положенные на ее дно заботливой рукой. Аллен, не задумываясь, собирался миновать это нетрудное для его молодых лет препятствие, но остановился, чтобы помочь подслеповатой, бедно одетой старушке, которая нерешительно ощупывала дно своей сучковатой палкой, но никак не отваживалась ступить на первый камень. Молодой человек тотчас же предложил ей свои услуги, без труда перевел ее на другую сторону речки и даже дал ей пенни – очень уж горько она жаловалась на свою судьбу. Затем Аллен распрощался с бабушкой, пожелал ей счастливого пути и бодрой походкой стал подниматься на холм. Но не успел он дойти до его вершины, как вдруг сзади раздался жалобный крик.
– Ай‑ай, помогите, спасите! Грабители, душегубы! Ой‑ой!
То вопила злополучная старушка. Аллен, мгновенно обернувшись, заметил возле нее двух типов, один был совершенно черный, как сажа, а другой – белый, с жидкой бородкой и родимым пятном на лице. Аллен никогда раньше не видал негров, и потому немудрено, что он уставился на него в изумлении, совершенно позабыв о происходящем на его глазах грубом насилии. Между тем оба мошенника, напавшие на старуху, бесцеремонно сорвали с ее шеи красный шарф, который негр тотчас же нацепил на свою курчавую, как у барана, голову, и стал вырывать из рук старухи маленький грязный узел, в который та, очевидно, завязала подаренную только что монету. Старушка защищалась как могла, но разве под силу ей было управиться с двумя сильными мужчинами? Когда прошло первое удивление, Аллен мигом сообразил, что надо бежать на помощь, и в один момент очутился около мошенников. Последние, однако, не расположены были оставить в покое свою жертву, несмотря на вмешательство третьего лица. Когда в руках негра появился большой нож, который он вытащил из‑за голенища сапога, Аллен нанес ему такой ловкий и сильный удар по руке, что тот выронил свое оружие и пустился наутек. Но не так‑то легко было справиться молодому человеку с другим противником, который оказался гораздо сильнее его. Кровь бросилась Аллену в голову, и он, ничего не разбирая, устремился на разбойника, но сейчас же очутился в крепких руках последнего, и оба покатились на землю.
Увидев удачный исход борьбы, негр тотчас же вернулся, поднял с земли нож и, дико хохоча и ворочая глазами, занес было руку, чтобы всадить нож в спину перекатывающегося по земле юноши, как вдруг невдалеке раздался лошадиный топот, и вмиг на дороге показались всадники. Впереди на крупном вороном коне скакал во весь опор высокий тучный человек в пурпурной бархатной мантии, широкополой шляпе с белым страусовым пером и в белых перчатках. За ним скакали по двое в ряд еще шесть человек.
Завидев всадников, негр издал дикий, нечеловеческий крик и в несколько прыжков исчез в кустарнике. Его примеру хотел последовать и белый разбойник, но Аллен вцепился в него что было сил и таким образом удерживал его до тех пор, пока не подоспели всадники.
– Вот он! – крикнул предводитель, соскакивая с лошади. – Конечно, это он, я узнаю его по дьявольской отметине над бровью. A где другой негодяй – Питеркин? Свяжите этого по рукам и ногам. Теперь уж он не ускользнет от нас. А ты кто такой? – спросил всадник, обращаясь к Аллену.
– Я клирик, иду из Болье.
– Клирик? Учился в Оксфорде или Кембридже? А у тебя есть разрешение настоятеля просить милостыню? – Лицо у него было квадратной формы, суровое, взгляд – недоверчивый.
– Я из аббатства Болье и никогда не просил милостыни, – трепеща, но с достоинством ответил Аллен.
– Тем лучше для тебя. Ты знаешь, кто я такой?
– Нет, сэр, не знаю.
– Я закон! Я закон Англии и глашатай его величества короля Эдуарда Третьего!
Аллен учтиво поклонился представителю короля.
– Поистине вы вовремя подоспели, достопочтенный сэр! Еще одна минута, и эти негодяи убили бы меня.
– Но где же другой? – спросил человек в пурпурной мантии. – Этот – матрос с корабля «Святой Антоний», но с ним непременно должен быть негр, служивший там поваром. Мы давно их разыскиваем.
– Негр, завидя вас, убежал в лес, – сказал Аллен.
– Ну, далеко он не убежит, сэр бейлиф[12]. Наверняка подлец притаился где‑нибудь под кустом, так как знает, что у наших лошадей по четыре ноги, а у него только две, – заметил один из сопровождавших представителя короля.
– В линию, дистанцией двадцать шагов, – скомандовал бейлиф Саутгемптона. – Марш в лес! Стреляйте в вереск, самому меткому – кувшин вина.
Предположения этих опытных в деле розыска людей оправдались как нельзя быстро. Негр действительно пробежал несколько сажен и притаился под сенью огромного куста, где его никто бы не нашел, если бы не красный шарф, который он, себе же на несчастье, повязал на голову. Лучники с криком бросились в его сторону, но беглец, рассчитывая на быстроту своих ног, помчался стремглав в низину. Однако пущенная ловкой рукой стрела одного из лучников взвилась в воздухе, засвистела и вонзилась в тело мошенника. Последний вскрикнул от боли, но продолжал бежать. Вдогонку ему полетела вторая стрела; тут негр, точно заяц, подпрыгнул в воздухе, отчаянно взмахнул руками и упал навзничь.
– Собаке – собачья смерть, – заметил бейлиф и вернулся со своими людьми ко второму разбойнику, который теперь лежал на земле со связанными руками и ногами.
– Ну‑ка, Томас из Редриджа, – обратился он к одному из своих подчиненных, когда они подъехали к странной группе, состоявшей из Аллена, потрясенного только что увиденным, причитающей старухи и связанного по рукам и ногам разбойника. – Приготовь свой меч и покажи нам, как ты снимаешь головы у отъявленных разбойников.
– Постараюсь заслужить вашу похвалу, сэр, – ответил доблестный Томас, вынимая из ножен длинный и широкий меч.
– Пощадите, – завопил разбойник, – я во всем вам признаюсь. Действительно, мы с черным поваром служили на корабле, только не на «Святом Антонии», a нa «La Rose de Gloir»[13]. Вся наша вина заключается в том, что мы ограбили фландрских купцов, украли все их пряности, бархат и шелк.
– Твое признание тебя не спасет. Ты совершил преступление и умрешь как собака, – ответил мрачно бейлиф.
– Но, сэр, – вмешался в разговор бледный, как полотно, Аллен, – вы не имеете права без суда казнить человека.
– Юный клирик! – воскликнул, негодуя, судья. – Ты вмешиваешься не в свои дела!
Аллену ничего не оставалось, как поспешить ретироваться, чтобы не присутствовать при кровавой расправе. Но каким быстрым ни был его шаг, все‑таки юноша не мог не услышать совершения казни. До него донесся сначала отчаянный крик человека, затем свист взмывшего в воздух меча и сухой, короткий хруст перерубленной кости. Минуту спустя Аллен вынужден был посторониться, чтобы пропустить мимо себя кавалькаду, спешившую обратно в Саутгемптон. Когда всадники проезжали мимо него, один из сопровождавших судью вытирал о гриву коня свой меч. При виде этого Аллен почувствовал подступившую дурноту, присел на придорожный камень и, закрыв лицо руками, разрыдался как ребенок. «Как ужасен мир, – подумал он. – Сложно сказать, кто страшнее – нарушители закона или его защитники».