Третий канал управления, или начальные этапы разработки системы креновыравнивания торпед. 11 глава




 

 

ЖИЗНЕННЫЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ИНЖЕНЕРА, ИЛИ ХРОНИКА ПИКИРУЮЩЕГО ТОРПЕДИСТА.  
 
  Год 1958   После нового года в кругу семьи, продолжаю трудиться, в первую очередь, над системойкреновыравнивания для торпеды ДБСТ (53-61). В те времена приборный отдел № 14 под руководством И.Т. Шестопалова являлся чисто конструкторским отделом, ведущим разработку конструкций для опытных образцов торпед. После проведения в 1957 году морских испытаний макета креновыравнивающего прибора на основегировертикали В.А. Калитаев поручил мне произвести разработку конструкции креновыравнивающегоприбора на этой основе. Посоветовавшись мы решили, что разработку этой конструкции целесообразнее вести на основегировертикали бомбардировщика (АГБ), а не истребителя (АГИ), с которой был испытан макет прибора. Стало очевидно, что следящая рамка, имеющаяся на АГИ, нам, для торпеды, не нужна, а в остальном конструкция этих приборов была одинаковой. Я приступил к разработке чертежей общего вида и детальных, к разработке технических условий, инструкций, и другой технической документации. По-прежнему, почти все это делал я своими руками, правда в этом году у меня начали появляться и постоянные помощники, и первым из них становится ИСААК БОРИСОВИЧ ЛЮБАН - инженер, получивший направление на работу в НИИ и пришедший в наш отдел после окончания ЛКИ. Вместе с ним в отдел, после окончания ЛКИ, пришли инженеры: ЛАЗОВСКИЙ ГЕНРИХ ИЕЗИКИЕЛЕВИЧ и ЛОГИНОВ ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ. Все они, и еще один, были в ЛКИ дипломантами, которыми руководил В.А. Калитаев и темами дипломных проектов у них были приборы управления. Так В.А. начинал готовить кадры специалистов, которые должны были помочь ему в решении задач, стоящих перед сектором гироприборов отдела № 14. Исаака Любана он направил в группу креновыравнивания под мое начало и первое, что я начал ему поручать - была разработка чертежей некоторых деталей креновыравнивающего прибора, после чего я эти чертежи проверял и подписывал, как начальник группы. Ну а подпись В.А. Калитаева и И.Т. Шестопалова ставилась на чертеже общего вида прибора, наряду с моей, как исполнителя. Насколько я помню, в этом же году, а возможно это было уже в 59 году, производилась разработка эскизного проекта торпеды ССТ (по теме Б-1-51). Я был ответственным исполнителем разделов проекта по прибору курса и прибору креновыравнивания, собственно по системам управления торпедой по этим каналам, которая кроме самих приборов включала также рулевые машинки. Канал управления по углу курса у торпеды оставался традиционным с пневматическим прибором курса, снабженным механизмом маневрирования и обычной рулевой машинкой, а вот системакреновыравнивания создавалась на основе разработанного мной прибора креновыравнивания для торпеды ДБСТ, с гировертикалью типа АГБ, у которого, в отличие от испытанного в прошлом году макета, съем сигнала был электрическим - с помощью потенциометрического датчика. Этот сигнал подавался на рулевую, также разработанную мной, управляющую (наряду с РМ гидростатического аппарата) механизмом рассогласования горизонтальных рулей, в разработке конструкций которых для винтомоторных торпед я был пионером. В последующие годы, уже без моего участия, для этой торпеды будут разработаны технический и другие проекты, соответственно принятым этапам разработки, но эти системы эскизного проекта будут переходить в последующие проекты без каких-либо принципиальных изменений. Вообще, в дальнейшем будут созданы и другие виды перекисных торпед, но в них, а также и в других отечественных торпедах калибра 53 см. и выше, всегда без принципиальных изменений будет использована вышеуказанная разработка системы креновыравнивания, на основе гировертикали прибораАГБ, с механическим суммирующим механизмом рассогласования горизонтальных рулей (правда, кажется, где-то вдобавок к рассогласованию горизонтальных рулей добавляли рассогласование и вертикальных рулей). Возможно в данной системе затем было добавлено демпфирование сигнала с использованиемдвустепенного гироскопа, или пассивной электрической цепочки, но все это будет добавляться в конструкцию уже в шестидесятых годах, после передачи проектирования торпедных приборов в город Киев и с учетом наших последующих разработок по креновыравнивающему прибору маятникового типа (МКВП). Кстати, в шестидесятых годах креновыравнивающий прибор на основе гировертикали также был спроектирован для применения в торпеде СЭТ-72 (МГТ-3), имеющей калибр 40 см., которая проектировалась как универсальная торпеда с электрическим двигателем. Такая система креновыравнивания принята в отечественных конструкциях торпед. Между тем, после прошлогодней командировки в Феодосию обострились отношения между молодым начальником лаборатории Радием Исаковым и "аксакалом" торпедизма В.А. Калитаевым. Это обстоятельство сильно лихорадило отдельскую жизнь. На какую-то ближайшую дату было назначено партийно-профсоюзное собрание всех сотрудников отдела по публичному рассмотрению указанной дрязги и, следовательно, вовлечению в нее всего коллектива. При решении каких производственных, или организационных, вопросов между ними возникли столь значительные разногласия, что требовалось вмешивать партийно-профсоюзный коллектив, мне, серому, не было ясно, ни в то время, ни позже. Скорее всего, В.А. в командировке, в отношениях с Радием, еще не утратил своих недавних привычек "Генерального конструктора", а у последнего еще были свежи "раны" от их недавней совместной работы на Иссык-Куле и в других случаях. Инициатором указанного собрания был Р.В. Исаков. По всем законам проведения парт. и других собраний он провел предварительную подготовку: намечал ораторов, которые были должны на собрании выступить с "разоблачением" поведения В.А.. Настоятельную беседу Радик провел также и со мной. При этом он просил - требовал, чтобы я выступил с критикой В.А.. Мое нежелание выступать, заранее оценивалось как трусость и непринцепиальность. Причем, о моем столкновении с В.А. по поводу невыдачи ему спирта на приборном участке в Феодосии, похоже, ни Радий, ни другие участники этого собрания ничего не знали. Я об этом случае ничего, никому, не говорил, думаю, что Андрей Прокудин - также. Мне было, как-то неприятно, но я решил, что и молчать мне на собрании нельзя, и рассказывать о "грехах" Калитаева я тоже не буду. На собрании выступили основные участники "Комиссии Исакова", главным образом из сектора приборов управления глубиной, и я. Конечно, все выступавшие, кроме меня, обвиняли В.А. Калитаева во всех смертных грехах, а я только высказал как бы свое удивление, как это так могут возникать в хорошем рабочем коллективе какие-то поводы для взаимных обвинений, и призвал избегать подобного в дальнейшем. При этом, про себя, я все время вспоминал, как несколько лет тому назад подобную публичную экзекуцию этот же В.А. устраивал П.И. Смирнову! Что поделаешь! В те годы такие нравы бывали и не только в "торпедной жизни"! Подобные методы чем-то предосудительным тогда не считались и люди, которые в этом участвовали, вовсе не были "злодеями", или какими-то невежественными "горилами". Грамотные - интеллигентные люди, большинство из которых считало, что ведут себя, как должно. Таким было воспитание. Помнится, что на этом собрании присутствовали и вновь принятые на работу молодые специалисты: И Логинов, И. Любан, и другие. Мне это тоже было неприятно. Как-то, уже позже, В.А. Калитаев вспомнил это собрание и высказал свое удовлетворение по поводу моего выступления, а еще много позже я понял, что и Р. Исаков это запомнил: в процессе какого-то "совместного диспута" он мне заявил, что, дескать "Хочешь "с чистыми ручками" оставаться?". Надо сказать, что на дальнейшую рабочую судьбу В.А. Калитаева это собрание, как я понимаю, не оказало никакого влияния. Это была "глыба с такой большой массой авторитета в торпедостроении", что его не могли пошатнуть не только какие-то выпады на собрании, даже на партийно-профсоюзном, но и более "крутые" жизненные толчки. Он, все-таки, оставался в сознании масс, как рядовых, так и на высоком уровне, почти "генеральным главным конструктором", которому превратиться в действительно "генерального" помешали какие-то случайные мелкие обстоятельства! Если бы удача и интуиция инженера его бы не подвела при разработках и испытаниях торпеды соспецзарядом (с атомным боевым зарядным отделением), то так бы оно и было. Если бы он руководил этой и другими подобными работами несколько позже, когда основой проектирования систем управления и других систем станет не "интуиция", а научные методы, математическое и физическое моделирование, и т.д., то, думаю, и удача его бы не подвела и всесоюзным корифеем торпедостроения стал бы именно В.А. Калитаев, и никто другой. Как бы то ни было, В.А. Калитаев оставил очень заметный след в торпедостроении- вообще, и торпедном приборостроении- в частности. Как руководитель сектора проектирования торпедных приборов управления он воспитал плеяду молодых специалистов, создав из них крупных деятелей торпедостроения: В недалеком будущем превратится в одного из основных руководителей по созданию торпед в составе ракетного оружия И.А. Логинов, начальником отдела систем управления движением других подводных объектов станет В.А. КУТУЗОВ, который, кстати, начинал свою трудовую деятельность в 1960 году под моим началом в группе креновыравнивания. Ему тогда было поручено разработать чертежи для изготовления трехпозиционной рулевой машинки. В свое время школу В.А. Калитаева прошли: Р.В. Исаков, главный конструктор ВИКТОР АБРАМОВИЧ ЛЕВИН, И.Т. Шестопалов, и множество других известных деятелей торпедостроения. Вот-так! А идеальных "ангелов с крылышками", я думаю, среди людей и не бывает. У каждого имеются, ему присущие, достоинства и недостатки и все это в массе людей взаимодействует, приводит к определенным результатам, в том числе, к созданию и распаду государств и, не дай бог, планет. Пожалуй, что после этого профсоюзно-партийного собрания в отделе стала много заметнее роль начальника лаборатории Р.В. Исакова. Мало того, что он публично критиковал самого В.А. Калитаева, так он еще стал известен, как руководитель морских испытаний, проведенных в прошлом году, и главное, он стал определять политику и идеологию приборного отдела, довольно быстро превращая его из чисто конструкторского подразделения в научно-исследовательское. Такое превращение-преобразование приборного отдела № 14 началось со сближения начальника лаборатории отдела Р. Исакова с новыми, молодыми, специалистами, существовавшего тогда в НИИ, расчетно-теоретического отдела № 11, С.М. Левином и Л.Г. Манусевичем. Эти молодые специалисты, во-первых, изменили "лицо" прежнего отдела № 11. Прежде специалисты этого отдела, математики, гидромеханики, прочнисты, и другие теоретики, вручную и с помощью механических арифмометров, определяли характеристики торпедного оперения, гребных винтов, вывеску торпеды, и другие ее параметры, и даже устойчивость движения, без учета характеристик системы управления, не учитывая, что торпеда, как объект управления, и ее приборы управления, составляют единый замкнутый контур, который и определяет качество ее хода - устойчивость и управляемость. Еще года два - три тому назад ученые НИИ не имели и понятия об автоматическом управлении. Я это заявляю на том основании, что даже в аспирантуре НИИ не имелось программ по подготовке аспирантов по теории автоматики. Первая программа по этой дисциплине для НИИ составлялась мной под руководством моего руководителя Е.П. Попова и на основе аналогичной программы из Академии имени Можайского. Кроме того и настоящие уравнения движения торпеды были созданы учеными не более 4-рех - 5-ти лет тому назад и решались они численными методами с помощью арифмометров, трещавших как пулеметы при отражении атаки кавалеристов в Гражданскую Войну. Процесс решения был сложный, не очень точный и очень длительный. Первая электронная аналоговая ИПТ-5 появилась в 11 отделе в прошлом году, и заведовать ей был поставлен бородатый молодой специалист, разбирающийся в методах решения математических уравнений на этом чуде техники, но совершенно незнакомый с динамикой движения торпед. Около этой машины сосредоточилась группа молодых математиков во главе с С.М. Левином и присоединившимся к нему Л.Г.Манусевичем. Последние прибыли из ЛКИ на работу в отдел № 11 уже просвещенные там корифеем Д.П.Скобовым по проблемам теории автоматического управления и динамики движения торпед. Они резво внесли свежую струю в работу расчетно-теоретического отдела, путем приспособления уравнений движения торпеды к виду удобному для их моделирования на АВМ, к внедрению частотных методов исследования, и т. п.. Можно считать, что именно отсюда берет начало замена интуитивного подхода к проектированию систем управления торпедами опытными инженерами - научным методом с применением современной (по тем временам) техники исследования - аналоговой вычислительной машины (АВМ). Метод математического моделирования движения торпеды заключается в том, что уравнения, описывающие движение торпеды, как дифференциальные, так и алгебраические, АВМ мгновенно решает, какой бы сложности они не были, и решение интересующих исследователя параметров, например изменение хода торпеды по глубине, или изменение ее крена, можно тут же наблюдать на специальных приборах. Еще до выстрела спроектированной торпедой инженер может знать, как задуманная им конструкция будет влиять на движение торпеды. Работая в 11-ом отделе С.М. Левин начал также проработку методов физико-математического моделирования, когда АВМ, на которой набрано математическое описание торпеды, стыкуется с реальными приборами управления. По этой теме он в ЛКИ руководил дипломным проектом студента СЕМЕНА МАНЕВИЧА, который в следующем году появится в лаборатории отдела № 14 и в дальнейшем сыграет в торпедизме очень заметную роль, в качестве одного из основных помощников Р.В. Исакова. Постепенно теоретики стали осознавать, что поскольку торпеда и ее приборы управления образуют единый замкнутый контур, то и исследовать следует не по отдельности, саму торпеду с ее гидродинамическими характеристиками и торпедные приборы, а их совместное влияние на параметры управления торпедой по курсу, крену, дифференту, глубине. А решать эти задачи можно было успешно только используя АВМ. Радий Васильевич, как начальник лаборатории приборного отдела, успешно доказывал, что наиболее подходящим местом, для решения данной, новой для нашего НИИ, задачи является именно его лаборатория, поскольку конструкцию приборов в нашем отделе, создатели этих приборов знают безусловно лучше, чем "чистые теоретики" из 11-го отдела. Конечно, для этого в лабораторию из 11-го отдела следует передать также и АВМ (ИПТ-5) и для работы на ней и для ее обслуживания перевести из 11-го отдела необходимых сотрудников. Эти непростые вопросы решались не сразу - наверное до следующего года. В решении этих высоких организационных вопросов я, конечно, никакого участия не принимал. Передо мной стояли более приземленные задачи по разработке технической документации на проектируемые приборы креновыравнивания и другие. С Леней Манусевичем, которого в прошлом году начальство по моей рекомендации направило работать в расчетно-теоретический отдел, мне с тех пор встречаться по каким-либо вопросам не доводилось, и прежнее представление о работе этого отдела у меня до поры, до времени не менялось. Не менялось до момента, когда меня вдруг посетил Леня. Он ко мне пришел, чтобы выяснить у меня принципы работы системы креновыравнивания, создаваемой для торпед ДБСТ, ССТ. До этого у меня складывалось такое впечатление, что в институте этой системой интересуются только в нашем отделе и на филиале в Ораниенбауме, в порядке разработки конструкций. Ведь пока-что, если не считать закрытую тему по ТАН-53, никакого креновыравнивания в торпедах не было и пока-что не было слышно, чтобы о такой системе где-то думали. Кроме меня, создающего по этой теме диссертацию. А тут оказалось, что мой протеже, Леня, в 11-ом отделе тоже над этим работает! Мне, конечно, сразу же стало понятно, что о системе креновыравнивания у них представление пока-что самое примитивное. Я ему все пояснил, как мог подробно, и сказал где и что смотреть. Поинтересовался, а чем они по этой части занимаются? Понял, что математику, уравнения, они эксплуатируют вдоль и поперек всем своим могучим коллективом, и приспосабливают ее на ЭВМ (электронная вычислительная машина), т.е. воплощают в жизнь мою несбыточную мечту, о которой, еще пару лет тому назад, мне рассказал Е.П. Попов. Конечно, я этим креновыравниванием, и конструкциями, и теорией, начал заниматься в пору когда они "еще и не родились", когда в этом расчетно-теоретическом отделе № 11 о замкнутых системах управления еще никто и не помышлял, но до сих пор про это, кроме моего руководителя, никто и знать-то не мог, да и конструкций таких систем еще никто, кроме меня, не создавал, но еще годик-другой и все это будет на торпедах самым обычным явлением, а диссертация на эту тему обществу будет совсем не любопытна! Это мне стало ясно, когда Леня на мой вопрос о возможности какого-то подключения меня к совместной работе по проработке теоретических вопросов по креновыравниванию, очень самоуверенно и с видом превосходства ответил, что все, что они посчитают нужным - будут делать сами! Вот так-то! Пришлось мне по вечерам играть в пинг-понг поменьше, а оформлять материалы диссертациипоактивнее. Первым делом, от руки и на листах засекреченных тетрадей, составил текст самой работы. Получалось так, что как это будет все выглядеть окончательно - было плохо понятно. Для ясности с этих тетрадок следовало отпечатать сигнальный экземпляр работы. В те времена персональные компьютеры с принтерами представить было возможно так же, как прибытие к нам марсиан с другими инопланетянами вместе. Секретные документы (а моя диссертация, как и все прочие, имела гриф: "секретно") печатались в машбюро на предварительно засекреченных и тщательно учитываемых пустых листах бумаги. В этом машбюро каждая печатающая машинка была на строгом учете, и работать на ней имели право только конкретные машинистки, также специально проинструктированные по правилам работы с режимными документами. Как правило, это были классные специалисты в своем деле. Вот с ними мне и следовало договариваться в частном порядке о печатании диссертации, авторефератов и другого необходимого материала. Составленный автореферат диссертации было необходимо отпечатать в количестве порядка 20 экземпляров и разослать по адресам различных организаций. Как правило, никакой реакции на разосланные авторефераты не следовало, если только соискатель "не приделывал к ним ноги" - т.е. выписывал местную, или другую, командировку в организацию, куда направил автореферат, и там, на месте, "притворялся хорошим" и кого-либо из тамошних сотрудников убеждал дать на автореферат "Отзыв", и желательноочень положительный! К защите на ученом совете было необходимо иметь 5 - 7 положительных отзывов. Организация всех этих процедур требовала непрерывных уговоров своих начальников всех мастей и рангов, чтобы они тебя срочно приняли, чтобы что-то срочно подписать, нельзя было упускать из вида также секретарш этих начальников и множество других влиятельных лиц. Первым человеком, увидавшим мой труд в виде автореферата, был В.В. ЛАВРЕНТЬЕВ, сотрудникораниенбаумского филиала института, ведущий математик и гидродинамик, специализирующийся по перекисно-водородным торпедам. По телефону он меня вызвал в Ораниенбаум и там мы с ним обсудили ряд вопросов по этой теме. До этого я с ним знаком не был, только знал, кто он и чем занимается, в общих чертах. В.В. Лаврентьев был теоретик-практик. Еще до войны он, вместе с В.Е. Мясиным и с В.В.ГУСЕЛЬНИКОВЫМ закончил математический факультет Ленинградского Университета и дальше все они трудились над созданием подводного морского оружия - торпед. Военные годы на людей этого поколения положили особо тяжелый груз. Я, конечно, несколько стеснялся рассуждать о своих достижениях с человеком, который исследованиями подобных вопросов и их практической реализацией занимался намного больше меня! В.В. Лаврентьев первым составил мне хороший Отзыв. И пройдет еще совсем немного времени, когда я буду одним из последних, кто видел его живым! Да будет Земля ему пухом! Такова "торпедная жизнь". Помню, что, для согласования одного из отзывов, меня пригласили посетить Военно-Морское Училище им. М.В. Фрунзе, вернее то его отделение, которое располагалось на Московском Проспекте в здании Дома Советов. Именно в этом училище в то время штудировал курс военно-морских наук курсант Рудольф Гусев, автор двулогии (а может трилогии?) "Такова торпедная жизнь". (СПб.: Изд-во ООО "ИВА", 2003. и 2004.). Пройдя положенные КПП, лестницы и коридоры, я нашел, назначенный мне номер комнаты, вошел в нее, и вдруг увидел здесь АНДРЕЯ БОРИСОВИЧА ДОБРОВА, того самого капитана, или еще в то время лейтенанта, о котором упоминает Р.А. Гусев в своем сочинении, в том месте, где он вспоминает о своей курсантской жизни. С моим двойным тезкой я был дружен и проводил иногда время в период окончания Кораблестроительного института и после этого. Он закончил ЛКИ на год раньше меня. Естественно, здесь надлежащее качество отзыва сомнений у меня не вызывало. Одним словом с авторефератами все шло у меня гладко, а вот с собственно диссертацией получилась целая кутерьма! Началось с того, что мне очень не понравились отпечатанные, где-то в апреле - мае, экземпляры диссертации. Надо-бы сделать один экземпляр, сигнальный, и на нем отработать все неизбежные шероховатости, а уж затем печатать нужное число экземпляров для рассылки по адресам ведущих организаций. Возможно, что я торопился быстрее решить вопрос с готовностью к ЗАЩИТЕ, а может быть что-то еще повлияло, но теперь передо мной лежало несколько экземпляров довольно объемистой работы, которую явно следовало переделать, не говоря уже о массе грамматических и стилистических ошибок. Какое-то полубредовое, несвязное, изложение - одним словом, ни черта, извините, не понять, что автор собирается донести до уважаемой публики. Надо же так суметь! Очень мне уже все это надоело в то время, и просто утомило, но что поделаешь! Нужно снова садиться за эту писанину, снова упрашивать машинисток! Только я собрался приводить эту макулатуру в надлежащий вид, только решил, что еще неделька-другая и порядок, как вдруг получаю команду "срачнее-срочного" убираться из Питера в Тар-Тара-ры! Я начальству и про диссертацию, и про рождение у меня, только-что, второго ребенка, и еще о чем-то - никакого эффекта! Должен срочно, именно я и никто другой, вылетать на ОЗЕРО ИССЫК-КУЛЬ, а диссертацию, воспитание ребенков и прочие занятия отложить на "потом". Вот это мне в данный момент было совершенно ненужно! Мало того, что мог "погореть" многолетний диссертационный труд, так (и это - самое главное!) у меня около двух месяцев тому назад появился на свет второй ребенок! а я был должен, как легендарный Одиссей, совершенно неожиданно, куда-то "улепетывать от жены и от детей"! Вот она - "торпедная жизнь"! Жену приходилась бросать в коммунальной, не очень-то дружественной квартире, с двумя детьми и без чьей-либо помощи! Начальство и просило и требовало: "Нужно лететь срочно несмотря ни на какие личные обстоятельства!" Оставалось, или подчиняться, или, с огромным скандалом, отказываться. В последнем случае мне в этом НИИ делать было больше нечего и 7 лет работы из жизни можно было вычеркнуть! Пришлось этой команде подчиниться, правда, у заместителя начальника отдела А.О. Лукина я "выторговал" условие: через месяц меня обязательно заменят! С тем и полетел. По уже знакомому маршруту: через Москву, до столицы Киргизии - города Фрунзе, далее до города Пржевальска, и. т. д. Что же такое в "нашем Королевстве" стряслось, к чему была такая срочность? Я был должен в командировке срочно сменить ВОЛОДЮ ДУБОВА! В.А. Дубов был молодой инженер, года на три-четыре моложе меня. У нас в НИИ он появился в 5-ом отделе, после окончания Ленинградского института авиационного приборостроения, в момент окончания работ по торпеде ТАН-53. Он даже успел, что-то порядка одного месяца, поработать на испытаниях этой торпеды в качестве ученика-помощника у опытного слесаря-регулировщика - ВЛАДИМИРА ВАСИЛЬЕВИЧА ЛОМОВА. Владимир Васильевич Ломов это, своего рода, легенда нашего НИИ и нашего приборного отдела. Это был тип ленинградского рабочего-интеллигента. Кроме своей основной работы, он регулярно до конца своей жизни, уже в годы перестройки, избирался в народные заседатели и активно участвовал в деятельности органов правосудия. Войну он прошел пехотинцем "от звонка и до звонка". Владимир Васильевич был участником сражений на "Невском Пятачке", где получил тяжелое ранение. Он имел множество военных и невоенных наград. Литераторы и художники в большинстве, русского солдата, как бы списывали и срисовывали с В.В. Ломова. Нам всем, мальчишкам по сравнению с Владимиром Васильевичем, было с ним весело и, как-то легко и уверенно. Хорошо помню, что В. Дубов был главным помощником В.А. Калитаева в деле комплектования приборами, создаваемой в институте торпеды-лаборатории, а чем он занимался еще - не помню. Создание такой торпеды-лаборатории требовало значительных разработок различной технической документации, многочисленных согласований и т.п. Необходимость создания этой торпеды-лаборатории обуславливалась началом проектированияторпед с использованием аналоговых вычислительных моделирующим машин (АВМ). Для того, чтобы по электрическим сигналам этих АВМ инженеры с уверенностью могли бы судить об изменении параметров торпеды (например об углах и об угловых скоростях поворота торпеды) в процессе ее движения, должна была быть уверенность, что вводимые в АВМ характеристики торпеды (например, какая сила возникает при повороте руля движущейся торпеды) с достаточной точностью соответствуют действительным. Грубо говоря, с целью уточнения таких характеристик и методик их расчета и были предприняты в 1958 году испытания торпед-лабораторий на озере Иссык-Куль в Киргизии. Председателем комиссии по испытаниям этой торпеды был назначен ВИКТОР АБРАМОВИЧ ЛЕВИН, в свое время прошедший школу В.А. Калитаева при работе с торпедой ТАН-53. Комиссия была укомплектована специалистами-теоретиками отдела № 11 во главе с В.Е. Мясиным, в работе комиссии принимал участие представитель Ломоносовского филиала НИИ - В.В. Лаврентьев, от ЛКИ в работе комиссии участвовал Б.Б. Юфимович, от нашего 14-го отдела в комиссии состоял глава сектора регистрирующих приборов Б.П. Шефтель, был там представитель киевского приборного завода Ю. Путилов, и много других специалистов. Испытания этой торпеды-лаборатории обеспечивала также большая рабочая группа инженеров и рабочих различных специальностей. Как я уже говорил, я попал в эту компанию совершенно случайно, предварительно зная об этой торпеде только понаслышке. Мое начальство толком о моих функциях на этих испытаниях ничего мне не говорило, кроме того, что необходимо заменить Дубова. Меня этот вопрос также не волновал - больше я был обеспокоен вопросом - что делать с диссертационными материалами, как их лучше сохранить. Об этом договорился с ГРИШЕЙ ТАЛАЛАЕМ, который, в то время, был главным помощником В.А. Калитаева по работе в секторе гироприборов. Гриша согласился до моего возвращения хранить в своем спец. чемодане черновики моих трудов - экземпляры диссертации, которые я был должен переделать. Все. После этого я сел в самолет, который, по уже знакомому маршруту, довез меня до города Фрунзе без особых приключений. Во Фрунзе следовало пересаживаться на самолет местной авиалинии, чтобы на нем долететь до города Пржевальска, но тут я застрял почти на сутки. Дело было в том, что с гор дул встречный ветер такой силы, что о полетах нечего было и думать. Тем не менее, мне очень хотелось скорее добраться до места и поэтому я все время приставал к аэродромной службе: "Когда же все-таки состоится вылет?". Наконец ветер начал стихать и "добро" на посадку в самолет было получено. Аэродром представлял собой большое травянистое поле, посреди которого стоял маленький самолет. Это был биплан (типа ЯК?), в фюзеляж которого по маленькой лестнице смогло влезть человек 10 местных жителей и я. Среди них было несколько женщин. Последними влезли двое летчиков и закрыли за собой дверку в фюзеляже. Мотор самолета заревел, он довольно лихо запрыгал по кочкам летного поля и вдруг, плавно,отделился от земли и начал подниматься в воздух, делая при этом небольшой вираж в сторону гор, которые возвышались, казалось, совсем невдалеке. Казалось, что ему, ну... никак не удается забраться так высоко, чтобы спокойно перелететь через эти горы! Иногда мы подлетали все выше и ближе к вершинам, как вдруг резко проваливались вниз, и все начиналась сначала! Вдобавок летный экипаж стал между собой ругаться! Один из летчиков, спотыкаясь, бегал взад-вперед внутри самолета, а в это время другой, сидя за штурвалом в носовой части самолета, махал руками и орал на товарища, что-то вроде: "Забыл взять с собой, а теперь, что делать будем"? Что они там забыли? Какую-нибудь важную часть самолета, без которой нельзя опуститься на землю, или просто...? Ломай теперь свою голову! Через горы самолет перелетать не стал, а выбрал момент и нырнул в какое-то ущелье. Где поворачивало ущелье, там и самолет делал то же. Правда иногда снизу что-то здорово поддавало и самолет тогда выбрасывало вверх так, что горные хребты оказывались снизу, а затем наоборот, нас швыряло вниз и мы проваливались вниз - глубоко в горное ущелье. И так всю дорогу, пока эти горные хребты не кончились. А временами, вообще казалось, что встречный ветер нас сдувает и мы, то есть самолет, летит вперед хвостом. (Через много лет с чем-то подобным мне придется столкнуться и в торпедизме.). Во время этого полета, с частью экипажа самолета начинало происходить такое же явление, какое иногда бывает в море на какой-нибудь шаланде во время качки: людей "травило" на том же месте, где они в этот момент находились. Но когда мы пролетели горы, полет стал приятным и вскоре под нами появились строения города Пржевальска, вблизи от которого находилось и посадочное поле - аэродром. Далее, такой же, как и раньше способ переезда на Пристань, на завод. Володи Дубова тут уже не было. Он отбыл в Питер за день - два до моего прибытия. Да, собственно, и передавать-то ему тут было совершенно нечего. Испытания торпед-лабораторий по специальным программам, с уникальными регистрирующими приборами, должны были начинаться, где-то, через месяц. В настоящий момент еще только производилась подготовка и сборка торпедной матчасти, хотя, возможно, что какие-то испытания проводились и на серийной матчасти, которую полностью, включая и приборы, готовил завод. Все члены комиссии и рабочие, которые находились здесь уже не один месяц, были чем-то заняты. Председатель комиссии В.А. Левин мне объяснил, что основной и единственной моей задачей будет являться подготовка приборов управления для испытаний торпеды-лаборатории. Все ясно. Для выполнения такой задачи мне нужны, во-первых, сами приборы управления, во-вторых, стенды для их подготовки и, в-третьих, рабочие, регулировщики и настройщики этих приборов. Киевские или наши ленинградцы. Когда я сюда добирался, то не было сомнений, что Володя Дубов введет меня по всем этим вопросам в курс дела, как всегда бывало до этого, когда я кого-то подменял, но Володи здесь уже не было и обо всем этом мне пришлось спрашивать также у председателя. Виктор Абрамович вытащил документы, в которых приборы управления, комплектующие эти торпеды, были подробно перечислены и попросил проверить их наличие. Все было в порядке: приборы находились на складе и никто их не трогал с момента поступления. А вот о стендах в документах ничего не говорилось. В рабочей группе комиссии также не было ни одного рабочего по подготовке этих приборов управления. Виктор Абрамович мне объяснил, что ответственность по решению указанных вопросов лежит на отделе № 14, а Александров, то есть я, является в данном случае представителем этого отдела. Чем же здесь до моего приезда занимался другой представитель отдела № 14 - В.А. Дубов? Выяснилось, что подобными вопросами он никого не беспокоил. Основным занятием Володи являлись полеты на двуместном самолете-наблюдателе вместе с каким-то, в то время легендарным, летчиком-лихачем. Как только торпеда выстреливалась, с обрыва над озером взмывал вверх маленький самолет с двумя членами экипажа и начинал сверху следить за движением торпеды, а когда онозаканчивалось наводил в нужную точку корабли-спасатели. Ну и еще этот аэроплан дополнительно в воздухе делал кое-какие акробатические кульбиты. Как же в такой ситуации мне следовало поступать? Телефонной связи с отделом тогда не существовало, так чтобы можно было посоветоваться со своими руководителями. Оставалось одно - заявить Левину о невозможности проведения намеченных испытаний в связи с отсутствием того-то и того-то. Но устраивать такой скандал, и подводить свой отдел, и такой ценой возвращаться в Питер? Наверное, так делать было бы и правильно, но у меня в то время подобных мыслей даже и не возникло. Появилась одна мысль: "Нельзя ли тут на месте, на заводе, необходимое оборудование для комиссии как-нибудь раздобыть, или, хотя бы, позаимствовать?". Стал искать. Быстро и легко было найдено помещение для установки стендов. С воздушными трубопроводами, разделителем сжатого воздуха, с необходимой электропроводкой. Заводские прибористы согласились передать для комиссии " в аренду" стенд прокачки гидростатического аппарата (прибора управления торпедой по глубине и дифференту). Хуже обстояло дело со стендом для прокачки гироскопического прибора курса. Сначала, где-то, в каком-то цеху, я обнаружил в отдельности станину этого стенда, которую там никто, никак, не использовал. (А весит эта станина порядка 200 кГ!). Затем так же, по отдельности, где-то находил электромотор, поворотную часть, и другие. Это дело дошло до того, что сборку с воздухопроводами высокого давления я нашел на заводской помойке. Валялась там в куче под открытым небом, вместе с другим, вроде бы ненужным, хламом. Все это я по отдельности приволакивал в свое помещение, собирал, опресовывал гидравликой, потом давал воздух, предъявлял службам по технике безопасности, составлял соответствующие документы. На всю эту работу у меня ушло время порядка одного месяца, но все равно, к началу "морских" испытаний торпед-лабораторий я немножко не успел. Чтобы не задерживать начало стрельб я решил нарушить технические условия подготовки торпеды и ее приборов управления, предварительно согласовав эти нарушения с председателем комиссии В.А. Левином и со службой ОТК (отдела технического контроля). Вместо установки приборов на стенд, где они были должны проходить подготовку и проверку, я их устанавливал сразу в торпеду, а ее прокачку несколько усложнил: например, “уход” ротора гироскопа прибора курса я проверял по величине отклонения вертикальных рулей торпеды за определенное время. Если оно было больше, чем определенное по моим расчетам, то прибор курса я снимал, производил в нем соответствующую регулировку и повторял прокачку торпеды. В принципе также регулировал и проверял канал управления горизонтальными рулями. Подобные методы проверок не предусматривались никакими документами, но для первых выстрелов мне разрешили составить временные инструкции прокачки. На мою ответственность. В.А. Левин мне поверил, а ему и все остальные, уже на его ответственность. Все получилось отлично, никаких претензий к работе приборов управления ни у кого не возникало. В принципе мне здесь больше делать было нечего. Подготовка приборов и торпедных стрельб были налажены, и далее, для их выполнения, требова<


Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2018-10-25 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: