— Как быть с поношенной, но еще добротной, обувью, туфлями, ботинками из-за бугра?
—Это тоже рассадник грибковых болезней, которые могут спровоцировать гангрену и даже саркому. Не удивлюсь, если тебя кондрашка свалит.
— Не дождешься. У меня гены долгожителя.
— Блажен, кто верует, — ухмыльнулась Швец. — Часто жизнь человека зависит не от генов, а от рокового случая и обстоятельств.
— Не каркай, — оборвал он.
— Обидно будет, если твое жилье, дача, имущество достанутся государству или жэковским крысам. На всякий пожарный случай напиши на мое имя завещание. У тебя ведь ни жены, ни родни, — вкрадчиво предложила Тамила. — Нотариальные услуги я сама оплачу.
—Помечтай, помечтай, я еще из ума не выжил.
— Жаль, — вздохнула она. — Когда прозреешь, поздно будет
— Ух, какие ты страхи на меня нагнала, о гангрене и саркоме вспомнила, — Суховей передернул плечами и поинтересовался. — Сама, где покупаешь одежду и обувь?
— За модой не гоняюсь, донашиваю то, что осталось в гардеробе от социализма.
—У меня тоже от социализма приличный костюм-тройка, — похвастался Евдоким Саввич. — Ему уже больше двадцати лет. Одевал лишь по большим праздникам, поэтому как новенький…
— Мг, прямо таки, новенький, — усмехнулась соседка. — Видела я твой куцый потертый костюмчик с короткими рукавами. Лацканы лоснятся от жира, брюки на коленях обвисли мешковиной. Ты бы сдал его в химчистку.
—Ни за что! Деньги сдерут и еще вещь испортят, — возразил художник.
—Тогда носи, сопи и не ной.
—Я не ною, рад тому, что имею, — Суховей полез в шкаф и сменил затасканный свитер на советский костюм. Его он берег, как зеницу ока, для торжественных событий.
—На безрыбье и рак рыба, — вздохнула Швец, придирчиво оглядев соседа. — На первый случай сойдет. Как только получишь валюту от продажи квартиры, помогу тебе приодеться в фирменном магазине или бутике.
Сдунула ворсинки с костюма, разгладила рукой мятый воротник.
—Здесь жратвы на целый взвод, — произнес он, обозревая харчи. — Мне бы хватило на месяц, а вы сожрете за один присест.
— Рафаэль, у тебя вавка в голове. Как тебе не стыдно, ты же бывший светский интеллигентный человек, короче, совок и должен знать, что жратву готовят для свиней и другого домашнего скота, а не для людей. Тем более таких высокоинтеллектуальных дам, почитай, светских львиц.
— Ох, чувствую, что эти львицы сожрут меня с потрохами, — посетовал художник.
— Не драматизируй, не бзди, все пойдет, как по маслу, — по-свойски, миролюбиво промолвила соседка. — Пойми, что в таких случаях расходы неизбежны, но для тебя они будут минимальными, так как Виола моя лучшая подруга и готова тебе помочь ради спортивного интереса за чисто символический гонорар.
Это сообщение Суховея немного утешило. Он подумал: «Лучше довериться риелтору по рекомендации Тамилы, чем незнакомому субъекту, способному обмануть. Ведь в вопросах купли-продажи недвижимости я дилетант. И насчет расходов она права. Нынче не подмажешь — не поедешь. Придется потуже затянуть поясок, чтобы дожить до следующей пенсии. Он решил не акцентировать на этом внимание и, театрально вскинув голову, поглядел на соседку глазами романтика и признался:
— Продам квартиру, получу валюту и, во-первых, устрою персональную выставку своих полотен. Их уже, не считая рисунков, накопилось больше сотни. Я убежден, что, как без читателя нет писателя, так и без зрителя, ценителя живописи, нет художника. Во-вторых, оформлю заграничный паспорт и отправлюсь в тур по музеям и картинным галереям Италии, Нидерландов, Франции, подаривших человечеству гениальных живописцев, скульпторов и поэтов. Если хватит денег, то побываю в картинной галереи Дрездена. С некоторыми живописцами можно и потягаться, а вот Леонардо да Винчи с его Мона Лизой никому не дано превзойти.
— Рафаэль, у меня родилась гениальная идея! — с блеском в глазах заявила соседка. —Почему бы тебе не заняться бизнесом?
— Каким еще бизнесом?
— Вместо того, чтобы шляться по заграницам, малюй копии Мона Лизы, других шедевров и продавай их, как подлинники.
— Ты с ума сошла, меня же сразу повяжут за крупное мошенничество. С кем Джим останется? Погибнет.
— Мир не без добрых людей, — напомнила она.
—Все же надеюсь побывать в знаменитых музеях. К сожалению, в молодые годы не удалось осуществить мечту из-за того, что существовал «железный занавес» и КГБ представителей творческой интеллигенции, художников, писателей, музыкантов, артистов, вызывавших недоверие за вольнодумство, дальше Болгарии и Монголии не пускало. А теперь есть шанс воочию увидеть шедевры мирового искусства.
Швец, склонив набок голову, внимала его словам, что на нее было не похоже, ибо отличалась чрезмерной говорливостью, перебивала собеседника репликами, колкостями. И лишь когда Евдоким Саввич сделал паузу, с иронией заметила:
— Мечтать не вредно. Насчет читателя и художника ты красиво и метко сказал. Прямо таки афоризм, хоть в блокнот записывай. На самом деле, если твои картины никто не будет видеть и почитать, то все творчество коту под хвост. Что касается твоей персональной выставки, то я бы не ограничилась лишь презентацией полотен и фуршетом для важных гостей, а устроила бы их распродажу через аукцион: кто больше даст? А то ведь твои картины пылятся без пользы, а так подзаработаешь деньжат, которые никогда не бывают лишними.
— Тамила, черт тебя поймет. То ты мои картины называешь мазней, то нахваливаешь, считая, что на их продаже можно заработать. Какие-то странные у тебя критерии оценки и эстетические вкусы.
— Все зависит от настроения и от твоей щедрости, — ответила она.
—Плюрализм в одной голове — это признак шизофрении
— От маразматика слышу, — не осталась Швец в долгу.
— Я бы может и продал картины, но мне нелегко расставаться, они для меня, как родные дети, — ответил Суховей, но Тамила, пропустив мимо ушей, продолжила:
— А вот по поводу круиза по музеям и галереям, то это мечта идиота. Зачем тебе палить валюту на эту фигню? Был бы молодой, куда ни шло, а то ведь труха сыпется. Ото лучше сиди и не рыпайся по заграницам. Зачем тебе это надо?
— Как зачем? Это же шедевры, красота, совершенство, гармония! — с азартом произнес художник.
— И персональная выставка, если не будет продажи полотен, тоже тебе боком обойдется. Рафаэль, не бесись с жиру, — осадила она его. —Людям жрать нечего, с голоду пухнут, а ты по заграницам надумал шляться. Совесть и стыд надо иметь.
— Скажи об этом президенту, почему он довел миллионы честных, порядочных людей до такого скотского состояния. Украинцы, как евреи и цыгане разбрелись по всему белому свету в поисках работы с достойной зарплатой. Меня не за что попрекать. Я поеду за свои деньги, а он транжирит казенные. И ведь от его туристско-ознакомительных поездок для страны и людей никакого проку, как с козла молока, одни расходы. В шею надо гнать необразованного, с двумя судимостями за кражи и насилие дебила.
— Народ за него проголосовал и этот выбор следует уважать, — напомнила Тамила.
— Мг, народ? Как бы не так. Олигархи-мошенники и аферисты на него сделали ставку, вложили капитал и одурачили пропагандой и агитацией со всех телеканалов наивных и доверчивых избирателей. А он теперь вместе с олигархами грабит народ и природные ресурсы Украины. Как говорят, черного кобеля не отмоешь добела. Как был зэком, так им и остался. Хоть с булавой на троне, а дурь его ничем не прикроешь.
— Рафаэль, тебя регионалы за такие крамольные речи могут кирпичом или арматурой из-за угла или в темном подъезде замочить. А могут и отправить в тюрьму или дурку, где режим содержания еще страшнее. Если в Крыму они пачками на тот свет отправляют мэром городов и поселков, то какого-то нищего художника, словно муху, убьют и никто не заметит потери бойца, как в песне о Гренаде.
— Волка бояться, в лес не ходить, — усмехнулся Суховей.
—И все же не хрен тебе делать за границей. Ты уже не в том возрасте, чтобы шляться по Европам. Не транжирь, прибереги валюту на «черный день», подумай о вечности.
— Тамила, я в ближайшей перспективе умирать не собираюсь, чувствую себя хорошо. А знакомство с подлинниками, а не репродукциями полотен великих живописцев мне необходимо для вдохновения, чтобы в своем скромном творчестве, хотя бы немного приблизится к уровню мастерства Микеланджело, Тициана, Рафаэля, Рембрандта, Ван Гога, Пикассо, Моне…
— Сдались они тебе. Тошно слушать о твоих бредовых планах, — Швец прикрыла ушные раковины ладонями.— Кроме Рафаэля и Васнецова никого знать не желаю. Кстати, его картина «Три богатыря» очень нравится Виоле Леопольдовне, особенно Илья Муромец.
— Тамила, ты думаешь о том, чем набить утробу и как бы развлечься, а я о духовных и материальных культурных ценностях, о высоком искусстве, в том числе живописи.
— Не витай в облаках, спустись на грешную землю. Деньги любят счет. Если бы я была твоей женой, то быстро нашла бы им разумное применение, а ты все спустишь на ветер.
— Валюта будет моей! — твердо произнес он. — На что захочу, на и потрачу. Сам себе командир и начальник штаба...
— Ее еще надо получить, — вернула его соседка из радужных мечтаний в серую реальность. — Хорошенько подумай, что человеку на этом свете для счастья надо?
И сама же, опередив Суховея, охотно ответила:
—Вдоволь выпить, сытно покушать деликатесы, красиво одеться и с женщиной развлечься, чтобы испытать кайф, райское наслаждение.
— Это физиология животных, которые постоянно в поиске и добыче корма, а для человека, как мыслящего существа, кроме потребностей в пище, сексе, жилище, одежде, есть еще и духовные потребности в искусстве, эстетике. Забота о том, чтобы в полной мере реализовать свои физические и творческие способности, оставить добрый след в памяти современников и будущих поколений.
—Тебе бы не картины рисовать, а лекции читать. Давай-ка, Рафаэль, за это мы с тобой до приезда Виолы выпьем, проведем дегустацию, как говорят, заморим червячка, чтобы не сосало под ложечкой.
— Слишком прожорливый твой червяк, — заметил он. — Ты ведь и так, пока сервировала стол, всего досыта наелась.
— Организму, желудку ни в чем нельзя отказывать, — усмехнулась женщина.
— Может, дождемся риелтора? — засомневался он. — Во всем должна быть мера, в том числе в питание, чтобы оно не превратилось в чревоугодие, в безобразное обжорство.
— Нет, тебе надо снять напряжение, чтобы стал раскованным и общительным, а не хмурым сухарем. Сто граммов коньяка не повредят, а наоборот взбодрят и развяжут язык, — настояла Швец и по-хозяйски открыла бутылку коньяка «Жан-Жак». Наполнила рюмки золотистым напитком.
— За успех нашего благородного дела! — бодро провозгласила тост.
— Почему нашего, если это сугубо мое дело?— робко возразил хозяин квартиры.
— Эх, не будь эгоистом, не придирайся к словам. Я же тебе добра желаю и поэтому считаю, что это наше общее дело,— пояснила женщина и напомнила. — Другая бы на моем месте потребовала с тебя большие проценты за услуги, а я помогаю бескорыстно, по старой дружбе и доброте своей душевной.
— Коли так, то извини,— покаялся он и поднял рюмку.— За твое здоровье и щедрое сердце, Тамила!
— Ты тоже будь здоров и не кашляй.
Выпили. Суховей закусил долькой лимона и бутербродом с сыром, а она — с черной икрой и маслинами. Художник ревностно поглядел на женщину, опасаясь, чтобы она до прихода знатной гостьи сама не умяла главный деликатес — бутерброды с черной и красной икрой. Соседка ощутила его сердитый взгляд:
— Что ты на меня глядишь, как Ленин на буржуазию, или церковная мышь на крупу? Может, захотелось, воспылал страстью?
— Это тебе показалось, — смутился он и упрекнул.— Ты Виоле Леопольдовне оставь хоть парочку бутербродов с икрой, а то подумает, что пожадничал.
— Она любит смаковать «жабичи лапки»,— напомнила Швец.— А ты, Виоле не перечь, делай и поступай, как велит. Она в этом деле собаку съела и не одну. По Европе каталась, с королями и принцами общалась. Считай, что это для тебя смотрины. Ты обязан, словно жених, ей понравиться. Давай еще по рюмашке.
— Я знаю, что ты любишь выпить на халяву, но потом, еще не вечер,— возразил художник.
— Ты, как хочешь, неволить не буду, а я выпью. Отличный коньяк, французский, три звездочки. Мог бы купить и с пятью. Пожадничал, сэкономил на желудке.
Соседка окинула его придирчивым взглядом и упрекнула:
—Вид у тебя жалкий, как у казанской сироты. Приоденься, взбодрись! Как в молодые годы, надень вельветовый костюм и брюки, замшевые туфли, сорочку с бабочкой…
— Какая к черту бабочка, все давно обносилось, — махнул он рукой. — Встречу по-домашнему, чай, не королева английская.
— В твоем деле, она больше, чем королева, — возразила Швец.
Тамила лихо выпила и потянулась пухлой рукой с пальцами унизанными перстнями и кольцами со сверкающими камнями-самоцветами за очередным бутербродом с красной икрой. «Вот зараза, всю икру сожрет,— с досадой подумал хозяин.— Скорее бы уже Виола Леопольдовна прибыла, а то ни хрена не достанется».
Встреча риелтора
Баляс легкая на помине — прозвучала трель электрозвонка.
— Встречай гостью! Будь джентльменом! — приказала Тамила и сунула ему в руки букет красных гладиолусов, по ошибке купленных им вместо белых орхидей.
— Какая она из себя? — с запозданием поинтересовался Суховей.
— Сейчас увидишь и будешь наповал сражен ее неземной красотой. Величественная, как Екатерина 11. Точная копия, рождена для трона. Не робей, держи хвост трубой!
Художник, а следом за ним и Швец из гостиной прошли в прихожую. Он отворил настежь двери и оробел, застыл, словно вкопанный. В проеме двери, будто статуя, стояла двухметрового роста пышногрудая, упитанная дама. На большой, как глобус, голове рыжая короткая стрижка. Широкое монголоидного типа лицо, густые брови вразлет. Выпуклые магически черные глаза, приплюснутый, как у боксера, нос и сочные плотоядные губы. Суховей на мгновение вспомнил о предостережениях Тамилы и с иронией подумал: «Это, каким буйволом должен быть мужик, чтобы с такой особью совладать? Грудь не меньше пуда весит. Под силу «снежному человеку» или горилле».
Под добротной тканью бордового цвета костюма проявлялись жировые складки. Женщина, подобно Гулливеру, сверху вниз с надменной иронией взирала на него. Неприятный озноб пробежал по спине художника, что не предвещало удачи. Но он не верил в приметы и мистику. Считал себя, если не атеистом, то реалистом.
Окрестив массивную, как шкаф, гостью гвардейцем кардинала, Евдоким Саввич подумал: «Такой крупной бабище, в сравнении с которой Тамила выглядит карликом, а сам я подростком, следовало бы не сделками купли-продажи заниматься, а метать ядро, молот, диск или бороться в сумо. Попробуй-ка, массивную тушу прокорми. Не случайно Швец меня разорила. Это сколько надо напитков и харчей, чтобы насытить эту утробу? Она раза в два крупнее «Данаи» кисти знаменитого Рембрандта. От такой следует подальше держаться, может нечаянно придавить и раньше времени дух испустишь. Удружила Тамила, вокруг да около столько тумана напустила. Чисто деловые отношения без флирта, интриг и искушений. Как только поможет продать квартиру и сразу с глаз долой, из сердца — вон!»
В первые несколько секунд художник опешил, хватал ртом воздух, будто, выброшенная волной на берег рыба. С ужасом ощутив сухость во рту и какое-то внезапное онемение голосовых связок.
— Добро пожаловать, Виола Леопольдовна! Бонжур, мадамуазель! — запинаясь произнес Суховей, слегка склонил голову.
— О-о, мусье, вы очень галантны, — оценила гостья его жест.
— Это вам от всего сердца, — подал он цветы.
— О-о, как это мило и приятно, вы настоящий рыцарь, — улыбнулась Баляс и слукавила. — Мои самые любимые цветы. Вы — ясновидец.
— Рафаэль у нас аристократ, уникум, дамский поклонник и сердцеед. Казанова отдыхает. Он знает, каким способом взять неприступную крепость, чем обворожит женщину, — заметила Тамила и, оттеснив Суховея, пылко обняла гостью.— Здравствуй, Виолочка, душечка. Ты, как всегда, великолепна и неотразима. Сколько лет, сколько зим, хотя и живем в одном городе, а в суете дел нет времени для встреч.
Когда они аккуратно, чтобы не замарать друг друга помадой, поцеловались, Швец представила хозяина:
— Знакомьтесь, Евдоким Саввич, художник, но не очень знаменитый, хотя с амбициями. Господь талантом обделил. В отличие от своего кумира Рафаэля, всякой мазней занимался, вождей — Ленина, Маркса, Энгельса и «дорогого Леонида Ильича», членов Политбюро рисовал, разные там плакаты, лозунги, призывы на транспарантах. Их таскали на демонстрациях и митингах, а он этим гордился.
На стенах висело десятка два картин с пейзажами крымской природы, архитектурных достопримечательностей и рисунков с изображением пса.
— Тамила, голубушка, не оскорбляй и не унижай художника, человека творческого труда, мастера кисти, — упрекнула Баляс.— Я сразу обратила внимание на картины, словно на вернисаж в музей, попала. Вы, наверное, и портреты рисуете? Могу сделать заказ и позировать. Но, конечно, не в качестве натурщицы. Перед чужими мужчинами грешно обнажать свои прелести.
— Посчитал бы за честь, но в последние годы я занимался реставрацией старых полотен и антиквариата, — замялся Суховей, прикоснувшись губами к ее холеной руке. До пенсии, а сейчас очень редко обращаются с заказами и просьбами, в основном работал в картинных галереях и в музеях, восстанавливал чужие картины. В общем, выполнял функции врача, лечащего произведения искусства. А свои картины и рисунки творил на досуге, когда посещало вдохновение.
— Как это интересно и благородно, сохранять для людей шедевры живописи, — похвалила Виола Леопольдовна. Следом за хозяином и подругой прошла в гостиную. Остановилась, увидев богато сервированный стол.
— О-о, столовое серебро! — восхитилась гостья, рассматривая набор сервиса с вензелями. — Почему на восемь персон, мы еще кого-то ждем в гости?
Художник смутился и часто заморгал, не зная, что ответить, с надеждой поглядел на соседку.
— Натюрморт для красоты и гармонии, — ответила Швец.
— Как в лучших домах Парижа, — улыбнулась гостья находчивости подруги.
— Естественно, ведь в жилах Рафаэля течет дворянская кровь, — сообщила Швец. — Если бы не Октябрьская революция и Советская власть, то мы сейчас общались бы с богатым владельцем дворца или поместья. Тогда бы, Виола, отпала потребность в твоих услугах. Да и вряд ли бы нас судьба свела. У него был бы совершенно другой круг общения — венценосные особы из стран, где сохранились монархии, короли и королевы, принцы и принцессы, князья, графы, бароны и баронессы…
— Тамила Львовна, не преувеличивайте. Я — скромный художник без амбиций и претензий, — смутился Суховей.
— Подруга, ты не разбираешься в маркетинге и мониторинге, — властно произнесла риелтор. — Мои услуги всегда востребованы. Во все времена при любой власти и режимах люди покупают и продают недвижимость— замки, дворцы, дома, квартиры, дачи, кемпинги, эллинги, гаражи… Поэтому безработица мне не грозит. Правда, бывают исключения, когда во время революций, бандитского беспредела и рейдерских атак недвижимость захватывают силой и мошенничеством, но вам Евдоким Саввич, такой исход не угрожает. Будете иметь дело с опытной профи.
— Премного благодарен. Любезно прошу вас отведать, что Бог послал,— жестом пригласил хозяин квартиры.
— Бог щедро послал. Ой, мои любимые «жабичи лапки»! — с восторгом воскликнула Баляс, плотоядно облизнула губы в перламутровой помаде, взирая глазами навыкате на французский деликатес.
— Виола, дорогая, прими на «грудь» и замори червячка, чтобы под ложечкой не сосало, — предложила Швец.
— Пить спиртное пока не буду, потому что при исполнении, а вот червячка заморю, потому что целый день на колесах, от клиентов отбоя нет, даже не успела, как следует пообедать.
Она вытерла салфеткой руки.
— Обожая французскую кухню и эстраду. От певцов Джо Дассена, Мирей Матье и Патрисии Каас в восторге. Люблю и плотно покушать, и музыку послушать. Она стимулирует аппетит. Евдоким Саввич, вы золотой человек, настоящий джентльмен, я готова вас расцеловать…
— Ваша подруга, Тамила Львовна, рекомендовала, а для меня слово и пожелание женщины— закон! — смутился лести Суховей. — Вы кушайте на здоровье, а по мне, лягушка она и есть зеленая жаба болотная под каким бы соусом, майонезом, кетчупом ее не подали. Верно, говорят: сто лет мак не родил и голода не было. Так и с лягушкой, пучеглазой квакухой… Лучше пейте красное вино, как это делают французы.
—О-о, Париж — мечта, обитель художников, поэтов, музыкантов и пылких любовников! — с восторгом произнесла Баляс. — Город мировой моды, парфюма, косметики, роскоши и… разврата. Знаменитого Анатоля Франса за блуд не посадили в Бастилию лишь потому, что он был сенатором…
— Ты с ним встречалась? — заискивающе спросила Швец.
— С кем, с ним? — удивилась риелтор.
— С этим Толиком, французским?
— Тамила, какая ты дремучая, Франс жил в девятнадцатом веке, а сейчас двадцать первый.
— Жаль, наверное, породистый был бабник, если до сих пор помнят.
Баляс, смерив надменным взглядом Суховея, поинтересовалась:
— Вы бы хотели увидеть Париж и умереть?
—С радостью бы побывал в Париже, посетил бы Лувр, другие музеи, Елисейские поля, а вот умирать еще рано. Мой час не пробил.
—Смерть не предупреждает о своем визите, — назидательно заявила Тамила. — Как и любовь, она приходит неожиданно, когда ее совсем не ждешь. Рафаэль, в любой момент тебя может хватить кондрашка, сразу испустишь дух.
— Типун тебе на язык, — проворчал он.
— Странные у тебя аналогии, любовь и смерть, — упрекнула подругу Виола.
— Не вижу странностей, они, как неразлучные подруги, — возразила Швец, а риелтор обратила взор на художника:
— Евдоким Саввич, вы же светский человек, интеллигент, художник и должны знать уважать и почитать шедевры французской кухни, которая славится во всем цивилизованном мире. Если вы не любите лягушечьи лапки, то не видать вам, как собственных ушей, Парижа, Эйфелевой башни, Нотр-Дам, известного, как Собор Парижской богоматери. А уж о том, чтобы ваши картины экспонировались в Лувре или на Елисейских полях, вообще забудьте. Раньше при СССР, у вас не было такой возможности из-за «железного занавеса», а теперь все дороги открыты. Но без меня вам в Париже делать нечего. Советую не пренебрегать деликатесами французской кухни и усиленно изучать язык Анатоля Франса, Эмиля Золя, Ги Мопассана, Виктора Гюго, Густава Флобера и других корифеев французской литературы.
— Умирать буду, но к болотной жабе не прикоснусь, — стоял на своем Суховей.
—Вы так говорите, лишь потому, что никогда не пробовали эту вкуснятину, — пожурила его Баляс. — Между прочим, лягушка одна из чистоплотных существ, хотя и живет в болоте. Питается мошками. букашками и комариками не то, что всеядная свинья. Поэтому и мясо нежное, тает во рту. Давайте я вам махонький кусочек отщипну?
— Виола, держи его за руки, я кусочек засуну в Рафаэлю в рот, — предложила Швец и художник отпрянул в сторону.
— Нет, нет! — потешно замахал он руками, готовясь к обороне. — Тамила, не майся дурью. Чтобы я жабу ел, ни за какие деньги! Я к этой твари не прикоснусь. Она в желудке начнет квакать.
— Напрасно. Теперь я поняла, что вы не аристократ, — Виола Леопольдовна окинула его надменным взглядом и аккуратно взяла холеными пальцами гипсово-белую «жабичу лапку» и поднесла ее к крючковатому с горбинкой носу. Понюхала, определив по запаху свежесть. Приоткрыла пухленькие в алой помаде губы и сунула лапку в рот. С удовольствием, причмокивая языком, смежила ресницы и принялась с блаженной улыбкой на лице смаковать.
— Фу, гадость какая, — невольно сорвалось с губ хозяина и тошнота подступила к горлу. Он пару раз икнул и поднялся с места, чтобы не вырвать за столом.
— Рафаэль, сейчас же прекрати, не позорь меня перед подругой! Ты не в кабаке, не в сортире, веди себя прилично, — набросилась на него Швец. — Хоть ты и художник, но темный и дикий. Виола Леопольдовна, культурная, утонченная натура, во многих знатных домах Парижа считали за честь ее появление. Она знает толк в деликатесах. Вкушала не только «жабичи лапки», но и виноградные улитки, их икру, а также печень трески, омары, крабы, кальмары, устрицы, лангусты и другие пикантные блюда с царского и королевского столов. Легче перечислить экзотические блюда, которые еще не пробовала. Дегустировала, не только коллекционные вина, текилу, киянти, мартини, виски, шампанское, коньяк, другие крепкие напитки, но и блюда французской, еврейской, тайской, китайской, индийской, японской, вьетнамской, арабской кухонь…
— А украинской тоже? — ввернул слово, подавим позывы к рвоте и придя в себя, художник.
— Конечно, хотя не нахожу повода для восторга, — ухмыльнулась соседка. — Борщ, вареники, яичница-глазунья на сале и, пожалуй, все меню. Толи дело еврейская кухня. Тут тебе и мацу, бешбармак, плов…
— Ты, Тамила, не считай меня идиотом, не вешай лапшу на уши. С каких это пор азиатские блюда бешбармак и плов стали еврейскими?
Соседка стушевалась, засуетилась, и не найдя аргумент, предложила:
— Виола, все-таки, давайте выпьем за наше святое дело.
— За кого вы меня принимаете? Сюда я приехала ни пить, ни гулять, а важные дела решать. У меня такое правило: делу время, а потехе — час, — строгим, менторским голосом заявила Баляс, быстро расправившись с порцией жабичих лапок и бутербродами с черной и красной икрой.
«Сразу видно, что не аферистка, а деловая женщина, чувствуется профессионализм и хватка, — с удовлетворением подумал Суховей, взирая на женщину с пышными телесами. — С нею можно сварить кашу, поможет выгодно продать квартиру и гора с плеч. А то, что она ест жаб, так у каждой бабы свои заскоки и причуды, которые делу не помешают. Чтобы я без Тамилы делал? Душевная соседка, свела меня с нужным человеком».
— Как знаешь, хозяин-барин, а мы с Рафаэлем выпьем, — сказала Тамила и наполнила коньяком две хрустальные рюмки.
— Евдокиму Саввичу тоже нельзя — он мой клиент и должен быть трезвым, адекватным. А сама пей, сколько влезет, — заметила риелтор.
— Вот так ситуация, все при исполнении, деловые, даже выпить не с кем, — толи с грустью, толи с радостью произнесла Швец и залпом выпила золотистый напиток, навалилась на деликатесы. «Сожрут все за один присест», — сокрушался художник. Словно прочитав его мысли на помрачневшем лице, гостья завершила трапезу:
— Для затравки достаточно. После осмотра квартиры продолжим, — она вытерла салфеткой лоснящиеся жиром губы и поднялась со стула. — По коням!
— Виола Леопольдовна, чтобы потом не возникло недоразумений насчет гонорара за услугу, на какой процент от суммы сделки вы претендуете? — спросил он.
— Ни на что не претендую, ведь художника каждый готов обидеть, — улыбнулась она.— Конечно, эта работа потребует времени и усилий. Только дилетантам кажется, что дело простое, не стоит выеденного яйца. Нашел, мол, состоятельного покупатели, получил валюту и все дела, гуляй Вася. Ан, нет, купля-продажа довольно сложная и нервная процедура, необходимо будет оформить кучу бумаг, погасить все долги по жилищно-коммунальным и другим услугам, чтобы дали справку в жэке, затем в БТИ заказать новый техпаспорт на квартиру. Они его выдадут лишь после обследования, экспертизы жилища. Получить подтверждение, что на данной площади не прописаны несовершеннолетние дети и т.д. и т.п. И везде бюрократы ставят рогатки, без взяток не обойтись. И одному, и другому чиновникам предстоит давать на лапу. Поэтому, Евдоким Саввич, чтобы все свершилось быстро и без проблем, придется вам развязать чулок с деньгами. А лично для себя мне от вас ничего не надо. Считайте, что я взялась за это дело из уважения к моей подруге Тамиле. Но, если вы посчитаете этичным отблагодарить, то не откажусь, чтобы вас не обидеть.
— У меня нет чулка, сижу на мели, последние деньги на выпивку и харчи потратил, чтобы достойно вас встретить, — признался Суховей.
— Возьмите в банке кредит сроком на месяц, а после сделки быстро его погасите, — предложила риелтор.
— Сколько?
— Не меньше тысячи долларов, а лучше евро, на текущие расходы.
—Ого-го! — художник озадаченно почесал затылок. — А договор с вашим агентством надо заключать, чтобы иметь гарантии?
— Вы — стрелянный воробей, на мякине не проведешь! — польстила она.
— Рафаэль, зачем тебе эта формальность? — подала голос Швец.
—Тамила не встревай. Договор обязателен, — продолжила риелтор. — Агентство недвижимости «Очаг» — ни какая-нибудь шарашкина контора, а солидное, авторитетное учреждение. Поэтому без всякой самодеятельности обойдемся. Все строго по закону, официально. Сейчас мы составим и подпишем договор об услугах в купле-продаже.
Баляс достала из кожаного дипломата два листа бумаги с логотипом АН «Очаг». Один подала клиенту:
— Прочитайте и заполните графы, ФИО, данные паспорта и идентификационного кода. Внизу распишитесь и укажите дату.
Евдоким Саввич прочитал условия договора и остановился на графе «штрафные санкции», где отмечено, что «в случае расторжения договора одной из сторон, инициатор выплачивает компенсацию в сумме 500 долларов США. А в случае форс-мажорных ситуаций стороны не имеют взаимных претензий».
— Слишком велик, неподъемный для меня штраф. Это моя почти полугодовая пенсия. Нельзя ли уменьшить, хотя бы до 200 долларов? — предложил он.