— Так это же замечательно! В реальности все происходит наоборот. Это не он, а ты его скоро соблазнишь и изнасилуешь по полной программе, — предсказала Виола. — Наивные люди полагают, что только женщину можно изнасиловать, но и мы способны на контрудар. Считай, что Рафаэль в наших руках. Если не изнасилуешь физически, то третируя морально, доведешь до суицида. Тамила, ну, что тебя учить. Есть много способов для избавления от ненавистного супруга. Недаром любая грустная жена мечтает стать веселой вдовой.
— Как точно подмечено! — восхитилась она. — Сама придумала?
— А кто же еще.
—У тебя не голова, а Дом советов, — польстила Тамила и предложила. — Виола, почему бы тебе самой не соблазнить Рафаэля?
— Что ты? Это нереально и смешно. Куда ему со своим перчиком, — усмехнулась риелтор. — Он же меня боится, как огня, я это нутром чувствую. У меня любовники — рослые гвардейцы, под стать Петру 1, а этот усыхающий пилигрим.
«А перчик у Рафаэля нормальный, твердый и сладкий», — вспомнила Швец одну из хмельных ночей, но промолчала.
— Может женщины его перестали интересовать? Рафаэль сожительствует со своим псом, — предположила Баляс.
— Разве такое возможно? Ты преувеличиваешь.
—Вполне. Если некоторые из женщин тайно от опостылевших мужей отдаются своим любимым псам, то почему мужчина и его пес не могут быть гомосеками. Ласкают, лижут, сосут гениталии.
— Для меня это открытие, — призналась Тамила.
— Эх, ты многое еще не знаешь в сфере зоофелии, инцеста, некрофелии и других тайн сексуальной жизни. Следует не только изучить Камасутру и другие полезные книги, но года два-три пожить за бугром. Лучше всего в Нидерландах, где царит свобода нравов. Устроилась бы в одно из множества интим-заведений, то есть домов терпимости, на улице Красных фонарей в Амстердаме. По возрасту, облику и фигуре еще подойдешь. У тебя узкий таз. Сразу видно, что не рожала, а совокуплялась ради удовольствия.
|
|
—Зато у тебя фюзеляж военно-транспортного самолета, — взбрыкнула Швец.
— Не груби, а то получишь промеж глаз, — осадила ее Виола. — Девушек и женщин из бывших республик СССР охотно принимают на работу в зарубежные бордели.
— Ты, что вербуешь меня?
— Нет, сутенерство не моя стихия. Просто просвещаю на всякий пожарный случай. Суховей, конечно, мог бы завести суку, но с нею много мороки. Пришлось бы договариваться о вязке с породистым кобелем, принимать роды и ухаживать за щенками. А с кобелем контакты проще, — пояснила Виола. — Ты принюхайся к художнику и украдкой понаблюдай за ним. Может, застукаешь на горячем.
— Как не старается перебить запах тройным одеколоном и «Шипром», все равно от него несет псиной.
— Тамила, ты же сама призналась, что смотрела классику японского кинематографа фильм «Легенда о Нарайяме», — продолжила тему риелтор. — Там есть эпизод соития одного из персонажей с сукой. Я понимаю художника. Наличие любовницы сопряжено, во-первых, с большими затратами на подарки, парфюм, косметику и т. д., которые его жалкая пенсия не выдержит. Во-вторых, женский характер, капризы, истерики. Зачем ему это надо. А животное покладистое, исполнит любую прихоть. Кайф почти тот же, что и с женщиной, ведь плоть из одного теста.
— Да, Виола, озадачила ты меня и расстроила, — потухшим голосом произнесла Тамила.— В таком случае Рафаэлю нужна сука, а не кобель?
|
|
— Так ведь и среди животных есть гомосеки. Например, при отсутствии кур петухи не только клюют, но и охотно топчут друг друга. Ну, да ладно, чем бы старик не тешился. Ты только же думай, что валюта сама к нам в руки приплывет? Ничто без труда не дается. Недаром говорят, кто не рискует, тот не пьет шампанское, — глядя на чрезмерно озабоченную подругу, снисходительно усмехнулась риелтор.
—Тогда ему дешевле обойдется резиновая кукла с подогревом, — сказала Швец.
— Да, дешевле, но кукла и есть кукла, неживая, что равноценно мастурбации, онанизму, — возразила Баляс. — Для любого мужчины такой акт ущербно-постыдный, психически угнетающий. Поэтому предпочитают слипаться с партнерами или животными. Женщину надо добиваться, обхаживать, затрачивать деньги, терпеть характер. Не каждый мужчина способен брать неприступные крепости дорогими подарками или длительной осадой. В результате не только из-за демографических диспропорций и перекосов, но и пассивности, робости самцов, страдает от одиночества много невостребованных женщин.
—Получается, что женщины несчастны из-за мужчин-саботажников, не выполняющих свою главную функцию, — сделала вывод Тамила.
— Конечно, так оно и есть. Перевелись рыцари без страха и упрека. Ныне из-за прекрасных дам никто, как Пушкин или Лермонтов, не стреляется на дуэлях. Предпочитают жить с клеймом позора и поруганной честью.
— Виола, что же делать? — жалобно, едва не прослезившись, спросила Швец. — Я ведь тоже невостребованная. Рассталась со своим альфонсом-дармоедом.
|
|
— Надо надеяться только на себя, свой ум, хитрость и предприимчивость. А мужиков, вопреки их желанию, превращать в меценатов и спонсоров, но не таких вшивых, как Рафаэль. По поводу альфонса не печалься. Я найду для тебя страстного бой-френда, коль с художником нет склейки.
Мгновенно замолчала, услышав приближающиеся шаги.
— Вот и мы! — Суховей появился с Джимом на поводке. Тот, заняв бойцовскую стойку, громко облаял гостей:
— Гав! Гав! Гав!
— О, какой невоспитанный пес, — произнесла Баляс.
— Он не терпит запаха алкоголя, — пояснил хозяин.
— Уведи этого волкодава быстрее, чтобы его духу здесь не было. Всю обедню псиной испортит, — приказала Швец. — Даже французские духи «Шанель №5» и «Опиум» не могут перебить мерзкую вонь. Боюсь, что он меня однажды покусает и загрызет, а бешенство неизлечимо.
— Он привит от бешенства и к тому же отличается спокойным нравом и добротой. Вы ничем не рискуете.
— Дай то Бог, — заметила Тамила. — И все же у меня душа не на месте. Уж больно у него устрашающий вид и дикая сила. Боюсь, что когда-нибудь завалит меня и изнасилует. В истории уже были такие ужасные случаи.
— Выкинь эту глупость из головы, — усмехнулся Евдоким Саввич. — Твоему целомудрию ничего не угрожает
Художник аккуратно провел дога через комнату в прихожую, а затем за пределы квартиры на прогулку в парк.
— Совсем Рафаэль помешался на доге, — заметила Швец. — Проку от него никакого.
— Не скажи, породистый бойцовской или служебной породы пес со знатной родословной является атрибутом состоятельности, престижности и силы, — возразила риелтор.
— Ха-ха, нашла в Рафаэле состоятельного олигарха, — рассмеялась Тамила. — Когда он и был при деньгах и славе. Мне немного удалось погреться в ее лучах. Но все растратил на баб, да и братец Никита с него много потянул и загнулся от цирроза печени.
— О покойниках плохо не говорят. Хорошо или нечего, — напомнила Баляс. — Конечно, на статус олигарха художник не потянет, но обеспеченным человек после продажи квартиры станет.
— Это мы должны стать обеспеченными. А ему валюта противопоказана, все равно пропьет, пустит на ветер. А денежки любят счет.
— Любишь ты считать чужие денежки, — усмехнулась Виола.
— Ты к ним тоже неравнодушна, ведь денег много не бывает.
Баляс, выпучив глаза, словно объектив перископа, пристально поглядела на подругу.
— Что случилось? Что ты на меня смотришь, как Ленин на буржуазию? — всполошилась Швец.
— По всем признакам у тебя проблемы с гормонами.
— С чего ты взяла?
— Погляди на себя в зеркало. У тебя же, как у мужика-казака или кикиморы, усы растут и бородавка на щеке.
— Да, — горестно вздохнула Тамила, проведя ладонью по щетине черных усиков. — Наверное, кто-то меня сглазил или наслал порчу. С тринадцати лет мучаюсь. Что только не делала: выщипывала их пинцетом и прижигала йодом и зеленкой, сбривала и все коту под хвост. Кучу денег родители и сама потратили на народных знахарей и ворожей и все впустую. Усы, как росли, так и растут.
— Сбривать не следует. Это стимулирует рос щетины, — пояснила риелтор.
—Что же мне делать? Приличные кавалеры шарахаются, как от прокаженной. Считают меня демофродиткой.
— Что делать, что делать? Выходи замуж за живописца. Захомутай его.
— Каким способом?
— Будто не знаешь, — усмехнулась подруга. — Как только Рафаэль вернется с прогулки, захмелеет, то отдайся в соседней комнате. Как интеллигентный человек, аристократ он обязан будет жениться, официально зарегистрировать брак.
— Он закоренелый холостяк, привык жить бобылем. Баба ему нужна лишь для секса и то один раз в месяц, — сообщила Швец. — Зачем мне такая обуза. Был хоть сам, а то еще пса мне на шею повесит.
— Впрочем, Тамила, если он тебе неприятен, то не обязательно выходить замуж. Есть старый испытанный на практике способ.
— Какой именно?
— Все-таки постарайся своими чарами, хитростью затащить его в постель, — велела Баляс. — После того, как свершится совокупление, разорви на себе лифчик, блузку и юбку… Закричи, будто тебя режут. Я прибегу на помощь и мобильным телефоном зафиксирую факты изнасилования. Бросайся на Рафаэля с кулаками, рыдай, не жалей слез, чтобы все выглядело достоверно.
— Жаль, — вздохнула Швец.
— Кого тебе жаль, художника?
— Нет, лифчик, блузку и юбку.
— Тогда переоденься в поношенную одежду или секонд-хенд.
— Я обносками не пользуюсь, — обиделась Тамила.
— Не скупись, тебе все возвратится сторицей. Если после похмелья Рафаэль станет отпираться, то я сама прижму его к стенке. Станем его шантажировать, угрозами заявлений в милицию и прокуратуру об изнасиловании. Он же трусливый, как заяц. Чтобы не оказаться на нарах, а по этой статье Уголовного кодекса дают не меньше восьми лет, а если в извращенной форме, то и все десять, готов будет всю валюту от продажи квартиры отдать. Но и после этого не оставим его в покое, пока не обдерем, как липку. У него не будет другого выбора. Приберем к рукам валюту и все его имущество. Но при условии, что со мной поделишься?
— Конечно, поделюсь. Ловко ты придумала, — похвалила Швец.
— Ради тебя стараюсь. Глупо не воспользоваться ситуацией. Твой белый рыцарь на белом коне уже никогда не прискачет. Поэтому бери то, что само в руки просится.
— Я не против, но вдруг Рафаэль охладел ко мне, откажет покрыть?
— Сегодня не захочет, но завтра не устоит, ведь плоть требует, — заверила риелтор. — Пока мужик жив, ему хочется насладиться женским телом. Постоянно его соблазняй, провоцируй на секс.
—Наверное, он уже неспособен удовлетворить. Хочется, но не можется, —предположила Швец. — Надо бы ему в пищу добавить гормональный биостимулятор, чтобы встал.
— Себе добавь стимулятор или вибратор, а то слишком флегматичная, вялая, ни рыба, ни мясо, — упрекнула Баляс. — Мужики любят бойких, темпераментных зажигалок. Если выяснится, что Рафаэль импотент, то это тебя не должно напрягать, кобелей вокруг, хоть пруд пруди. Всегда будет возможность сбегать налево. Зато скоро валюты привалит.
— Тогда Рафаэль совсем нос задерет.
— Не задерет, мы его окрутим вокруг пальца, — пообещала Баляс. — Не видать ему валюты, как собственных ушей.
Заздравные тосты
Через полчаса Суховей возвратился с прогулки, довольный общением с любимым псом. Захмелевшие женщины встретили припевом:
— Пей до дна, пей до дна…
Тамила на блюдечке подала ему рюмку, наполненную водкой.
— Мне бы граммов пятьдесят коньяку, — попросил он.
— Рафаэль, ты шо, сдурел? — округлила она глаза. — Коньяк женский напиток. Глуши водку, она полезнее.
— Шампанское считают женским напитком, — возразил художник.
— Меня от него пучит, — призналась соседка.
Все же польщенный почитанием и обходительностью, Суховей не посмел отказаться от водки.
— Пью за прекрасных женщин и за “братьев наших меньших”. За моего Джима, — произнес он, довольный неожиданной и удачной рифмой. Стоя, как подобает офицеру, осушил рюмку.
— Ох, и крепкая водка, что-то он меня быстро разобрало, — посетовал Суховей, вдруг ощутив неприятный озноб.
— Наверное, ты, Рафаэль, давно не употреблял. Пил только минералку, да козье молоко, — Тамила усмехнулась и подмигнула подруге. — Виола, держи Рафаэля за руки, а я ему в рот запихаю жабичу лапку. Распробует, поймет, какая вкуснятина. Его, паразита, тогда за уши не оттащишь…
Соседка схватила с блюдечка заскорузлыми, унизанными золотыми перстнями и кольцами, пальцами деликатес, и решительно поднялась.
— Бабы, вы, что сдурели!? Пошли на хер с жабой! — художник соскочил со стула. — Эту гадость даже Джиму не позволю кушать. Я знаю, что жабами питаются цапли и змеи. Только деньги впустую потратил на это французское дерьмо.
— Какой ты невежа, лягушечьи лапки — самый пикантный деликатес. Рафаэль, у желудка нет глаз, — сделала открытие соседка.— Он все принимает и переваривает. Все, что в рот полезло, то и полезно.
— Это не значит, что надо тащить в рот разное дерьмо. Головой надо думать,— возразил Суховей.
— Поэтому игра стоит свеч.
— Каких свеч, поминальных?
— Да ты шо, белены объелся? Перекрестись и не груби, смерд, когда рядом светские львицы, — упрекнула Тамила. — А еще размечтался попасть на выставку в Париж со своим фуфлом, дурья башка. Там тебе пришлось бы не только лягушечьи лапки, но и бычьи яйца смаковать, ведь Испания и Португалия под боком. Поэтому пробуй, набирайся опыта, чтобы не выглядеть белой вороной, иначе в следующий раз не пригласят.
— Когда пригласят, тогда и попробую, — ответил Суховей.
—Успокойся подруга. Баба с воза, кобыле легче, — заметила Баляс. — Где ему понять и оценить прелести французской и других европейских и восточных блюд. Кроме русской и украинской и, то в урезанном виде, ничего не дегустировал. А я искусная — гурманка. Кроме лапок, улиток обожаю рябчиков, перепелок, морские деликатесы: омары, лангусты, креветки, устрицы, кальмары. И, само собой разумеется, красную рыбу, балыки из нее, черную, красную и паюсную икру. А из напитков предпочитаю армянский коньяк «Ararat», который любил английский премьер Уинстон Черчилль. И шампанское «Кристалл».
— Рафаэль, не сиди сиднем, а мотай на ус, записывай, чтобы наперед знал, что потребуется на стол при следующей встрече.
— Пусть вас Черчилль коньяком угощает. А я люблю райские яблочки и птичье молоко, только кто мне их достанет? — иронизировал Суховей. — Надо соизмерять свои потребности с возможностями. У меня нет монетного двора и печатного станка.
— Не ерничай, веди себя тактично, — одернула его Швец. — Мне гурман-конкурент не нужен, самой мало. Пусть ливерной колбасой давится, если на балык и салями пожадничал.
— У меня нет печатного станка, живу на нищую пенсию, — напомнил о своем статусе Суховей
— Зато в молодости погулял и, покуролесил, баб вдоволь помял, — уязвила его Швец.
— Что было, быльем поросло. А теперь нет повода для застолий, лишь иногда пивком забавлялся и чувствовал себя отлично. Предпочитаю пиво «Балтика», «Черниговское» или «Славутич», а больше кефир, йогурт или минералку…
— Минералку, кефир. Ох, и шутник-затейник, — засмеялась Баляс. — Пока совсем не окосели, покажите мне документы на квартиру, техпаспорт, акт о наследовании.
— А что их смотреть, документы подлинные. Ох, бабоньки, хорошо сидим и гудим!
— Не заговаривайся, где ты видишь бабонек? Перед тобой благородные светские дамы, — упрекнула соседка.
— Бабоньки звучит ласково, доверчиво.
— Не тебе нас ласкать и мять. Для этого есть мужчины-рыцари на белых конях и с валютными счетами в банках, а ты, пока что голодранец, — пристыдила Тамила.
— У меня тоже скоро будет счет.
— Когда будет, тогда другой разговор.
— Что-то я устал. Укатали, видно Сивку, крутые горки, возраст дает знать, раньше не вылезал из творческой богемы, — посетовал он, решив свернуть тему.
— Рафаэль не притворяйся доходягой, — ухмыльнулась Швец. — Косишь под бедного еврея, а я эту публику знаю. Этот номер у тебя не пройдет. Если хочешь, чтобы мы ушли, то скажи, не придумывай разные сказки. Мы взрослые люди, нечего юлить и мудрить мозги.
— Я, что попало, не ем, — с гордостью заявила гостья.. — Только экологически чистые, свежие без ГМО, нитратов и сульфатов продукты. На хот-доги, гамбургеры, фаст-фуды, не смотрю, тошнит. «Макдональдс» обхожу десятой дорогой. Уважаю и берегу свой организм и вам советую в еде быть щепетильными и осторожными, чтобы не нажраться дерьма и не страдать жидким стулом или запорами.
— Рафаэль, не сиди, как пень трухлявый, а бери ценные мысли, изречения на заметку, — велела Швец. — У Виолы Леопольдовны, максимально занятой важными делами, нет времени на повторение.
— Уже взял, — кивнул головой художник.— Конечно, человек всеяден, но не до такой степени, чтобы жрать лягушек. Даже в годы голода люди брезговали.
Суховей старался контролировать свои слова и действия, чтобы нечаянно не обидеть знатную гостью. По мере повышения градуса в мозгах и алкоголя в крови, ощутил себя раскованно, как птица в свободном полете.
— Уважаемая мадемуазель, вам бы при таких гастрономических пристрастиях к лягушатине следовало бы, словно черепахе Тортиле, жить в болоте…
Увидел, как риелтор оторопела, замерла с открытым ртом. Выпучила глаза из орбит, а лицо полыхнуло жаром.
— Ну, спасибо. Тамила Львовна, удружила, — наконец вернулся к ней дар речи. — С кем ты меня познакомила?
— Поднявшись из-за стола, сама же и ответила:
— С неотесанным забулдыгой Дуремаром. Если бы я не была при исполнении, то за оскорбление личности врезала бы ему промеж глаз и покатился бы колбасой.
«Полный фиаско, катастрофа» — запаниковал художник, следя за ее руками и опасливо отойдя от стола.
— Виола, Виолочка, не обращай на него внимания, ешь, лопай, сколько влезет, — забегала вокруг нее Швец. — На Рафаэля иногда находит, бывает неадекватен. Особенно, когда заложит за воротник лишку, такие заскоки случаются. Сама ведь знаешь, что у трезвого в голове, то у пьяного на языке…Будущий пациент психиатра и жилец дурдома.
— Тем более, — властно изрекла Баляс.
— Рафаэль, сейчас же ползи на коленях и проси у Виолы Леопольдовны прощение за оскорбление, иначе расстанемся лютыми врагами.
Евдоким Саввич, осознавая, что рушится надежда, выгодно продать квартиру усопшего Никиты, понурил голову и жалобно признался:
— Виола Леопольдовна, простите меня великодушно за глупую шутку. Сам не знаю, как с языка сорвалось.
Она высокомерно с презрением окинула его холодным взглядом.
— Рафаэль. За то, что ты довел мою любимую подругу до стрессового состояния, я на твоей глупой башке разбила бы ночную вазу с говном. Проси, проси прощение, целуй щедрую руку.
Суховей, охваченный паникой, склонил колени, поцеловал холеную руку с нанизанными на пальцы золотыми перстнями и кольцами с самоцветами.
— Только из уважения к Тамиле, я готова помочь при условии, что клиент будет беспрекословно исполнять все мои приказы и рекомендации, — четко потребовала риелтор.
— Виолочка, не обижайся, он готов, — вместо художника ответила Швец. — Он от радости онемел, слова не может вымолвить.
Ему в знак согласия осталось лишь кивать головой.
— Давайте за это и выпьем на посошок, — предложила Виола Леопольдовна.
— Боже, дай завтра тоже, чтобы всегда было, что выпить и закусить,— пожелала Тамила. «Держи карман шире,— с грустью подумал Суховей. — Губа не дура, на мои денежки гулять на широкую ногу каждый мастак. Полный пансион».
— Виола, там у нас в холодильнике, — соседка указала взглядом на кухню, — осталась бутылка коньяка «Коктебель» и упаковка «жабичих лапок». Не забудь перед уходом взять с собой в качестве презента, а то маляр их замыкал…
— Не у нас, а в моем холодильнике, — мрачно произнес Суховей, намеревавшийся припасти коньяк себе, чтобы принимать для аппетита по 50 граммов на грудь перед едой и подумал: «Вот, стерва глазастая, ничего от нее не спрячешь».— Ты, Тамила, в этой квартире не хозяйка, а гостья, поэтому не командуй парадом. Прожорливы, как саранча, вся пенсия на пропой и харчи ушла. Теперь я понимаю Вольтера, написавшего: «ненавижу женщин за то, что они помнят, где что лежит».
— Хер моржовый твой Вольтер, — перебила соседка. — Наверное, сам страдал склерозом и завидовал женщинам.
— Тамила, ты хотя бы знаешь, кто такой Вольтер? — с иронией спросила Баляс.
— Какой-нибудь ханыга, барыга, судя по фамилии, жид плюгавый.
— Эх, темнота. Запоминай, знаменитый француз, философ, поэт, драматург, — сообщила риелтор. — О такой личности стыдно не знать.
— Зачем забивать голову тем, от чего никакой пользы, — заметила Швец.
— Виола Леопольдовна, ее великие люди не интересуют, знаниям предпочитает скудоумие, корысть, — вздохнул художник.
— Не ворчи, старый пень. Для тебя же стараемся, — одернула его соседка. — Как только у тебя язык повернулся и не отсох упрекнуть нас в обжорстве? Мы по ночам не смыкаем глаз, думаем, как тебе, старому мерину, помочь.
— Знаю, почему ты не спишь, — усмехнулся художник. — Всю ночь пружины в диване скрипят и слышатся стоны и крики. Разных жеребцов и кобелей водишь. Стыд и срам, не квартира, а бордель.
— Это, не твое собачье дело! — резко осадила его соседка. — Я — женщина молодая, темпераментная и не могу себе отказывать в земных удовольствиях. Тело принадлежит человеку и он вправе им распоряжаться по своему усмотрению. Оно тленно и нет смысла его хранить и жалеть, а вот душа принадлежит Богу и она вечна. Туда я никого не пускаю. А ты, поди, от зависти надулся, как мыльный пузырь. Гляди, не лопни.
— А ты обжора до белой горячки.
Соседка на мгновение потеряла дар речи, не ожидая от него такой строптивости, а потом вскипела, словно самовар:
— Рафаэль, как тебе не стыдно?! Ты меня своей скупостью поразил в самое сердце. Ты же не бич, а интеллигентный человек, художник, и вдруг такое дикое жлобство?— упрекнула она. — Я тебя, сосед, не узнаю, ты превращаешься в скупердяя. Да, подавись бутылкой и лягушатиной!
— Не грызитесь, — сурово велела Баляс, заметив, как у Суховея от возмущения задрожали руки. — У меня такое железное правило: ни с банкетов, ни с кладбища ничего не брать. Это признак дурного тона и зловещая примета. Давай-ка сюда любимые «жабичи лапки». Их я с большим удовольствием посмакую.
— А я вот не верю в глупые приметы. Назло крохобору заберу и коньяк для растирок и компрессов, и баночку черной икры, чтобы он не спился и не объелся.
— Чтоб ты сама объелась до заворота кишок, — пожелал художник и отправился на кухню за «жабичими лапками». Их прожорливая Виола Леопольдовна слопала в мгновение ока. Потянувшись от удовольствия всем телом, заявила:
— Обожаю блюда французской кухни. Они изысканны и пикантны, а вот китайцы в пище неприхотливы.
— Потому, что их больше одного миллиарда и двухсот миллионов. Попробуй-ка, накорми такую ораву, — вставил реплику художник.
— Рафаэль, ты прав. На этот счет есть анекдот; китайцы кушают все, что ползает, кроме танка и все, что летает, кроме самолета. Ха-ха-ха… Почему не ржете?
— Остроумно, но, если бы среди нас был китаец, то обиделся бы. У них тоже есть изысканные блюда, в том числе из морепродуктов и ядовитых змей, — напомнил Суховей и сообщил. — Некоторые гурманы в восторге от саранчи в соусе, тараканов в кляре, устриц и улиток…
— Фу, какая гадость! — скривила мину Тамила. — Сейчас же прекрати отравлять аппетит. Это у тебя самого тараканы в голове завелись.
— Почему хохлы обожают свинину, сало? — продолжил он.
— Менталитет, дело вкуса, — неуверенно ответила Баляс.
— Не угадали. В средневековье, когда существовало Крымское ханство, татары, совершая набеги на украинские земли, угоняли людей в рабство, забирали коров, лошадей, овец, коз, мелкую живность, а вот свиней не трогали.. Свиней они считают грязным животным, ислам запрещает их употреблять в пищу.. Поэтому ушлые хохлы в массовом порядке занялись разведением свиней.. С того времени и возникла эта традиция, хотя на рынке сейчас в основном сало из Польши, невкусное, словно мыло. На рвоту тянет.
— Очень убедительная версия, — сказала риелтор.
— А я полностью солидарный с принцессой Дианой, призывавшей не убивать и не употреблять тех, кто имеет лицо, — оживился Евдоким Саввич. — А именно животных, рыб, птиц, пресмыкающихся и насекомых. По калорийности грибы вполне заменят мясо…
— Особенно бледная поганка и мухомор, — ввернула реплику соседка. — Вот ты ими и лакомься, а мы с Виолой ели, так и будем кушать натуральное мясо. Ты нам не указ!
— Берите пример с Дианы, царство ей небесное. Погибла в автомобильной катастрофе. Возможно, спецслужбы Великобритании причастны к ее гибели. Постарались не допустить смешения королевской крови с арабской, чтобы сохранить чистоту династии королевы Елизаветы 11. До сих пор гибель принцессы покрыта тайной.
— Оно тебе надо, Рафаэль? Меньше будешь знать, спокойнее спать, — напомнила Тамила.
—Любо-дорого за вами наблюдать. Сладкая парочка, — неожиданно заявила Баляс. — Поворкуйте голубки в спальной, а я подожду, посмакую лапки. Мне торопиться некуда.
— Виола Леопольдовна, вы же давеча говорили, что у вас время на вес золота? — напомнил Суховей.
— Для вас я делаю исключение. Представьте, что вы остались наедине. Не робейте, действуйте. А ты, Тамила, не скупись на ласки, одари художниками прелестями, тебя не убудет.
Швец проявила инициативу — взяла Евдокима Саввича за руку, чтобы увлечь в соседнюю комнату, но он смутился, заупрямился:
—Тамила, не искушай, неудобно, потом…
— Неудобно штаны через голову одевать. Дорога ложка к обеду, — с показной обидой упрекнула она.
— Эх, художник, вы меня разочаровали. Тамила к вам душой и телом, а вы, как глупый телок. Настоящий мужчина показал бы, на что способен? Второго шанса может не быть. Ладно, отлично поработали, хорошо посидели, пора и честь знать! — с широкой улыбкой сообщила риелтор, посчитав излишним благодарить щедрого спонсора. «Работа у тебя не бей лежащего. По сути, ничего не сделала, а пожрала за троих, — подумал художник. — Все больше никаких банкетов и фуршетов, иначе из-за ненасытных баб вылечу в трубу».
Выпили на посошок. Швец хотела напомнить о кофе с десертом, но Баляс ее опередила.
— Еще бы посидели, но времени в обрез, — нехотя поднялась риэлтор, обозрев бутылки и блюда с остатками напитков и закуси. — Спасибо за хлеб, за соль. Завтра утром будьте, как штык, поедим к нотариусу оформлять генеральную доверенность. А сейчас отдыхайте, набирайтесь сил. И если не возражаете, то я возьму с собой на дорожку бутылку с остатками коньяка. Не пропадать же добру? Вдруг поднимется давление, а коньяк лучшее лекарство для его понижения?
— Конечно, Виола Леопольдовна, какой разговор.
— Я сразу поняла, вы щедрый человек, душа нараспашку. Спокойной ночи и сладких сновидений, — пожелала она.
— Рафаэль, почему бы тебе не подарить Виоле, какую-нибудь картину. Например, морской или горный пейзаж и обязательно с автографом?— неожиданно предложила Тамила. — Я это к тому, что когда ты умрешь, то память о тебе надолго останется в картинах.
— Спасибо за мрачную перспективу, — хмуро оборвал он.
— Не обижайся, все люди смертны. Вечна только душа.
— Без тебя знаю, но не этично об этом постоянно напоминать.
— Картины, в отличие от мнения Тамилы, мне очень нравятся. Охотно приму подарок, — разрядила их конфликтный диалог риелтор. — Подбери сами что-нибудь к следующей встрече. А, если не возражаете, то я сама выберу. А на сегодня достаточно впечатлений.
— Не возражаю, — отозвался художник, решив к тому времени припрятать лучшие из своих живописных творений.
Насытившись, Баляс тяжело поднялась из-за стола.
— Рафаэль, я останусь, помогу тебе убрать и помыть посуду, — предложила Швец свои услуги. — А потом попьем чаек или кофе с малинкой-калинкой. Покалякаем о нашей первой любви, понежимся в постельке.
— Нет, нет, я сам управлюсь, — поспешно отказался он.
— Тогда сам через часок, я успею принять ванну, загляни ко мне на огонек. Только без Джима, — не оставляя попыток заманить в любовные сети, пригласила соседка.
— Спасибо, Тамила, но с меня довольно, устал, на сон клонит. Как-нибудь в другой раз.
— Дурень, другого раза может не быть. Не все коту масленица, — с обидой ответила оскорбленная в своих чувствах женщина. Чтобы разрядить напряжение риелтор напомнила о себе.
— Евдоким Саввич, то бишь, Рафаэль, завтра встречаемся. Не забудьте взять с собой паспорт, идентификационный код, документ на право собственности на квартиру брата и двести долларов для уплаты за оформление гендоверенности, — предупредила Баляс. — Эту процедуру совершим в городской нотариальной конторе №1. Там старшим нотариусом работает моя давняя знакомая, поэтому все пройдет быстро без проблем.
— Разве я должен платить? — с огорчением спросил художник.
— А кто же? Может дед Мазай с зайцами? — удивилась Виола. — Это ваша затея с продажей квартиры. Мне от этой сделки никакого проку, одни хлопоты. Согласилась по просьбе Тамилы Львовны, чтобы не обидеть, почитай, ради спортивного интереса.
— Почему так дорого? — Суховей почесал затылок.
— С этим вопросом обращайтесь в Минюст. Не я устанавливаю тарифы, — ответила гостья.
— Может мне, как пенсионеру, члену Союза художников, полагается льгота со скидкой?
— Лишь ветеранам войны и участникам боевых действий, а вы, судя по возрасту, пороха не нюхали, — усмехнулась Баляс. — Или может в Афгане душманов мольбертом и кистями по голове били?