— Я не забыла о тех обещаниях, которые Дориан делал Петре перед тем, как отшвырнуть ее в сторону, — произнесла я. — Сколько еще служанок он соблазнил?
Миссис Тьюкс пожала плечами.
— Он добивался своего от тех, кого он хотел. Имей в виду, ни одной из них он не овладел против ее желания. И я знаю только одну, которая родила от него ребенка. Сэр Уолтур позаботился о том, чтобы она была хорошо устроена.
Я кивнула, но миссис Тьюкс заметила мое отвращение.
— В жизни не всегда все так просто, как тебе хотелось бы, — предостерегла она меня. — Карина была не из тех, кто отказывает мужчинам в своей благосклонности. Этот ребенок совсем не обязательно был от Дориана. Вполне возможно, она сплутовала, и Дориан оплачивает воспитание чужого ублюдка.
Меня эта мысль совсем не утешила. Все, что я услышала о своем будущем супруге, только подтвердило мои наихудшие подозрения.
* * *
Когда я вернулась в покои королевы Ленор, несколько ее фрейлин собрались в гостиной и молча трудились над шитьем.
— К тебе приходил гость, — сообщила мне одна из них. Произнося имя Дориана, она не отводила глаз от стежков, но я чувствовала, как под ее напускным безразличием кипит, грозя прорваться наружу, неуемное любопытство. — Он сказал, что, если ты захочешь с ним поговорить, он будет в оружейной.
Возможно, слухи о его предложении уже начали расползаться по двору, — подумала я. Не успела я выйти в коридор, как фрейлины Ленор начали перешептываться. Я еще никогда не становилась предметом сплетен аристократок, и этот звук встревожил меня до глубины души.
Оружейная комната была кирпичным зданием, расположенным позади конюшни и вплотную примыкающим к крепостной стене. Это была вызывающе мужская территория, наполненная мечами, пиками и вредоносным дымом из-под кузнечных мехов. Остановившись под аркой двери, я всмотрелась в задымленное помещение, а затем осторожно шагнула внутрь, опасаясь, что на меня может рухнуть какое-нибудь плохо закрепленное оружие. Прямо передо мной стояли двое мужчин. Обливаясь потом, они резко и гневно переругивались, осыпая друг друга оскорблениями. При моем появлении они перестали ссориться и подозрительно нахмурились, разглядывая и мою дрожащую от нервного напряжения фигуру, и мое изящное платье. Я начала опасаться, что совершила ошибку, явившись сюда.
— Ага! Мисс Элиза!
Дориан вышел из глубин темной комнаты, держа в руках меч, который сверкал, отражая пламя из ближайшего горна. С широкими плечами и энергичной походкой он был воплощением настоящего солдата. Его волосы уже не искрились золотом, как в юности, но внешность продолжала потрясать воображение: ясные синие глаза, казалось, были неспособны излучать гнев, красиво очерченный подбородок, мускулистые ноги и руки. В этой сумрачной оружейной он один был как будто озарен каким-то магическим сиянием. Я ничего не могла с собой поделать и замерла, глядя на него во все глаза. Ожидая.
Он кивнул мне, затем что-то сказал кузнецам. Одновременно он быстро помахивал мечом, возможно, чтобы произвести впечатление на меня, да и в самом деле, выглядел он при этом умопомрачительно. Было ясно, что Дориан отлично осознает, какой эффект его внешность производит на женщин. Наконец, он отдал им оружие и подошел ко мне.
— Нам пора поговорить, — произнес он. — Пойдемте.
Он привык к повиновению, а я привыкла, что мной управляют. Не спрашивая, куда мы идем, я последовала за ним. Мы прошли мимо конюшни и начали подниматься по лестнице, ведущей на крепостную стену.
— Вы там когда-нибудь были? — спросил он, показывая на дорожку, ведущую по верху стены.
Я покачала головой.
— Оттуда открывается неплохой вид. Кроме того, нас там никто не сможет подслушать.
Он взбежал по лестнице, шагая через две ступеньки, чтобы освободить место для моих юбок. Я шла медленно, чувствуя, как по мере приближения к верхней площадке у меня начинает кружиться голова. Стоя на каменной дорожке на самом верху стены, Дориан подал мне руку. Мы прошли несколько шагов, отделяющих нас от небольшой закрытой сторожевой вышки.
Дориан кивнул в сторону окна, и я увидела сочную зелень раскинувшихся под моими ногами и убегающих вдаль полей. Справа от меня был Сент-Элсип, а прямо перед нами высились на горизонте горы Олсбери. Разглядывая местность, я с болью в сердце осознала, что смотрю на лес, в который много лет назад приводил меня Маркус. Где-то среди этих деревьев скрывался луг, где мы целовались. А рядом находилась сыромятня, его сыромятня, место, где он работал и жил с женой и детьми. Я подняла глаза и посмотрела вдаль. Стоял конец лета, и поля покрывали землю узором золотых и зеленых полос созревшего урожая. Коричневые проселочные дороги извивались между ними, напоминая брошенную на землю виноградную лозу.
— Красиво, — произнесла я.
— Солдаты привыкают к этому зрелищу, — отозвался Дориан. — Вы смотрите на него свежими глазами.
Звук его голоса напомнил мне о том, зачем мы сюда явились.
— Дориан... — начала я.
Он прижал палец к моим губам. Фамильярность этого жеста застала меня врасплох. Я не знала, обижаться мне на его бесцеремонность или чувствовать себя польщенной.
— Сперва я должен принести вам свои извинения, — произнес он. — Я надеялся встретиться с вами лично и изложить свое предложение, как подобает джентльмену. Но я обнаружил, что отец вмешался и испортил весь мой галантный план. Я никак не ожидал, что к тому моменту, когда нам представится возможность поговорить, мое предложение будет обсуждать ползамка.
Он отнял руку от моего лица и положил ее на предплечье. Моя кожа под тонкой тканью рукава вспыхнула от его прикосновения.
— Элиза, мы едва знакомы, но в вас есть все те качества, которые я хотел бы видеть в своей жене. Преданность, рассудительность, терпеливость. А также другие достоинства, которые вам помогает умело скрывать ваша скромность. Например, ваша красота.
Тепло от руки поползло вверх к липу. Я в ужасе вспомнила тот момент, когда он заметил, что я подслушиваю, как он соблазняет Петру. Удовольствие, которое он испытал от моего внимания. Как я проклинала свою склонность краснеть, потому что она обнаруживала эмоции, которые я предпочла бы скрыть.
— Для меня это большая честь, — пробормотала я, отстраняясь от него. — Но, насколько мне известно, когда-то вы были помолвлены с другой девушкой, гораздо более красивой, чем я.
— Фрейдиг? — изумленно спросил он, и я поняла, что он говорит о своей недавно умершей невесте. — Ее трудно было назвать красавицей, упокой Господь ее душу.
Как быстро он все забыл. Убитое горем лицо подруги стояло у меня перед глазами, как будто я рассталась с ней только вчера. Его предательство так меня разозлило, что у меня все вскипело в груди. Тут его лицо вытянулось, и внезапно я увидела другого человека, совсем не того, кого я столько лет презирала.
— Петра.
Он произнес ее имя шепотом, и этого было достаточно. Достаточно для того, чтобы я поняла, что он ее любил.
— У нее все хорошо? — поинтересовался он любезным тоном придворного.
— Она вышла замуж и уехала из города несколько лет назад.
Я решила ничего не сообщать ему о ее муже. Такой человек, как Дориан, вряд ли счел бы кузнеца отличной партией.
— И вы больше ничего о ней не слышали?
Я покачала головой.
На мгновение лицо Дориана затуманилось разочарованием. Он отвернулся, глядя во двор, где готовилась к отъезду группа всадников. Они толкались и шумели, но если Дориан и намеревался быть одним из них, он явно передумал, потому что вскоре все его внимание было обращено на меня.
— Она всегда хорошо о вас отзывалась, — сказал он.
— О вас ей тоже было что сказать.
Он хохотнул, и меня потрясла эта неожиданная веселость. Он надо мной насмехается, — мелькнула мысль.
— Могу себе представить. Петра никогда не ходила вокруг да около. Это меня в ней всегда восхищало.
— Похоже, она восхищала вас недостаточно, чтобы сделать ее своей женой.
Дориан пристально смотрел на меня. Улыбка исчезла из его глаз. Стоя так близко, я видела, что походная жизнь оставила на его лице свой отпечаток. Но это его не портило, а скорее наоборот. Хорошенького мальчика, вскружившего голову Петре, я привлекательным не находила, но этот Дориан заслужил право держаться с достоинством настоящего рыцаря.
— Я не хотел причинять боль Петре, — ответил он. — Мы были молодыми и глупыми. Мы говорили о браке как двое опьяненных любовью детишек. Совершенно не думая о будущем.
Годами я считала Петру жертвой коварства Дориана. Но что, если он говорил правду? Что, если давая ей обещания, он в них искренне верил?
— Я с малых лет во всем слушался отца, — продолжал он. — Я делал все, что он мне говорил. Когда я был мальчишкой, он выбирал мне товарищей и лошадей, и я знал, что, когда наступит время, он выберет мне невесту. Но как любой упрямый юнец, вообразивший себя мужчиной, я заигрывал с желанием ослушаться его. Но у меня так и не хватило на это смелости. Во всяком случае, тогда. Но сейчас все иначе.
Он взял меня за руки.
— Элиза, я буду говорить напрямоту. Больше всего моему отцу хотелось бы устроить мне брак с подходящей девушкой из богатой семьи. Но на этот раз я сделал свой выбор самостоятельно.
— Вы выбрали меня. Но почему?
— Я уверен, что мы подходим друг другу. Вы знаете, как устроен королевский двор, и сможете позаботиться о себе, если меня призовет воинский долг. Я не создан для того, чтобы быть идеальным мужем, но я могу пообещать вам уважение, положенное всем членам нашей семьи.
Его загрубевшие от поводьев и оружия пальцы ласкали нежную кожу моих запястий.
— Ты согласна?
Это нисколько не напоминало признание в любви, которое в моих мечтах произносил мой будущий супруг. Но он не соблазнял меня лживыми обещаниями, и возможно, это было гораздо ценнее любой поэзии.
— Я недостойна вашего предложения, — произнесла я.
— Слова истинной леди, — расплывшись в восхищенной улыбке, отозвался он. — Мне случалось видеть, как женщины гораздо более благородного происхождения позорят своих супругов. С тобой мне это не грозит.
Его ладони переместились на мою талию, постепенно привлекая меня все ближе.
— Если ты согласишься, мы могли бы стать мужем и женой еще до уборки урожая.
Его бедра прижались к моим, а его сильные руки легли мне на спину, прижимая меня все крепче, пока наши тела не слились воедино. У меня кружилась голова, но он держал меня так крепко, что упасть в обмороку меня не было ни единого шанса. Наклонившись ко мне, Дориан поцеловал мой лоб, затем щеку, затем губы. Я закрыла глаза и отдалась волне ощущений, заливших мою кожу, исключая любое сопротивление. Хотя я считала, что чары Дориана на меня не действуют, его прикосновения вызвали в моем теле сладостную негу. Мой пульс участился, и меня захлестнуло неукротимое желание ответить на его поцелуи. Высвободив руки, я провела ладонями по его спине вверх, затем вниз. Сквозь юбки я чувствовала его мускулистые ноги, и это ощущение ослабляло жалкие остатки моей решимости не уступать.
Дориан медленно отстранился, удивленно улыбаясь.
— Могу я истолковать это как согласие? — поинтересовался он.
Краснея и не глядя ему в глаза, я кивнула, запоздало испугавшись собственной смелости. Дориан взял меня ладонями за щеки и поднял мое лицо вверх. Сначала я решила, что он надо мной смеется, но тут же осознала, что моя пылкость его обрадовала. Оставив попытки сохранять хладнокровие, я с готовностью позволила ему провести пальцами под краем чепца и запустить их в мои волосы, привлекая к себе для нового поцелуя.
Я приняла к сердцу предостережения миссис Тьюкс. Я знала, что репутация и богатство семьи Дориана обеспечат мне спокойное будущее, и буду я женой или вдовой, в старости обо мне будет кому позаботиться. Но не это было причиной, по которой я приняла предложение Дориана. Я его не любила и не вполне ему доверяла. Но все же в тот момент, когда он меня поцеловал, мое тело ему ответило. Я думала о том, что, когда мы поженимся, я смогу не стыдиться таких страстных объятий. Мои мысли рисовали мне картины нашей брачной ночи, и внезапно я ощутила, что мне не терпится обнаружить, какие наслаждения ожидают меня в объятиях супруга.
Замужняя женщина
Мы с Дорианом произнесли брачные обеты в королевской часовне, а король и королева стали нашими свидетелями. Для этой церемонии королева Ленор подарила мне новое платье из темно-красного бархата, подчеркивавшее мои каштановые волосы и карие глаза. Она также настояла, чтобы я одолжила у нее ожерелье из золотых цветов, свадебный подарок ее матери, которое однажды должно было перейти к Розе. Дориан удовлетворенно улыбнулся, когда я вошла в часовню. Он держался с такой самоуверенностью, как будто участвовал не в брачной церемонии, а в рыцарском турнире или охоте, и все это было лишь забавной проделкой, а не событием, коренным образом меняющим его жизнь. Я молча проследовала за ним к алтарю, не переставая изумляться тому, что этот красивый мужественный рыцарь решил сделать меня своей женой. Солнечные лучи струились сквозь витражи, окружая его сияющим ореолом. Я покорно вторила священнику, обещая повиноваться своему супругу и ставить его потребности выше своих. И лишь только после того, как я произнесла все эти слова вслух, я вполне осознала последствия собственных действий. Дориан надел сверкающий золотой ободок мне на палец, и бесповоротность этого жеста заставила задрожать мою руку. Что, если я слишком поспешно отреклась от своей свободы?
После венчания нам устроили пир в Большом Зале. Король Ранолф вручил Дориану свой свадебный подарок — охотничий нож, лезвие которого торчало из рукояти, инкрустированной драгоценными камнями. Друзья Дориана завистливо переглянулись, увидев это кричащее доказательство благоволения короля своему рыцарю, а их жены обменялись недовольными взглядами, когда я заняла свое место среди них. Роза подбежала и обвила обеими руками мою шею, взахлеб бормоча поздравления и окончательно смутив меня столь неожиданным и откровенным попранием придворного этикета. Судя по выражениям лиц моих соседок по столу, они тоже никак не могли поверить в мой внезапный взлет. До конца обеда я скромно смотрела в свою тарелку, чтобы избавить их от неловкой необходимости поддерживать со мной разговор.
И только Дориана, похоже, ничто не смущало. На протяжении всего пира он оставался верен себе, обмениваясь шуточками о своей любовной удали с рыцарями, сидевшими за его столом. Он ерошил мои волосы и целовал мне руки, гордясь этой возможностью публично предъявить свои права на меня. По мере того как близилось время, когда мы должны были покинуть зал, я нервничала все сильнее и сильнее. С тех пор как мы обручились, мы обменялись уже множеством страстных поцелуев, но всякий раз я останавливала его блуждающие по моему телу руки, твердо решив, что близость должна подождать до брачной ночи. Но теперь, когда этот момент приблизился к нам вплотную, я испугалась того, что разочарую его. Я ничего не знала о том, как доставлять удовольствие мужчине, а Дориан наслаждался самыми разнообразными дамами. Что, если со мной ему будет скучно?
После обеда и множества сумбурных пьяных тостов мы вышли из зала в сопровождении друзей Дориана, наперебой поддразнивающих его намеками об ожидающем его великом испытании. Хотя я знала, что на свадьбе такие шутки — это что-то само собой разумеющееся, они еще больше усилили мою неловкость. Я ускорила шаг, оставив голоса далеко позади, и вскоре вошла в спальню Дориана. Утром этого дня я увидела ее впервые, прийдя сюда вместе с носильщиком, доставившим мои скудные пожитки. Я настолько привыкла к просторным покоям королевы, что эта комната показалась мне удручающе тесной и темной. В центре стояла простая кровать с четырьмя столбиками в углах, но без полога. Два стула расположились у маленького окна, выходящего на конюшни. Единственным украшением спальни служил простой деревянный крест на одной из стен. Такая строгая комната мало что могла рассказать о характере обитавшего в ней человека.
Я начала ходить между кроватью и стульями, потому что больше это делать было негде. Услышав шаги, я подняла голову, готовясь к дальнейшим насмешкам. Дориан вошел один и закрыл за собой дверь.
— Только не говори мне, что эти идиоты тебя расстроили.
Он держался как всегда уверенно. Пройдя мимо меня, он стряхнул с плеч камзол и бросил его на один из стульев. Сапоги полетели в сторону с такой же небрежностью. Неужели он ожидал, что я стану раздеваться так же непринужденно, как и он? Дориан обернулся и остановился передо мной. Тонкая льняная сорочка не скрывала мощных очертаний его широкой груди. Он осторожно снял с меня головной убор и высвободил мои локоны из заколок, отчего у меня начало покалывать кожу головы. Его руки легли мне на плечи, опустились по рукам и замерли на спине, где ловко расплели шнуровку, утягивавшую мое платье. Тяжелый бархат скользнул на пол, и я, дрожа от волнения, осталась в одной сорочке. Дориан не спеша окинул меня взглядом, а я смотрела только в пол, не зная, что делать дальше. И вдруг я оказалась в его объятиях, на кровати, не в силах шелохнуться под весом его тела.
— Ты и представить себе не можешь, как я ждал этого момента, — хриплым шепотом произнес он.
Его руки подняли подол моей сорочки и начали поглаживать мои ноги. Мое сердце колотилось так сильно, что мне казалось, его биение проникает даже в тело моего супруга.
— Ты сделаешь все, что я тебе скажу, верно, жена? — шутливо поинтересовался он.
— Я буду тебе повиноваться, — ответила я, повторяя слова, произнесенные несколько часов назад.
Я считала его тело неизведанной территорией, которую мне предстояло исследовать осторожно и не спеша. Но он обращался с моим телом как со страной, которую надлежало завоевать. Помогая мне стать его женой, он командовал мной, как своими солдатами, хотя все эти распоряжения произносились ласково и любовно. Настойчивость его мозолистых рук могла бы меня испугать, если бы я не чувствовала, что в его сильных объятиях я вне опасности. Потому что он был наделен талантом, которым, как мне кажется, обладают лишь немногие мужчины — он умел сочетать опасность с нежностью.
В этой сумрачной постели, озаренной пламенем единственной свечи, робость покинула меня под умелыми пальцами Дориана. Когда он с улыбкой расстегнул мою сорочку и опустил ее вниз, я покраснела, смущаясь своей наготы. Но когда его тело прижалось к моей коже, а наши ноги и руки сплелись, я ощутила, что погружаюсь в мир изысканных наслаждений. Я гладила мышцы его ног, тугие и рельефные от многих лет, проведенных в седле, и удивительно нежную кожу у него на затылке. Когда я приподнялась, чтобы поцеловать укромное место, он задрожал от восторга, а меня восхитила собственная способность вызывать у него такие ощущения. Я жаждала большего и, следуя его наставлениям, все более жадно пробовала его кожу на вкус. Когда его окончательный штурм моего тела заставил меня ахнуть от внезапной и резкой боли, он прижался к моему виску лицом, шепча слова ободрения и крепко сжимая меня в объятиях.
Затем дрожь в его теле утихла и, откатившись в сторону, он произнес:
— Я не ошибся, поверив в твою добродетель. Ты сделала прекрасный свадебный подарок своему супругу.
Он осторожно поцеловал меня в лоб и отвернулся. Вскоре его дыхание перешло в похрапывание. Я столько лет спала одна, что теперь не знала, как умостить свое тело рядом с ним. Я чувствовала тепло его кожи, но, несмотря на изнеможение, никак не могла расслабиться и напряженно прислушивалась к каждому звуку.
* * *
Брак превратил меня из служанки королевы в жену рыцаря. Королева Ленор выбрала себе новую служанку, милую девушку по имени Хева, а я стала одной из ее фрейлин. Вместо того чтобы стоять у стены в гостиной королевы, ожидая, пока она меня подзовет, я получила право сидеть среди дам благородного происхождения, и мне позволялось беседовать с ними на равных. Хотя я продолжала обращаться с ними почтительно, было ясно, что они не рады моему появлению в своих рядах. Стоило мне подойти к сбившимся в кружок фрейлинам, как их шепот стихал. Одна из них даже грубо поинтересовалась, не жду ли я ребенка. По ее мнению, это было единственным, что могло заманить в узы брака самого знаменитого холостяка замка. Не вызывало сомнений и то, что некоторые из них сами мечтали о замужестве за Дорианом.
Но эти косые взгляды были совсем незначительной ценой за все преимущества моего нового положения. Мне больше не приходилось просыпаться на рассвете, чтобы прислуживать другому человеку. Теперь я могла встретить утро тогда, когда мне этого хотелось, паря между сном и бодрствованием в объятиях супруга. Дни я тоже проводила по своему усмотрению, потому что фрейлины сами решали, когда им являться к королеве и когда уходить. Честно говоря, проведя столько лет в услужении и не имея друзей, соответствующих моему новому статусу, каждое утро я сталкивалась с одной и той же проблемой — чем заполнить зияющую пустоту дня. По привычке и из любви к королеве я продолжала проводить большую часть времени в ее покоях, что позволяло мне с полным основанием отлучаться из холодных мужских комнат, в которых обитали сэр Уолтур с Дорианом.
Роза, одна из немногих, кто искренне радовался переменам в моей жизни, стала моей ближайшей подругой. В раннем детстве она наслаждалась определенной степенью свободы, покидая укрепленные стены крепости ради верховых прогулок с отцом или поездок в ближайшие поместья. Но из-за возросшей угрозы ее безопасности ей уже давно было отказано как в подобных развлечениях, так и в обществе сверстниц, поскольку дети большинства знатных семейств воспитывались вдали от королевского двора. Она отчаянно скучала и тянулась ко мне как к собеседнице и советчице. Вскоре после того, как я произнесла свои брачные обеты, она поинтересовалась, соответствовала ли брачная ночь моим ожиданиям.
— Ты имеешь в виду, после пира? — тщательно подбирая слова, уточнила я. — Осуществление брачных отношений?
— Я слышала, как мужчины подшучивали над Дорианом, но я не поняла, что они имели в виду.
— Разве мама не беседовала с тобой о таких вещах? — спросила я.
Она покачала головой.
— Она мне только сказала, что жена должна исполнять определенные обязанности. Все остальное может подождать, пока я немного не повзрослею.
Мое деревенское воспитание не позволяло даже представить, как можно достигнуть четырнадцатилетнего возраста, ничего не зная о том, как спят вместе мужчины и женщины. Я с самого раннего возраста наблюдала за тем, как в поле бараны покрывают овец, и слышала, как кряхтит в темноте хижины отец. Я не считала, что имею право просвещать Розу, но меня тронуло то, что с этими вопросами она обратилась именно ко мне.
— Я должна считаться с мнением твоей мамы, — произнесла я. — Но я обещаю рассказать тебе все, что ты должна знать, когда соберешься выходить замуж.
— Ты ведь счастлива с Дорианом?
Такой простой вопрос, но как же трудно мне было на него ответить, не покривив душой.
— Конечно, — убежденно произнесла я.
— Я надеюсь, что тоже буду счастлива с сэром Хугиллом. — Роза еще ни разу не видела своего будущего супруга, хотя часто разглядывала миниатюрный портрет, который он прислал ей в подарок. — Я ничего не знаю о его характере и нраве, но ведь мне предстоит связать с ним всю свою жизнь. Тебе это не кажется жестоким?
— Так устроена жизнь, — осторожно ответила я.
Я не желала, чтобы меня обвинили в том, что я подогреваю недовольство принцессы своей участью.
— Я скорее узница, чем принцесса. Никого не интересует мое мнение. Меня не спрашивают, что я думаю, а только указывают, что мне надлежит делать. Когда речь заходит о моем браке, любовь даже не упоминается. Как я тебе завидую.
Увы, Роза была слишком юной, чтобы помнить, с каким обожанием смотрели друг на друга ее родители, не обращая внимания на окружающих их придворных, или как они вслух читали стихи, уединившись в гостиной королевы Ленор. Сейчас каждый из них жил своей отдельной жизнью, и супругами они были лишь номинально. Отец Розы все свое время посвящал реальным или мнимым угрозам своей власти, а мать находила утешение в наставлениях своего нового советника — странствующего монаха по имени отец Габриэль, который был способен часами распространяться на тему греха человеческого тщеславия. Худой и долговязый, он особенно гордился тем, что спал на полу кухни, завернувшись лишь в собственный плащ. С учетом постоянного присутствия этого праведника в покоях королевы трудно было винить короля в том, что он искал утешения в других местах. По словам Хевы, он уже не посещал постель королевы. Поэтому не было ничего удивительного в том, что Роза считала, что мы с Дорианом, в отличие от ее родителей, вступили в брак по любви.
Был ли мой брак счастливым? Я этого не знала. Мы были такими разными, что это нередко приводило к ссорам. Когда мы катались верхом, Дориан досадовал на мою медлительность, а его попытки объяснить мне тонкости турнирной тактики заставляли меня зевать. Попечительство Флоры его откровенно забавляло, и баночки и бутылочки со снадобьями, которые я держала в углу нашей спальни, он называл не иначе как ведьмино варево. Впрочем, он охотно позволял мне лечить этими бальзамами и мазями свои растяжения и ушибы. Даже женившись, он по-прежнему стремился находиться в центре всеобщего внимания и всячески добивался восхищения со стороны как женщин, так и мужчин. В своей беспрестанной погоне за развлечениями Дориан с удовольствием использовал меня в качестве предмета своих шуток. Он оплакивал свою утраченную свободу и жаловался на острый язык жены, хотя мы оба знали, что я ни разу слова ему поперек не сказала. Когда я говорила ему, что такие жалобы меня обижают, он закатывал глаза и заявлял, что замужество притупило мое чувство юмора, и это только доказывает его правоту.
Как же мне объяснить, как он очаровывал меня, когда мы оставались наедине? В те вечера, когда я отворачивалась от него в раздражении, раздосадованная очередной легкомысленной выходкой, он проводил пальцами по моим волосам или покрывал поцелуями грудь вдоль выреза платья. И мое собственное тело меня предавало, откликаясь на его прикосновения. В отличие от большинства мужчин, которые берут от женщины только то, что нужно им, Дориан любил дарить наслаждение. Тот факт, что в замке меня знали как скромницу и недотрогу, лишь подстегивал его стремление доводить меня до неистовства. Я представала перед Дорианом с такой стороны, о которой не догадывался больше никто, а подобные совместные тайны способны скрепить брак, как не может этого сделать ни одно венчание.
Я не ожидала, что Дориан будет мне верен, а он и не стремился к верности. Я рассматривала это как цену за право проводить время так, как мне хочется, потому что днем он практически на мое общество не претендовал. Дориан мог быть грубым и высокомерным, но также благородным и обаятельным. Он мог нечаянно оскорбить, но не был способен на преднамеренную жестокость. Мои собственные родители служили мне примером того, какой тяжелой бывает участь жены. Я надеялась, что отцовство обуздает его рыщущий взгляд и юношеские замашки, но прошел год, а затем еще один без малейших нарушений в моем цикле.
Опасения в собственном бесплодии не заслоняли от меня опасностей, нависших над королевством. Даже поимка младшего из братьев де-Роли, на первый взгляд казавшаяся победой, стала для бунтовщиков дополнительным стимулом. Юношу судили за государственную измену, но весь этот процесс был сплошным подлогом, потому что он не имел отношения к заговору старших братьев. Жестокость его казни, рассчитанной на то, чтобы причинить ему как можно больше страданий, только еще больше ожесточила сердца тех, кто уже и так был настроен против короля. Сэр Уолтур целыми днями обсуждал сложившееся положение с королевским советом. Рассматривали возможность отправки дополнительных войск на север, где уже открыто говорилось о возможности захвата трона принцем Бауэном. Хотя самому Бауэну удавалось ускользнуть от лазутчиков короля, было ясно, что он активно действует в тех местах, сея недовольство правлением брата.
Дориан дни напролет проводил в седле, вместе с другими рыцарями разрабатывая тактику ведения боя. Эти взрослые мужчины напоминали мальчиков-переростков, играющих в войну в ожидании настоящей битвы. Когда мы уединялись в нашей спальне, Дориан учил меня орудовать подаренным королем кинжалом, которым он дорожил больше, чем любой другой из принадлежащих ему вещей. Он становился у меня за спиной, прижимаясь грудью к моей спине, и сжимал мою руку, чтобы продемонстрировать выпад или удар. Благодаря ему я начинала понимать всю притягательность военной службы, потому что ощущение стального клинка в руке наполняло все мое тело ощущением неожиданной силы. Предчувствие опасности будоражило кровь, и наши тренировки обычно заканчивались тем, что кинжал падал на пол и мы тянулись друг к другу.
Хотя Дориан открыто заявлял о своей готовности драться, король и его советники считали, что им удастся усмирить бунтовщиков, не прибегая к полномасштабному вторжению. Неизбежность войны всегда понимаешь только задним числом. Месяцами и годами мы возлагали надежды на другие способы решения проблемы. К примеру, мы могли захватить в плен старшего из братьев де-Роли, положив конец заговору. Высокомерие принца Бауэна могло оттолкнуть от него его сторонников. Король прилагал все усилия к тому, чтобы заручиться поддержкой союзников, которая укрепила бы его власть, сделав ее непоколебимой. Правители соседних земель были заинтересованы в оказании помощи королю Ранолфу, потому что любые волнения в нашем королевстве могли перекинуться и на их страны. Краеугольным камнем этой стратегии являлся Гиратион, наш северный сосед, который больше остальных рисковал пострадать от угрожающего нам кровопролития.