ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
В минуты радости как многие тебя
Любовью истинной иль ложной окружали,
Один лишь беспокойный дух в тебе любя,
Любил я лик изменчивый в часы печали.
У. Б. Йетс
Глава восемнадцатая
– Если бы это, не переворачивало всю мою жизнь, я бы посмеялся, – сказал Джеф, разворачивая утренний номер «Таймса», когда они лежали в постели.
– Ты только посмотри, этот писака, не умолкая твердит о «Шелби Мэттьюз, отважной, очаровательной девушке‑ковбое, покорившей публику своим искусством и неотразимым обаянием…»
– Боже мой, неужели там действительно так и написано?
Уткнувшись ему в грудь, Шелби взглянула на газетный лист из‑под длинных ресниц.
– Да, и то же самое во всех газетах. Баффэло Билл со своим шоу «Дикий Запад» уже никого не могут удивить, но ты – это совсем другое дело, и весь Лондон без ума от тебя, шалунишка.
Рука его скользнула под тонкую льняную простыню, поглаживая Шелби ласково, нежно, потом замерла на изгибе ее бедра. Шелби тем временем придвинула к себе газету, вчитываясь в каждое слово, недоумевая, отчего это в голосе Джефа ей почудилось нечто такое, будто он вовсе и не рад ее неожиданной славе.
Ей не хотелось, чтобы что‑нибудь испортило их чудесное утро. Или, может быть, уже полдень? Туман растаял, и солнечный свет струился сквозь окна, выходящие на Темзу. По обе стороны их кровати стояли серебряные столики на колесах, уставленные различными блюдами, и Шелби поставила тарелочку с нарезанными персиками, булочками с маслом и беконом на одну из подушек. Бесчисленные минуты блаженства, которыми были наполнены последние двенадцать часов, были бесценными сокровищами для ее души. Даже сейчас она поймала себя на том, что, отдыхая в объятиях Джефа, вспоминает, как восхитительно они любили друг друга на рассвете, когда вся спальня была погружена в теплое розовое сияние. Все было так чудесно, и Шелби не хотела, чтобы это настроение исчезло из‑за каких‑то там заметок в газете. И все же… почему Джеф недоволен, что ее похвалили?
|
|
– А, по‑моему, все это очень мило. Знаешь, мне даже и во сне не могло присниться…
– Любовь моя, разве ты не понимаешь, что это катастрофа для нас? И так уже было бы непросто отменить свадьбу с Клемми, тем более что приглашения уже разосланы. Но когда я объявлю во всеуслышание, кого я избрал своей новой невестой…
Теперь уже Шелби прервала его.
– Тебе вовсе не обязательно сразу объявлять обо всем. Она опять опустилась на подушки, улыбка на ее лице растаяла.
– По‑моему, лучше подождать несколько месяцев, пока все в Лондоне не забудут о моем скандальном появлении в качестве обычной циркачки. А тогда, если мы предусмотрительно изменим мое имя, никто и не узнает, что ты женишься на Шелби Мэттьюз. Знаешь, достаточно ведь уже и того, что я американка! Консуэло Вандербильт могла выйти замуж за герцога Мальборо, но она, принесла ему два миллиона долларов в приданое, чтобы смягчить удар по его величию.
Темное лицо Джефа склонилось над ней, его волосы были взъерошены, жилы на шее напряглись. Он выглядел таким неукротимым, что радостный испуг охватил Шелби.
– Все, замолчи! – требовательно сказал он.
Сердце ее вздрогнуло; она позволила ему ласкать себя, целовать до тех пор, пока едва не потеряла сознание в его объятиях. Казалось, они никак не могут насытиться друг другом. Малейшее прикосновение ее груди к его плечу среди ночи даже в полусне вызывало у него вспышку неистового желания. Поцелуи, обжигающие нежную плоть, подвергавшуюся столь долгому воздержанию, безумные ласки, безудержные сумасбродства, зубы и ногти – вонзившиеся, впившиеся, жадные, – любовные стоны, рвущиеся из груди, и ослепительный, всепоглощающий взрыв.
|
|
Тела их снова слились, их руки и ноги сплетались под тонкими простынями, с неутолимым жаром они вкушали и пили поцелуи друг друга в бешеном, бесконечном стремлении к той единственной сути, которую они могли обрести лишь вдвоем. Джеф погрузил свои пальцы в ее волосы, сверкавшие, как бренди, струящиеся по подушке. Она, не смущаясь, чуть прищурившись, ответила на его взгляд, и он вдруг снова подумал, как отчаянно любит ее, наверное, потому, что никому не дано укротить ее, даже ему.
– Я с ума схожу по тебе, – прошептал он сдавленно, хрипло.
Когда губы его скользнули вниз по горлу Шелби, а пальцы с нежностью гладили, пробегая по ее животу и груди, желание вспыхнуло, охватив ее с новой силой, несмотря на жжение между бедер. Это было безумие – та страсть, что опаляла их обоих… но, может быть, огонь этот был таким жарким оттого, что их связывали гораздо более крепкие узы?
– Скажи мне, что все это не важно, – шепнула она. Пальцы ее сомкнулись вокруг его горячего, твердого члена, и она жаждала ощутить его внутри себя.
К несчастью, Джеф прекрасно понял, о чем говорила Шелби. – Хотел бы я, чтобы все это было не важно.
Он был уже там, его чувствительный кончик касался скользкого, жаждущего входа в ее укрытие.
|
|
Ловко изогнувшись, Шелби вывернулась из‑под крепкого тела Джефа, точно бабочка, сорвавшаяся с булавки коллекционера.
– Быть может, вы хотели бы взять ваше предложение назад, ваша светлость?! При свете дня, не кажется ли вам все это слишком предосудительным? Несбыточным?
Голос ее дрожал, отчасти из‑за его грозного, предупреждающего взгляда.
– Взгляни на вещи прямо, Джеф, – никакие твои доводы не убедят их в том, что я достаточно хороша для роли герцогини Эйлсбери.
Сдернув простыню с кровати, Шелби закуталась в нее, как в тогу.
– Ты был прав все это время, и мне не следовало пытаться принуждать тебя изменить свое решение. Я не стыжусь того, кто я есть! А теперь, не будешь ли ты так любезен, вызвать экипаж, мне пора возвращаться в Эрлс‑Корт.
Она метнулась к двери в ванную, и простыня, точно шлейф, развевалась за ней.
Джеф повалился на спину, сжав руки в кулаки и прижимая их ко лбу.
– Шелби… прошу тебя, не уходи!
– Но я должна. У меня в два часа спектакль!
* * *
Джеф ближе наклонился к Мэнипенни и, прищурившись, процедил сквозь зубы:
– Мне хотелось обхватить ее хорошенькую шейку руками и задушить ее!
Старый слуга был, казалось, против обыкновения, взволнован.
– Мне кажется, ваша светлость, вам не следовало бы выражать такие чувства, пусть даже в шутку.
– Ты же знаешь, я никогда не смог бы этого сделать. Неужели я не могу высказать эти безумные угрозы даже тебе?
– Но не тогда, когда они касаются мисс Мэттьюз. Я думаю, вы вызвали бы на дуэль любого, кто говорил бы о ней в таком тоне.
– Да ладно тебе, старый ворчун! Нахмурившись, он остановился у письменного стола, перебирая почту. Затем внезапно Джеф с размаху ударил по гладкой, из атласного дерева, поверхности стола и взорвался:
– Как, хотелось бы мне знать, я угодил в этот переплет и как мне теперь выпутываться из него, так чтобы не обесчестить себя и не расстаться с Шелби? Ну почему у меня нет братьев? Все было бы куда проще, если бы я мог просто передать этот никчемный титул своему ничего не подозревающему младшему брату!
– Сэр, если мне будет позволено… Джеф искоса взглянул на него:
– Когда я высказываю свои мысли вслух или задаю риторические вопросы, это не значит, что я непременно жду от тебя ответа на них.
Не обращая на него внимания, Мэнипенни продолжал:
– Я только хотел бы напомнить вам, что ничего ровным счетом не изменится, если вы останетесь здесь, и будете кричать на меня.
– Ты прав. Я должен действовать, хм‑м‑м?
– Вот именно, ваша светлость.
Радуясь, что все, кажется, пошло как надо, слуга прошел вслед за Джефом в его гардеробную, наблюдая, как тот перебирает свои костюмы.
– Сэр, мне хотелось бы упомянуть, что вчера со мной произошел довольно неприятный случай. Я выходил из экипажа у дома вашего портного на Клиффорд‑стрит, когда увидел мужчину, который поспешно усаживался в наемный кеб… и если бы я не знал, что этого не может быть, то мог бы поклясться – это был Барт Кролл.
– Это настолько невероятное видение, что я удивляюсь, как ты вообще заговорил о нем! – с легким нетерпением ответил Джеф. – Барт Кролл в Вайоминге, и ему совершенно нечего делать на Клиффорд‑стрит! Мэнипенни поджал губы:
– А разве мисс Мэттьюз забыла упомянуть вам, что миссис Кролл в Лондоне и живет с ней в одной палатке в Эрлс‑Корте?
– Что? Как ты узнал об этом?
– По‑видимому, мне придется признаться, что миссис Кролл навещала меня здесь. Это ее вы недавно видели, когда она садилась в экипаж. – Он заметил изумление, отразившееся в глазах у Джефа. – Мы решили, что вы с мисс Мэттьюз должны еще раз встретиться, прежде чем вы, женитесь на другой и будет слишком поздно.
– Так ты знал! – крикнул Джеф. – Вот почему ты уговаривал меня вчера пойти на представление «Дикого Запада»!
– Совершенно верно, ваша свет… то есть…
– Ладно. Я уже начинаю привыкать к этому.
Джеф выбрал костюм, и Мэнипенни помог ему переодеться.
– Да, так что же там с Вивиан – как она оказалась в Лондоне? Не скажешь же ты, что Кролл отпустил ее сюда одну?
– Я не знаю всех подробностей, ваша светлость, но, по‑моему, с этим браком покончено. Вид у нее был как у испуганного кролика, когда я упомянул его имя, и она уверяла меня, что мисс Мэттьюз вызволила ее из ужасного положения, когда взяла с собой в Лондон.
– Так что если Барт действительно здесь, то он приехал искать ее.
– Да, но, на мой взгляд, это немыслимо, как вы думаете? Должно быть, это просто кто‑нибудь очень похожий на мистера Кролла.
– Не сомневаюсь, что ты прав, но все‑таки я расспрошу об этом Шелби.
Накинув на себя фрак цвета темного янтаря, он передернул плечами, чтобы тот сел как следует.
– То есть, конечно, если нам с ней еще придется разговаривать.
Мэнипенни протянул ему серебряную, с гравировкой, расческу, и оба они подошли к трюмо. На мгновение у Джефа возникло ощущение, что все это уже было, – и та ночь год назад, когда он решил уехать в Вайоминг, снова всплыла в его памяти.
– Я вот тут думал, старина, как сильно ты изменился за последнее время.
– Боюсь, что да.
Его высокий лоб собрался морщинами, он задумался.
– Вам это не нравится, ваша светлость?
– Только иногда.
Джеф рассмеялся, и Мэнипенни с облегчением вздохнул.
– Если позволите, я воспользуюсь случаем, чтобы заметить, что вы тоже изменились, ваша светлость… особенно со вчерашнего дня, когда вы снова увиделись с мисс Мэттьюз. Вы точно ожили опять, совсем как в Америке.
– А… Я вижу, к чему ты клонишь. М‑да, я подумаю об этом.
Он взял оранжерейную грушу с бело‑синего фарфорового блюда, на туалетом столике и шагнул к двери.
– Боюсь, однако, ты слишком часто стал вмешиваться не в свои дела, Мэнипенни. Я бы ничего не имел против той каменной, молчаливой фигуры, по крайней мере, иногда, для разнообразия. Неужели это умение покинуло тебя навсегда? Может, тебе стоило бы потренироваться перед зеркалом… хм‑м‑м?
* * *
Шелби была просто в бешенстве, когда вернулась в палатку после дневного представления. Она соскочила с велосипеда и бросила его на землю, потом поискала глазами Вивиан.
– Ах, вот ты где! О Господи, и надо же тебе было именно сегодня остаться здесь…
– Что случилось?
Глаза Вивиан расширились, и она шагнула вперед, закрывая собою громадный, из гравированного серебра, цветочный горшок с кустом чайных роз. Шелби ни к чему было видеть его, пока она не успокоится настолько, чтобы суметь оценить его по достоинству.
– Дядя Бен не пришел!
Она бросила свою шляпу на кровать и вышла на узкие деревянные мостки перед палаткой.
– Полковнику Коди пришлось выполнять его роль, и в результате я должна была подсказывать ему – а я привыкла, что дядя Бен подсказывает мне! Ох, Вив, это был просто кошмар! Думаю, люди аплодировали только потому, что прочитали обо мне в газетах, они решили – все идет как надо.
– А ты попробовала выполнить свой трюк с велосипедом?
– Да, – буркнула она сквозь стиснутые зубы. – Да. Я объезжала вокруг арены и стреляла по разным целям с велосипеда, но осколки тарелочек, которые, я уже сбила раньше, валялись на земле, и каждый раз, когда они попадались мне под колеса, велосипед начинал чуть‑чуть вихлять – и я промахивалась. – Шелби мрачно посмотрела на подругу. – Дважды.
– Люди понимают, что ты новенькая. Они любят тебя за твое обаяние.
– Я просто из кожи вон лезла, чтобы хоть как‑нибудь сгладить это – гримасничала и махала шляпой и выделывала черт знает что на велосипеде, будто я клоун в цирке!
– Никто, если только он в здравом уме, не примет вас за клоуна, мисс Мэттьюз, – раздался мужской голос у нее за спиной. – Вы слишком прекрасны.
Шелби резко обернулась, столкнувшись лицом к лицу с одним из тех джентльменов с моноклями, которых она видела в гостинице «Савой» прошлым вечером.
– О! Что ж, это очень любезно с вашей стороны, сэр…
– Бернард Касл, – пробормотал он, склоняясь в низком поклоне, беря ее пальцы своей рукою в перчатке и целуя их. Ваш покорный слуга.
– Ну что вы, мистер Касл!
Шелби почувствовала, что краснеет, пытаясь отдернуть руку.
– Вы, без сомнения, недоумеваете, кто я такой и почему я здесь…
– По правде говоря, да.
Она разглядывала его, стараясь, чтобы это было не слишком заметно. Каслу, по‑видимому, было около сорока; он был рыжеватый, со старомодными, тронутыми сединой бакенбардами, желтовато‑землистым лицом и бегающими, цвета лаврового листа, глазками, худощавый и довольно хилый на вид. Его одежда казалась чересчур изысканной: черный фрак, двубортный жемчужно‑серый шелковый жилет, светло‑серые, в полоску, брюки и начищенные до невероятного блеска туфли. При нем, разумеется, имелся монокль, а в руке он держал фетровую шляпу и терновую трость с набалдашником из слоновой кости.
– Я видел вас вчера вечером в «Савое», – доверительно пробормотал Касл. – Я понятия не имел, кто вы, но один из моих спутников присутствовал на вашем вчерашнем выступлении для их величеств. Потом я прочитал восторженную статью о вас в газете и не сомневаюсь, что каждое слово в ней – правда.
Он наклонился ближе, лицо его было почти на одном уровне с лицом Шелби, и в голосе его послышались страстные нотки.
– Я не мог не прийти. Вам понравился мой подарок?
– Подарок?
Вивиан в палатке побледнела, когда Шелби взглянула на нее. Его подарок! Она‑то была уверена, что это Джеф, прислал этот чудесный розовый куст в серебряном горшке!
– Хм‑м‑м, я еще не успела показать его тебе, – откликнулась она и вынесла бледно‑желтые цветы на свет.
Шелби охала и ахала, восхищаясь подарком, который и в самом деле необыкновенно украсил их палатку.
– Мне приятно будет, сидеть и читать рядом с ним, хотя у меня остается не так уж много времени теперь, с этими выступлениями…
Касл с неудовольствием взглянул на Вивиан:
– У меня все слуги приучены сообщать мне о подобных посылках, как только я переступаю через порог дома.
– Вот как? Ну что ж, прекрасно. А я вот, напротив, совершенно не выношу строгостей. И Вивиан – не моя служанка. Она моя подруга и так добра, что помогает мне организовать мою жизнь, чтобы я могла не нанимать горничную.
– А разве полковник Коди не платит ей за эти услуги? Шелби растерялась:
– Я думаю, вы не хотели показаться излишне любопытным, мистер Касл, и я прямо‑таки не могу себе представить, чтобы этот вопрос мог почему‑либо заинтересовать вас.
– Прошу вас, называйте меня Бернард, мисс Мэттьюз. – Лицо его, казалось, просто таяло от восхищения. – Если я и позволил себе сказать что‑то лишнее, то только потому, что, мне кажется, все окружающие должны служить вам. И я почту для себя за честь войти в их число.
– Вы очень любезны, но в этом нет необходимости! У меня нет слуг.
Шелби почувствовала, что терпению ее приходит конец. Что ей делать с этим напыщенным, источающим льстивые похвалы джентльменом? С надеждой, взглянув на Вивиан, она заметила:
– Кстати о том, что у меня нет слуг, – куда это мог запропаститься, дядя Бен? Он, наверное, боится теперь показаться мне на глаза, Опасаясь, что я могу использовать его вместо мишени!
– Хотите, я разошлю сыщиков на поиски вашего дяди? – с готовностью предложил Касл.
– Конечно, нет!
Шелби, смеясь, повернулась к нему, готовая уже решительно и твердо распрощаться с ним, когда заметила Джефа подходившего к палатке. Он тоже нес горшок с цветами, только его подарок был более в ее вкусе. Он выбрал белое с голубым китайское кашпо, полное желтых и бледно‑розовых нарциссов и маленьких серебристо‑белых подснежников. Это был чудесный миниатюрный весенний садик, созданный как будто для нее.
Сердце ее замерло, когда она внимательнее оглядела Джефа – порывистого, изящного и стремительного, с его светлыми, зачесанными назад волосами, открывавшими точеное лицо, с кашне из верблюжьей шерсти, повязанным вокруг шеи словно бы по рассеянности, прежде чем он успел вспомнить, что на улице уже совсем весна. Хоть ей и хотелось немедленно распрощаться с Бернардом Каслом и броситься в объятия Джефа, Шелби тотчас же остановила себя, обдумывая создавшееся положение.
Она слегка прикрыла глаза от солнца и улыбнулась ему.
– Добрый вечер, ваша светлость.
Бернард Касл, схватил свой монокль и заговорил, нахмурившись:
– А что, позвольте спросить, делает здесь с цветами герцог Эйлсбери чуть ли не накануне своей свадьбы?
– Но ведь они, конечно, не для меня! – Шелби притворилась крайне удивленной.
– Не может быть, чтобы мне выпало такое счастье – дважды за один день получить в подарок цветы, тем более такие, которые будут цвести еще долго, если их поливать. Не сомневаюсь, что вы несете это сокровище своей дорогой леди Клементине, не правда ли, ваша светлость?
Жилка на щеке у Джефа дрогнула. Меньше всего ему сейчас требовалось вмешательство чересчур влиятельного, чересчур богатого и чересчур пронырливого Бернарда Касла.
– Вы не ко мне сейчас обращались, Касл? Не так‑то просто разобрать, когда вы обращаетесь ко мне через голову.
Он взял руку Шелби и слегка задержал ее в своей.
– Что же касается моего подарка, поверьте, он для вас, Мисс Мэттьюз. Я… мы… были в таком восторге от вашего вчерашнего выступления, что этот маленький знак внимания…
– Как это мило с вашей стороны и со стороны леди Клементины – подумать обо мне! Вы должны поблагодарить ее от меня!
Касл подозрительно наблюдал за этим обменом любезностями.
– Все это, весьма нетрудно истолковать и по‑иному.
– Мисс Мэттьюз прекрасно понимает, каковы мои намерения, – ответил Джеф, с ледяной с улыбкой.
Шелби пришлось собрать всю свою выдержку, чтобы не покраснеть. Вивиан в палатке обмахивалась веером, почти теряя сознание от романтичности происходящего.
– Ну что ж, это и правда замечательно – иметь столько друзей здесь, в Лондоне. Благодарю вас обоих. Вы видели, ваша светлость, какой великолепный розовый куст принес мне мистер Касл?
– Да, он и вправду великолепен. Пожалуй, это даже чересчур любезно…
– Вовсе нет, – запротестовал Касл. – И я, надеюсь на большее. По правде говоря, хоть я и намеревался просить вас об этом наедине, мисс Мэттьюз, я все же воспользуюсь случаем, чтобы пригласить вас сегодня вечером в театр, а после него – на ужин в ресторане «Пальм‑Корт» в отеле «Карлтон». По вечерам я обычно обедаю со своими друзьями там или в «Савое».
Он с беспокойством смотрел на нее, не обращая внимания на мрачнеющее на глазах лицо герцога.
– Если вы согласитесь, я обещаю вам необыкновенно приятный вечер. Пожалуйста, скажите «да», мисс Мэттьюз!
Молчание повисло в воздухе; потом Шелби неожиданно улыбнулась и ответила:
– Да… Я весьма польщена вашим приглашением, мистер Касл!
Вивиан прижала ладонь к губам, подавляя вздох, но Джеф даже не шелохнулся. Торжествующий Бернард Касл заявил, что у него назначена еще одна встреча, поэтому он не может больше задерживаться. Он пообещал прислать автомобиль за Шелби сегодня вечером, добавив, что водитель проводит ее из палатки к машине. Затем, еще раз откланявшись, он поспешил прочь, затерявшись среди палаток и красочно одетых артистов, сновавших вокруг.
Джеф тотчас же представил, как Шелби надевает платье и накидку, которые, он прислал ей, на встречу с ненавистным Каслом. Он был готов даже потребовать их назад, но воспитание помешало ему это сделать. Вместо этого, пристально, угрюмо глядя на Шелби, он заявил:
– Если вы делаете это для того, чтобы заставить меня ревновать, могу заверить вас, что вы будете страдать гораздо больше меня сегодня вечером.
– Как я могла, так ужасно ошибиться в вас? Вы просто чванливый, самовлюбленный осел! – громко прошипела она, подбоченившись. Вивиан, укрывшаяся, в полумраке за их спинами, вздрогнула. – Слава Богу, вы показали свою истинную сущность, прежде чем я успела увязнуть во всем этом еще глубже.
– К счастью, я понимаю, что во всей этой чепухе нет ни слова правды, потому заранее прощаю вас.
– Если бы я была мужчиной, то ударила бы вас! Джеф рассмеялся, приведя Шелби в еще большую ярость.
– Как вы очаровательно простодушны, шалунишка. Думаю, мы оба с вами знаем, что вы отправили бы Бернарда Касла восвояси, если бы не усмотрели тут возможность уколоть меня. Сколько еще понадобится времени, прежде чем вы пошлете ему записку о том, что вы нехорошо себя чувствуете и не сможете составить ему компанию сегодня вечером?
Он усмехнулся.
Поскольку именно это Шелби и собиралась сделать, она еще больше рассердилась, оттого что он догадался.
– Ну не смешно ли, что вы считаете себя таким неотразимым! Ха‑ха! С какой стати мне проделывать такое из‑за вас?
– Какие же еще у вас могли быть причины? – Джеф приложил палец к губам, сделав вид, что размышляет. – Неужели вы хотите, чтобы вас купили? Если так, Касл может дать хорошую цену. Он один из богатейших бриллиантовых магнатов и финансистов, приближенных к королю Эдуарду. Среди друзей, о которых он упоминает, Ротшильды, Сесил Роудз, Барни Барнато и Людвиг Ньюман. Они могли бы десять раз купить меня всего с потрохами.
– Я вовсе не собираюсь отвечать на ваши возмутительные выпады. – Она повернулась к нему спиной. – Нам с вами нечего сказать друг другу. Сегодня утром, вы предельно ясно изложили ваши намерения, и ваш теперешний визит только убедил меня в том, что я поступаю правильно. Прошу вас, уходите.
Глядя поверх головы Шелби, он встретил взгляд Вивиан. Неужели он еще хуже запутался?
– Я понимаю – вы устали. Увидимся позже.
Она не ответила, и Джеф повернулся, собираясь уходить. В эту минуту один из помощников конюха подошел к палатке Шелби, ведя прекрасного, золотисто‑гнедого жеребца под уздцы.
Джефа точно ударило что‑то под сердце.
– Боже милостивый! Это же… не может быть… Чарли, заржав, устремился к нему, выдергивая вожжи из рук изумленного парнишки. Встреча Джефа с его лошадью была такой трогательной, что Вивиан прослезилась. Жеребец обнюхивал лицо своего хозяина, он, казалось, улыбался, подставляя себя радостным, ласкающим рукам Джефа.
– Мисс? – шепнул парень Шелби, опасаясь, как бы его не отругали за то, что он не удержал жеребца. – Вы будете выезжать его сегодня вечером?
Джеф коротко, резко взглянул на него:
– Этот конь принадлежит мне. Можешь идти.
Шелби согласно кивнула, но стоило только парню отойти подальше, как она метнула на Джефа негодующий взгляд своих голубых глаз:
– Как вы посмели? Вы оставили Чарли в Вайоминге, точно так же, как всех, кому вы были дороги, и никто из нас не думал, что мы когда‑нибудь увидим вас опять! Вы не имеете права, снова вторгаться в нашу жизнь с этаким видом собственника…
– Как, вы посмели не сказать мне, что моя лошадь в Лондоне?
Он был в таком же бешенстве, как и она.
– Кажется, оба мы забыли сказать так много всего… пока не стало слишком поздно. – Шелби вошла в палатку, сдавленно договорив:
– Ну что ж, давайте, забирайте его. Вы ведь ни за что не успокоитесь, пока, не будет по‑вашему.
* * *
Ресторан отеля «Карлтон» был щедро украшен искусно выращенными в горшках пальмами. Одна из них касалась затылка Шелби всякий раз, как двери открывались, и ее листья колыхались на сквозняке, но в остальном, ей не на что было пожаловаться. Это был первый ресторан из тех, в которых она когда‑либо бывала, где музыка доносилась тихо, откуда‑то из глубины, а белоснежные скатерти, хрусталь и серебро слепили глаза. Бернард Касл заказал бутылку «Дона Периньон» в ведерке со льдом, и Шелби опасалась, что слишком быстро опорожнила свой первый бокал.
– Как вам понравилась пьеса? – спросил Бернард, отрываясь от меню.
– Довольно… занимательно, – ответила она. Они смотрели спектакль под названием «Роман фабриканта сигарет», который Шелби нашла невыносимо скучным. Само собой, она не могла ни на чем, как следует сосредоточиться не говоря уж о действии пьесы.
– Я подумал, что для вас это будет особенно интересно, дорогая, поскольку вы приехали из той части света, где развлечения так редки.
– Простите?
– Ну, ну, не обижайтесь! Мне не хотелось бы говорить ничего дурного о вашей родине, но ведь это общеизвестно, что американский Запад – просто пустыня в культурном отношении, n'est‑ce pas? [10]
– Non, e'est ne pas vrai! [11]– резко возразила Шелби.
– Я восхищаюсь вами! Во многом вы напоминаете мне мою дорогую матушку. Вот подождите, вы познакомитесь с ней! Она просто чудо!
В эту минуту метрдотель, Сезар Ритц, подошел, чтобы перекинуться словечком со своим дорогим другом Каслом и предложить им блюда на выбор. В конце концов, было решено, что они начнут с улиток, а шеф‑повар сам выберет остальные восемь или десять блюд.
– Мой приятель Ротшильд утверждает, что можно приготовить необыкновенно вкусное и тонкое блюдо, взяв свежую икру, девяти самок омаров, – заметил Бернард, когда Ритц отошел.
– Это звучит ужасно, – сказала она, глядя в бокал с шампанским.
– Но я лично предпочитаю блюдо, где разные по величине птички вкладываются одна в другую, знаете, как эти восточные шкатулки.
Он закурил сигарету.
– Надеюсь, вы не курите. Моя матушка терпеть не может женщин, которые курят. Вы знаете, что первая светская дама, которая закурила в общественном месте, проделала это здесь, в этом ресторане? Это было года три или четыре назад, так, по‑моему, леди Эссекс… – Касл на минутку умолк, чтобы отпить из своего бокала, затем добавил: – Американка, разумеется!
Шелби просто потеряла дар речи. Как вообще можно разговаривать с подобным человеком? Мистер Ритц снова подошел к их столику, на этот раз лицо его было каким‑то странно задумчивым, настороженным. Долив шампанского в бокалы Бернарда и Шелби, он повернулся к ней и отвесил поклон:
– Мисс Мэттьюз, вас просят к телефону по важному делу. Будьте так добры, пройдите за мной, я сам провожу вас.
–О!
Это озадачило ее еще больше, чем пьеса. Кто бы это мог звонить ей? Разве кто‑нибудь знал, что она здесь?
– Может быть, это ваш пропавший дядюшка?.. – высказал предположение Касл. – Поторопитесь, дорогая. Улиток необходимо есть тотчас же, как только их подадут, а это может случиться в любую минуту.
Шелби была в желтом, шелковом с кружевами, платье, которое она купила в Коди для праздничного вечера в отеле «Ирма». Оно было очень милое, и изумрудно зеленый пояс по‑прежнему подчеркивал ее тоненькую талию, но она знала, что этого еще мало по меркам лондонского общества. Взгляд Бернарда уже раньше сказал ей об этом, и теперь посетители ресторана критически оглядывали ее, когда она проходила между столиками. Со всех сторон взлетали кверху монокли и очки. «Зачем я вообще пришла сюда?» – удивлялась Шелби, чувствуя себя здесь настолько же неуместной, как Алиса на чаепитии у безумного Шляпника.
Сезар Ритц провел ее в украшенное бархатом и пальмами фойе ресторана, затем украдкой, настороженно оглянулся вокруг. Шелби заметила телефон на столике с книгой записи клиентов, но управляющий махнул ей, чтобы она следовала за ним, на этот раз в крохотную комнатушку, которая, по‑видимому, служила ему кабинетом.
– Мисс, – прошептал он озабоченно, – должен признаться вам, что этим вечером я ставлю под удар мою дружбу с мистером Каслом, и я умоляю вас сохранить это в тайне от него. Только из‑за того, что герцог Эйлсбери – такой благородный и занимающий столь высокое положение человек, я решился поставить его требования выше…
– Какое отношение имеет ко всему этому герцог Эйлсбери? – перебила его Шелби. – Где срочный телефонный звонок?
– Здесь, – произнес знакомый голос, и Джеф шагнул из‑за вешалки. От него, точно исходило ощущение власти, еще более мощное, чем когда‑либо. Он окинул ее внимательным взглядом, подмечая все подробности в ее внешности, и она порадовалась, что не надела того платья, которое он купил для их вчерашней встречи.