Слуг заранее предупредили о приезде герцога, и все они были тотчас же очарованы Шелби. Бывает, слуги более консервативны и высокомерны, чем их благородные хозяева, но Мэг Флосс и толстенький старый Парментер так же, как и Мэнипенни до них, почувствовали то светлое и сильное, что было в Шелби, и их теплое приветствие послужило примером для других слуг.
День уже клонился к вечеру, и после короткой прогулки и чая с печеньем Джефу и Шелби пора было отправляться обратно в Лондон. Мэг, кажется, больше всех расстраивалась из‑за их отъезда – ее сердце подсказало, что будущая герцогиня станет также и ее подругой. Когда все слуги выстроились для прощания, Мэг Флосс осмелилась заметить герцогу:
– Вы правильно поступили, ваша светлость. Все мы были вовсе не в восторге от той, другой.
В уголках его глаз собрались морщинки, когда он улыбнулся.
– Вам кто‑нибудь говорил уже, что вы изумительная женщина, Мэг?
– Только вы, ваша светлость. И этого вполне достаточно.
Рассмеявшись, Джеф взял Шелби под руку, и они спустились по каменным ступеням к ожидавшему их «мерседесу». В отдалении сумерки уже сгущались над старыми тисовыми деревьями и над заросшим лилиями прудом, и Шелби чувствовала, как и сама она точно растворяется в этой прекрасной, овеянной историей старине.
* * *
Во вторник утром Вивиан примчалась на арену на своем дамском велосипеде «Жозефина», чтобы показать Шелби последний выпуск «Дейли Ньюз».
– На этот раз у тебя почти получилось, Шел! – воскликнул Бен. Его племянница отрабатывала трюк, при котором она сама подбрасывала тарелочку, потом хватала винтовку и стреляла по ней. На этот раз Шелби не хватило, казалось, всего какой‑нибудь доли секунды. – И, не болтай с Вив! Это отвлечет тебя!
– Что это ты кричишь на меня, – поддразнила она его. – Я ведь все‑таки без пяти минут герцогиня!
Весь юмор, этой реплики дошел и до Вив, смотревшей на подходившую подругу.
– Я подумала, что лучше тебе увидеть это, прежде чем тебе расскажет кто‑нибудь другой, – сказала она, разворачивая газету.
Шелби взглянула. На громадном снимке она, во всей красе, стояла подбоченившись, в своем костюмчике для выступления в «Диком Западе» – коротенькой, с оборками, юбочке и широкополой ковбойской шляпе, – и весело, с беспечной улыбкой смотрела на прислоненную рядом ее любимую винтовку. Под этой картинкой громадными, жирными буквами шла надпись, гласившая: «БУДУЩАЯ ГЕРЦОГИНЯ ЭЙЛСБЕРИ?»
– Ох, нет, – жалобно шепнула она. – Как раз тогда, когда все было так чудесно…
В эту минуту из‑за угла появился полковник Коди, с той же газетой в руках и с радостной улыбкой.
– Ах, вот ты где, малышка! Поздравляю с помолвкой! Должен признаться, я тоже доволен по своим личным, эгоистическим соображениям – ведь эти новости обеспечат нам двойную выручку с этой минуты и до июня! – Он обнял ее, глаза его радостно блестели. – Да что там, бьюсь об заклад, что те, кто уже побывал один раз на представлении, придут еще только ради того, чтобы посмотреть, как ты стреляешь с обручальным кольцом на пальце!
– Я не уверена, что мне хотелось бы использовать титул Джефа, таким образом, сэр.
– Что ж, теперь уже все равно ничего не поделаешь. Этот писака тут разливается соловьем, расхваливая твое выступление и все твои трюки и способности, рассказывает, что ты из Коди и как вы с герцогом познакомились, когда он ездил туда в прошлом году.
– Вы знаете, как я горжусь моим участием в шоу «Дикий Запад», полковник Коди, но есть нечто в тоне этой статьи, что унижает достоинство и мое и Джефа, да и нашего шоу тоже. Все, что нас связывает, гораздо сложнее и глубже, к тому же и со мной все не так просто.
Вивиан положила ей руку на плечо:
– Конечно, и все, кто знает или встречал тебя, не сомневаются в этом.
Шелби попыталась успокоиться, но трудно было не принимать этого близко к сердцу.
– Я бы хотела, чтобы люди увидели меня в более достойном окружении, прежде, чем о моей помолвке сообщили таким образом, тогда они, даже и прочитав подобную статью, поняли бы, что это лишь частица моей сущности.
Она вздохнула и покачала головой:
– Просто в Лондоне как раз сейчас так много американцев, которые пытаются проложить или купить себе доступ в светское общество, и они не очень‑то лестно отзываются о нас.
Коди пожал плечами:
– Всем хочется стать герцогиней, как Консуэло Вандербильт.
– Или как ты, Шел, – вставил Бен.
– Почему бы тебе не пойти в палатку, не выпить стаканчик холодной воды и не успокоиться? – посоветовал полковник Коди. – Да и вообще, отдохни‑ка ты остаток утра, малышка! – Он обнял ее рукой за плечи. – Газеты изменчивы, как флюгер. Завтра они ухватятся за кого‑нибудь еще.
Шелби, ехала на своем велосипеде рядом с Вив в их походную деревушку и переживала.
– Если бы только мать Джефа, не была такой чванливой, и чопорной! Она сказала, что я опозорю их доброе имя, если немедленно не перестану, выступать в шоу, и не перееду к ней в дом чтобы она могла исправить сложившееся обо мне мнение. Атеперь она увидит газеты и станет просто невыносимой!
– Не думай об этом, Шелби! Джеф не станет обращать на это внимания.
– Знаю, но я хочу, чтобы он гордился мной. Я хочу, чтобы он мог спокойно представлять меня всем, а не стыдиться, если его друзья увидят нас вместе!
– Ничего, мы что‑нибудь придумаем. Ты просто неподражаема, когда дело доходит, до чего‑нибудь этакого!
Шелби кивнула, но между бровями у нее пролегла маленькая морщинка, которая не исчезла даже после того, как она выпила чашку чая с лимоном.
Джеф отозвался на весь этот переполох тем, что на следующее утро взял ее с собой в Роттен Роу. Он заявил, что ему будет легче, если не останется никаких неясностей. Она выглядела восхитительно в изысканном зеленом с черной отделкой костюме, однако выехала на Бродяжке, несмотря на все советы Бена взять более подходящую лошадь.
– Мне кажется, во мне живут два человека, – призналась Шелби Джефу, когда они ехали среди других всадников и экипажей. – Мне хочется доказать всем, что я достаточно хороша и благовоспитанна, для того чтобы стать твоей женой, но, с другой стороны, я хочу оставаться самой собой. Когда Бен сказал мне, что Бродяжка не подходит для этой прогулки, так как он всего лишь пегий пони, я просто не могла не заупрямиться.
– Пожалуйста, перестань волноваться из‑за всех этих глупостей. Какое нам дело до того, что подумают другие! – Джеф дотронулся до ее руки в перчатке.
Как раз в эту минуту члены лондонского клуба «Четверка», ратующие за старый способ передвижения и против вторжения автомобиля, прогромыхали мимо них в своих запряженных лошадьми экипажах. Джеф поздоровался кое с кем из мужчин; остальные, не скрываясь, разглядывали Шелби. Щеки ее пылали, когда она обратилась к нему:
– Джеф! Я хотела сказать тебе, что решила уйти из шоу «Дикий Запад».
– Что? Надеюсь, не из‑за меня?
– Они собираются переехать в Манчестер в середине апреля, и это дает мне прекрасную возможность уйти из труппы. Мне… нелегко признаваться в этом, но, может быть, твоя мать права. – Она вздохнула, и глаза ее заблестели. – По крайней мере, в чем‑то. Если уж я собираюсь стать герцогиней и твоей женой, мне нужно начинать привыкать. После того, как мы съездили в имение Сандхэрст, я начала осознавать, что есть традиции, которые мы с тобой должны продолжать. Я хочу стать достойной твоей семьи.
– Это прекрасно, дорогая, но…
Они умолкли, так как в эту минуту изящный двухколесный экипаж подкатил прямо к ним. Им правила Консуэло, герцогиня Мальборо, в сопровождении горничной и грума. Стройная и темноглазая, она была самой известной из титулованных американских наследниц, самой красивой и обворожительной.
Джеф учтиво приподнял свой цилиндр, улыбаясь ей широкой улыбкой.
– Доброе утро, ваша светлость! Позвольте мне представить вам мисс Шелби Мэттьюз. Шелби, это Консуэло, герцогиня Мальборо.
– Не лучше ли нам оставить эти обременительные титулы, а, как вы думаете? – спросила Консуэло. Она протянула руку Шелби и улыбнулась. – Я непременно должна была с вами познакомиться. Все только и говорят о вашей великой романтической любви.
– Вы так любезно говорите об этом, – ответила Шелби. Она понимала, что чрезвычайно великодушно было со стороны герцогини не только поздороваться с ними, но и остановиться, чтобы перекинуться парой слов, и ей хотелось показать, как она благодарна ей за это.
– Не стану от вас скрывать, – Консуэло взглянула на юную американку своими большими, блестящими глазами, – я очень люблю Джеффри, так что даже немножко ревную, как и большинство из тех женщин, что судачат о вас. Но у нас с вами есть много общего. Когда я увидела ваш снимок в газете, я сразу же почувствовала к вам симпатию. Она повернулась к Джефу:
– Конечно, не мое дело вмешиваться… но знаете ли вы, что на 14 апреля в особняке герцогов Девонширских назначен прием? Луиза, герцогиня Девонширская, сказала мне, что собиралась пригласить вас обоих, но кто‑то попросил ее исключить вас из списка.
– Кто же такое мог сделать? – воскликнула Шелби. Джеф переглянулся с герцогиней Мальборо.
– Позвольте, я угадаю. Быть может, это моя собственная дорогая матушка?
Глава двадцать вторая
– Все происходит так быстро, – пробормотала Шелби, когда они с Вивиан пили свой послеполуденный чай, сидя рядышком на ее постели. Она только что вернулась с выступления, и на ней все еще был ее клетчатый велосипедный костюмчик.
– Стоит мне подумать о том, что скоро я распрощаюсь со всеми и никогда больше не вернусь в эту прекрасную – ужасную! – палатку, как мне сразу хочется плакать.
Даже от этих слов у них обеих влажно заблестели глаза, потом они тихонько засмеялись. Вивиан протянула своей подруге обшитый кружевами платочек, заметив:
– Эта палатка, быть может, и ужасна, но она так долго была для нас уютным, счастливым домом. Мы принимали здесь таких интересных, удивительных гостей! Помнишь день, когда ковбойский оркестр в полном составе пожаловал к нам на чай?
– Человек двадцать, не меньше, вместе со своими инструментами! – воскликнула Шелби. – А потом мы поступили неосмотрительно, пригласив одновременно гавайцев и филиппинцев, оказалось, они совершенно не выносят друг друга! – Она со смехом прижалась к Вивиан и с чувством проговорила: – Я так рада, что ты согласилась переехать со мной в «Савой». Я просто пропала бы без тебя.
Разумеется, это Вивиан на самом деле пропала бы, если бы Шелби вдруг уехала без нее, но об этом они умолчали. Вивиан, по правде говоря, о многом умалчивала в эти дни, и главное – о непрестанно преследовавших ее кошмарных видениях Барта. Временами она боялась, что сходит с ума, когда видела его во сне целую ночь напролет, время от времени, громко вскрикивая и тревожа Шелби. Не менее ужасными были и видения, которые преследовали ее в часы бодрствования. Кролл, казалось, затаился в каждом углу, выглядывал из‑за каждого фонарного столба, из каждого проезжающего кеба.
Стоило ей только уговорить себя, что все это – лишь игра воображения, как воспоминание о происшествии с Мэнипенни возвращалось, терзая ее. Он тоже видел, как Барт смотрел на него из наемного кеба!
– Ты что, опять думаешь о нем? – свистящим шепотом спросила Шелби. – Ты должна перестать, Вив! Он же умер! Мэнипенни просто видел кого‑то похожего на Барта, что очень даже легко может случиться в таком большом городе, с таким множеством странных и отвратительных людей!
– Да, да, ты, конечно же, права.
Вивиан начала дышать часто, как ребенок, когда он собирается заплакать.
– Ты всегда говоришь такие правильные, разумные вещи.
– Конечно, я понимаю, что ты изводишь себя всеми этими страхами, так как чувствуешь себя виноватой. Ночами, я тоже мучаюсь от твоих кошмаров и хотела бы только помочь тебе понять, что ты – добрая, честная и ни в чем не виновата!
– Я ненавижу его за то, что из‑за него мне пришлось сделать такую ужасную вещь! Это несправедливо, что он довел меня до этого, и теперь я всю жизнь, до самой смерти, буду тащить на себе этот груз! – Ее миловидное бледное личико сморщилось. – Я боюсь, что эта тайна всегда будет стоять между мною и Чарльзом…
– Ох, Вив! – Она притянула ее ближе, подыскивая слова утешения. – Я была так рада за тебя, когда узнала, что в твоей жизни появился Чарльз. По‑моему, он очень хороший человек – добрый, и любящий, и надежный…
– Да! Он так добр ко мне. Он думает, что я ангел!
– Может быть, тебе лучше признаться…
– Нет! Никогда! Никто не должен узнать! Если бы он узнал, что я сделала, он отвернулся бы от меня с отвращением и никогда не подошел ко мне больше!
Слезы струились по ее лицу. Она отодвинулась от Шелби и встала, выдернув свои руки.
– Неужели ты не понимаешь – я убийца!
– Какая чушь!
– Но это правда!
Двое «Лихих наездников» как раз проходили мимо и заглянули в палатку, услышав возбужденный голос Вивиан. Этого было достаточно, чтобы она села и снова прижалась к Шелби, перейдя почти на шепот.
– Ты не знаешь… какие ужасные вещи проделывал со мной Барт. И теперь, когда Чарльз даже просто пытается обнять меня – совсем скромно, невинно, – меня охватывает ужас. Я так боюсь, что он потеряет терпение со мной.
– Ох, Вив, тебе не стоит так переживать из‑за этого. У тебя всегда будет дом, вместе со мной и Джефом, так что тебе совсем необязательно выходить замуж за Чарльза. – Она немного покраснела.
– Я не это имела в виду…
– Я понимаю, но я знаю также, что эти мысли приходят тебе в голову. Что же касается того, что ты пугаешься его прикосновений… Я бы все‑таки попыталась, как бы нелегко это ни было, объяснить ему хотя бы немного, откуда у тебя такой ужас. Попроси его, чтобы он дал тебе время оправиться от прошлого. Если ты не сделаешь этого, Вив, Чарльз может забеспокоиться, что что‑нибудь не в порядке с ним. Голубые глаза Вивиан расширились от ужаса.
– О Господи, я никогда об этом не думала!
– Почему бы тебе не поговорить с ним вечером, на балу? По‑моему, вполне подходящий момент! И потом, когда ты поделишься с ним хотя бы частичкой своей тайны, ты, может быть, почувствуешь себя ближе к нему, в гораздо большей безопасности.
Рот Шелби растянулся в шаловливую улыбку, и Вивиан покраснела в ответ.
– Вот так‑то лучше!
– Я все еще не могу поверить, что буду на балу у герцога и герцогини Девонширских, – с удивлением сказала Вивиан.
– Чарльз пригласил тебя, так что это вполне достойно и прилично.
– Спасибо тебе и Джефу, за то, что вы достали для меня платье.
– Мы, две американки, должны поддерживать честь своей родины!
Она пригладила мягкие льняные волосы Вивиан, потом поднялась и отошла в другой конец палатки. На ее туалетном столике лежали эскизы двух платьев. В одном Шелби собиралась быть две ночи на балу у Девонширов, другое – белое, шелковое, расшитое жемчугами – готовили ей к свадьбе в мае. Ум ее был занят множеством мельчайших подробностей, но главным было завтрашнее заключительное выступление в шоу «Дикий Запад». Костюм, который она выбрала, висел на металлической вешалке и, казалось, смотрел на нее, неустанно напоминая, что прежняя ее жизнь подходит к концу.
Шелби медленно потянулась к своей любимой стетсоновской шляпе, теребя ее край.
– Пока я оставалась здесь, с «Диким Западом», я как будто бы несла еще в себе частичку Коди, – призналась она теперь Вивиан. – Полковник Коди и каждый из артистов или эпизодов шоу напоминали мне о доме… о долине Бигхорна и о ранчо «Саншайн». Я была так счастлива там – и Джеф тоже. Мы вместе стреляли по бутылкам на изгороди, и я шутила, что научусь делать фокусы не хуже, чем Анни Оукли! Я даже представить себе не могла тогда, что нас ждет. Глаза ее, снова наполнились слезами. – У меня так много всего хорошего впереди… и все‑таки мне невыносимо грустно, когда я думаю, что мы не сможем вернуться назад. Неожиданно снаружи донесся голос:
– Эй, ты, малышка, не думаешь ли ты, что с Западом для тебя покончено, а? Уж можешь мне поверить, твои родные ни в коем случае не дадут тебе забыть, откуда ты родом!
Вивиан, казалось, встревожилась и оробела. Шелби, на мгновение застыла как вкопанная, потом издала радостный, восторженный вопль.
– А ну‑ка бросай свои шуточки и заходи сюда, дуралей, ты этакий!
Передний полог палатки откинулся, и из‑за него показался высокий молодой человек с темными вьющимися волосами и зелеными глазами под длинными черными ресницами. Он широко, обворожительно улыбался, совсем как Шелби, и она бросилась к нему навстречу. Они обнялись, и он, оторвав от земли, закружил ее, так что кресло и две диванные подушки полетели на пол, когда ее ноги в сапожках взметнулись в воздухе.
– Mon Dieu [12], какая же ты, выросла красавица! – воскликнул он, смеясь.
Шелби опять заплакала.
– О, как я соскучилась по тебе! Я до сих пор даже не знала, как сильно!
Как раз в эту минуту появился Джеф. Он остановился на маленькой деревянной приступке перед входом в палатку, глядя на них потрясенно, все больше мрачнея. Они не видели его. Шелби была слишком занята, всхлипывая от счастья и обвивая руками шею незнакомца – милость, которая, Джеф был уверен, принадлежала только ему. Мужчина, пожалуй, слишком уж красивый, счастливо улыбался ей, склонившись над ее лицом. Если немедленно не вмешаться, этот негодяй, сейчас поцелует ее.
– Прошу прощения! – холодно произнес Джеф и тронул незваного гостя за плечо.
– О! – воскликнула Шелби. Щеки ее лихорадочно пылали. Она шагнула к нему, и начала было: – Джеф, это…
– Мне ровным счетом наплевать, кто это! – грозно проговорил герцог Эйлсбери и, размахнувшись, с такой силой ударил кулаком в челюсть молодого человека, что тот с грохотом отлетел на обитый декоративной тканью диванчик. – Осел! Ты ничего более глупого не делал в своей жизни! – крикнула она яростно, пробираясь между разбросанной мебелью. – Это же Байрон Мэттьюз, мой брат!
* * *
– He знаю, что на меня нашло, – оправдывался Джеф уже в двадцатый раз. – Это был какой‑то дикий, первобытный порыв бешенства – со мной еще никогда такого не бывало.
– Лучше бы вы сначала сняли свой перстень с печаткой! – приглушенно, с трудом проговорил Байрон. Лежа на диване в гостиной, в новых апартаментах Шелби в «Савое», он вынужден был держать мешочек со льдом, прижимая его к подбородку, а потому мог говорить только сквозь стиснутые зубы.
– Я думал, вы какой‑нибудь нахальный французишка, пытающийся улестить ее своими цветистыми, сладкоречивыми обещаниями. – Он прикусил губу и с надеждой взглядывал на Шелби. – Я просто на минуту сошел с ума.
– Спятил, – заявила она. – Свихнулся. Вконец обезумел.
Не глядя на Джефа, она подошла к Байрону и ласково коснулась рукой его лба.
– Мне придется пойти в Эрлс‑Корт сегодня вечером – у меня заключительное выступление, но потом я сразу же вернусь сюда. Ты как, ничего?
– М‑м‑м. – Брови его приподнялись. – Вроде бы.
– Я пойду с тобой, дорогая, – сказал ей Джеф.
– Нет. Я не могу сейчас даже смотреть на тебя! Просто пришли кого‑нибудь часов после четырех, с фургончиком или чем‑нибудь таким, чтобы забрать мои вещи.
Он кивнул, пытаясь придать себе уравновешенный, достойный доверия вид.
– Хорошо. В таком случае я присмотрю за твоим братом.
Глаза Байрона расширились от шутливого ужаса.
– Ох, нет! Только не оставляй меня наедине с этим сумасшедшим!
Губы Шелби дрогнули в невольной улыбке, но она подавила смешок и произнесла сурово:
– Ты‑то, может, и простил его, но я лично собираюсь как следует обдумать все, что кроется за этой… этой дикой выходкой. Что же он еще может сделать, когда мы поженимся, и поздно будет уже что‑либо менять?
Джеф и так уже достаточно вынес.
– А ты не слишком ли сгущаешь краски, а?
– Скажи спасибо, что я вообще разрешаю тебе находиться в одной комнате со мной и моим братом!
Бросив это последнее слово на прощание, Шелби с триумфом удалилась.
– Она нисколько не изменилась, – сквозь зубы заметил Байрон. – Вы чертовски отважны, если решаетесь жениться на ней. – Он на минутку задумался, потом спросил: – Вы ведь не собираетесь менять ее, а? Мы все уже пытались, с того дня как она появилась на свет, и, могу вас заверить, это совершенно бесполезно.
Джеф засмеялся:
– У меня и в мыслях такого не было.
– Нет? – Он растерянно моргнул. – Странно.
* * *
Прощальное выступление Шелби в шоу «Дикий Запад» было таким же ярким и жизнерадостным, как и сам маленький Меткий Стрелок. Отбросив прочь какую‑либо сдержанность и совершенно не задумываясь о том, что скоро ей предстоит стать герцогиней, она исполняла свой номер для заполнивших трибуны зрителей, и те приветствовали ее восторженными криками.
Баффэло Билл Коди взял на этот раз на себя обязанности Бена, подбрасывая стеклянные шарики, пока Шелби на велосипеде объезжала вокруг арены, и даже держал для нее мишень во время номера с зеркалом. Наконец она кивнула ему, и старый директор шоу обратился к публике:
– Сегодня, в честь своего прощального выступления. Наша очаровательная Шелби попытается выполнить один из тех немногих трюков, которые до сих пор не удавались ей. Леди и джентльмены, я попрошу вас быть предельно внимательными: сейчас она положит свое ружье на землю, а затем сама подбросит тарелочку, поднимет ружье и выстрелит по уже летящей мишени. Никогда прежде Шелби еще не выполняла этого трюка, даже на тренировках!
Коди бросил взгляд на Джорджа Фелинджера в ковбойском оркестре:
– Джордж, будь добр, барабанную дробь!
Сердце Шелби отчаянно колотилось, когда она заняла свое место в середине арены. Казалось, каждый зритель на трибунах наклонился вперед, глядя на нее широко раскрытыми глазами. Понимая, что они гораздо больше волнуются за нее, чем, за этот дурацкий трюк, Шелби широко улыбнулась, помахала своей соломенной шляпой и сделала несколько реверансов, поворачиваясь к каждой трибуне. Люди невольно поднялись со своих мест. – Браво, Шелби! – кричали они. – Мы любим тебя!
Это было необыкновенно – ведь англичане по натуре так сдержанны, – и она прижала руку к сердцу и послала им воздушный поцелуй. Коди стоял в нескольких ярдах в стороне и, когда Шелби обернулась к нему, хмыкнул:
– Жаль, что ты не можешь уйти прямо сейчас, пока ты на коне, малышка!
В последнее время она не ощущала особого подъема во время представления, но сейчас прежнее возбуждение вернулось к ней. Это мой последний номер! Вслушиваясь в барабанную дробь, она точно вбирала в себя этот ритм, от всей души желая оказаться, достаточно проворной на сей раз.
Публика оставалась на ногах, теперь уже примолкшая.
Шелби огляделась, продумывая ход своих действий. Ружье было ее любимое – двенадцатикалиберная двустволка с коротким прикладом и мягким спуском. Оно было в точности такое, как у Анни Оукли, и Коди посоветовал его Шелби, говоря, что оно прекрасно подойдет для невысокой девушки.
Но, может быть, она положила его на землю чуть дальше, чем следовало? Нет. Нет, на этот раз у нее должно получиться, потому что она достаточно сильно желает этого.
Когда Шелби подняла кверху палец, барабанная дробь смолкла. Тогда она подбросила тарелочку, схватила ружье и выстрелила по мишени, летящей в воздухе, – и сбила ее. Это было ничто по сравнению с замысловатыми и сложными трюками, прославившими Анни Оукли, но публика обожала Шелби и приветствовала ее с таким энтузиазмом, словно та совершила самое невероятное чудо.
Оркестр, грянул «Тем прекрасным давним летом», и она вприпрыжку обежала вокруг арены, посылая воздушные поцелуи, потом отбежала чуть‑чуть назад, к своему велосипеду, и, вскочив на него, укатила за занавес. Слышно было, как Баффэло Билл пытается утихомирить публику, потом он сдался и оглушительно прокричал:
– Давайте еще раз, попрощаемся с нашей несравненной Шелби Мэттьюз. Как все вы знаете, это ее последнее выступление. Нам будет очень недоставать ее, но мы можем за нее порадоваться – ведь она покидает нас, ради того чтобы стать женою герцога Эйлсбери!
Она сняла свою соломенную шляпку, перед тем как снова выбежать на арену, и весеннее солнце зажглось в ее длинных косах. Казалось, от Шелби исходит сияние, которое словно бы приближало к ней зрителей, пусть даже они и находились далеко, на своих трибунах. Любовь, которая струилась на нее от бесчисленного множества незнакомцев, вызвала у нее на глазах слезы. Коди пошел к ней навстречу и обнял ее на глазах у публики.
– Ты была радостью и поддержкой для нашего шоу, малышка. – Его остренькая белая бородка пощекотала ей щеку, когда он добавил: – Мы будем скучать по тебе.
Джонни Бейкер, другой легендарный стрелок, появился из‑за занавеса, чтобы обнять ее, а за ним – вождь Железный Коготь со всеми своими индейцами, и Крутящийся Дервиш, и казаки, и гавайцы, и все ковбои, втайне влюбленные в Шелби. Она заплакала, уже не скрываясь, не переставая в то же время улыбаться.
– Нам придется перенести, это прощание за сцену, ведь мы должны продолжать представление, друзья, – объявил Коди улыбающимся зрителям, – но я знаю, что все вы желаете Шелби столько удачи и счастья в ее новой жизни, сколько все мы…
В эту минуту высокий, необыкновенно красивый золотоволосый мужчина спустился с трибуны. В руках у него был громадный, великолепный букет чайных, розовых и белых – гибких, с длинными стеблями – роз; их было не меньше сотни. Толпа зашумела, когда он широкими шагами вышел на арену и направился прямо к Шелби Мэттьюз. Он двигался с силой и благородной грацией льва, и шепот пронесся среди зрителей, когда они узнали его.
Шелби увидела Джефа, направлявшегося к ней, с озорным блеском в глазах. Ее друзья из шоу «Дикий Запад» отступили назад, словно все это было подготовлено заранее, и она оказалась совсем одна на арене, смущенная и растерянная, а Джеф подходил все ближе. Как он был прекрасен! Широкоплечий, узкобедрый и гибкий, в темно‑синей визитке с крахмальной белоснежной сорочкой, он казался Шелби неотразимее с каждым днем.
Шелби подумала, что это величайшее самопожертвование: встать рядом с ней посреди цирковой арены, перед тысячами, жителей Лондона и десятками газетных репортеров. Слезы покатились у нее по щекам, когда Джеф вложил цветы в ее руки.
– Я прощен? – шепнул он, улыбаясь одними глазами.
– Глупенький! – Она уткнулась в благоухающие цветы, желая скрыть свои слезы. – Я люблю тебя!
И вдруг, к изумлению Шелби, Джеф опустился на одно колено, прямо на землю, и склонил перед нею голову. Толпа восторженно, оглушительно взревела, и все‑таки, несмотря на шум, слышно было, как всхлипывают женщины. Кто‑то крикнул:
– Да здравствуют герцог и герцогиня Эйлсбери!
И публика подхватила приветствие.
– Ты самый необыкновенный человек на свете, – сказала она и провела пальцами по его золотистым волосам. Пожалуйста, встань.
Он поцеловал ее руку, затем поднялся одним гибким движением и улыбнулся, глядя на нее сверху вниз. Шелби с гордостью взяла его под руку. Полковник Коди шагнул вперед, чтобы сопровождать эту пару с арены, восторженные возгласы и пожелания зрителей неслись им вслед, пока они не исчезли за занавесом.
За кулисами вокруг них столпились остальные артисты, чтобы поздравить их и попрощаться с Шелби, но вскоре им пришлось разойтись, так как представление продолжалось. Герцог и его будущая жена рука об руку вернулись в их походную деревушку.
– Похоже, ты больше не беспокоишься, что шоу «Дикий Запад» бросит тень на твой титул, – пробормотала Шелби с озорными нотками в голосе. – Вот уж никак не ожидала, что ты объявишь о нашем обручении таким образом! Ты представляешь, что было бы с твоей матерью, если бы она присутствовала сегодня на представлении?
– Черт с ней совсем, с моей матерью! Что же касается другого, давай договоримся кое о каких правилах в нашей будущей семейной жизни, хм‑м‑м?
– Сначала скажи о каких.
– Я буду каяться во всех своих ревнивых словах, и выходках, если ты согласишься прощать мне их. Ну, как?
– Замечательно. Однако я лучше не стану давать никаких обещаний.
– Твой брат сообщил мне, что изменить тебя невозможно.
– Он прав. Я ужасно несдержанна… но обворожительна, ты согласен?
Шелби обвила его шею руками и самозабвенно поцеловала его.
– Полностью, – подтвердил Джеф, когда к нему вернулся дар речи. Он подхватил ее на руки и внес в палатку. Повсюду громоздились горы ящиков, так что он опустил Шелби сверху, на крышку самого большого из них, футах в четырех, от пола.
– Думаю, не страшно, если мы будем безудержно ссориться, если потом ты столь же безудержно будешь мириться со мной.
Сердце Шелби готово было выскочить из груди от переполнявших ее чувств: волнение и ликование от выступления и оттого, что ей удалось‑таки выполнить этот трюк. Сладостно‑горькое сожаление и радость, что тот период в ее жизни, который связан был с шоу «Дикий Запад», закончился. Томительное, нетерпеливое ожидание и предвкушение будущего и, наконец, неизменная, перекрывающая все остальное ее любовь к Джефу.
Лица их почти соприкасались, их взгляды встретились. Он обхватил ее руками за талию. Шелби закинула свои стройные ножки, обтянутые гетрами с перламутровыми пуговками, ему на спину.