Разумеется, Шелби вовсе не собиралась показывать ему своих чувств.
– Просто не верится, что вы могли оказаться настолько бестактным, чтобы прервать мой ужин с помощью подобной уловки!
Она услышала, как ахнул в дверях Сезар Ритц, и поняла, что ведет себя правильно.
– Эгоистичность – слишком слабое слово для столь тщеславного, самовлюбленного человека, как вы, ваша светлость!
– Она всегда такая! – объяснил Джеф донельзя изумленному Ритцу. – Это ничего не значит. Для нее это объяснение в любви.
Прежде чем Шелби успела что‑либо возразить, он схватил ее за руку, зная, что пожатие его, втайне взволнует ее.
– Ну, а теперь, пока мистер Касл не бросился на поиски своей возлюбленной, я бы хотел, чтобы вы кое‑что передали ему, Сезар.
– Да, ваша светлость, – не посмел возражать тот, содрогаясь при одной мысли о предстоящем.
– Скажите ему, что мисс Мэттьюз пришлось срочно уйти, она очень сожалеет, но не смогла сама попрощаться с ним.
– Нет! Он подумает, что я самая невоспитанная и бессовестная из женщин! – крикнула Шелби. – Мистер Ритц, не слушайте его! Вызовите полицию и скажите им, герцог Эйлсбери пытается похитить одну из ваших посетительниц!
Это последнее, уже ни с чем не сообразное требование заставило Сезара Ритца поспешно выбежать из кабинета. Внезапно просьба герцога Эйлсбери передать это ужасающее известие Бернарду Каслу показалась ему спасительной отсрочкой. Он только надеялся, что, к тому времени как он вернется к себе, герцог сумеет увести эту невоспитанную, крикливую девчонку, куда‑нибудь подальше отсюда.
Глава девятнадцатая
Отель «Карлтон» стоял на пересечении Хэймаркет и Пэл‑Мэл, в Сент‑Джеймсе, фешенебельном районе Лондона. Поблизости находилось немало великолепных дворцов, а также Национальная галерея, кафе «Роял» и ресторан Верри на Риджент‑стрит. Это было совсем не то место, где чье‑либо неподобающее поведение может пройти незамеченным, тем более, если этот кто‑то – герцог.
Джеф давно уже отбросил всякие предосторожности. Когда он поинтересовался, пойдет ли Шелби сама или она предпочитает, чтобы ее перебросили через плечо, она сочла за лучшее подчиниться.
– Я чувствую себя, как заложница при ограблении банка. Ты мог бы с таким же успехом приставить мне к спине пистолет, – шепнула она еле слышно, когда они выходили из отеля. – Я только надеюсь, что мистер Ритц сделает, как я просила, и вызовет по телефону полицию, чтобы спасти меня!
Джеф с усмешкой посмотрел на нее:
– Ты ошибаешься. Это я спасаю тебя сейчас, шалунишка. Я слишком хорошо тебя знаю и не поверю, что ты и правда хотела выстрадать весь этот обед из десяти блюд с Каслом!
Голос его дрожал от сдерживаемого смеха.
– Какое же это спасение! Это скорее уж… похищение! Роскошно одетая пожилая пара выходила в эту минуту из автомобиля и остановилась, недоверчиво уставившись на Джефа.
– Ваша светлость? – спросил джентльмен. – С вами все в порядке?
– Совершенно, сэр Гарри. Небольшое недоразумение, знаете ли.
И он подмигнул ему через голову Шелби.
– Прошу вас, передайте от нас поклон вашей дорогой матушке, – пискнула дама, и они с мужем засеменили к «Карлтону».
– Обязательно, леди Мод.
Когда они ушли, Джеф взглянул на Шелби и, увидев ее возмущенное лицо, не мог не рассмеяться.
– Почему бы не почувствовать себя свободными и не повеселиться немного? Посмотри на меня!
– Я требую, чтобы вы отвезли меня домой. Где ваш экипаж?
– По правде говоря, я приехал не в экипаже.
Он сделал знак одному из швейцаров, и тот прошел в переулок и появился вновь, ведя на поводу Чарли. Джеф сунул швейцару банкноту, затем вскочил в седло.
Шелби чуть с ума не сошла от любви к нему в эту минуту. Она осмелилась внимательнее посмотреть на Джефа и обнаружила, что на нем сапоги для верховой езды и знакомые рабочие брюки с полотняной рубашкой и курткой из твида. Он все еще хранил свою одежду из Вайоминга! И на Чарли было западное, калифорнийское седло!
– Ну же, шалунишка!
Джеф наклонился и, легко подхватив ее, усадил впереди себя на седло боком, одной рукой сжимая ее талию, другой, удерживая вожжи жеребца. Швейцар у дверей отеля, разинул рот при этом видении, точно возникшем из другого века, – рыцарь или разбойник, похищающий прекрасную деву.
– Ты видел, какое у него было лицо? – спросил один другого, когда золотистый жеребец затерялся среди экипажей и машин на Пэл‑Мэл.
– Еще бы! – ответил его напарник. – Как бы она там ни брыкалась, она по уши влюблена в его светлость!
Был чудесный мартовский вечер, напоенный ароматом весны. Одни лишь уличные фонари освещали им путь, и они ехали по боковым улочкам к Мэл – величественной, широкой дороге от Букингемского дворца до Трафальгарской площади. Джеф непринужденно махал рукой изумленным водителям и возницам. Чарли же чувствовал себя, по‑видимому, совершенно свободно, будто бы он давно привык к Лондону, со всеми его людьми и автомобилями, телегами и омнибусами.
– Господи, как же мне не хватало моего верного скакуна! – счастливо прошептал Джеф в волосы Шелби.
На нее нахлынули воспоминания о том, как они в последний раз ехали вдвоем, верхом на этом жеребце, чуть ли не на другом конце земного шара. Они возвращались домой после того, как выкрали своих собственных коров с ранчо Барта Кролла. Что за удивительная это была ночь! И сейчас Шелби откинулась назад, прижимаясь к нему, и он обнял ее еще крепче. Более чем когда‑либо она ощущала, что они просто созданы друг для друга, – ведь только Джеф мог догадаться, каким образом, таким дерзким и неожиданным, он вернее всего мог завоевать ее сердце навеки.
Жеребец сошел с мостовой и рысью направился в парк Сент‑Джеймс. Букингемский дворец в отдалении сиял всеми огнями; их величества были у себя. Облака умчались прочь, обнажив луну, и ее серебристый свет пробивался сквозь ветви, придавая вечеру волшебное великолепие. Чарли огибал начинавшие уже распускаться деревья, направляясь к небольшому озерцу. Вдоль мерцающего края воды Шелби различила первые нарциссы, раскрывавшие свои звездные лепестки, тихонько покачивающиеся в лунном свете, и еще тысячи поднимались из травы. Скоро весь парк, словно ковром, покроется нежно‑желтыми цветами.
– Я привезу тебя сюда днем, через две недели, – шепнул Джеф. – Желтые нарциссы восхитительны, а на озере полно всевозможных водоплавающих птиц, и многих можно кормить прямо из рук.
Он помолчал, на минутку задумавшись, потом добавил:
– Странно… Я часто думал, что надо бы прийти сюда днем, но так и не пришел ни разу. В течение многих лет я видел парк Сент‑Джеймс весной только из проезжающего экипажа…
Она и без слов понимала его: самые простые удовольствия доставляют куда больше радости, когда их делишь с любимым. Шелби и Джефу всегда было хорошо вместе – во всяком случае, им никогда не бывало скучно!
– Наверное, Чарли хочет пить, – заметила она.
– Ты обещаешь не столкнуть меня в озеро, если мы на минутку спешимся?
– Вы рискуете, ваша светлость, искушение велико! Однако, раз это не будет для вас неожиданностью, я, пожалуй, пообещаю.
Шелби смотрела, как Джеф легко спрыгнул на землю, потом протянул к ней руки. Она радостно прильнула к нему, обвив руками его шею, неожиданно почувствовав острое желание прижаться к нему всем телом.
По обыкновению скромный Чарли потрусил к озерцу на водопой. Джеф привлек к себе Шелби, и они стояли так, прижавшись друг к другу, волна неистового желания всколыхнулась, захлестнув их обоих.
– Я думал, что с ума сойду сегодня, – сказал он хрипло. – Мысль о том, что этот проклятый Касл увивается вокруг тебя – потчуя шампанским и обучая глотать этих дурацких улиток, все это время, вынашивая черные замыслы, как бы воспользоваться…
– То, что хотели бы сделать вы, ваша светлость?
– Если ты еще раз назовешь меня так, я и правда воспользуюсь своей силой!
Трудно было говорить сердитым голосом, когда он еле сдерживался, чтобы не рассмеяться, и Джеф, чуть отстранив ее, приник губами к ее губам. Страстно, обжигающе, жадно он целовал Шелби, и она отвечала на его поцелуи, впивая сладость его рта, чувствуя, как отчаянно колотится у нее сердце.
– Шелби!
Когда оба они уже задыхались, Джеф оторвался от нее, держа в ладонях ее лицо. В лунном сиянии оно было невыразимо прекрасно.
– Любовь моя!
Она вся дрожала. Слезы выступили у нее на глазах.
– Я больше не могу так, Джеф.
– Я люблю тебя.
– Я верю тебе, но этого недостаточно. Ты не имеешь никакого права на меня, на мое время и даже на то, с кем я буду встречаться, пока ты не…
– Я все уже сделал. Я условился о встрече.
– Ты так говоришь, как будто встречаешься с самим премьер‑министром Бэлфором! – Она тихонько хихикнула.
– Уверяю тебя, что вдовствующая герцогиня Эйлсбери несравненно страшнее.
– А как насчет леди Клементины?
Он улучил минутку, ласково провел пальцами по ее гладкой щеке и горлу и прижался губами к пульсирующей жилке внизу, у его основания.
– Ее весь день не было дома. Я не уверен, что она вообще возвращалась домой с урока верховой езды с твоим сластолюбивым дядюшкой!
Шелби ошеломило, это известие, потом она тихонько засмеялась.
– Прежде чем мы, вообразим себе Бог знает что, я должна сообщить тебе, что Вивиан уговорила дядю Бена помочь нам и задержать леди Клементину. Но неужели ты думаешь, он и вправду получает от этого удовольствие! Он помолчал, размышляя.
– Все может быть. Мне всегда представлялось, что Бен не так прост, как кажется на первый взгляд, особенно когда дело доходит до любви к своей дорогой племяннице. Возможно, он нашел способ помочь, отвечающий его темпераменту. Больше дела, меньше слов, ну и так далее в том же роде.
– Может быть, для него это не так уж сложно, если принять во внимание его любовь к лошадям.
Шелби засмеялась, чувствуя, как чистая, восторженная радость захлестывает ее. Трудно было удержаться, чтобы не сбросить туфельки и не помчаться босиком среди распускающихся нарциссов.
– Давайте поговорим о чем‑нибудь серьезном, например о лунном свете…
– Хм‑м‑м.
Щекой он легонько касался ее шелкового корсажа. Джеф бережно опустил его край немного ниже и поцеловал округлую грудь Шелби. Какое наслаждение! Но тут отголоски ревности всего этого дня вновь вспыхнули в нем.
– Надеюсь, не Касл подарил тебе это платье.
– Разумеется, нет!
Возмущенная таким предположением, пусть даже высказанным в шутку, она тотчас же вспомнила о неравенстве их положения.
– Не думаешь ли ты – я настолько провинциальна, что у меня даже нет собственной одежды?
– Забудь об этом, – попытался успокоить ее Джеф. – Это была неудачная шутка.
– Вот уж, правда!
– Давай не будем спорить из‑за пустяков. Я ревновал, просто совсем потерял голову. – Он поцеловал ее. – Прости меня.
– Наверное, мы оба были немного раздражены…
Голос ее замер, нежнейшее прикосновение губ Джефа сводило ее с ума. Шелби трепетала от желания ощутить его руки, обхватывающие, сжимающие ее грудь, его горячий рот на соске, тяжесть его тела, сминающего ее, его колени, раздвигающие ее бедра. Она чувствовала, как твердая, напряженная плоть распирает его брюки, – несомненно, Джеф испытывал те же желания, и все же что‑то останавливало ее, словно он перехватил поводья и она ни над чем больше не властна.
– Подожди! – Она несмело попыталась высвободиться. Так нельзя – не сейчас!
Как истинный джентльмен, Джеф тотчас же отпустил ее, но его сверкающие глаза дразнили ее, напоминая, как легко он мог уговорить ее сдаться.
– Ты выбрала довольно‑таки странную минуту, чтобы начать заботиться о своей нравственности.
– Твоя ирония хуже, чем нож!
В глазах у нее стояли слезы, когда она пошла прочь, к дожидавшемуся жеребцу. Когда он нагнал ее, Шелби прошептала:
– Я просто растерялась. Я понимаю, как ты все сделаешь правильно, но мне же больно таиться в потемках, когда весь Лондон уверен, что ты обожаешь леди Клементину.
– Ничего. – Под брюками у него все ныло от напряжения. – Ты права. Мы оба были слишком нетерпеливы.
– Быть может, тебе покажется обыкновенным, вульгарным, что я говорю об этом, и все же я – лучшая из женщин, каких тебе когда‑либо выпадало счастье встретить. А теперь отвези меня домой.
Шелби подхватила свои шелковые юбки, поставила ногу в стремя и легко вскочила в седло.
Джеф тотчас же вскочил вслед за ней, сжав вожжи своими сильными, изящными руками.
– Я люблю тебя, Шелби. Тебе не нужно беспокоиться о будущем или о том, чтобы не показаться вульгарной, обыкновенной. – Он хмыкнул: – Уж как‑как, а обыкновенной тебя не назовешь!
Она, уступая, вздохнула и прислонилась к его груди.
– Каждый день несет с собой столько неопределенности…
– Верь мне. Хорошо?
Смахнув слезы, Шелби кивнула; сердце ее было полно любовью.
* * *
– Я не могу остаться сегодня утром, – пожаловалась леди Клементина Бич, придерживая свою великолепную серую лошадь. Она выглядела на удивление мило в темно‑синем бархатном с высоким белым воротником костюме для верховой езды; ее темные волосы были скрыты под аккуратной, маленькой шляпкой, украшенной перьями. Было уже довольно поздно, и большая часть светского общества уже покинула Гайд‑Парк, так что Клементина и Бен имели возможность уединиться. – У меня назначена встреча.
Он подъехал поближе, чтобы лучше разглядеть ее лицо.
– Ну что ж, признаюсь, мне вообще не следовало бы быть здесь. Моя племянница была просто в ярости, когда вчера поздно вечером пришла ко мне в палатку. Наверное, ее выступление проходит не так гладко без меня.
– Я до сих пор еще не могу успокоиться, до вчерашнего вечера вы как‑то «забывали» сказать мне о том, что вы – дядя Шелби Мэттьюз! – Она притворно нахмурилась. – А вы сказали ей, что мы с вами ездили в Виндзор и ужинали в романтическом ресторанчике?
Он слегка покраснел под своим темным загаром.
– Нет, не совсем. Я сказал, что давал вам урок верховой езды, и мы решили проехать подальше за город.
– Так ведь оно, в общем‑то, и было. – Леди Клем одарила американца кокетливой улыбкой. – В любом случае не может же она ожидать, что вы будете проводить все ваше время, прислуживая ей в этом ужасном цирке, Бенджамин.
– Это не цирк…
– Все равно.
Она махнула рукой, не переставая улыбаться ему, думая, как было бы чудесно, если бы Джеф хоть немножко походил на Бенджамина – плотного, мускулистого, увлеченного лошадьми, простого и покладистого. Она знала, уже некоторых светских дам, которые позволяли себе подобные развлечения, но ее собственная тайная неуверенность в себе удерживала ее от этого. Теперь, когда Клемми чувствовала себя привлекательной и желанной в обществе Бенджамина Эйвери, она вдруг подумала, что брак с этим загадочным Джеффри, может быть, не так уж и плох. Она, могла бы заводить себе любовников…
– Мне бы очень хотелось остаться сегодня подольше, но, к сожалению, через полчаса у меня назначено свидание в особняке Эйлсбери.
– Вы действительно собираетесь выйти замуж?
Он пристально смотрел на нее, гадая, что ему еще такое сделать, чтобы помочь Джефу освободиться. Он отчаянно двинулся напролом:
– Вы ведь не любите его, правда?
– О, дорогой мой, вам, наверное, не понять таких соглашений. В том обществе, к которому принадлежим мы с Джефом, браки редко заключаются по любви. Мама всегда говорила мне, что любовь – для детей, а долг – для взрослых.
Клементина лукаво улыбнулась Бену.
– Это скорее деловое соглашение – то, которое связывает нас с Джефом, вернее, которым другие связали нас, когда мы были еще детьми. Мы, я думаю, неплохо поладим, если постараемся не видеться слишком часто, и каждый из нас будет свободен, чтобы… вести свою личную жизнь.
– Но это чудовищно! – Он смотрел на нее, потрясенный до глубины души. – Зачем же тогда вообще жениться?
– Это звучит глупо, – продолжала Клементина шепотом, – но, боюсь, все это сводится к деньгам и положению в обществе.
– Это самое хладнокровное, бесчувственное заявление, которое я когда‑либо слышал!
– Я напугала вас, дорогой Бенджамин? Уверяю вас, я ни в коей мере не хладнокровна и не бесчувственна. Как вы думаете, не встретиться ли нам сегодня вечером?
Коснувшись его большой руки, она подъехала к нему так близко, что лошади их почти соприкоснулись.
– Я занимаю комнату 517 в отеле «Савой». Вы не хотите навестить меня там?
Он подумал о ее длинных, стройных ногах, о том жаре, который ощутил уже в ее поцелуе. К тому же это, наверное, поможет Джефу и Шелби, если он переспит с Клементиной. Немного покраснев, он лукаво улыбнулся ей:
– Конечно. Я с удовольствием навещу вас, но сначала я должен поработать с Шелби.
– Часов в девять, скажем?
Груди ее трепетали от напряжения, и она, не задумываясь, приоткрыла для него свои губы. Поблизости от этой боковой, отходящей от дороги тропинки никого не было, и леди Клем отбросила всякие предосторожности.
– Поцелуйте меня, дорогой!
Бен повиновался, и почти тотчас же они услышали скрежет колес по гравию. Подняв глаза, они увидели Консуэло, герцогиню Мальборо: она правила коляской, где восседала величественная пожилая дама – Луиза, герцогиня Девонширская.
Клементина застыла от ужаса.
– Я… Увидимся позже, – шепнула она. – Уезжайте! Когда Бен уехал, она направила свою, прекрасную серую кобылу к коляске; сердце ее колотилось.
– Надеюсь, вы не станете бранить меня! Герцогиня Девонширская взглянула на девушку сквозь очки.
– Бранить вас? – повторила она ледяным тоном. – Я бы лучше посоветовала вам обдумать ваше решение выходить замуж за Эйлсбери, пока еще не слишком поздно. Уверяю вас, люди женятся очень надолго.
Консуэло, наследница Вандербильта из Америки, посмотрела на нее прекрасными, грустными глазами, но ничего не сказала. Ее не переставали терзать воспоминания о ее собственном печальном замужестве, к которому ее буквально принудила ее мать, – можно даже сказать, что она продала ее. Если бы Консуэло осмелилась открыть свои потаенные мысли, то объяснила бы Клементине, что никакие суммы денег, ни положение в обществе, ни высокий титул не могут удовлетворить потребностей сердца женщины.
– Боюсь, мне пора, – сказала леди Клементина. – У меня важное свидание.
Она уже направилась в сторону Керзон‑Гейт, когда юная герцогиня Мальборо окликнула ее:
– Будьте осторожны, Клементина…
Слова эти отдавались в ее мозгу, когда она подъехала к воротам и передала лошадь дожидавшемуся ее груму. Рядом, пофыркивая, стоял «Рено», за рулем которого сидел прежний кучер ее отца, и леди Клементина быстро уселась на заднее сиденье. Через несколько минут автомобиль остановился перед фамильным особняком Эйлсбери, величественным зданием восемнадцатого века, окнами выходящим на Сент‑Джеймс‑сквер.
Джеф тоже только что подъехал и выходил из своего «мерседеса». Он подошел поздороваться с леди Клементиной и проводил ее в дом вдовствующей герцогини Эйлсбери.
– Я целый день пытался найти вас, чтобы мы могли поговорить наедине, – сказал он. – Однако, полагаю, вы были заняты уроками верховой езды?
– Новости разносятся быстро.
Она воспользовалась случаем намекнуть ему на те отношения, которые, как она подозревала, существовали между Джефом и Шелби.
– Похоже, вы завели этот роман, чтобы иметь сведения о поведении мистера Эйвери.
Взглянув на него, леди Клементина увидела чуть изогнутую бровь, как бы говорившую о том, что он допускает такое предположение.
Новый герцог Эйлсбери, был изысканно одет в темный костюм и крахмальную рубашку, выбранные специально, чтобы угодить своей матери. Когда они вдвоем вошли в вестибюль особняка, он пробормотал:
– Не выношу всей этой напыщенности. Я лишь уповаю на Бога, что мне никогда не придется жить здесь.
– Люди уже ждут от вас этого.
– Вы знаете, – озорно шепнул он, – мне совершенно наплевать на то, чего ждут от меня люди.
Она кивнула, предчувствуя уже, о чем он хотел поговорить с ней. Присущая ей гордость и оскорбленное достоинство боролись в ней с горьковато‑сладостным чувством облегчения. Может быть, Бен был и прав, говоря о чудовищном смещении ценностей аристократии? Что, если и правда есть другие пути к счастью? Джеффри, кажется, в это верил.
Вдовствующая герцогиня приняла их в своей излюбленной гостиной, невероятно холодной и чопорной, с ее окнами с лиловыми шелковыми занавесями, голубовато‑серыми стенами и потолком, покрытым искусной лепниной с мертвенными, льдистыми оттенками лимонно‑желтого, голубого и лилового. По обеим сторонам серого мраморного камина высились двери, украшенные желтыми фронтонами. Джеф так не любил эту комнату, что подумал даже, не нарочно ли его мать выбрала ее.
– А, вот и вы, дети, – приветствовала их Эдит Уэстон. По‑прежнему в трауре, она была в платье из плотного черного крепа, с отделкой из тусклого темного янтаря.
Дворецкий Уистлер, которому, по мнению Джефа, было лет сто, не меньше, подвел молодых людей к креслам, стоявшим напротив кресла ее светлости, у камина. Появился столик на колесах, с чаем, булочками и другими закусками к завтраку. Когда все было расставлено, слуги удалились, закрыв за собой двери.
Вдовствующая герцогиня оглядела своего сына сквозь стекла очков, висевших у нее на шее на черном шнурке.
– Джеффри, поскольку ты сам назначил нам это свидание, я не стану начинать с разговора о свадьбе. Я ценю твою воспитанность – ты пришел ко мне сам, не требуя, чтобы я ехала к тебе. Должна ли я собраться с силами и подготовиться к удару? – Она бросила на леди Клементину отчаянный взгляд. – Он никогда не приносит мне хороших известий.
– По‑моему, тут чертовски жарко, а?
Он встал и подошел к окну, прежде чем мать успела предупредить его, чтобы он не ругался.
– Так вот: нет никакого смысла кружить вокруг да около, и ничего тут нельзя ни поделать, ни изменить, так что лучше я сразу выложу все, как есть.
– Конечно, – отозвалась леди Клементина.
– Если бы я думал, что это известие может разбить ваше сердце, Клементина, то непременно бы сообщил вам об этом наедине… но я знаю, вы не любите меня. – Он перевел дыхание. – Вы знаете, я хорошенько поразмыслил над помолвкой, которую затеяли наши родители, и решил, что это неверный шаг для нас обоих.
– Так я и думала! – воскликнула герцогиня. – Леди Твидстрейтен спрашивала, не было ли у Джефа какой‑нибудь травмы, что он всегда и во всем действует наперекор. Может быть, это случилось, когда нянюшка отошла за своим кружевом, и ты упал со ступеньки в детской. Если бы только она была жива, я могла бы подробнее порасспросить ее о возможных последствиях!
Джеф не выдержал:
– Какая чушь, мама!
Он отошел от окна и остановился за своим стулом, глядя прямо в ее смятенные, растерянные глаза.
– Если бы вы с отцом подождали, пока я вырасту, чтобы самому принимать решения, а не устраивали за меня мою жизнь, когда я был еще в детской, мне бы не пришлось противоречить тебе теперь.
Точеное лицо Джефа было серьезным и непреклонным.
– Мы с леди Клементиной старые друзья, но мне необходимо большее, и ей, я думаю, тоже. Нет никакой причины кому‑либо из нас соглашаться на этот брак, если не считать всех этих нелепых условностей и…
– Денег? – тихонько подсказала Клементина.
Эдит откашлялась и приподняла одну бровь, в точности как ее сын.
– Прекрасно сказано, моя милая Клементина. Сколько раз мы еще должны напоминать Джеффри, что браки между аристократами, как правило, связаны не столько с чувствами, сколько с такими существенно необходимыми понятиями, как продолжение старинного рода и образа жизни…
– Я не слишком заинтересован в том, чтобы увеличивать свои владения и состояние, присоединяя к ним поместья семейства Бич. Для меня важнее в жизни другие ценности, и для Клементины – тоже.
– Я знала, что твоему отцу не следовало соглашаться и отпускать тебя в это ужасное место…
– В Вайоминг, мама. Я не хочу проявить неуважение к отцу, но мне уже больше тридцати лет. И я могу поехать куда захочу.
– О‑о‑о‑ох!
Она застонала, прикрыв глаза.
– Ты стал совсем другим, с тех пор как вернулся в Лондон. Даже твой отец забеспокоился, думая, не дали ли тебе пожевать какого‑нибудь из этих заморских корешков, которые, как говорят…
Джеф расхохотался, чувствуя, как спадает с него напряжение, и присел на краешек кресла, наклонившись к ней.
– Ничего подобного. К тому же нет совершенно ничего странного в том, что я хочу сам решать за себя. Раньше я просто не особенно заботился о моем будущем, чтобы бороться за свои убеждения.
– Если возможно, ваша светлость, я бы хотела освободить Джеффри от его слова.
Клементина погладила дрожащую руку Эдит. Она была не из тех, кто готов на бескорыстные жертвы, но в памяти ее стояли глаза Консуэло и предостережение герцогини Девонширской. Ее собственное поведение вряд ли можно было назвать безупречным, и, может быть, так оно и к лучшему. Взглянув на Джефа, леди Клем сказала:
– Надеюсь, вы все‑таки добьетесь, чего хотите, несмотря на все эти сплетни и шумиху в газетах.
– О чем вы говорите? – жалобно, с раздражением спросила Эдит. – Джеффри, о чем она говорит?
Он откинулся на спинку кресла и, переплетя пальцы, приготовился выдержать бурю.
– По‑видимому, она намекает на существование другой дамы. Я прав, леди Клем?
– Я ведь не слепая, чтобы ничего не замечать, Джеффри. Ты совершенно переменился после поездки в Америку. – Мечтательно, с легким сожалением, она добавила: – Люди там несколько по‑другому смотрят на жизнь, не так ли?
– Согласен.
Он, по возможности коротко, опуская неблаговидные подробности, рассказал о своем приезде в Вайоминг и о «покупке» половины ранчо «Саншайн».
– Когда во мне зародились чувства к Шелби, я даже не понял сначала, что это означает. Я никогда раньше не ощущал в себе столько жизни. А потом начались угрызения совести и смятение из‑за того, что же теперь будет с ней и со мной – и с вами, Клементина, и с моими родителями! Я делал все, что в моих силах, стараясь снова замкнуть свое сердце. Я не был также уверен, что Шелби любит меня достаточно сильно, для того чтобы оставить свою счастливую, беспечную жизнь в Вайоминге и терпеливо выносить всю бессмысленность светской жизни.
– И все‑таки она поехала за вами в Англию, правда? – заметила Клементина. – И теперь весь Лондон просто без ума от нее!
– А это еще что означает? – выдохнула мать Джефа.
– Вы, конечно, читали о Шелби Мэттьюз в газетах? Она выступает вместо Анни Оукли в роли девушки‑меткого стрелка в шоу «Дикий Запад». Мы с Джеффри были на ее выступлении вместе с королевской семьей.
– Но я понятия не имел о том, что Шелби будет там, – поспешил он поправить ее, – ни даже о том, что она вообще уехала из Вайоминга.
Эдит Уэстон, сидела прижав руку к сердцу; губы ее были так крепко сжаты, что даже побелели.
– Это самый ужасный скандал, какой только можно себе представить.
– О, Бога ради!
Клементина, ощущая в себе новую, непривычную легкость, начала теперь даже сочувствовать Джефу.
– Быть может, – предложила она, – я лучше оставлю вас побеседовать наедине.
Джеф пошел провожать ее. Они остановились на верхней площадке лестницы, и он наклонился, слегка коснувшись губами ее щеки.
– Ты молодчина, Клем! Просто не могу выразить, как я благодарен тебе.
– Скажи мне, что мы оба станем теперь счастливее и все, в конце концов, будет хорошо.
– Да, это правда… я думаю, что и ты мечтаешь об этом, а?
– Не знаю, как получится, но теперь мне будет на что надеяться.
– Времена изменились, Клем. Мир наших предков, в котором люди женились по каким угодно причинам, только не по любви, а потом заводили романы для души на стороне, уходит в прошлое, по крайней мере, для меня. Это новый век. – Он усмехнулся: – Я бы лучше стал зарабатывать себе на пропитание, чем женился из‑за денег.
– Хотелось бы мне увидеть выражение лица ее светлости, когда ты говоришь это!
– Что ты будешь делать теперь? Я чем‑нибудь могу помочь тебе? – Он помолчал. – Ты ведь не собираешься сбежать с Беном Эйвери, а?
Она улыбнулась ему, сверкнув всеми своими зубами.
– Нет, но роман этот многому научил меня. Бенджамин сказал кое‑что, что заставило меня задуматься о браках без любви, а его внимание ко мне позволило понять – другой мужчина может дать мне гораздо больше, чем ты. Надежда и сожаление смешались в ее глазах.
– Ты совершенно права! Ты заслуживаешь гораздо лучшего мужа, чем я!
– Я подумываю, поехать в Италию на несколько месяцев, пока скандал не утихнет и твоя свадьба не станет более приемлемой. Я надеюсь хотя бы на один восхитительный роман за границей, а потом вернусь домой «на коне» – новой женщиной, уверенной в своих силах, жизнелюбивой, улыбчивой!
Джеф засмеялся:
– Браво! Знаешь, этот костюм для верховой езды тебе необыкновенно к лицу. Ты выглядишь в нем такой кокетливой.
– Мне пора идти. У меня свидание с твоим будущим шурином сегодня вечером!