После взлета, в небольшом в ночном салоне самолета все уснули. Андрей — нет. Возбужденье не отпускало. К тому же он никогда не летал на ТУ-134, в честь которого называлась марка болгарских сигарет в голубой упаковке, которые курил. И с любопытством осматривался. Его кресло располагалось возле иллюминатора, позади крыла. Непропорционально длинные и узкие крылья ТУ-134 в полете слегка раскачивались. Самолет как бы чуть помахивал ими. Да не «как бы!» - -действительно помахивал!
… «Пальдиски». Оказывается, название городка это искаженное «Балтийский», — имя порта, заложенного при Екатерине Великой и не достроенного по причине ее смерти. По задумке, тут должна была располагаться чуть ли не главная, незамерзающая, база Балтийской эскадры. Эх, жалко рано померли Потемкин и Екатерина! Великий Потемкин. Великая Екатерина. А дураки, меряя по себе, еще пытаются принизить роль личности в истории.
Русские строили, а окрестные чухонцы спрашивали: «Сево строят?» — «Балтийский!». — «Сево?» — «Балтийский!». — «..А-а..Пальдиски..». В ту пору у чухонцев даже не было письменности. А сейчас они задирают нос.
На берегу моря от тех времен еще сохранилась заброшенная церковка. Чтобы перебраться на звонницу колокольни, где в силу ее открытости было подобие смотровой площадки, пришлось перекинуть доску, по которой балансировать на высоте. Открылся вид на невзрачное, низменное окрестное прибрежное пространство. Быть может, сам Салават Юлаев приложил руки к сооруженью церкви? Ведь именно на строительстве порта герой отбывал каторгу. Либеральные были времена: совсем немногим после восстания Пугачева отрубили головы. Даже такую приметную личность пощадили. Рядом с городком на Урале, где вырос Андрей, в отрогах Потанинского хребта, расположено укрытие еще одного башкира, соратника Пугачева — Сугомака. «Сугомакская пещера». В мраморных скалах было три направления черных ходов. Темно, холодно, страшно. А на верху, в светлом парковом лесу, из родника брал начало ручей. Место и ручей назывались «Марьины слезы». В чуть более поздние, чем Пугачевские, или более ранние? но все равно прежние времена, подле родника располагалась заимка, на которой один из Демидовых прятал выкраденную им красу-девицу Марью. С вершины горы, названной так же по имени Сугомака, Андрей, школьник тогда, класса пятого? насчитал рассыпанные до горизонта по окрестным лесам пятьдесят четыре озера. На южном склоне горы поспевало много сладкой, духовитой, крепкой телом дикой клубники. Самой сладкой ягоды, самой духовитой, такой не купишь в магазине. Никогда!
Посматривая в ночной иллюминатор ТУ-134, Андрей пытался оценить амплитуду раскачивания кончиков крыльев. За сколько лет накопится усталость металла? Неожиданно начался рассвет. Медный диск вылезал из-за горизонта. Земля лежала в сонном безветрии. Самолет висел над ней в незамутненном просторе на высоте восьми километров. Она неспешно проворачивалась под ним. Ни облачка, закрывающего обзор. Буро зеленые, темно-желтые поля, зеленые перелески. Темно-белые крапины поселков. Вдруг, внимание привлекло странное образованье. Будто перевернутое блюдце, на Земле лежит линза, ядовитого желто-зеленого цвета! Андрей смотрел во все глаза, прилип к иллюминатору. Совершенно правильной, округлой формы, вспухая по середине, ядовитая желтая зелень опускалась к внешнему краю. Линза была не слишком велика размером. В одном месте на периферии из нее торчала какая-то одинокая иголка, блестящая в свете рассветных лучей. Чудовищное человечье порождение. Завод? Ядовитый, секретный город? Проползя в стороне, внизу, по правому борту мимо, линза стала отставать. Подумалось, по прилете надо будет взять карту: прикинуть, что бы это могло быть. Навскидку, припомнить что-нибудь серьезное, расположенное по маршруту, не получалось. Ладно. Чтобы рассчитать местоположение загадочной линзы следовало оценить расстояние от нее до Москвы. Весь во внимании, Андрей приготовился у иллюминатора ждать появления столицы. И тут его начало сотрясать от невольного смеха. Загорелось световое табло. Стюардесса по громкоговорящей связи объявила: «Внимание уважаемые товарищи пассажиры, просьба всем оставаться на своих местах и пристегнуть ремни». Накренившись на правый борт, самолет, снижаясь, начал разворот. Линза, размываясь, стремительно стала расти в размерах. Москву накрывал смог. А иголка оказалась останкинской телебашней.
- Пап? – Дочь ждала, что он ее угостит.
Свинца от выхлопов автомобилей здесь должно было быть не много. Да и ничего, не каждый день, один раз можно. Гинсбург в «Крутом маршруте» писала, что в ГУЛАге не выживали брезгливые. Бедный Мандельштам погиб, побаиваясь есть налитую в его миску баланду, – шизофренически думал, что она отравлена, – и воровал чужую пайку, а ниже этого в лагере пасть нельзя.
Вот и Бубука говорил Андрею: «Ты что? Да я чужого теперь ни за что не возьму!»
- На, попробуй. Только это березовые почки. Они сухие и горчат, тебе не понравятся. Погоди, вот подойдем к липкам…У липок почки сладкие. - У лип действительно почки сладковатые (однако словно бы чуть сопливые, но это строго между нами).
-Вкусно. – Улыбаясь глаза в глаза, с удовольствием заключила дочь. И это была еще одна добрая капелька, прибытком капнувшая в душу. Позапрошлым летом Андрей работал инструктором парусного спорта в яхт-клубчике на Истринском водохранилище. Большому семейству выделили бокс из двух небольших комнат и кухни. С собственным входом-выходом на улицу. Поучаствовав в семейном заезде, распаковавши рюкзаки и разложив вещи, Вера по своим делам, вернулась в Москву. Что поделаешь — у нее были студенты-дипломники, Думала задержится на день. На поверку выяснилось, что ее не будет неделю? А потом и вовсе оказалось, десять, двенадцать дней. Когда он узнал, что ему придется быть с тремя детьми одному, испытал определенное волненье: за младшенькую. – Как-то он справится, сладит с нею? Старшим дочерям было десять и девять лет соответственно. С пяти лет они умели плавать, а теперь плавали как рыбы. Запросто ныряли головой в воду. Умели управляться и с парусом и с веслом. Не были нытиками и хлюпиками. Их нестрашно было оставить у воды одних. Со старшими было проще. Подобная ситуация им даже на пользу, пусть в них развивается самостоятельность.
- Девочки, это не я вас, а вы будете кормить меня, сами готовьте. Учитесь, вы уже не маленькие: вот электроплита; крупы – в шкафу. Сами будете прибирать свою комнату: вот тряпка, совок, ведро, веник.
Обед, ужин? «Чем хуже питание, тем лучше воспитание», — говаривают англичане. А младшей только исполнилось полтора года, и Андрей робел: «как будет?». Однако все оказалось куда проще, легче и счастливее, нежели ожидал. Дом, «яхт-клуб», где они жили, стоял наверху берегового холма, поросшего серо-коричневыми елями и старыми березами, чьи огромные толстые и высокие стволы едва ли можно было назвать белыми. Кора их представляла собой не бересту, а сплошную черно-серую коросту, тронутую зеленью лишайника. Листья опушали деревья где-то на самом верху, у бело-голубого неба, и снизу казались невзрачными, серо-зелеными, маленькими. Когда осенью с водохранилища налетели штормовые ветра, бывало, многотонные березы ломались, падали, круша подлесок, странным образом, никогда не повреждая притулившиеся под ними неказистые треугольные «шалаши», летние домики «базы отдыха», построенные физическим институтом еще в конце шестидесятых годов в пору подъема науки. Домики были заколдованными или находились под охраной провидения. Единственное на всей «базе» двухэтажное здание, «яхт-клуб», было возведено членами парусной секции недавно и самым последним. Андрей тоже принимал участие в его строительстве. Неказистое, какое-то прямоугольное, будто собранное из кубиков. Оно действительно было смонтировано из стандартных панелей. Институт приобрел их, собираясь после чернобыльской аварии экстренно строить санпропускник. Внутри здание было функциональным и удобным.
Скоро у них с дочерью выработался вполне определенный распорядок дня, с точностью до минут. Пробиваясь сквозь лес, солнечный луч заглядывал в окошко узкой комнаты, падал на кровать, словно трогал теплой, мягкой лапой. Надо было идти гулять с собакой. Пребывание животных на базе отдыха запрещалось, об этом напоминал плакат, висящий рядом со въездными воротами, однако для Андрея, начальник базы делал исключение, впрочем, не скрывая неудовольствия. И надо было поторапливаться, чтобы выйти за ограду и выгулять собаку, пока отдыхающие еще почивают.
В первый день Андрей попытался встать тихо, дабы не разбудить дочь, спящую рядом. Вторая кровать была придвинута вплотную, чтобы ночью малышка не упала с постели. Однако она все равно проснулась, нежась от ласкового солнца, целующего в щеку. Малышка и в Москве просыпалась рано. В луче падающего из окна солнечного света, тянула ручки, и, открыто глядя на Андрея серо-зелеными глазами, улыбалась.
Большой черный терьер ночевал в тамбуре бокса, на выстеленном линолеумом полу. Удивительно, сколько пыли копится в шерсти собаки. Вытянутой за ночь на линолеум электростатическим зарядом, глинисто-коричневой, ее набрался полный совок. У кошек не бывает ничего подобного, они всегда чистые, у них противоположный электрический заряд? Андрей включил одну из трех конфорок электроплиты. Поставил на нее здоровенный четырехлитровый чайник, чтобы к возвращению вода закипела. Плита разогревалась медленно.
Машенька отправилась на утреннюю прогулку вместе с ними. Он уговаривал ребенка не ходить, совершенно не понимая, как сладить с обоими: с собакой и с нею. Однако, пришлось сдаться перед ее непоколебимой решимостью. И он не пожалел. По узенькой тропинке мимо здания «яхт-клуба» он пронес дочь на руке. Иначе малышка промокла бы из-за росы на густой траве, которая поднималась выше ее роста. В другой руке держал поводок собаки. За воротами базы лес кончался, и утреннее солнце осенило теплом. Солнце вставало из-за холма.
На нем были только короткие шорты и майка, девочка тоже была одета совсем легко, позади, в темном лесу, казалось холодновато. Матово-зеленое засеянное овсом поле отделяла от леса мягкая, коричневая дорожка, накатанная по суглинку легковушками ездящих к водохранилищу рыбаков. Он отпустил собаку и поставил дочь на ножки. Она любила бегать сама.
- Правильно, Машенька, надо бегать своими ножками, а иначе они будут короткими и кривыми.- Подприсев, заковылял в раскоряку, изображая, как это будет выглядеть.- По ее глазенкам было видно, что малышка оценила шутку.
Огромный, по сравнению с дочерью, выше ее роста, черный пес носился по опушке. Здесь березы выглядели куда веселее, нежели в глубине леса. Белели стволами и зеленели яркими листьями. Хмурые ели отступали вглубь леса, а на переднем плане коренасто расставились ядреные дубки. Матово-зеленое поле под легкими пассами утреннего солнца и ветерка шевелилось волнами, серебрилось каплями росы. Навстречу, по грунтовке катил синий «Жигуленок». После ночной рыбалки рыбаки спешили на работу. Развернувшись, дочь кинулась к Андрею. Руки подхватили малышку. Машина проехала мимо.
- Боюсь. - Обнимая за шею, объяснила она, гладя в глаза. Ее, близкие к его глазам, глаза были ясны и спокойны. И он был покорен, потому что в ее «боюсь» не оказалось страха, скорее немножко самоиронии и полное, открытое доверие. Контакт-слияние. Момент понимания: он понимал ее, а она всецело, безгранично вверяла ему себя. Ведь для нее автомобиль был огромным, непонятным существом с непредсказуемым поведеньем. Странно. Трогательно. И Андрей постарался объяснить, что это вовсе не зверь, а машина, управляемая человеком. Тот за стеклом, в кабине, и он тебя видит. Обнимая за шею, полуторагодовалая дочь внимательно слушала со своею неизменною улыбкой.
Дня через два случилась неожиданная для лета холодрыга. Чтобы малышка не мерзла, Андрей раздобыл для обогрева комнаты в кладовке яхт-клуба «Ветерок». Прилаживая обогреватель на полу в узкое пространство между стеной и кроватями, опустился на корточки. Дочь, следовавшая за ним как хвостик, заглядывала через плечо, подошла еще ближе. «Ветерок» зашумел, вентилятор погнал воздух. Включился нагреватель. Неожиданно отшатнувшись, дочь кинулась по проходу, в котором невольно оказалась зажата. Остановилась метрах в полутора. И, само иронично качнув головой, не теряя достоинства, кивнула на «ветерок»:
-Горяча.
А он и не знал, что у нее такая хорошая реакция. И что в ее словарном запасе уже так много слов.
База отдыха находилась в глухом углу, на мало обитаемой стороне водохранилища. Чтобы попасть сюда, надо было пересечь плотину водохранилища, которая охранялась. Для этого необходим был пропуск. В единственном маленьком поселке рядом даже не было работающего магазина. Когда-то был, но сейчас… Стоял закрытым. Жители ходили отовариваться через плотину. А ему за продуктами надо было плыть на лодке на другую сторону водохранилища, по которой проходило шоссе. В тот магазин, по четвергам, «даже привозят творог!». Это рассказал Андрею Юрий Яковлевич Лепицкий, умудренный годами физик, который летом занимал на базе, в яхт-клубе должность вроде боцмана. Полуторагодовалую малышку одну на берегу оставить было нельзя. Старшие дочери носились где-то с подружками, занятые своими делами. Да Андрей и не хотел с ней расставаться. Вечерело. Дневная вахта была закончена. С трех причаленных яхт сняты и убраны паруса. Маленькие детские «Оптимисты» подняты. Парусные доски – убраны в специальную, проветриваемую загородку из рабицы. Андрей зашнуровал на малышке выцветший оранжевый детский спасательный жилет. В его распоряжении имелись и новенькие, мягкие, жилеты, в водоотталкивающие ткани которых зашит поролон. Однако, ремешки их креплений не обеспечили бы стопроцентной надежности. Упав в воду, малышка могла выскользнуть из эластичного облаченья, рассчитанного все-таки на детей постарше. А он, занятый веслами, не успеет к ней подоспеть. В добром же старом, неказистом на вид белесом от времени жилетике, с вшитыми платинами пористого пластика, мягкие капроновые лямки шнуровкой пропускались в латунные кольца, наподобие тех, что используются в туристских рюкзаках. И позволяли зашнуровать жилет прямо по фигурке. Сидел тот как влитой, идеально, не доставляя неудобства. Маленький подголовник, не мешая, лежал у малышки на спине. У причала оставался снаряженный «фофан». Дежурная лодка, с которой Андрей не стал убирать весла. Старой постройки, внешне неказистая лодка, набранная на шпангоутах из деревянных поясов, уложенных не встык, а внакладку. Широкий и, казалось, низкобортный «фофан» обладал великолепными мореходными качествами. Был очень остойчив. А в скорости не уступал валким и высокобортным прогулочным пластиковым лодкам последнего образца. Легкий ветерок начинал, было, усиливаться. Однако большой волны на узком Истринском водохранилище не бывает, разве, случится уж вовсе ураган. Ширина водохранилища в этом месте была около километра. Проплыть надо было немного больше, чтобы причалить лодку к «милицейской» базе, расположенной на уровне магазина, находящегося на шоссе. Там на берегу был ориентир: синяя будочка, ее было видно. Андрей посадил дочь на широкую кормовую «банку», так, по-морскому называются сиденья. Взял весла. Оттолкнулся. Весь день она провела рядом с ним на берегу и на «плотике», откуда стартовали парусные доски. Да только там земля была рядом, а теперь вокруг будет вода. Лодка будет качаться и волны брызгаться. «Не испугается ли?» Однако страхи оказались напрасны. От первого гребка тельце девочки качнулось. На секунду она потеряла координацию, однако быстро приспособилась. И, ритмично наклоняясь тельцем при каждом гребке, который неизбежно сопровождался рывком лодки, сидела свободно. Смотрела на воду, по сторонам, на окрестные берега и на садящееся вечернее солнце. Оно опускалось в порозовевшее облако, лежащее на горизонте. Ей нравилось.
Принадлежащая Истринским милиционерам база отдыха была безлюдна, милиционеры приезжали только в выходные. Андрей привязал лодку к причалу, взял дочь на руки. Берег здесь образовывался выхолаживающейся возвышенностью. Наверх, туда, где были поселок и магазин, вела деревянная лестница с широкими досками ступенек и с деревянными же перилами. Андрей сказал сторожу базы, что они скоро вернутся. Посадил дочь себе на плечи и попросил держаться крепче. Она схватилась за волосы у него на голове. Его руки должны быть свободны, потому что из магазина придется нести покупки.
- Смотри, особенно-то не тяни, выдерешь все волосы, сделаешь меня лысым. – Попросил он.
Малышка не подвела. Ей доставляло удовольствие их путешествие.
На следующее лето ситуация повторилась. Только получилось еще лучше. Ведь теперь ей уже было два с половиной. В утреннюю рань, когда на базе все еще спали, он выводил огромного черного пса на поводке за ворота, и они втроем шли-бежали по дорожке вдоль поля, засеянного овсом. Смотрели, как из-за бугра поля восходит солнце, как роса блестит на траве.
- Балон, ко ме! - звала Маша, если собака скрывалась из виду. – Пап, мотли, - радовалась горделиво, когда собака опять появлялась. Через лесок спускались к воде. У Андрея был обычай: по утрам обязательно купаться, какой бы холодной вода не казалась. В прежние годы, на этом безлюдном берегу, он купался голышом. Поджидая его и собаку, Маша, сняв сандалии, по колено заходила в серо-зеленую прозрачную воду, и бросала камушки. Барон всегда вылезал из воды первым. Отряхивался, непременно рядом с Машенькой и с оставленными Андреем вещами, вызывая веселый визг дочери, и смех и негодованье Андрея. Они возвращались на базу, и Андрей заваривал чай. По утрам он всегда пил чай. В холодильнике стояло молоко, его приносили из деревни. Он любил свежезаваренный чай с молоком, и она полюбила тоже. С той поры она каждое утро, и в Москве, начинает с такого чая. Даже подобная мелочь была дорога. В полдесятого утра они вдвоем с младшей дочерью, отправлялись к Андрееву хозяйству. Внизу, у причала, на воде тихонько качались три килевых яхты. Здесь же был причален «плотик», с него стартовали «парусные доски», на которых катались отдыхающие. У него были ключи – и от яхт, и от продуваемой ветром загородки, в которой хранились «виндсерфинги», и от «моторного домика». Связка, снабженная поплавками, чтобы не утонуть, если случайно упадет в воду, вешалась на шею. Однако, отдыхающие на базе просыпались поздно, и рабочий день начинался с ожидания появленья их и их детей, для обученья которых парусному спорту имелись детские яхты. Это было особенно интересно, ведь дети Андрея тоже сидели в них.
Солнце, поднимающееся за лесом, освещало пока только причал яхт-клуба. Сам же берег оставался в тени от высокого прибрежного леса. Сыровато и прохладно. Чтобы погреться, да позагорать, по качающимся понтонам они топали на освещенный край причала, куда уже доставали солнечные лучи. Ложились рядом на теплые доски настила. Головы склонялись над водой. Смотрели, как водомерки прыгают- скачут по воде, делая резкие движения четырьмя ножками. В затишке, между понтонов, водомерок собирались десятки, сотни. Любопытно, ведь они не плавают, и не подпрыгивают. А прыжковым движением морщат поверхность — резко перемещаясь по пленке поверхностного натяжения воды. Из темной глубины поднимались полосатые окуньки и что-то разыскивали в зеленой бородке ила, приросшего на ржавом железном боку понтона.
Днем Андрей был занят отправлением на воду судов и парусных досок, и когда дочь одна бегала по плотику, на всякий случай, стал зашнуровывать ее в жилетик. Впрочем, у него было убежденье, что даже если без жилета она упадет в воду, то поплывет. Такая она была ладная и сильная духом. Мария Андреевна, он уважительно стал так ее величать. И сейчас, глядя на нее, он предвкушал, как хорошо у них будет этим летом.
«Мария Андреевна»- так стали звать ее все мужчины на базе «Физик». И подчиненные Андрею матрос спасатель и второй тренер. И отдыхающие.
-А где Мария Андреевна? – Спрашивали они, когда приходили на плотик. – А-а, вот она!
Женщинам подобное было непонятно. Женщины продолжали звать ее «Машенька».
Метрах в тридцати от них над луговиной летела бабочка. Первая сегодня. Они побежали ее смотреть. Бабочка села на еще нераспустившийся цветок.
- Бабичка.
- Бабочка... Машенька, не надо ее трогать. Не надо пугать. Она ведь только что пережила зиму. А зимой ей пришлось где-то прятаться. Представь, как она зимовала? Домика-то у нее нет. Пусть порадуется.
Вообще-то первыми по весне появляются лимонницы. Но это была красавица-бабочка «Павлиний глаз». Они осторожно склонились над ней. Огненно-рыже-коричневое, приятно мохнатое тельце. Крылышек было не два, как можно было подумать, а четыре. С обоих боков — по два. Переднее, побольше, заднее поменьше. Коричневый цвет переливался от вишневого до рыже-желтого. На каждом крылышке, выделенный радужным разводом и беловатым ободком, был нарисован темно-синий глаз. Нарисован? - Напылен… Ведь у бьющейся в руках пойманной бабочки пыльца облетает, обнажая прозрачную основу.
Бабочка медленно шевелилась, полу складывая и полу раскрывая крылья. И как столь нежное существо может перезимовать? И как за зиму не повредились ее нежные крышки? Что заставляет пыльцу ложиться таким красивым и одинаковым узором?
Однажды в середине апреля, из Чернобыля, где находился на ликвидации аварии, Андрей направлялся на встречу с другом Володькой Мининым, прежде они вместе работали на станции, почти вместе приехали на ЧАЭС, вместе сдавали «Цеха» «Оборудованье». Вместе пили пиво в Шепеличах, разливное пиво было только там. Пиво киевского пивзавода №3. Когда Андрей переводился на Игналинскую станцию, Вовка провожал, помогал грузить в контейнер вещи. Сам приезжал к нему на Игналину.
Попутная легковушка везла в вахтовый поселок. Не доехав с километр, Андрей сошел. Времени оставалось полно. Ведь Вовка, сдав смену,- он был заместителем начальника смены станции, - должен был появиться только через полтора часа. И Андрей решил освежить память. Неподалеку лежал Зеленый мыс, давший название одноименному поселку. На берегу киевского водохранилища стояли причаленные корабли, в которых жили «чернобыльцы» до постройки поселка. В соснячке, состоящем из невысоких, да очень пушистых молоденьких сосен, одна блестела, точно покрытая слюдой. Чтобы понять, в чем дело, Андрей свернул с маршрута и подошел. Это блестели крылья стрекоз. Большие рыжие стрекозы, именно таких чаще всего он ловил в детстве, густо, сплошь, облепляли сосенку со всех сторон. Для этого времени года денек был холодноватый, даже очень. И стрекозы не летали, почти не шевелились. Отдыхали после перелета? – Нет.- Подобное казалось невозможным, такими они казались новенькими, блестящими, никаких следов долгого пути. Так блестят только что сошедшие с конвейера автомобили. Или они все разом вылезли откуда-то из воды? Ведь их личинки несколько лет живут в донном иле. Вылезли все разом и собрались в одном месте? Их было тысячи и тысячи.
Два раза взмахнув, бабочка медленно свела над собой крылья. В таком положении они оказались бархатно черными. Четыре ножки опирались на цветок. И пятая… Это был хоботок. Вот, сколько лет прожил на Земле, а кажется, первый раз увидел хоботок бабочки.
- А вот видишь, это у нее хоботок. Видишь, Машенька? Тоненький-тоненький, видишь, тоньше ножек. Бабочки им пьют нектар из цветочков. А потом сворачивают в колечко и прячут.
- Пап, а что такое нектал?
Рождается человек…. Да только это даже не полдела. Ведь новорожденный должен воспринять невидимую глазом ауру человеческой культуры. Именно человеческой. Жить, обитать в ней. Рожденное существо может получиться и волком и обезьяной, - по духу окружения. Сказка про Маугли - красивый вымысел, ибо младенец, воспитанный животным, навсегда им остается.
Однажды ему довелось услышать, как волк говорил человеческим голосом. 89 год. Шла телепередача «Взгляд». Время вспышки и расцвета программы, хотя приглашенные туда маститые журналисты, вроде Фесуненко, покровительственно похлопывали молодых ведущих по плечу. В телепередаче показали кадры, как существо из среднеазиатской психиатрической больницы разговаривало, у него брали «интервью». История была такова. В стае степных волков, в Казахстане, заметили ребенка. Для его спасения направили вертолет. Волки пытались убежать от грохочущей в небе над ними винтокрылой машины. Чтобы взять от них мальчика, который на четвереньках бежал вместе с ними, на него кинули сеть. Волков не хотели убивать. Однако волчица не убежала, осталась под грохочущем вертолетом и стала зубами рвать сеть, чтобы освободить ребенка. Ее пристрелили. На его глазах.
И вот это существо, тот мальчик, который вырос, об этом рассказывал. Говорил не очень связно, однако все хорошо помнил: грохочущий вертолет, сеть, как волчица рвала сеть. И до сих пор переживал.
-Кого убили?- Не понимая, спрашивали его.
-Аму. - В голосе не было сомненья.(«Аму», по тюркски — мать) На вид человеку было лет тридцать, худощавого телосложения, он был плохо побрит. Возникла заминка. И видя это очевидное недопонимание, он повторил: - Аму убили.- Для него она была и осталась -- матерью.
Фантастический случай. Ни Камилу, ни Раму, воспитанных обезьянами, не смогли научить ни единому человеческому слову. Они умерли лет четырнадцати, в клетке.
Показанное попросили прокомментировать приглашенного в телепередачу, популярного, очень симпатичного внешне, приметного высоколобого человека. Депутата первого, съезда 89 года. Сказанное им прозвучало исключительно нелепо:
- Вот видите, какая у нас плохая советская медицина! Даже человека не могут привести к нормальному облику!
Депутат стал мэром Ленинграда. Умер, говорят, в гостинице, при полу сексуальных обстоятельствах. Перекушал стимулирующих средств? Сплетни. А его безутешная вдова получила должность сенаторши России. Ну, тут много ума не надо: Калигула сделал сенатором своего коня. Синекура. «Я вам продемонстрирую поток сознания!» Особенно шустрая дочка и вовсе прославилась. Последняя, правда, с оттенком скандальности. «Не такой уж я и крокодил».- Это уже из анекдота о ней, рассказанного телеведущим Соловьевым. Мол, крокодил, после встречи с Ксюшей посмотрел на себя в зеркало и так сказал. А вообще-то она не глупа, даже само иронична, что редко встретишь у женщин.
В ауре ребенок впитывает все оттенки ее. Становится напористым американцем или трудолюбивым китайцем, чопорным англичанином или педантичным немцем. Или русским по духу.
Как-то вдруг стало пригревать. Только что было холодно, а не прошли и ста шагов, как сразу стало тепло. Маша стащила с себя вязанную бабушкой шапочку. Они распахнули куртки. А затем и вовсе их сняли. Машину куртку он, чтобы не потерять, и удобнее было нести, затолкал в рукав своей куртки, перекинул через локоть. «Блажены нищие духом». - Читая впервые библию, он испытал недоумение, даже неприязнь. Как понимать: «Счастливы слабенькие духом?» И лишь несколько лет спустя дошло: счастливы нищие сознательно. Богатых не любят, да они долго и не живут. Это еще Мечников отмечал в своих медицинских исследованиях. У них мозги съезжают набекрень. Поль Гетти, первый миллиардер на Земле,- он нашел нефть в Аравии,- установил у себя в доме платные таксофоны-телефоны, для гостей, - столь невообразимо стал жаден. Или взять Хьюза, с его странностями и фобиями. Был героем-летчиком, а кем стал? Долгожители – либо бедняки, либо люди среднего достатка. - А еще Мечникова удивляло, как много среди долгожителей пьяниц. - Ага, вот тебя больше всего что интересует, - потому что ты сам грешен! – Ну почему сразу «пьяница? Пока что я каждое утро бегаю пять километров, гуляя с собакой, и если надо, то... — Нет, без шуток, общеизвестная истина: за мудростью всегда ходили к нищим праведникам. Иоан Креститель питался саранчой. – Нет, сказано: «акридами».- Ну, пусть, акридами, это вроде одно и то же, только слово «саранча» связывают с нашествием всепожирающей стаи...- А вот сам Иисус, хоть и бродяжничал, однако не бедствовал. Любил посидеть в кабачке, и когда его попрекнули тем, что, коли его искать, надо идти к пьяницам, а не к праведникам,- сказал: мол, а где должен находиться врач, как не среди больных, зачем врач нужен здоровым праведникам? Даже не вышел оттуда, из-за закрытой двери к зовущей его родной матери. — Да, это так. — И первое чудо его было, когда он воду превратил в вино. — Что ж, примеры из существования человечества подобны. Будда, будучи принцем по рождению, бросил все, чтобы пойти голым и босым по земле. «Блажены нищие духом». «Раздавайте свои сокровища и ищите себе влагалища непересыхающие». – Фраза из евангелия от Луки, вызвала улыбку, в силу обретенной в нынешние времена двусмысленности. Время, оно пульсирует перед тобой и вместе с тобой.
!991 год—первый, неудачный путч ГКЧП, танки на улицах Москвы. За ним последовал развал Союза. Слабаки.
1992—гуманитарная помощь запада. За опубликованную в «Знамени» повесть Андрея ему заплатили огромный гонорар, — огромный — по старым, советским, временам, деньги летели в пропасть!— прежде их хватило б, чтобы купить автомобиль «Волга». А теперь едва достало на три бутылки «Каберне», в коммерческом киоске, чтобы, отмечая, выпить ему с Гошей.
1993— второй, Ельцинский путч, впрочем, де-факто власть и так была его — и силовая, и управленческая, и информационная. Кочевряжился только Верховный Совет и цепляющиеся за него «совки», — так именовали сброд исподнего «черного» люда. В то время Гвоздик шутил: «коммунизм люб только тем, кто пишет это слово с одной буквой «м».
Октябрь 1993— Время вздыбилось: Освобождение Белого Дома, на следующий день стрельба из танка по Белому Дому, — сам министр обороны наводил орудие, — разгром парламента. Поставьте себя на место «Героя России», министра обороны огромной страны. Танкисты не желают стрелять, не умеют стрелять в центре столицы. Для них— немыслимо. И надо соображать: в какой этаж прицелиться, в какое окно шибануть.