Я знала, кто был моей слабостью. Я думала, что мы скрыли их на виду, они не помнили, кем я была. Мы плохо постарались.
Гаррик щелкнул пальцами снова, и тени отодвинулись, шепчась. Мои родители вдруг оказались там, стояли на коленях на камнях, в их взглядах было смятение, кровь стекала по лицам из мелких ранок на головах. Их ладони были связаны за спинами, и страх исходил от них, меня мутило от этого. Я хотела кричать, подбежать к ним и убедиться, что они были в порядке.
Как они были тут?
Мои родители. Те, кто любил меня вечно. Они хотели подтолкнуть меня в сторону, которую я не хотела, но делали это, потому что не хотели, чтобы я отставала. Они хотели, чтобы я преуспела. Эти люди любили меня, несмотря на мои решения. Я убежала от них, потому что хотела уберечь.
Алура очаровала их, чтобы они не помнили меня. Истон сделал так, когда я ушла в первый раз.
Мы колдовали над их разумами, чтобы они не помнили о дочери.
Они смотрели на меня с шоком и страхом, и я знала, что заклинания там уже не было.
Они помнили меня.
И они боялись.
Я не знала, как их спасти.
Моя магия могла навредить им, и я не знала, что еще было в рукавах у Гаррика или Серого.
– Лирика? – прошептал папа. Его голос был сильным, без страха. Он старался быть сильным. Ради меня. Я ненавидела Гаррика за это. Я презирала Серого.
Огонь лизал мое тело, и я знала, что он окружил меня, как аура. Глаза мамы расширились, слеза покатилась по ее щеке, пока она смотрела на меня.
Я уже не была их девочкой. Я была Жрицей Духа. И я врала им так долго, пока пыталась уберечь их. Этого не хватило.
– Что происходит, Лирика? – спросила мама. – Малышка? Кто этот мужчина? Ты в порядке?
– Мама, – мой голос дрогнул, мне нужно быть сильнее.
Конечно, они спросили бы, в порядке ли я. Они истекали кровью, пострадали, и я хотела кричать и просто… что–то делать. Они переживали за меня.
Гаррик улыбнулся. Я закричала, сделала два шага вперед, пытаясь быть ближе. Он склонил голову и вытянул руку. Дым и тень лились из его тела в моих родителей. Я завизжала, мой Огонь вырвался, ударил по бокам двора, пока другие кричали мое имя. Истон сжал меня за талию, оттянул, Огонь и Земля вырвались, пытаясь остановить дым, несущийся к моим родителям.
Мы не успели.
Потому что это была не магия Гаррика. Это был не его Шепот, или как его звали. Это был Серый.
И он работал через Гаррика, как сосуд.
Дым тут же обвил шеи моих родителей. Я вытянула руки к ним, пытаясь создать щит Воздухом, еще линия дыма и тени ударила меня в грудь. Я упала на землю, тело жгло от удара об камни. Истон отлетел, кровь брызнула из его рта, он ударился головой об стену. Мы оба вскочили, пытались добраться до моих родителей. Вода устремилась из прудов сбоку, я бросила ее в Гаррика. Дым закрылся от нее. Я подвинула ладонь, пыталась разломить землю под ногами Гаррика, но дым остановил и это. Я двигала Воздух и Огонь, но этого не хватало. Я была недостаточно быстрой.
Родители смотрели на меня, слезы катились по их щекам. Дым давил. Воздух хлопнул, будто выстрелил пистолет.
Их глаза опустели, головы опустились, Серый сломал им шеи.
И Гаррик пошатнулся, улыбка на его лице была тем, что я не хотела видеть снова. А потом тени окутали его, поглотили.
Вдруг никого там уже не было, только призрак в тенях, дым растаял, оставив тела моих родителей на земле. Другие подбежали к нам, они пробились через баррикаду дыма, мешающую им пройти.
Я ничего не могла делать. Я могла лишь смотреть на родителей, растивших меня, которых я любила всей душой. А потом я закричала.
Я завизжала.
Глава двадцать первая
Лирика
Я стояла на точке пересечения пяти стихий, где соединялись стрелки часов. Я стояла между четырех направлений.
Но я была пятой, тринадцатой в часах.
Я стояла там, где была во многих снах, многих часах во сне, где я металась, кричала и ощущала Воздух в волосах, Воду на лице, Огонь на коже и Землю под ногами. Я стояла на месте, которое помнила, перед тем, как мир потемнел. Когда я думала, что была только человеком.
Я стояла в месте, которое не давало мне покоя всю жизнь – во снах и кошмарах.
Я стояла там, где желала большего, где мне многое дали, но и многое забрали.
Я стояла в месте, которое кричало о моей судьбе, но молило о прощении.
– Лирика, приди к нам, – сказал один из силуэтов на часах, но я не хотела слушать.
Я знала этот голос, он всегда говорил со мной. Маг Духа.
Я не хотела смотреть на них. Я не хотела видеть, отказывалась глядеть под плащи тех, кто говорил, что хотел помочь. Хотели? Нет, они просто хотели мои силы, магию, которая у меня якобы была, судьбу, которая вроде была моей.
Они не хотели помочь, они хотели использовать меня. Как и все.
Потому что меня было мало. Меня всегда было мало.
Мне дали эти силы, открыли их одну за другой, а теперь я была силой, которую никто не мог сдержать.
Но я была ничем.
Они пропали, их забрали у меня, и я никак не остановила это.
Я не была достаточно сильной, и я не смогла увидеть обман, который был передо мной. Я не увидела его.
Легкие сдавило в груди, и я терзала одежду, которая не была моей. Ее дали те, кто считал меня Жрицей Духа. Они одевали меня, кормили, согревали, пока я тренировалась. Потому что считали меня достойной. Они думали, что я могла что–то сделать для них.
Этого было мало. Меня было мало.
– Лирика, соберись, ты можешь.
Я знала эти голоса. Это были не мои друзья. Не Истон, не Брэлинн, не Родес.
Это были цифры часов, маги Духа. Тут и не тут.
Они были в моих снах, как нэги, которые привели меня в этот мир и к этой судьбе.
– Зачем? – визжала я, голос был на грани срыва.
И тогда я поняла, что все время визжала. Выла, пытаясь проснуться. Я пыталась понять, что именно произошло.
– Почему они мертвы? Я думала, что они были защищены. Почему они не были в безопасности?
– Все в опасности, милая, – прошептала одна из магов Духа. Я повернула голову к ней. Огонь лизал мои пальцы.
Я знала, что это был сон. Это было не настоящим, хотя что–то было реальным, потому что я чувствовала это.
Может, это и происходило.
– Почему они мертвы? Они не были связаны с этим. Мы стерли их воспоминания. Они должны быть свободными. Все было фальшивкой? Они не могли там быть. Не могли.
Я снова завизжала, слезы текли по щекам, колени подкосились. Я рухнула, впилась ладонями в пол, пока моя магия Земли дрожала.
– Это было настоящим. Мне жаль, милая. Может, так было суждено. Это не должно было случиться. Мне жаль, что их забрали. Но ты должна быть сильной. Ты должна бороться с этим. Многие рассчитывают на тебя. Ты рассчитываешь на себя. Будь сильной, милая.
Я не была ничьей милой. Те, кто мог так меня звать, умерли. Я видела, как им сломали шеи, хруст звучал в воздухе и моих ушах, когда тот монстр убил их. Он использовал дым, магию и то, что я не понимала, и он забрал у меня родителей.
Я не могла дышать, не могла вобрать кислород. Перед глазами появились точки. Я пыталась вдохнуть. Не работало. Я не могла дышать. Почему это происходило?
Они не могли умереть.
Воспоминания из детства, улыбки мамы, когда она смотрела на отца, ударили по мне. Как папа наигранно хмурился, когда ел горох, потому что мне нужно было его есть. Он не любил горох.
Рождество, когда мы открывали подарки, смеялись и улыбались, игнорируя опасности мира, потому что они не влияли на нас напрямую. Ничто не могло тронуть нас.
Воспоминания о маме, танцующей с папой на кухне поздно ночью, когда я должна была спать.
Когда мама накричала на меня за разбитое блюдце из ее дорогого фарфорового сервиза со свадьбы, которым нельзя было играть. Я хотела провести чаепитие с друзьями, пусть и воображаемыми.
Она накричала, а потом обняла меня и заплакала. И я плакала с ней, потому что боялась. Боялась, что она больше не будет меня любить, потому что я хотела поиграть и разбила ее блюдце.
Она помогла мне убрать осколки и вытерла мои слезы, а потом обнимала меня, и мы читали. В следующий раз, когда я захотела поиграть в чаепитие, она дала мне пластиковую посуду. Она всегда была там.
Я помнила, как отец дал мне ключи от своей машины, чтобы научить меня водить. Он все время держался за панель побелевшими пальцами. Он не повышал голос. Был хорошим, спокойным.
Они всегда видели лучшее во мне, даже когда этого не было. Они хотели лучшего для меня, даже когда я не знала, что это было.
И я ушла от них в гневе, потому что знала, что они не понимали. Они пытались заставить меня делать то, что считали лучше, хоть я знала, что они приняли бы мое решение. Но я его не сделала.
Потому что не знала, что мне было нужно, что мне было суждено.
Ни тогда. Ни даже сейчас.
Но обратного пути не было. Я больше не смогу завести такие воспоминания.
И я не смогу рассказать им о произошедшем после того, как я ушла. Я не смогу рассказать им, что случилось с Брэлинн или Эмори. Или с парнем, которого я встретила, Родесом. О Розамонд. Я не смогу рассказать им, что полюбила темноволосого парня с Огнем на пальцах и Землей под ногами. И что он был королем Обскурита, а я – Жрицей Духа.
Я не могла объяснить им, почему не смогу быть его королевой, и не только из–за титула и формальностей. Потому что мир разделил нас. Он был проклят и не мог любить меня. Хотя я знала, что что–то близилось. Может, любовь не была ответом. Но я не смогу рассказать им это. Потому что они умерли. И я не успела добраться до них. Я же была Жрицей Духа. Для чего эта боль и жертвы, если я не могла исправить это? Если я не могла спасти?
Для чего было все это?
– Они мертвы, правда, мертвы, – шептала я, но звучало так, словно я кричала небесам. Звук отражался эхом от стен моего разума, и я хотела визжать, но голоса не было. Ничего не было.
Мои родители были мертвы.
Из–з меня.
Это была вина Гаррика. Он убил их. Я знала, что ему нельзя было доверять. Да, он спас Истона, но намеренно. Для этого? Чтобы сломить меня? Или будет больше?
Я не могла думать, не могла дышать, не могла составлять предложения. Мне нужно было пройти это. Понять, почему я была тут. Почему я снова была в этих снах?
– Я тоже умираю? – спросила я, собрав последние силы, чтобы заговорить.
– Нет, ты тут по другой причине. Это не сон. И не смерть. Ты знаешь, что это. Ощути свою магию, узнай, что ломается в тебе.
Говорила Седьмая. Я знала ее. Она звала меня милой. Вряд ли кто–то еще осмелился бы.
Может, Истон, но я вряд ли его увижу снова. Потому что умру тут. Больше ничего не будет. Не могло быть.
А потом я подняла голову, и магия во мне потянулась. Я закричала.
– Мама! Папа!
Это был не сон. Не как те, что были у меня раньше.
Это были маги Духа, и теперь я была одной из них.
Тепло растеклось по моему телу, двигалось к пальцам и по коже. Оно ползло по моим рукам, плечам, по спине и ногам, добралось до лодыжек, до пальцев ног. Он поднялось по ногам, по животу и груди, а потом по шее. Оно окутало мое горло, как дым делал с моими родителями. Но оно не сломало мне шею, а окутало меня, погладило лицо. Все тело будто обвила золотая веревка тепла, и я знала.
Пятая стихия была открыта. Цена была огромной.
Нужны были жертвы. Я знала.
Я знала строки пророчества. Знала, что потеряю тех, кого любила больше всего. Но это не должны быть они. Они были невинными. Это не должны быть они.
Я посмотрела вперед, увидела перед собой души. Серое вещество тех, кто были людьми, сущность людей и мейсонов, которая жила в нашем мире. Может, были и другие миры, я не знала. Тут было много красок, но некоторые были выцветшими серыми.
Если я сосредотачивалась на одном, краски таяли. Краем глаза я заметила радугу. Какофонию света, звука и сущности.
Все и ничего. Я едва могла воспринимать это.
Я сосредоточилась на двух душах.
– Мама, папа. Не уходите. Я вас вижу. Может, могу спасти, – я не понимала, что снова стояла, но колени задрожали, и я вытянула руки, тянулась к душам родителей.
Они печально смотрели на меня. Они не тянули руки. Они трепетали передо мной, слабо улыбаясь, глядя на меня.
Они знали. Я знала, что они теперь все знали. Словно в смерти поняли, что принесли в мир. Меня. И я была причиной их гибели.
А потом на меня легли ладони, много рук сдерживали меня, шептали мое имя, тянули меня из центра круга.
Маги Духа двигались. Я не знала, что они могли. Родители кивнули мне и растаяли.
Они снова стали ничем, пустотой, а не тем, что было моим. Их сущности попали, их жизни погасли за секунды, их души растворились.
Я едва могла дышать. Едва понимала, на что смотрела.
Они пропали, и маги Духа сдерживали меня, не давали дотянуться до них.
– Почему? – спросила я. В этот раз мой голос был сильнее. – Почему я не могу коснуться их? Почему вы оттащили меня? Я их видела. Может, могла спасти. Зачем вы это сделали? Я будто снова убила их.
Слезы текли по моим щекам, и в этот раз Седьмая склонилась ко мне, провела ладонями по моим волосам.
– Дражайшая Лирика. Ты не можешь. Ты не можешь возвращать мертвых. Не можешь касаться мертвых. Не так, как хочешь.
– Тогда какой от меня толк? – прошептала я, боль сотрясала тело. Душа болела, все болело. Кровь текла из–под моих ногтей, по моему подбородку, из ушей и глаз. Я ощущала теплые струйки, катящиеся по лицу, и знала, что мое тело ломалось. Во мне было слишком много силы, я не могла все удержать. Может, пророчество ошибалось. Или оно было правильным, но я не подходила для этого. – Почему я не могу их спасти? Зачем мне пять стихий? Это слишком. Это больно, – я прошептала последнюю часть, голос обрывался.
Двенадцать магов держали меня, хоть и лежали на полу возле меня.
Я не знала, были они мертвыми или живыми, были они в мире людей или прятались в мире мейсонов. Я не понимала это. Я знала, что они были тут для меня, но они не дали мне спасти родителей.
Я не могла трогать смерть? Тогда чем был маг Духа?
Чем был Дух?
И что мне делать с пятью стихиями, которые ломали меня изнутри?
– Ты сможешь. Твое тело выдержит это. Просто дай силе уравновеситься, и ты разберешься, – говорил Первый, его голос был сухим, словно он с таким имел дело каждый день.
Мне казалось, что такое не случалось раньше. Я была одна на миллион. На триллион.
И я будто умирала.
– Как только твое тело примет пять стихий, ты очнешься, и все будет в порядке.
– Ничто уже не будет в порядке, – рявкнула я. – Мои родители мертвы.
– Мертвы, – сухо сказал Первый.
– Хватит, – зарычала Седьмая. – Довольно. Не время для науки или физики.
– Нет, время для магии Духа. И мы не можем медлить или упрощать все для нее, – сказал Первый.
– О чем вы? – спросила я, подняла ладонь к лицу и вытерла кровь с подбородка.
– Твое тело справится. Даже сейчас я вижу, как трещины на твоей коже заживают. Как и те, кто смотрит на твое тело, а не на твою эфемерную форму, как мы.
– Я истекаю кровью и в реальности? – спросила я.
– Да. Но ты исцелишься. Для начала знай, что ты не могла коснуться родителей. Ты не могла вернуть их. Так не делают, и это расплело бы всю ткань вселенной. Ты можешь держать души живых. Сны тех, кто с нами. И будущее тех, кто смотрит на нас. Это означает магия Духа. Ты разберешься, Лирика. В тебе столько возможностей. Столько силы. Просто верь в себя и доверяй тем, кто всегда были с тобой. Ты можешь это сделать. И не только из–за того, что мир нуждается в тебе, или ты должна. Потому что мы верим в тебя. Мы – маги Духа, последние в своем виде. Ты теперь одна из нас. Ты – правда, пыл, будущее. Просто дыши.
Я смотрела на Седьмую, ее взгляд стал теплее, хотя я видела там страх. Я открыла рот и закричала.
Мои глаза открылись, и я оказалась на земле во дворе, где мы были, где были тела моих родителей.
Я не знала, почему понимала, что прошло не так много времени. Может, миг в обычном времени. Во снах с магами Духа прошел не миг. Я не знала, почему понимала это, сколько бы я ни провела времени в тех снах, когда я билась и понимала, что происходило, когда ощущала стихии в себе, тут время не проходило.
Может, так было всегда, даже когда я была в мире людей и не понимала те сны.
Я не могла сейчас думать об этом.
Тело дрожало, пять стихий во мне боролись за власть и контроль. Я знала, что на мне были ладони Истона, как и других. Я не могла смотреть на них. Я вытянула руки, и Вода и Воздух врезались в землю. Это сотрясло магию Земли, и все лица, которые нависали надо мной, отлетели от меня.
Я лежала на спине. А теперь стояла. Но мои ноги не касались земли. Я парила, носки сапогов скользили по земле, Воздух во мне заставил волосы встать дыбом, они развевались от ветра, которого там не было. Земля дрожала подо мной, и огонь плясал в моих глазах и на пальцах. А потом появилась Вода. Она поднималась спиралями из прудов вокруг нас, летала по воздуху, создавая водопады, на которые смотрели другие краем глаз.
Они следили за мной.
Воздух вокруг меня был заряженным, и я знала, что огнем и силой в себе я могла сжигать здания. Как и раньше, я могла все это превратить в пепел, пыль, Дух, в… ничто. Я могла использовать силу в себе и сломать всех их. Я могла навредить всем на моем пути за то, что посмели трогать мое. Я смотрела на тела перед собой, которые друзья не убрали, потому что не было времени.
Я смотрела на трупы своих родителей.
Я не кричала, не визжала. Я молчала. Я смотрела на них и знала, что обратного пути не было. Я буду помнить этот момент до конца своих дней, даже если они были сочтены. Они заплатят за то, что сделали. Серый умрет от моей руки, как и монстр, убивший их. Предатель. Гаррик.
Они все умрут, а я поднимусь. Я отогнала эту мысль, пыталась совладать с силами. Все пять стихий были слишком. И мне не нравился голос в моей голове. Не нравилось, что он звучал не как я. Мне нужно быть Лирикой. Нужно было помнить, какой я была. Иначе я буду худшим монстром. Я буду той, кто уничтожит всех, потеряв контроль. Я буду хуже Серого.
Народ кричал мое имя, они тянулись ко мне, и я опустила взгляд и увидела Истона. Он смотрел на меня темными глазами, вытянув руки. Я знала, что видела там правду. Не тревогу. Только чистое доверие.
Он не мог меня любить, но доверял мне.
Я не могла подвести его. Не могла никого подвести. Больше нет. Я это не допущу.
Я потянула за магию в себе, словно запирала ее в сферу в моей душе, закричала снова и рухнула на землю со стуком.
Другие прибежали ко мне, но Истон добрался первым. Он обнял меня, а Брэлинн прыгнула мне на колени и свернулась. Родес сжал мои плечи. Розамонд была рядом. Другие тоже там были, хотели помочь. Я могла лишь закрыть глаза, пока лились слезы.
Мои родители были мертвы. Но… я открыла пятую стихию.
Теперь я на самом деле была Жрицей Духа.
Расплата наступит.
Теперь я знала цену. Жертва. Жаль, что ее заплатила не я.
Глава двадцать вторая
Истон
Я оставил Лирику в своих покоях, а не ее. Мне было все равно, что кто–нибудь думал об этом решении. Я мог быть гадом, но я был королем. Все мирились с моими приказами.
Я не мог терпеть, не зная, где была Лирика, даже если от мыслей о ней что–то двигалось во мне, и лед не давал мне приблизиться.
Я был в порядке. Она будет в порядке.
И снова я повторял это себе, надеясь, что это поможет.
– Розамонд с ней, – Родес подошел ко мне. – Мне не нравится, что моя сестра в твоей спальне, – проворчал принц Люмьера.
Я посмотрел на него, приподняв бровь. Но без особого пыла. Я знал, что не смогу прогнать крики Лирики из головы. До конца дней, даже если конец наступит быстро. Как и не мог забыть, как кровь полилась из ее глаз и носа, и ее кожа будто трескалась, пока она дрожала.
Было сложно быть козлом, королем, которого я хорошо играл, когда я хотел только убедиться, что она была в порядке.
Что–то проникло в мое сердце, кулак из тени сжал его. Я подавил судорожный вдох. Я не мог выглядеть слабо, особенно при Родесе. Я знал, что Серый все еще управлял мной. И если я не буду осторожен, он лишит меня всего, как сделал с Лирикой.
– Твоя сестра в безопасности от меня. Не переживай за это.
– Мне нужно переживать за Лирику? – тихо спросил Родес, и я знал, что он не шутил. Он беспокоился.
И я беспокоился.
Он все еще хотел ее? Я должен был переживать? Она не могла быть моей. Может, я должен был отпустить ее. Дать ей быть его.
Нет.
Это было неправильно. Она не могла.
Я снова игнорировал маслянистый лед на месте сердца. Проклятие давно разобралось с органом.
– У меня нет на это ответа, – сказал я, удивляя себя честностью. Мне не нравился взгляд его серебряных глаз, то, что Родес принял это как правду. Я всю жизнь думал, что он был моим соперником. Мы все же были сторонами одной монеты.
Два сына с силами королевств.
Я постоянно пытался обхитрить его на поле боя, так было в нашей юности. А потом он ушел искать Лирику, нашу Жрицу Духа. И я остался спасать свой народ.
Я должен был ненавидеть его. Я думал, Лирика любила его. Оказалось, они не были половинками.
Нет, Лирика должна быть моей. Как и все, чего я касался, я испортил и это. Может, как и соперничество, это было вырезано на камне при рождении.
– Ты знал, что Гаррик сделает это? – спросил Родес. Гнев, как знакомый друг, наполнил меня. Я сжал кулаки по бокам.
– Конечно, я не знал, что он планировал. За кого ты меня принимаешь?
Родес шагнул вперед, и мы оказались нос к носу. Он прищурился, шумно дыша, сжал кулаки, как я.
– Я уже не знаю, что думать о тебе, Истон.
Он оскалился, пока говорил, и я хотел ударить его по лицу. Я хотел убрать серебро из его глаз, избить его, пока все во мне не перестанет болеть. Пока я не смогу все сделать лучше. Я знал, что это не произойдет. Это никогда не случится.
– Я не знал, – выдавил я.
– Ты так говоришь, король, а если ты знал? А если Серый управляет тобой? Почему мы не заперли тебя или не сковали, как Эмори?
Я смотрел в его глаза, видел там пыл, и у меня не было ответа.
Я отвел взгляд. Я не опустил плечи или голову. Я не показывал ему, что сдавался. Но отвел взгляд.
А потом повернулся к залу кристалла, посмотрел туда, где Лирику убили, где умерла моя мама. Где умерла подруга Лирики. Где вся надежда, что у меня было хотя бы подобие контроля в этом королевстве, пропала.
Кристалл заискрился, снова стал ярче, давал магию королевству.
Я знал, что оставались месяцы, а то и дни. Я знал костями, что у нас не было даже года. Как иначе? Кристалл умирал. И нашей надеждой была девушка, лежащая в моей кровати, потерявшая сознание от сил, охвативших ее тело, и горя в сердце.
– Мы ничего не знаем, – сказал я деревянным голосом. – Другие следят за мной. Следят, как я управляю народом. Делают вид, что охраняют меня ради тех, кто не знает правды, – пауза. – Я ощущаю, что ты следишь за мной.
– Да, – в слове и голосе Родеса не было извинений. – И потому я не думаю, что ты связан с Гарриком. Он использовал тебя, чтобы попасть сюда.
Я напрягся и посмотрел на парня.
– Так ты просто пытаешься вывести меня из себя?
– Возможно. У тебя такой контроль? Да, я вижу, что это ты, а не Серый. Ты не использовал магию на мне, а я вел себя с тобой ужасно. Обвинял, угрожал при твоем дворе. И ты ничего не сделал мне в ответ. Да, я знаю, что это ты. И я думаю, что ты сильнее, чем раньше, потому что знаешь, что Серый может сделать.
– Он проклял меня.
Родес кивнул, все еще глядя мне в глаза.
– Знаю.
– Хорошо, – было приятно знать, что все в нашем круге знали, что я никогда не смогу полюбить Лирику. Может, они с Родесом найдут путь друг к другу, раскроют свою любовь, и я не буду частью этого. Гнев загорелся во мне от мысли, а потом его подавил серый лед, который я ощущал, когда дело касалось Лирики.
Я даже не мог ревновать. Проклятие не давало.
Я был разбит, переживал за то, что не было важно.
– Вин и Люкен позаботятся о телах? – спросил я, зная, что Родес знал ответ.
– Да, твои дяди пошли с ними.
– Придется сделать похороны. Небольшие, чтобы остальной двор не узнал о произошедшем. Они не могут все узнать. Уже достаточно страха и недоверия в наших рядах. Нам не нужно добавлять новость, что два человека, родители нашей драгоценной спасительницы, были убиты при нас, и мы ничего не сделали.
– Мы пытались, Истон. Мы все это знаем. Серый приложил достаточно сил, чтобы остановить Жрицу Духа и короля Обскурита.
Я повернулся к нему.
– Думаешь, я не знаю этого? Но я ничего не сделал против него. И это даже не был настоящий Серый. Это была его пешка. Мы пустили его в свои ряды, и он узнал все о нас. И какие тайны он узнал? Мы знаем теперь его силу. Шептуна. Но вряд ли знаем все. А он мог узнать обо всех наших планах.
Родес сжал кулаки, магия Воздуха двигалась между его пальцев, мой Огонь делал так на моих ладонях. Это были наши главные стихии, и они выходили, даже когда мы особо не думали об этом.
– Нет, он мог узнать только о части пророчества, если подслушивал нас. Мы не закончили планы. Нам нужно поговорить с моим дядей и разобраться, что творится. Попытаться помириться с ним. Может, сформировать альянс, если он на правильной стороне.
Я лепетал, хотя знал, что это было нашим делом.
– Я прав, и ты это знаешь.
– Знаю. Я пылко ненавижу твоего дядю.
– Не ты один, – Родес вздохнул, запустил руку в волосы, выглядя так, словно он был с человеческого журнала или картины, нарисованной художником в нашем мире для девушек, любующихся им, и парней, делающих вид, что они не пялятся. Конечно, Лирика влюбилась в него.
Ревности не было. Только гнев, скованный серым льдом.
– Мы проведем похороны. Ради Лирики. Если это ей нужно. Я не знаю, что делать с миром людей. Вряд ли это в нашей власти.
– Можно передать весть Алуре, – отметил Родес.
– Если можешь связаться с той загадочной женщиной, вперед. Мы все знаем, что она танцует под свою мелодию и никогда нас не слушает.
– Знаю. Она была с Лирикой тот год, где никто из нас не мог быть.
– Мне это говорили, – и Лирика не просила о помощи.
Все время, пока ее не было, она не просила о помощи. Она попросила бы меня? Серый позволил бы помочь ей? В этом был вопрос. Я не хотел знать на него ответ.
– Мы разберемся со стратегией утром. Это может пока подождать, – сказал я, но знал, что они были ложью. У нас не было времени. И все мы знали это.
Тот, кто нужен был нам сильнее всего, был без сознания, из–за силы в ней… и горя. Я знал, что это окружало ее, давило на нее, и это всегда будет с ней. Я не знал, как это исправить.
– Я проверю ее.
– Уверен, что это мудро? – спросил Родес.
Я хмуро посмотрел на него.
– Я знаю свой разум насчет Лирики, – соврал я.
– Мы оба знаем, что это ложь, – прошептал он. – Не навреди ей, Истон.
– Ты уже знаешь, что я опасен для нее даже дыханием. Своим существованием.
– Тогда разберись в себе.
– А я что делаю? Мы этим и заняты в эти дни. Мы всегда на шаг позади Серого, этого пророчества. Я не думаю, что то, разбираюсь ли я, что происходит, как–то нам поможет.
– Ты и не узнаешь. Не навреди ей. Больше, чем уже навредил…
– Ты говоришь так, словно у меня есть выбор, – тихо сказал я.
– Может, есть. Может, в этом смысл. Потому что я знаю, что мы говорим, что у нас нет выбора, другого будущего, когда идет война, и с этим пророчеством. Но, может, потому и было Падение. Чтобы напомнить нам, что нужно делать выбор, который не сделали или не могли сделать предки.
– Или хотя бы принимать не такие решения, как они. Ведь они привели нас к этому своей жадностью.
– И своей ненавистью. И недоверием. И гневом. И враждой. Всем этим.
– Я хочу это исправить, Родес. Всегда хотел. Но проще сказать, чем сделать.
– Ты это знаешь. Теперь поговори с Лирикой. Убедись, что она в порядке. Потому что, хоть мне больно говорить, ей нужно быстро прийти в себя, чтобы мы перешли к следующей фазе.
– Как тебе нужно было справиться с тем, что твои родители умерли? – спросил я.
– Да, как и тебе. Такие наши жизни. Игнорировать то, что все, кто был рядом, становятся пылью и улетают. Надеюсь, не из воспоминаний, пока мы разбираемся с адом вокруг нас.
– Нам нужно сосредоточиться на этом. Иначе кто еще уберет этот бардак?
– Вряд ли будет ответ, который нам понравится.
На этих правдивых словах я ушел к своей спальне. В моей кровати была женщина, которую я хотел, не зная, почему. Это не могла быть судьба, мне нельзя было чувствовать это из–за проклятия. Но я все еще хотел ее. И мне не нравилось, что я ничего не мог поделать с этим.
Я прошел в комнату, не постучав, ведь это была моя спальня.
И я понял, раз Пророчица приглядывала за Лирикой, я не застану то, что не должен видеть.
Розамонд стояла с закрытой книгой в руке, смотрела на Лирику, скользя пальцами по ее волосам.
– Она скоро проснется. И мы будем действовать дальше. Как всегда.
Я поймал Розамонд, она пошатнулась в моих руках.