Совсем как те смешанные чувства, которые я испытывала при мысли о том, что Пенн за мной наблюдает.
Но окинув взглядом все столики, я нигде его не увидела.
— Да, я в порядке, — оглянулась на нее я, расслабившись от облегчения и вспыхнув от разочарования.
«Его здесь нет».
Не знаю, почему он вызывал во мне две полярные крайности. Мне хотелось, чтобы он был здесь. И не хотелось, чтобы он был здесь. И то, и другое было правдой. Я в буквальном смысле почувствовала и то, и другое одновременно.
Дженнифер задвинула свой стул и, когда ее коллеги тоже встали, собрала бумаги и улыбнулась.
— Было приятно снова с Вами увидеться, Элль.
Мы пожали друг другу руки.
— Взаимно.
Закрыв папку, я взяла с пола небольшую черную сумку с пробниками и свою сумочку.
Все вместе мы вышли из-за стола.
Я повернулась к выходу.
И увидела его.
Пенн облокотился о стойку, изящно скрестив ноги. Он поднес ко рту бокал, не отрывая от меня глаз, будто ни на что больше не смотрел. Будто не мог ни на что больше смотреть.
Одна часть меня хотела дать ему пощечину, но другая хотела целовать его до тех пор, пока нас не вышвырнут из ресторана за непристойное проявление чувств в общественном месте.
Я с трудом сглотнула и, выйдя из оцепенения, последовала за Дженнифер и ее коллегами на свежий воздух к ожидающей меня машине.
Опрокинув в себя остатки своего напитка, Пенн оттолкнулся от барной стойки и направился к той же двери, что и я. На этот раз он был не в костюме, а в потертых джинсах и в черном свитере с задранными до локтей рукавами. Материал плотно облегал его грудь, демонстрируя красивый рельеф мышц и напоминая мне, что хоть я и видела то, что он прятал в джинсах, но на этом всё.
Мне до жути хотелось сорвать с него одежду.
Чтобы выяснить, неужели он и без нее так же безупречно красив.
Когда я вышла и потеряла его из виду, мое сердце разбилось на множество сексуально неудовлетворенных осколков. Дженнифер и ее коллеги попрощались и, сев в Лимузин, отправились к себе в отель.
Дэвид выскочил из ожидающего меня «Рейндж Ровера» и схватил мои сумки.
— Все хорошо? Готовы ехать?
Мне следовало сказать «да». Запрыгнуть в автомобиль и потребовать, чтобы Дэвид мчался на всех парах, чтобы уберечь меня от лап Пенна Эверетта. Но я намеренно медлила, поправляя волосы и притворяясь, что наслаждаюсь благоухающим ночным воздухом.
— Я отвезу ее домой, — раздался позади тихий, бархатистый голос, и я почувствовала, как ко мне подошел Пенн и обхватил меня за талию.
Три дня в огне желания.
Моя злость на него за ложь.
Ярость из-за того, что мной манипулируют... все исчезло.
Из-за него эта терзающая меня похоть стала невыносимой.
Теперь он должен все исправить.
Пенн улыбнулся и, наклонившись, выхватил из пальцев Дэвида небольшую черную сумку.
— Это мы тоже заберем.
Я распахнула глаза и сглотнула:
— Как ты…
«Узнал, что там внутри?»
Я не договорила, потому что вопрос не имел смысла.
Судя по сообщениям, Пенн некоторое время за мной наблюдал. Скорее всего, он увидел эти устройства, когда я разглядывала их под столом, следуя советам Дженнифер, проверяла резиновые фаллоимитаторы, чтобы увидеть, насколько они реалистичны.
Пенн схватил меня за руку, и мои щеки вспыхнули румянцем.
— Элль, пожалуйста, скажи своему водителю, что ты с радостью поедешь со мной домой, что я не похищаю тебя и никак не принуждаю.
Я моргнула, заметив напряженную позу Дэвида и то, как он отодвинул полу пиджака, из-под которой показалась торчащая из кобуры рукоять пистолета.
— Все в порядке, Дэвид. Я его знаю.
— Мэм? — он не сводил глаз с Пенна. Затем оглядел его с ног до головы. — Теперь, когда Вы это сказали, он действительно кажется мне знакомым.
Знакомым? Где Дэвид мог его видеть?
Внешность Пенна трудно было назвать не примечательной, и я точно знала, что мой водитель никогда раньше с ним не сталкивался. Кроме того, Пенн сам заявил моему отцу, что совсем недавно вернулся в Нью-Йорк после долгого отсутствия.
Я вежливо сказала:
— Его зовут Пенн Эверетт.
— Жених мисс Чарльстон, — поправил Пенн.
Я съежилась. Мне до жути хотелось опровергнуть его слова, но какой в этом смысл? Ему уже поверил мой отец, Стив, Грег... что там еще по сюжету в этой книге сказок?
Дэвид поерзал на месте.
— Понятно.
Однако его напряжение никуда не делось, что меня слегка смутило. Он переключил свое внимание на меня.
Много лет назад, когда мой отец нанял его, чтобы меня охранять, мы с ним разработали набор кодовых фраз, которые я могла бы сказать, почувствовав угрозу или не имея возможности позвать его на помощь. Если бы меня держали под дулом пистолета или грабили, простая фраза привела бы Дэвида в боевую готовность.
— Есть еще какие-нибудь распоряжения на ночь, мэм? — он медлил, давая мне время произнести одну из кодовых фраз.
«Я сегодня устала и думаю вечером принять ванну с пеной»: код для похищения.
«Я плохо себя чувствую; лучше пройдусь пешком»: код для ограбления или приставленного к боку пистолета.
Я ничего из этого не сказала.
На секунду повисло молчание, затем Пенн потянул меня за руку.
Я без раздумий пошла за ним.
— Нет, Дэвид, на сегодня нет.
Мой охранник больше не пытался меня спасти.
Глава двадцать первая
Через десять минут ходьбы у меня сдали нервы.
Сжав пальцы Пенна, я спросила:
— Куда ты меня ведешь?
— К себе домой.
— Зачем?
Он усмехнулся, его лицо скрывали сумерки.
— А ты как думаешь? — тон его голоса потерял официальную сдержанность, скатившись в чистый в грех, и я почувствовала, как у меня внутри все сжалось. — Чтобы трахнуть тебя, конечно.
Сверкнув в темноте зубами, он добавил:
— Я ждал, сколько мог. Ты не сказала отцу, что я наврал о помолвке, и не побежала к своему телохранителю. Поэтому я считаю, что ты готова ко всему, что я запланировал, и не будешь сопротивляться.
Пенн слегка наклонил голову.
— Или будешь, Пуговка Бэлль?
Я вся поплыла от того, как плохо, и в то же время хорошо это звучало. Мною тут же овладели фантазии о том, что может произойти сегодня ночью…
Постойте-ка.
Он назвал меня Пуговкой Бэлль.
Во мне вскипел гнев.
— Ты не имеешь права так меня называть.
— Разве? — он приподнял бровь. — Однако ты позволила... Как ее там? Хлое… называть тебя Динь Дон Белль. Или это прозвище тебе нравится больше?
Я стиснула зубы.
— Мне не нравится ни то, ни другое. Элль вполне приемлемо. Так что называй меня так.
Пенн тихо рассмеялся.
— Какая агрессия.
— Не агрессия. Защита.
Он вскинул голову, его глаза впились в меня, словно иглы.
— Ты считаешь, что рядом со мной тебе следует защищаться?
— Постоянно.
Меня накрыла его тень.
— Почему?
— Почему что?
— Ты знаешь что. Ответь на вопрос и перестань ходить вокруг да около.
То, как он настаивал на ответе, говорило о том, что ему по каким-то скрытым причинам очень нужно было узнать, почему я отгородилась от него прочной стеной. Почему не позволяла себе чувствовать к нему больше, чем просто физическое желание.
Мы были знакомы всего неделю. Женщина во мне признавала, что я нахожу его чрезвычайно привлекательным. Девушка — что мне нравится идея мгновенной настоящей любви. Но реалист во мне понимал, что с хозяйкой многомиллионного бизнеса, коей я являюсь, такого никогда не случится.
Кроме того, Пенн был беcпощаден в достижении собственных целей. Весь опутанный ложью и скрытый полуправдой, он был не из тех, кому можно доверить что-то хрупкое, особенно мое сердце.
Тело можно раскрасить синяками.
Но они заживут.
Это не отменяло факта, что Пенн чего-то от меня хотел.
Будь это просто секс, то наши мотивы совпадали бы.
Но чем больше времени я проводила в его обществе, тем больше чувствовала, что целью его игры было вовсе не это.
Я прищурилась, пытаясь заглянуть за броню его высокомерия и узнать его истинную сущность. Но я увидела лишь человека с безграничными возможностями и самомнением. Человека гордого и напыщенного, как павлин.
«И все же...у него есть сын».
Как такой холодный и эмоционально неприступный мужчина мог воспитывать всецело подвластного ему ребенка? Где была мать Стьюи? Кто такой Ларри? Что, черт возьми, между нами произойдет, как только мы переспим?
Вопросы громоздились друг на друга, складываясь в неустойчивую башню Дженга. Один неверный ответ, и вся основа наших так называемых отношений рухнет. (Дженга — настольная игра, где игроки по очереди достают блоки из основания башни и кладут их наверх, делая башню всё более высокой и всё менее устойчивой — Прим. пер.)
Сегодня ночью я не могла позволить этому случиться.
Может, завтра.
Потому что к завтрашнему дню мы оба получим желаемое, и все вернется на круги своя. Пенн со своей ложью исчезнет из моей жизни, не успев причинить еще больше вреда.
— Ты спрашиваешь меня, почему, но я могла бы задать тебе тот же вопрос, — я пошла дальше, покинув светлый круг от уличного фонаря и ступив в омут ночи. — Почему ты от меня защищаешься?
Пенн резко остановился.
— Я не защищаюсь.
— Защищаешься.
Он стиснул челюсти, то сжимая, то разжимая опущенные по бокам руки.
— Я просто в меру осмотрителен, это совсем другое.
— Разве? — я склонила голову набок. — Забавно, как по мне, осмотрительность и защита — это одно и то же.
Пенн метнулся ко мне, схватил меня за горло и толкнул к стене жилого дома. Кирпич был жестким. Он еще жестче. Я застыла мягкой прослойкой, не имеющей ни малейшего шанса.
— Еще хоть раз попытаешься устроить мне сеанс психоанализа — очень пожалеешь.
Я сглотнула, протолкнув страх вниз по горлу сквозь стальные тиски его руки. Даже сейчас мое тело завелось под его хваткой. Казалось, моим клеткам понравились чувственные ощущения, и они принимали за них любое крепкое сжатие.
— С чего бы мне сожалеть? — едва слышно произнесла я. — Что ты сделаешь? Убьешь меня?
Я сказала это небрежно, как бы невзначай. Эту фразу часто бросают без всякой задней мысли. Но вместо того, чтобы либо проигнорировать этот избитый вызов, либо признать, что он намного опаснее, чем я предполагала, Пенн одарил меня холодной, как ножи мясника, улыбкой.
— Возможно.
У меня подскочило сердце в порыве схватить телефон, чтобы позвонить в полицию. Но сейчас мною овладели другие ощущения. Если бы похоть имела цвет, то я уже несколько дней была бы окутана красным и розовым. Теперь же меня окружал черный и темно-темно бордовый, и единственное, чего мне хотелось, это забыть, кем я была, и стать тем, кем никогда не осмеливалась.
Выпрямившись под его пальцами, я намеренно задыхалась в его железной хватке.
— А что ты со мной сделаешь, если я пообещаю не лезть к тебе в душу, и признаюсь, что вообще этого не хочу? Что ты сделаешь, если я признаюсь, что использую тебя так же, как и ты меня? Трахнешь меня?
Пенн не сводил с меня глаз, не разжимал сдавивших мое горло пальцев.
— Я же сказал, что это и собираюсь сделать.
Из-за него я всегда оказывалась в неравном положении. Мне это надоело. Если я хочу отстаивать свою позицию, то должна быть собой, а не робкой маленькой девочкой. Собравшись с духом, я пробормотала:
— Тогда хватит грозиться, и давай с этим покончим.
Он судорожно сжал пальцы. Навалился на меня всем своим весом.
— Покончим?
— Да. Я хочу, чтобы ты меня трахнул, а потом оставил в покое.
С его губ сорвался легкий стон.
— Нельзя говорить такое на пустой улице.
— Почему нет? Мне кажется, пустая улица предпочтительнее многолюдной. Здесь никто не смотрит.
Пенн покачал головой, ему на лоб упали темные пряди.
— На многолюдной улице я вынужден держать руки при себе, — он рывком притянул меня ближе, его пальцы скользнули с шеи мне на грудь, а левая рука обвилась вокруг моей талии.
Сумка с образцами секс-игрушек с тихим стуком приземлилась на тротуар, рука Пенна принялась настойчиво массировала мою плоть, а его большой и указательный пальцы сжали мой сосок.
— А на пустой я могу тебя развернуть, задрать юбку и спокойно трахнуть.
Я вздрогнула.
Это звучало так непристойно.
Но так круто.
Из последних сил пытаясь не потерять рассудок, я оглядела стоявшие вокруг здания. В окнах наверху мелькали слабые очертания людей и редкие всполохи движений.
— Нас увидят, независимо от того, видим мы кого-нибудь или нет.
Пенн проследил за моим взглядом, запрокинув голову и обнажив шею. Его пальцы дернулись у меня на груди.
— Ты права.
Он убрал руки и сделал шаг назад.
— Жаль.
Подхватив сумку, Пенн снова направился по улице, таща меня за собой.
— Ты здесь живешь?
Пенн кивнул и достал из кармана ключ.
— В смысле, во всем здании? — я посмотрела на мини-небоскреб с высокими окнами и выцветшим сине-зеленым фасадом.
— Тут нужен ремонт, но именно поэтому я его и купил.
Он повернул старинную дверную ручку и потянул меня в фойе с квадратной люстрой, облупившимися обоями и плиткой в стиле арт-деко. Потолок величественно уходил ввысь, а широченная лестница спиралью поднималась на несколько этажей.
— Вау.
Пенн отпустил меня и, подойдя к стене, щелкнул бронзовым выключателем, от чего помещение волшебным образом озарилось светом. Тихий щелчок разбудил бесчисленные, покрытые серебристой пылью лампочки.
— Как я уже сказал, ремонт еще не закончен, — он снова схватил меня за запястье и потащил вверх по лестнице.
Пенн не дал мне возможности восхититься оригинальной красотой интерьеров или спросить, когда он купил этом потрясающий дом. Как будто это здание для него не существовало. Как будто для него имела значение только я.
Мы молча поднимались все выше и выше. Пенн не остановился ни на втором, ни на третьем, ни на четвертом этаже. Он продолжал тянуть меня все выше, пока мы не оказались на десятом или одиннадцатом этаже и не отперли еще одну дверь в обшарпанном, изъеденном молью коридоре.
Мы словно шагнули в другой мир.
Перенеслись на машине времени в великолепные апартаменты с очарованием стиля ар-деко, декором 1930-х годов и безупречной обстановкой.
Открыв рот от удивления, я прошла дальше.
— Это... это невероятно.
— Конечно. Это же мое, — Пенн закрыл за собой дверь и проследовал через комнату. — Так же, как и ты.
Он стиснул обрамленную легкой щетиной челюсть.
— У меня только невероятные вещи.
Я почувствовала, как дрогнуло мое сердце.
Это что, своеобразный комплимент? Намек на то, что в действительности он видит во мне нечто большее, чем просто сексуальное удовлетворение?
«Не болтай ерунды. Твое сердце ошибается. Оно в творческом отпуске, исследует мифы о любви и не находит убедительных доказательств ее существования».
Пенн словно сошел со страниц поэм и сказок. Если бы, конечно, не его мрачная злоба и напряженная защита, за которой он прятался.
Если бы только я могла влить в него сыворотку правды и получить ответы — увидеть его истинную натуру.
Я не могла отвести от него глаз. Я ожидала, что он впишется в это пространство, будет чувствовать себя как дома, легко и свободно, но что-то было не так. Он скинул ботинки и босиком прошелся по отполированному до блеска мозаичному деревянному полу, но чего-то не хватало. Ему было не по себе. Он двигался так, словно для него это было так же чуждо и ново, как и для меня.
«С чего бы это?»
— Давно ты сюда переехал? — я сбросила туфли, оставив их у кухонного острова.
Пенн улыбнулся.
— Ты задаешь вопросы?
— А это против правил?
Пенн помолчал; на его лице мелькнуло что-то такое, что я не никак не могла понять.
— Какие-то — нет. Какие-то — да.
От всех этих загадок у меня разболелась голова.
— Так ты не можешь сказать мне, сколько уже здесь живешь?
— Ты ведь слышала немного из того, что я рассказывал твоему отцу в «Плакучей иве». Я недавно вернулся в город. Так что если ты этому веришь, то поверишь, что это новое приобретение.
— Почему я должна во что-то верить, если это правда?
Он не ответил.
Я задала еще один вопрос:
— Ты сказал, что твой покровитель болен. Что ты вернулся из-за него. С ним все в порядке?
У него на лице сразу же отразилась нежность — нечто до жути неожиданное и милое. Кем бы ни был его покровитель, Пенн заботился о нем гораздо больше, чем признавал.
— Сейчас он в порядке. У него была обнаружена редкая форма рака крови. Сейчас все под контролем.
— Это хорошо.
— Да.
Разговор зашел в тупик. Неловкость тяготила, словно третье колесо. Я почувствовала себя виноватой. Раньше наше молчание было наполнено желанием. Теперь оно повисло тяжким грузом.
С чего меня вообще заботит он, этот дом и, кто его таинственный благодетель?
«Я здесь только для одного».
Для того же, для чего и он.
Сделав глубокий вдох, я прошлась по комнате. Пенн развел руки, поняв, что я сделала. Поняв, что устранить внезапно возникшее между нами замешательство можно лишь вернувшись к основам.
Туда, где ненависть и симпатия не имели значения.
Его губы прервали мои мысли. Руки уняли волнение. Сколько бы там самообладания у него не осталось, Пенн его потерял и пошел прямо на меня. Не отрывая губ от моего рта, он прижал меня к буфету.
Обхватив пальцами мой подбородок, он крепко меня поцеловал.
Мои чувства заполнил вкус мяты и темноты.
Я задрожала в его объятиях.
Поцелуй закончился так же быстро, как и начался. Обжигая пальцами мою сверхчувствительную кожу, Пенн потянул меня к двери мимо кухни открытой планировки, гостиной и столовой. Повсюду были большие панорамные окна, открывающие вид на ночной город и снующих внизу пешеходов.
Открыв дверь, Пенн пропустил меня в свою спальню и бросил на кровать черную сумку.
Я последовала за ним и увидела, как на темно-серое покрывало компрометирующе выпал блестящий серебристый вибратор под названием «Морской конёк».
Пенн ничего не заметил. А если и заметил, то даже на него не взглянул. Я сомневалась, что он вообще хоть что-то заметит теперь, когда я оказалась в его логове. Я была его завоеванием, его трофеем. Не знаю, почему у меня возникло ощущение, что дело тут скорее в нем, чем во мне, но, как ни странно, я обрадовалась.
Я могла брать желаемое, не беспокоясь о том, что мне помешают ненужные эмоции. Могла обеспечить себе безопасность, отдавая ему часть себя.
Я вздрогнула, когда Пенн направился ко мне и прижал к стене. Кажется, ему нравилось везде зажимать меня так, чтобы я никуда не могла вырваться.
Он не предложил мне что-нибудь выпить или поесть.
Он привел меня сюда, чтобы трахнуть.
И больше ничего.
Я знала, что потом мне может быть очень больно. Что, несмотря на всю мою браваду и веру в то, что у меня получится воспринимать все это исключительно как секс и ничего более, я все же могу каждую секунду ломать себе голову и искать скрытые смыслы. Но сейчас...сейчас я хотела только его. Единственное, что мне было нужно, — это он, и ради этого я была готова на время стать бессердечной.
— Чёрт, Элль…ты такая красивая, — пробормотал он, прижав одну ладонь к стене у моей головы, и я оказалась в ловушке между его рук.
Было видно, как у него на шее бьется пульс, как его взгляд из темного превратился в беспощадно-черный. Другой ладонью он коснулся моей щеки, скользнув большим пальцем до уголка рта, и там остановился.
— Ты и понятия не имеешь, что со мной делаешь, так ведь? — он прижался своей эрекцией к моему животу. — И я не собираюсь тебе рассказывать.
«Что? Что я с тобой делаю?»
Его слова отдавали болью и нежностью. На какую-то долю секунды он показался мне не каким-то богатым магнатом, который вот-вот разденет меня и сожрет, а милым соблазнителем, задыхающимся от собственной лжи.
В этом и заключалась проблема с защитой.
Люди, которые лгут, не могут завести друзей. Но люди, которые всем доверяют, не видят врагов.
И те, и другие слабы.
Я втянула воздух и приоткрыла губы, позволив ему просунуть мне в рот большой палец.
Вторжение было сексуальным и горячим, а его кожа имела солоноватый привкус.
Мне не терпелось спросить, почему он мне не скажет. Что я хочу знать, какую сумасшедшую власть имею над ним, когда чувствую себя такой беспомощной в его присутствии. Но он наклонился и, не вынимая у меня изо рта большой палец, облизал мою нижнюю губу.
— Я не собираюсь тебе рассказывать, потому что я покажу.
Пенн прижался ко мне, грудь к груди, бедра к бедрам. Поймал меня в ловушку, как и в моем офисе, и в переулке, и на улице, и в универмаге.
Он поймал меня в ловушку, и это вызвало еще больше воспоминаний о том, как три года назад парень в капюшоне спас меня от грабителей и разбудил мою юную душу. Различия были поразительными. Один человек распахнул мне дверь в другой мир. А этот делал все возможное, чтобы лишить меня свободы.
Ни то, ни другое не увенчалось бы успехом.
Только я могла распоряжаться своей свободой, и это была моя прерогатива — вверять ее кому-то или нет.
От него ко мне просочился слабый намек на гнев и неудовлетворенное желание, но под этим было что-то еще. Что-то, чего раньше я в нем не чувствовала.
Мягкость, оплетенная колючей проволокой.
Это не уменьшало ярости, с которой он на меня смотрел, прикасался ко мне, контролировал множеством скрытых в нем граней. Пенн наклонил голову и, царапнув щетиной мою щеку, поцеловал меня в шею. Он впился зубами мне в ключицу, и я закрыла глаза. В нос ударил аромат его лосьона после бритья, а руки скользнули к моей груди и стали потирать большими пальцами соски.
Его губы пробежали по моей шее, целуя, но не нежно. В Пенне не было ничего нежного. Все это произрастало из насилия, смешанного с удовольствием. Скольжение его зубов придавало его теплому рту волнующие свойства, и, когда он снова обхватил мое лицо своими сильными, прохладными пальцами и наклонил в нужном направлении, я не смогла сдержать стон.
Пенн набросился на мои губы, сначала с нежностью, а затем свирепо. Мое тело все сильнее и сильнее билось о стену, пока он пытался меня поглотить, оставляя на мне незаживающие синяки.
У меня не было выбора, кроме как сдаться. Перестать стоять, дышать и думать.
Если бы я этого не сделала, то закричала бы от его одержимости.
Сдаться казалось мне самым простым и единственным вариантом.
Потому что тогда я, наконец, перестану думать и смогу просто быть. Быть женщиной, желанием…собой.
Пенн контролировал каждую секунду.
Он был прав, когда сказал, что не будет мне лгать.
Поцелуй сказал мне то, что он, без сомнения, хотел скрыть. Такие вещи, как «это я, это то, кто я есть. И я не собираюсь извиняться». И под этим...под этими сексуальными предупреждениями о желании меня трахнуть была более глубокая, темная нить.
Нить, которая заставляла меня спорить, глубже проникать в то, кем он являлся на самом деле, видеть в нем не пылкого незнакомца, а кого-то, кого я, возможно, могла бы назвать...не другом, но, по крайней мере, знакомым.
Другой рукой Пенн обхватил меня за спину и, оторвав от стены, скользнул пальцами за пояс юбки. Он трогал кружево моих стрингов и верхнюю часть моей задницы, толкаясь своей эрекцией мне в живот.
«Мне нужен воздух. И хоть капля рассудка».
Пенн подхватил меня на руки и, пройдя вглубь спальни, бросил на кровать, скинув на пол черную сумку.
Его лицо исказилось от вожделения.
— Поиграем в игрушки в другой раз. Сегодня мне нужна только ты.
Схватив мой жакет, Пенн заставил меня его снять, вытащив руки из рукавов.
Когда я осталась в блузке и юбке, он ухмыльнулся.
— Надеюсь, она не твоя любимая.
С яростным рывком он разорвал на мне блузку. Крошечные пуговицы в виде ракушек разлетелись по всем углам комнаты, обнажив мой живот и черный кружевной бюстгальтер.
Застонав, Пенн склонился надо мной и коснулся губами выпуклости моей груди.
Тяжело и часто дыша я без промедления прижала к себе его голову, проводя руками по волосам с любовью, которой, возможно, не чувствовала.
Он отпрянул назад, его прищуренные глаза были полны неистовства.
Мы смотрели друг на друга в безмолвной борьбе, пытаясь понять, когда же стёрлись границы. Отодвинувшись, Пенн встал у края кровати. Я молча задыхалась, гадая, что, черт возьми, происходит, и кто он на самом деле.
Руки Пенна опустились на ремень и, расстегнув его, выдернули из петель.
Моя кожа пылала от желания. Мне хотелось его близости. Хотелось, чтобы он накрыл меня своим телом. К черту предательский голосок страха, говорящий, что в первый раз будет больно.
— Снимай одежду, — хрипло прорычал Пенн, сбросив с себя джинсы. Его голос больше не походил на человеческий.
Сев на кровати, я послушно стянула с себя испорченную блузку и принялась расстегивать юбку. Когда с молнией было покончено, я легла обратно, стаскивая с себя ткань, но тут Пенн схватил юбку за подол и одним рывком сдернул ее с меня.
Тусклое мерцание горящих у окна и двери ночников осветило мой пояс с подвязками. Вид моих чулков напомнил мне, что все остальные знали меня как королеву «Бэлль Элль», но только Пенну удалось сломить меня до такой степени, что я лежала перед ним голая и молила о единственном прикосновении.
Его взгляд скользнул мне между ног, к черным, как бюстгальтер, стрингам. Пенн прикусил губу, затем схватил меня за лодыжки, дернул к краю кровати и навалился сверху. Его кулак врезался в матрас со всей сдерживаемой яростью и отчаяньем, от чего сердце заколотилось как бешенное, а кровь быстрее помчалась по венам.
— Черт, я хочу быть внутри тебя.
Я отдалась его дикому поцелую, позволив ему меня направлять. Его пальцы теребили мои подвязки, снимая с меня чулки, пока не стянули с бедер. Пенн терся об меня своим членом — единственной разделяющей нас преградой, были два куска ткани.
Удовольствию мешал прокрадывающийся страх — мысли о защите, контрацепции, и о необходимости сказать ему, что у меня это в первый раз.
Но от смущения я промолчала.
Пенн был опытным. Это было очевидно, исходя из того, с каким знанием дела он управлялся с моими губами и телом.
Если Пенн и заметил, что я больше не лидер, каким всегда была, то его это не волновало, и он об этом не упомянул. Я просто надеялась, что он возьмет на себя заботу о защите, и, если слишком быстро в меня войдет, тогда я что-нибудь скажу, но не раньше.
Я вцепилась в его черный свитер, чтобы поскорей его снять. Мне хотелось прикоснуться кожей к его коже.
Он это понял и, оторвавшись от моих губ, стянул через голову последнюю деталь одежды.
Мои руки сами собой взлетели вверх. Я провела ими от его крепкого пресса до груди. Пенн не пытался меня остановить, и роскошь, привилегия коснуться его наполнили мою кровь горячим желанием.
Пальцами одной руки он схватил мои трусики и потянул их вниз. Я вцепилась в них с другой стороны, питаясь прикрыться. Не знаю почему, но внезапно мною овладела застенчивость.
Пенн стиснул зубы.
— Отпусти.
Я прикусила губу, демонстрируя молчаливый отказ.
— Элль, — его рычание пересилило мою неготовность.
На мгновение закрыв глаза, я разжала пальцы и позволила ему стянуть с моих ног кружевные трусики. Пенн снял их с моих лодыжек и бросил за спину. Сжав мощной рукой внутреннюю часть моих бедер, он раздвинул мне ноги.
— Такая чертовски красивая.
Я задрожала, почувствовав, как он провёл кончиками пальцев по моей влажной коже.
— Господи, Элль.
Он медленно ввел в меня палец, и я невольно приоткрыла рот.
У меня заныла грудь, и я потянулась, чтобы расстегнуть лифчик. Когда я полностью обнажилась, лицо Пенна дернулось от мучительного желания. Он тяжело сглотнул, увидев, как реагирует на него мое тело, как приподнимаются бедра навстречу его пальцу.
— Возьми рукой мой член, — приказал он.
Его палец выгнулся у меня внутри, и я прерывисто втянула воздух. Затем слепо потянулась к нему, не представляя, что делать и насколько сильно нужно его сжать.
Пенн слегка наклонился, давая мне доступ к его боксерам.
С бешено колотящимся сердцем я отодвинула плотную хлопковую ткань и сунула туда руку.
Когда мои пальцы сомкнулись вокруг его члена, Пенн вздрогнул.
— Господи, — он склонил голову, когда я крепко его сжала, не зная, как ему больше нравится – мягче или жестче.
Я решила действовать так, как он сам — не проявлять нежности и не давать ему времени привыкнуть к прикосновениям.
Его палец дернулся вверх, надавив на чувствительное место у меня внутри, от чего все превратилось в жидкое золото. Я сильнее сжала его член, и Пенн, с низким рыком просунул в меня еще один палец.
Натяжение. Ожог. Не давая мне времени привыкнуть, он слегка царапнул меня ногтем.