Я скопировала его действия и, задев ногтями его член, задвигала рукой с той же силой, с какой он вонзался в меня.
— Черт возьми, — Пенн опустил голову и приоткрыл рот. — Твою мать, как приятно.
Его ненасытный член скользил у меня в руках, требуя большего. Когда я прошлась пальцами по его головке, на них осталось то-то теплое и липкое.
Пенн погрузил палец глубже, от чего я забилась на кровати. Мой голос сорвался на вздох.
— О, Боже.
— Наконец-то ты заговорила.
Пенн дразнил и гладил; я, задрожав, снова ушла в себя. Мне казалось, что слова раздавались где-то за миллион миль отсюда, в царстве людей и разговоров. Я была где-то глубоко внутри, где разрешались только чувства и ощущения.
— Я не думала, что тебе нужно, чтобы я говорила.
— Я хочу знать, как тебе это, — его глаза вспыхнули.
— Как?
Его большой палец опустился на мой клитор.
— Тебе это нравится? Тебе нужно больше? Меньше? Скажи.
В ответ я сжала его член.
— А тебе это нравится?
Пенн застонал.
— Ты и впрямь считаешь нужным это спрашивать? — его бедра толкнулись мне в ладонь. — Да я сейчас кончу на твои чертовы пальцы.
Это признание разожгло во мне вожделение, желание и головокружительное, головокружительное счастье, искрящееся, словно фейерверк.
Мое тело медленно таяло, становясь все более привлекательным, влажным, горячим.
Пенн это заметил.
У него во взгляде появился темный блеск.
— Элль, я не собираюсь всю ночь удовлетворять тебя пальцами. Точно так же, как не хочу, чтобы ты мне надрачивала, — не прекращая своих изощренных ласк, произнес он. — Я хочу тебя трахнуть. Мне нужно быть внутри этого.
Пенн согнул пальцы, нажав на что-то интимно связанное с какой-то секретной кнопкой внутри моего живота.
Еще одно нажатие, и я могла оказаться на самом пике удовольствия, к которому подбиралась все ближе и ближе. Но каждый раз, толкая к нему, Пенн немного возвращал меня назад, от чего я задыхалась и отчаянно желала оказаться на вершине, где, наконец, смогу передохнуть и получить награду.
Он отстранился, лишив меня своих прикосновении и оставив после себя пустоту.
— Скажи сейчас, если это будет проблемой, — Пенн сжал кулаки, глядя мне между ног. — Если у тебя есть сомнения, то говори сейчас, потому что, как только я окажусь внутри тебя, уже не смогу остановиться.
Теперь у меня был последний шанс признать, что я не готова. Что все это слишком рано. Слишком быстро. Так разумные женщины не поступают.
Но слова не шли.
Единственное, что я смогла произнести, это:
— Я этого хочу. Хочу, чтобы ты меня трахнул.
Пенн закрыл глаза и напрягся.
— Твое желание для меня закон.
Пошире раздвинув мои бедра, он стянул с ног боксеры и швырнул их на пол. Потянувшись к своим брошенным на пол джинсам, Пенн вытащил упаковку презервативов и передал ее мне.
— Я так понимаю, ты не на таблетках.
Я взяла в руки гладкую фольгу.
— Нет.
— Прекрасно, — он стиснул зубы, и его взгляд остановился на моих дрожащих руках. — Тогда надень его на меня.
Я не собиралась говорить ему, что никогда этого не делала. Разорвав пакет, я осторожно вытащила странно пахнущий латекс и сжала пальцами кончик, как мне показывали в школе на уроках сексуального воспитания.
Не говоря ни слова, он смотрел, как я приложила презерватив к головке и развернула до самого основания его очень впечатляющего члена.
Когда мои пальцы скользнули немного дальше и обхватили его яйца, Пенн вздрогнул. Он широко распахнул глаза, и я отстранилась, не уверенная, можно мне такое делать или нет.
Втиснувшись между моими бедрами, он прорычал:
— Ответь мне на один вопрос.
Я была захвачена видом его упакованной в латекс эрекции всего в нескольких сантиметрах от моего лона.
Пенн схватил меня за подбородок, заставив посмотреть ему в глаза.
— Ты девственница?
Я напряглась.
— Откуда... откуда ты это знаешь?
— Я не знаю. Поэтому и спрашиваю.
Я облизнула губы.
— Я…
Он ждал, глядя на меня суровым взглядом и упираясь членом мне между ног.
— Скажи мне, Элль. В противном случае, тебе будет очень больно.
Подавшись вперед, он вошел в меня совсем чуть-чуть. Я почувствовала дискомфорт, но в хорошем смысле, однако у него впереди было еще много всего. Много возможностей разорвать меня на части, если я не буду с ним честна.
Я опустила глаза.
— Это первый раз, когда я с мужчиной.
Пенн нахмурился. По его лицу тенью пронеслось неведомое мне воспоминание. Он снова задвигался, проникая в меня сантиметр за сантиметром.
— Я буду медленно.
Я напряглась.
— Хорошо.
Мы дышали в одном и том же неровном ритме, пока Пенн медленно скользил в мое тело. Когда он наткнулся на нерушимый барьер, я сжалась от страха и боли.
Он остановился.
Несколько ослепительных ударов моего сердца, и я заставила себя немного расслабиться.
Пенн надавил сильнее.
Его власть казалась ошеломляющей. Всё вокруг было заполнено им одним. Я видела, дышала, чувствовала только его.
Мне ничего не оставалось, кроме как позволить ему проникнуть в меня во всех смыслах этого слова.
Еще сантиметр, и началось жжение — жуткая боль, от которой у меня на глазах выступили слезы. Я повернула голову, изо всех сил стараясь спрятать лицо или прикусить свежие простыни.
— Больно?
Я кивнула, не в силах на него посмотреть. В этом я потерпела неудачу.
— Помнишь, я говорил, что, даже причинив боль, все равно буду тебя защищать? — хмыкнул он, притягивая к себе мой взгляд.
Пенн нависал надо мной, словно демон, с красиво очерченными тенями мышцами, и высеченным из гранита лицом.
Я кивнула.
— Ну, вот сейчас будет больно.
Меня отвлекла промелькнувшая на его лице вспышка вожделения, и неожиданно все стало болью и удовольствием, болью и удовольствием, болью, болью.
Он вонзался в меня быстро, резко. Больше никаких медленных движений. Никаких поглаживаний или соблазняющих штучек.
Он меня трахал.
Брал.
Поглощал.
Глава двадцать вторая
— Открой глаза, Элль.
Я не могла их открыть, потому что по моим щекам текли слезы. Слезы, которых я даже не понимала. Я плакала не потому, что мне было больно — боль уже немного утихла. Я даже не плакала, потому что отдала этому незнакомому человеку последнюю частичку себя, которую не заслужил никто другой.
Я плакала, потому что в его странных объятиях, с проникновением его восхитительного тела, я обрела частичку той свободы, которую так долго пыталась найти.
— Открой глаза, — снова приказал Пенн, слегка толкнувшись в меня.
Я повиновалась, с упоением всмотревшись в его лицо, заметив на лбу маленькие капельки пота и дикость во взгляде.
Я пошевелилась, приспосабливаясь к его телу. Мои слезы высохли, оставив за собой соленые следы.
— Ты огромный.
— А ты тесная.
— Хотя это...приятно.
— Приятно? — Пенн слегка улыбнулся, сдерживая таящиеся в нем вспышки тьмы. — Просто приятно?
Он прижался ко мне.
— Другого описания не нашлось? Для секса со мной нет слова получше?
— Болезненно?
Пенн нахмурился.
— Я рассчитывал на другое.
— Жестко? Поглощающе? Желанно?
По его лицу пробежала тень.
— Желанно? — его голос стал тихим и прерывистым. — И чего же ты желаешь? Этого?
Пенн толкнулся в меня, выгнув спину и с силой и точностью ударившись бедрами о мои бедра.
Я напряглась, голова вжалась в кровать, а лопатки оторвались от матраса. Волна боли и взрыв удовольствия. Казалось, без одного я не могла наслаждаться другим.
Но я никогда не испытывала ничего подобного.
Мне хотелось больше.
Гораздо больше.
Но для этого требовалось время, поскольку такое блаженство означало, что он, должно быть, кончил, а я читала, что мужчины не могут испытывать множественные оргазмы, как женщины.
«Ты еще не кончила».
Меня это не беспокоило. Сегодня ночью у меня была простая цель — потерять невинность. Теперь я избавилась от этого незначительного осложнения, и в следующий раз (если он, конечно, произойдет) не будет никакой боли, только удовольствие.
Я приподняла бедра, коснувшись лобком низа его живота. Благодарность. Просьба. Немного и того, и другого.
Пенн облизнул губы, по его лицу было видно, что он сдерживает себя.
— Хочешь продолжить?
— Есть еще что-то? — я приоткрыла губы от захлестнувшего меня нетерпения. — Ты не...закончил?
Он усмехнулся; невольно дернувшись у меня внутри.
— Я не стану на это обижаться. Но если ты действительно думаешь, что я просто войду в тебя и этим удовлетворюсь, тебе предстоит еще многое узнать о том, как я трахаюсь.
Пенн взглянул вниз, туда, где соединялись наши тела, поэтому я тоже посмотрела. Он немного отстранился, затем толкнулся в меня. Боль превратилась в удовольствие, обжигая и тая под изысканной пеленой остроты.
Охваченная огнем, разожженным пылающей внутри меня похотью, я положила руки ему на задницу и почувствовала, как он напрягся у меня под пальцами.
— Еще.
Пенн уперся кулаками в простыни у моей головы.
— Прекрасно, — он перешел от медленного темпа к серьезным толчкам.
Я сжала вокруг него мышцы. Где-то в глубине вспыхивали уколы дискомфорта.
К черту боль.
Я этого хотела.
Всего этого.
Низко застонав, Пенн сделал безумный рывок бедрами, задев какую-то часть меня, которая рассыпалась в звездную пыль. Он врезался в меня так глубоко и так сильно, как только мог. Отступал. Затем вколачивался снова.
Толчок. Толчок. Толчок.
Где бы ни обитали оргазмы, они внезапно ожили, словно улей со своей беспощадной королевой. Покалывающий зуд разлился от пальцев ног к коленям, к позвоночнику, от пальцев к рукам, к языку.
Все вспыхнуло, и я полетела.
Полетела с небоскреба «Бэлль Элль». Я забыла о своей карьере, правилах, рамках приличия.
Я себя стёрла.
В черном бесчестии я схлестнулась с Пенном и говорила грубые согласные, смаковала непристойные гласные.
— Я хочу, чтобы ты меня трахнул. Хочу, чтобы ты заставил меня кричать, — я впилась ногтями ему в задницу, прижав его к себе. — Дай мне то, что я хочу.
Оторвав голову от кровати, я набросилась на его губы, присвоив себе контроль, собрав все оставшиеся у меня силы.
— Трахни меня...пожалуйста.
Мне следовало быть готовой к последствиям.
Следовало понимать, что произойдет после таких слов.
Но это все равно застало меня врасплох. Все еще взволнованную, напуганную и мучимую желанием.
— Ты, бл*дь, сама напросилась, — преступно улыбнувшись, Пенн напрягся и вошел в меня так сильно, так быстро, что его бедра больно ударились о внутреннюю поверхность моих бедер.
Его губы прижались к моим, наши зубы клацнули, языки сплелись, вся притворная цивилизованность...исчезла.
Пенн не просто принял мое предложение.
Он удвоил мои ставки и собирался забрать все, на что мог претендовать.
Он меня трахнул.
Нет, это было катастрофически неточно.
Он меня сломил, вылечил, разорвал надвое.
Его тело врезалось в меня снова, и снова, и снова. Его член скользил в тепле и влаге, все больше меня распаляя. Нарастающий оргазм усилился, поглощая все вокруг.
От его энергии у меня ослабели ноги. Каждый женский атом взорвался блаженством. Я пыталась двигаться с ним в унисон, но от его темпа лежала прижатой к кровати. С прерывистым вздохом Пенн положил ладонь мне на грудь, сдавив легкие, не давая мне вздохнуть, считая удары моего сердца.
Моя кожа горела от пота, влага ослабила его хватку. Пальцы Пенна соскользнули с моей груди, врезавшись в матрас. Его рука подогнулась, и он навалился на меня всем весом. Его бедра двигались так, словно он больше не контролировал своё тело. Как будто вся его суть, единственная его цель, — это обладать мной, пока по какому-то кармическому повороту судьбы я не стану обладать им.
Я задыхалась, жадно глотала ртом воздух, чувствуя, как секс превратился в самую жизненно необходимую связь.
Пенн зарылся лицом в простыни, его спина внезапно выпрямилась, член запульсировал у меня внутри.
Я замерла, не зная, что делать.
Я совершенно точно знала, что хочу сделать.
Мои пальцы стали нежными и ласково пробежали по его спине. Как только я коснулась его покрытой испариной кожи, он яростно вскинул голову и оскалился.
— Не надо. Я просто..., — на его челюсти заходили желваки. — Я чертовски близок.
— Не останавливайся.
Лицо Пенна исказилось от мучительного желания.
— Я не собираюсь заканчивать. Я еще тобой не насытился.
У меня вспыхнули щеки, даже когда в животе разлилась радость.
— О.
Пенн наклонился и поцеловал меня, не скрывая своей похоти и желания кончить. Он не открывал глаз, и потому мне было сложно его понять или попытаться угадать, был ли этот физический акт для него чем-то большим, чем просто взаимная разрядка.
Я не могла его постичь, а мне отчаянно нужно было это сделать, если я собиралась как-то пережить то, что он со мной сделал.
Потому что он что-то со мной сделал.
Он разбудил меня, и я уже никогда не стану прежней.
— Черт, ты слишком невероятная.
С диким рыком Пенн отстранился и, выйдя из меня, оставил во мне пустоту. Скользнув по моему телу, он слез с кровати и с глухим стуком опустился на колени.
Не успела я спросить, что случилось, как он положил ладони на внутреннюю поверхность моих бедер и раздвинул мне ноги. Его губы — те же, что целовали меня, — коснулись моей промежности, его язык запульсировал у меня внутри.
Я отняла голову от кровати, в шоке вцепившись в простыни.
— О, мой Бог.
Пенн легонько сжал зубами мой клитор.
— Тебе больно, а мне нужно жестко тебя трахнуть. Сомневаюсь, что ты от этого кончишь, так что... ты получишь свой оргазм сейчас.
За простыни невозможно было удержаться. Поэтому я схватилась за его волосы.
Пенн выругался какими-то очень грубыми и непристойными словами. От его голоса у меня в животе запорхали бабочки. Его язык снова ворвался в меня. После глубокого проникновения его члена, этого было недостаточно, и я напряглась в ожидании большего.
Но затем к языку присоединились его пальцы. Они скользнули под его языком и проникли в меня, с ловкостью подталкивая к оргазму, в котором я купалась с тех пор, как Пенн обрек мою душу на вечные муки.
Так же, как и у меня в кабинете, он не шутил.
Он хотел, чтобы я кончила.
И я кончила.
Я попыталась сомкнуть ноги, но Пенн положил ладони мне на бедра, распаляя во мне жар и возбуждение. Схватив меня за запястья и не отрываясь от моего живота, он еще активнее заработал языком.
Оргазм был цвета темной радуги — он переливался всеми оттенками черного, серого, красного и оранжевого. Я чувствовала, как он приближается. Видела, как закружился в пёстром водовороте. И когда он проник в мои кости и связки, чтобы затем сконцентрироваться в моем лоне, то засверкал, словно какая-то магическая злая сила.
Язык Пенна, будто волшебная палочка, управлял этой магией, разжигая ее и заставляя взрываться разрушительными волнами.
— О, Боже. О, Боже. О, Боже, — я воспарила над кроватью, над ним, над всем миром.
Я ослепла, оглохла, онемела.
Я тонула в каждом гребне.
Не дав мне опомниться, Пенн поднялся по моему телу, закинул мою ногу себе на бедро и снова в меня вошел.
— Да! — это был крик. Я забыла о стыде и приличиях. А потому закричала снова, когда он начал жестоко, быстро и глубоко в меня вколачиваться. — Да! О Боже, да!
Боли...больше не было.
Удовольствие... лилось через край.
Густая, горячая, желанная и несомненно первобытная потребность чувствовать его целиком и полностью, глубже, глубже, сильнее, сильнее.
Язык Пенна скользнул по моей шее, зубы накрыли мою артерию, словно волк свою самку.
Я поцеловала его в плечо, наслаждаясь потом и грубостью наших обнаженных тел.
Обхватив Пенна руками, я нещадно впилась ногтями ему в спину.
— Сильнее, — приказал он, прикусив мне кожу.
Его голос растопил остатки моего оргазма разжигая его, раздувая, превращая угли в пламя. Когда Пенн задвигался быстрее, боль превратилась в сладостную тягу.
— Черт, возьми это. Возьми, мать твою, — он навис надо мной, зарылся пальцами мне в волосы, удерживая мою голову так, чтобы я смотрела прямо ему в лицо.
Кровать заскрипела, и он превратил нас обоих в скользкое месиво пота и удовольствия.
Я не могла отвести взгляд, и в его карих глазах увидела что-то нестерпимо плотское, настолько неприукрашенное и правдивое, что мое сердце сжалось в мольбе о следующей разрядке.
Пенн впился мне в губы, прекратив все мои мысли. Я сошла с ума и, поддавшись старому доброму инстинкту, задвигалась с ним в одном ритме, приняла его власть и позволила утолять и разжигать любой вызванный им голод.
— Черт, ты потрясная. Я знал, что так и будет, — он толкнулся в меня под таким углом, что мир разлетелся черными пятнами.
Услышав его экспертное утверждение, я почувствовала еще одну искру желания броситься в это безрассудное пламя. Меня жалила боль, я была разбитой, влажной и совершенно безумной, я не думала, что смогу снова кончить. Но Пенн обладал надо мной магической властью, которую я не могла игнорировать.
Я задрожала и напряглась, испытав менее неистовую разрядку, экстаз, разлившийся до кончиков моих пальцев.
Не закрывая глаз, я чувствовала, как во мне, почти тайно, сокращаются мышцы, омывая тело робкой волной удовольствия, как будто это было запрещено.
Я кончила тихо, восхитительно, беспричинно.
Пенн распахнул глаза.
— Ты кончила?
Я сглотнула, Последний спазм оставил меня обмякшей, потерянной и полностью одурманенной эндорфинами.
— Черт, ты кончила. Ты, бл*дь, кончила от моего члена, — он впился в меня взглядом, и потерял контроль. Приподнявшись надо мной, Пенн схватил меня за запястья и закинул их мне за голову.
А потом он меня трахнул.
— Черт, черт... черт, — его голос прерывался от неровного дыхания.
С каждым новым толчком его член становился толще, тяжелее, тверже. Пенн казался бешенным, сорвавшимся с цепи; весь его контроль и ложь испарились.
Как только это произошло, его лицо, обычно такое красивое и царственное, распалось на осколки.
— Черт! — с его губ сорвался звериный рев, оргазм пронзил его спину и проник в меня.
Я его не сдерживала.
Я упивалась его уязвимостью и наслаждалась тем фактом, что он позволил мне увидеть себя таким, каким его мало кто видел.
Он надломился.
Дёрнулся.
И, когда последняя волна выжала из него всё без остатка, содрогнулся.
Когда прошло какое-то время, и мы вернулись из той стратосферы, в которую он нас катапультировал, его пальцы разжали мои запястья и, скользнув по руке, коснулись моей щеки.
Глядя на меня с нежностью и не исходя злобой по неизвестным мне причинам, Пенн меня поцеловал.
Этот поцелуй был другим.
В нем не было ни требования, ни благодарности.
Казалось, мы снова обнажились, сорвали наши маски.
И увидели, что начали нечто такое, у чего, к сожалению, не будет счастливого конца.
Глава двадцать третья
Висевшие на кухне у Пенна часы показывали, что я пробыла у него всего один час и тридцать две минуты, но за этих неполных два часа изменился весь мой мир.
Либо время как-то незаметно ускорилось, либо мы перенеслись в будущее, где все было по-другому.
Я. Мое тело. Все мое мировоззрение изменилось.
Я в десятый раз провела руками по застегнутому блейзеру и разгладила юбку. Я старалась не обращать внимания на свои спутанные волосы, которые теперь черт знает сколько нужно будет расчесывать и приводить в порядок, и делала вид, что под одеждой я не голая.
Как только мы закончили, и Пенн от меня отстранился, мы молча оделись и снова вышли на кухню. Я сунула свое нижнее белье в черную сумку с секс-игрушками, намереваясь забрать их домой. Однако, Пенн схватился за ручки и убрал всё к себе в шкаф.
Он ничего не сказал.
Но по выражению его лица было ясно, что все эти вещи останутся здесь — нравится мне это или нет.
Пенн шел босиком под стук моих каблуков. Он обогнул большой кухонный остров и достал два стакана из буфета с дверцами из матового стекла. Наполнив оба стакана водой из стоящего в холодильнике графина, Пенн передал один мне и, не сводя с меня глаз, принялся пить.
Он надел светлые джинсы и черную футболку, став похожим на плохого парня, которого я ни в коем случае не должна была представлять своему отцу, не говоря уже о том, чтобы смириться с его ложью о нашей помолвке.
Чем дольше мы в гробовом молчании пили воду и поедали друг друга глазами, тем сильнее во мне нарастала нервозность. Я хотела позвонить Дэвиду, чтобы он меня забрал. С каждой проведенной вместе минутой Пенн все больше от меня отдалялся. Настолько, что, даже если между нами было хоть какое-то тепло, оно уже взвыло от мороза.
Поерзав на месте, я поставила на стойку недопитый стакан.
— Наверное... наверное, мне пора домой.
Пенн поднял бровь и допил воду. Вытерев губы тыльной стороной ладони, он кивнул.
— Хорошая идея.
Я попыталась скрыть то, как меня покоробило от его слов, но мне это не удалось. Я не знала, почему он от меня закрылся — с другой стороны, он меня и не впускал. Пенн вторгся в мое тело, но это не дало мне права залезть ему в душу.
Идея позвонить Дэвиду и ждать его в доме Пенна уже не казалась мне такой привлекательной. Чем скорее я уйду от этого нестерпимого напряжения, где в меня вонзались осколки непроизнесенных фраз, тем лучше.
Обхватив себя руками — убедившись, что моя порванная блузка тщательно заправлена в юбку, а жакет плотно застегнут, — я кивнула так, будто мы решили все вопросы, и встреча закончилась.
На самом деле это был деловой контракт. Я ему не нравилась. Он мне не нравился. Но секс был невероятным. Мне не с чем было сравнивать, но, если бы я вдруг снова была вынуждена лишиться девственности, то опять сделала бы это с Пенном.
Направившись к двери, я поняла, как мне на самом деле больно. Кожу на внутренней поверхности бедер жгло, внутри саднило. Мне ужасно захотеть сесть, а не спускаться по лестнице и ждать на холодной улице своего водителя.
Но мне тут больше не рады.
Взгляд Пенна ясно об этом говорил.
Он солгал о нашей помолвке, но не мог солгать о том, как же ему хочется, чтобы я поскорее убралась.
Я остановилась у выхода, прямая как струна.
— Ну, спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Пенн проводил меня до выхода, будто боялся, что сама я не уйду. Обойдя меня, он отпер и открыл дверь. Когда я переступила порог, он поджал губы. Пенн не улыбнулся, не сказал ни единого ласкового слова или хотя бы слова сожаления.
Это очень походило на разрыв, хотя мы никогда и не были вместе.
Я пожала плечами, борясь с желанием поёжиться.
— Эм, спасибо. Мне... понравилось.
На его непроницаемом лице мелькнула едва заметная улыбка.
— Мне тоже.
И больше ничего.
Никаких объятий. Или обещаний в ближайшее время встретиться снова. Всего два коротких слова, которые оставили точку — нет, целую страницу — между тем, что произошло сейчас и в его спальне.
У меня в голове вертелось множество вопросов. Ты хочешь ещё со мной увидеться? Почему ты оставил себе мое нижнее белье и секс-игрушки? Тебе со мной было так же хорошо, как и мне с тобой?
Ни один из них я не озвучила.
Распрямив спину, я вскинула подбородок и пошла прочь.
Мой телефон умер.
Ну, разумеется.
Сегодняшняя ночь превратилась из благодатной в душераздирающую, и винить в этом можно было только себя. Стоя у дома Пенна, я вдруг осознала, как далеко находится моя квартира. Ранее я полагала, что она всего в нескольких минутах ходьбы, но не представляла, сколько это займет времени. А на каблуках, после невероятно долгого дня и чрезвычайно страстного секса, мое тело было не в состоянии гулять по городу.
Мне вдруг вспомнилась другая ночь. Ночь, когда я без телефона и без какого-либо запасного плана вышла за пределы надежных стен своей компании. Незнакомец нашел меня, спас и украл частичку моей невинности. Сегодня вечером Пенн взял меня, развратил и украл остальное.
Обе ночи посеяли во мне грусть и смущение.
Вздрогнув от пронесшегося по улице порыва ветра, я решила все же размышлять на ходу, а не стоять, как идиотка, которую Пенн выгнал из дома.
Сделав над собой усилие, я неуверенными шагами двинулась вперед. Я оставалась собранной и невозмутимой — не более чем генеральный директор, вышедший на полуночную прогулку в разорванной блузке и с жуткой болью между ног.
Вместо того чтобы топать всю дорогу домой (и в процессе заблудиться), я решила пойти в более оживленную часть города и поймать там такси. Я бы отдала пол жизни за то, чтобы у меня заработал мобильный, и я смогла позвонить Дэвиду. Когда-то мне не нравилось находиться в окружении персонала, не имея никакой свободы. Теперь я ценила то, что у меня есть верные и преданные люди. От этого моя жизнь стала рациональной, а не тем бардаком, в котором я пребывала сейчас.
В прошлый раз поймать такси мне не удалось. У меня было ужасное предчувствие, что сейчас снова произойдет что-то ужасное. Главным образом потому, что сложно было не заметить сходства той ночи с незнакомцем и сегодняшней ночи с Пенном.
Я позволила себе думать о незнакомце легко и непредвзято — без чувства вины и обиды на моего отца. Чтобы вспомнить легкость, которую я ощущала в его компании, хотя мы только что познакомились. Доверие, которого он от меня требовал, хотя я ничего о нем не знала. С незнакомцем я чувствовала себя в безопасности, несмотря на нарастающее подростковое влечение. С Пенном, оплетающим всё ложью, я боялась за свое благополучие и личные отношения.
Мой отец не понимал, что каким-то ужасным образом в ту ночь я себя обрекла. Ввязалась в приключение, полное опасностей и поцелуев, и слишком его идеализировала. Я поставила незнакомца на пьедестал и решила, что если не могу быть с ним, то не буду ни с кем — фактически отвернувшись от других перспектив — других мужчин, которые, возможно, были по-своему особенными и подходили мне гораздо лучше.
«То, что мне не нравится Грег, не значит, что мне не понравятся остальные мужчины».
И кроме того, я была еще молода. Папа практически всегда забывал о моем возрасте. Он видел во мне опору своей компании и своего счастья. Поскольку у меня еще не было собственной семьи, он считал это личной неудачей.
Мое замужество было нужнее ему, а не мне.
«И как мне это раньше не приходило в голову?»
Я резко остановилась.
Папа был хорошим родителем, но, когда дело доходило до организации дел, он упускал из виду мой возраст, желания и личность. Ну и что с того, что ему хотелось сделать меня партнером?
Я не партнер. По крайней мере, пока.
Пришло время перестать использовать в качестве оправдания его инфаркт и сказать ему, чтобы он больше не вмешивался в мою жизнь.
Решительно кивнув, я с удвоенной энергией зашагала по улице. Пульсирующая боль между ног мешала сосредоточиться, но впервые за много лет я почувствовала себя спокойнее. Как будто у меня некоторым образом получилось взять под контроль свое будущее.
Я переспала с Пенном на своих условиях. Все закончилось не так хорошо, как ожидалось, но я его использовала, и мне понравилось. Я расширила ассортимент товаров «Бэлль Элль» линейкой игрушек для взрослых. Это было рискованно, но я приняла это решение.
За все отвечала я.
Я справлюсь.
Я могу быть честна с собой и с ним.
Сойдя с тротуара, я перешла пустынную улицу и направилась к сияющему огнями деловому району.
К сожалению, когда дело касалось прогуливающейся в одиночестве женщины, Нью-Йорк страдал своего рода биполярным расстройством. Еще секунду назад он походил на гостеприимного хозяина, лаская взгляд своими чистыми улицами и манящими уличными фонарями, но тут же мог превратиться в двуликого Джокера с грудами мусора и идущим ко мне человеком в капюшоне, лицо которого полностью скрывала тьма.
Я резко остановилась. Мое сердце выскочило из ребер и, разбившись надвое, упало под ноги.
В обычной ситуации, ясным солнечным днем, идущий ко мне незнакомец не стал бы для меня проблемой — главным образом благодаря Дэвиду. Но сейчас… Это меня обеспокоило. Очень.
Быстро оглянувшись, я начала выдвигать идеи и так же стремительно их отбрасывать.
Беги.
Спрячься.
Иди вперед.
Возвращайся к Пенну.
Возможно, он не представляет никакой опасности.
Ты придумываешь.
Независимо от правильности моих идей, все они рассыпались в пыль, поскольку фигура в капюшоне подняла голову, и я увидела черную пустоту там, где должно было быть его лицо. Шаг за шагом расстояние между нами уменьшалось. Я перешла на другую сторону улицы, в надежде, что просто стою у него на пути, и ему на меня плевать.