Что-то находишь. Важное. Оно где-то находилось все время. В текстах. Тексты пылились в своих файлах, файлы в папках, папки в других папках. На жестком диске.
Годами не добираешься до всего этого. Но вот находишь нечто подобное и понимаешь, что уже давным-давно нашел важное и нужное. Но порастерял и даже забыл где, и даже забыл, что это когда-то было.
Так всё устроено, и по-другому в мире словесности наверное не бывает.
Ежедневные попытки словесного открытия мира! И все это – вновь открытое, только что понятое – оседает в файлах, папках...
В чуланах, подвалах, чердаках...
А жизнь идет дальше.
*
После хорошего, «полезного» погружения на какое-то время в работу думаешь о том, что хорошо, когда уже есть это - написанное, угаданное, замеченное, понятое, произнесенное, помысленное, уловленное…
Сознание, что где-то в ощутимой в реальности присутствует все это в виде каких-то текстов, дает некое близкое к «окончательному» утешение. Большего, кажется, и желать нельзя!
Отвоеванное у вечности, у хаоса, у небытия, у сплошной неосознанности жизни…
*
Тексты. Накапливаются, складываются, громоздятся, теснятся, повторяются, наслаиваются, бывает, противоречат друг другу... Пребывают, полузабытые, невостребованные в толще растущей год от года словесной массы...
Ни больших обобщений, ни морали, ни выхода на какой-то более высокий, значимый, чем просто попутные заметки, «заметки по ходу жизни», бытописание и пр., уровень.
«Плюшкин!» Такой взгляд на вещи. Допустимый.
*
Тексты для «Мира...» Они идут своим чередом. Без принуждения. Их совсем не нужно особо подгонять. Они иногда не идут, конечно, не приходят. Но потом вдруг обнаруживаются. Оглянешься, а они уже оказываются записанными. Удивляя своим появлением. Будто только тут – в уже записанном виде – и находишь их. Как детей в капусте.
*
Примерно 250 мыслей в месяц! Ну, 250 не вполне, конечно, мыслей. Всего вместе – мыслей, зарисовок, бытописательских констатаций...
Оказывается! Из года в год. Примерно с такой интенсивностью! Проверено.
И у каждой как бы мысли есть даже свой инвентарный номер!
Ну не смешно ли!
Тот, кто никогда не пытался такими подсчетами заниматься, даже представить такое не сможет.
Может быть, вообще никто о таких вещах не задумывается.
Может быть, кое-кого надо сдать в поликлинику для опытов.
Заметки, будто бы имеющие смысл для какой-то истории некого человека. Автора, в данном случае.
Кому эта история нужна, кроме этого отдельного человека! Это как с семейным архивом – фотографиями, дипломами, письмами, открытками к праздникам... Все это интересно и нужно до поры до времени».
*
Игра с нелюбопытным, равнодушным читателем. Добавления в «Мир...» И эти добавления не предсказуемы. То тут, то там. Каждый день. Кого угодно раздражит!
Но автор ничем не может помочь. Что самое забавное.
И есть способ вообще не раздражаться.
*
Мир был увиден в необходимых для «Мира...» деталях. Был очень активный период «мирособирательства». А потом активность поубавилась. Автором, живущим в конкретном месте, в конкретной жизни «мир» как бы «перебрался». Теперь чтобы найти что-то новое, нужно долго ходить, смотреть, добывать понимание. Золотые россыпи кончились. Все как-то оказалось описанным. Увиденным и описанным.
Мир очень мал. А интерес к нему в человеке очень ограничен. Кончается и мир и человек.
Человек кончается раньше.
Старики начинают мыслить обо всем на свете как о конце мира.
*
«Мир...» Загадки, непроговоренности, вообще часто что-то понятное только отдельностоящему автору.
Кто ж это будет при случае в этом разбираться!
Это какой-то окололитературный планктон.
Такая форма авторской работы.
Чего только ни бывает!
*
Больше всего в «Мире...» упоминается понимание. И при этом автор сознает, что не понимает ни жизни, ни женщин, ни мира в целом. Свое какое-то домотканое, доморощенное понимание, конечно, есть, но оно почти религиозного толка. Это условное понимание, принятое на веру, употребляемое как такая личная вера.
Такой вот религиозный подход. Это когда принимают мир таким, как нужно по вере и, какой он на самом деле этот мир, уже не так важно.
И есть какие-то конкретные локальные понимания ситуаций, слов, событий, поступков... Те самые «мелоче понимания». И, к сожалению, нет целостного понимания. Вернее оно не вполне совпадает с практической реальностью.
Но это никак не мешает. Ничему.
Такое вот понимание.
*
Надо бы «Мир...» почистить от простодушия.
На слух – двусмысленно звучит. Не поймешь о каком мире идет речь.
Тот большой мир... Надо ли его чистить от простодушия? Может быть, простодушия ему и не хватает.
А вот «Мир...»... Эта сказочка... Утештельная, простодушная, бывает, что очень.
*
Оказывается, все это можно описать в каких-то неполных десять лет. С точки зрения литературы здесь уже ничего интересного нет.
Может быть, в самом деле, конец литературы? В этом, в этом смысле.
Безвыходность такого понимания жизни, такой интерпретации ее в русле русской реалистической литературы. Ну еще один нюанс подметишь, подберешь… Поиграешь иронией, грустным юмором, отдашь дань элегическим, лирическим, романтическим… зарисовкам… И все. Уже на втором, третьем повороте ключ застревает или прокручивается. Опять не тот ключ?
Неужели без «торсионных полей» или без чего-то подобного толстовскому религиозному сознанию не обойтись? Без выхода из литературы.
Подпитка литературы, добавка нелитературной, внелитературной крови. Это практикуется. Это было всегда. Набегами из литературного рыцарского замка в окололитературные окрестности. Поживиться. Пограбить. Сколько унесешь. Сколько дадут.
*
«Мир…» После того, как пробежишься по нескольким страницам, отложишь «труд» и задумаешься о том, что же это такое: дурость или такая сверхсвоеобразная форма? И останавливаешься на ощущении, не формулируемом отчетливо, что так все и должно остаться. Ощущение формы. И ощущение правоты.
*
Который раз! О странности... Если прикинуть... «Мир...» выложенный в «Пр.ру». По сути - сокровеннейшее! Сдержанное, конечно, в части частно-личного – мало кому интересного - но в остальном – вот оно! Это как в голову, в мысли открытый доступ. Это поражает странностью. Одно дело соцсети – там это почти маска, игра, условность, театр... К этому уже сместилось отношение. Все более и более неприкрытые реакции на события, на идеи... Другое дело тексты в «Пр.ру». То, что туда попадает, – это не общепринятое, маргинальное, почти стыдное – не по сути, конечно, - а по характеру, по способу взаимосвязи с внешним миром. И, конечно, всегда – некая претензия на что-то большее, чем просто общение, которое имеется в соцсетях.
*
«Мир...» Эта «старательность», эта как бы «законченность», «нарочность», пригнанность под какой-то литературоприемлемый ответ могут и раздражать.
Спрятанные концы... Которые сохраняются только в некорректированных первоначальных записях. Они свободней, честнее, живее, острее, открытее... И ни на что еще не претендуют.
Не знаешь, как к этому относиться.
Может быть, с сожалением?
*
М.М. Пришвин. Лирические главы в «Незабудках».
Это непривычный подход к такого рода писаниям. Лирические выборки на тему. Поглавные.
«Мир...» с его алфавитом и несколько канцелярским перебором всей наличной повседневности звучит, конечно, не так.
*
В «Мире...» будто разговариваешь с кем-то. Споришь, сомневаешься, чуть подсмеиваешься, но это разговор с кем-то кому можно что-то рассказать.
*
«Теория кубизма» - уже и есть как бы та самая «бормотальная проза», тот тип текстов, который устраивает, который прорисовывается в последних «полотнах», во всех началах «новой работы». Именно этим пытаешься, не осознавая этого, заниматься.
Но куда это ведет, куда это может завести – не имеешь пока представления.
*
Воображаешь «Мир...» в виде бумажной книги. Почему-то кажется, что в таком виде это должно быть более привлекательным.
Что-то там будет точно написанным автором, указанным на обложке, а что-то – как чужое.
Это, к примеру:
«Отношения, дополняемые физиологическими составляющими. Или физиология, дополняемая какими-то элементами отношений.
Непреодолимая зависимость от физиологии при почти полном отсутствии отношений.
Чехов – физиология почти без отношений.
ФМ – физиология, привязанная к отношениям почти безотрывно. Его каждая женщина. Физиология, переходящая в отношения».
Может быть, что-то пишется в каком-то ином состоянии сознания. Сознательно, но другим сознанием. И какое из этих сознаний главнее – обычное, с помнимым содержанием, или это, совсем не помнимое, – не понять.
*
Новая подборка текстиков в «Мире...» - «Оборотная сторона». Это уже где-то было. Что-то в этом роде.
«А на самом деле…» - так, кажется, это должно было называться. Но не уследил за этой рубрикой.
Не хватает последовательного занудства. И скучно, и больно иногда, и страшно… Что-то фиксировать в этом смысле. К чему? Убеждать себя, затверживать наизусть… что все часто совсем не так, как преподносится?
«Все не так, ребята»? Ну, не так… Понятное дело. Что дальше?
С этим «на самом деле» в практической каждодневной жизни нечего делать.
*
Иногда как бы жалко, что брошено в «Мир...» столько… Чего? Слов? Мыслей? Чего-то.
Это осталось неоживленным.
Как в сказке. Полил мертвой водой – все срослось… И не хватило живой воды.
Ну, или наоборот. Живое, но не сросшееся. Роем, муравейником, колонией… Обрывки снов. Витают. Клубятся.
*
Еще раз о «Мире...» Он растет почти сам по себе. И при этом ветви - новые части - практически не добавляются.
Недавно отпочковалась разросшаяся «Авторская работа». И больше пока ничего не просится.
А так-то всё в том виде, как было задумано уже почти двадцать лет назад.
Накапливаются свежие впечатления, наблюдения, рассуждения... Распределяются по рубрикам.
Добавляются какие-то нюансы, оттенки смыслов, «мелочи понимания»... Это и всё!
Никаких особых прорывов к какому-то невероятному по глубине пониманию. Рутина!
Перебрал, можно сказать, всю жизненную наличность.
Это заставляет как-то задуматься о том, что такое наша жизнь, наш мир...
К этому остается добавить только несколько слов по поводу впечатлений от прочтения «Улисса».
Думаешь буквально следующее:
«Жалкая человеческая наличность. И чем больше перечисляется, чем подробней до мелочей перебирается, тем ничтожней кажется, тем очевидней эта жалкость».
а1
Авторы.
Автор в этом мире.
*
Автор в этом мире. Вернее, только один из многочисленных типов авторов. В этом мире. Невидимый, незаметный. Мешковатый, отрешенный, неловкий… С блокнотом... Вон-вон, вышел из вагона метро, остановился, вспоминая, куда он попал, и пошел, пошел… Работа у него такая - ходить, смотреть, вглядываться, косить глазом, что-то улавливать, запоминать. Ну и что-то писать, конечно. Потом. О чем же? Он такой тип, такой тип автора, что не знает заранее. Все как-то случается. Или не случается. Непонятно, как и почему. Надо что-то увидеть, что-то почувствовать, что-то подумать. Успеть. Пока не забыл. Он этим занят. У него такая функция. Такая работа. Автор в этом мире.
*
Все вымерено. Филигранно. До автоматизма. Ночью разбуди – ничего не найдешь в нем. От другого – от автора. Нет ничего, и ручки вот. Удивляет сам себя. Двойственность? Шпионизм? Да, пора бы уже привыкнуть. За столько лет. Здесь кончается автор и начинается что-то совсем другое. И все это обернуто в человека. Как в тряпочку.
*
Может быть, тут нужно рассуждать на тему: а достаточно ли в авторе авторского – достаточно ли некой извращенности, противоестественности для авторского противостояния простой, можно сказать – простодушной, земной жизни?
*
Почти полное отсутствие фабульного интереса к жизни у некоторых авторов.
Сохранение фабульных воспоминаний - это всеобщее.
Сохранение сюжетных воспоминаний – это чисто авторское.
Впрочем, разные авторы бывают.
*
Автор. И какая разница, чем зарабатывать на хлеб!
Автор – это качество. Это подход к миру. Другая порода людей.
И здесь никто не указ. Никто не дает разрешения на такое «отношение» к миру..
Это или есть или нет.
*
Стихи, музыка, поэтическая, музыкальная работа... А ведь все это не спасает!
Будто с недоумением заново понимаешь эту элементарную мысль. Будто как-то могло быть иначе, по-другому.
И они... Одержимые своей поэтической миссией... Будто служат чему-то, кому-то, о ком простые смертные не имеют представления. Сжигают себя на поэтическом огне. Поглощены малопонятными, плохо объяснимыми вещами. А все остальное... Будто для дураков.
«... слава... луч ее случайный
Неуловим. Мирская честь
Бессмысленна, как сон...»
Странное занятие.
*
Что же это такое? Это занятие. Как его увязать с обыденным? Как это вписать в повседневность. Может быть, это не всем дано? Странное занятие. Даже у тех, кто «увязывает» и «вписывает». Они просто привыкают жить, не думая об этом. Странное и странное. Занятие. Его странность становится очевидна, когда они соскакивают с беллетристики в вещи не столь утилитарные и не такие бездумные. Они начинают видеть странность не только этого, но и вообще всего в мире. Всё это кончается вопросом: «Это хорошая трава?»
*
Над городом тяжелое темно-серое небо. Ветер и начинающийся дождь.
Среди обеспокоенных пешеходов, ждущих зеленого светофора на набережной Фонтанки, - женщина в черном пальто, с темными стрижеными волосами. С никак из-за ветра не желающим раскрываться зонтиком…
«Стоило того? Стоило», - из какого-то фильма. Пытаешься записать что-то тут же, все равно что. Опрокидываешься внутрь самого себя…
Это улавливание на краткий миг изменчивой жизни…
И нельзя построить теорию этого занятия.
*
Проникнуться пониманием необходимости авторских занятий. Понять, может быть, как важную общественную функцию. Как изобретение человечества. Наряду с другими изобретениями.
Сложное, изощренное, опасное, иррациональное занятие.
Снять то недоумение перед ним, которое не можешь никак преодолеть. И в самом начале и впоследствии. Понять в очередной раз, для чего все это.
Построить очередную версию. На очередной вечер, на один шаг, на одно преодоление…
*
Смысл. Единое... Не объяснение даже, а что-то по крохам, по элементарным проявлениям, по отблескам ощущений - собранное... Для оправдания этого занятия. Это важно! Это нахождение сверхсмысла, который нужно ощущать всегда под рукой, под боком, в нагрудном кармане, как тугамент: «Так! Да! Смысл есть! Не потерялся!»
*
И постоянно цепляет мысль о том, зачем все эти авторские потуги? Ну, накопит бедный автор еще какое-то количество текстов, и что! Что-то еще напишет для равнодушно текущей мимо жизни.
Писания все-таки что-то незаконное, не учтенное законами вселенной. Вселенная и не подозревает, что есть такие существа, ползающие по ней и что-то там себе выдумывающие про этот мир.
И иногда, как бывает с некоторыми авторами, совершенно без утилизации написанного.
Это уж точно не интересует вселенную – с утилизацией или без оной.
*
Есть, что писать, и, если не задаваться вопросом «а зачем?», то можно строчить еще хоть сто лет.
*
Опасные авторские игры с жизнью. Избирают такое занятие. Развертывателей новой, дополнительной информации о этом мире, о человеке...
Это, бывает, заводит в такие темные, не исследованные области психической жизни, о которых заранее ничего нельзя сказать. В том числе, нельзя сказать, чем эти игры закончатся.
*
Смысл? Распутывание клубка связей, противоречий, закономерностей... этого мира. Насколько хватает понимания, интеллектуальных способностей, психологической устойчивости...
Это такая работа. Можно сказать, экзистенциальная.
А в общем-то ничего удивительного. Нормальная авторская работа.
Беллетристическая – постольку-поскольку.
*
«Мисс Поттер» - фильм про детскую писательницу Поттер.
«Есть какое-то очарование в рождении первых слов книги, - говорит она. - Никогда не знаешь, куда они тебя заведут».
Такая увлеченность процессом! Экзистенциальное, пафосное, восторженное отношение к процессу авторства. Никаких сомнений по поводу «зачем?» Уверенное знание того, что это важное земное дело.
Таким надо родиться. Наверное они такими и рождаются. Толстой, Чехов, Достоевский... Другие великие и не очень авторы.
Иногда будто проникаешься этим, чувствуешь что-то похожее:
«Совершенно отчетливо: эта работа уже и есть награда за труды. Эти записи, эти мелочи, крохи понимания... Что с этим сравнится!»
Можно писать о чем угодно. Нужно только терпеливо дождаться мыслей по поводу этого чего угодно.
Иногда долго приходится ждать.
*
Но есть «сомнительные» авторы. Им всякий раз надо психологически готовиться к ответу на вопрос «а зачем?»
Ответ на него не столько логически сформулированный, сколько внутренне прочувствованный.
И решение принимается в последний момент по результатам накопления каких-то душевных ресурсов решимости и веры в необходимость этого шага.
*
«Словесно-схоластические занятия ерундой».
Есть такое мнение, с которым иногда соглашаешься.
*
Годами – достаточно напряженная работа. Двухсменный график... Все, на что способен этот странноватый автор. Больше не может. Больше с него не взять.
А результат? Так себе... Что-то сомнительное.
Обновленные понимания... Дробные, локальные, не всегда убедительные... Никого не спасающие.
Объяснение.
«Это не писательство, это непрерывные, многозаходные попытки понимания разных вещей в этой жизни. Попытки понимания с элементами авторской, как бы художественной, интерпретации».
Бесследность.
Они не хотят бесследности. Этому противится всё их существо. Все их существа. Лихорадка. Они побывали в луче прожекторов. А теперь кругом темно или серо. И никак не придумать опять этот луч прожектора. Где он? Отчаянное положение. Не научились жить, не надеясь на что-то подобное. Эти непроницаемые будни простых смертных. Неужели это для них тоже? А как же тот мир, в котором они поучаствовали? На сцене, на кинопленке...
Видимость.
Они видны, кажутся доступными и очевидными, как горные вершины. Кажутся. Попробуй доползи до них.
Игры.
Может быть, их всех друг от друга прятала судьба. Или позволяла им самим прятаться. Чтобы это оставалось на уровне баловства или жалкого людского тщеславия. На уровне игр в славу, в заслуги, во вклад, в непреходящее значение, в судьбоносность, в прорыв в неведомое... Можно долго перечислять эти детские игрушки взрослых людей.
Искаженность.
Искаженность авторского сознания... А может быть оно и должно быть каким-то образом - у каждого своим - искажено? Может быть без этого нельзя? Одно уродство порождает другое. Греховность, испорченность человеческой природы... Нет гармонии. Отродясь. Может быть, и вся литература – из ущербности. Компенсация ущербности. И одновременно протискивание, протаскивание, проталкивание ущербности в мир. Добавка к миру, созданному Господом. Добавка человеческого несовершенства.
Достраивание мира человеком. Его вклад.
И тут же - попытки преодолеть конечность человека, его слабости и недостатки, попытки закрыть «временнỳю» дыру, попытки вписаться в вечное… Смешные попытки.
Голос.
От поэта голос. От остальных - ничего, а от поэта голос. У прозы нет своего голоса. А у поэзии есть голос автора. «Как будто вколачивал гвозди Некрасова здесь молоток...» Та самая «душа в заветной лире ». Это именно об этом. Голоса переживают своих хозяев. Это же у актеров. Актер - это голос.
До донышка.
От некоторых авторов остается ощущение выскребленности до донышка. Как долги отдают или на бутылку собирают. Все карманы вывернут, все подкладки прощупают. Каждый годящийся в дело поворотик душевной жизни тащат на свет Божий. Может быть, оттого, что мало работают? Или Бог не дает? В наказание.
Мизантроп.
Мизантроп. Может быть, это результат выбора, может быть, неосознанного выбора. Альтернатива этой дикости и мизантропии - жизнь открытая, прилюдная... и полная конфликтов, в которые непременно впадает автор, чтобы защищать свое право на выдумку духовной творческой работы.
Подлинный опыт.
Подлинный опыт - вот, что нужно литературе. Не людям, не читателю, а именно литературе. Подлинный психологический, душевный опыт. Опыт из глубины души. Несомненный опыт. Чтобы была уверенность в том, что это настоящий опыт души, добытое душой знание, а не что-то с поверхности, «надутое» ветрами беллетристики. «...Достигается потом и опытом /Безотчетного неба игра...»
Жизнеописания.
Теперь кажется, понимаешь, что все жизнеописания почти ничего не могут сказать о них.
«Что пьют очень красивые люди... » - реклама. То же, что и все остальные.
И с ними все то же, что и со всеми остальными. Листая ЖЗЛ… Те же проблемы, смерти, несчастья, глупости... В этом-то они такие же. Никакой связи с их писаниями. Никакой связи с тем, что есть их жизнь на самом деле.
Это как психическая болезнь. Никто не знает, на кого снизойдет, кто удостоится. По нынешним мозговедческим меркам и то и другое - ничто иное, как болезнь. В разных формах.
Диалог.
Непрекращающийся диалог. Во времени. В круге все тех же понятий. Любовь, гармония, свобода, реальность... Ни с того, ни с сего. Реплики через века. Возражения, подтверждения или интерпретации.
Георгий Иванов:
- «Догадка, что искусство, творчество в общепринятом смысле, ничто иное, как охота за все новыми банальностями. Догадка, что гармония, к которой стремится оно, ничто иное, как верховная банальность».
- «Порой ещё гармонией упьюсь...»
Художник.
Художник должен быть изношенным, гибким и смятым, будто побитым. Как кусок мяса перед жаркой котлет. Чтобы ему было не жалко своего тела и души ни для чего. Быть на всё готовым. Как пьяница, как бомж. Чтобы отчаянность закипала в нём мгновенно.
Пишет.
Что-то пишет. Даже не замечая того, что пишет. Как выбираются из лесных зарослей. Не замечая ничего. Пробираются сквозь словесный лес.
Беллетристы.
*
«Сверхспособности - ну, там феноменальная память, большая ученость, знание языков и т.п. - для беллетриста все равно, как что-то лишнее в экипировке охотника или туриста.
Был такой стишок детского автора. Там некто, собираясь то ли на охоту, то ли на рыбалку, что только ни прихватил с собой: утюг, подушку, мясорубку, грелку…»
*
Конечно, не хватает знаний. Беллетристу. Он потому и беллетрист, что ему не хватает образования, знаний, способностей для чего-то большего. Ни на что другое он не годен, кроме схоластической беллетристики.
*
Может быть, правильно с их стороны - не понимать? Так проще для их работы. Не надо «брать в расчет». Или меньше брать в расчет. Кто знает? Для борца, историка, эпопеиста и т.д. необходимо понимание. Должны быть объяснимые земные вещи. А для лирического беллетриста?
*
Беллетристы по жизни. Им кажется, что можно построить свою судьбу. Так же, как беллетристы строят свои романы. Занимательно, с затеями, выдумками, азартно…
Великие.
Как волны. Накрывают с головой. Стихия. Выплескиваются на всех. Их Господь Бог сделал морями-окиянами. Вот они и плещутся. Что с ними поделаешь.
Претензии.
Они принимали этот безнравственный, несовершенный мир. Таким, каков он есть. Почему-то это поражает. Будто может быть иначе. Им не отбиться от этих дурацких претензий...
«Остановитесь в «Славянском базаре»... Дайте мне тотчас же знать... Молчановка, дом Грохольского...»
Очерки.
Очерки. Кому это интересно, когда это без крови? Когда это всё сыто, в холе, с ленцой и хитрецой? Состряпано. Кому он нужен этот продукт совписовского прозябания? При одной мысли скулу на сторону воротит. Нет, без крови никак нельзя!
Не автор.
*
Такой большой, сильный! И ни страницы за душой!
*
«Не автор». Не видит словесного выхода из ужасов и проблем.
Огород.
Он не мог сказать, что же он пишет?
Огород. Что раньше взойдет. Засеянное литературное поле.
Романы.
У них романы состоят из полезных психологических советов для практической жизни. Даже если это не будет литературой, в этом будет хоть какая-то польза.
Тихая заводь.
Литературный, художнический мир. Тихая заводь. Они живут в «своем» времени, в «своем» пространстве.
Талант.
*
«Талант - это непотопляемость». - «А если в море не выходить?»
*
Талант? Способность и страстное желание. И ещё проще. Способность что-то страстно желать.
*
Всё это должно прийти в голову. В одну голову. Откуда-то. «Талант», – говорят. В его голову приходит…
*
- Все-таки талант дают за некую правильность. Наивную, хрупкую правильность.
- Или все это только и позволяет талантливости прорасти в человеке?
*
Талант - способность понимать любовь, добро, милосердие, красоту, осмысленность, Божественный порядок…
Активно понимать, испытывать неистребимую потребность именно так понимать этот мир.
Средства выражения этого понимания появляются сами собой, сыплются как из рога изобилия, как только автор чувствует свою духовную силу.
*
Может быть, это способность находиться в мире творчества, не страшась его, не оглядываясь в испуге по сторонам. Способность оставаться один на один с творческими задачами, ставить и решать их без чужой помощи.
И, может быть, еще способность не желать ничего другого в этой жизни, кроме своей работы...
Ну а вообще – это выдумка, малопригодная для понимания сути. Так часто в жизни со сложными явлениями – прикрываются словом.
Мозаика.
Понимает, что лучше не получится. Мозаика на «Спортивной». Художник достигает «плакатного» мастерства и понимает, что лучше у него не получится. Надо кормиться с того, что есть.
Им некогда.
Это авторы, которым некогда писать. Они не знают самого элементарного в своем деле. Только и могут - писать, писать все, что приходит в их – бывает что талантливые – головы, если выдастся свободная минутка в их основном занятии - жизни.
Монолог в защиту.
«Как вы не понимаете! Они заняты не престижем. Другое. Счастье понимания чего-либо. Через поэзию. Потому что это понимание через свет, через невинность души. Прикосновение через понимание. Стихи и прочее - вехи, отметки на пути понимания. Несомненное - в глубине понимания. Понимания поэтического. Не выраженного поэтически, стихотворно, а понятого поэтически. Весь, не то что бы интерес, нет, - весь смысл существования в этой словесной работе поэтического осмысления. Иногда этого бывает мало. Поэт как будто прерывает свой полет, становится пешеходом...»
Серьёзность.
- У них всё серьёзно. У них всё не просто так. Они знают этот литературный лес. У них всё серьёзно. От их уверенности в этом. Они знают такие вещи, они уверены, что знают такие вещи, которые им кажутся серьёзными. Они понимают что-то сию минуту. Этот восторг понимания, может быть, и есть то, что они принимают за серьёзное. Всегда бывает так, что кажется, что знаешь что-то до конца. Мгновения уверенности в знании, в понимании. Всё вместе…