И обернулась ложь правдой




 

– Грачев. На выход. С вещами.

Лицо охранника было непроницаемо, но Сергей уже знал, что значат его слова.

Свобода…

Гора свалилась с плеч. Он распрямился, словно стал выше ростом. Все позади!

В комнате дежурного стоял улыбающийся Геннадий.

– Гражданин… Нет, товарищ Грачев, – официально сказал он. – С вас полностью снято обвинение. Вы свободны. Примите мои искренние извинения.

«Ну, Генка… Прямо как в кино».

– Ваши вещи, – сказал дежурный. – Сверьте по описи и распишитесь.

Сергей взял свои документы, связку ключей, глянул на стол и помрачнел.

Среди разложенных бумаг и вещей тускло поблескивали хрупкими ломкими гранями несколько хрустальных салатниц и менажница – его несостоявшийся свадебный подарок Кате Семеновой.

– Дайте бумагу, – попросил он.

Дежурный достал из ящика стопку писчих листков.

Сергей аккуратно завернул каждую салатницу, сложил в сумку и привычно повесил ее на плечо.

– Сохраню… На память.

Да, память будет долгой. Такое не забудешь: не выкинешь из головы эти сумрачные стены, бесконечные мучительные дни, бессонные ночи, серое небо, перечеркнутое толстыми прутьями решеток. А разве сможет он когда‑нибудь забыть удивленные неподвижные глаза Кати и такую крохотную, незаметную роковую дырочку под лопаткой…

– Ну все, Серега!

Геннадий протянул руки и заключил его в объятия.

Сергей на мгновение прижался к плечу этого странного типа, этого гнусного предателя, чинуши, казенного тупицы… Все‑то мы знаем. На самом же деле – отчаянного, отважного мужика, которого с чистым сердцем можно назвать проверенным, надежным другом.

Дежурный с удивлением смотрел на это братание бывшего арестанта со своим следователем.

Они отстранились друг от друга, собираясь покинуть комнату дежурного.

– Вы тоже идете, товарищ следователь? – спросил Сергей.

– Нет, товарищ Грачев, у меня еще здесь дела. Я должен провести допрос гражданина Варламова.

– Желаю вам удачи, товарищ следователь.

Молодец Генка! Уже успел водворить эту суку на положенное ему место.

– Кстати, не торопитесь домой, товарищ Грачев. Вас ждут на выходе.

 

– Фамилия, имя, отчество, год рождения…

– Вы же знаете.

– Отвечайте на вопрос.

– Варламов Юрий Андреевич.

Он скорчился на стуле, свесив между коленей соединенные наручниками руки. За несколько часов, проведенных в тесной вонючей камере, Юрий разом потерял свой лоск.

Глаза беспокойно бегали, рубашка выбилась из брюк, легкая щетина выступила на щеках – он уже не был похож на лощеного, самоуверенного красавца.

Геннадий вел допрос с каменным лицом.

– Гражданин Варламов, вы обвиняетесь в организации ограбления пункта обмена валюты и убийства охранника пункта Первухина Александра Павловича и кассирши Семеновой Екатерины Петровны, а также… – он сделал паузу и добавил: – В убийстве ваших сообщников Куракина Анатолия Степановича и Шестопалова Бориса Львовича, известного в криминальных кругах под кличкой Негатив.

При этих словах Варламов вздрогнул, вскинул на него удивленные, расширенные от животного страха глаза.

– Я не убивал… – едва вымолвил он сухими губами.

– Советую не вилять, а сделать чистосердечное признание, – бесстрастно сказал Дементьев. – Тем более что улик против вас более чем достаточно.

Еще бы! Он со скрупулезной дотошностью документировал и фиксировал каждое слово Лины, ныне главной свидетельницы обвинения. У него в руках собственноручно начерченный Варламовым план, показания Ванечки и Сергея. Результаты баллистической экспертизы. А впереди еще опознание Варламова работниками мебельного салона.

Конечно, в ту ночь Геннадий взял грех на душу. Законнику нельзя переступать букву Закона. Но в этом случае один Бог ему судья.

 

Глава 64

Снова бежать?

 

– Ой, смотри, дядь Сереж, ура! – мальчик водил пальцем над верхней губой Сергея, где торчала подросшая щетинка. – Ты опять немножко в таракана превращаешься.

– Угу, – кивнул Грачев. – Решил снова отращивать. Лина считает, что мне с усами лучше.

Лина улыбнулась:

– Конечно, лучше. С ними ты мне сразу понравился: лежит в разбитой машине, мычит, кровища хлещет, а усы – топорщатся. Класс! А безусого я, может, и вытаскивать бы не стала. Права я, Иван, или нет?

– Права, права! – запрыгал мальчуган. – Мама тоже так считает. Когда она вернется, моя мамочка?

Сергей и Лина переглянулись: ребенок ничего не знает до сих пор. Он продолжает ждать. Кто из них сможет сказать ему, что мама никогда не вернется?

С входной двери Катиной квартиры уже была снята пломба. Сергей и Лина занимались уборкой.

Удивительно, как быстро дом в отсутствие хозяйки приобретает нежилой вид. Откуда он взялся, этот густой слой пыли, если все форточки были наглухо закрыты?

– Давай‑ка, Иван, перетрем хрусталь, – предложила Лина. – Сможешь, не разобьешь?

Опять Ванин вопрос остался без ответа. Они умело переключали его детское внимание на другое.

Мальчик с опаской приблизился к застекленной полке:

– Мама не разрешает мне туда лазить.

Опять он о маме.

– Понимаешь, Рыжий, – осторожно начала Лина. – Многое изменилось. Ты теперь стал большим и можешь…

– Могу, могу, не разобью! – радостно перебил Ванечка, не дав ей произнести роковые слова.

И решимость опять покинула Лину.

– А это что за посудина? Такой не было, – удивился мальчик.

– Это называется «менажница», – сказал Сергей. – Видишь, она разделена перегородками. Можно в одно отделение положить виноград, а в другое – мандарины, а вот сюда…

– Ананасы, – подсказал Ваня.

Ананасы… Плантация в кухне на окне. Уничтожить ее, что ли? Ведь появилась эта рассада благодаря подонку Варламову, память о котором надо бы вытравить начисто.

Но ведь Катя любила эти растения. И Юрия любила. И умерла в любви и надежде, так и не узнав, кто ее настоящий убийца. Она так хотела, чтобы к Ванечкиной свадьбе ананасы начали плодоносить.

– Кстати об ананасах, – строго сказал Сергей. – Их сначала вырастить надо. Ты не забыл подлить воды в банки?

Они подливали воду, перетирали хрусталь, пылесосили пол и прибитый к стене ковер. Но что бы ни делали, разговор все время вертелся вокруг одной и той же темы: Катя.

– Я так больше не могу! – взорвался наконец Сергей. – Больше тянуть нельзя. Пора!

Он выключил пылесос.

– Сядь, Иван. Мы должны поговорить. По‑взрослому, как мужчина с мужчиной.

Ванечка сел, серьезный и немного испуганный.

И тут в дверь позвонили.

 

– Семенов Иван Кириллович здесь прописан?

В дверях стояли трое: две женщины средних лет и высокий худой милиционер.

Лина обернулась к Ванечке:

– Ты Кириллович, что ли?

Тот дернул плечиками: в доме никогда не упоминалось его отчество. Сергей выступил вперед:

– А в чем дело? – До сих пор милицейская форма вызывала у него легкий озноб.

Ему ответили вопросом на вопрос:

– А вы кто будете?

– Сначала вы представьтесь. По какому вопросу?

Милиционер протянул удостоверение:

– Инспектор по делам несовершеннолетних четырнадцатого отделения.

Лина всплеснула руками:

– Ваня! Ты что успел натворить? Из окна что‑нибудь бросил?

Одна из женщин вмешалась:

– Ну что вы, как можно? Он ведь такой ма‑асень‑кий, – сюсюкая, она приторно улыбнулась Ванечке и попыталась потрепать его по волосам. – Такой холё‑сень‑кий…

Мальчик отшатнулся:

– Я не масенький! Я Тараканище! Страшный великан! – заявил он.

Женщина отдернула руку, но по инерции продолжала:

– Утеньки‑путеньки…

Вторая, ее спутница, не была столь чадолюбивой.

– Мы из исполкома. Муниципальная комиссия по делам детей, лишившихся родителей. Семенова Ивана Кирилловича распределили в детский дом номер…

– Детский дом – это как «Детский мир»? – влез в разговор заинтересованный Ваня.

– Еще лучше, – твердо сказала женщина.

– Та‑ак… – растерянно произнес Сергей. – Знаете что, вы пройдите в комнату. Поговорите… вот с Полиной, она родственница ребенка. Дадите ей адрес этого детдома и все такое…

Пропустил гостей в комнату, прикрыл за ними дверь, шепнул Лине:

– Задержи их. Как можно дольше, поняла?

Лина поняла. Пошла к гостям.

Сергей засуетился.

– Одеваемся, Иван, быстро. Боты… Да не на ту ногу, глупый. Куртку.

– Конспирация? – спросил Ванюша. – Мы разведчики?

– Контрразведчики.

– Ага!

 

Неужели все возвращается на круги своя?

Снова Сергей с Ванечкой в бегах.

И опять телефон‑автомат глотает жетончики.

– Городская прокуратура? Мне старшего следователя Дементьева, Геннадия Ивановича… Как это – больше не старший следователь? Уволили? Ах вот как: следователь по особо важным делам… А у меня как раз особо важное дело. Да, срочно. Скажите – Грачев звонит. Он в курсе.

 

Когда Дементьев на юрфаке изучал психологию, педагог объяснял студентам, что такое эффект «дежа вю»: какое‑то событие происходит с тобой впервые, а тебе кажется, что это уже случалось однажды.

Сейчас у Геннадия было ощущение, что он переживает этот психологический феномен.

Точно так же, как когда‑то, звонит Грачев и просит о встрече – посоветоваться. И у него точно такой же встревоженный голос. Как будто случился некий возврат во времени и не было погонь, подозрений, признаний, следствия. Как будто все это еще только предстоит.

– Что ж, можно встретиться, – сказал следователь. – Где? Надеюсь, не в метро «Ботанический сад»?

– Могу подъехать к тебе в прокуратуру, – сказал Грачев. – Выпиши пропуск.

Дементьев вздохнул с облегчением. Нет, время движется не по кругу. Оно течет только в одну сторону.

 

Вот и знакомый особнячок возле Павелецкого вокзала. И эту проходную Сергей тоже помнил. Только теперь он показывает вахтеру свой собственный паспорт, а не какого‑то Иванова‑Петрова‑Сидорова. И с ним вместо конвойных маленький рыжий мальчик в куртке с Микки‑Маусом на груди: Лина успела перешить.

Тот же кабинет, и следователь тот же. Но нет больше подозреваемого и подозревающего. Есть два друга.

А чаек из дементьевского термоса попивают не они, а Ванечка.

– Ну ты же сам понимаешь, Ген, его в детдом никак нельзя. А родственников – ноль. Помоги, а?

– Как я помогу? Я гражданскими делами не занимаюсь.

– А ты займись. Тебе пойдут навстречу, ты же теперь «шишка». Как это мне сказали – по особо важным делам!

– «Важняк», – согласился Геннадий, не сумев сдержать довольной, немного даже хвастливой улыбки.

– Во! «Важняк»! Ты походатайствуй от имени прокуратуры об усыновлении. Пусть он останется со мной. Будет не Кириллович, а Сергеевич. Я прокормить его смогу. И воспитать тоже уж как‑нибудь. Чем я в отцы не гожусь? Высшее образование, работа неплохая и биография чиста – не судим.

Дементьев задумался.

– Там ведь скажут – холост, свободный образ жизни…

Сергей покраснел, но взгляда не отвел.

– Буду женат. И скоро.

– Что, Лина уже дала согласие?

Иван оторвался от чая и компетентно заявил:

– Пусть только попробует не согласиться.

Мужчины рассмеялись. А Ванечка сполз с кресла и смело взобрался к Геннадию на колени. Долго изучал его лицо и наконец заключил:

– Дядь, а ведь ты тоже Таракан.

Дементьев озадаченно крякнул.

– Нет, правда, – заверил мальчуган. – Только усы у тебя не под носом, а наверху.

И он провел пальчиком по кустистым, широким бровям следователя.

От этого у Геннадия внутри вдруг что‑то растаяло и стало растекаться горячей нежной волной по всему телу. Так непривычно… Руки сами собой сомкнулись в кольцо вокруг ребенка, и этот вечный сухарь прижал Ванечку к себе.

«Надо будет сказать Анжелике, что роды омолаживают женский организм, – подумал он. – Может, клюнет? Вот такого бы мальчика… И еще девочку…»

– Ладно, Сережа, подумаем, – сказал он. – Усыновления не обещаю, но вот с оформлением опеки, наверное, будет полегче. До его совершеннолетия. Только учти, придется заполнить массу всяких бумажек.

– Хоть сто, хоть двести, хоть триста!

– Ну, это уж чересчур. А впрочем, лишние бумажки никогда не помешают.

– Лишь бы не детский дом… – заключил Сергей.

 

О Катиной смерти Ванечка скоро узнал. Но не от Сергея и Лины, а от Надежды Егоровны. Она взяла на себя эту трудную обязанность.

– Умерла – это как? – серьезно спросил мальчик, выслушав бабушку. – Она теперь где?

– На небесах. Высоко‑высоко.

– Как космонавт?

– Нет, милый. Еще выше.

– А выше космоса что?

– Ангелы.

Ванечка задумался. Он видел ангелов совсем недавно в Троице‑Сергиевой лавре на церковных фресках. Они были красивые, со светлыми лицами и золотыми волосами.

Действительно похожи на маму. Может, и она там была среди них, только он тогда не догадался приглядеться повнимательнее. Но она‑то наверняка видела его сверху. Почему же не спустилась?

– Я никогда ее больше не увижу? – спросил он, заморгав, – вот‑вот заплачет.

– Увидишь, милый. Закрой глаза – и сразу увидишь. А ну попробуй.

Ванечка попробовал. Получилось.

– А когда‑нибудь, – продолжала Надежда Егоровна, – мы все встретимся там. Обязательно.

– Да, – согласился мальчик. – И мы будем с крыльями.

Вот и все. Ни слез, ни истерики. Просто с этого дня Ванечка стал часто поглядывать на небо. Вглядывался в высь, словно выискивая там кого‑то.

А потом, не найдя, зажмуривался и стоял так, задрав подбородок. И тогда – видел. Мама была там, со светлым лицом и в сиянии золотых волос.

 

Надежда Егоровна настояла и на том, чтобы над Катиной могилой отслужили заупокойный молебен.

– Как это так – без отпевания? – возмутилась она.

– Мам, ты не забывай, где я в это время находился, – оправдывался Сергей.

– Ну а этот Дементьев твой? Он‑то куда смотрел? Видала я его: рассядется и пальцем не шевельнет.

– Если б не он, я бы до сих пор там сидел и еще неизвестно, чем бы все это закончилось.

– Типун тебе на язык. Ну ладно, ладно.

Окончательно примирило ее с Дементьевым то, что над могилой Кати Семеновой поставили алюминиевый крест, а не безбожную табличку.

На припорошенном снегом холмике еще лежали замерзшие цветы – со дня похорон. А вот пышного венка, заказанного «женихом», не было: роскошное синтетическое изделие с пластмассовыми розами украли те, кто и на кладбище найдет чем поживиться. Ну и хорошо: не место здесь приношениям убийцы.

Они приехали сюда вчетвером, единой семьей: Надежда Егоровна, Сергей, Ванечка и Лина.

Могила немного просела, и Грачев договорился, чтобы подвезли земли, подсыпали.

«Святый Боже, святый крепкий, святый бессмертный, помилуй нас», – пел священник, размахивая кадилом. И Надежда Егоровна, утирая слезы, подпевала ему. А потом к ней, уловив мотив, присоединился и Иван. И еще чуть позже – Лина.

А Сергей не мог петь, он только соглашался: да, да, пожалуйста, помилуй их всех, моих дорогих, моих хороших. И вообще всех хороших людей помилуй, Господи! Спаси, сохрани и помилуй…

Во время службы Ванечка не задал ни одного вопроса. Он молча подошел к холмику и, сняв варежку, положил на тонкий слой снега свою ладошку.

И когда он убрал руку, Сергей увидел, что снег в том месте, где была Ванечкина ладонь, протаял.

«Отпечаток ладошки, – подумал он. – Как изогнется и куда приведет она, Ванюшкина линия судьбы? Сейчас она дала излом, а дальше – путь бежит светлой, доброй дорогой».

Было тихо и пасмурно, никого не хоронили поблизости, и разносился по кладбищу лишь печальный, заупокойный распев у Катиной могилы:

«Покой, Спасе наш, с праведными рабу Твою Екатерину, и сею всели во дворы Твоя, якоже есть писано, презирая, яко благ, прегрешения ее вольная и невольная, и вся яже в ведении и не в ведении, Человеколюбче…»

 

Эпилог

 

Близилось Рождество. Как и положено в этот светлый праздник, все кругом казалось таинственным и значительным.

Ванечка, разинув рот, наблюдал, как с крыши маленького домика бабушки Нади спускается самый настоящий трубочист, черный‑пречерный.

– Можно топить, – сказал этот сказочный персонаж знакомым голосом дяди Сережи. – Дымоход я прочистил.

Лина подбежала и прижалась к нему, чумазому:

– Трубочисты приносят счастье.

– Амазонки – тоже, – отвечал он.

Грачевы нынче принимали гостей – но прибывшие и сами трудились вовсю.

Геннадий с азартом рубил у крыльца дрова: хоть рана на ладони Сергея и затянулась, но топор держать он все еще не мог.

Анжелика в это время колдовала вместе с хозяйкой на кухне. Какое же Рождество без пирогов?

– Я всегда лишнее яйцо кладу, тогда тесто послушнее, – делилась кулинарными секретами Надежда Егоровна.

У гостьи же был в запасе секрет косметический.

– А давайте дрожжей немного оставим. Их ужас как полезно на лицо накладывать. Кожу омолаживает.

– Куда уж мне, старухе, омолаживаться! Народ смешить.

– Ну, это вы зря. Вы очень даже ничего. Вот подождите, познакомлю вас с нашим директором.

– Ох, грехи наши тяжкие, – смеясь, отмахивалась мать Сергея, но была довольна.

Ей нравилась эта пухленькая болтушка, и супруг ее оказался таким милым парнишкой, работящим.

Но самое приятное – что ее‑то шалопай, Сережка, кажется, остепенился наконец. Вон – не отходит от Лины, и они уже попросили у нее родительского благословения. Как положено, на колени встали и целовали икону Казанской Божьей Матери.

И Катюшин Ванечка при них. Он, сиротинка, теперь Надежде Егоровне вроде как внучок.

А вон по двору носится Машка, шебутная девчонка, подружка Лины. Метет заснеженные дорожки широким подолом дорогой шубы. Она приехала одна, без мужа – того пригласили на вязку редких кобелей к каким‑то «новым русским». Это под великий‑то праздник…

Маша в гостях не работает – развлекается. Все пытается отловить серую кошку Мурку, утверждая, что это чистопородная «норвежская лесная».

Хорошо с ними, молодыми. Сама молодеешь. И без всяких Анжеликиных дрожжей…

 

Но вот разделаны пироги и печка растоплена.

– Ген, Ген! – зовет Анжелика. – Иди, чего покажу!

Следователь входит порозовевший: они с Сергеем уже успели принять «по маленькой».

Супруга сообщает торжественно:

– Видишь – начинка лишняя осталась.

– Ну и что?

– Значит, будет мальчик. А если б тесто – была бы девочка. Какой ты непонятливый, а еще «важняк».

Дементьев счастливо жмурится, шевеля густыми бровями. У Анжелики уже второй месяц – и никаких токсикозов!

Он нежно целует жену, урча поощрительно:

– Вот так и зови меня всегда: «важняк».

И женушка послушно кивает:

– Хорошо, Мусик…

 

Потом все вместе отстояли праздничную службу. Ванечка завороженно поглядывал вверх. Оттуда, из‑под купола, благословляли его ангелы.

Только Машка все время зевала и вертелась, пока не увидела симпатичного статного дьякона и не принялась строить ему глазки. Тот заметил это, подошел к ней и сказал:

– Вы креститесь неправильно. Пальцы надо щепотью сложить, как будто соль берете.

– А я соль беру ложечкой, – ответила она игриво, однако замечание учла.

Сергей и Лина поставили по свечечке – Празднику. Переглянулись и поняли без слов: загадали они в тот момент одно и то же.

А что в Сочельник загадаешь – обязательно сбывается.

 

Отзвенели бокалы, пролетело застолье. Спать пора.

Поскольку все лежачие места в доме были заняты, Сергею с Линой ничего не оставалось, как взгромоздиться на печку. В тесноте да не в обиде.

Да и какая может быть обида, когда любимая с тобой рядом!

Вот она, худышка. Лопатки торчат, как крылышки.

– Чудо мое кудрявое, – шепчет Сергей.

А она смеется:

– Щекотно. У тебя ладонь шершавая стала.

А сама прижимается к нему, вся горячая от горячей печи и от горячего сердца.

Что бы там ни говорили, как бы ни гадали, а вот она – его судьба. Неважно, что вместо линии на ладони теперь шрам.

– Иди же ко мне, иди. Не бойся, никто не проснется. Спят уже.

И тут над печным приступком вырастает взлохмаченная голова.

– А вот и нет. Я не сплю, – сообщает Ванечка. – Я к вам. Сверху виднее будет, когда Дед Мороз придет.

А маленькая елочка разливает по горнице свой хвойный аромат. И наутро под ней каждый найдет подарок.

 

Об авторах

 

Татьяна Дубровина, известный сценарист и драматург, а также искусствовед и психолог, окончила сценарный факультет ВГИКа, но посвятила свою жизнь не только преподаванию в любимом вузе и созданию сценариев. Она – автор многих пьес, статей и монографий – уже много лет пишет романы, нередко работая в соавторстве с Еленой Ласкаревой.

 

Елена Ласкарева – имя, широко известное в кинематографических кругах. Она – автор сценариев многих художественных фильмов, по достоинству оцененных как зрителями, так и мировой критикой, среди которых – «Эстафета» (Гран‑при Международных фестивалей в Берлине, Киеве, Москве, Праге, Париже, Льеже, Лейпциге, Мадриде; по решению комиссии ЮНЕСКО – СИФЕЖ картина вошла в десятку лучших студенческих фильмов мира), «Казенный дом» (Гран‑при XXI Международного кинофестиваля юношеских фильмов в Джифони (Италия)), «Меня это не волнует», «Научите меня драться», «Скорый поезд», «Женский день», «Триста лет спустя», «Хозяин Империи». Но Елена Ласкарева не только сценарист и драматург. Читателям горячо полюбились и ее романы – «Стюардесса», «Проводница» и другие, многие из которых созданы в соавторстве с Татьяной Дубровиной.

 

В серии «Русский романс» выходят следующие романы Татьяны Дубровиной и Елены Ласкаревой:

«Все или ничего»

«Испить до дна»

«Лабиринты чувств»

«Полнолуние»

«Вся жизнь – игра»

«Высший пилотаж»

«Фуэте на краю бездны»

«Жестокий роман»

«Наука страсти нежной»

«Ледяная принцесса»

«Ставка на удачу»

«Наваждение»

«Обмануть судьбу»

 



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2022-11-01 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: