– Я многому научился, работая на него.
Если бы рядом был Ред Дорфман, он непременно приказал бы ему “заткнуть свою пасть”, но я не стал этого делать.
– Не сомневаюсь, – коротко ответил я.
– Нет, правда. Ред для меня как отец родной.
В этом я не был уверен. Насколько я успел заметить, Дорфман относился к этому парню с презрением.
– Знаете, у меня кое‑что намечается. Меня больше привлекает увеселительный бизнес (он произнес “бизнус”), чем игорные дома. Ред нашел для меня работенку в Далласе – ночные клубы и все такое.
Я подумал, что Дорфман, должно быть, таким способом хочет избавиться от работника, который не подходит на роль телохранителя или наемного убийцы и недостаточно умен, чтобы заправлять игорным домом. На мой взгляд, получить работенку сводника в Далласе – это не ахти какое продвижение по службе, но этому парню такая перспектива очень нравилась.
– Будете в Техасе, – сказал он, откинувшись назад, – заходите в гости, если что понадобится. – Он вручил мне влажную измятую карточку. На ней золотом была вытиснена женская нога в чулочной подвязке; с ноги свисала туфелька. А на заднем плане красовалась огромная коричневая широкополая шляпа. Над шляпой витыми буквами в виде лассо было написано название заведения: “Голден Стриппер”.
Положив карточку в карман, я пожал протянутую мне потную руку.
– Позвольте представиться: Джейк Рубинштейн, – сказал он. – Друзья зовут меня Джек Руби.
Она полностью отдалась работе над фильмом “Автобусная остановка”. Это позволяло ей не думать о предстоящих совместных съемках с Оливье. Съемки всегда доставляли ей массу проблем, и фильм “Автобусная остановка” не был исключением, но, по крайней мере, она снова оказалась в Калифорнии, которая в какой‑то степени все еще была для нее “родным краем”…
Она была приятно удивлена и тронута, когда Джош Логан объявил, что по окончании съемок устроит в ее честь большой прием. Она подумала, что решение Логана связано с ее новым положением в кинобизнесе: ведь теперь она – независимая кинозвезда, хозяйка своей судьбы.
Только Логан, театральный режиссер с Бродвея, интеллектуал из Нью‑Йорка, мог набраться смелости попросить Билла и Эди Гёц устроить прием в честь окончания съемок фильма “Автобусная остановка” (ведь этот фильм был снят не на киностудии “Метро‑Голдвин‑Мейер”). Логан вызвал всеобщее изумление, решив пригласить на прием президента Индонезии Сукарно, который тогда сделал краткую остановку в Лос‑Анджелесе по пути на родину из Вашингтона, где ему был оказан весьма холодный прием со стороны Эйзенхауэра и Даллеса. Вскоре после этого Сукарно переметнулся в советский лагерь.
Эди Гёц принадлежала к голливудской аристократии (она была дочерью Луи Мейера). Поэтому на приеме присутствовали все сливки общества – crème de la crè: влиятельные деятели кинопромышленности (Сэм Голдвин, Джек Уорнер, Дор Скэри), а также знаменитые актеры, которые прежде, когда Мэрилин была начинающей актрисой, даже не замечали ее; пришел даже ее кумир, Кларк Гейбл.
Этот вечер был ее триумфом, если угодно – ее местью. Она достигла вершины. Вся кинопромышленность лежала у ее ног; туристам показывали отпечатки ее ладоней на цементе у входа в китайский театр Громэна и бронзовую звезду в ее честь на тротуаре в Голливуде и Вайне; ее дом был обозначен на картах, которые старушки продавали приезжим, желающим посмотреть, где живут кинозвезды.
Но даже после шампанского настроение у нее оставалось отвратительным – ведь на этом приеме у нее не было кавалера. Она чувствовала себя одинокой, триумф ее больше не радовал. Она забилась в дальний угол зала, пытаясь спрятаться от шума и толпы. Ее новый пресс‑агент, молодая девушка, заметив ее в стороне, стала пробираться к ней сквозь толпу.
– Пришел Тайрон Пауэр, – взволнованно объявила она. – Он непременно желает поприветствовать тебя.
После Кларка Гейбла из кинозвезд ей больше всех нравился Тайрон Пауэр. При других обстоятельствах ради встречи с ним она бросила бы все свои дела, но сейчас упоминание о нем вызвало в ней раздражение.
– Пусть идет к черту, – сказала она. – Когда я начинала работать в “Фоксе”, а он уже был знаменитым актером, он ни разу не предложил мне переспать с ним.
Эту фразу можно было бы расценивать как шутку, и впоследствии ее будут цитировать как пример чувства юмора Мэрилин. Но сейчас она произнесла ее с обидой, и молодая девушка – пресс‑агент Мэрилин – отнюдь не глупая, тотчас же отметила это про себя и в недоумении посмотрела на актрису, понимая, что ее сообщение пришлось некстати.
Девушка ничего не успела сказать в ответ: расталкивая толпу, к ним приближался Логан, ведя за собой невысокого смуглого мужчину в нелепой кепке и пиджаке, как у Неру. За ним шла целая толпа маленьких смуглых азиатов, которые что‑то невнятно тараторили и шипели. Мужчина, которого привел Джош, несомненно, был у них главным.
Она совсем забыла, что Джош пригласил почетного иностранного гостя; такие вещи ее просто не интересовали. Теперь они стояли лицом к лицу в окружении огромной свиты гостя, состоявшей из его телохранителей, агентов службы безопасности, репортеров и фотокорреспондентов. Было очевидно, что от нее ожидали каких‑то действий. Она обхватила гостя руками и поцеловала.
– Всегда мечтала познакомиться с президентом Индии! – воскликнула она.
В зале воцарилась тишина. На лице президента промелькнуло раздражение, словно он решил, что его пригласили сюда, в это гнездо капитализма, специально для того, чтобы подшутить над ним, и, что самое отвратительное, предоставили сделать это женщине.
Логан нервно прокашлялся.
– Президент Сукарно является президентом Индонезии, Мэрилин, – сказал он.
– Никогда не слышала о такой стране, – ответила она. – Но это не важно. Привет, господин президент.
Опять раздался приглушенный гул голосов, и неожиданно, словно по мановению волшебной палочки, Сукарно и его свита исчезли. По выражению лица Сукарно она поняла, что оскорбила его. Наверное, и Логан чувствовал себя оскорбленным. Она вспомнила, что Логан подробно инструктировал ее, как нужно разговаривать с президентом Индонезии; он с большим волнением готовился к приему столь высокого гостя.
Почувствовав неловкость от того, что попала в глупое положение, она открыла дверь и вошла в рабочий кабинет Билла Гёца – большую темную комнату в английском стиле, заставленную книжными полками и старинной мебелью, – и увидела Дэйвида Лемана. Он рассматривал коллекцию бронзовых статуэток работы Дега.
Дэйвид резко поднял голову, словно его застали за чтением личных писем хозяина дома. Увидев Мэрилин, он улыбнулся.
– Мэрилин, я никак не мог протиснуться к тебе, чтобы поздороваться.
Она чмокнула его в щеку.
– Я только что оскорбила президента Индонезии, – объявила она. – Наверное, это может быть расценено как дипломатический инцидент?..
Они сели на диван. Он протянул ей бокал шампанского. Она сделала глоток, и настроение у нее немного улучшилось.
– Тебе не о чем беспокоиться, – успокоил он. – Эйзенхауэр и Даллес уже отдавили ему все мозоли на встрече в Вашингтоне. Как только он вернется на родину, он сразу же организует демонстрации протеста, где будут сжигать американские флаги и забрасывать камнями окна библиотек агентства ЮСИА.
Дэйвид всегда о любом событии мог рассказать больше, чем было известно другим, и ей это очень нравилось.
– Джек встречался с Сукарно в Вашингтоне, – продолжал он. – Говорит, тот просил дать ему список телефонов девушек, которым он мог бы позвонить, когда будет в Лос‑Анджелесе.
Она засмеялась.
– Надеюсь, Джек не дал ему мой номер.
– Вряд ли он считает тебя формой оказания помощи иностранным государствам. Кстати, я слышал, фильм получился великолепный.
Она кивнула. Если это говорит Дэйвид, значит, так думают на киностудии. В кинобизнесе его связи были столь же обширны, как и в политике. Вообще‑то, подумала она, она могла бы увлечься таким мужчиной, но в ее представлении Дэйвид был тесно связан с Джеком Кеннеди. “А при чем тут Джек, – решила она про себя, – он же мне не муж”. Они не виделись уже несколько месяцев. Как бы то ни было, Джек, как и она сама, не принадлежал к тому типу людей, которыми можно владеть безраздельно. В этом и состояла одна из загадок его обаяния – во всяком случае, она пыталась убедить себя, что любит его именно за это. Однако в глубине души она по‑прежнему верила в старомодную преданную любовь. Ей хотелось надеяться, что она сможет полюбить на всю жизнь, если встретит человека, достойного такой любви.
А пока – рядом с ней сидел Дэйвид, симпатичный и явно жаждущий ее; в этом она не сомневалась. Неожиданно для себя она почувствовала нежность к нему, по телу разлилась теплая истома – может, потому, что в этот вечер она была одна и ей нужен был мужчина, или потому, что в неярком освещении библиотеки Дэйвид и вправду был похож на Кларка Гейбла. Она наклонилась к нему, губы полуоткрыты, груди вот‑вот готовы выпрыгнуть из низкого выреза платья – она как бы смотрела на себя со стороны, и ей было интересно, что произойдет дальше.
– А ты зачем приехал в эти края, Дэйвид? – спросила она, дыша чуть более учащенно, чем обычно.
На его лице отразилось беспокойство. Это ее несколько удивило.
– По делам, – ответил он. – У меня здесь филиал моей фирмы.
– Я знаю. У Джоша глаза на лоб полезли, когда я сказала ему, что знакома с тобой.
Он рассмеялся, но она видела, что ему приятно слышать это. “Как легко мужчины поддаются лести, – подумала она, – особенно умные мужчины”.
– Я только что из Лас‑Вегаса, – объяснил он.
– Из Лас‑Вегаса? Вот не думала, что ты увлекаешься азартными играми. Я сама не играю, но Лас‑Вегас мне нравится. Я была там на открытии шоу‑программы в “Дезерт Инн”. Фрэнк заказал столик для своих друзей, у самой сцены. Я просто не могла поверить своим глазам. Лиз Тейлор, Сид Чарис, Ава Гарднер и я – мы все сидели за одним столиком. Там не было ни одной женщины, с которой Фрэнк хоть однажды не переспал!
Она перехватила в его взгляде какой‑то неясный огонек. Что это было? Зависть? Боль? “Ну давай же, Дэйвид!” – подумала она про себя. Ее губы находились совсем рядом с его лицом. Она видела, что‑то удерживает его. Дружба с Джеком? А может, он боится, что кто‑нибудь зайдет и увидит, как он обнимает ее на диване в библиотеке Гёца; но так даже интереснее. Она заметила, что время от времени он оглядывается на дверь, и тут же поняла, в чем дело.
– Ты здесь не один? – прошептала она.
Он покачал головой, его щеки порозовели. Неужели он покраснел?
– Э… да, не один. – Он запнулся. – Я здесь с Марией.
С Марией? Она напряженно пыталась вспомнить, кто такая Мария, потом поняла.
– Твоя жена! – воскликнула она. – Она здесь?
Он кивком головы показал на дверь, как будто за ней стояла его жена, готовая войти в комнату.
– Она… э… где‑то тут. Здесь на побережье у нее много друзей.
– Она была с тобой в Лас‑Вегасе?
Он покачал головой.
– Нет, я был там по делу… По просьбе Джека… – Он покраснел еще больше, должно быть, сожалел, что проболтался. Ей стало интересно: какие дела могут быть у Джека в Лас‑Вегасе? Если бы у нее было время, она наверняка нашла бы возможность заставить Дэйвида рассказать ей об этом подробнее, прямо здесь, не поднимаясь с дивана.
Ей очень хотелось попытаться соблазнить Дэйвида. Ей всегда нравилось заниматься любовью в самых неожиданных местах, а опасность, что кто‑то войдет и увидит, еще больше возбуждала ее. Она прикоснулась губами к губам Дэйвида, едва заметно, как бы невзначай, и подумала, хватит ли у него смелости овладеть ею прямо здесь, в то время как его жена в соседней комнате мило общается со своими многочисленными друзьями с Западного побережья.
Она решительно бросала ему вызов, всем своим видом как бы говоря: “Ты всегда хотел этого, мальчик, не упускай свой шанс!” Но она уже поняла, что ничего не произойдет: Дэйвид был не из тех людей, которые необдуманно рискуют, даже ради нее. “Ну и черт с тобой! – подумала она. – Ты упустил свой шанс!”
Все еще сохраняя на лице улыбку, она слегка отодвинулась от него.
– А я скоро поеду в Англию, – произнесла она, разрушая волшебное очарование близости.
Он тихо вздохнул. С сожалением? Или с облегчением?
– Да, я знаю, – ответил он. – Я встретился с Ларри Оливье в Нью‑Йорке. Он очень доволен, что будет работать с тобой.
– Честно говоря, я ужасно боюсь всего этого, – созналась она. – Англия, Ларри, Вивьен и все прочее…
– Все будет хорошо.
– Может быть. Но сначала я поеду в Нью‑Йорк.
– Да, я слышал. Значит, вас с Артуром можно поздравить.
Она кивнула без особого энтузиазма.
– Некоторое время мне придется пробыть там. Нужно найти жилье, – объяснила она.
– Если понадобится моя помощь…
Открылась дверь, и комната наполнилась людьми. Среди них – Пэт Лофорд, Джош и Недда Логаны, а также женщина, очень похожая на Жаклин Кеннеди. По выражению ее лица Мэрилин поняла, что это и есть Мария Леман. Потом ее опять увели к гостям, и через несколько минут она уже почти не помнила, что совсем недавно готова была заключить Дэйвида в свои объятия и подарить ему то, о чем он мечтал…
После того как Джек и Джеки наконец‑то переехали в Джорджтаун, а свой огромный дом в Виргинии, Хикори‑Хилл, продали Бобби и Этель, которые, имея многочисленное потомство, не чувствовали себя в нем одинокими, журналисты окрестили этот особняк Камелотом на Потомаке и стали писать, будто в нем каждый день устраивались приемы, где сподвижники президента Кеннеди и их миловидные дамы играли в футбол и сталкивали друг друга в бассейн прямо в одежде. Но мне этот старый дом всегда казался мрачным. Комнат было много, но одни казались чересчур просторными, другие – слишком тесными, и даже Джеки не удавалось создать в доме атмосферу радостного оживления. В Хикори‑Хилл у Джека всегда был такой вид, будто он готов сбежать хоть на край света. В этот раз, когда я приехал, Джеки тоже была не в настроении.
Я вручил Джеку кепку с эмблемой “Профессионального турнира для избранных”, полученную от Реда Дорфмана. Широко улыбаясь, он нахлобучил ее на голову, но Джеки это не развеселило.
Когда она ушла узнать, готов ли обед, он снял кепку и положил ее на стол. Для смеха я приложил к ней карточку Джека Руби.
– Это на тот случай, если соберешься в Даллас, – сказал я.
– Боже упаси! Я отдам карточку Линдону. Не желаешь прогуляться перед обедом?
– А ты в состоянии?
Он кивнул.
– Да, далеко мы не пойдем. А ты понесешь мою трость, вдруг она мне понадобится. Однако я уже потихоньку выбираюсь из ямы. У меня теперь новый врач, Джанет Травель. Она просто волшебница. Показала мне несколько упражнений. Поначалу приходилось трудно, но они очень помогают. И я все время стараюсь ходить, двигаться как можно больше. Я как будто заново родился.
– И что, боль исчезла?
– Ну что ты, боль, конечно, есть, но, чтобы уменьшить ее, она делает мне уколы – новокаин. Кажется, прямо в мышцы. И, знаешь, помогает.
Мы вышли во двор. Стоял один из теплых дней раннего лета, какие в Виргинии не редкость. Джек передвигался медленно, с трудом, но я рад был видеть, что он снова может ходить. Мы подошли к бассейну.
– Я еще и плаваю по утрам. Вода должна быть нагрета до тридцати пяти градусов. Джеки жалуется. Говорит, это все равно что плавать в супе, но в холодной воде я просто помираю…
Он посмотрел вдаль.
– Я подумал, что нам лучше поговорить на улице, – сказал он. – На всякий случай.
Интересно. В этом случае Джек мыслил так же, как Дорфман. Неужели Джек и вправду думает, что в его доме установлено подслушивающее устройство. Затем я вспомнил о Эдгаре Гувере и решил, что такое вполне возможно.
– Мне пришлось играть с Дорфманом в гольф под палящим солнцем пустыни: он опасался, что нас могут подслушать, – сообщил я. – Вот откуда у меня эта кепка.
Джек задумчиво кивнул.
– Значит, он неглупый парень. Это хорошо. Если нам придется иметь с ним дело, желательно, чтобы он действовал… э… не слишком опрометчиво. Так мы будем иметь с ним дело?
– Возможно, Джек. Возможно.
Взгляд его застыл на пологих холмах у линии горизонта. Слушая внимательно мой отчет, он тем не менее сумел дать мне понять, что все решения принимает только он сам. Болезнь и две тяжелые операции закалили характер Джека, и многим предстояло в этом убедиться.
– Надеюсь, ты не дал им никаких обещаний? – спросил он.
– Никаких. Но они сделали нам серьезное предложение.
Он опять кивнул. Я не мог видеть выражения его глаз. Мы медленно вышагивали вокруг бассейна. Джек шел, сцепив руки за спиной; лицо его выражало решимость.
– Что мы получим, если согласимся на их предложение?
– Они отдадут нам Дэйва Бека.
Он присвистнул и взглянул на меня, как бы спрашивая, не шутка ли это.
– Этого гада! – с трепетом произнес он. – Они готовы его отдать?
– Со всеми потрохами. И еще нескольких его соратников, а также предоставят нам все необходимые материалы, которые помогут посадить его за решетку. Разумеется, это все не бесплатно.
Он отвернулся, как будто перестал слушать меня.
– Чего же они хотят?
Я объяснил ему.
– Вы не должны трогать Хоффу. – Я не стал говорить, что не нужно также трогать Моу Далица, Реда Дорфмана и их друзей. Если Хоффа будет в безопасности, значит, и они тоже. Кроме того, Джек прекрасно понимал, кто был тесно завязан с Хоффой и чего следует ожидать, если комиссия согласится принять Бека в качестве козла отпущения, – шумиха в газетах, поздравления профсоюзных лидеров, одобрение общественности, а Джимми Хоффа и мафия будут спокойно делать свое дело.
Если это и шокировало Джека, он не подал виду. Он задумчиво посмотрел на меня.
– Сознаюсь честно, Дэйвид, – произнес он, – хотя эта идея и принадлежала тебе, я не верил, что тебе удастся что‑то сделать. Должен сказать, ты меня приятно удивил.
– С политиками и мафиози не так‑то легко договориться, однако ты попробовал бы иметь дело с кем‑либо из руководителей пятисот крупнейших компаний, с такими, как Боб Макнамара, Роджер Блау или Том Уотсон. Мне приходится общаться с ними каждый день.
– Отец говорит то же самое.
– А уж он‑то знает.
Он помолчал.
– Наш многоуважаемый председатель комиссии сенатор Макклеллан будет вне себя от радости. Он ужасно боится, что, затеяв шумиху, вдруг окажется на бобах. Если мы сможем ему гарантировать, что его добычей станет Бек, он рьяно кинется в бой.
– А Бобби?
– Гм, Бобби? Интересный вопрос. Он не очень обрадуется. Ему почему‑то не терпится припереть к стенке этого Хоффу. По мне, так Бек в самый раз – в некотором отношении он устраивает меня даже больше, но Бобби желает, чтобы именно Хоффа шил мешки или что там они еще делают в Льюисберге или Атланте. – Он вздохнул. – Что же, я поговорю с ним.
– Да, у тебя это получится лучше, чем у меня.
Джек нахмурился.
– Я знаю, с Бобби нелегко, Дэйвид, но он мой брат. И он командный игрок. Конечно, приличия соблюсти придется. Хоффа должен будет предстать перед комиссией и вести себя соответственно. Ему придется ответить на несколько малоприятных вопросов, даже очень неприятных, иначе никто не поверит, что мы ведем дело серьезно. Мы также не можем допустить, чтобы он, ссылаясь на пятую поправку, отказывался отвечать на наши вопросы. Ему придется пойти нам навстречу
– Но ведь не обязательно задавать ему вопросы, которые будут для него полнейшей неожиданностью, не так ли? Нельзя ли как‑нибудь ограничить круг этих вопросов, скажем, заранее согласовать их с ним?
Джек сосредоточенно разглядывал цветы вокруг бассейна, как будто оценивал работу садовника.
– Нужно будет обговорить кое‑какие детали, – сухо ответил он. – Это ты обсудишь с Кении или Дэйвом.
Мне не очень понравилось это предложение, и я решил для себя, что нужно поскорее выбраться из этой петли.
Джек посмотрел на ровную, спокойную гладь воды в бассейне. В дверях дома появилась Джеки и помахала ему рукой. Он не ответил ей.
– Идем обедать, – сказал он. – Ты передашь мое предложение?
Я кивнул. Мне казалось, в этом нет ничего опасного.
Я видел, что Джека разрывали внутренние противоречия: с одной стороны, он хотел знать, кому и каким образом я передам его согласие на сделку; с другой стороны, он понимал, что лучше ему не знать этого. Джека всегда интересовали подробности, этого у него не отнимешь. Ничто не доставляло ему большего удовольствия, чем рассказы о всевозможных махинациях шпионов, преступников и прочих таинственных персонажей, о жизни которых мало что известно широкой публике. Но он четко понимал, когда не нужно задавать лишних вопросов.
Я ждал, но он ничего не сказал.
“Его отец может гордиться таким сыном”, – подумал я.
Мы обедали втроем. Холодная отчужденность в отношениях между Джеком и Джеки была столь явной, что я чувствовал себя неловко. Очевидно, в чем‑то Джек вышел за рамки дозволенного.
Джеки спросила про Марию (она все еще находилась в Калифорнии). Весь обед она оживленно болтала со мной. Должен признаться, Джеки мне всегда нравилась. С ней приятно общаться: она обаятельная, обладает безупречным вкусом, умеет искусно поддержать разговор, не прочь немного пококетничать, а эти качества импонируют мужчинам любого возраста.
Мне кажется, Джек серьезно недооценивал твердость характера Джеки, когда решил жениться на ней. Его сестры и Этель зло подсмеивались над ее претенциозностью (когда она подчеркнула, что ее имя произносится “Жаклин”, они закричали: “Ну, конечно, рифмуется со словом “королева”[5]), но Джеки и ее сестра Ли не реагировали на подобные насмешки. Ведь их отец был одним из самых знаменитых (и очаровательных) донжуанов и пьяниц своего поколения, а их мать, Джанет, с таким искусством достигла высот социальной лестницы, что привела в восторг даже самого Джо Кеннеди, который, безусловно, мог по достоинству оценить ее способности. Девочки из семьи Бувье постигали жизнь в школе эмоциональных потрясений.
– Что новенького в Лос‑Анджелесе, Дэйвид? – спросила она меня.
Я рассказал ей о приеме, устроенном Джошуа Логаном в доме Гёцов, описал наряд Марии на этом вечере (Джеки всегда это интересовало), сообщил ей последние подробности из жизни ее друзей, живущих на Западном побережье. Ее золовка Пэт год назад вышла замуж за Питера Лофорда. Джо Кеннеди не одобрял этот брак. Мало того, что его дочь выходит замуж за актера, возмущался он, так этот актер еще и англичанин.
Джеки поначалу благосклонно относилась к Лофорду, а тот изо всех сил старался угодить ей. Но когда она стала подозревать, что он устраивает Джеку свидания с молодыми актрисами, ее отношение резко переменилось. Однако он знакомил ее со многими уважаемыми деятелями кинобизнеса, а Джеки, как и любая женщина, не могла устоять против такого соблазна.
Я рассказал ей об инциденте между Мэрилин и президентом Сукарно (не упоминая, конечно, о том, что Сукарно попросил Джека дать ему телефоны нескольких актрис). Я знал, что ее это развеселит, и не ошибся. Она рассмеялась своим звенящим, как бы задыхающимся тихим смехом. Дочерям Кеннеди этот смех казался наигранным и притворным, но на меня он всегда действовал возбуждающе.
– Ты не находишь это смешным, дорогой? – спросила она Джека, потому что тот не смеялся. Возможно, в эту минуту он думал о предстоящем разговоре с Бобби.
– Всем известно, что дипломатия – это не ее удел, – сказал он раздраженно.
Джеки мило улыбнулась ему.
– О, Джек, дорогой, – воскликнула она, – ну зачем ты так! Мне казалось, она тебе нравится.
Она повернулась ко мне.
– Джек по крайней мере раза по два смотрел каждый фильм, где играет Мэрилин Монро, Дэйвид. Он просто без ума от нее. В следующий раз, когда будешь в Лос‑Анджелесе, возьми у нее автограф для Джека. Он будет на седьмом небе … от счастья, не так ли, Джек?
Я слишком поздно понял, что Джеки, должно быть, каким‑то образом узнала о романе Джека с Мэрилин, что мне не нужно было заводить этот разговор.
Джек бросил на нее гневный взгляд, губы вытянулись в упрямую складку; он не собирался принимать ее вызов, тем более в моем присутствии.
– Это было бы великолепно, – проговорил он сквозь зубы.
– Вот ты и попался, Дэйвид. Для тебя есть небольшое поручение. Может, ты найдешь способ познакомить с ней Джека?
Я кашлянул, чтобы скрыть неловкость.
– Думаю, это возможно, – ответил я, стараясь сохранять невозмутимый вид.
– Я в этом не сомневаюсь! – с яростью в голосе отрубила Джеки.
Воцарилось неловкое молчание. Нам принесли кофе. “Разумеется, Джеки сердится по праву, – подумал я, – но от этого ничего не изменится”. Она предприняла все возможное, чтобы заполучить Джека в мужья, хотя все вокруг – и отец Джека, и его однокашник и “придворный шут” Лем Биллингз, даже Роза Кеннеди и его высокопреосвященство архиепископ – кардинал Бостонский – предупреждали ее о пристрастии Джека к женщинам и о том, что он, как они тактично выражались, “слишком привык к холостяцкому образу жизни”, чтобы отказаться от него. Джеки это не отпугнуло. Напротив, эти предупреждения сделали Джека еще более привлекательным в ее глазах, и она решила во что бы то ни стало выйти за него замуж. Мне кажется, Джеки способна была полюбить только такого непредсказуемо опасного человека, каким был ее отец; надежный муж, который преданно любил бы только ее одну, был не в ее вкусе. Как‑то она поведала Марии, что, будучи еще школьницей, всегда мечтала выйти замуж за “опытного” мужчину. Видит Бог, оба ее мужа были именно такими людьми.
Приняв решение стать женой Джека, она не увидела сочувствия со стороны семьи Кеннеди. Как я уже говорил, посла она уважала, но ненавидела Розу Кеннеди, которую она ехидно называла belle‑mère [6]и часто очень точно и зло передразнивала, к явному неудовольствию Джека.
Я посмотрел на часы.
– Мне нужно идти, – произнес я.
– Возвращаешься в Нью‑Йорк? – спросила Джеки. – Как бы мне хотелось тоже поехать туда, – она сделала многозначительную паузу, – и поразвлечься!
– Да, в Нью‑Йорк. А завтра в Майами. У меня там дела.
– Лос‑Анджелес, Нью‑Йорк, Майами – у тебя нескучная жизнь, Дэйвид. Бываешь в таких интересных местах. Я тебе страшно завидую.
– Я езжу по делам, Джеки.
Она улыбнулась.
– Ну, конечно. Мужчины всегда так говорят, не правда ли, Джек?
Я вздохнул с облегчением, когда наконец сел в машину и поехал в аэропорт.
Много лет назад, в феврале, когда температура в Нью‑Йорке не поднималась выше нуля целую неделю, я полетел в Майами погреться на солнышке. Делать там было нечего, и я неожиданно для себя самого купил дом в Ки‑Бискейн.
Мария заметила, что это лишняя трата денег, так как мне не придется часто бывать там, и оказалась права. Но, поскольку среди клиентов моей фирмы была в то время Торговая палата Майами‑Бич, я решил, что неплохо иметь свой дом в Майами.
Теперь у меня больше нет клиента в Майами‑Бич, и я могу признаться, что не люблю Флориду, – Кап д'Антиб, например, мне нравится больше. Однако приятно все же погреться на солнышке или, лежа на спине в воде, смотреть в чистое голубое небо над кронами пальм, зная, что всего лишь в двух‑трех часах лету отсюда, в Нью‑Йорке, люди скользят и падают на льду.
Я вышел из воды, обтерся полотенцем и только потом заметил Реда Дорфмана. Он сидел у меня на веранде за столиком, где я обычно завтракаю. Его телохранитель – на этот раз по‑настоящему крепкий парень, не то что Джек Руби, – прятался в тени бугенвиллеи. Дорфман был одет в костюм для игры в гольф.
– Вижу, вы без труда нашли меня, – произнес я как можно более невозмутимо, хотя внутри у меня все сжалось. Я ожидал, что он позвонит мне и мы условимся о встрече.
– Нет ничего проще! Думаешь, если твоего телефона нет в справочнике, твой дом невозможно отыскать? Не смеши меня. – Он показал рукой на соседний особняк. – У тебя хорошие соседи. Вон в том доме живет Бебе. Я не раз бывал там, встречался с Никсоном.
Я поднял брови. Меня не удивило, что Никсон имел неофициальные связи с профсоюзом водителей (позднее это назовут “тайным каналом связи”), но я надеялся, что Дорфман не станет упоминать имя Кеннеди в разговоре с первым встречным.
– Ты неплохо здесь устроился, Дэйвид. – Он окинул оценивающим взглядом стол и одобрительно кивнул. – Красиво живешь.
– Стараюсь, Ред, стараюсь. – Я налил ему кофе и положил себе на тарелку несколько кусочков папайи.
– Если хочешь и дальше так жить, будем надеяться, что ты привез для меня хорошие новости.
Я спокойно доел папайю, вытер рот и посмотрел ему в глаза.
– Я всего лишь связной, Ред. Если ты будешь угрожать мне, ты не получишь никаких сообщений, ясно? – По своему опыту я знал, что таким людям, как Дорфман, ни на минуту нельзя показывать свой страх, иначе они не будут вас уважать.
Он недовольно посмотрел на меня.
– Ну ладно, ладно, – пробормотал он. – Что я такого сказал? Шуток не понимаешь?