-Это кто же ей такую чушь сказал? - насторожился отец Олег.
-Наверное, это ей бабка Лизавета посоветовала. – предположила высокая полная старуха в застиранной синей кофте. – Она же его и отпела…
-Что? – вскинулся отец Олег. – Как это отпела?
-А вот отпела, и все тут. – подтвердила обладательница синей кофты. – Я сама при том была. Пришла она, подымила у могилы такой медной штукой с крестиком на верхушке…вроде Вашего кадила, только с ручкой… «Вечную память» спела. Потом все на поминки пошли... на святом месте его душеньку помянуть, чтобы ей на том свете легче было…
-Что за чушь! – возмущенно воскликнул отец Олег. – Это же самое настоящее язычество! Они что, не знают, что отпевать покойника должен священник? Так нет же, пригласили какую-то колдунью!
-Так ее же все приглашают… - не сдавалась очевидица похорон. – Она у нас уже сколько лет и покойников отпевает, и младенцев крестит, и грыжу заговаривает… Оттого ее у нас все за глаза «попихой» называют…
-Какая она вам попиха! – вознегодовал отец Олег. – Колдунья она, вот кто! А ты-то, ты-то, Марфа, куда смотрела? Ладно, эта Анька ничего не понимает… Но ты, вроде бы, верующий человек… Это ты во всем виновата. Ты должна была пресечь это безобразие. А вместо этого пошла на поводу у колдуньи. Так где после этого твоя вера?
- Так что я могла сделать? – пробормотала пристыженная Марфа. – Хоронили-то его во вторник. А Анька до Вашего приезда ждать не захотела… Опять же, мы и не знали, приедете Вы или нет. Может, как в прошлый раз: ждали-ждали, да зря прождали…
На сей раз отец Олег решил закончить бесполезный разговор:
-Теперь видите, до чего вы дошли, живя без Бога! – обратился он к застывшим в растерянности старухам. - Храм разрушили, батюшку убили… Так нет же – вместо того, чтобы каяться в этом да Бога о прощении просить, вы всяким колдуньям потакаете. Мало вас уже Господь покарал? Смотрите, как бы с вами еще хуже не вышло!
-Простите, батюшка… Ох, простите старых… Впредь будем умнее… - И старушки, украдкой утирая глаза, гуськом потянулись в дом вслед за отцом Олегом, который собирался отслужить там заказанные молебны. Нина Сергеевна замыкала шествие. Не зная, что ее саму провожает все тот же пристальный, злобный взгляд…
***
-Ну как Вам Лихостров, Нина Сергеевна? – спросил отец Олег, когда они вместе, все на том же «Лебеде» возвращались в Н-ск. И, не дожидаясь ее ответа, решил высказать свое мнение об острове и его обитателях:
-Сами видите, работы тут – непочатый край. Народ – вчерашние безбожники, не знающие даже азов Православия. Правильно сказано: если человек не верит в Бога, то начинает верить во все остальное2. Вот они и верят во всякую языческую чушь… Это же до чего надо дойти, чтобы называть какую-то бабку-колдунью – «попихой»! За что боролись, на то и напоролись… Так Вы мне поможете, Нина Сергеевна?
-Благословите, батюшка! – откликнулась Нина. Потому что понимала: священник прав. И, хотя на дворе уже конец двадцатого века, обитатели Лихострова, судя по всему, весьма немногом отличаются от своих предков, которые более тысячи лет тому назад молились каким-нибудь Мокоши или Перуну. Какая же земная и небесная слава ожидает того, кто приобщит этих людей к Православной вере! Иначе говоря, ее саму. Не случайно же она носит имя святой Равноапостольной Нины, в стародавние времена просветившую светом Православной веры языческую Иверию… И вот теперь тезка святой Нины приведет ко Христу жителей Лихострова.
На другой день Нина Сергеевна, собрав вещи, уехала на Лихостров.
***
Весь первый день по приезде туда она занималась обустройством. Надо сказать, что церковный дом состоял из двух половин. Вернее сказать, одна из его комнат, так называемое «зальце», была отделена от другой, проходной комнаты, фанерной перегородкой, и переоборудована в некое подобие часовни. Стены ее были увешаны репродукциями икон, вырезанными из календарей. Еще несколько бумажных икон, наклеенных на фанеру, стояло в углу, на комоде, покрытом старинной цветастой шалью с обтрепавшейся бахромой. В противоположном углу виднелся стул, на спинке которого было укреплено гипсовое Распятие. А под ним стоял ящик с песком, из которого кое-где торчали свечные огарки. Судя по всему, стул с ящиком служили канунником3.
В другой половине дома стояла кое-какая мебель: диван допотопного вида с валиками по бокам, комод, пара обшарпанных стульев… Конечно, для Нины Сергеевны, привыкшей к городским удобствам, подобная обстановка была, так сказать, спартанской. Однако она была не из тех, кто пасует перед подобными мелочами. Особенно, когда впереди брезжит некая заманчивая и желанная цель… Нина не помнила, кто из королей в свое время сказал: «Париж стоит мессы» и сменил веру ради возможности взойти на французский трон4. Но хорошо понимала: отказываться от шанса стать игуменией из-за отсутствия привычного комфорта – по меньшей мере глупо. Вдобавок, на донельзя захламленной повети5 отыскались и вполне сносный на вид кухонный столик, и даже круглый раздвижной стол, в свое время, вероятно, украшавший «зальце», а впоследствии, после поломки одной из ножек, перекочевавший на поветь, оказавшуюся для Нины Сергеевны поистине неисчерпаемым кладезем всевозможных находок. Чего там только не было! И старая одежда, и несколько картонных коробок, доверху набитых пустыми водочными бутылками, и ржавый детский велосипед, и связки газет, полуистлевших от времени и сырости, и фанерный ящик с елочными игрушками, и чернильница на белой мраморной подставке, и альбом с чьими-то фотографиями, и несколько учебников конца сороковых годов со следами крысиных зубов на обложках…и изданные в середине 50-х годов томики стихов Некрасова и Есенина… Нине оставалось лишь гадать, кем могли быть владельцы всех этих вещей и как сложились их судьбы… Впрочем, само то, что вещи, принадлежавшие этим людям, в конце концов оказались свалены на повети, говорило о многом…
Неудивительно, что после всех этих раскопок донельзя уставшая Нина легла спать еще засветло. Она спала крепко, без сновидений. Хотя в какой-то момент проснулась оттого, что услышала под окнами чьи-то тяжелые шаги. Сначала она подумала – это ей снится. Однако шаги не смолкали. Казалось, кто-то, невидимый в ночной темноте, ходил дозором возле ее дома. Нина встала, зажгла привезенную из города лампу и выглянула в окно. Улица была темна и пустынна. Так что Нина поспешила вернуться в постель, смеясь над собственной глупостью – это же какое пылкое воображение надо иметь, чтобы принять шум деревьев на улице за человеческие шаги! Да и кому могло взбрести в голову в глухую ночь невесть зачем шастать возле чужого дома? Успокоенная этими мыслями, Нина Сергеевна заснула. Тогда насторожившие было ее шаги раздались вновь. Правда теперь они стали тихими, почти неслышными. Звук их удалялся все дальше и дальше от дома, где безмятежным сном почивала Нина… Пока, наконец, не стих совсем…
***
Утро следующего дня Нина начала с того, что широко распахнула окна и двери дома, словно приглашая прохожих войти и помолиться вместе с ней. Потом она прошла в нежилую половину дома, зажгла свечи перед иконами, и, положив на комод привезенный из города молитвослов, принялась громко читать утреннее правило, периодически прислушиваясь, в надежде, что кто-нибудь из лихостровских старушек явится разделить с ней молитвенные труды. Ведь они наверняка знали об ее приезде. По крайней мере, Марфа, которую позавчера так строго отчитал отец Олег. Когда прибывшая на Лихостров Нина Сергеевна тащила к церковному дому свой немалый багаж, она столкнулась с ней на улице. Марфа направлялась к пристани. Возможно, она кого-нибудь встречала. А, вероятнее всего, просто решила съездить в Н-ск по каким-то своим делам, и вечером вернуться домой. Наверняка по возвращении на Лихостров Марфа, по вековечному обычаю деревенских кумушек, поспешила к знакомым делиться городскими сплетнями. Так разве могла она пропустить столь важную новость, как прибытие на Лихостров Нины Сергеевны? Вот только странно, что, узнав об этом еще вчера, никто из местных старух все-таки не наведался к ней? Или Марфа по каким-то причинам предпочла умолчать о приезде Нины? Но почему? По забывчивости? Или… из-за неприязни к ней?
Нина продолжала чтение. Пару раз звук ее голоса перекрывал шум от едущего по улице автомобиля. Потом до нее донеслись молодые мужские голоса. Судя по всему, мимо окон проходила компания деревенских парней, которые вели меж собой оживленный разговор, перемежая свои речи матерными ругательствами. Нина стала читать громче – пусть эти сквернословы услышат слова святых молитв и устыдятся своего поведения! Но тут прямо в открытое окно комнаты влетел камень, едва не задев ее. Нина вскрикнула. В ответ раздался злорадный хохот. Однако уже спустя миг он стих, и, когда осмелевшая Нина Сергеевна все-таки решилась выглянуть в окно, улица снова была пустынна…
Она уже почти заканчивала читать правило, как вдруг за ее спиной раздались чьи-то мягкие шаги. А потом вкрадчивый старушечий голос произнес:
-Здравствуйте, кто тут есть! Утро доброе!
Выходит, на Лихострове все-таки знают о приезде Нины Сергеевны! И у кого-то из местных старух, хоть и запоздало, да возникло желание прийти и помолиться вместе с ней… Однако, к изумлению Нины, визитерша была ей совершенно незнакома. А внешность у нее была весьма приметная: небольшой рост в сочетании с чрезвычайной полнотой делали ее похожей на колобок на коротеньких, отечных ножках, обутых в войлочные тапочки с разрезами по бокам. Несмотря на преклонный возраст незнакомки, в ее выбивающихся из-под платка иссиня черных волосах только-только начинала пробиваться седина. Однако самым примечательным в ней все-таки были не фигура и не цвет волос, а лицо – очень бледное, одутловатое, с кустистыми черными бровями, сросшимися у переносицы, под которыми поблескивали бегающие туда-сюда маленькие глазки. Неприятное лицо…пожалуй, даже отталкивающее… Впрочем, его обладательница настолько приветливо улыбалась Нине Сергеевне, что та решила – не стоит верить первому впечатлению. И снисходительно улыбнулась гостье.
-А Вы, часом, не монашка будете? – заискивающим тоном вопросила незнакомка.
Сердце у Нины Сергеевны радостно забилось. Ее приняли за монахиню… Выходит, она на нее похожа… В этот миг Нине вспомнилась недавно прочитанная история о прозорливом старце-иноке из одного монастыря, который, к великой неожиданности некоей купчихи, приехавшей к нему за духовным советом, при встрече назвал ее матушкой-игуменией. И что же? Впоследствии сия вдовица действительно приняла постриг и стала настоятельницей женской обители. А вдруг сейчас устами этой старушки Господь возвещает Нине Сергеевне, что ее давняя мечта о монашестве вскоре станет явью?
-Нет, я не монахиня. Пока еще не монахиня… - не без сожаления призналась Нина.
-Ох, простите, обозналась. – сокрушенно вздохнула гостья. – Только Вы уж так похожи на нее, так похожи…ну, прямо вылитая монашка…
-А Вы кто? – полюбопытствовала Нина Сергеевна. – Вроде бы я Вас тут раньше не видала…
-Да я соседка Ваша. – ответила старушка. – Видите, вон через дорогу зеленый домик стоит? Вот там я и живу. А зовут меня Елизаветой Петровной. Да только здешние меня больше бабкой Лизаветой величают…
-А я – Нина Сергеевна. – представилась Нина, на ходу пытаясь вспомнить, где она уже слышала это имя. Или это ей только кажется…
-Что ж, Нинушка Сергеевна, будем знакомы. – залебезила бабка Лизавета. – А Вы, часом, не проголодались? А то милости прошу ко мне в гости. Чайком угощу, яишенкой… я гостям завсегда рада. Тем более, таким дорогим, как Вы…
Разумеется, Нина Сергеевна согласилась. Да и разве можно было устоять перед обаянием и радушием Елизаветы Петровны! Она закрыла окна и заперла дверь на замок. После чего отправилась в гости к бабке Лизавете.
Обещанная «яишенка» и впрямь оказалась отменной. Елизавета Петровна, подобострастно улыбаясь, подкладывала разомлевшей от еды Нине Сергеевне очередной лакомый кусочек и подливала в китайскую кружку, расписанную по розовому фону темно-синими ирисами, ароматный горячий чай. И как бы ненароком расспрашивала дорогую гостью о том, кто она, да где живет, да зачем приехала на Лихостров, да как ей спалось-почивалось этой ночью… Нина Сергеевна охотно отвечала. Потому что ей казалось, будто она уже давным-давно знакома с этой милой, добродушной старушкой, так похожей на ее покойную бабушку. Рядом с ней было настолько хорошо и спокойно, что Нине хотелось плакать от умиления. А еще – от счастья, что Господь негаданно-нежданно послал ей столь доброго, участливого, все понимающего человека…
А в то самое время, когда Нина наслаждалась гостеприимством бабки Лизаветы, к церковному дому подошла та самая худощавая низкорослая старушка, которая несколько дней назад так оконфузила Нину Сергеевну, приняв ее за матушку отца Олега. Она постучала в дверь…потом подергала за дверную ручку, потом, подобрав с земли сухую ветку и привстав на цыпочки, пару раз легонько стукнула ею по оконному стеклу… Убедившись, что в доме никого нет, старушка, тем не менее, не отправилась восвояси, а уселась на крыльце с явным намерением во что бы то ни стало дождаться Нины Сергеевны.
***
Утреннее чаепитие у бабки Лизаветы, сопровождавшееся задушевной беседой, затянулось почти до полудня. Впрочем, торопиться Нине Сергеевне было некуда. Ведь лихостровские старухи явно игнорировали ее. Кроме, разве что, милейшей Елизаветы Петровны…
Каково же было изумление Нины Сергеевны, когда, подходя к церковному дому, она увидела на крыльце ту, кого ей меньше всего хотелось бы увидеть! А именно: уже знакомую ей с первого приезда на Лихостров низкорослую старушонку, чье любопытство тогда поистине граничило с бестактностью. И зачем ее только принесло сюда?
-Здравствуйте. – робко произнесла незваная гостья, глядя снизу вверх на Нину Сергеевну.
-Что Вам нужно? – строго вопросила Нина.
Старушка замялась.
-Простите… Батюшка тогда сказал… Вы ведь, кажется, врач, да? Вот я и хотела у Вас спросить…
Нина Сергеевна потихоньку начала закипать. Ну, батюшка, удружил… Это же надо было отцу Олегу от ее имени пообещать бесплатные медицинские консультации всем желающим. Что ж, вот уже и первая ласточка пожаловала… Да теперь эти деревенские бабки ей покоя не дадут. И начнут таскаться к ней за советами… мало того – потащат к ней всех своих родных и знакомых. Проще говоря – весь Лихостров. Они же тут все друг другу родня. А ей придется бесплатно давать им советы. Нет, это безобразие следовало пересечь в самом начале. Пусть знают – бесплатно только сыр в мышеловке. А консультации такого специалиста, как Нина Сергеевна, имеют вполне определенную цену. И далеко не всякому она может оказаться по карману…
-Так что Вы от меня хотите? – Нина говорила подчеркнуто строго, надеясь, что визитерша поймет: она здесь лишняя. И уберется восвояси.
-Да вот, сон мне вчера приснился. – пожаловалась старушка. – Странный такой сон. Будто стоит передо мной человек в черной одежде, как батюшки носят. Сам весь седой, борода такая густая-густая, брови мохнатые, тоже седые. А на груди у него золотой крест. И говорит мне: «Скажи им: пусть очистят мой источник. Он отравлен. Он течет ядом». Только я рот раскрыла, чтобы спросить, кто он да про какой такой источник говорит – а он и исчез… Вот я все и думаю – к чему бы мне это приснилось?
Нина Сергеевна с трудом сдержала усмешку. Отец Олег прав: в какую только чушь не поверит человек, не ведающий Бога! И живое подтверждение этому стоит перед ней, ожидая ответа на вопрос: «к чему бы мне сие приснилось». Что ж, сейчас Нина популярно объяснит ей, что нельзя верить снам. И почему именно.
Она постаралась на славу. Припомнила и многочисленные высказывания на эту тему святых отцов, и различные истории о плачевной участи тех, кто имел глупость верить сновидениям. Например, предание о некоем иноке-подвижнике, который поверил, будто видит вещие сны. И однажды увидел во сне христиан, которые страдали в адском огне, в то время, как иноверцы наслаждались небесным блаженством. После чего поспешил отречься от Христа6. Не догадываясь, что тем самым добровольно обрек себя на вечные адские мучения.
Старушка испуганно таращилась на Нину Сергеевну. Похоже, она была просто раздавлена ее мудростью и красноречием. Когда же Нина завершила свою речь эффектной цитатой из преподобного Иоанна Лествичника: «верующий снам подобен гоняющемуся за своей тенью и покушающемуся поймать ее», вразумленная гостья поблагодарила ее и поспешила удалиться. Хотя Нине Сергеевне почему-то показалось, что преподанный урок все-таки не пошел старухе впрок, и она так и осталась при своем мнении: загадочный сон приснился ей не без некоей причины. Что ж, Нине оставалось лишь утешаться поговоркой: «старого учить, что мертвого лечить».
Этой ночью Нину опять разбудил шум чьих-то шагов под ее окнами. Некоторое время она лежала в темноте, прислушиваясь к тяжелой поступи незримого ночного дозорного. Туп, туп, туп… Нет, это все-таки был не шум деревьев, как она было решила вчерашней ночью, а именно шаги. Но чьи? Кто ходит по ночам вокруг ее дома? И, самое главное, зачем? Едва Нина подумала об этом, как ей стало страшно. Она вскочила с дивана и включила свет. Шаги за окном сразу стихли. Вместо этого Нина слышала сейчас другой звук: тук, тук, тук… Это испуганно билось ее сердце.
В эту ночь ей так и не удалось сомкнуть глаз.
***
А наутро, когда полусонная Нина Сергеевна заканчивала читать утреннее правило, к ней снова пожаловала в гости бабка Лизавета.
-Ох, Нинушка Сергеевна! - сокрушенно запричитала она, заметив темные круги под глазами Нины. – Что это с Вами случилось? Уж не заболели ли Вы?
Растроганная таким участием, Нина Сергеевна поспешила рассказать сердобольной соседке о странных событиях двух прошедших ночей.
-Вот оно что… - понимающе произнесла Елизавета Петровна. И Нина поняла: похоже, она что-то знает.
-Что это было? – спросила она старуху.
-А разве Вы не знаете? – вопросом на вопрос ответила та.
-Нет. – честно призналась Нина Сергеевна. – Я же не здешняя. Да и отец Олег мне тоже ничего не говорил.
-Эх, Нинушка Сергеевна. - горько вздохнула бабка Лизавета. – Не к добру все это, ох, не к добру… Разве Вы не знаете, чей это дом? Неужто батюшка Вам этого не рассказывал?
-Он только говорил, что это церковный дом. – сказала Нина. – И что его недавно отремонтировали. Вот и все.
-Э-э, да он от Вас самое-то главное и утаил. – заключила Елизавета Петровна. – Что ж, оно и понятно. Всякий человек своего ищет да о себе думает, не о других… Значит, он не говорил Вам, что сталось с теми, кто в этом доме жил? Вижу, что не говорил… Вот тогда пойдемте-ка ко мне, я Вам все это и расскажу. А здесь о таких вещах лучше не говорить. Мало ли что…
От слов бабки Лизаветы Нине стало не по себе. Выходит, с церковным домом связана какая-то зловещая тайна… Но какая именно?
***
Однако, как ни хотелось Нине поскорее узнать об этом, Елизавета Петровна отчего-то не спешила открыть ей, в чем заключается сия тайна. И начала разговор издалека.
-А слыхали ли Вы, Нинушка Сергеевна, что-нибудь про здешнюю церковь?
Да, она что-то слышала о ней от отца Олега. Кажется, это был очень старый храм. По местным преданиям, в нем молился сам Петр Первый, когда приезжал на Лихостров. А потом, уже после революции, храм был закрыт и вскоре сгорел от удара молнии. Вот, собственно, и все. Как же называлась эта церковь? Вроде бы, Свято-Ильинской…
-Экие же Вы памятливые, Нинушка Сергеевна! – похвалила ее бабка Лизавета. –Вот что значит молодая головка, светлая… А про отца Матвея Вам не приходилось слышать?
Нина вспомнила, как отец Олег упоминал о каком-то местном священнике, которого в двадцатые годы арестовали прямо в храме, не дав дослужить Литургию. Кажется, он тогда предрек, что за это Господь покарает лихостровцев огнем. И с тех самых пор на острове каждый год случаются пожары… Уж не этого ли священника звали отцом Матфеем?
-Да, это он самый и был. – подтвердила Елизавета Петровна. - Вот только насчет его проклятия Вам неправду сказали. На самом деле все не так было, совсем не так. Уж я-то знаю… Мамушка моя в тот день, как его забрали, в церкви была, и своими ушами слышала, как он сказал: «а кто после меня в моем доме поселится – тому живым не бывать»! Ну, эти, кто его забирал, в ответ только посмеялись: мол, ври, поп, да не завирайся, прежде тебя в расход выведут, а мы еще поживем-покрасуемся вволю. А самый главный из них взял, да и перебрался в дом отца Матвея. Ведь на всем Лихострове у него да у купцов Баклановых самые лучшие дома были… Кому не охота такой завидный дом к рукам прибрать! И что бы Вы думали? Он там и дня не прожил. На другое же утро нашли его там мертвым. А ведь какой был крепкий мужик: гвозди пальцами гнул. Ну, понятное дело, потом слух пустили, будто он спьяну угорел. Да только шила в мешке не утаишь: все сразу поняли, отчего он умер…
-А отчего он умер? – эхом откликнулась Нина Сергеевна, чувствуя, как по спине ее пробегают мурашки.
-Так от того самого. – заключила старуха. – От проклятия. Как проклял отец Матвей тех, кто будет жить в его доме, так все они плохо и кончали. Вот, послушайте-ка, что с Мишкой Теплухиным случилось. Я-то все это хорошо знаю. Как-никак, он моей мамушке двоюродным дядей приходился…
Вслед за тем бабка Лизавета принялась рассказывать Нине Сергеевне о прежних жильцах этого дома, которых она, по ее словам, знала очень хорошо. Ведь как-никак, жила с ними по соседству. Истории всех этих несчастных имели одинаковое начало: «он сперва этому не поверил…» и схожий конец, суть которого можно было выразить латинским медицинским термином «экзитус леталис». Иначе говоря, смертельный исход. Разница имелась лишь в том, как именно умер очередной обитатель проклятого дома: утонул, удавился, сломал шею, разбил голову, отравился, спился… И спустя какое время после его вселения в злополучный дом он переселился оттуда, как говорится, в мир иной.
-…И вот приходит он ко мне… - вдохновенно повествовала Елизавета Петровна об ужасной судьбе очередной жертвы проклятия отца Матфея, искоса поглядывая на сомлевшую от страха Нину Сергеевну. – а на самом и лица нет, краше в гроб кладут. И дрожит весь, как в лихорадке. Я ему и говорю: да что с тобой, голубчик? Али ты болен? Али сглазил тебя кто? А он мне отвечает, тихо так, словно боится чего: ах, баба Лиза, лучше не спрашивай. Которую ночь не сплю: он все ходит и ходит… И зачем я только согласился здесь жить?
Надо сказать, что перепуганная Нина Сергеевна, глядя в окно на бывший дом отца Матфея, сейчас думала то же самое… И мысленно кляла отца Олега за то, что он утаил от ее, насколько опасно жить в этом доме.
***
Разумеется, после знакомства с историей своего жилища Нины Сергеевна испытывала страстное желание как можно скорее покинуть и этот зловещий дом, и этот окаянный остров, жителям коего, похоже, совершенно не было дела до спасения собственных душ. Однако это означало – навсегда расстаться с мечтами о монашестве, тем более – об игуменстве. Поэтому Нина решила рискнуть. И остаться на Лихострове еще на одну ночь. А там – будь что будет.
Вечером она, как обычно, прочла молитвенное правило. После чего легла спать. Однако, мирный и безмятежный сон, о котором она так горячо просила Господа, явно не спешил приходить к Нине Сергеевне. Напротив: ей было совсем не до сна. Она лежала в темноте, чутко вслушиваясь в каждый звук за окном. Вот сейчас снова послышатся чьи-то тяжелые шаги под окном: туп, туп, туп…
И вдруг… Нина Сергеевна похолодела от страха. Зловещие шаги раздавались не где-то на улице, а совсем рядом, на повети. Вот что-то зазвенело, потом раздался глухой стук, словно от падения чего-то тяжелого. А шаги все приближались, становились все громче… Нина с ужасом думала, что произойдет дальше. Ведь от страшного гостя ее отделяет всего лишь щелястая дверь из тонких досок, ведущая на поветь. Сорвать ее с петель легче легкого. Правда, есть еще одна дверь, за которой сейчас стоит дрожащая Нина. Но она заперта не на замок, а всего лишь на хлипкую задвижку… Если бы у Нины Сергеевны имелось хоть что-нибудь, чем она могла бы защититься! Вот только чем защититься от того, чему имя – Проклятие?..
В этот миг Нине Сергеевне пришла в голову отчаянная мысль. А что, если включить свет? Вдруг ОНО испугается и уйдет? Однако от страха ее руки отказывались повиноваться. Наконец Нина кое-как нашарила кнопку выключателя и нажала на нее. В ответ раздался резкий хлопок – это взорвалась лампочка. И одновременно с этим в темноте послышался глухой звук падающего на пол тела. Нина Сергеевна потеряла сознание.
…Она встретила утро на местной пристани. Было пасмурно и ветрено, вдобавок, моросил не по-летнему холодный дождь, так что Нина Сергеевна промокла до нитки и промерзла до костей. Тем не менее, это было лучше, чем находиться одной в проклятом доме, наполненном страхами и призраками. С нее довольно! Она не вернется туда ни за что на свете! Пусть даже из-за этого лишится шанса стать игуменией. Как говорится, не до жиру, быть бы живу. Может, тогда проклятие отца Матфея обойдет ее стороной…
Нина Сергеевна первой взошла на борт «Лебедя» и поспешила спуститься с палубы вниз, в пассажирский салон, чтобы хоть немного согреться. Какую же радость она ощутила, когда буксир наконец-то отвалил от пристани! Ведь теперь она наконец-то была в безопасности.
А с берега удаляющегося «Лебедя» провожал чей-то злобный взгляд. Правда, теперь в нем светилось еще и нескрываемое торжество…
***
Нине Сергеевне понадобилось два дня на то, чтобы отоспаться и успокоиться. После чего она начала размышлять над происшедшим.
В самом деле, что же все-таки с ней случилось? Кто-то две ночи подряд разгуливал у нее под окнами. А на третью ночь забрался на поветь. Зачем? Чтобы убить ее? Непохоже. Скорее всего, целью ночного гостя было просто напугать Нину. И заставить бежать с Лихострова. Вот только кому это понадобилось? И, самое главное, зачем?
Судя по всему, кто-то из жителей Лихострова имел зуб на Нину Сергеевну. Но кто именно? Деревенские парни, запустившие в ее окно камнем? Вряд ли. У них бы просто не хватило ума на столь изощренный и жестокий розыгрыш. Марфа, которую отец Олег так строго отчитал в присутствии Нины? Сомнительно. Вряд ли она настолько подла, чтобы опускаться до подобных мелких пакостей. Противная низкорослая старушонка, озабоченная своими нелепыми снами? Возможно. Хотя может ли у человека ее комплекции быть такая тяжелая и громкая поступь? Елизавета Петровна, рассказавшая ей о проклятии отца Матфея? Не может быть! Ведь она была так добра к Нине! Удивительно, что посторонний человек мог оказаться настолько участлив…
Стоп! А с чего бы это ей вздумалось проявлять участие к Нине Сергеевне? Ведь чаще всего люди ведут себя по отношению к чужакам совсем иначе… Да разве только к чужакам… Нет, все это явно неспроста… И вообще, кто она, эта бабка Лизавета?
И вдруг Нина поняла, почему имя участливой соседки казалось ей знакомым. Да, она и впрямь уже слышала его в первый же свой приезд на Лихостров. «Бабкой Лизаветой» звали ту самую деревенскую знахарку, которую местные жители величали «попихой». Потому что именно она и крестила, и лечила, и отпевала местных жителей. А теперь, с появлением на Лихострове отца Олега и Нины Сергеевны, ей было суждено вскоре остаться без клиентуры и без доходов. Так разве бабка Лизавета могла допустить это?
Теперь Нина не сомневалась: это она в ночную пору ходила под ее окнами. И даже как-то ухитрилась пробраться к ней на поветь. Впридачу, чтобы окончательно запугать ее, рассказала ей страшную сказку о проклятии, якобы преследующем жильцов бывшего священнического дома. А она, как последняя дура, поверила всей этой ерунде! И поспешила удрать с Лихострова. Какой позор! Что скажет на это отец Олег?..
В этот миг мысли Нины Сергеевны приняли другой оборот. А что, если это все-таки не происки злокозненной знахарки, а бесовское страхование? Впрочем, одно другому не мешает: известно, какие силы помогают всем этим колдуньям в обмен на верную службу оным силам… Как же она сразу не догадалась об этом?
И тут Нине подумалось, что эти страхования были попущены ей неспроста. Ведь, всем известно, что бесы не тревожат тех, кто им служит. Зато усиленно пакостят тем, кто творит Богоугодные дела. Об этом Нина не раз читала в житиях святых. Теперь же и сама, подобно подвижникам давнего и недавнего прошлого, сподобилась испытать подобные страхования. Что ж, отныне она будет стойкой и мужественной. Она станет бороться с искушениями постом и молитвой. Пока не победит их. Ведь не зря сказано в Священном Писании: «противостаньте диаволу, и убежит от вас…» (Иак. 4, 7). Нина сокрушит его «немощныя дерзости». А потом…
Потом она примет монашество и создаст на Лихострове женскую обитель. Потом станет ее игуменией… Пылкая фантазия рисовала перед Ниной Сергеевной все новые и новые отрадные картины ее будущего, все новые духовные высоты, на которые ей суждено взойти… Однако неожиданно буйный полет ее воображения был прерван резким запахом гари, доносившимся из кухни. Увы, пока Нина предавалась мечтам, молоко, которое она поставила было кипятиться, успело убежать весьма далеко. И будущей игумении пришлось надолго и основательно заняться приведением в порядок испорченной плиты…
Остаток дня Нина Сергеевна посвятила сборам. А наутро, взяв такси, поехала на городскую пристань, чтобы успеть к отходу буксира на Лихостров.