Он улыбнулся и поднес мою руку к губам для быстрого целомудренного поцелуя.
– Многие, я думаю, ma cherie, очень многие. – Он глянул на Джейсона. – Честно говоря, меня удивило, что Мюзетт разрешила тебе покинуть ее общество, не поделившись кровью.
Улыбка Джейсона увяла.
– Использовать ее pomme de sang в этой стране незаконно, так что Жан-Клод вынужден был отказаться.
– Незаконно? – спросила я. – Почему это?
Он вздохнул с довольно несчастным видом.
– Этой девочке никак не больше пятнадцати.
– А брать кровь у несовершеннолетних запрещено законом, – сказала я.
– Жан-Клод ей об этом сообщил, и вот почему меня выставили сюда на холод.
– Здесь не холодно, – возразил Дамиан.
Джейсон поежился:
– Кому как. – Он запахнул на себе расстегнутую куртку. – Жан-Клод не хочет, чтобы для тебя это было неожиданностью, Анита. Двое из ее вампиров – дети.
Я сама ощутила, как лицо стянуло маской гнева.
– Не так все плохо, Анита, они не новые. Я бы дал им приблизительно несколько сотен лет каждому, не меньше. Так что даже в США они не подпадают под существующий закон.
Я попыталась расслабить напряженные мышцы, но выпустила руки, которые держала. Вот так мне хотелось освободить руки для пистолетов. Драться было не с кем – пока что, – но порыв был.
Дамиан осторожно коснулся моей руки – наверное, боялся, что на него прольется гнев. Обычная моя теория – когда есть хоть кто-то, на ком сорвать злость, это лучше, чем когда никого нет. Я пытаюсь вести себя лучше, справедливее, но это, черт побери, очень трудно.
Когда я не отдернулась и не рявкнула на него, Дамиан взял мою руку, и прикосновение его легких пальцев немного меня успокоило.
– Ты не думаешь, что Мюзетт привезла с собой несовершеннолетнюю pomme de sang, чтобы посмотреть, что мы станем делать?
– Мюзетт любит юных, – сказал Ашер тем же очень тихим голосом. Не шепотом, но почти, будто боялся, что нас подслушают. Может, действительно боялся.
Я посмотрела на Ашера. Дамиан все еще водил пальцами по тыльной стороне моей руки.
– Только не говори мне, что она педофил.
Он покачал головой:
– В смысле секса – нет, Анита. Но насчет крови – да, она любит только юных.
Фу!
– В этой стране она не имеет права брать кровь ни у кого моложе восемнадцати лет. Такое деяние гарантирует выписку ордера на ликвидацию на твое имя. А я – истребительница.
– Я думаю, что Белль Морт выбрала Мюзетт намеренно. У нее есть другие лейтенанты, не обладающие столь вопиющими привычками. Я думаю, что Мюзетт для нас испытание – в традиционном смысле слова. Белль послала ее проверить нас – особенно тебя, я думаю. И, быть может, Ричарда.
– А чем мы заслужили такое особое отношение?
– Тем, что Белль никого из вас не знает по старым временам. И она любит испытывать свои клинки перед тем, как их кровавить, Анита.
– Я не ее клинок. Я вообще ей не принадлежу и не собираюсь.
Ашер выразил на лице терпение.
– Она – le Sourdre de Sang, источник нашей линии. Белль подобна императрице, и все происходящие от нее мастера вампиров – короли, ее вассалы. Вассальная зависимость подразумевает поставку войск для ее дела.
– Какого дела?
Он тяжело вздохнул:
– Любого, какое будет угодно императрице.
Я покачала головой:
– Это как-то до меня не доходит.
Рука Дамиана все еще ходила легонько по моей. Я думаю, без его прикосновения я бы сильнее завелась.
– Белль считает всех, кто происходит от нее, своими. Через Жан-Клода ей принадлежите ты и Ричард.
Я затрясла головой, хотела что-то сказать. Ашер поднял руку:
– Прошу тебя, дай мне закончить. Неважно, согласна ли ты, Анита, что вы с Ричардом принадлежите Белль. Важно лишь, что она в это верит. Она видит в вас новое оружие своего арсенала. Тебе это понятно?
– Мне понятно, что ты говоришь. Я не согласна, что принадлежу кому бы то ни было, но понимаю, что так может полагать Белль Морт.
Он кивнул с некоторым облегчением, будто не знал, что ему делать, если я стану и дальше спорить.
– Bon, bon. Тогда ты должна понять, что Белль желает испытать сталь своих новейших клинков.
– Каким образом? – спросила я.
– Во-первых, привезя в Америку несовершеннолетнюю pomme de sang и выставив ее напоказ прямо перед истребительницей. И еще: если Мюзетт предложила поделиться pomme de sang, она может предложить поделиться и слугами. Это считается великой честью.
– Как поделиться? – спросила я подозрительно. Пальцы Дамиана забегали быстрее, но я не велела ему прекратить, потому что гнев сводил мне мышцы плеч и рук.
– Наверное, кровью, поскольку почти все вампиры берут кровь у слуг. Насчет секса можешь не беспокоиться, ma cherie, Мюзетт – не любительница женщин.
Я слегка пожала плечами:
– Что ж, уже легче. – Я нахмурила брови: – А если она считает меня и Ричарда частью своего... чего бы то ни было, то что она думает о его стае и моем парде? Белль считает наших людей своими?
Ашер облизал губы, и я знала ответ раньше, чем он был произнесен:
– Это было бы вполне в ее духе.
– Так что Мюзетт и ее компания будут испытывать не только меня или Ричарда, но и остальных наших людей.
– Вполне логично это предположить.
Я закрыла глаза и покачала головой:
– Терпеть не могу вампирской политики.
– Смотри, она еще не орет, – заметил Джейсон. – Никогда ее не видел такой спокойной после стольких плохих новостей.
Я открыла глаза и посмотрела на него весьма неодобрительно.
– Наверное, это влияние Дамиана, – сказал Ашер.
Джейсон бросил взгляд на пальцы Дамиана, скользящие по моей руке.
– Ты хочешь сказать, что его прикосновение помогает ей держать себя в руках?
Ашер кивнул.
У меня было поползновение велеть Дамиану перестать, но я не сделала этого, потому что была в ярости. Как они смеют вваливаться к нам и нас испытывать? Какая наглость! И как типично по-вампирски. Я уже устала, устала заранее от грядущих игр. Если бы Жан-Клод позволил мне просто перестрелять всю компанию Мюзетт прямо сегодня, мы бы от кучи хлопот избавились. То есть наверняка.
Я все же прекратила игру Дамиана с моей рукой, взяв его за руку и крепко сжав. Острота моего гнева чуть спала. Я все еще злилась, но эту злость уже можно было контролировать. Черт побери, Ашер был прав, и мне это очень не нравилось. Не нравилось совсем, что какая-то новая метафизическая фигня заставляла меня вступать в близкие личные контакты еще с одним вампиром. Какого черта эта метафизика не может хоть раз обойтись без щупанья и лапанья?
Джейсон смотрел на нас со странным выражением лица.
– Знаете, наверное, нам стоит на сегодня прикомандировать Дамиана к Аните.
– Ты думаешь, Мюзетт постарается вывести меня из себя? – спросила я.
– Она еще никому ничего не сделала, Анита, никого даже пальцем не тронула, а все уже в страхе. Я лично напуган до потери пульса, и сам еще не понял, почему. Она такая симпатичная блондиночка, прекрасная, как кукла Барби в натуральную величину, только груди поменьше. Но ведь мужчине только и надо, чтобы они во рту помещались, правда?
– Слишком обобщаешь, – заметила я.
Он не улыбнулся, лицо его осталось слишком серьезным.
– Обычно я бы не возразил против клыков такой красивой вампирши, Анита. Но я не хочу, чтобы эта штучка ко мне притронулась. – Вдруг в лице его проявился жуткий испуг, он даже стал выглядеть моложе своих двадцати двух лет. – Не хочу. – В глазах его была боязнь, тревога. – Жан-Клод меня заверил, что Мюзетт не из тех вампиров, что вдруг начинают на тебе разлагаться. А я все равно так ее боюсь, что поджилки трясутся.
Я протянула свободную руку, и Джейсон подошел ко мне. Я его обняла и ощутила мелкую дрожь. Ему было холодно, и холод этот был не такой, от которого можно защититься теплой одеждой.
– Мы ее к тебе не допустим, Джейсон.
Он меня обнял так, что я вздохнуть не могла, и проговорил мне прямо в шею:
– Не обещай того, что не сможешь исполнить.
Я открыла рот, собираясь именно это пообещать, но Ашер перебил:
– Нет, Анита. Не обещай безопасности никому из нас – хотя бы до тех пор, пока не увидишь Мюзетт.
Я отодвинулась от Джейсона и посмотрела на Ашера.
– Если я просто пристрелю ее с порога, что сделает Белль?
Он побледнел, а для вампира это не просто, даже для накормленного.
– Нельзя, Анита. Ты не должна... Я умоляю тебя.
– Ты знаешь, что если бы я ее сегодня убила, нам всем было бы проще и безопаснее.
Он открыл рот, закрыл, открыл снова.
– Анита, ma cherie, прошу тебя...
Джейсон шагнул от меня прочь и сделал жест рукой. Дамиан оказался у меня за спиной и положил руки на плечи. Как только он меня коснулся, мне стало лучше. Не то чтобы спокойнее, не то чтобы яснее. Я ведь была права, следует убить Мюзетт прямо сегодня. В ближайшей перспективе это избавит от многих бед. Но в дальней – к нам явится Белль Морт, если не весь Совет целиком, чтобы нас убивать. Я это знала. И когда руки Дамиана бережно поглаживали сведенные узлами мышцы моих плеч, я даже могла это понять.
– Почему прикосновение Дамиана уменьшает у меня желание убивать?
– Я заметил, что когда он тебя касается, ты получаешь дополнительное спокойствие, возможность еще раз подумать перед тем, как спустить курок.
– Когда я рядом с Жан-Клодом, он не становится ни на йоту менее безжалостен.
– От своего слуги можно получить лишь то, что у него есть, – пояснил Ашер. – Я бы сказал, что с твоей помощью Жан-Клод становится более беспощадным, а не менее, потому что это твоя натура. – Он глянул на вампира у меня за спиной. – Дамиан несколько сотен лет жил при госпоже, которая не терпела ни гнева, ни гордости. Ее воля и только ее воля была дозволена. Дамиан научился быть менее гневным и менее беспощадным, иначе бы та-кто-его-сотворила уничтожила бы его давным-давно.
Руки Дамиана застыли у меня на плечах неподвижно. Я потрепала его по руке, как делают с другом, который услышал плохие новости.
– Все в порядке, Дамиан, ей уже до тебя не дотянуться.
– Да, Жан-Клод выговорил у нее мою свободу, и я буду у него вечно в огромном долгу. И этот долг не связан с обетами крови и вампирскими связями. Я у него в долгу за выкуп меня из страшного рабства.
– Если ты сможешь сегодня удержать Аниту от необдуманных поступков, ты часть этого долга уплатишь, – сказал Ашер.
Я почувствовала, как Дамиан кивнул.
– Тогда пойдемте вниз, потому что я давно знаю Мюзетт, хоть и не боюсь ее так, как боюсь ту-кто-меня-сотворила.
Я обернулась посмотреть ему в лицо.
– Ты хочешь сказать, что боишься Мюзетт лишь чуть меньше, чем ту-кто-тебя-сотворила?
Он на секунду задумался, потом медленно кивнул:
– Я больше боюсь моего прежнего мастера, но Мюзетт я боюсь тоже.
– Все ее боятся, – сказал Ашер.
– Все ее боятся, – повторил Дамиан.
Я уперлась головой в грудь Дамиана, замотала ею, превращая прическу в хаос, но мне было все равно.
– Черт побери, если бы вы дали мне ее сегодня просто убить, от скольких хлопот мы бы избавились! Я же права, вы сами знаете, что я права.
Дамиан приподнял мое лицо, чтобы я видела его глаза.
– Если ты убьешь Мюзетт, то Белль Морт уничтожит Жан-Клода.
– А что если Мюзетт сделает что-нибудь по-настоящему ужасное?
Дамиан посмотрел поверх меня на Ашера. Я повернулась, чтобы проследить их обмен взглядами. Наконец заговорил Ашер.
– Я не мог бы сказать, что мы ни при каких обстоятельствах не имеем права убить Мюзетт, потому что может сложиться так, что она не оставит тебе выбора. В этом случае я ни за что не подверг бы тебя опасности, вызванной колебанием. Но я думаю, что Мюзетт будет отлично играть в политические игры и ни за что не даст тебе такого повода.
Я вздохнула.
– Если сегодня не приковать Дамиана к Аните наручниками, она не выдержит спектакля Мюзетт, – сказал Джейсон.
– Не думаю, что это необходимо, – возразил Ашер. – Правда, Анита?
Я нахмурилась:
– Откуда мне, к чертям, знать? К тому же у меня недавно кончился запас наручников.
Джейсон тут же вытащил из кармана пару:
– Можешь взять у меня.
Я еще сильнее нахмурилась:
– А за каким чертом ты таскаешь с собой наручники? – И тут же я подняла руку: – Не надо, не рассказывай.
Он ухмыльнулся:
– Я же стриптизер, Анита. Пользуюсь разными приспособлениями.
С одной стороны, приятно было знать, что Джейсон таскает с собой наручники не для собственного развлечения. С другой стороны, вряд ли меня радует, что они нужны ему по работе. Что за представления идут теперь в «Запретном плоде»? Нет, про это мне тоже, пожалуйста, не рассказывайте.
Мы потянулись к служебному входу «Цирка проклятых». Наручниками Джейсона мы не воспользовались, но я решила спускаться по лестнице, держась за руку Дамиана. Существовал постоянно растущий список лиц, с которыми идти, держась за ручку, было бы для меня романтично или щекотало бы нервы. Дамиан в этот список не входил – вот что обидно.
Глава шестая
Глубоко под «Цирком проклятых» тянулись чуть ли не на целые мили подземные помещения. Они были домом Мастера вампиров Сент-Луиса (кто бы им ни был) сколько жители помнят. Изменился только здоровенный склад над землей. Жан-Клод перестроил подземелье, кое-где декорировал, но и все. Так и тянулись комната за комнатой – камень и факелы.
Чтобы чуть уменьшить каменную мрачность, Жан-Клод повесил большие газовые драпри по стенам своей гостиной. Снаружи они были белые, но если раздвинуть первые висячие стены, дальше они становились серебристыми, золотыми и белыми. Джейсон потянулся раздвинуть драпри, когда оттуда вышел Жан-Клод и жестом показал нам отойти назад, прижимая палец к губам.
Я проглотила заготовленное приветствие. На нем были облегающие кожаные штаны, заправленные в высокие сапоги до бедер, и трудно было сказать, где кончаются штаны и начинаются сапоги. Сорочка – одна из его обычных, по моде восемнадцатого века, с морем кружев на рукавах и на вороте. Но цвета такого я никогда у него не видела – ярко-синий, нечто среднее между васильковым и ультрамарином. От него глаза цвета полночного неба казались еще синее. Лицо его было, как всегда, безупречно – дух захватывало. Будто оживший порочный сон, греза, слишком красивый, чтобы быть настоящим, слишком чувственный, чтобы быть безопасным.
У меня сердце заколотилось в глотке. Мне хотелось броситься к нему, обернуться вокруг него одеялом, чтобы черные кудри обвили мое тело, лаская, как оживший шелк. Я хотела его. Я всегда его хотела, но сегодня – ХОТЕЛА! При всем, что уже случилось и могло случиться, я сейчас могла думать только о сексе – с Жан-Клодом.
Он подплыл ко мне, и я выставила руку, чтобы он меня не трогал. Коснись он меня хоть пальцем – я не знаю, что бы я сделала.
Он посмотрел озадаченно, и я услышала у себя в голове его голос:
– В чем дело, ma petite?
Я все еще не освоила этот мысленный разговор, так что и не пыталась ответить так же. Вместо этого я просто подняла левую руку и показала на часы. Без десяти полночь.
Я, как Золушка, должна была оказываться дома ровно в полночь каждый день. Своим товарищам по работе я говорила, что это перерыв на обед, и иногда даже ела. Но на самом деле мне каждые двенадцать часов надо было питать нечто, мало имеющее отношения к желудку. Это относилось к ниже расположенным органам.
У Жан-Клода расширились глаза. У меня в голове он произнес:
– Ma petite, неужели ты сегодня еще не питала ardeur?
Я пожала плечами:
– Двенадцать часов назад.
Голос до шепота я не стала понижать: вампиры за шторами все равно бы услышали, а потому я говорила обычным голосом. Да и все равно мне от них не скрыть ardeur. Он появился как побочный эффект от того, что я стала человеком-слугой Жан-Клода. В другом веке Жан-Клода сочли бы инкубом, поскольку он умел питаться похотью. Не просто питаться, но и заставлять других вожделеть к себе – способ получить побольше нужного продукта. В случае крайней необходимости он мог питаться только похотью, несколько дней воздерживаясь от крови. Очень редко у вампиров встречаются подобные дополнительные силы. Мастер Дамиана умела питаться страхом. Таких называют ночными каргами, или морами.
Конечно, Белль Морт держала в себе ardeur. Она столетиями использовала его, чтобы играть королями и императорами. Один из немногих ее «потомков», Жан-Клод унаследовал именно эту силу. А я, насколько мне было известно, – единственный человек-слуга, который его унаследовал от кого бы то ни было.
Когда в вампире впервые просыпается ardeur, он подчиняет себе вампира полностью, как жажда крови. Впоследствии вампир постепенно научается им управлять – или, по крайней мере, так это задумано. Когда я его заполучила, я изо всех сил с ним боролась, так что теперь мне надо питать его лишь каждые двенадцать часов. Этот процесс не обязательно подразумевает сношение, но сексуальный контакт необходим. Все эти древние легенды о суккубах и инкубах, залюбивших своих любовников до смерти – правда. И потому я не могла каждый раз кормиться на одном и том же человеке. Мика разрешал мне кормиться на нем. Жан-Клод годами ждал, чтобы я разделила с ним ardeur, хотя думал, что питаться будет он, а не я. Мне пришлось сделать Натэниела, одного из моих леопардов, чем-то вроде pomme de sang для себя. Чертовски неловко, но куда лучше, чем совращать незнакомцев, что вполне возможно, если пытаться спорить с ardeur. Он – суровый учитель, как и сама Белль Морт.
Сегодня я планировала вернуться домой и встретиться с Микой, но оказалась в «Цирке». Само по себе это было бы неплохо, потому что Жан-Клод всегда был согласен. К сожалению, в соседней комнате сидели большие злые вампиры, и вряд ли они согласятся ждать, пока мы будем тискаться. Интуиция мне подсказывала, что Мюзетт сочувствия не проявит.
Беда в том, что ardeur тоже не склонен проявлять сочувствие.
Все стояли с выражением типа «Ох ты боже мой!» на лице, и тишина стала гнетущей. Мы смотрели на Жан-Клода в ожидании, чтобы он разрешил ситуацию.
– Что будем делать? – спросила я.
На миг у него стал растерянный вид, а потом он рассмеялся – своим осязаемым, ласковым смехом. У меня коленки подогнулись, и только подхватившая рука Дамиана спасла меня от падения. Я ожидала, что ardeur захватит его, как заразная болезнь, как иногда бывало, но этого не случилось. Как только он меня коснулся, ardeur отступил, как волна прибоя от берега. Голова прояснилась, стала легкой, я снова могла думать. И вцепилась в руку Дамиана как в деревяшку посреди моря.
Я обратила к Жан-Клоду расширенные глаза. У него был очень серьезный вид:
– Я тоже это чувствую, ma petite.
Мы по опыту знали, что если Жан-Клод сосредоточится, он может подчинить себе ardeur, и тогда мне тоже легче его контролировать. Но если он на миг отвлекался, огонь охватывал нас обоих как неодолимая стихия.
Я ощутила печаль Дамиана на языке, как если бы дождь имел вкус.
Я знала, что Дамиан меня хочет – в том добром старом стиле, где нет места цветам и сердцам, а есть только вожделение. Он жаждал меня так же, как жаждал крови, потому что без меня ему пришлось бы умереть. Дамиану шестьсот с лишним лет, но мастером ему не быть никогда. Это значит, что его прежняя госпожа в буквальном смысле заставляла его сердце биться, его тело двигаться. Потом анимирующей его силой стал Жан-Клод, а я случайно украла его у Жан-Клода. Сейчас моя некромантия заставляла его кровь бежать по жилам, а сердце биться.
Я с ужасом обнаружила, что у меня фактически оказался свой ручной вампир. Я пыталась не видеть, что я сделала, сбежать от этого. Я от очень многого пыталась сбежать. Но прирученный Дамиан – не такая вещь, на которую можно закрыть глаза.
Если я отрежу себя от него, он сперва сойдет с ума, а потом умрет по-настоящему. Ну, конечно, до того, как он вылиняет до смерти, другим вампирам придется его казнить. Нехорошо, если шестисотлетний вампир потеряет рассудок и станет убивать людей на улицах. Отрицательно сказывается на бизнесе. А откуда я знала, что так будет, если я отвергну Дамиана? Потому что первые полгода, как я обрела слугу-вампира, я сама об этом не знала. И он действительно обезумел, и действительно убивал людей. Жан-Клод его запер, ожидая, что я вернусь, ожидая, что я вспомню о своих обязательствах, а не буду от них скрываться. Дамиан был мне одним из предметных уроков: либо ты принимаешь свою силу, либо расплачиваешься за отказ.
Я глянула на Жан-Клода. Он был по-прежнему красив, но я теперь могла на него смотреть без желания вокруг него обвиться.
– Интересно, – произнесла я.
– Если бы ты позволила Дамиану коснуться тебя таким образом полгода назад, мы бы узнали раньше, – сказал Жан-Клод.
Было время, и не очень давно, когда я бурно реагировала на любое упоминание о своих недостатках и промахах, но среди моих недавно принятых решений было еще и не спорить обо всем подряд. Самой выбирать предметы конфликта – вот моя цель.
Жан-Клод кивнул, подошел ко мне и вытянул руку.
– Мои извинения за прежнее неблагоразумие, ma petite, но я теперь хозяин, а не пешка более для того огня, что сжигает нас обоих.
Я поглядела на эту руку, такую бледную, изящную, с длинными пальцами. Даже когда молчал ardeur, Жан-Клод манил меня как-то так, что мне трудно это описать словами. Я взяла его за руку, все еще цепляясь за локоть Дамиана. Пальцы Жан-Клода сомкнулись на моих, но сердце мое осталось спокойным. Ardeur не поднял свою мерзкую голову.
Жан-Клод поднес мою руку к лицу, слегка коснулся губами. И ничего. Он рискнул чуть провести губами по руке – у меня перехватило дыхание, но ardeur не возник.
Жан-Клод выпрямился, все еще держа меня за руку. Он улыбнулся той ослепительной улыбкой, которую я так ценила, потому что она была настоящая – или настолько близка к настоящей, насколько это возможно. Он столетиями тренировал лицо, чтобы каждое его движение было изящно, грациозно и не выдавало никаких эмоций. Для него было очень трудно реагировать непосредственно.
– Пойдем, ma petite, встретим наших гостей.
– Пойдем, – кивнула я.
Он изогнул руку кольцом, положил мою ладонь на согнутый локоть и посмотрел на Дамиана:
– Возьми ее другую руку, mon ami, и введем ее внутрь.
Дамиан положил мою руку на свое гладкое мускулистое предплечье.
– С радостью, хозяин.
Обычно Жан-Клод не любит, когда его вампиры называют его хозяином или мастером, но сегодня следует соблюдать формальности. Мы хотим произвести впечатление на тех, на кого уже сотни лет никто не мог произвести впечатление.
Ашер вышел вперед раздвинуть драпри; Джейсон шагнул в другую сторону, и они вдвоем растянули шторы, чтобы мы в них не путались. Есть причины, по которым портьеры у дверей вышли из моды.
Красивые вампиры держали меня под обе руки, и единственный минус в этом – мне нельзя будет быстро выхватить пистолет. Конечно, если мне придется выхватывать оружие сразу у двери, значит, ночь будет неудачная. Настолько, что мы сможем пережить ее, но не следующую.
Глава седьмая
Мюзетт стояла у белого кирпичного камина. Это должна была быть она, потому что она была единственной белокурой Барби в комнате, а именно так описал ее Джейсон. У него есть много недостатков, но неумения точно описать женщину среди них не числится.
Она действительно была миниатюрна – ниже меня на целых три дюйма. То есть всего где-то футов пять в высоту, если под длинным белым платьем нет туфель на каблуках, а если есть, то она еще миниатюрнее. Волосы падали на плечи белокурыми волнами, но брови у нее чернели точеными дугами. Либо она что-то красила, либо была из тех редких блондинок, у которых цвет волос на голове и на теле не совпадает. Это бывает, хотя и редко. Белокурые волосы, бледная кожа, темные брови и ресницы, обрамляющие глаза, синие как весеннее небо. Я заметила, что у нее глаза на пару оттенков синее Джейсоновых. Может быть, из-за темных ресниц и бровей они кажутся живее.
Она улыбнулась розовым бутоном губ, таких ярких, что без помады там не обошлось. Заметив это, я заметила и остальную косметику. Отлично наложенную, едва заметную, но можно было увидеть те несколько штрихов, создающих эту поразительную, почти ангельскую красоту.
Ее pomme de sang примостилась у ее ног, как комнатная собачка. Длинные каштановые волосы девушки были уложены на макушке сложной конструкцией кудрей, от которых она казалась еще моложе. Она была бледна – не по-вампирски бледна, а просто, и холодная голубизна ее длинного старомодного платья не придавала ей цвета. Изящная шея гладкая, нетронутая. Если Мюзетт берет у нее кровь, то откуда? А хочется ли мне это знать? Пожалуй, нет.
Между камином и широким белым диваном с золотыми и серебряными подушками стоял незнакомый мужчина. Он был противоположностью Мюзетт почти во всем. Куда выше шести футов ростом, сложен как пловец-переросток – широкие плечи, узкая талия, узкие бедра, а ноги – больше моего роста каждая. Волосы черные, такие же, как у меня – с синим проблеском, – завязаны в косу на спине. Кожа настолько темна, насколько может быть кожа, несколько столетий не видавшая солнца. Я готова была ручаться, что он легко загорает – только у него не много возможностей для этого. Глаза – странно-зеленоватые, аквамариновые, как воды Карибского моря. На этом темном лице они резко выделялись и должны были бы добавлять красоты и теплоты, но были холодными. Он должен был быть красив, но не был – все портило мрачное выражение лица. Будто у него всегда плохое настроение.
Может, дело было в его одежде – он будто сошел с картины трехсотлетней давности. Пришлось бы мне разгуливать в панталонах, я бы тоже была склонна брюзжать.
Хотя я была с двух сторон окружена мужчинами, но определенно ведущим в нашей группе был Жан-Клод. Он подвел нас к двум мягким креслам, золотому и серебряному, тоже с грудой белых подушек. Остановился он перед белым деревянным кофейным столиком с хрустальной вазой белых и желтых гвоздик. Дамиан остановился одновременно с ним, застыл неподвижно под моей рукой. Джейсон грациозно плюхнулся в золотистое кресло, ближайшее к камину. Ашер остался по ту сторону от серебряного кресла, насколько можно было далеко стать от Мюзетт, не выходя из комнаты.
Она что-то сказала по-французски. Жан-Клод ответил на том же языке, и я поняла: он ей сказал, что я по-французски не говорю. Она что-то еще сказала, что осталось для меня тайной, и перешла на английский с сильным акцентом. У вампиров, особенно в Америке, акцент бывает редко, но у Мюзетт его было хоть лопатой греби. Такого сильного, что если бы она заговорила быстрее, я бы ее не поняла.
– Дамиан, ты уже давно не радовал наш двор своим присутствием.
– Моя прежняя госпожа была равнодушна к придворной жизни.
– Да, она оригиналка, твоя госпожа Моровен.
Тело Дамиана среагировало на имя как на пощечину. Я погладила его по руке, как гладят встревоженного ребенка.
– Моровен достаточно сильна, чтобы претендовать на кресло в Совете. Ей даже предлагали освободившееся место Колебателя Земли, причем в дар, без боя. – Мюзетт смотрела на Дамиана, изучала его лицо, тело, реакции. – Почему, как ты думаешь, отвергла она такую щедрость?
Дамиан сглотнул слюну, дыша прерывисто.
– Как я уже сказал... – он прокашлялся, чтобы закончить, – моя прежняя госпожа не из тех, кто любит придворную жизнь. Она предпочитает одиночество.
– Но отказаться от кресла в Совете, которое можно занять не рискуя, без битвы, – это безумие. Зачем Моровен так поступила?
Каждый раз при звуке этого имени Дамиан вздрагивал.
– Дамиан ответил на твой вопрос, – вмешалась я. – Его прежний мастер любит уединение.
Мюзетт повернула ко мне взгляд этих синих глаз, и откровенная его враждебность заставила меня пожалеть, что я влезла в разговор.
– Так это и есть твоя новенькая? – Она подошла к нам, и не просто плыла, как они делают – нет, было покачивание бедер. Под юбкой были каблуки. Без них так не получается.
Высокий и мрачный следовал за ней как тень. Девушка осталась сидеть возле камина, юбки разлетелись вокруг нее кругом, как будто их специально так положили. Руки она держала неподвижно на коленях. Как будто ее тоже специально посадили, сказали «сиди вот так», и она так и будет сидеть – «вот так», пока Мюзетт не велит ей переменить позу. Жуть какая-то.
– Позволь мне представить Аниту Блейк, моего слугу-человека, первого, которого я когда-либо к себе призвал. Других у меня не было, она единственная.
Жан-Клод той рукой, на которую я опиралась, сделал широкий жест, отводя меня от кофейного столика, а заодно и от Мюзетт. Почти танцевальное движение, будто мне полагалось сделать реверанс или что-то в этом роде. Дамиан повторил жест, будто изящно взмахнул хлыстом. Вампиры поклонились, а я, зажатая между ними, не имела другого выбора, как последовать их примеру. Может быть, не одна была причина, что Жан-Клод поставил меня посередине.
Мюзетт прошагала к нам, покачиваясь, бедра танцевали под развевающейся юбкой.
– Ты знаешь, о ком я, эта слуга Ашера, как ее звали?
По взгляду голубых глаз было ясно, что она отлично помнит имя.
– Джулианна, – ответил Жан-Клод самым своим нейтральным голосом. Но ни он, ни Ашер не могли произнести ее имя, не испытывая эмоций.
– Ах, да, Джулианна. Прелестное имя для подобной простолюдинки. – Она подошла и встала перед нами. Высокий и темный стоял за ней, зловещий уже благодаря одному своему росту. Черт, почти семь футов. – Почему это вы с Ашером всегда выбираете таких простолюдинок? Есть, наверное, что-то уютное в этой доброй, крепкой, крестьянской породе.