– Значит, Валентина не будет просить любовника.
– Non.
– Будет ли она просить... как сказать? Подчиненного?
– Oui.
– Можем мы просто отказать?
– Oui.
– И сможем ли мы держаться этого «нет»?
Он открыл глаза и посмотрел на меня:
– Я так думаю, но сказать, что абсолютно уверен, было бы слишком близко к лжи.
Я покачала головой:
– Если Мюзетт сегодня уедет и вернется через три месяца, не станет ли у нас меньше оснований себя отстаивать?
– Она не уедет, ma petite.
– Я не это имела в виду. Я хочу спросить: если бы она приехала через три месяца, после окончания добросовестных переговоров, сошло бы мне с рук то, что я сделала сегодня? Или на нас бы обрушился гнев Совета?
– Мы бы выбрали жертву для Мюзетт или любовника для нее, или и то, и другое, еще до ее прибытия. Все было бы устроено, и неожиданностей не случилось бы.
– Знаешь, у людей не слишком принято требовать от хозяев обеспечить гостю сексуального партнера.
– Как и в большинстве линий, нисходящих от членов Совета. Но линия Белль вся построена на сексе, и обычай требует предложить секс любому гостю из линии Белль Морт. Предполагается, что все мы несем в себе частицу ее суккуба.
– Это же неправда.
– Да, но никто из ее линии не пожелал никого разуверять в этом заблуждении.
Я улыбнулась – могла бы и засмеяться, если бы не так устала.
– Вилли и Ханну мы можем защитить, потому что они заведуют двумя клубами. Мы уже обговорили, что работа наших заведений не может быть прервана визитом.
– Белль всегда четко понимала, откуда приходят деньги, так что действительно – Вилли менеджер в «Смеющемся трупе», а Ханна – временно в «Данс макабр», и двое слабейших из моего стада защищены.
– Дамиан – мой слуга-вампир, я – твой слуга-человек, ты – Мастер города, Джейсон – твой pomme de sang, Натэниел – мой pomme de sang, Мика – мой любовник и Нимир-Радж, Ричард – Ульфрик, а телохранители не могут хранить наши тела, если будут трахаться с другими.
|
|
– Мы защитили всех, насколько смогли, ma petite.
– Подозрительно отсутствие в списке одного имени, Жан-Клод.
– На самом деле трех, ma petite, даже четырех, если посчитать Гретхен.
– Жан-Клод, Гретхен сумасшедшая. Ты специально выговорил у Белль освобождение для нее, потому что она еще не пришла в себя. Так ведь?
Гретхен когда-то пыталась меня убить, а в наказание была на некоторое время заперта в гробу. Изоляция свела ее с ума еще сильнее.
– Oui, Гретхен во время визита Мюзетт будет у себя в комнате, но это не защитит Менг Дье или Фауста.
– Фауст любит мужчин, а в компании Мюзетт, мне кажется, нет ни одного гея?
– Oui, но это не всегда преграда.
– Мы в эту ночь установили закон, что никому не будет причинен вред. Заставить кого-то заниматься сексом с отвратительным для него партнером есть форма изнасилования, и потому может считаться вредом.
Он посмотрел на меня с удивлением:
– Ma petite, ты неплохо овладела казуистикой.
Я покачала головой:
– Нет, я всего лишь практична. Значит, Фауст вне опасности, потому что он любит только мужчин, а ни один из мужчин Мюзетт мужчин не любит. Пытка исключается – это уж точно вред.
– Менг Дье очень заинтересует Бартоломе.
– Но опять же, Менг Дье не любит детей, и Бартоломе пришлось бы ее изнасиловать, чтобы заполучить, таким образом...
– Она свободна от его авансов. – Он подумал минуту. – Но ведь есть еще и Анхелито?
|
|
– А разве они с Мюзетт не пара? Не спят вместе?
– Когда хотят.
Я свела брови:
– Не слишком горячая пара?
– Истинная любовь Мюзетт не секс – потому они с Валентиной так тесно связаны столь долго.
– Это не наши трудности. Если у каждого есть кто-то, с кем можно трахаться, или если у нас нет способа найти для них партнеров, помимо изнасилования – то все наши прикрыты. Или я что-то упустила?
Он молча подумал несколько минут.
– Non, ma petite. Твоя схема достойна самой Белль, если бы у нее было намерение охранять своих людей. – Тут он поднял на меня глаза. – Одна проблема остается. У Мюзетт в прошлом был с Ашером секс, так что здесь обвинение в изнасиловании не пройдет.
– Секс в прошлом не означает, что в настоящем не может быть изнасилования, – сказала я.
Он поднял руку, возражая:
– Я знаю, что таково твое мнение, ma petite. Я даже не стану против него возражать, но Мюзетт этот аргумент не убедит. Ашер любит и мужчин, и женщин, у него был с ней секс и он тогда получал удовольствие. Ты поставила дело так, что она не может нанести ему физический вред, значит, будет только секс, чистый трах. Это ему не повредит.
Я приподняла брови:
– Ты серьезно считаешь, что это не будет ему вредом?
– Нет. И Мюзетт, честно говоря, тоже так не считает. Мюзетт знает, и Белль знает, что секс с Мюзетт после стольких лет будет для Ашера страданием. Это нанесет ему вред, но не таким образом, который Белль позволит нам учесть в переговорах. Для Белль Морт если у мужчины был оргазм, значит, он получил наслаждение. Таков ход ее мыслей.
– Она действительно не понимает разницы между любовью и похотью?
|
|
– Non, ma petite. Tres non.
– Почему так получается, что защищать мы должны именно Ашера? Что именно его не можем спасти?
Он покачал головой:
– Я задают себе этот вопрос очень, очень давно, ma petite. И до сих пор еще не нашел ответа.
Я прижалась щекой к его колену:
– Самый долгий интервал, который мне удалось выдержать между двумя кормлениями. – Я глянула на часы. – Уже почти два.
– Рассвет через три, даже почти через четыре часа. Я должен отозвать тот контроль, который одолжил тебе над ardeur'ом. Ты должна его напитать.
– Но ведь дело не только в твоем контроле?
– Да, дело еще в страхе, усталости и слишком напряженном мыслительном процессе. И еще – в твоих растущих способностях. Через несколько месяцев ты сможешь дойти до одного кормления в день или в ночь. Ты сможешь сохранять результаты питания и оставаться без него дольше.
– Я лежу головой почти что у тебя на коленях, и ничего во мне совсем не шевелится.
Он погладил меня по волосам, и это было ласковое прикосновение. Мне больше, чем секса, хотелось поддержки. Чтобы он держал меня, пока я буду засыпать. Лучше для себя я ничего сейчас не могла придумать.
– Когда придет рассвет, моя связь с тобой ослабнет, и ты не сможешь удержать ardeur в узде. Мне очень жаль, ma petite, но мы должны сейчас его напитать.
– Ты же устал не меньше меня.
– Мне ничего сейчас так не хочется, как заползти под одеяло, и переплестись с тобой в объятии. Держать тебя, и чтобы ты меня держала. Секс – вещь чудесная, но сегодня мне больше хочется утешения, чем удовольствия. Я как ребенок в темноте, который знает, что чудища затаились под кроватью. Чтобы мне сказали, что все будет хорошо. Только я слишком стар, чтобы поверить в такую утешительную ложь.
Может быть, дело было в том, что я устала. Или в том, что Жан-Клод только что высказал вслух, что я чувствовала. Я помнила другие ночи, когда мы были так же усталы и так же перепуганы, так же не знали, что принесет нам следующий закат. Я помнила, как я, то есть мы, Жан-Клод держимся друг за друга с Ашером и Джулианной. Просто держимся, ощущаем обнаженную кожу и тепло друг друга, вроде как плюшевого мишку для взрослых. Держи меня, любила говорить Джулианна, и между двумя мужчинами оставалось не сказанным, как часто ее страхи позволяли им выказывать нежность и страх, не стыдясь своих чувств.
Джулианна была мостом между ними двумя. Ни за что они не могли бы быть так близки друг другу так долго без нее. Я помнила это, я знала, сколько раз ее желание сводило их вместе, ее любовь к каждому из них связывала их. Жан-Клод был мозгом, Ашер – обаянием, хотя оба были обаятельны и умны, но сердцем была Джулианна. Одним живым бьющимся сердцем для всех троих.
Мне никогда не стать Джулианной. У меня нет ее доброты, мягкости, ее терпения. Мы с ней не похожи ни в чем, но вот – через много столетий я с теми же двумя мужчинами.
Я испустила долгий вздох, набрала воздуха и сама слышала, какой получился прерывистый вдох.
– Что-нибудь не так, ma petite? Я имею в виду, из того, чего я не знаю?
Я приподняла голову.
– Если бы у Ашера был с нами menage a trois, Мюзетт должна была бы оставить его в покое?
Что-то быстро мелькнуло на его лице и тут же исчезло, спряталось за красивой вежливой маской, которую он надевал, когда не знал, какое выражение лица было бы на пользу, а какое может быть во вред.
– Если бы я мог ей правдиво сказать, что Ашер – в нашей постели, Мюзетт не могла бы просить выдать его ей. Это так.
– Если бы он сегодня был с нами, то завтра оказался бы вне опасности.
Я говорила самым обыденным голосом, будто предлагала прогуляться или пообедать.
Он подбирал интонацию еще даже тщательнее, чем я.
– Это было бы верно.
– Если бы я просто позволила вам с Ашером быть парой, когда меня нет рядом, то он тоже был бы в безопасности. Но я не могу. – Я покачала головой. – В теории у меня с этим нет проблем. Я люблю мужчин. Они мне кажутся привлекательными, и потому я понимаю тех, кому они нравятся. А практически я не могу себя заставить поделиться своим мужчиной с другим. Просто не могу. Если бы я узнала, что вы с Ашером это делаете за моей спиной, я бы тебе дала пинка под зад. Сама знаю, что это совсем нечестно. Я сплю с Микой, и почти что сплю с Натэниелом, и еще недавно имела секс с Ричардом. А тебе приходится обходиться одной мною. Это чудовищно несправедливо, я сама знаю.
– Я не отчужден от твоей постели, когда с тобой другие – кроме случая с Ричардом, который ни за что не стал бы тебя делить.
– Я знаю, тебе приходится брать кровь у мужчин, потому что я не даю ее тебе, но это не то же самое.
– Я никого, кроме тебя, не хочу, ma petite. Я это высказал достаточно ясно.
Я подняла на него глаза:
– Высказал ясно. Но я знаю, что ты все же хочешь кое-кого другого, кроме меня. Я ощущаю то, что ощущаешь ты, глядя на Ашера. Я вижу, как вы двое смотрите друг на друга. Иногда мне даже больно смотреть на вас, когда вы в одной комнате.
– Я прошу прощения, ma petite.
Я подобрала колени к груди и обняла их руками:
– Жан-Клод, позволь мне закончить мысль.
Он жестом попросил меня продолжать.
– Я не могу позволить тебе взять Ашера в свою постель, и не могу позвать его в свою. Но я помню, как это было для вас троих. Помню, как это было уютно и надежно – по ощущению. Бывают минуты, когда я забываю, что воспоминания не мои, и меня тянет к тому, что было у вас. Это чертовски более мирно, чем то, что делаем мы.
Я так сильно обняла ноги, что руки задрожали от усилия.
– Я не знаю, получится ли у меня, но я хотела бы попробовать.
– Что именно попробовать, ma petite? – спросил он очень, очень осторожно.
– Я хочу спасти Ашера.
Жан-Клод застыл как статуя:
– Я не понимаю, ma petite.
– Все ты понимаешь.
Он покачал головой:
– Non. Здесь не должно быть никаких недоразумений. Ты должна точно сказать, что имеешь в виду.
Я не могла смотреть ему в глаза, произнося эти слова:
– Позови сегодня Ашера к нам. Я не обещаю, но я хочу, чтобы он лежал рядом с нами теплый и голый. Я хочу изгнать это страдание из его глаз. Я хочу показать ему руками и телом, что вижу его прекрасным. – Я подняла глаза на Жан-Клода, но по лицу его ничего нельзя было прочесть. – Я не знаю, в какой момент я заору «нечестно!» и напущусь на вас обоих. Только знаю, что такой момент будет, всегда бывает, но если мы сегодня возьмем его в нашу постель, любым образом, завтра ему ничего не будет грозить. Я права?
– А что скажет твой Нимир-Радж?
– Он полагал, когда приехал в наш город, что мы близки с Ашером. Так многие думают.
– Ты ему сказала правду?
– Да.
– И не рассердит ли его перспектива делить тебя с еще одним мужчиной?
Я покачал головой:
– Мика еще практичнее меня, Жан-Клод. Не просто любовь или вожделение влечет меня к Ашеру. Сегодня дело в охранении нашей силы и власти. Если будет в безопасности Ашер, меньше будет угроза для нас всех. Его страдание может быть использовано против нас.
– Как это практично с твоей стороны, ma petite.
– У меня был лучший в мире учитель.
Он посмотрел на меня, приподняв бровь:
– Будь я истинно практичен в сердечных делах, у нас все произошло бы быстрее.
– Или да, или нет. Ты сам знаешь, что если бы ты напирал сильнее, я могла бы либо сбежать, либо попытаться тебя убить.
Он как обычно грациозно пожал плечами.
– Быть может. Но я должен спросить, чтобы не осталось недопонимания: ты предлагаешь позвать Ашера в нашу постель лишь на эту ночь?
– Это важно?
– Для него – быть может.
Я попыталась охватить мыслью всю ситуацию, но не смогла.
– Не знаю. Знаю только, что не хочу отказываться от моментов наедине с тобой и только с тобой. Знаю, что не всегда хочу иметь компанию.
– Джулианна и Ашер продолжали встречаться наедине, хотя мы и были союзом троих.
– Впервые за много времени у меня личная жизнь как-то близка к налаженной. Я не хочу это испортить.
– Я понимаю.
– Я думаю, что хочу спасти Ашера, хочу убрать страдание из его глаз, но на самом деле мы только запустим пробный шар. Если выйдет, то хорошо, если нет, то что? Ашеру придется уехать? Ты потеряешь своего заместителя? И тебе и Ашеру станет больнее? И не будет ли...
– Т-с-с, ma petite. – Он приложил пальцы к моим губам. – Я позвал Ашера. Он сейчас идет сюда.
Я почувствовала, как у меня глаза вылезают из орбит, как перехватывает дыхание, как бешено бьется пульс. Что же я такого сделала? Пока ничего. Вопрос на десять тысяч был такой: что я собираюсь сделать и как мне жить после этого?
Глава одиннадцатая
Ашер медленно вошел в дверь, старательно пряча лицо за водопадом золотых волос. Он переоделся в свежую рубашку без следов крови. Белую – этот цвет ему не шел.
– Ты звал, – сказал он.
Я застыла, все еще обнимая колени, и пульс у меня забился в горле. А дыхание на пару секунд пресеклось.
– Мы звали, – осторожно поправил Жан-Клод.
Ашер поднял глаза – мелькнуло лицо под волосами. Наверное, отреагировал на «мы».
Жан-Клод сел очень прямо еще до того, как Ашер вошел. Он был элегантен, собран в своей шелковой и кожаной одежде.
Я все еще сидела на коврике у его ног, глядя на Ашера, будто он лиса, а я кролик. Жан-Клод тронул меня за плечо, и я вздрогнула.
Я подняла на него глаза – но он смотрел на меня:
– Это должно быть твое решение, ma petite.
– Почему всегда решение должно быть за мной? – вздохнула я.
– Потому что чужого решения ты не потерпишь, ma petite.
Да, я вспомнила.
– Прекрасно, – прошептала я.
Он бережно сжал мне плечо:
– Еще ничего не сказано. Мы можем оставить все как есть.
Я встряхнула головой:
– Нет. Я не хочу завтрашней ночью одна быть виновата, если у нас ничего не выйдет. Я не стану рисковать им ради своих моральных предрассудков.
– Как скажешь, ma petite, – произнес он все с той же ровной, ничего не выражающей интонацией.
– Что тут произошло? – спросил Ашер, и его голос не был пуст – в нем слышалась нотка страха. Учитывая, кто там спал дальше по коридору, я его могла понять.
Я расцепила руки. Они занемели – я слишком туго сжимала ими колени. Я попыталась огладить юбку, но наткнулась только на чулки. Любимая темно-синяя юбка была слишком короткой для сидения в такой позе. Если бы в комнате были зрители, они могли бы заметить, что белье у меня под цвет.
Я подобрала под себя колени, медленно, неловко, скованно.
– Что случилось? – спросил Ашер, и на этот раз голос его был совершенно непроницаем.
– Ничего, mon ami, – ответил Жан-Клод. – Точнее, ничего нового.
– Это я виновата, – сказала я и встала, все еще двигаясь медленно.
– В чем виновата? – спросил Ашер, переводя взгляд с меня на Жан-Клода и обратно, пытаясь что-то понять по нашим лицам.
Я сошла с мехового коврика, и мои каблуки резко клацнули по полу.
– В том, что тебе грозит опасность от Мюзетт.
– Ты сделала все, что могла для моей защиты, Анита, и больше, чем я бы осмелился мечтать. Никто не спорит с Мюзетт из страха перед Белль Морт. Ты сделала такое, о чем многим членам Совета было бы страшно даже подумать.
– Преимущество неведения, – ответила я.
Он бросил на меня быстрый взгляд из-под завесы волос.
– Что это значит?
Я подошла к нему, туда, где он стоял еще в дверях.
– Это значит, что я была храброй лишь от незнания, что мне грозит. Я никогда не видела Белль во плоти. Не пойми меня неправильно – она достаточное впечатление производит и на расстоянии, но я никогда не сталкивалась с ней лицом к лицу.
Я теперь стояла перед ним. Он отвернулся, показывая лишь невредимую сторону лица. Так полно он уже давно от меня не прятался.
Я потянулась рукой к той половине, которую он отвернул в сторону, и он вздрогнул, отдернулся назад так, что дверь заскрипела.
– Non, non!
– Мне уже случалось к тебе прикасаться, – сказала я так тихо и осторожно, как говорят с пугливым зверьком или с человеком на краю крыши.
Он отвернулся от меня совсем.
– Ты видела картины. Ты видела, каким я был когда-то, и видела теперь, каким я был... когда раны были свежие. – Он повернулся спиной, руки на двери, и замотал головой: – Ты видела то, что видела Белль Морт.
Я покачала головой, поняла, что он этого не видит, и коснулась его плеча. Он вздрогнул.
Я обернулась к Жан-Клоду, и его лицо было пустым, только в глазах была заметна тень страдания такого глубокого, что от него чуть не погибли трое.
Я прижалась всем телом к спине Ашера, провела руками вверх по его бокам, обняла его. Он замер под моим прикосновением, отдаляясь, уходя в себя, туда, где не больно. Я прижалась щекой к его спине и держала его, пока он не затих.
Сглотнув непролитые слезы, я заговорила, и голос мой звучал ровно.
– Я куда раньше видела тебя в воспоминаниях Жан-Клода. Я помню твое великолепие под моими руками, рядом с моим телом. – Я обтекла его, прилипла к нему. – Мне не нужна картина, чтобы видеть твою красоту.
Он задрожал всем телом, попытался повернуться, сбросить меня с себя, но я держала, и он не мог отстраниться, не сделав мне больно.
– Отпусти меня, Анита. Отпусти.
– Нет, – ответила я. – Только не сегодня.
Прижатый к двери, он задергался, как человек, пытающийся пробраться через лаз всего на дюйм шире собственного тела.
– Чего ты хочешь от меня? – Что-то похожее на слезы звучало в его голосе.
– Будь с нами в эту ночь, вот чего я хочу. Будь с нами.
Он прекратил беспокойные движения и снова замер, но не так, как раньше. Я чувствовала щекой биение его сердца. Готова поклясться, еще секунду назад оно не билось.
– Быть с вами – как? – спросил он придушенным шепотом.
Я взяла его за рубашку и повернула к себе. Получилось не сразу – я будто поворачивала землю вокруг ее оси. Прижавшись спиной к двери, он повернулся ко мне только безупречным профилем.
Я потянула его к себе за рубашку, пытаясь ввести в комнату, но он не поддался. Глядя на Жан-Клода, он сказал:
– Я не могу этого сделать. – В его голосе звучало глубокое страдание.
– Как ты думаешь, о чем она просит? – спросил Жан-Клод тем же безразличным голосом.
– Она пойдет на все, чтобы спасти своих людей. Даже возьмет к себе на ночь в постель калеку.
Я дернула за рубашку, и меня качнуло к нему, потому что он не тронулся с места.
– Я действительно хочу спасти тебя от Мюзетт, и это причина. Но на самом деле это... Причина не в этом.
Он поглядел на меня, и целый мир был в его глазах – мир страдания и голода, мир ужаса, огромного и одинокого. Первые жаркие слезы поползли по моим щекам. Я тихо заговорила с ним по-французски и даже кое-что понимала из того, что говорила.
Ашер схватил меня за руку и отодвинул от себя.
– Non, Жан-Клод. Так нельзя. Либо это будет ее желание, либо ничего не будет. Я не стану отделять тебя от остатков твоего триумвирата. Скорее я проведу ночь в постели Мюзетт, нежели так подорву твою силу и власть. Пока они здесь, ты должен быть в силе, иначе мы все пропали.
Я глубоко вздохнула, и будто что-то вытащили из меня, будто сдернули вуаль. Я обернулась к вампиру у меня за спиной:
– Ты это нарочно сделал?
Он спрятал лицо в ладонях и сказал голосом, уже не лишенным интонации:
– Ma petite, я не могу не хотеть того, чего хочу. Прости меня.
Я повернулась к Ашеру:
– Ашер, ты не моего желания хочешь. Ты сам знаешь, что меня к тебе тянет.
Он попытался отвернуться, но я тронула его лицо, и на этот раз он не отпрянул. Я повернула его лицо к себе, взяв пальцами с двух сторон за подбородок. Там кожа была еще гладкой, хотя справа почти сразу начинались шрамы. Как будто люди, которые это сделали, не могли заставить себя погубить красоту его губ.
– Ты не вожделения хочешь от меня.
Он опустил глаза, почти закрыл их – выражение лица человека, который собирается в ожидании удара.
– Нет, – шепнул он.
Я встала на цыпочки, подняла руки к его щекам – одна гладкая, как шелк и атлас, другая шершавая, изрытая, вообще не похожая на кожу.
– Я действительно люблю тебя, Ашер.
Он открыл глаза, полные такого страдания, полные много чего, чем можно было бы его уязвить до сердца.
– Не знаю, насколько положили этому начало воспоминания Жан-Клода, но, с чего бы ни началось, сейчас я люблю тебя. Именно я, а не кто-то другой, Ашер.
– Но ты не взяла меня в свою постель.
– Я люблю многих, с кем не сплю в одной постели. То есть с кем не занимаюсь сексом.
Глаза его стали тускнеть. До меня дошло, что я ляпнула.
– Ашер, я хочу, чтобы ты сегодня был в нашей постели – пожалуйста. И не только для сна.
Он прихватил мои руки своими сверху:
– Только чтобы спасти меня от Мюзетт.
С этим я не могла спорить, но...
– Это правда, но разве это так уж важно? Разве важно, почему?
Он нежно улыбнулся и убрал мои руки от своего лица.
– Да, Анита, это важно. Ты сегодня возьмешь меня в свою постель, но завтра в тебе проснется чувство вины, и ты снова сбежишь.
Я нахмурилась:
– Ты говоришь так, будто я с тобой уже так поступала. Этого не было.
Он потрепал меня по руке, которую держал в ладонях.
– Ты вот в эту кровать брала с собой четырех мужчин, но секс у тебя был только с Жан-Клодом. Ты питала ardeur от Натэниела, но не трахнулась с ним. – Он отпустил мои руки и засмеялся, качая головой. – Только у тебя хватило бы силы воли спать каждую ночь возле такого красавца и не взять все, что предлагает Натэниел. Я видал священников и аскетов, у которых не было твоей воли сопротивления соблазну.
– Кажется, я последнее время уже не так сопротивляюсь, – сказала я, поставив руки на бедра.
Он снова засмеялся, но улыбка его растаяла.
– Джейсона ты надежно упаковала в ящик с надписью «друг». А я? Мне не хотелось бы оказаться с тобой снова в этой кровати, если завтра я стану обычным другом. Этого мне не вынести.
Я наморщила брови, глядя на него. Больше всего мне хотелось забыть, что случилось, когда Белль Морт несколько месяцев назад напустила на меня ardeur. Из-за нее я попала в ситуацию, которую точнее всего было бы назвать оргией. Сношения не было, но было полно рук и тел, касающихся мест, которых не надо бы. Ашер был прав: я изо всех сил стараюсь этого не замечать. Усердно делай вид, что ничего нет, так ничего и не будет. Но ведь было, и я с этим еще не разобралась.
– Что ты хочешь от меня услышать? Мне жаль, что я слишком застеснялась, оказавшись в постели одновременно с четырьмя мужчинами. Да, я смутилась, так что можешь меня винить.
– Сегодня ты тоже смутишься.
– Есть многое, что меня смущает, Ашер, и тут я ничего не могу поделать.
– Ты ничего не можешь поделать с тем, какая ты есть, Анита. Я не изменю тебя, но мне не нужна одна ночь из милости в твоей постели. Я тебе говорю: я не вынесу, когда меня снова выбросят прочь.
В этот миг я поняла, что он говорит не о том, когда его выбросили из нашей кровати после того, как ardeur насытился. Он вспоминал, как отвергла его Белль много сот лет назад. Выбросила, как поломанную игрушку. В конце концов, игрушку всегда можно купить новую.
Я заходила перед ним вперед-назад, не глядя ни на кого из них – мне просто нужно было куда-то девать растущее нервное напряжение.
– Чего ты хочешь от меня, Ашер? Гарантии?
– Да, – сказал он, помолчав. – Именно этого я от тебя хочу.
Я остановилась и поглядела на него:
– Какого рода гарантии? Что я не буду насчет этого переживать завтра? – Я мотнула головой. – Извини, Ашер, не могу давать обещаний, потому что не знаю, что буду чувствовать завтра.
– А что скажет Мика, если узнает, что ты была со мной?
– Мика против не будет.
Ашер поглядел на меня.
– Да-да, я знаю, что все время жду от него вспышки насчет чего-нибудь. Он вполне готов делить меня с Жан-Клодом, с Натэниелом, и – цитирую: «С любым, кого надо будет включить в список». Конец цитаты.
Ашер вытаращил глаза:
– Вот это умение понимать!
– Ты даже не представляешь себе, какое у него умение. Когда он вошел в мою жизнь, он сказал, что сделает все, чтобы остаться со мной, чтобы быть моим Нимир-Раджем. Пока что он держит слово.
– По твоим словам он просто безупречен, – сказал Ашер голосом, полным дружелюбной иронии.
– Знаю. И все время гадаю, когда же упадет второй сапог и он на меня окрысится.
Ашер коснулся моего лица, что заставило меня взглянуть на него. Он глядел на меня сейчас обоими глазами, и они были полны искренности.
– Я ни за что не хотел бы сделать что-нибудь, что разрушило бы построенную тобой жизнь. Если мы это сделаем, и ты убежишь, то повредятся твои отношения с Жан-Клодом, а я уеду.
У меня глаза стали шире:
– То есть как – уедешь?
– То есть так, что если ты меня возьмешь сегодня в свою постель, а завтра выгонишь, я уеду. Я не буду смотреть, как Жан-Клод любит другого или другую, а я стою и жду. Конечно, понадобится время, чтобы найти нового мастера, который возьмет меня к себе, и вряд ли первым заместителем. Я знаю, что сам я для мастера слаб. У меня нет подвластного зверя, – покачал он головой, – и очень многие из моих способностей бесполезны, кроме как в интимных ситуациях. А с тех пор, как случилось вот это, – он показал на шрамы и уронил руку, – меня никто не подпускал достаточно близко, чтобы я этой силой воспользовался.
Он облизал губы, одновременно вздохнув, и у меня перехватило дыхание. Я хотела его, хотела так, как женщина хочет мужчину в течение долгих лет. Но одного желания для меня никогда не было достаточно.
– Ты говоришь, что если сегодня мы возьмем тебя в постель с нами, а завтра я сбегу, и это окажется первым и последним разом, ты уедешь от нас?
Он кивнул. Ему даже и думать не надо было.
– Ты мне ставишь ультиматум, Ашер, а я их плохо переношу.
– Я это знаю, но я должен защитить себя, Анита. Я не могу жить рядом с небесным чертогом, когда меня не пускают внутрь. Это кончится тем, что я сойду с ума. – Он прислонился к двери и поглядел мне за спину, на Жан-Клода. – Я уже несколько месяцев думаю, что мне пора бы уйти. Это слишком тяжело для нас всех. Знай, Жан-Клод, что кое-какие раны залечились оттого, что я был рядом с тобой как друг. – Он повернулся и улыбнулся мне. – А видеть, как ты смотришь на меня, приносило больше радости, чем боли, Анита.
Он повернулся, держа ладонь на ручке двери.
Я положила руку на дверь, не давая ее открыть. Ашер сказал:
– Выпусти меня, Анита. Ты сама знаешь, что этого не хочешь.
– Что мне на это сказать, Ашер? Что ты прав? Что если бы сегодня Мюзетт не явилась, я бы не сделала этого предложения? Ты прав, не сделала бы. – Я прижалась спиной к двери. – Но мысль, что ты уедешь, что я никогда больше тебя не увижу... – Я замотала головой и, черт, опять чуть не разревелась. – Ашер, не уходи. Пожалуйста.
– Я должен, Анита.
Он тронул меня за плечо, пытаясь отодвинуть с дороги, открыть дверь.
– Нет.
Он нахмурился:
– Ma cherie, ты меня на самом деле не любишь. Если не любишь меня и не хочешь меня, ты должна меня отпустить.
– Я люблю тебя, и я хочу тебя.
– Ты любишь меня как друга, ты хочешь меня, но хочешь ты многих, но не отдаешь им себя. У меня впереди вечность, но всего моего терпения не хватит, чтобы ждать тебя, ma cherie. Ты победила меня. Я мог бы попробовать соблазнить тебя, но... – Он снова чуть не коснулся изуродованной стороны лица, но снова уронил руку, будто не мог до себя дотронуться. – Я видел мужчин, которых ты отвергала. Таких безупречных, но ты уходила от них прочь без сожаления. – Он нахмурился так, будто не понимает, как это может быть, хоть это и правда. – Что я могу предложить такого, чего не было у них?
Он взял меня за плечи и попытался осторожно отодвинуть с дороги. Я прижалась спиной к двери, вцепилась в ручку.
– Нет.
Другие слова не шли мне на ум.
– Да, ma cherie, да. Пора.
Я замотала головой.