Сейчас, сидя на кровати и стискивая себя руками, я не испытывала дружеских чувств, я сходила с ума. Мне хотелось спрыгнуть с кровати, на него. Чтобы он был голый.
– Что тебе сейчас нужно? – спросил Джейсон.
Я подняла на него глаза, и не знала, плакать или орать, но наконец нашла слово, и хриплым голосом протолкнула его через пульсирующее горло:
– Питаться.
– Я знаю. – Вид у него был очень серьезный. – Что нужно, чтобы я сделал?
Я хотела ему сказать, чтобы он ушел, но промолчала. Мики здесь не было. Вампиры все еще мертвы для мира. Натэниел на сегодня не рассматривается. За пределами комнаты были еще многие, но ни одного, к кому мне хотелось бы прикоснуться. Даже ни одного друга не было.
Я посмотрела на Джейсона. Квадрат солнечного света расплескался по его груди, обрисовав его золотом и теплом.
– Что ты хочешь, чтобы я сделал, Анита?
Я едва смогла прошептать:
– Корми меня.
– Кровь, плоть или секс? – спросил он так же осторожно и серьезно.
Мой ardeur всегда был смешан и с другими желаниями, но не сегодня. Сегодня нужда была только одна.
– Секс.
Только это слово я и смогла произнести, не давая себе броситься на него.
Серьезная физиономия вдруг расплылась в ухмылке.
– Поработаю за твою артель.
Я соскользнула с кровати, на миг встала перед ним голой. Я хотела к нему броситься, прыгнуть на него, поиметь. Не было приличного слова сказать, чего хочет мое тело. Но этого не хотела я. Я хотела избежать сношения, если удастся. С Натэниелом мне это удавалось месяцами. Наверняка один раз удастся и с Джейсоном.
Я закрыла глаза и медленно сделала несколько глубоких вдохов, потом упала на четвереньки. И поползла к нему с таким ощущением, будто у меня есть мышцы там, где их не должно быть. Мой зверь катался в моем теле как кошка катается на спине, потягиваясь на солнышке. Но ardeur заглушил зверя, будто желание стало огромной рукой, сметающей все другие нужды.
|
|
– Ты не будешь брюзжать, что пришлось предстать передо мной голой?
– Нет, – прошептала я, не доверяя своему голосу.
Он был бос. Я наклонилась и лизнула ногу.
Он выдохнул прерывисто:
– Господи!
Я поползла вверх по его ногам, перехватывая руками, пока не оказалась перед ним на коленях. При этом я нечаянно стянула с него джинсы на бедра, открыв широкий треугольник голубых трусов. Мое лицо оказалось почти на уровне его паха. Я видела, как он прижат изнутри твердо и сильно, кончик выпирает, охваченный материей. Я хотела убрать ткань, помочь ему.
И обняла Джейсона, вцепилась в джинсы, прихватив ягодицы. Он испустил какой-то горловой звук, и я не стала рвать на нем одежду.
А прижалась лицом к его ляжке, отвернувшись от паха. Мое самообладание повисло вдруг на очень непрочной нити. Из долгой практики с Натэниелом я усвоила, что единственный способ не сделать больше, чем нужно – делать все осторожно, медленно. Но мне не хотелось быть осторожной, и медлительность – последнее, что было мне нужно. Я хотела умолять его взять меня. Черт возьми, я же умею и лучше!
Джейсон погладил меня по волосам, и это нежное прикосновение заставило меня поднять голову. Я смотрела ему в лицо вдоль линии тела. На лице его было то выражение, когда мужчина уверен в тебе, знает, что сейчас будет. Я никогда не думала увидеть его на лице Джейсона – относительно себя. От этого взгляда весенне-голубых глаз у меня из горла вырвался стон. Джейсон коснулся моей щеки.
|
|
– Не переставай, – попросил он тихо. – Не останавливайся.
Я опустила лицо к нему, все еще глядя вверх. И лизнула его сквозь шелк, и смотрела при этом в лицо. Я лизала вдоль снизу вверх, и он закинул голову, закрыв глаза. Он был так тверд, так напряжен возле моего рта, под тканью. И я обернула губами головку сквозь шелк, охватив его одной рукой, твердый и толстый.
Джейсон издал звук, что-то между словом и криком, будто я удивила его. Он посмотрел на меня дикими глазами.
Я отодвинулась. Шелк потемнел там, где я его держала губами.
Руки Джейсона опустились вниз, и это он сдвинул шелк и джинсы вниз по бедрам. Открыл себя мне, стоящей перед ним на коленях.
Он был гладкий, головка широкая и круглая, изящный, прямой и прекрасный, чуть отклоненный в сторону – чтобы ровно уместиться во впадине над бедром.
Я взяла его рукой, и Джейсон задышал чаще. Я отодвинула его от тела чуть-чуть, чтобы только взять его губами, покатать языком по этому изящному закруглению.
Он задрожал у меня под рукой.
Я втянула его внутрь сильнее, опуская руку, чтобы взять в горсть то, что пониже. На ощупь он тоже был гладкий, весь гладкое совершенство. Бритое.
Я бывала с мужчинами, которые кое-что подстригали и подбривали, но никогда не было такой полной гладкости. Мне это понравилось. От этого многое становилось легче взять в рот, покатать, изучить.
Каждое касание, каждая ласка, каждое движения языка вызывало новые звуки – всхлипы, стоны, неслышные слова. Просто как игра – сколько еще звуков я могу из него извлечь.
|
|
Я сдвинула ему штаны пониже, чтобы раздвинуть ноги, лизнуть между ними, вдоль тонкой линии между яичками и анусом.
Он вскрикнул, и я стала подниматься вверх по его телу, медленно, сантиметр за сантиметром. Я снова взяла его в рот, сколько могла втянуть под таким углом, обернув пальцы кольцом вокруг того, что не вошло, а другой рукой придерживая яички, играя пальцами по линии между ног. Он дышал все чаще и чаще, тело его напряглось.
Он забрал в горсть мои волосы, оттянул от себя, глядя на меня глазами утопающего.
– Встань.
– Что? – не поняла я.
Он наклонился, взял меня за руки, поднял. И поцеловал, да так, будто хотел влезть в меня, губами, языком, зубами – то ли целовал, то ли поедал.
Руки его скользнули вниз по моей спине, потом ниже, на выпуклость бедер, пока не дошли до ляжек. Он поднял меня – просто руками за ляжки, не отрывая губ от моих. Это движение раздвинуло мне ноги, прижало к нему. Ощущение его твердости и готовности, так прижатой к моему телу, извлекло из меня тихий звук, и он проглотил его, будто пробуя на вкус.
Руками он отодвинул мое тело от своего, а я все еще обнимала его за плечи, и рука моя бродила в детской мягкости его волос. Он передвинул руку мне под ягодицы, поддерживая этой рукой весь мой вес, а другая его рука оказалась между нами. Секунда у меня была, чтобы понять, что он собирается делать. Я сопротивлялась желанию, которое навел на меня ardeur, сопротивлялась ощущению его рта на моих губах, его тела в моих объятиях, я смогла отодвинуться и только сказать «Джейсон», и тут он двинул бедрами вперед, вверх. Ощущение его внутри меня было именно то, что хотел ardeur. Именно то, что хотела я.
Он вошел без всякой нерешительности или нежности. Он пробился в тугую влажность моего тела, обеими руками держа меня сзади за ляжки, натягивая на себя, и вталкивая себя в меня. Я вскрикивала раз за разом.
Он сделал несколько шагов и почти бросил меня на край кровати, но нижняя половина моего тела была по-прежнему у него в руках, прижата к нему. Он остался стоять, прижимая меня телом к краю кровати, и держа так, будто я ничего не весила.
Он смотрел на меня уже не человечьими – волчьими глазами. И медленно стал извлекать себя из моего тела, дюйм за дюймом, пока не вышел почти весь, а потом вбил себя обратно, и я вскрикнула. Не от боли.
Он нашел ритм, быстрый, глубокий и жесткий, будто пытался вытолкнуться с другой стороны. С густым мясистым звуком он вбивал в меня свое тело.
Оргазм настиг меня неожиданно. Секунду назад я была захвачена ритмом его тела в моем, и вот я уже кричу, извиваюсь под ним. Я распахивала ногтями его тело всюду, где могла дотянуться, а когда этого стало мало, я вцепилась в собственное тело.
Крики Джейсона вторили моим, и его тело напрягалось, соприкасаясь со мной, голову он откинул назад, и из его губ вырвался вой. Ardeur выпивал его до дна – кожу, пот, семя.
Он рухнул на меня сверху, тяжело дыша, и сердце его колотилось об мою кожу как пойманная птица. Он подвинул нас дальше на кровать, не выходя из меня. Когда мы оба оказались на кровати, тяжело дыша и постепенно успокаивая пульс, он посмотрел на меня, и что-то было в его глазах серьезное и очень не-Джейсоновское.
И голос его был еще хриплым и запыхавшимся.
– Я знаю, что это может оказаться единственный раз. Когда я выйду, дай мне подержать тебя еще немного.
Мой голос тоже был не лучше:
– Поскольку я не могу шевельнуться от пояса вниз, то ради бога.
Он засмеялся, и потому что он еще был внутри меня, частично возбужденный, это движение заставило меня извернуться под ним, вцепиться ногтями ему в спину и стянуло судорогой нижнюю часть тела.
Он вскрикнул, и его бедра снова ударили в меня. Когда к нему вернулась речь, он шепнул:
– Ради бога, только не начинай снова.
– Тогда выйди из меня, – сказала я почти так же запыхавшись.
Он приподнялся на руках, как при отжимании, и вытащил себя из меня. От этого ощущения я снова задергалась. Он свалился рядом со мной, наполовину смеясь.
– Что смешного? – спросила я, когда смогла говорить.
– Господи, ты восхитительна.
– Ты тоже неплох, – ответила я.
– Неплох? – спросил он, делая большие глаза.
Я не могла не улыбнуться:
– Ладно, ты тоже восхитительный.
– Ну-ну, не преувеличивай.
Я наконец-то смогла повернуться набок, чтобы лучше видеть его лицо.
– Я всерьез. Ты был восхитителен.
Он тоже повернулся ко мне, и мы видели друг друга, но не соприкасались.
– Если второго случая мне не представится, я хотел выступить как можно лучше.
Мне пришлось закрыть глаза, подавить очередной порыв задергаться от страсти. Я испустила долгий, успокаивающий выдох, и лишь потом открыла глаза снова.
– И у тебя получилось. Мне действительно было очень хорошо, но ты всегда так усерден? Не все девушки любят, когда их вбивают в матрас.
– Я видел мужчин, с которыми ты спишь, Анита, я знал, что могу действовать сильно и быстро как только получится, и тебе ничего не будет.
Я сдвинула брови:
– Ты хочешь сказать, что такой ты маленький?
– Нет, просто не огромный. Размер у меня неплохой, но некоторые мужчины в твоей постели обладают куда лучшим.
Я покраснела. Все время, пока мы ласкались, я не краснела, а тут – на тебе.
– Не знаю, что сказать, Джейсон. Мне бы полагалось пощадить твое самолюбие, но...
– Но я точно знаю свое место, Анита. – Он засмеялся и просунул руку мне под плечи. Я позволила ему притянуть меня в изгиб его плеча, положила руку ему на живот, другую под поясницу, а ногу закинула ему на ногу. Мы прижались друг к другу почти так же тесно, как раньше.
– Ты был чудесен, – сказала я.
– Я заметил это твое мнение. – Он поднял свободную руку и показал кровавые царапины от моих ногтей.
Я вытаращила глаза:
– И на второй руке такой же ужас?
– Да.
Я нахмурилась, и он коснулся моего лба:
– Не переживай, Анита, я буду радоваться каждой ранке. И буду скучать по ним, когда они заживут.
– Но...
Он положил пальцы мне на губы, не давая мне договорить.
– Никаких «но». Просто невероятно восхитительный секс, и я раз в жизни хочу ощущать все его раны и царапины как можно дольше. – Он взял мою руку, лежащую у него на животе и поднял, чтобы я ее рассмотрела. Там тоже были следы ногтей, где-то до крови, где-то просто красные и припухшие. – Это не моя работа.
Конечно, как только я их увидела, они тут же начали саднить. Почему это мелкие ранки не болят, пока их не увидишь?
– На самом деле, – сказала я, – это твоя работа, точнее, знак, насколько ты хорошо работал. Не помню, чтобы я когда-нибудь так себя расцарапала.
Он тихо рассмеялся, по-мужски, чуть-чуть похоже на фирменный смех Джейсона.
– Спасибо за комплимент, только я понимаю: что бы я ни сделал, это и вполовину не может быть так чудесно, как то, что сделали несколько часов назад Ашер и Жан-Клод. Никакое количество дюймов и никакой талант обычному человеку такого класса не дадут.
Я поежилась и обняла его крепче:
– Может, это даже к лучшему.
– Как ты можешь так говорить? Я ощутил долю того, что Ашер с тобой сделал, и это... – Он поискал подходящее слово и наконец сказал: – Потрясающе. Это можно с ума сойти.
– Ага, – отозвалась я не слишком весело. – Наслаждение из тех, ради которых ты пойдешь на все, чтобы испытать его еще раз.
Джейсон взял меня за подбородок и повернул к себе:
– И ты думаешь не повторять этого?
Я ткнулась лицом ему в плечо:
– Скажем так: я не так уж этому радуюсь.
– А почему?
– Сама точно не знаю. – Я покачала головой, насколько это возможно, когда прижимаешься к чьему-то плечу. – Честно говоря, это меня пугает.
– Что именно?
– Секс – это здорово, Джейсон, но это... то, что может Ашер творить своим укусом. – Я попыталась найти слова и поняла, что описать это невозможно. – Ашер у меня в голове ощущается как мастер вампиров по уровню своей силы, но у него нет подвластного зверя. Он умеет проделывать штуки голосом, как Жан-Клод, но это отраженная сила. Меня это несколько озадачивало: раз он по ощущению мастер, то в чем его сила? Вот я и узнала.
Джейсон опустил подбородок мне на макушку и спросил:
– Что ты имеешь в виду?
– То, что его сила – в соблазнении, в сексе, в интимных играх. Он не умеет питаться от похоти окружающих, как Жан-Клод, и не умеет возбуждать ее в окружающих, как Жан-Клод, но черт побери, когда приготовления уже сделаны, он умеет вызывать такое... наслаждение! Ради такого люди действительно готовы идти на убийство, отписать свое состояние кому угодно, сделать все, чего захочет Белль Морт, лишь бы Ашер продолжал появляться у них в постели.
– Так что он вот такой восхитительный постельный партнер?
– Нет. Это ты восхитительный постельный партнер, или Мика, но я не уверена на сто процентов, что Жан-Клод такой же, потому что теперь не знаю, сколько здесь истинного таланта, а сколько вампирской силы. Я не совокупилась с Ашером, я только поделилась кровью.
Джейсон подвинулся так, чтобы я увидела его сдвинутые брови:
– Извини, но волк в таких вещах разбирается. Я, когда вошел в комнату, учуял запах не только Жан-Клода.
Я снова зарделась.
– Я же не сказала, что Ашер не получил удовольствия. Я только сказала, что у нас не было сношения.
– И к чему ты ведешь?
– К тому, что если такое было от простого взятия крови, я боюсь заняться с ним настоящим сексом. Насколько лучше это может оказаться?
Он засмеялся – почти захихикал.
– Я был бы рад узнать.
Я приподнялась на локте:
– То есть ты бы не против был с Ашером?
Он нахмурился, но в глазах его еще играли смешинки.
– Я какое-то время не мог разобраться, каковы же мои предпочтения. Я ведь сейчас уже почти два года pomme de sang у Жан-Клода. Когда он питается, это восхитительно, Анита, офигительно восхитительно. И то, что мне это так нравится, навело меня на мысль: а не гей ли я? – Он погладил меня по плечу. – Но мне нравятся девушки. Я не говорю, что с тем, с кем надо, не была бы возможна бисексуальность, но только не отказаться от девчонок совсем. Люблю я их.
Слово «люблю» он многозначительно растянул.
Я засмеялась:
– А я люблю мужчин.
– Я заметил, – ответил он с едва заметной тенью юмора в голосе.
Я села:
– Кажется, мы уже достаточно повалялись.
Он тронул меня за руку, снова посерьезнев.
– И ты действительно не собираешься больше ложиться с Ашером?
Я вздохнула:
– Ты знаешь, ты же сказал, что Жан-Клод восхитителен, когда берет кровь.
– Ну, да.
– Жан-Клод говорит, что укус Ашера – оргазмический, в буквальном смысле слова. То есть приносит еще большее наслаждение, чем укус Жан-Клода.
– Понял. – Он приподнялся на подушках, сложив руки на животе, и слушал меня.
Я сидела по-турецки, все еще голая, и это было неважно. Нам было не сексуально, а просто уютно друг с другом.
– С Жан-Клодом у меня был секс, но я никогда не позволяла ему при этом брать кровь.
– Никогда?
– Никогда.
Он покачал головой.
– Ни у кого не видал такой силы воли, как у тебя. Никто другой не отказывался бы от двойного наслаждения так долго.
– Ты от него не получал и то, и другое.
Он усмехнулся:
– Считается дурным тоном трахать своего pomme de sang, разве что он или она сами попросят. Если да, то это отдельная услуга, и то если они в этом деле хороши.
– Ты говоришь так, будто просил его об этом.
– Просил.
Я приподняла брови.
– Да брось, Анита, я с ним живу дольше, чем ты. И надо быть более убежденным гетеросексуалом чем я, чтобы не захотеть попробовать.
– Он тебе отказал?
– Очень вежливо, но отказал.
Я нахмурилась:
– Он объяснил причину?
Джейсон кивнул:
– Ты.
Сильнее наморщить лоб я уже не могла, и потому не стала пытаться, но недоумение никуда не делось.
– Но почему я? Ты был его pomme de sang дольше, чем я его девушкой, тем более любовницей.
– Когда я обратился с просьбой, вы встречались. Он, похоже, считал, что ты укажешь ему на дверь, если узнаешь, что он встречается с другим мужчиной.
– От твоих слов меня мучают угрызения совести.
– Не хочешь знать правду – не спрашивай. – Он пристроил себе подушку поудобнее. – Но ты как-то смогла уйти от ответа на мой вопрос.
– На какой?
Он посмотрел на меня:
– Анита, не жеманься. Ты этого совсем не умеешь.
– Ладно. Так что делать с Ашером? Я вроде как наобещала им обоим, что мы найдем способ организовать menage a trois, или, точнее, a quatre.
– А кто четвертый?
– Мика.
– Ах, черт! – произнес он.
Я нахмурилась.
– Извини, не сдержался.
Я сказала:
– Так вот, если я это обещание возьму обратно, мы потеряем Ашера.
– В каком смысле «потеряем»?
Я рассказала о намерении Ашера уехать.
– То есть, если ты пойдешь на попятный, он уедет.
– Ага.
Джейсон нахмурился, засмеялся, потом покачал головой.
– Дай-ка мне обдумать. Значит, его укус невероятно оргазмичен, наслаждение, сводящее с ума. Ты думаешь, что если с ним трахаться, когда он берет кровь, то будет еще лучше.
– Да.
– И почему же это проблема? – не понял Джейсон.
Я обхватила себя руками:
– Джейсон, я боюсь.
Он сел рядом:
– Боишься – чего?
– Боюсь... – Я попробовала подыскать слова, и наконец сказала: – Боюсь быть поглощенной.
Он наморщил лоб:
– Поглощенной – я знаю это слово, но не понимаю, какой смысл ты в него вкладываешь.
– Ты не боишься, что будешь хотеть кого-то из них так сильно, что отдашь за это все на свете?
– Ты о вампирах или вообще о людях?
Я уткнулась подбородком в колени:
– Конечно, о вампирах.
– Нет, не только о вампирах. Ты боишься хотеть полностью кого бы то ни было. Я прав?
– Не понимаю, о чем ты, – сказала я, не глядя на него.
Он отодвинул мне волосы за ухо, но они слишком густые и упрямые, чтобы там остаться.
– Не ври дяде Джейсону. Ты говорила не только о вампирах.
Я посмотрела на него, обнимая прижатые к груди колени.
– Может быть, но смысл тот же. Я не хочу хотеть кого-нибудь так, что если этого «кого-нибудь» со мной не будет, я умру.
По его лицу пробежало выражение, которого я не поняла.
– Ты боишься любить кого-то больше, чем саму жизнь?
– Да.
Он улыбнулся – ласково и чуть грустно.
– Я бы отдал какую-нибудь не самую важную часть собственного тела за женщину, которой я был бы так же дорог, как тебе Натэниел.
Я стала было возражать, что я не люблю Натэниела.
Джейсон приложил мне палец к губам:
– Постой. Я знаю, что ты не отдала себя Натэниелу сердцем и душой, но разве ты кому-нибудь вообще себя сердцем и душой отдавала?
Я отвернулась, потому что видеть это терпеливое и взрослое выражение в глазах Джейсона было мне как минимум не по душе. А он продолжал говорить:
– Одна из моих целей в жизни – это найти такую женщину, которая будет смотреть на меня, как ты смотришь на Жан-Клода. Как ты и Жан-Клод смотрите на Ашера. Как ты смотришь на Натэниела. Или как он на тебя.
– Ты не включил в список Мику.
– Вам с ним так уютно, как не бывает ни с кем другим, но эта уютность берется за счет чего-то другого.
– Чего именно?
– Не знаю. Никогда не был влюблен, так что откуда мне знать?
– Так что, я не влюблена в Мику?
– На этот вопрос отвечать не мне.
– Я не могу любить четырех мужчин сразу.
– Почему нет?
Я посмотрела на него.
– Правилами не запрещается, – добавил он.
– Это было бы смешно, – сказала я.
– Ты сопротивлялась Жан-Клоду, потому что его боялась. Потом появился Ричард, и ты, я думаю, его любила, по-настоящему любила, и это тебя пугало, а потому ты отступила. Ты встречалась с обоими, как я думаю, чтобы не влюбиться ни в кого из них.
– Неправда!
– В самом деле?
– С самого начала Жан-Клод сказал, что убьет Ричарда, если я не дам ему шанс тоже за мной ухаживать.
– И почему ты тогда его просто не убила? Ты не выносишь ультиматумов, почему же ты стерпела этот?
На это у меня не было ответа. Удовлетворительного ответа.
– Ричард отдаляется, уходит в собственные страхи и переживания, отчего открывается более широкое поле для Жан-Клода. Потом вдруг у тебя в койке оказывается Натэниел. Я знаю, знаю, он твой pomme de sang, твой домашний леопард, но все же интересная хронология получается.
Я хотела ему сказать, чтобы замолчал, что хватит, но он продолжал говорить. Никогда не думала раньше, что Джейсон может быть таким безжалостным.
– Где-то посреди всего этого на радаре возникает Ашер – может, из старых воспоминаний Жан-Клода, а может, и нет. Но тебя, чем бы это ни было вызвано, к нему тянет, а он так полон гнева, что угрозы не представляет. И еще он почти так же полон отвращения к себе, как Ричард. А Ричард как раз уходит – на этот раз по-настоящему. У тебя остаются Жан-Клод и Натэниел, но Натэниел недостаточно романтичная фигура, чтобы удержать Жан-Клода, и вот – объявляется Мика. Как с неба свалился, тут же возникает желание, тут же совместная жизнь. У тебя есть Мика, и вновь Жан-Клоду приходится тебя с кем-то делить, и ты снова в безопасности. Ты не влюбишься до безумия ни в Жан-Клода, ни в кого бы то ни было, потому что твой мир разделен на части. Ни одному мужчине он не принадлежит целиком, и ни один мужчина не может разбить сразу весь твой мир.
Я вылезла из кровати, подоткнув простыню как халат. Вдруг мне не захотелось быть голой перед Джейсоном.
– Я думал, что это совпадения, и так оно было и не было. Тебя ужасает перспектива принадлежать кому-то одному?
Я покачала головой:
– Нет, Джейсон. Перспектива хотеть принадлежать кому-то одному.
– Но почему? Почему тебя так это пугает? Каждый второй человек всю свою жизнь хочет именно этого. Я, например.
– Я любила одного человека всем сердцем, и он его растоптал.
– Ради Бога, только не вспоминай своего жениха из колледжа. Это было сто лет назад, и он был мудак. Нельзя всю жизнь лелеять это мрачное воспоминание.
Я стояла в ногах кровати, от плеч до ног завернувшись в простыню. Мне было холодно, и температура воздуха была тут ни при чем.
– Не только в этом дело, – сказала я тихо.
– А в чем?
Я глубоко вдохнула, медленно выдохнула.
– Всем сердцем и всей душой я любила свою мать. Она была весь мой мир. Она умерла, и я чуть не погибла. – Я вспомнила все его слова, и не могла с ними спорить, и не могла притвориться, что все это не по адресу. – И никогда больше, Джейсон, я не хочу вкладывать весь свой мир в руки одного человека. Если он умрет, я умру с ним.
– Так что ты каждому частицу себя недодаешь.
– Нет, – ответила я, – я частицу себя оставляю для себя самой. Никто не получит меня всю, Джейсон, никто, кроме меня.
Он покачал головой:
– Значит, Жан-Клод получает секс, но не кровь. Натэниел получает близость, но не совокупление. Ашер – кровь, но не совокупление. Мика – близость и совокупление. Что же ты недодаешь ему?
– Я его еще не люблю.
– Врешь.
– Я его хочу, но еще не люблю.
– А Ричард? Что ты недодаешь ему?
Я стояла, обернутая в эту чертову простыню, и чувствовала, как мир откатывается куда-то далеко, превращаясь в маленький кричащий ком.
– Ничего. Я от него ничего не придержала, и он дал мне пенделя под зад.
Джейсон посидел еще секунду, потом слез с кровати. Наверное, хотел меня обнять, утешить.
Я подняла руку, останавливая его.
– Если ты меня сейчас обнимешь, я разревусь, а Ричард уже получил от меня все те слезы, которые причитаются на его долю.
– Извини, Анита.
– Это не твоя вина.
– Да, но и не мое дело. У меня не было права устраивать тебе сеанс психоанализа.
– Ты просто завидуешь, – сказала я, стараясь говорить легко и шутливо. Это не получилось.
– Чему завидую?
– Тому, что столько есть людей, с которыми я могла бы быть в любви, если бы отдала этот последний дюйм.
Он снова сел на край кровати.
– Ты права. Черт тебя побери, но ты права. Я завидую, но я не хотел тебе делать больно. Я просто не понимал до того момента, когда ты сказала, что боишься быть поглощенной. Я бы хотел, чтобы меня поглотили, Анита. Чтобы кто-то меня сжег.
– Романтик ты.
– У тебя это слово звучит как ругательное.
– Нет, просто бесполезное. – Я направилась к двери. – Я пошла мыться, ты можешь занять душ наверху.
Джейсон окликнул меня, но я не остановилась. На сегодня норма бесед под одеялом у меня исчерпана.
Глава двадцать пятая
Мне нравится новый душ, который у меня в главной ванной на нижнем этаже. Один из городских медведей-оборотней оказался водопроводчиком. Цену все равно пришлось заплатить полную, но зато он не задавал дурацких вопросов насчет планировки дома. Я люблю хорошую ванну, когда обстоятельства требуют, но в душе я фанат душа – извините за каламбур.
Я включила воду на полную мощность, чтобы струи колотили меня по шее, по голове, по плечам. Меня не грызла совесть за секс с Джейсоном, и это, наверное, было нехорошо, но не чувствовала я себя грешницей. Может быть, потому, что для него это был просто новый способ проявить обо мне заботу. А вот разговор после никак не давал мне покоя. Горькая эмоциональная правда грызла меня сильнее, чем секс с человеком, которого я не люблю. Наверное, это показатель, насколько далеко свалилась я в колодец морального разложения.
Я стояла в горячей воде, и пар клубился у стеклянных дверей кабинки, и я была счастлива, что мое сердце не принадлежит никому. Оно, черт меня побери, мое, и я его так и собираюсь сохранить одним куском. Ричард что-то во мне сломал, какой-то последний кусочек, который все еще пытался придерживаться романтического взгляда на любовь. Он ушел, бросил меня, потому что для него я недостаточно человек. Мой жених в колледже бросил меня, потому что я не была достаточно белой для его матери. Моя мачеха Джудит никогда не давала мне забыть, что я маленькая и темноволосая, а она, мой отец и их дети высокие, белокурые и голубоглазые. Сколько живу, столько мне люди тычут в нос то, что я не могу переменить. Так шли бы они все на что-нибудь.
Я сидела на полу кабины, хотя и не собиралась. Я не собиралась сжиматься в комочек, прятаться. И почему я всегда гоняюсь за любовью людей, которым мало того, что я собой представляю? Есть многие другие, которые хотят меня такой, как я есть, низенькую, темноволосую, кровавую, набитую метафизической дрянью. Люди, которые любят меня какая я есть.
К сожалению, я в их число не вхожу.
В дверь постучали, и я поняла, что стучат уже довольно давно. Я всегда запираю дверь в ванной – по привычке.
Прикрутив воду, чтобы было слышно, я спросила:
– Кто там?
– Анита, это Джемиль, мне нужно войти.
– Зачем?
В одном этом слове была целая вселенная подозрений. Если бы причина была не такой, которая вызовет у меня протест, он бы ее сразу назвал.
Я услыхала, как он вздохнул за дверью.
– С Ричардом плохо. Нужна большая ванна.
– Нет, – сказала я, отключила воду и потянулась за большим полотенцем.
– Анита, после того, как стая продала дом Райны, у нас не осталось емкости, в которой можно было бы отмокать ему и членам стаи. Я его обнаружил без сознания на полу у него в спальне, и он холоден как лед.
Я обернула мокрые волосы маленьким полотенцем.
– Сюда ты его не принесешь, Джемиль. Должно найтись другое место. Жан-Клод тебе позволит воспользоваться ванной у него дома.
– Анита, он ледяной. Если мы его в ближайшее время не отогреем, не знаю, что будет.
Я прислонилась головой к двери.
– Ты хочешь сказать, что он умрет?
– Говорю же, не знаю. Я никогда не видел ни одного вервольфа в таком плохом состоянии при отсутствии видимых ран. И я не знаю, что с ним.
А я, к несчастью, знала. Белль кормила своих людей не только от меня, она и от Ричарда их кормила. Я сегодня об этом уже думала, но мне даже в голову не пришло, что он не вызвонит к себе кого-нибудь из стаи, чтобы укрепить себя общей энергией. Я не знала, что он просто даст себе умереть. Ведь до того, как стало так плохо, он должен был почувствовать, что здесь что-то не так.