Жан-Клод подполз ближе к краю. Халат скорее обрамлял его тело, нежели что-нибудь скрывал.
– Так что фактически у тебя появилось еще два кормления?
– Вроде того. Мы сейчас с Натэниелом считаем, что мне надо кормить ardeur каждые шесть часов, иначе я начинаю тянуть энергию из Дамиана. Поскольку я не могу кормиться от одного и того же каждый день, образуется некоторая недостача.
– Это может создать, как ты сказала, недостачу и ночью. Ты пыталась увеличить интервал между кормлениями до двенадцати часов.
– Не знаю, Жан-Клод, но похоже, что мне нужно чаще.
– Ты – источник энергии для своего нового триумвирата. И тебе нужна энергия, чтобы его поддерживать.
Ричард обернулся к Жан-Клоду.
– Ты хочешь сказать, что мы с Анитой черпаем энергию из тебя?
Он повернулся не ожидая ответа, и выражение его лица явно показывало, что он не слишком доволен спектаклем, который устроил Жан-Клод.
– Не буквально, но в некотором смысле – oui. Любая сила имеет свою цену, Ричард, и цена эта бывает высокой.
– Я думаю, что пока я пойму, как распределять силу между нами тремя, это будет каждые шесть часов. Я не подумала, что ночью меня кормите вы с Ашером. Блин!
Последнее слово я произнесла с чувством.
– Теперь у тебя есть Дамиан, – сказал Ричард. – Трое – этого не хватит?
Я посмотрела на него, пытаясь уловить ревность или гнев, но он будто просто констатировал факт.
– Не знаю, может быть.
– Я уверен, что ma petite будет контролировать то, что в ее власти, – сказал Жан-Клод почти от конца кровати. Халат сполз с его плеч, и почти все, что выше завязанного пояса, показалось на свет. Что-то было необычное в том, как его тело отражало свет, бледное и сверкающее, почти нереальное, будто он был ожившим произведением искусства, которое только тронь – и оно растает, слишком красивое, чтобы быть настоящим.
|
|
Ричард щелкнул пальцами, и этот резкий звук привлек мое внимание. Сам Ричард хмурился:
– Ты действительно меня отшиваешь?
Слишком это был трудный вопрос. Я закрыла глаза, чтобы никого из них не видеть.
– Не совсем, но мне надо знать, чего ждать, Ричард. Надо знать, что это меняет.
– Каждые три дня или около того я буду приходить к тебе домой и питать твой ardeur.
Я открыла глаза:
– То есть толика секса, и все.
– А чего ты от меня хочешь, Анита?
Я отодвинулась от двери, потому что теперь уже я начинала злиться.
– Никакой романтики, так, дружеский трах?
– Ты и так живешь с двумя мужчинами. Я не думаю, что в твоей жизни есть место для меня.
Хотелось мне сказать вот что: раз ты можешь просто меня трахать, и больше ничего, значит, мы никогда не были влюблены. Вслух я сказала:
– Ричард, мне не просто секса не хватает. Мне не хватает наших киномарафонов по субботам. Не хватает тех мест, где мы с тобой бывали. Тебя не хватает, а не просто твоего тела, Ричард. – И я чуть не промолчала дальше, но мне надо было знать, а сейчас самое время. – А тебе, Ричард, не хватает меня или только моего тела?
Я произнесла это спокойно, очень спокойно. Очко в мою пользу.
Он опустил глаза. Противоречивые эмоции сражались на его лице. Сила его полыхнула теплым ветром и стихла. Когда он поднял глаза, в них были боль и гнев.
– Ты первая об этом заговорила, Анита. Мы не годимся друг другу в единственные. Я очень стараюсь принять свою жизнь как она есть, но жить как ты я не могу. Я все еще хочу, чтобы одна женщина была у меня на всю жизнь. Я хочу семью, может быть, детей. Хочу жизни, Анита. И знаю, что с тобой у меня этого не будет. – Он протянул ко мне руки, но они сжались в кулаки. – Но мне недостает тебя. Не только секса. Недостает твоего запаха у меня на подушке, на коже. Я должен извиниться перед тобой. Тогда, в Теннеси, я сперва винил своего зверя, потом тебя. Шесть недель у психотерапевта понадобилось мне, чтобы понять, что я на тебя злился за то, что ты спасла моих мать и брата, когда я этого не смог.
|
|
– Ты готов был отдать жизнь, чтобы их спасти.
– Да, но тогда погибли бы мы все. – Не просто боль была в его глазах – мука. Из тех эмоций, что выедают тебя изнутри и выплевывают. – Ты страшную вещь сделала, Анита, страшную, чтобы вовремя узнать, где они. Ты пытала человека, вытягивая из него информацию. Я бы не смог. И не дал бы никому это делать у меня на глазах. Ты не просто спасла их, а я нет. Когда я услышал, как все было, то понял, что будь я с тобой, они бы погибли. Мама и Дэниел погибли бы просто потому, что я не дал бы тебе сделать необходимое для их спасения.
Я смотрела молча, потому что ничего умного в голову не приходило. Я не гордилась тем, что сделала в Теннеси, ну никак не гордилась, но и не жалела ни чуточки, потому что ради спасения Шарлотты и Дэниела я бы пошла и на худшее. Единственное, о чем я жалела – что не успела их спасти до насилия и пытки. Это сожаление я унесу с собой в могилу, потому что видела, как Шарлотта разрыдалась у себя в кухне. Она все повторяла: «Я не знаю, отчего плачу. Как это глупо». Это не было глупо, и я порекомендовала хорошего психотерапевта – того самого, которого я обычно рекомендую людям, собирающимся вступить в Церковь Вечной Жизни.
|
|
– Ты – Больверк моей стаи. Выполняющий зло, тот, кто делает вещи, которые Ульфрик не хочет или не может делать. Райна была Больверком для Маркуса.
– Да, – сказала я.
Видите? Говорить я могла, только сказать было нечего.
– Я хочу белый штакетник, Анита, а ты нет.
– Не в том дело, что не хочу, Ричард, просто мне уже слишком поздно. Моя жизнь в такую картинку не уложится.
Он кивнул.
– Я знаю, может быть, и моя тоже, но мне все еще хочется попытаться. Есть Ульфрики, имеющие жену и детей вне стаи. Я пытался найти для стаи новую лупу, и никто не подходит. Никто не ты.
Опять я не знала, что сказать, и потому промолчала. Держа язык за зубами, я редко попадала в неприятности.
– Я думаю, что причина выхода из-под контроля твоего зверя сегодня – это то, что ты слишком много времени проводишь в обществе всего одного вида. Я думаю, если у тебя будет личный контакт с кем-то кроме леопардов, твой зверь снова станет аморфным, более метафизическим, чем физическим. Я прошу твоего дозволения прислать кого-нибудь из своих волков, чтобы ты с ним спала.
– Ричард...
– Не трахалась, а именно спала. Или возьми в дом кого-нибудь из крысолюдов, выбери любое животное, но если твоя сила будет касаться только леопардов, она и начнет вести себя как леопард.
– И ты будешь одним из этих волков?
Я не могла скрыть невеселой иронии.
– Я не говорю, что это будет случайная связь, Анита. Я говорю другое: будь нашей лупой. Приведи с собой леопардов, и пусть охотятся с нами при полной луне.
– Я буду твоей лупой, и что? Что изменится?
– Мы – пара в общине ликантропов. У тебя будет больше контактов с моими волками, не только в кризисных ситуациях. Мика уже руки-ноги стер, пытаясь всем помогать. Нам нужно еще хотя бы кого-то одного посадить на горячую линию на полный день. Иначе он себя загонит.
– Я не знала, что ты в курсе.
– Я стараюсь быть в курсе, Анита. Стараюсь видеть, что есть на самом деле, а не что я хочу, чтобы было. Я не могу разделить твой образ жизни, как Мика с Натэниелом, каждый день, каждую ночь. Вряд ли я смогу терпеть, что ты встречаешься с Жан-Клодом и Ашером. И уж точно не смогу быть регулярным донором крови, как Мика и Натэниел.
Я только моргала, потому что такого разговора я никогда не ожидала от Ричарда. Слишком логично.
– Я согласна со всем, что ты говоришь, до последней запятой. Но ведь это ничего не меняет?
– Я почувствовал силу твоего с Дамианом и Натэниелом триумвирата. Дамиан – не мастер, и Натэниел – не Нимир-Ра, но втроем вы обладаете потрясающей силой. Так каким же был бы наш триумвират, если бы мы все делали правильно? Так, как следовало бы?
– Ты говоришь сам на себя не похоже, – сказала я.
– Скажешь, что ты об этом не думала с тех пор, как создала новый триумвират?
Честно этого я сказать не могла, так что не стала и пробовать.
– Я почувствовала, что можем сделать мы с Жан-Клодом, у него в клубе, когда Примо сорвался с нарезки. Почувствовала, что может сделать Жан-Клод, когда я дала ему напитать ardeur способом, близким к настоящему кормлению от других женщин. Так что, да, я об этом в каком-то смысле думала.
– Ты сама сказала, Анита, у нас мало солдат. Нам нужно выглядеть сильными, и не только для вампиров, которые могут посягнуть на эту территорию. Наша стая пользуется плохой репутацией из-за меня и из-за Маркуса с Райной, которые были до меня. Моя репутация среди других Ульфриков совсем хреновая. Они считают меня слабым, и у нас тут бывали разведчики с территорий, где много доминантов и мало земли. Пока в нашей стае такой бардак, они уходят, не бросая вызова – никто не хочет с этим бардаком разбираться. Но поскольку я сейчас лучше управляю волками, это может перемениться. Если мы все объединимся, как вы с Жан-Клодом сегодня ночью, никто нас не тронет, Анита, никто не посмеет.
Это была почти точная цитата из того, о чем я раньше думала. Я посмотрела на Жан-Клода.
– Мы попугаями повторяем мысли, которые ты обдумываешь уже несколько месяцев?
Он пожал потрясающе красивыми голыми плечами.
– Oui, но не я эти мысли вам вложил, ma petite. Я думаю, вы оба пришли к одному заключению в одно и то же время. Разве в это так трудно поверить?
– Не знаю, – ответила я, чувствуя усталость. Усталость от игр, физическую усталость. Усталость от страха.
Ричард снова лег на кровать, подняв колено, опустив другое, и вид у него на алых простынях был потрясающе заманчивый.
– Я опять боюсь, Анита. Я не хочу, чтобы все, что мы построили, сгорело синим пламенем оттого, что мы злимся друг на друга. Пусть Жан-Клод уберет чуток моего страха. Это было великолепное ощущение.
Я посмотрела на Жан-Клода:
– Ты вылез у него из разума?
– Non, ma petite, он просто стал сопротивляться и меня выбросил. Каждый из вас обладает силой меня вытолкнуть, если захочет.
– А я не хочу, – сказал Ричард, снова улыбаясь.
Улыбка была ленивая, сонная, заполняла его глаза все той же мудрой невинностью. Я в этот момент поняла, что это не взгляд Жан-Клода – это взгляд Ричарда, когда он не боится, не злится, не раздирается противоречиями. Такой он мог быть, если бы всегда был собой.
– Ma petite! – Жан-Клод протянул мне руку. – Иди к нам!
Я мотала головой.
Ричард тоже протянул ко мне руку.
– Ты же хочешь, сама знаешь, что хочешь.
– Моя жизнь впервые как-то наладилась, я не хочу, чтобы она рухнула.
– Я не предлагаю вернуться к тому, что у нас было, Анита. Я понимаю, что у нас это не выйдет. Ты жестче и беспощаднее, чем я был и буду, и я могу тебе это позволить, но только если ты не будешь моей единственной милой. Мне нужна хоть малая дистанция от самого худшего, тогда я смогу сам перед собой притворяться. Немного, лишь столько, чтобы не сойти с ума.
Он подался назад, и его голова легла на бок Жан-Клода. Жан-Клод был весь черный мех и бархат на фоне белой кожи. Волосы рассыпались вокруг торса темной мечтой. Он повернул голову к лежащему Ричарду. Ричард был весь загар и джинсы, и будто пылал жизнью. Они смотрелись, как будто оба вышли из совершенно разных порнофильмов.
Жан-Клод глядел на меня, и в этом взгляде была мольба. Он безмолвно просил: «Умоляю, ma petite, не надо портить минуту».
– Только без четвертой метки, – сказала я.
– Согласен, – ответил Жан-Клод.
– Пока что, – добавил Ричард.
Я посмотрела на него.
– Прямо сейчас многое кажется хорошей мыслью. Не надо хмуриться, Анита, если немножко вампирской магии может снять мою тревожность, я целиком за. Это куда лучше таблеток, которые мне доктор дает.
– Организм ликантропов слишком быстро перерабатывает лекарства, и они не успевают подействовать.
– Знаю, – сказал Ричард, и переместил голову прямо на обнаженный бок Жан-Клода.
Наверное, Ричард просто не видел лица Жан-Клода, когда его волосы коснулись кожи вампира. Ему бы не понравился подобный мужской взгляд, направленный на него.
– Давай, ma petite, давай станем наконец истинным триумвиратом. Будь лупой не только по имени для Ричарда и его стаи. Сохрани устройство своей жизни, как тебе нравится, но позволь Ричарду тебя навещать.
– А он будет среди людей искать Ту Единственную.
– У тебя будут твои мужчины, у него – его женщины. Это справедливо, ma petite.
Что-то я не ощущала этой справедливости.
– Не знаю, как я ко всему этому отношусь. Что-то очень хорошо, но с другой стороны, не знаю, смогу ли я так жить.
– Но ведь можно попытаться, – сказал Жан-Клод.
Ричард протянул ко мне руку.
– Анита, пожалуйста, прошу тебя, если ты уйдешь, то знай, что и я не останусь. Ты можешь и сама приблизиться к Жан-Клоду без меня в качестве буфера, а мне нужна твоя помощь. – Он поднялся на колени и протянул руку. – Анита, прошу тебя, я обещаю не увлекаться, как бы ни были темны мои фантазии.
– Только покормить Жан-Клода и малость потискаться? – спросила я, не удержавшись от подозрительной интонации.
Ричард оглянулся на Жан-Клода, и у них возник один из редких моментов мужского взаимопонимания. Взгляд, которым они обменялись, явно говорил, что на уме у них было не это.
– Если это все, чего ты от нас хочешь, мы можем себя сдержать, – сказал Жан-Клод шелковым голосом.
Я закрыла глаза. Это действительно все, чего я от них хочу? Нет. Все, на что я в данный момент способна? Может быть. Предложение чудесное. Оно вроде бы решает все проблемы насчет нашей новой силы, так чего же я колеблюсь?
– Знаешь, найти жену, которая будет согласна, чтобы ты спал с другими женщинами, будет непросто.
– Все, что легко, ничего не стоит, – сказал Ричард, – и я, может быть, пойму в конце концов, что белый штакетник не для меня. Все, что я сейчас знаю, в этот момент – так это чего я хочу. А хочу я тебя.
Многие женщины бросились бы ему на шею с воплем: «О, Ричард!» Но не я. Я подумала, что если бы Клер была у него подружкой по траху, он бы сейчас здесь не был. Он не хотел бы меня – сейчас. Я бросила полотенце на пол и покачала головой:
– Мне эта мысль не кажется удачной.
Ричард по-прежнему протягивал ко мне руку:
– Мне тоже.
– Так зачем же нам снова это делать?
– Потому что нам этого хочется.
– Не кажется мне эта причина достаточной.
Но я медленно пошла к кровати.
– Потому что, когда я рядом с тобой, я только и могу думать о запахе твоей кожи, о твоих волосах черной пеной у меня на подушке. Потому что, когда я рядом с тобой, я одно помню – ощущение твоего тела рядом с моим. Я был гадом по отношению к тебе, и потому я не падаю к твоим ногам, не молю принять меня обратно. Я говорю, что ненавидел не тебя, я ненавидел себя. Себя, и мне очень жаль, что я это на тебя обрушил. Так жаль, что словами не выразить. Что у тебя хватило мужества построить свою жизнь так, как это было возможно, не оглядываясь на то, как ты хотела бы ее построить. Помоги мне обрести мужество для того же самого, Анита. Помоги мне быть тем, кто я есть.
Он подвинул руки чуть ближе к моим, коснулся пальцами. Я бы, наверное, отдернула руки, как бывает, когда касаешься чего-то такого горячего, что можно и обжечься. Но он поймал меня за руки, обернул их теплотой своих ладоней. Они были настолько больше моих, что он мог полностью их накрыть, как руки ребенка. Это мне в Ричарде никогда по-настоящему не нравилось. Он настолько больше меня, что иногда подавляет. Как вот сейчас.
Я давно уже знаю, что если что-то слишком хорошо, чтобы быть правдой, то оно и есть неправда. Если тебе обещается все, чего твое сердце желает, то это ложь.
Он втянул меня в круг своих рук, прижал к себе. Ричард зарылся лицом мне в грудь, все еще закрытую шелком, но от его нажима я закрыла глаза, а когда открыла их, то увидела Жан-Клода. Он смотрел не на обнаженную спину Ричарда, а на меня, мне в лицо. И я видела, что он боится – боится, что я скажу «нет».
Ричард потерся лицом о шелк, дыхание его прошло сквозь ткань как что-то такое горячее, что должно бы обжигать – но оно не обжигало. Наоборот, я задрожала, как от холода, но в круге его рук, с этим горячим дыханием на коже я чувствовала, будто мне холодно уже не будет никогда. И не могла остановить руки, которые гладили его волосы. Все еще слишком короткие на мой вкус, но густые, тяжелые, и просто... просто Ричардовские.
Жан-Клод стоял на коленях. Рук он не тянул, но на лице, в глазах была мольба. И голос его шептал у меня в голове:
– Ma petite, этой нерешительностью мы подвергаем опасности всех, кто от нас зависит. Все, что мы так долго строили, повисло на волоске перед опасностью очередного вызова власти моей или Ричарда. Если мы не воспримем свою силу как триумвирата, то настанет ночь, когда кто-то сметет нас, и мы не устоим. Худшее, что может случиться – это не то, что Ричард придет в твою постель единожды и не придет больше, или тебе станет недостаточно Мики и Натэниела. Худшее – это что мы все погибнем, а наши люди будут брошены на милость тех, кто их не любит. – Он протянул мне руку. – Приди к нам, ma petite, приди к нам, и да построим мы крепость вокруг народа своего, всего нашего народа, чтобы был он в безопасности.
Последние слова он произнес вслух.
Ричард поднял глаза ко мне.
– Анита, прошу тебя, не наказывай всех за то, что я был сволочью.
Жан-Клод был настолько близко, что я могла бы взять его за руку. Ричард по-прежнему держал меня в объятиях.
– Прошу, ma petite, если есть слово или дело, которое может тебя тронуть, я скажу его, или сделаю его. Только скажи мне, что сказать или сделать, и так оно и будет.
Я набрала полную грудь воздуху – и медленно выпустила его. Протянула руку и коснулась пальцами пальцев Жан-Клода. Он тоже чуть придвинулся, чтобы взять меня за руку – и это оно и было. Он взял меня за руку, и я знала, что ничего из того, что он шептал мне мысленно, ложью не было. На что я готова, чтобы защитить своих леопардов? Да на все. На что я готова, чтобы исправить вред, который нанес Ричард своей стае? Почти на все. На что я готова, чтобы защитить вампиров Жан-Клода от власти мастеров вроде Белль Морт? На все.
Ночь метафизического или не слишком метафизического секса, с мужчиной, которого я люблю, и другим, который вечно разбивает мне сердце, так что и его я, наверное, тоже люблю, иначе он бы не мог этого делать, – цена не слишком высокая. А может быть, я просто хотела оказаться в постели с ними двумя впервые. Да, впервые, вопреки всем слухам. Может быть, я боялась упустить шанс, который никогда не повторится, и просто не хотела быть той, которая скажет «нет». Может быть.
Глава пятьдесят восьмая
Мы застряли в углу кровати, будто на ней больше места не было. Я все еще сомневалась, что мы это хорошо придумали. Наверное, Ричарду было неловко, что Жан-Клод в той же постели. Жан-Клод был весь терпение, потому что знал: стоит ему начать форсировать события, как кто-нибудь из нас взбрыкнет. Когда губы Ричарда впервые нашли мои, и я стала впивать его вкус как давно забытый наркотик, я подумала, что это я сейчас удеру, вопя и потеряв голову. Но когда в третий раз Ричард вздрогнул, когда Жан-Клод задел его голую спину, я стала думать, что не я сейчас обломаю всю малину.
Жан-Клод выругался по-французски и тут же по-английски добавил:
– Я положил руку тебе на плечо только для опоры, больше ни для чего. А ты ведешь себя так, будто я посягаю на твою добродетель. Смею тебя заверить, что меня интересует добродетель ma petite, а не твоя.
Ричард вздохнул и опустил глаза, так что я, даже сидя у него на коленях, не видела его лицо.
– А трогаешь ты все время меня.
Жан-Клод аж застонал от досады:
– Как мне коснуться ее, если она у тебя на коленях, в твоих объятиях, целует тебя? Как мне ее коснуться, чтобы тебя не задеть? Я не волшебник, чтобы делить женщину с другим мужчиной и ни разу не прикоснуться к его телу.
– Уверяю тебя, он ничего больше не делает, как меня держит, – сказала я, тронула Ричарда за подбородок, и он позволил мне поднять его лицо. В этих больших карих глазах я видела страдание, смущение. – В чем дело? Ты так рвался, чтобы это было, даже меня уговорил, если помнишь.
– Прости, – сказал Ричард, утыкаясь лбом мне в плечо. – Прости, – повторил он.
Мы с Жан-Клодом переглянулись над его опущенной головой. Я состроила гримасу, безмолвно спрашивая: какого черта? Жан-Клод обратился к Ричарду:
– Скажи нам, что не так, mon ami, и мы постараемся помочь.
– В последний раз, когда мне пришлось быть в постели с мужчиной и женщиной, это были Райна и Габриэль.
Я знала, что Райна была первой его любовницей, но никогда не думала, что он позволил Габриэлю до себя дотронуться. Хорошо, что лица моего не было видно – настолько это меня поразило. Одной Райны уже хватило бы, но оба они, одновременно... бррр!
Мунин Райны обычно тихо сидел за своими метафизическими решетками, но моя реакция открыла ей маленькую отдушинку. Райна настолько давно вела себя прилично, что усыпила мою бдительность. Поэтому я не успела быстро засунуть ее обратно и защитить нас всех. А может быть, дело в том, что я касалась волка из ее стаи, которого она знала во всех смыслах.
Я увидела Габриэля, как призрака в техниколоре, и черные кудри его спадали на светлые леопардовые глаза. Серебряное кольцо в соске играло в свете ламп. Я лежала посреди большой кровати, Габриэль подползал ко мне с одной стороны, Ричард с другой, и оба двигались ловко, как будто у них мышцы были там, где у людей не бывает. Ричард был моложе, не такой мускулистый, и лицо не такое в себе уверенное, волосы аккуратно подстрижены. Это ему лет двадцать, когда мы с ним еще знакомы не были. И лицо такое открытое, счастливое, смеющееся. Мы ему сказали, что это игра. Райна хотела, чтобы ее терзали двое мужчин. Небольшая фантазия на тему изнасилования среди друзей.
Он прижал к кровати мои – ее – запястья, как я просила, и прелюдии не было. Задумано было так, чтобы было грубо. Я видела ее глазами, а она глядела, как Габриэль приближается позади Ричарда. Да, задумано было изнасилование, но жертвой должна была быть не Райна.
Ричард вскрикнул и вскочил, сбросив меня на пол. Сделав два шага, он рухнул на колени. Что-то такое сделал мунин Райны, что сорвало его щиты. Я получила не воспоминание – только реакцию на него. Стыд, ярость, гнев. Мелькали тела дерущихся Ричарда и Габриэля – это не была борьба, они били друг друга до смерти. Оба голые, скользкие от своей и чужой крови. Райна смотрела с кровати, пуская слюну, облизывая губы, наслаждаясь зрелищем.
Ричард пытался закрыться щитами, но не мог – как будто сильные эмоции лишили его щитов. Только холодное мысленное прикосновение Жан-Клода отсекло меня от этого зрелища – он защитил от меня Ричарда, и от себя, наверное, тоже. Вернул ему метафизическую одежду, чтобы он не стоял перед нами с содранной кожей.
– У меня тоже остались воспоминания о Габриэле, – тихо сказал Жан-Клод.
Мы оба оглянулись на него.
– Ты и Габриэль? – сказал Ричард, не в силах скрыть отвращения.
– Не было выбора. Это была цена, чтобы убедить Маркуса продолжать союз со мной.
– Ночь с ними обоими? – спросила я.
Жан-Клод кивнул.
– А ты знал, – спросил Ричард, – знал заранее, зачем ты им нужен?
Он снова кивнул:
– Условия этой ночи были оговорены так же подробно, как условия любой другой ночи, что мне пришлось обговаривать.
Ричард все еще сидел посреди пола. Он посмотрел на Жан-Клода:
– И ты знал? Ты знал, что она хочет смотреть, как Габриэль будет... тебя иметь?
– Она много чего хотела, но именно в этом пункте ни за что не соглашалась уступить.
– Как же ты мог ему позволить такое с собой делать? – На лице Ричарда появилось странное выражение. – Ах, да, тебе же все равно. Ты любишь мужчин.
Лицо Жан-Клода стало непроницаемым, скрыло все его чувства.
– На самом деле мне не было все равно. Мне было очень не все равно, но в этом пункте Райна не уступала. Некоторых вещей она хотела твердо, и это была одна из них. – Он поднял халат на плечи, будто ему стало холодно, и ни на кого из нас не смотрел. – Я ее отговорил от много другого, что было бы куда хуже.
– Тебе это не понравилось, – сказал Ричард.
Жан-Клод посмотрел на него – выразительно посмотрел. Послал этим взглядом вампирскую силу по комнате, как холодную воду.
– Изнасилование – всегда изнасилование, Ричард. Если женщина любит мужчин, разве изнасилование перестает быть изнасилованием? Твое мнение?
– Нет, конечно.
– Так почему же менее изнасилованием будет оно для мужчины, который изнасилован другим мужчиной?
Ричард отвернулся.
Я осталась сидеть на полу, не зная, что сказать, кого утешать и даже с чего начать.
– Я ничего этого не знала.
– Мой договор с Райной должен был остаться в тайне. Иначе был бы подорван мой авторитет, что делало бы бессмысленным сам договор.
Я встала, подошла к Жан-Клоду, потянулась к нему, опасаясь слегка, что он отодвинется. Такого рода переживаний никто не любит, но мужчины к ним относятся намного болезненней. Наверное, потому что им трудно себя представить в качестве жертв, а женщины с детства знают о такой возможности. Почти все мы с раннего возраста знаем, что мы не самые большие и не самые сильные. Вот почему, когда женщины дерутся, они дерутся грязно – чем-то надо компенсировать отсутствие мускульной силы.
Я коснулась его лица, и он посмотрел на меня спокойными красивыми глазами. Как будто он стал картиной, где есть линия и цвет, есть красота, но нет жизни – будто, когда Жан-Клод выдал свой секрет, то лишился чего-то для себя ценного.
– Я тебя понимаю, – сказала я.
Он улыбнулся, и напряжение в нем слегка ослабло, что-то от него прежнего показалось в его взгляде.
– Я боялся, ты расстроишься, узнав, что я – порченый товар.
Я приподняла брови:
– Жертва не виновата, Жан-Клод. Разве теперь ты этого не знаешь?
Он улыбнулся чуть шире, прильнул лицом к моей руке.
– Я так и не сказал тебе спасибо за то, что ты убила их обоих.
– Они тогда хотели убить меня и снять это на пленку. Можешь мне поверить, это было для меня удовольствием – их пристукнуть.
Ричард встал и подошел к нам, не приближаясь слишком близко.
– Из-за той ночи я и порвал с Райной. – Он засмеялся горько, будто смех душил его. – Порвал с ней – как это звучит по-школьнически! Мы с Габриэлем чуть не забили друг друга до смерти у нее на глазах.
Он потряс головой, и даже сейчас его короткие каштановые волосы были длинней, чем в этом воспоминании. Я подумала, не потому ли он отрастил их – чтобы чувствовать себя другим.
– Я могу найти другую еду, – сказал Жан-Клод. – Ты не должен ничего делать, что тебе было бы неприятно.
Ричард посмотрел на нас – на лицо Жан-Клода у меня на руке.
– То, что я говорил раньше, остается в силе. Мы втроем должны быть так же близки, как вы двое.
– Не думаю, что ты готов сделать то, что необходимо для такой связи, – сказал Жан-Клод.
– А что именно необходимо? – спросил Ричард.
Жан-Клод облизал губы.
– Это же магия, а не наука. Честно говоря, я точно не знаю. Мы могли бы поставить четвертую метку – я знаю, как это делается, – но то, что было ночью в клубе, это не она. Это было, как если бы ma petite вошла в меня. Мы соединились, как никогда раньше, и это невероятно повысило нашу силу.
– И как это получилось?
– Мы прикасались друг к другу.
– В тот момент у нас как раз резко проявился дефицит бойцов охраны, – сказала я.
– Oui, но, думаю, дело в прикосновениях. Мы принадлежим к линии Белль, а почти вся ее магия достигается физической близостью.
– Уточни понятие «физическая близость», – попросил Ричард.
Жан-Клод улыбнулся:
– Скажи мне, чего бы ты хотел, Ричард. Какие правила и ограничения позволят тебе чувствовать себя в безопасности?
– А если я скажу «не прикасайся ко мне»?
– Тогда я скажу, что мы зря теряем время. Мы с ma petite касались друг друга, когда это случилось – не интимно, но контакт важен. Физический контакт облегчает достижение силы.
– Уточни понятие «не интимно».
– Кажется, он держал меня за руку.
Ричард усмехнулся – полыхнули белые зубы на загорелом лице.
– Держание за руку я вытерплю.
Жан-Клод улыбнулся, и было приятно смотреть, как они хоть раз улыбаются друг другу.
– Надеюсь мне будет позволено коснуться тебя для поддержания равновесия, если возникнет такая необходимость.
Ричард чуть-чуть прищурился:
– Зависит от того, где ты меня коснешься. Но ладно.
Жан-Клод покачал головой:
– Это не взгляд Ричарда, это твой взгляд, ma petite. Ты смотришь на меня с лица Ричарда.
– Сам знаешь, как говорится, каждый начинает со временем походить на свою пару.
– Пару? – посмотрел на меня Ричард.
Я пожала плечами:
– Я собираюсь быть лупой при тебе, Ульфрике, так что – да. Так будет считать твоя стая.
Он кивнул и снова улыбнулся:
– Вот так просто. Ты на все согласилась.
Я протянула руку, и он, поколебавшись, ее принял. Мунин Райны не высунулся – это просто его рука была такой теплой в моей.
– Попробуем, посмотрим, как получится. Зависит от того, что мне придется делать в качестве лупы. Я только хочу, чтобы ты знал: ты можешь прямо сейчас выйти в эту дверь, и я все равно постараюсь быть твоей лупой.