Глава 12. Приоткрытая дверь 4 глава




– А потом я разозлилась на МакАдамс, убежала из раздевалки, а Леней меня, оказывается, ждал снаружи. И Вуд там болтался рядом. Ну, я и согласилась.

– Чтобы Ника разозлить? А я весь английский голову ломала, с чего ты вдруг согласилась с Томом пойти!

– Дернуло меня… – подавленно согласилась Кристина, – теперь вот я сама голову ломаю, что делать.

– Не знаю, – Миранда прищурилась и помолчала. – Ты только не обижайся, но я Вуду сочувствую, просто по‑человечески. За что ты так с ним? Что там у вас случилось? Ты ведь мне так и не рассказала. Но, по‑моему, что бы ни произошло, так издеваться над парнем нельзя. Знаешь, вчера я тебя подстраховала, но…

– Он что‑то тебе сказал? Спрашивал о чем‑нибудь, когда ты его пригласила? Или потом? – забеспокоилась Кристина.

– Нет, не переживай. Ничего он мне не сказал. Хотя по нему и так все видно. Мне Ника жалко, честно. Я к тебе с советами не полезу, поступай, как знаешь, но я не хочу его добивать.

Кристина кивнула.

Конечно, Миранда права, она не заслуживала того, чтобы ею пользовались ради непонятной мести. Но вчера ее помощь была так нужна!

Добить Ника… Почему она так сказала?

Тут над ними нависла большая тень, и обе одновременно подняли головы. У столика стоял Том Леней с подносом в руках и переводил взгляд с одной девушки на другую, словно прикидывая, разрешат ему присесть или нет.

– Привет! Можно к вам? – наконец спросил он.

Кристина обреченно кивнула на свободный стул. А куда ей теперь деваться? Она сама вчера эту кашу заварила, ей теперь и расхлебывать. До выпускного уж точно.

Миранда схватила свою сумку и вскочила:

– Вы сидите, а мне пора, правда. Мне еще надо в администрацию забежать до испанского, там что‑то с документами моими напутали.

Она чмокнула Кристину в щеку, заговорщицки подмигнула ей, как бы говоря: «Держись!», и ушла.

Кристина сложила книги и тетради в сумку. Алгебра явно откладывалась на потом. Похоже, пора начинать расплачиваться за вчерашний день.

– Что ты читаешь? – спросил Леней.

Странно, сейчас он не заикался и не краснел, хотя и начал довольно неоригинально.

– Учебник по алгебре.

– Должно быть, интересно, – улыбнулся он, ковыряя вилкой в салате.

Кристина молча ждала, что Том скажет дальше.

– Ты с книгами не расстаешься, похоже. Я помню, когда мы познакомились, у тебя была целая стопка в руках. И в сумке, наверное, тоже.

– Да, с того дня мало что изменилось.

– Да…

Они помолчали.

– Знаешь, я ведь не просто так сейчас тебя искал, – вдруг сказал Том, и краска все‑таки проступила на его лице.

Разумеется, не просто так! Тут и гадать нечего. Сама виновата.

– Ты вчера сама подошла, ну, на танцах, то есть, на физкультуре. У меня крышу снесло, и я там тебе наговорил чего‑то… Сам уже не помню. Даже на выпускной тебя пригласил, и ты согласилась, чего я совсем не ожидал, признаться.

Он усмехнулся, оставив нетронутый салат в покое.

Кристина никак не могла понять, к чему он клонит.

– Только я не дурак и прекрасно понимаю, что ты приняла мое приглашение вовсе не потому, что хочешь со мной пойти. И, если я не ошибаюсь, то ты можешь и отказаться. Сейчас. Я за этим и пришел.

Кристина смотрела на Тома, открыв рот от изумления.

– 3‑за чем ты пришел? – уточнила она.

– Чтобы дать тебе возможность взять свое согласие назад, пока не поздно. Чтобы ты потом не жалела… Я тебе, наверное, ничего нового не скажу, хотя… Ты ведь нравишься мне, понравилась еще тогда, когда я предложил тебя подвезти с этими твоими книгами. Я именно из‑за них тебя и заметил там, на скамейке, у фонтана. Сначала подумал, с чего бы девчонке столько книг, а потом и тебя саму разглядел. Но, похоже, я тебе не приглянулся, так что я и не навязывался. Тем более что вы с Вудом вскоре… сошлись. Где уж мне было с ним соперничать! Я и не стал. Знаешь, я до последнего… ну, до вчерашнего дня был уверен, что на бал ты пойдешь с ним, а ты вдруг сама ко мне подошла. И потом так на него смотрела… вернее, вы оба смотрели друг на друга… ну, я и подумал, что между вами все… Поэтому вот… решился спросить… А ты вдруг согласилась! Я все поверить никак не мог, а сегодня утром проснулся и понял. Ну, мне кажется, что понял, так что… ты давай решай про бал. Я не обижусь.

Кристина отчетливо ощутила, как у нее по спине пробежал холодок. Кончики пальцев закололо, и она сжала руки в замок, чтобы унять дрожь. Хорошо, что руки под столом, и Том их не видит.

Вот он, оказывается, какой…

Дар речи вернулся к ней лишь через несколько минут.

– Спасибо, – чуть слышно проговорила Кристина, сгорая от чувства вины.

– За что? – грустно усмехнулся Том.

– За то, что понял и не обиделся. И за то, что вообще со мной разговариваешь после всего этого.

Том пожал плечами:

– Это тебе спасибо, я ведь вчера весь вечер был счастлив. Благодаря тебе.

Они помолчали. Обоим было ясно, что на бал они вместе не пойдут.

– Общаться‑то будем? – миролюбиво закончил Том этот непростой разговор.

– Конечно, – с готовностью ответила Кристина.

– А может, ты все‑таки потанцуешь со мной на выпускном?

– Обязательно!

– Что ж, буду ждать! – Том посмотрел на наручные часы, отодвинул остывший обед, к которому он так и не притронулся, и сказал:

– Пора на алгебру. Ты идешь?

– Нет, наверное, пропущу в этот раз. Настроение не то, – криво улыбнулась Кристина.

– Ну, смотри. Тогда счастливо, увидимся, я потом тебе расскажу, что задали на дом, – Том сгреб со стула свой рюкзак и, кивнув ей на прощанье, исчез в толпе учеников, потянувшихся к выходу.

Перерыв заканчивался, столовая почти опустела, а Кристина все никак не могла заставить себя подняться из‑за стола или просто пошевелиться. Так и сидела, сгорбившись и зажав ладони между коленями. Ей было гадко, она была противна самой себе от того, какой она стала совсем недавно.

На глаза навернулись слезы. Хорошо, что она сидит в столовой спиной ко всем и может копаться в себе столько, сколько душе угодно, и при этом не ловить любопытные, скептические и недоуменные взгляды.

Одна стена, как раз та, у которой находился ее столик, была полностью стеклянной. За ней, невдалеке, стеной стоял лес. Порывистый ветер раскачивал мокрые ветки кленов, и Кристине казалось, что упругие ветки бьют ее по щекам. И поделом. От остроты ощущения она даже зажмурилась, но тут же открыла глаза, потому что слезы потекли по щекам.

Между окном и лесом колыхалась еще одна стена – стена проливного дождя. Ветер бросал тяжелые мутные капли в стекло, они стучали, стучали, стучали по вискам, вызывая приступы тупой ноющей боли, с которой не могли справиться никакие таблетки.

А сама она разве не строит вокруг себя стену, глухую, непроницаемую, отгораживающую ее от всех людей, от родных и близких?

Похоже, стена уже построена, теперь она занимается тем, что укрепляет ее, уничтожая свои последние шансы на любовь, дружбу и понимание, если она еще заслуживает такого к себе отношения.

Ей срочно нужно попасть домой, в свою комнату, где, может быть, станет чуточку легче. Ну и пусть Патрик обещал заехать за ней только через пару часов. Ну и пусть на улице сыро и омерзительно. Ради того, чтобы сбежать от всех прямо сейчас, она готова добраться до дома пешком, подумаешь – всего‑то чуть больше двух миль!

Кристина вытерла слезы, натянула куртку и спрятала волосы под глубоким капюшоном, который наполовину скрыл ее заплаканное лицо.

Набросив ремень сумки на плечо, она вышла под дождь.

 

 

* * *

 

Кристина шагала под холодными потоками воды по обочине дороги.

Хорошо, что ветер дул в спину, он не только спасал ее от косых струй дождя, но и подталкивал, заставляя идти быстрее. Хорошо, что на ней плотные джинсы и высокие ботинки. Хорошо, что она догадалась надеть сегодня утром длинную непромокаемую куртку на подкладке.

Если подумать, на свете много хорошего: вещи, события, люди. Почему же она перестала все это замечать, сосредоточившись на одном негативе? Что она там думала про стены? Вот‑вот. Вокруг нее столько замечательных людей, а она сама, сознательно, кирпичик за кирпичиком возводит непреодолимые преграды между собой и всеми остальными.

Нога, скользнув по мокрой траве, угодила в лужу. Ничего, вроде бы ботинок не промок. А вообще, плевать…

Когда, в какой момент она так изменилась, превратилась из нормального человека в дерганную невротичку, отравляющую жизнь себе и окружающим? Кто виноват в том, что происходит внутри и вокруг нее? Кто причастен ко всем непереносимым вещам, творящимся с нею?

Родители? Папа и мама уж точно не виноваты. С матерью она никогда не была особенно близка, но, конечно же, любила ее. Оливия, несмотря на все свои странности, была интересным человеком и, по большому счету, никогда не навязывала дочери свое мнение. А о таком отце, как у нее, вообще можно только мечтать: спокойный, рассудительный, понимающий. Обвинять их в том, что они заставили ее поехать в Миннеаполис? Бред. Разве ей там не понравилось?

Понравилось. А больше они ничего такого не сделали, что могло повлиять на ее нынешнее душевное состояние. Так почему она грубит матери чаще обычного, а от встреч с отцом старательно увиливает, сводя к минимуму семейное общение?

Кристина поздно отшатнулась в сторону, и проезжающий мимо фургон обрызгал ее грязью. Так ей и надо… Внешнее должно соответствовать внутреннему. Для достижения полной гармонии.

На ее губах появилась кривая усмешка, которая, впрочем, тут же превратилась в гримасу отвращения к самой себе.

Миранда? Лучше и ближе подруги у Кристины никогда не было, ни в одной из школ, где ей приходилось учиться до переезда в Хиллвуд. Доброта и чуткость Миранды поражали Кристину, она сознавала, что никогда не могла похвастаться подобным ангельским терпением и готовностью помочь и простить. Вот и сейчас Миранда, видя, что с подругой творится что‑то необъяснимое, с завидной выдержкой и великодушием терпит ее выходки, выручает, поддерживает, даже не соглашаясь с ней во многом, если не во всем. Миранда точно не заслуживает того, чтобы дергать ее по поводу и без и пользоваться ее бескорыстной дружбой в своих туманных целях.

Валерия МакАдамс? Вообще не вариант… Ее выходкам Кристина никогда всерьез не придавала значения, по крайней мере, старалась не обращать внимания. Но, если подумать, не так уж и не права была эта вздорная красавица, когда пристала к ней в раздевалке. Поделом! Что там Кристина ей ответила? Кажется, чем‑то пригрозила. Да уж… Интересно, и как она собирается воплотить угрозу в жизнь, если Валерию понесет в следующий раз?

Том? Этот стеснительный здоровяк вообще оказался чуть ли не святым. Вон как паршиво она обошлась с ним вчера, использовала в прямом смысле этого слова, а потом еще и посмеялась, пусть косвенно, над его надеждой провести с ней выпускной бал. Он все понял и простил, а она зато теперь чувствует себя последней дрянью… Она вовсе не хотела его использовать, даже мысли не было что‑то затевать с участием Тома Леней, но вот, надо же, так получилось…

Она вообще многое из того, что делает, не собиралась делать. Только почему‑то все получается и получается… Словно ее подменили, оставили внешнюю оболочку, внутри которой живет совсем другой человек, другая душа. А все удивляются…

Хотя, разве это ее оправдывает? Перед дорогими ей людьми, друзьями, родителями? Перед собственной совестью?

Разве заслуживала она такого к себе отношения теперь, после всех своих непростительных ошибок и отвратительных поступков? Нет, конечно.

Как же теперь все исправить, что сделать для того, чтобы вернуть ощущение легкости, покоя в душе, чтобы вновь наслаждаться жизнью, чтобы вновь захотелось писать стихи? Да, она очень давно не писала стихов, последнее набросала еще до отъезда, но не закончила, а теперь и желания никакого не появлялось.

Скоро все закончится,

Надо лишь дождаться.

То ли плакать хочется,

То ли улыбаться.

Давит ожидание,

Как гнилая слякоть,

И дрожит признание:

«Я устала плакать».

Надоело мучиться

С деланной улыбкой.

На ошибках учатся

Создавать ошибки.

Скоро все закончится.

Есть к чему стремиться…

 

«…То ли верить хочется, то ли удавиться…», – подумала Кристина и опять невесело усмехнулась. Вот и окончание. И заброшенного стихотворения, и ее прогулки, и вообще всего…

Она продолжала мучительно копаться в себе, сворачивая с шоссе на дорогу, ведущую к ее дому. Как же она так быстро добралась под таким ливнем? Наверное, желание поскорее попасть домой было действительно сильным.

Вскоре она уже поднималась по лестнице, оставляя за собой мокрые следы. Ботинки хлюпали, и с куртки стекали грязные ручейки. Наверняка за ужином мать укорит ее за опрометчивое бегство из школы. Скажет, могла бы позвонить и попросить Патрика заехать пораньше.

Могла бы, но не захотела.

Кого же она еще не перебрала в своей памяти из тех людей, которые сейчас ее окружали? Кого еще не успела обвинить и оправдать?

В сердце словно повернулся старый, ржавый, кривой гвоздь – Кристина даже охнула от боли, вцепившись в ручку двери своей комнаты, и тут же упрямо сжала губы. Образ Ника Вуда подсознание подсунуло ей самым последним. И оно же беспощадно подсказывало, что причина кроется в нем, вернее, в ее отношении к нему.

Стоп! Если она сейчас будет думать о Нике, то сойдет с ума и начнет биться в истерике прямо здесь, в коридоре. Она и так из‑за него балансировала на грани нервного срыва, все его симптомы налицо. Надо поскорее закрыться в спасительном вакууме своей комнаты! Из школы она удрала, до дома добралась почти без приключений, оставалось укрыться от родителей, чтобы постараться прийти в себя или свихнуться от своих рассуждений окончательно, но уже без ненужных свидетелей.

Только как сбежать от самой себя, как суметь позабыть все то, что мешает свободно дышать и двигаться дальше? Как простить себя, если точно знаешь, что виновата, но не в силах понять, в чем же твоя вина?

 

 

* * *

 

Прогулка под дождем сделала свое дело: Кристина заболела и несколько дней провалялась в постели. Вот уж где можно было сколько угодно плакать, ругаться и заниматься психоанализом!

Как последнее ключевое звено в цепочке, Ник Вуд теперь не шел у нее из головы: Кристина перестала обманывать саму себя и избегать мыслей о нем – на это у нее просто не осталось сил. Напротив, едва только болезнь отступила настолько, что вернулась способность связно мыслить, она без конца перебирала в памяти мельчайшие эпизоды их отношений, пытаясь понять, где и когда произошел перелом. А главное – почему?

Практически каждый день после возвращения из Миннеаполиса, приходя в школу, она видела Ника – на занятиях, в столовой, во дворе. Как она ни старалась избежать встреч, в такой маленькой школе это было просто невозможно. Даже если его не было в поле ее зрения, очень часто она ощущала спиной его взгляд, просто знала, что он где‑то поблизости.

Ник теперь все время молчал, почти не разговаривая ни с кем из ребят. Он отмалчивался на занятиях, не вступал в дискуссии, замкнулся в себе и больше напоминал свою собственную тень.

Раньше Кристине нравилось его молчаливое присутствие. Ник всегда был немногословен, но зато она чувствовала в нем надежность и преданность. Это была истинно мужская, спокойная и глубокая преданность. На прогулках они часто просто шли рядом и подолгу молчали. Или, например, у Ника дома, в его лаборатории, они часами находились вдвоем, каждый занимался своим – Кристина читала, Ник рисовал – и при этом не произносили ни слова! В такие минуты она наслаждалась покоем и тем, что Ник просто находится рядом с ней. Она получала удовольствие от мысли, что им приятно даже просто молчать вдвоем, всего лишь молчать. Как удивительно хорошо чувствовала она себя в атмосфере сближающей тишины!

Раньше ей это нравилось.

Но не теперь.

Что‑то произошло, Кристина не понимала, что, но только сейчас ее страшно раздражало в Нике то, от чего она раньше приходила в восторг. Он следовал за ней тенью, как прежде, ничего не изменилось, а она буквально кипела от злости и противоречила самой себе. Боялась, что он подойдет к ней и заговорит, но при этом его бездействие и молчание выводили ее из себя. Как можно молчать, словно рыба? Ну что это такое?

Ее страшно злили его измученные взгляды, которые она ловила на себе в школе, даже просто в его присутствии она становилась абсолютно другой. А когда кто‑нибудь спрашивал ее, что происходит, она цедила сквозь зубы краткие рваные отговорки.

Была еще одна вещь. Странная, необъяснимая вещь. Кристина не могла заставить себя посмотреть Нику в глаза. Всего лишь несколько недель назад она любила разглядывать его расширенные зрачки, особенно по вечерам, в тусклом свете уличных фонарей или в полумраке комнаты, когда Ник проявлял пленку и печатал фотографии. Кристину завораживали крапинки в серой дымке, обрамленной густыми длинными ресницами, и она снова и снова вглядывалась в эту дымку, ее глубина манила и затягивала, скрывала в себе что‑то тайное и недостижимое.

Как‑то вскоре после Рождества они долго стояли под фонарем и просто смотрели друг на друга в тишине вечерней улицы, пока Кристина окончательно не замерзла и Ник чуть ли не силой отправил ее домой. Она три раза возвращалась к нему от двери и снова стояла и смотрела, смотрела… В ту ночь ей снились его глаза, бесконечно любимые, зовущие, ласковые…

Это было раньше.

А теперь Кристина буквально выворачивала себя наизнанку, чтобы только не встретиться с ним взглядом, когда избежать этого уже не было возможности, как, например, на репетиции танцев в спортзале. Никто и предположить не может, чего ей стоило тогда поднять голову по просьбе мисс Вентуры!

Почему, в чем была причина, понять было нельзя.

Однажды ночью, безуспешно пытаясь заснуть, Кристина вдруг подскочила в кровати, едва не задохнувшись. Ей почудилось, что где‑то совсем рядом мелькнуло понимание, стремительно и ослепительно, словно звездочка в августовском небе. Она всматривалась в темноту комнаты, пытаясь поймать ускользающую мысль, разглядеть истину в темных уголках своей души.

И в какой‑то миг ей показалось, что она осознала.

Она не могла посмотреть Нику в глаза, потому что боялась, ужасно боялась увидеть в них себя прежнюю и его прежнего, увидеть то, что с самого начала влекло ее к нему и заставляло забывать обо всем остальном на свете. Кристина знала, что если она вновь будет встречать этот серьезный проникновенный взгляд, все может вернуться назад, вот только почему‑то упорно не хотела этого.

Мучилась, страдала, и не хотела.

Необъяснимо, непостижимо, но в ней что‑то перевернулось, закружилось и запуталось. Она превратилась в клубок противоречий. И выхода не находила, и успокоиться не могла. Поэтому с садистским удовольствием терзала Ника, чтобы ему было так же плохо, как и ей, и весьма преуспела в своих пытках.

Нику было не просто плохо. Он сходил с ума. Она отчетливо увидела это в его глазах, когда под напором мисс Вентуры подняла голову и встретилась с ним взглядом. Увидела такую жуткую агонию, что та передалась и ей, отозвалась глубоко внутри, надорвала и ее сердце. Вот почему она чуть не потеряла сознание в спортзале. Вот что разозлило ее и заставило мстить, мстить непонятно за что… У нее не было сил видеть боль Ника, но заставить себя остановиться и не причинять ее она уже не могла.

Эта агония преследовала ее, мучила ее, снилась ей. Кристина задыхалась во сне от боли, которую – она знала – испытывал Ник. Просыпалась в слезах и пыталась заставить себя все вернуть.

И не могла.

Она гнала от себя воспоминания о его глазах, о его руках, о нем самом, изнывала, но не видела выхода из тупика, в который загнала себя саму.

Так продолжалось довольно долгое время, пока однажды не случилось нечто, пробившее в стене напускного спокойствия, которую старательно выстроила вокруг себя Кристина, весьма заметную брешь.

 

 

* * *

 

Стоял теплый субботний полдень. Кристина открыла окно и, напевая, наводила порядок у себя в комнате.

 

В первые дни после возвращения из Миннеаполиса она старалась лишний раз не подходить к окну, боялась увидеть за воротами мотоцикл Ника. Прекрасно осознавая, что это глупо, Кристина даже изменила своей привычке сидеть перед сном на подоконнике. Мало ли что…

Но сегодня она проснулась и долго стояла у окна, прежде чем спуститься к завтраку: на душе, как и на небе, было безоблачно и светло, впервые за долгое время.

Вообще‑то чистоту в доме поддерживала миссис Лемот, их экономка. Она жила с Риверсами, сколько Кристина себя помнила, и была довольно милой, немного суетливой, но уникальной в своем роде старушкой. Несмотря на свой преклонный возраст и полноту, миссис Лемот парадоксальным образом успевала за день везде: и на кухне, и по дому, и даже в саду, но свою комнату Кристина не доверяла никому, и ей в том числе.

Только она сама знала, в каком порядке должны быть расставлены книги на полке, как полагается висеть вещам в шкафу, с какой стороны от зеркала обычно стоит ваза с цветами и лежат расчески. Такая педантичность, однако, не мешала ей в течение недели постепенно создавать в своей комнате некоторое подобие вселенского хаоса, но утром в субботу она всегда аккуратно расставляла все вещи по местам, вытирала пыль и пылесосила ковер.

Оливия относилась к этой причуде дочери с легким недоумением, но не вмешивалась, потому что знала, что Кристина все равно поступит по‑своему. Тем более что миссис Риверс хорошо помнила один случай, произошедший несколько лет назад, когда они еще жили в Новом Орлеане. Экономка решила освежить комнату девочки во время ее недельного отсутствия. По возвращении Кристина, лишь на минуту заглянув к себе, тут же спустилась в кухню, где миссис Лемот пила чай с кухаркой и водителем, и устроила старушке такую суровую отповедь, что та зареклась заходить в комнату маленькой мисс раз и навсегда.

Кристина с удовольствием оглядела результат своих усилий. Ей нравилось, когда чистая комната наполнялась свежестью, нравилось заниматься, читать или просто сидеть на подоконнике, когда вокруг не было ни пылинки и все вещи стояли на своих местах. Ей казалось, что от этого и мысли ее приходили в порядок, и даже дышать становилось легче.

Сейчас все вокруг было залито солнцем. Яблони в саду покачивали густыми ветвями, усыпанными молодыми пахучими листочками. Кристина удовлетворенно вздохнула и потянулась за сумкой. Ей нужно было написать эссе на вторник и подготовиться к тесту по биологии. Решив начать с сочинения, она достала из сумки тетради, как вдруг из стопки выскользнул голубой конверт и улетел куда‑то под стол.

– Это еще что такое? – удивленно обратилась она неизвестно к кому.

Минуты три Кристина, не отрываясь, смотрела на голубую поверхность слепого неподписанного конверта. Не понимая, откуда он взялся, она напряглась в предчувствии чего‑то неожиданного и нехорошего, но все же надорвала плотный край.

Пробежав глазами первые строчки густо исписанного листка, оказавшегося внутри, Кристина скомкала его и с силой швырнула об стену.

– Да оставишь ты меня когда‑нибудь в покое или нет? – в бессильной злобе простонала она, уронив голову на руки. – Оставишь ли ты меня в покое?

Утреннее радостное настроение было безнадежно испорчено.

Потому что письмо было от Ника.

Предчувствие ее не обмануло. Кристина сразу узнала его почерк, но прежде чем яростно скомкать листок, все же успела прочитать: «Так больше продолжаться не может. Зачем ты это делаешь, Кристи? Я ведь знаю, ты мучаешься так же, как и я, но не могу понять причины. Зачем?»

Зачем? Будь ты проклят со своими вопросами!

Кристина раскачивалась на стуле, спрятав лицо в ладонях, а мысли снежным вихрем проносились у нее в голове. Она подозревала, что может случиться нечто подобное, но почти успокоилась, видя, что Вуд не подходит к ней в школе и не поджидает вечером у дома. Всякий раз она оглядывала улицу перед тем, как открыть ворота и пройти в сад. Но Ника поблизости не было, и она со смешанным чувством облегчения и странного для нее самой разочарования заходила в дом.

Она перестала подходить к телефону и брала трубку только тогда, когда домашние сообщали ей, что звонит Миранда или кто‑то из одноклассников.

Главное, не Ник Вуд.

Все это время она намеренно гнала от себя мысли о нем, заставляя себя сосредоточиться на чем‑то другом: занятиях, книгах, общении с подругой, и ей это почти удавалось.

Почти.

На душе тогда становилось немного легче, как, например, сегодня. А он все‑таки нашел способ до нее добраться! Как он умудрился подсунуть ей это дурацкое письмо? Когда? На семинаре по истории или во время игры в баскетбол на физкультуре? Она не помнила, чтобы он был на спортивной площадке, хотя, по правде говоря, не думала о нем тогда. Валерия МакАдамс опять доставала ее, и Кристина, и без того раздраженная, вконец разозлилась и вымещала свои чувства на безответном мяче. Благодаря агрессивной игре ее команда выиграла, хотя радости ей это не доставило. Мистер Филч, похоже, ликовал и даже похлопал ее в конце занятия по плечу, чего от него мало кто мог ожидать, а тем более Кристина со своим патологическим отвращением к спорту и вечным стремлением отсидеться на скамейке. Слава Богу, обошлось без человеческих жертв, но мячу досталось больше всех, и ладони у нее горели весь день, зато она здорово выпустила пар!

Так когда Вуд подсунул ей конверт? Кристина лихорадочно размышляла, стараясь не смотреть на ненавистный листок бумаги. Наверное, все‑таки в раздевалке.

Хотя какая разница?

У нее мелькнуло подозрение, что по просьбе Ника конверт ей в сумку могла положить Миранда. А что, вполне вероятно, ведь она сама говорила, что сочувствует ему. Не зря же они о чем‑то перешептывались во время этого нелепого урока танцев! Может, как раз тогда Вуд и уговорил Миранду передать письмо.

Кристина почти не сомневалась – он решился написать ей именно после того, как случай в лице мистера Талбота заставил их взять друг друга за руки и пройти в танце целый круг. Ей тогда казалось, что спортивный зал увеличился по крайней мере вдвое – до того бесконечным был этот круг.

При воспоминании о чудовищной пытке, которую устроил директор школы, Кристина застонала.

Да нет, не могла Миранда пойти на такое предательство, даже ради Вуда. Не могла! Ведь сложившаяся ситуация была ей прекрасно известна. Или нет? Кристина же сама ничего ей не объяснила! Вполне возможно, что романтически настроенная Миранда решила посодействовать примирению двух небезразличных ей людей.

Или все‑таки это не она?

Не хватало еще и с Мирандой разругаться.

Черт бы его побрал!

Кристина вскочила, в сердцах отшвырнув стул, и принялась быстро расхаживать по комнате, поминутно натыкаясь то на стол, то на угол кровати, то на открытую дверцу книжного шкафа. В ее душе бушевала настоящая буря, внутри смешалось все: раздражение, усталость и отчаяние.

В очередной раз больно ударившись коленкой о ножку перевернутого стула, Кристина решительно направилась к брошенному на пол письму.

Она подняла скомканный листок и принялась рвать его на мелкие кусочки, разбрасывая их по всей комнате. Где‑то глубоко внутри ее словно что‑то удерживало, ей хотелось разгладить бумагу и дочитать письмо до конца, но злой демон противоречия не давал ей этого сделать, и она рвала и рвала листок до тех пор, пока в ее руках не осталось ничего. Тогда она схватила со стола конверт и принялась уничтожать и его.

В какой‑то момент Кристина опомнилась и, замерев, огляделась: вся ее комната, еще несколько минут назад чистая и уютная, была усеяна рваными клочками, белыми и голубыми, чистыми и покрытыми ровными черными строчками.

И тогда она опустилась на пол прямо там, где стояла, и разрыдалась, безудержно и горько. Она ожесточенно терла глаза, но слезы все текли и текли, и что‑то невыносимо болело в груди, там, где, должно быть, обитала душа.

В последний раз она так исступленно рыдала у Гарднеров, на поле для игры в гольф, но тогда и причина была другой, и слезы другими. Сейчас они были жгучими и злыми, щипали глаза, нос и душили ее так, что хотелось высунуться в окно за глотком свежего воздуха, но сил подняться на ноги не находилось.

– Ненавижу тебя! Ненавижу! – Кристина повторяла это, сидя на ковре посреди перевернутой мебели и разбросанных вещей. Вдруг, произнеся эту фразу в десятый раз, она поняла, что смотрит на свое отражение в зеркале. На ум пришла строчка из стихотворения, которое она однажды читала Нику в парке: «Зеркало снилось в безумную ночь мне…»

Внутри словно что‑то треснуло, и слезы хлынули с новой силой.

Кого она сейчас ненавидела больше? Его или себя?

Сколько она проплакала, она не знала, но слезы все‑таки кончились. Нужно было заново расставить вещи по местам и убрать отовсюду обрывки бумаги, но Кристина не могла заставить себя дотронуться хотя бы до одного из них еще раз.

Ни за что!

Она поднялась с пола и пошла в ванную. Умылась холодной водой, чтобы веки не казались опухшими, и промокнула лицо полотенцем. Посидела немного на краю ванны, бездумно разглядывая кремовую плитку на полу. Затем вернулась в комнату и, сняв трубку телефона, сказала ровным приветливым голосом:



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-07-14 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: