Н.О. Лосский характеризует замысел Э. Кассирера примерно в тех же словах, что и С.Л. Франк (см. выше), однако дает в более развернутом виде его критический анализ. Основное противоречие неокантианского подхода к мифологии, по наблюдениям Лосского, заключается в том, что в мифическом миропонимании Кассирер усматривает определенную конструкцию, способ построения ми- ровоззрения.
Но конструкция ума не может быть живым существом: она есть мерт- вый продукт. Между тем мифическое восприятие есть видение всех пред- метов живыми, усмотрение всюду динамической активности, творчески порождающей события и вещи» (Там же. С. 34);
Не сумев вжиться в мифическое миропонимание, Кассирер не осу- ществил той задачи, которая так интересно намечена в начале его труда. В самом деле, можно было надеяться, что Кассирер откроет две системы ка- тегорий, которые обе необходимы человеку, обе удовлетворяют каждая по своему важным потребностям духа и могут быть примирены в одном и том
же сознании. В действительности же Кассирер получил две системы, несо- гласные и безвозвратно несогласимые друг с другом. <...> Кто усматривает, что религиозное миропонимание культурного и философски образованно- го человека сохраняет в себе черты, принципиально однородные с миропо- ниманием мифическим, кто усматривает, что художественное восприятие мира имеет такой же характер, тот не удовлетворится этими результатами исследований Кассирера; такой мыслитель предвидит, что истина может заключаться лишь в гносеологическом учении, способном показать, что мифическое и научное миропонимание могут сочетаться в единое целое» (Там же. С. 39–40).
Такого результата, по мнению Лосского, следует ожидать пре- жде всего от гносеологии интуитивизма, т.е. прежде всего от учения самого Лосского. Философ сравнивает осмысление категории при- чинности и символики чисел, а также представление о целостности мира в мифическом миропонимании, гносеологии интуитивизма и позитивистской науке ХIХ в. и делает парадоксальный вывод:
|
|
Мифическое мировосприятие оказывается содержащим в себе бога- тую, разнообразную систему весьма многозначительных категорий. Они не опознаны умом первобытного человека, но все его мировосприятие безот- четно пронизано ими. Развитие духовной культуры сопутствуется опозна- нием их и в одних умах отрицанием, а в других умах, наоборот, включени- ем в разработанную систему философского мировоззрения. Есть системы, в которых наличествуют в особенной полноте все перечисленные выше начала: Бог, сверхвременные и сверхпространственные (субстанциальные) деятели, как носители жизни, творческая активность этих деятелей, объ- ективная ценность и осмысленность всех сторон мира. Можно обозна- чить термином конкретный идеал-реализм <...> философское направление, в котором все принципиальные основы мифического мировосприятия на- иболее сохранены. Совершеннейшие образцы такого идеал-реализма даны в системах Платона, Аристотеля, Плотина, Августина, Фомы Аквинского, Шеллинга, Гегеля, Вл. Соловьева и др.» (Там же. С. 50).
По мнению Н.О. Лосского, «категории современного научного миропонимания суть не что иное, как выборка из гораздо более бо- гатой, но неопознанной системы принципов мифического мировос- приятия» (Там же. С. 50–51).
|
|
Свое видение мифического мышления Н.О. Лосский разви- вает в книге «Типы мировоззрений» (1931) (см. особенно гл. 7
«Отвлеченный и конкретный идеал-реализм» и гл. 8 «Конкретный органический идеал-реализм как многосторонний синтез») и ряде других сочинений. Оценивая взгляды Н.О. Лосского, нужно иметь в виду критическое замечание В.В. Зеньковского о том, что в целом классификация типов мировоззрения у Н.О. Лосского имеет искус- ственный характер и «все системы у него объяснимы в своей внут- ренней логике из его собственного мировоззрения» (1932 № 32. С. 107–109). Хотя у Лосского встречаются интересные соображения об особенностях мифического мышления, все же в целом его ха- рактеристика относится скорее к конкретному идеал-реализму как мировоззрению самого Н.О. Лосского, а не первобытного человека.
АВТОРы «ПУТИ» О ПСИХОАНАЛИЗЕ И АНАЛИТИЧЕСКОй ПСИХОЛОГИИ
Критическому анализу теоретических взглядов З. Фрейда на страницах «Пути» посвящена статья С.Л. Франка «Психоанализ как миросозерцание» (1930, № 25). Позитивно оценивая интерес Фрейда к сфере бессознательного, к мифам и сновидениям, С.Л. Франк тем не менее усматривает предельный рационализм и редукционизм в том способе интерпретации явлений душевной жизни человека, который принят психоанализом, и даже проводит параллель меж- ду последним и марксизмом. Более привлекательный характер для С.Л. Франка имеют разыскания К.Г. Юнга (Там же. С. 47–48).
К идеям К.Г. Юнга неоднократно обращался Б.П. Вышеславцев. Как отмечает Н.К. Гаврюшин, «давний интерес к проблеме ирра- ционального и широкое понимание задач философской антропо- логии сблизили Б.П. Вышеславцева с психоаналитической школой К.Г. Юнга. Он осваивает ее концептуальный аппарат, применяя его в дальнейшем к изучению опыта христианских подвижников. Со стороны юнгианцев Вышеславцев нашел положительный отклик, печатался в их периодических изданиях»44.
|
|
В своей рецензии на русский перевод «Психологических ти- пов» Юнга Вышеславцев писал об отличии идей Юнга от взглядов Фрейда и других представителей психоаналитической школы:
Есть только одна способность души, которая магически проникает в подсознание – это сила образа, сила воображения. Таково в сущности убеждение всей школы. Но Юнг дает свой поразительный анализ фанта- зии, образа, символа и мифа. Он показывает, что высшей сублимирующей силой обладает только религиозный образ. Юнг признает, что образ Божий в душе человека есть образ, способный сосредоточить на себе всю нашу психическую энергию, способный охватить и разрешить своей объединя- ющей силой все противоречивые стремления подсознания. Религиозный образ он называет «объединяющим символом», придавая этому термину два значения: 1) символ есть «соединение» противоположностей, разреше- ние трагизма души; и 2) символ есть выражение непонятного, несказанно- го. Научная психология приходит здесь к изумительному результату: она устанавливает, что душа по природе религиозна, что «спасение» души от трагического хаоса заключено в религиозном символе, в «символе веры», в образе Божием. Никогда еще позитивная наука не производила такой оценки религиозного чувства (1930, № 20. С. 112).
Опираясь на идеи Юнга, Б.П. Вышеславцев дает интересную ха- рактеристику мифа в начале своей статьи «Миф о грехопадении»:
Настоящий миф есть нечто гораздо более значительное и всеобъемлю- щее, нежели однократный исторический факт, миф содержит в себе бес- конечное множество исторически-пережитых типических и существенных душевных конфликтов и ситуаций. Настоящий миф, как это прекрасно вы- яснил Юнг, представляет собою геологическое напластование подземных,
44 Гаврюшин Н.К. Б.П. Вышеславцев и его «философия сердца». С. 57.
подсознательных слоев нашей души, и притом души коллективной, обще- национальной и даже общечеловеческой» (1932, № 34. С. 3–4);
Миф содержит в себе бесчисленное множество исторических фактов, но он содержит и нечто большее: их истолкование, их разгадку, их смысл, их сущность. Миф о Кроносе, пожирающем своих детей, содержит в себе бесчисленное множество невозвратно исчезнувших дней, но он содержит и большее: он выражает сущность времени, как необратимого ряда. Здесь лежит ценность и мудрость символического мифа. Он есть недифферен- цированное единство религии, поэзии, науки, этики и философии, из кото- рого развиваются и дифференцируются все эти ветви и цветы духа; и они снова потом объединяются в завершающем дифференцированном синтезе, которого ищет философия и развитая религия. По-видимому, последнее единство не выразимо иначе, как в символе и мифе. К такому пониманию мифа склонялся Шеллинг и к нему на иных путях возвращается современ- ная мысль» (Там же. С. 4–5).
* * *
После 1986 г. в журнале «Вопросы философии» и других сов- ременных изданиях были перепечатаны десятки статей из «Пути». Увидели свет на родине и многие книги философов-эмигрантов, впервые опубликованные в «YMCA-PRESS». Историк науки впер- вые получает возможность восстановить целостную картину раз- вития русской мысли, охватив в совокупности, во-первых, напе- чатанное в Советской России, во-вторых, написанное здесь, но не увидевшее своевременно свет по условиям времени, и, в-третьих, написанное и опубликованное тогда же русскими мыслителями, ко- торые волею судеб оказались за рубежом.
Представители русской религиозно-философской мысли, кото- рые печатались в журнале «Путь», развивали определенную линию философии мифа, для которой характерны следующие черты: апо- логетика мифа как формы сверхчувственного познания; построе- ние философско-религиозного знания как своего рода новой ми- фологии; критика позитивистских и иных сциентистских взглядов на мифологию за их редукционизм и нечувствительность к формам мистико-религиозного познания.
Русские религиозные мыслители определили и ясно сформули- ровали свое отношение к ряду влиятельных западных теорий мифа, в частности, к теории прелогического мышления Л. Леви-Брюля, нео- кантианской философии мифа Э. Кассирера и психоаналитиче- ской теории К.Г. Юнга. Отчасти они подвергли своих европейских коллег критике, вполне заслуживающей внимания, отчасти сами испытали их влияние и скорректировали в связи с этим свои взгля- ды. На страницах журнала «Путь» был высказан ряд оригинальных идей, касающихся отдельных мифологических образов и символов русской и других культур.
Русские мыслители, жившие в Париже и других городах Западной Европы, находились в сложном диалоге с новейшими те- чениями европейской мысли. Хотелось бы в заключение привести
конкретный пример такого диалога. В статье Н.А. Бердяева «Наука о религии и христианская апологетика» есть такое утверждение:
«Миросозерцание самого Леви-Брюля стоит много ниже исследуе- мого им миросозерцания дикарей» (1927, № 6. С. 54). Думается, что несправедливость этого парадоксального тезиса была понятна и са- мому Н.А. Бердяеву. Впрочем, в своих заметках о «Золотой ветви» Фрэзера Л. Витгенштейн отзывался о великом английском этнологе еще более жестко, чем Бердяев о Леви-Брюле:
Фрэзер – дикарь в большей степени, чем любой из его дикарей, пото- му что они отошли от понимания обстоятельств, имеющих отношение к духовным данностям, не так далеко, как англичанин ХХ в. Его объяснения примитивных обрядов еще более грубы и невежественны, чем смысл са- мих этих обрядов45.
Подобные совпадения в высказываниях русских мыслителей и их европейских современников лишний раз показывают, что речь должна идти не просто о «влияниях», но об общих тенденциях в развитии философской мысли, которые закономерно приводят к сходным результатам.
45 Витгенштейн Л. Заметки о «Золотой ветви» Дж. Фрэзера // Историко- философский ежегодник. 1989. М., 1989. С. 251.
Д.Э. Харитонович
МИФ КАК СЛАГАЕМОЕ НАцИОНАЛЬНОй ИСТОРИИ,
ИЛИ ПРОБЛЕМы НАцИОНАЛЬНОй ИДЕНТИЧНОСТИ В ЗЕРКАЛЕ НАцИОНАЛЬНОй ИСТОРИОГРАФИИ: ПОИСК ИСТОКОВ
С чего начинается Родина?
Песня из кинофильма «Щит и меч».
Идея этой статьи пришла мне в голову во время работы над ре- дактированием и комментированием переводов различных нацио- нальных историй, выходящих в ряде издательств. Меня поразил значительный разнобой в определении истоков, начал своей исто- рии. Не только в «Повести временных лет» летописцы задавались вопросом: «Откуда есть пошла Русская земля?». Историки разных стран также могут вопрошать: «Откуда есть пошла Французская (Английская, Немецкая, Голландская, Бельгийская, Венгерская – нужное подчеркнуть) земля?». Мы привыкли – любая история на- чинается «с древнейших времен». Так известная каноническая
«История СССР»1 начиналась с питекантропов, плавно переходила к кроманьонцам, как две капли воды, если верить реконструкци- ям акад. Герасимова, походившим на славян2, потом к государству Урарту3 и т.д. Наши исследователи так поступали и по отношению к зарубежным странам. В.В. Штокмар начинает свою «Историю Англии в средние века»4 с окончания ледникового периода, с отде- ления Британских островов от континента, и это же сделал извест- ный не только писатель-фантаст, но и популяризатор науки Айзек Азимов в своей «Истории Англии»5, а также Кристофер Дэниел в книге «История Англии для путешественников»6. Но вот авторы кол-
1 История СССР с древнейших времен до наших дней. М., 1966–1973.
Т. 1–12.
2 Там же. М., 1966. Т. 1. С. 27.
3 Пиотровский Б.Б. Урарту // Там же. С. 177–192.
4 Штокмар В.В. История Англии в средние века. 2-е изд. СПб., 2005.
1972.
5 Азимов А. История Англии. От ледникового периода до Великой хар- тии вольностей. М., 2007. Надо сказать, перевод не вполне точен. В ориги- нале книга называется The Shaping of England, т.е. «Создание (букв. «фор- мирование») Англии».
6 Daniell C. A Traveller’s History of England. L., 2006. В русском перево- де название почему-то изменено: Дэниел К. Англия. История страны. СПб., 2007.
лективного труда «История Британии»7, вышедшего в 1990-е годы, начинают оную историю с экспедиции цезаря в Британию, как это делал еще в XIX в. Чарлз Диккенс в своей «Истории Англии для юных»8. Писавший еще в позапрошлом веке. Дж.Р. Грин в своей
«Истории Британии и английского народа»9 ведет рассказ с англо- саксонского завоевания острова Британии. Весьма любопытно на- чало труда никак не историка, но человека немало потрудившегося на историю Великобритании – Уинстона Черчилля. Его «Рождение Британии» (1956) начинается со слов: «Летом 699 г. от основания Рима, то есть за 55 лет до рождения Христа, проконсул Галлии, Гай Юлий цезарь, устремил свой взгляд в сторону Британии»10. Однако это только зачин, а далее сэр Уинстон переходит к описанию того, что было на этом острове в каменном, бронзовом и раннем желез- ном веке. Но сам зачин этот весьма характерен: почему-то именно названная дата служит некой метой «начала» в сознании англи- чанина.
Первый том 8-томной «Истории Франции» под ред. Ж. Фавье, том, написанный директором Института германских исследова- ний в Париже, немцем и страстным франкофилом и германофо- бом Карлом Фердинандом Вернером так и называется – «Истоки» с подзаголовком: «до тысячного года»11, а начинается он с описа- ния геологической истории Шестиугольника12. Тогда как другую, тоже многотомную, «Историю Франции» под. ред. М. Агюлона, Ж. Дюби, Э. Ле Руа Ладюри и Ф. Фюре открывает созданный са- мим мэтром Жоржем Дюби в 1987 г. том, поименованный «Средние века. От Гуго Капета до Жанны д’Арк. 987–1460»13. С этим пол- ностью согласен А. Азимов в своей истории Франции»14. А равно
7 Русс. перев.: История Великобритании. М., 2008.
8 Русс. перев.: Диккенс Ч. История Англии для юных. М., 2005.
9 Русс. перев.: Грин Дж.Р. История Британии и английского народа.
Минск, 2007. Т. 1–2.
10 Черчилль У. Рождение Британии. Смоленск, 2005. С. 6.
11 Werner K.-F. Les origines а l’an mil // Histoire de France / Sous dir.
J. Favier. P., 1998. T. 1.
12 Не только во французской, но и в отечественной литературе Франция, поименованная из-за своей формы Шестиугольником, называ- ется греческим словом «Гексагон». Из патриотических соображений упот- ребляю только русский термин. Кроме того, слово «Гексагон» уж больно похоже на слово «гексоген».
13 Дюби Ж. История Франции. Средние века. От Гуго Капета до Жанны д’Арк. 987–1460. М., 2000.
14 Азимов А. История Франции. От Карла Великого до Жанны д’Арк. М., 2007. Надо сказать, что название и, особенно, подзаголовок не соот- ветствуют содержанию, да и даны переводчиком. Во-первых, у Азимова в оригинале все то же слово «shaping». Во-вторых, книга начинается со смерти последнего Каролинга на троне Восточно-Франкского королевства, Людовика Ленивого, и восшествия на престол упомянутого Гуго Капета. Карл Великий упоминается на с. 7 один раз (указывается, что Людовик был прапраправнуком Карла), а на с. 8 – дважды, и это все.
недавно написанная (2002) популярная «Средневековая Франция»15, охватывает период 987–1348 гг., от того же Гуго Капета до Великой Чумы. А в XIX в. некогда более чем знаменитый Франсуа Гизо в написанной по читавшимся им лекциям в 1843 г. «Истории цивили- зации во Франции»16 начинает отсчет Франции от V в., от завоева- ния римской Галлии франками.
Такой разнобой привлекает внимание. Мне представляется, что за поиском истоков лежат некие не всегда осознаваемые при- чины, побуждающие исследователей, а за ними и популяризато- ров, а за ними, может быть, политиков и идеологов искать эти са- мые истоки.
Марк Блок, может быть, самый крупный историк первой поло- вины ХХ в., резко возражал против «идола истоков». Он задавался вопросом: а что такое «истоки» (эти самые les originеs). «Означает ли оно только “начала” (les débuts)? <…> Надо ли, напротив, по- нимать под истоками причины (les causes)?»17. Сам он связывал все многочисленные исторические труды, начинавшиеся со слов
«Истоки» или «Происхождения» (напр. Эрнеста Ренана «История происхождения христианства» или Ипполита Тэна «Происхождение современной Франции») с тем, что XIX в., когда эти труды поя- вились – эпоха сэра Чарльза Дарвина и «Происхождения видов». Для Блока причины (истоки) появления определенного типа истори- ческих трудов лежат вне собственно науки истории18.
Я с этим абсолютно согласен. Тот же Блок предостерегал от опасности смешения понятий «начала» и «причины». Но, сдается мне, есть и объективные причины (а не «начала») этого смешения, также, возможно, лежащие вне исторической науки. А.Я. Гуревич неоднократно призывал изучать не только историю ментальностей, но и ментальность историков.
Читатель вправе спросить: все это, может быть, и так, но при чем здесь миф? Поясняю: в данной работе миф понимается как феномен сознания, как особая форма мышления, присутствующая не только в первобытной архаике, но и в нашей культуре, нали- чествующая не только в массовом сознании, но и в сознании уче- ных, где мифомагическое мышление тоже может соседствовать с научным. Я бы выделил две особенности мифомагического мыш- ления. Во-первых, «постулатность », т.е. наличие утверждений, не требующих доказательств (именно поэтому многие исследова- тели даже не утруждают себя доказательствами того, почему они избрали ту или иную точку отсчета), а во-вторых, ориентация на
15 Поло де Болье М.-А. Средневековая Франция. М., 2006.
16 Русс. перев. сделан с 6-го издания 1873 г.: Гизо Ф. История цивили- зации во Франции. М., 1877–1881. Т. 1–4.
17 Bloch M. Apologie pour l’Histoire ou Métier d’Historien. P., 1961. P. 6. Русс. перев.: Блок М. Апология истории, или Ремесло историка. М., 1973. С. 20.
18 Там же.
поиски «начал». В рамках мифомышления указать на происхожде- ние феномена, значит объяснить этот феномен. Это относится и к историческим мифам, под которыми я здесь имею в виду самые что ни на есть мифы в собственном смысле слова, т.е. повествова- ния о началах времен, бытовавшие в Древности и Средневековье. Исторические мифы восходят к космогоническим мифам. «Связь исторического начала с мифологическим, истории и мифа несом- ненна уже для космологических текстов. Ряд их особенностей ока- зал существенное влияние на структуру и содержание раннеис- торических текстов. Среди этих особенностей: построение текста как ответа на вопрос»19.
Старинные истории всегда восходят к «началу». Образцом для та- ких историй весьма долгое время служила «История» Тита Ливия20, который начинает историческое (а не поэтическое, как Вергилий) повествование с пересказа мифа об Энее. Средневековые хронис- ты ведут свое повествование иногда с сотворения мира, как Оттон Фрайзингенский в XII в. в своей «Истории о двух градах»21, но так- же любят устанавливать связь между Троей и своим отечеством. Так поступает Григорий Турский22 в VI в. и т.н. Псевдо-Фредегар23 в VII в. Историк из Британии (видимо, из Уэльса) в написанной ок. 831 г. «Истории бриттов» возводит население острова Британии и название самого острова к Бритту, правнуку Энея24. В XIII в. ис- ландец Снорри Стурлусон возводит род конунгов скандинавских государств к Одину, который оказывается не богом, а выходцем
19 Топоров В.Н. История и мифы // Мифы народов мира. Энциклопедия. М., 1980. С. 572. В.Н. Топоров в качестве примера таких вопросов приводит тот же (только полностью, а не в виде почти пересказа), что и автор на- стоящих строк в начале своего текста: «Се повести времянных лет. Откуда есть пошла русская земля. Кто в Киеве начал перве княжити и откуда рус- ская земля стала есть» (Там же. С. 573).
20 Тит Ливий. История Рима от основания Города. М., 1989–1994.
Т. 1–3.
21 Ottonis episcopi Frisingensis Historia de duobis civitatibus. Monumenta Germaniae Historica (MGH). Scriptores rerum Germanicum. Hanoverae, 1912.
22 Турский Г. История франков. М., 1987. Впрочем, ряд исследователей утверждает, что рассказ о троянском происхождении франков был встав- лен позднейшими переписчиками, знакомыми с трудом Псевдо-Фредегара (см. след. примеч.).
23 Fredegarii et aliorum chronica. MGH. Scriptores rerum merovingicarum
II. Hanoverae, 1888.
24 Нений. История бриттов // Монмутский Гальфрид. История брит- тов. Жизнь Мерлина. М., 1984. Кстати, Гальфрид в XII в. дает то же имя первому британцу (возможно, он заимствовал это у Нения), но в форме Брут, и именно в таком виде прародитель жителей Британии войдет в позд- нейшие романы. Надо также отметить, что еще до рассказа об острове Британия и о Бритте, Нений дает крохотный раздел «О шести веках мира (Там же. С. 172), где, не говоря ни слова о родной земле, приводит хроно- логию от сотворения мира до момента написания сего труда.
из Асгарда, который не обитель богов, как в древнескандинавской мифологии, а та самая Троя25.
А теперь перейдем к науке истории и историкам XIX–XX вв. и посмотрим, что они принимают за начала. Упоминавшийся первый том «Истории Франции», написанный К.-Ф. Вернером открывается общим введением, автором которого является редактор всей серии Жан Фавье. Второе предложение этого введения гласит: «Сотня поколений прошла на французской земле с начала исторических веков (des siécles historiques)»26. Кстати, в прямом противоречии с собственно автором данного тома К.-Ф. Вернером, начинавшим историю Франции 350 млн. лет назад, Ж. Фавье отводит ей всего- то два с половиной тысячелетия. Полагаю, что здесь работает раз- деление исторического процесса на историю и доисторию. Народ, страна, государство становятся историческими, когда появляются первые упоминания о них в письменных источниках, например, о галлах в греческих текстах V в. до н.э. И Британия выплывает из мрака неизвестности, когда цезарь заговорил о ней27. То есть моя страна, мой народ становятся историческими, когда о них загово- рят, когда они станут известны миру.
Теперь о пресловутых «причинах» и «началах». А.Я. Гуревич писал: «Исторические знания представляют собой одну из важ- нейших форм самосознания общества. Оно не может дать себе отчета о самом себе, если игнорирует историю или имеет лож- ное представление о ней»28. Так вот, корни указанного смешения понятий «начала» и «причины» лежат здесь. Национальная иден- тичность есть важнейшая черта общественного сознания29, и пре- словутые истоки этой идентичности ищутся в истории. Но само слово «история» имеет два значения: историческое знание и исто- рический процесс. И если первое озабочено поиском начал, то во втором общество ищет именно причины. Ищет, чтобы ответить на вопрос, звучащий в названии одной из картин Гогена: «Кто мы?
25 Младшая Эдда. М., 1970; Стурлусон Снорри. Круг Земной. М., 1980. И ныне некоторые любители исторических сенсаций из числа поборников идеи гиперборейской цивилизации согласны с мнением Снорри, но поме- щают Асгард не в какой-то там Малой Азии, а на Днепре (или, еще лучше, на Дону), так что родоначальниками разных династий оказываются не ка- кие-то там греки, а славяне, арьи-русы. Сознательно не делаю ссылок на литературу, дабы не создавать рекламы этой, прошу прощения за резкое слово, чепухе.
26 Favier J. Préface // Histoire de France. T. 1. P. III.
27 Антология «Англия. Автобиография» (Русс. перев. М., 2008) начи- нается именно с отрывка из «Записок о галльской войне», посвященного Британии.
28 Гуревич А.Я. Европейское Средневековье и современность // Европейский альманах. М., 1990. С. 137.
29 Ужасно не хочется говорить об «актуальности» темы национальной идентичности, но что поделаешь. Тот же А.Я. Гуревич часто повторял, что мы задаем прошлому вопросы, подсказанные настоящим.
Откуда мы пришли? Куда мы идем?». А для этого надо знать, кто есть «мы», в том числе и в первую, может быть, очередь, а откуда мы взялись такие.
Посмотрим, какие принципы кладутся в поиск этих истоков. Начнем, пожалуй, с попытки классификации оных принципов.
Пока что мне видятся таковых четыре, каждый из которых слу- жит для обоснования национальной идентичности. П е р в ы й я бы назвал территориальным. История страны, «наша» история есть история ее территории. «Мы» – это те, кто живем и жили всегда на этой территории, ибо именно территория и ее особенности оп- ределяют нас самих. Упомянутый К.-Ф. Вернер не зря начинает рассказ с герцинского и альпийского (это геологическая термино- логия) периодов в истории Земли, ибо как раз тогда образовались все черты пресловутого Шестиугольника, а именно эти черты – горы, реки, низменности, побережья – во многом определяют исто- рию Франции. Ярким примером подобного подхода может служить последняя, увы, неоконченная работа Ф. Броделя, переведенная у нас под названием «Что такое Франция?», но названная автором
«L’identité de la France», особенно первая книга с подзаголовком
«Пространство и история»30.
Подобный подход присущ не только французской историчес- кой традиции (при этом Ф. Бродель и К.-Ф. Вернер принадлежат к разным научным школам). Вот «История Швеции»31. Она сразу за Предисловием начинается с врезки (в данном издании это имену- ется тематической статьей) «Сколько лет Швеции?»32, где расска- зывается о том, как 14 000 лет назад начал таять ледник и как к 4 000 г. до н.э. сложились очертания современной Швеции.
В т о р о й принцип я бы назвал этническим, понимая всю ус- ловность этого термина. «Наши» истоки – это истоки «нашего» на- рода. История страны есть история народа. Но какой народ «наш»? Приходится либо отстаивать расовую чистоту – мы никогда ни с кем не смешивались, – либо, ежели нынешний этнос явно составлен из ряда иных, пытаться определить, какой из этих иных главный. Что в нынешнем английском народе от первых насельников, воз- можно, принадлежавших к гипотетическим палеоевропейцам, что от строителей Стоунхенджа, вероятно, принадлежавших к иберий- ским народам, что от бриттов, что от англов, саксов и ютов, что от викингов-датчан, что от нормандских, а равно анжуйских и акви- танских пришельцев? Кто подлинные родоначальники французского народа: «наши предки галлы»33, римляне или франки? К.-Ф. Вернер подробно анализирует перипетии поисков национальных истоков,
30 Braudel F. L’identité de la France: Espace et histoire. P., 1986. Русс. пе- рев.: Бродель Ф. Что такое Франция? М., 1994. Кн. 1.
31 Мелин Я., Юханссон А.В., Хеденборг С. История Швеции. М., 2002.
32 Мелин Я. Сколько лет Швеции? // Там же. С. 18–19.
33 С этой фразы начинались французские учебники истории в период Третьей (1870–1940) и Четвертой (1946–1958) республик.
ставя их в контекст перипетий политических, но в стремлении дока- зать что история Франции есть история мирного слияния всех этих народов, рисует слишком уж благостную картину, этакий «путь, прямой как Невский проспект»34. У него получается, что галлы поз- вали римлян, дабы защититься от разбойников-германцев и мирно подчинились им (всякие там восстания – это внутриполитическая борьба), а потом по просьбе римских властей, каковые были не в силах защищаться от готов и бургундов, пришли франки, законные наследники римлян35.
Т р е т и й принцип (впрочем, его можно считать разновиднос- тью второго) таков: история страны есть история ее народа, опре- деляемого по языку. Еще Гердер в конце XVIII в. считал, что «гений народа более всего открывается в физиогномическом образе его речи»36. Виднейший представитель романтической школы в исто- риографии, французский историк Жюль Мишле в середине XIX в. в своей «Истории Франции» датировал начало Франции IX веком, когда появился французский язык, «история Франции начинается с французского языка. Язык – это главный отличительный признак народного духа»37.
И, наконец, ч е т в е р т ы й, последний принцип, который я бы назвал государственным. Когда появляется наше национальное го- сударство, появляется и наша национальная идентичность. Потому- то Дж.Р. Грин начинает свой рассказ с истории германцев, англов и саксов на континенте, далее идет разговор о возникновении англо- саксонских королевств, хотя бы и до объединения (ведь не исклю- чаем же мы из истории государства Российского удельный период, он же, как полагалось говорить совсем недавно, «период феодаль- ной раздробленности»).