Шикарно. Кажется то, что нужно всем этим пони, было наверху. Моя грива задёргалась.
– Ладно, а что, если мы сделаем так: я и мои друзья поднимаемся наверх, пробуем найти ваши команды и, может быть, найдём там что‑то такое, что удовлетворило и вас, и Общество? И все останутся живы.
Каковы шансы того, что там я найду хоть одну дозу какой‑нибудь экспериментальной супер‑лечебной штуки?
Чёрт, моя грива просто невыносимо чесалась.
Мы вышли из приёмного покоя и направились в центральный атриум. Войдя туда, мы обнаружили себя в искусственно созданном лесу. Внутри массивная постройка была полой; сводчатый купол над нашими головами был расколот, и через эту дыру дождь и стекающие воды, просачиваясь, наполняли фонтан, который находился в самом центре этого огромного помещения. Сколотые и выцветшие бетонные лозы овивали внутренние стены атриума, создавая впечатление того, что ты находишься внутри какого‑то мифического дерева. Наверху виднелись изваяния множества бабочек и птиц, которые как бы застыли, будучи замороженными и забытыми почти две сотни лет. Стеклянные трубы, по которым некогда туда‑сюда ползали элегантные лифты, теперь были разбиты, а их осколки рассыпаны по всему помещению.
В центре фонтана возвышалась бронзовая статуя пегаски, которая одним копытом обнимала молодую единорожку, а вторым поглаживала гриву земного жеребёнка. На её плече сидела изящная птица, а у ног – маленький, вальяжно скрестивший лапки, кролик, который взирал на всех с ледяным спокойствием. Табличка у основания памятника гласила: «Мы должны поступать лучше». Глядя на милую улыбку этой пегаски, я не могла отделаться от чувства, что статуя, казалось, оплакивает всё это запустение, которое окружало её.
– Кто она? – мягко спросила я у Глори, чувствуя странное благоговение и грусть.
– Флаттершай. Министерская кобыла и подруга Реинбоу Деш. Она основала Министерство мира и посвятила себя помощи всем пони Эквестрии в годы войны, – во взгляде Монин Глори читалось сожаление. – Война оставила свой след и на ней. Говорят, что Флаттершай, несмотря на приказы командования, оказывала медицинскую помощь врагам, поставляла зебрам медикаменты и прочие припасы. А потом… ну… нам говорили, что она сошла с ума от горя и убежала в Пустошь, чтобы умереть там. Что она не могла жить, неся на плечах груз ответственности за падение Эквестрии.
Я задержала взгляд на бронзовой статуе.
– Если она и потерпела неудачу, уверена, что это произошло не из‑за того, что она недостаточно старалась, – тихо сказала я, когда мы направились к ступенькам. Монин Глори тем временем с интересом рассматривала последний сохранившийся лифт. – Что‑то не так?
– Я думаю, что он всё ещё работает. Просто нужна спарк‑батарея и немного металла, – отозвалась пегаска, приподнимая панель в центре платформы.
Я взглянула на П‑21. Нет нужды заставлять жеребца преодолевать десять лестничных пролётов, если мы можем избежать этого. Я заглянула в свой инвентарь и, кивнув, леветировала Глори необходимые для ремонта вещи. Через несколько минут латунная платформа мягко загудела, и немного жутковатый шум заполнил помещение.
– Что это за звук? – спросила я у своих компаньонов, когда мы стояли на металлическом диске. Это была не музыка, но… что‑то близкое к ней.
– Птицы, – ответила Глори, когда мы начали подниматься наверх. Платформа поднималась всё выше и выше, и вдруг я почувствовала, что непроизвольно зажмурилась: вокруг было слишком много открытого пространства, и стеклянные стены нисколько не помогали избавиться от этого страха. Я достала свой дробовик и перезарядила барабан, затем проверила оружие на износ. Похоже, что подобное обращение не идёт ему на пользу.
Когда лифт достиг пятнадцатого этажа, и двери отворились, я, тяжело дыша и борясь с тошнотой, выскочила наружу. Немного успокоившись, я посмотрела назад и увидела П‑21 и Монин Глори, которые застыли на месте.
– Что? – спросила я, непонимающе уставившись на своих друзей, которые, в свою очередь, смотрели на меня… нет. Не на меня.
Медленно я повернула голову и посмотрела на стену перед собой. На ней были тёмно‑бордовые, наполовину облупившиеся от времени буквы, которые складывались в единственное слово: «ИГРАТЬ».
О, конские яблоки…
* * *
Время текло медленно, как если бы я использовала З.П.С. Хронометр моего ПипБака продолжал послушно отсчитывать секунды, но минуты теперь казались часами. В другой ситуации я бы сошла с ума от скуки, но сейчас каждый мой нерв был напряжён до предела. Осторожно, шаг за шагом, наша группа продвигалась вперёд. Я шла первой, П‑21 за мной, а Глори замыкала колонну, прикрывая наши тылы. Слово попадалось каждые несколько метров, написанное то изящным курсивом, то огромными печатными буквами. Освещение в коридорах было приглушённым и постоянно мерцало, но я уже привыкла в тусклому мерцающему свету. К чему я не могла привыкнуть, так это к сопровождающим нас повсюду тихим звукам музыки, словно где‑то играла невидимая музыкальная шкатулка с чуть замедленным воспроизведением.
– Тише, не шуми, уже настало время спать… – тихо запела кобылка позади нас. Не сговариваясь, мы с П‑21 развернулись в сторону Монин Глори. Одних наших взглядов было достаточно для того, чтобы пегаска умолкла.
– Простите, – пробормотала она.
«Вот только моей детской колыбельной тут не хватало.»
Здесь были и другие… странности. Например куклы, подвешенные посреди коридора. Или плюшевые кролики, лежащие в больничных койках, закутанные с головы до ног. Хотя нет, не закутанные. Связанные. Или с десяток простыней, висящих на верёвках в коридоре впереди, украшенных красно‑бардовыми детскими рисунками с изображением домиков. И пони. И ещё пони. И… огня. И дерущихся пони. И расчленённых пони.
Я заметила движение меж простыней, но когда раздвинула их, то увидела лишь пустой коридор.
– Да что за хрень тут творится? – прошептала я, внезапно осознав, что скучаю по «Пони Джо». – Дайте мне трупы… или что‑то, что будет стрелять в меня… хоть что‑нибудь, кроме этих страшных рисунков и надписей, накаляканных тёмной краской!
Обернувшись, я увидела, как оба моих спутника уставились на меня.
– Что?!
– Она не знает? – спросила у П‑21 Глори.
– Видимо нет, – ответил жеребец, осмотревшись по сторонам.
– Чего это я там не знаю?
Сглотнув, Глори указала копытом на тёмно‑красную надпись на стене:
– Блекджек, это не краска…
Я закрыла глаза. «Ну зачем, зачем она это сказала?»
– Да, конечно же это не краска.
И заглянув в очередной пустой коридор, я выкрикнула:
– Ладно, кто бы ты ни был, с этого момента ты официально признан больным психопатом! Выходи, чтобы я могла пристрелить тебя!
Тут же мы услышали тихое *бум*, *бум*, *бум* впереди нас. Яркий красный мячик заскакал по коридору в сторону нас троих. Стоп… не мячик, для мяча эта штука была слишком неровной. Оставляя яркие мокрые следы на полу, она катилась до тех пор, пока не остановилась прямо у моих копыт. Лицо обезглавленного пони застыло в ужасной гримасе.
Смех жеребёнка раздался из темноты коридора.
– Миленько, – промямлила я. Голова была ещё свежая.
– Дерьмо. Дерьмо. Дерьмо… – повторял П‑21 снова и снова, уставившись на голову.
– Успокойся, это всего лишь чья‑то башка, – сказала я, всеми усилиями пытаясь не предаваться панике. Тут же мы стали свидетелями того, как из только что открывшейся дверцы выехала миниатюрная металлическая пони и начала смывать кровавые следы вращающимися щётками на копытах. Отрубленную голову она просто проигнорировала. Мда, хреново её запрограммировали. Закончив уборку, пони развернулась и укатила обратно в свою дверцу.
– Обслуживающие роботы, – прошептала Монин Глори, когда мы продолжили наш путь по коридору мимо пустых больничных палат.
Музыкальная шкатулка продолжала наигрывать свою тихую замедленную мелодию, в то время как мы уже подошли к посту медсестры. Всё там было аккуратно, всё чисто прибрано, за исключением жутких непонятных предметов и связанных между собой частей тел. После стольких виденных нами разрушенных зданий, чистота этого места пугала не меньше, чем преследующая нас музыка.
Я попробовала включить радио, но на всех каналах, что я обнаружила, звучала всё та же мелодия из музыкальной шкатулки.
Мы наткнулись на работающий терминал.
– Наконец‑то! Возможно, здесь мы найдём инвентарную ведомость, – с облегчением произнёс П‑21, принимаясь за терминал.
Я медленно развернула Л.У.М., но изображение продолжало мерцать, как будто что‑то здесь блокировало мой сигнал. И всё же я знала, что голова не могла взяться из ниоткуда. П‑21 боролся с терминалом несколько минут, в то время как музыкальная шкатулка снова и снова проигрывала свою нехитрую мелодию. Затем раздался тихий сигнал, оповещающий, что он подобрал пароль. Я взглянула через его плечо и нахмурилась, когда экран вдруг стал абсолютно чистым.
>Ку‑ку. Я тебя вижу.
Жуткий крик, раздавшийся из терминала, ворвался в наши уши, разрывая барабанные перепонки. «УБЕЙТЕ МЕНЯ!» – вопил кобылий голос снова и снова в промежутках между криками агонии. Я схватила П‑21 зубами за гриву и оттащила прочь от терминала, а затем разнесла эту штуку, выстрелив из дробовика разрывным патроном. Вокруг воцарилась мёртвая тишина, пока наши уши не пришли в норму, и в них снова не полились звуки музыкальной шкатулки.
– Что, чёрт возьми, здесь происходит? – прошептал П‑21, оглядывая пустые коридоры.
– Хочешь ствол? – тихо спросила я.
– Я начну палить без разбора, – пробормотал он в ответ. Что ж, это звучало гораздо лучше, чем угроза непременно пристрелить меня. Мы продолжили наши поиски. «ИГРАТЬ» – продолжали требовать кроваво‑красные слова на стене. Жёлтые и красные метки так хаотично мелькали на моём Л.У.М., что мне пришлось отключить его, пока они не свели меня с ума.
Мы наткнулись на дверь с новой надписью, вырезанной на ее деревянной обшивке: «Кто не спрятался – я не виноват». Я осторожно открыла её с помощью телекинеза, обнаруживая за ней высохший труп, свернувшийся в позе эмбриона на полу узкого бельевого шкафа. На нём был халат медсестры. На полу перед трупом была нацарапана простая эпитафия: «Я не хочу больше играть».
Монин Глори учащённо задышала, и П‑21 начал успокаивать её своим тихим голосом, при этом поддерживая пегаску, чтобы она не рухнула на пол. Учитывая, что она почти погибла от жажды в похожем месте, её можно было понять. Похоже, обыскивать труп придётся мне. Шкура на нём высохла, став похожей на пергаментную бумагу, и тихо затрещала, когда я аккуратно охватила тело своей магией. Я нашла удостоверение личности, надпись на котором гласила: «Старшая медсестра Тендерхат». В нижней части карточки светился небольшой магический значок.
– Что это?
Монин Глори не отваживалась посмотреть в мою сторону, поэтому я левитировала карточку к ней.
– Это ключ для особых дверных замков. Тех, которые не могут быть вскрыты обычным путём, и требуется магия, чтобы обойти их.
Надеюсь, он позволит отпереть двери, за которыми скрыты экспериментальные лечебные зелья, которые мы ищем… Да ну нафиг. Надеюсь, он хотя бы позволит нам троим выбраться отсюда.
* * *
Мы поднялись на этаж выше, но без толку. Всё стало ещё хуже. Мы нашли разграбленные складские помещения. Холодильная камера, которую Глори назвала «кровавой камерой», была пуста. От пола до потолка она была завалена ёмкостями из‑под лечебных зелий. Мы нашли, как мне показалось, какого‑то пони из Коллегиума… с содранной кожей и утыканного с ног до головы использованными шприцами. Над ним была надпись «Мистер Иголка – твой друг». Мне очень хотелось познакомить кое‑кого с мисс Дробовик.
В холле мы обнаружили ящик – большой металлический куб, на каждой грани которого было нарисовано по маленькому розовому сердечку. Не знаю почему, но я почувствовала странную тягу к этому ящику. Оглянувшись на остальных, я потянулась к нему своей магией и начала вращать небольшую ручку, которая торчала сбоку. Из ящика полилась удивительно знакомая мелодия. Я сразу поняла, что сейчас должно произойти, но была уже не в силах остановиться. Со звонким *пау* откинулась верхняя часть ящика, и оттуда наружу выскочил пони. Хотя, нет… половина пони. Он закачался вперёд‑назад на металлической пружине, скрестив перед собой передние ноги, словно пытаясь обнять самого себя. Облезлые крылья трепыхались за его спиной.
– Пегас? – в ужасе ахнула Глори.
«Чокнутый ублю… стоп… нет, не такой уж чокнутый.»
– Бежим! – закричала я, хватая П‑21, и своей магией подбрасывая Глори вверх, после чего со все ног помчалась по холлу. Через несколько секунд бомба, спрятанная в ящике, взорвалась, и мы трое повалились друг на друга.
– Как… Как ты узнала? – в шоке пробормотал П‑21. Кровь капала у него из носа.
– Что может быть страшнее жуткого трупа? Жуткий труп, который вначале напугает, потом даст время отдышаться, а после попытается взорвать нас!
– Даже не знаю, что меня больше беспокоит: то, что кто‑то придумал такую ловушку, или то, что ты додумалась до того же, – сказал П‑21, как всегда сухо улыбаясь.
Я поднялась и осторожно поскакала обратно к ящику, не зная, как всё это принять. Я сомневалась, что там была ещё одна бомба. Это было бы уже далеко не так весело. Более эффективно – это факт, но тот, кто делал всё это, не планировал просто убить нас. Не в этом была его цель. Я обнаружила туловище и голову пегаса.
– Он из Анклава?
Быстро взглянув на тело, Глори вздрогнула и отвела глаза, но затем посмотрела снова, слегка нахмурившись.
– Я… – Глори судорожно сглотнула и подошла поближе. – Я думаю, что да. Он совсем высох… возможно он мертв уже с месяц или около того… Но мы никогда не планировали исследовать местность рядом с этой клиникой.
«Только рядом с гнёздами рейдеров.»
– Так этот парень не из Добровольческого Корпуса?
– Нет. Наверное, он из охраны, – тихо ответила она. Вот так сюрприз…
Я посмотрела вперёд с угрюмым видом.
– Надеюсь то, что мы ищем, действительно стоит всего этого. У меня сейчас такое настроение, что я готова пристрелить кого‑нибудь.
* * *
В дальнейшем ситуация особо не улучшилась. Скорее наоборот. Мы наткнулись на чаепитие четырех высохших до костей пони, чьи копыта были прибиты к столу, на котором возвышался окаменевший торт. Их головы украшали праздничные колпаки. Ещё один несчастный был одет в детскую балетную пачку и распят на перевернутом столе. От того, что могло ожидать меня за следующим углом уже бросало в дрожь, тем не менее, остановится я уже не могла. Музыка продолжала играть, и за её звучанием я едва могла расслышать, как где‑то поблизости что‑то движется.
Но вот мы оказались в ординаторской. Здесь всё просто сияло чистотой, которую я сразу же начала ненавидеть. Мне страшно захотелось увидеть хоть какой‑нибудь признак того, что здесь когда‑то жили и работали пони. Обертку от конфеты. Жестяную банку. Бутылку из под содовой, оставленную кем‑нибудь на полке. Меня уже начинало тошнить от обоев в стиле «Лесная чаща» и застывших бабочек и птичек. А, ну и, конечно же, от причудливых поз трупов. Я уже просто жаждала вновь оказаться среди скучных серых стен Стойла Девять Девять.
Воспользовавшись запасами наших монет, я обчистила автоматы с содовой, поделившись с каждым хотя бы одной монеткой. В целом, всё, что могло представлять из себя какой‑нибудь личный предмет, отсутствовало. Правда, я нашла газетную вырезку, вывешенную на доске объявлений. Она была такой пожелтевшей и хрупкой, что я побоялась брать её своей магией, чтобы прочесть. Начало статьи было не разобрать, но остальная часть гласила примерно следующее:
«…интошу не хватило полутора часов, чтобы дожить до помощи Министерства Мира, после покушения на Принцессу Селестию у Разбитого Копыта. Тысячи солдат и неисчислимое количество гражданских переносят невыносимые страдания, в ожидании медицинской помощи. Сегодня Министерство Мира, работая сообща с Министерством Тайных Наук и Министерством Военных Технологий, разработало способы сохранения раненых и больных пони до того момента, когда они смогут получить помощь.
Министерство Мира хочет поблагодарить Департамент Внутриминистерских Дел. Без их неустанной работы по сбору идей со всей Эквестрии, мы бы никогда не закончили постройку этого нового комплекса. И множество молодых жизней оказались бы обречены на жалкое существование или безвременно оборвались. Они – свидетельство того, что должно быть сделано, чтобы поставит точку в этой ужасающей войне и открыть новую главу в истории Эквестрии.
Флаттершай.»
«Способы сохранения раненных и больных…»
– Вот оно! – сказала я с возбуждением. – Если Сплендид сможет доставить сюда своего отца, то он сможет сохранить его живым до той поры, когда Коллегиум создаст лекарство. Да! Обожаю, когда все несостыковки в плане состыковываются!
– Блекджек, – мягко сказала Монин Глори. Я посмотрела на неё и затем, следуя за её взглядом, заметила белого резного кролика, грозно смотрящего на нас из дальнего угла комнаты. Вдруг раздалось едва слышимое жужжание, и я разглядела в глазу кролика медленно фокусирующуюся камеру.
– Мы должны идти дальше, – тихо сказала я, выводя своих спутников из комнаты для сотрудников обратно в пустой коридор. Как только мы вошли в него, дверь за нашей спиной с громким щелчком закрылась.
– Оп‑паньки, а вот это уже плохо.
Внезапно весь свет погас, и помещение погрузилось во мрак. В конце коридора тут же зажглась красная лампочка.
– Что за шут… – я уже собралась задать вопрос, делая шаг вперед, но лучевая пушка, выехавшая из‑под потолка, прервала мою фразу, выстрелив мне в грудь. Неожиданно для всех, красный свет сменился зелёным, и в коридоре позади заскрежетало что‑то металлическое, медленно приближаясь к нам. Я пальнула наугад в сторону шума, но выстрел лишь осветил что‑то большущее и окровавленное. Свет сменился с зелёного на красный и тут же мы четверо перестали двигаться.
«Богини милосердные… Это же игра.»
Зелёный свет.
– Бегите! – выпалила я, хватая П‑21 телекинезом и таща вперёд вместе с собой, в то время как машина тащилась позади нас.
Красный свет.
– Замрите! – скомандовала я, и все послушались. «Раз… Два… Три… Четыре…»
Зелёный свет!
Мы бежали так быстро, как могли, но металлическое нечто всё приближалось.
Красный свет!
Замерли.
Зелёный свет!
Побежали.
Красный свет!
Зелёный свет!
Красный свет!
Монин Глори случайно сделала полшага и тут же закричала: лучевая турель на потолке выстрелила ей в ногу.
Во время этой паузы я почувствовала тихое, щекочущее спину дыхание преследователя. Я просто следила за лампочкой, пока вытаскивала магией маленький диск из седельной сумки, устанавливала под собой и готовилась телекинезом нажать кнопку на ней.
Зелёный свет!
Не теряя ни секунды, я вдавила до упора кнопку на осколочной мине и потащила П‑21 в сторону выхода, видневшегося позади зелёной лампочки. Мина тут же пискнула, и мгновением спустя осколки разорвавшегося снаряда ударились об металл с характерным звуком *ПОНГ*. Три метра. Два. Один… Я выскочила через дверной проём и сразу же вытолкнула за собой П‑21. Но Монин Глори отстала от нас на несколько шагов.
Красный свет.
В кроваво‑красном свете лампочки я смутно различала оскалившееся всеми своими металлическими клыками нечто, прямо за дрожащей, застывшей в ужасе пегаской.
И тут на наших глазах дверь закрылась.
– Глори! Нет, Глори! – заорала я, выпустив несколько зарядов дроби в дверь. Ни царапинки. Я начала бить по двери прикладом дробовика, а после и копытами.
– Что вы блять хотите, твари ебанутые?! ЧТО?! ЧТООООО?! – закричала я, рыдая, в сторону коридора, слыша лишь собственное эхо.
Очередная кровавая надпись «ИГРАТЬ» на стене стала ответом на мой вопрос.
* * *
«Хочешь пойти с нами?»
Я убила Скудл своим невежеством, а теперь из‑за моей некомпетентности погибла Глори. Как я посмела выскочить из коридора‑ловушки, не убедившись, что она вышла первой? Видела же, как пегаске в ногу попали лучом. Должна была понять, что от этого она будет бежать медленнее. Я уселась спиной к двери, стуча в неё головой и бережно удерживая свой дробовик в копытах.
– Вставай. Нам надо идти, – еле слышно пробормотал мой спутник. Я телекинезом подняла свой дробовик и направила в сторону его рта, спусковым крючком вперед.
– Т‑ты что творишь?! – запнулся шокированный П‑21, пытаясь отпихнуть пушку в сторону.
– Ты говорил, что, если из‑за моей глупости умрет ещё один пони, то ты прикончишь меня, – прошептала я, уставившись на свои копыта. – Пришло время сдержать обещание.
– Блекджек, я не собираюсь убивать тебя. Это была не твоя вина.
– Я лидер нашей группы. Чья это вина, если не моя?
– Того психопата, что стоит за всем этим, – ответил жеребец. Я не двигалась, всё пытаясь всучить ему своё оружие. От его притворной мужественности не осталось и следа, а на лице появилось выражение страха.
– Блекджек, я не смогу сделать это без тебя… – сказал он тихо, усевшись передо мною.
– Либо я некомпетентна, либо проклята. В любом случае без меня тебе будет лучше, – снова зашептала я. «Это он и есть? Тот момент, когда Пустошь ломает тебя?» – Я не знаю, что делать, и из‑за меня умирают пони, которые этого не заслуживают.
П‑21 вздохнул, схватив дробовик копытами:
– Я тоже не знаю, что делать. Если бы тут не было терминала или замка, то я вполне мог бы вернуться назад в Девять Девять. Потому что прямо сейчас я так напуган, что уверен лишь в одном: я тут помру, и смерть моя будет ужасна. Я – не ты, Блекджек. Я, может быть, и умнее, но ты намного смелее меня.
От этих слов было нестерпимо больно, но что я могла поделать? Бросить всё и умереть?.. Этот вариант был самым простым. Самым простым и самым презренным. Еще можно было дать волю ярости и мочить, мочить, мочить. Этот вариант сейчас выглядел самым правильным. Моя кровожадная половина на него просто молилась. Прикончить Коллегиум, ободрать их трупы под чистую, прикончить Сообщество и повторить процесс. Прикончить, обобрать, прикончить, обобрать и забыть обо всём. Это был более захватывающий вид самоубийства.
Ты идешь вперед, не смотря ни на что, зная, что этого все равно будет недостаточно. Ты тратишь каждую секунду своей жизни, пытаясь все исправить, зная, что всё равно не сумеешь.
Медленно я изменила направление заклинания и поднесла дробовик к себе. Я вскочила со своего места. На мне ещё рано было ставить точку. Не смотря ни на что, даже не смотря на то, что я была глупой пони, план уже начал формироваться в моем скудном мозгу. Хуже того… Я уже предвкушала его.
– П‑21, в скрытности я тебе не ровня. Ты разбираешься в терминалах, умеешь вскрывать замки и попадать туда, куда тебе нужно. Где‑то здесь должно быть что‑то вроде комнаты управления. Тебе придется туда проникнуть и вырубить всё нахрен, – сказала я ему, протягивая ключ‑карту.
– Ты собираешься разделиться? Блекджек, ты ведь понимаешь, что ничего хорошего из этого не выйдет? – решительно заявил жеребец.
– Это единственный план, пришедший мне в голову. Вместе, мы – крупная цель, а в одиночку тебе, может, и удастся отключить этого психопата. Я в это время буду изображать большую, глупую пони и отвлекать его внимание на себя, – сказала я, улыбаясь. И пытаясь сохранить улыбку, добавила: – Быть может, ты отыщешь Глори.
– Ты вправду думаешь, что она ещё жива?
«Нет конечно.»
– Я не собираюсь терять надежду так скоро. – «Последние остатки надежды я потеряла секунд десять назад.» – Просто делай то, что у тебя получается лучше всего, а роль приманки оставь для глупой пони.
– Ты не глупая, Блекджек, – тихо сказал он в ответ и, заметив мою вопросительно выгнутую бровь, замялся. – Ну… Эмм… Да. Ладно. Удачи тебе.
Зарядив патроны в барабан дробовика, я крутанула его и побежала в противоположном направлении. В моей памяти всплыла и заиграла одна старая мелодия из прошлого[4]. Я начала подпевать вслух и тут же улыбнулась. Может это и было невероятно глупой идеей, но это была одна из тех вещей, в которых я хороша!
– Копытом от себя… потом к себе прижми… копытом от себя, и немного потряси… – запела я, устав от музыки, игравшей на заднем плане. Ладно, это было больше похоже на выкрикивание, чем на пение.
– Танцуем Пони Поки мы среди большой толпы. Вот что песенка говорит.
Моё лицо расплылось в улыбке, когда, прервавшись, я услышала, как песня в невидимой музыкальной шкатулке остановилась, а затем сменилась мелодией моей польки. «Вот так, больной психопат! Обрати своё внимание на сумасшедшую кобылу с дробовиком!»
– Из ружья пальни вперед! И сразу же назад! – крикнула я, выстрелив в очередного кролика с камерой. – Из ружья пальни вперед, чтобы всё вокруг взорвать! Танцуем Пони Поки, скрываясь от маньяка́. Вот, что скажу вам я!
«Беги, стреляй и ещё раз стреляй. Если из‑под потолка выедет турель, уничтожь её раньше, чем она пристрелит тебя. Ни о чём не думай. Не дай этому психопату разделаться с тобой. Не дай ему запугать тебя.» Выстрел… выстрел… жеребёнок.
Я замерла на месте и музыка тут же оборвалась, как ножом обрезанная. Кобылка в странном розовом платьишке стояла в дверном проёме прямо передо мной. На шкурке лавандового цвета был виден шрам, идущий вдоль её бока и скрывающийся за розовой гривой, лежащей поверх глаз кобылки. Лицо жеребёнка застыло в нелепой улыбке, похожей на те, что пришивают куклам.
«Блекджек, стреляй!»
– Поиграем? – прошептала она, не двигая своими губами. «Стреляй уже в неё!»
– Тебе нравится моё платье? – сказала кобылка, медленно наклонив голову в мою сторону. «Стреляй, стреляй, стреляй!» Её грива упала на бок, открывая моему взору две красных лампочки заместо глаз. Её улыбка не была похожа на пришитую, она была пришита на самом деле!
– Я хочу стать единорогом, – прошипела она. Паривший рядом дробовик затрясся, потому что я направила всю свою магию на борьбу с этим непонятно чем впереди меня. – Можно я стану тобой?
Вдруг два металлических щупа изнутри разорвали плечи кобылки, и один из них, с острым как бритва скальпелем на конце попытался полоснуть меня по лицу, но я сумела отразить удар ПипБаком. Дробовик выстрелил, посылая заряд дроби в морду жеребёнку. Её лавандовая шкурка слетела как тряпка, предоставив моему взору одного из обслуживающих роботов, с дымящейся головой и сшитым из заплаток подобием кожи. Я пальнула второй раз, и робот затрещал, прежде чем завалиться на бок.
– Осалила, – закричала я на упавшую штуковину, – ты водишь!
– Мы водим… – зашептали голоса в коридоре. – Мы водим…
В тусклом свете я разглядела пару красных глаз, уставившихся на меня. Две пары. Четыре. Дофига!
– Играем! – прошептали они все в восторге.
Ладно, их внимание я точно привлекла. А теперь пора валить!
– Поймайте меня, если сможете! – выпалила я, смеясь и убегая так быстро, как только могла.
* * *
Я понятия не имела, удалось ли мне убежать от этих тварей, или им просто стало скучно, или же они затевали новые игры. Я поднялась на следующий этаж, где не было никаких палат. На этом этаже располагалось хирургическое отделение. Мерцающие лампы то освещали пространство вокруг, то снова погружали его в темноту, что пугало меня до чёртиков. Снова послышалась музыка, на этот раз весёлая мелодия про уборку зимы. Слышать её было не только жутко, она, к тому же, заглушала тот слабый шум, который чудовища издавали при перемещении.
Я забралась в какой‑то офис. Было очень приятно обнаружить, что тамошний сейф был вскрыт, а терминал взломан. По крайней мере, П‑21 был где‑то неподалёку. В сейфе было несколько лечебных зелий и золотых монет. Я подошла к столу и положила дробовик перед собой. У специальных патронов был один недостаток, который раньше был не так заметен: от них оружие изнашивалось с бешеной скоростью. Мне совершенно не хотелось испытывать судьбу и стрелять из дробовика без особой необходимости. Только после капитального ремонта. Так что у меня оставался только пистолет с метеостанции и «Причуда», которую было нечем заряжать. Я осторожно выложила пистолет и зарядила его синими спарк‑патронами вперемешку с обычными свинцовыми.
Кабинет был сверху донизу завален мусором. Правда было ли это делом рук вандалов или просто следствием неряшливости владельца, я сказать не могла. Верхушки бумажных стопок едва ли не доставали до моего рога. С кривой улыбкой на лице я взяла с одной из стопок папку: «Мэригольд: П: Г медицинское освидетельствование: отклонено.» Только у Министерства Мира могла быть печать для отказов с нахмуренным кроликом. Там наверху была ещё одна печать в розовых тонах с бабочками: «Освобождение компании от ответственности: подтверждено.»