Ага! Дверь с охранником. Это значит, что там есть что‑то полезное, или по крайней мере что‑то достаточно важное, чтобы это охранять. Он терпеливо глядел вперёд, хотя по выражению морды было видно, что ему скучно. Я рысью подбежала к нему и встала так же, как он, с другой стороны от двери.
– Ну что, скучаем?
– Ага, – сказал он со вздохом.
– Не могу поверить, что они заставляют нас охранять это, – пробормотала я.
– Я знаю. Они должны как можно скорее разобраться со всей этой чертовщиной. Не похоже, что эта Кобыла‑Охранница может быть для них угрозой, – сказал он, утомлённо зевнув. Тут он посмотрел на мои «крылья»… мой ПипБак… мою ухмылку. На автоматический пистолет, прижатый к его виску, затем сглотнул и пробормотал:
– Вот чёрт.
Я заставила его открыть дверь, и мы вошли в какой‑то высокотехнологичный ремонтный отсек. Связав пегаса куском провода и заклеив рот изолентой, я забрала у него автоматический пистолет. Теперь у меня появилось время осмотреть то, что он охранял.
Признаю, я могла быть иррациональной, когда речь шла о вооружении. Моё сердце до сих пор грела одна мысль о дробовике АФ‑88 «Айронпони». В отсеке лежало два боевых седла, настолько смертоносных, что при первом взгляде на них я почти кончила. Меня приводило в восторг всё, от четырёх гладкоствольных пушек и отполированных бронепластин и до безумного скорпионьего хвоста сзади. Если бы у меня было хоть малейшие понятие о том, как ими пользоваться, это осчастливило бы меня до конца жизни. Но к несчастью, эта броня была специально спроектирована для умевших летать пегасов.
«Агент Лайтхувз» – было написано на одном седле, «Сержант Винд Виспер» – на втором. Если я не могла их использовать, то уж точно не могла позволить использовать их против меня. Я посмотрела на полки, полные Чудо‑клея, изоленты, металлолома и скипидара, а потом на связанного пегаса и улыбнулась.
– Интересно, сколько всего я успею наделать за пять минут…
Четыре с половиной минуты спустя я, предварительно убедившись, что эту силовую броню нельзя будет использовать в ближайшем времени, и что я задолжала Анклаву кругленькую сумму за ремонт, вышла из отсека. Я могла только догадываться, как трудно будет одеть эти комплекты брони, когда все их швы залиты Чудо‑клеем, а уж то, каково в ней будет летать я даже и представлять себе не хотела. Я продолжила идти вперёд, по закругляющемуся коридору, и тут кое‑то привлекло моё внимание. Если бы Анклав не привёл это место в порядок, то я бы и не придала значения запаху фекалий.
Я выглянула из‑за угла, увидела ещё одну охранницу и медленно пошла в её сторону. Кобыла посмотрела на меня, и её зрачки тотчас расширились. Я узнала её, именно эта пегаска, благодаря мне, несколько часов назад оказалась крепко‑накрепко приклеена задницей к полу. От её хвоста остался лишь жалкий огрызок. Я выхватила свой пистолет быстрее, чем она.
– Привет. Я уже говорила это и снова повторю. Я не хочу убивать тебя. Мне нужны лишь ответы.
Я узнала это зловоние, доносившиеся из‑за двери. Чуяла его несколько часов назад.
– Открой дверь.
Она сглотнула.
– Не могу. Она закрыта, и у меня нет ключа.
Я осторожно вытащила её пистолет из кобуры, пополняя свой арсенал, потом посмотрела на замок. Сомневаюсь, что смогла бы взломать его, следя при этом за пегаской. Взглянув на охранницу и сжав губы, я взяла пистолет в рот и сосредоточила весь свой телекинез на замке. От напряжения у меня заслезились глаза. Раздался щелчок, и дверь открылась.
– Ну вот. Заходи, – сказала я, снова взяв пистолет в захват телекинеза.
Дверь открылась, и волна смрада накатила на нас. Я заметила, как охранница поморщилась от отвращения, задрожала, и, в конце концов, её вырвало от вони. Сразу видно, что она не была в «Пони Джо». Я ткнула её в круп пистолетом, когда она шагнула в кладовую, переделанную под тюрьму. Пол‑дюжины камер, в каждой из которых сидело по рейдеру с пеной на губах, они тут же бросились в нашу сторону, натягивая ремни, которыми они были связаны. Их зловещий смех наполнил комнату. Некоторые из них давным‑давно сжевали свои собственные языки и губы и приветствовали нас кровавыми улыбками, глядя в след пожелтевшими глазами. Это была конечная стадия превращения в рейдеров. Если они не могли съесть кого‑то другого, они съедали самих себя.
Меня больше интересовала желтовато‑коричневая пегаска, привязанная к дыбе. У неё не было крыльев, их ампутировали, а вместо кьютимарки у неё был круглый шрам и контур облака и молнии. Шрам выглядел старым, а ампутация – совсем свежей. Она заметила меня и начала дрожать. Мою пленницу снова затошнило.
– Пожалуйста… пожалуйста… не надо больше иголок, – обречённо взмолилась она. Я посмотрела на поднос, на котором лежало несколько больших шприцев. В нескольких из них была кровь.
– Освободи её! Сейчас же! – приказала я своей пленнице, которая была достаточно сообразительной, чтобы понять, что я была в прекрасном настроении, чтобы запихать её в ближайшую камеру. Пурпурная пегаска поторопилась освободить светло коричневую заключённую.
– Что случилось с твоими крыльями и кьютимаркой? – мягко спросила я.
Я заметила, как гримаса боли исказила её лицо. Она не собиралась отвечать, да и что бы я сделала, если бы она ответила? Оторвала бы крылья моей пленнице?
Заключенная всхлипнула:
– Это из‑за моего шрама… клеймо для тех, кто покидает Анклав. Я – дашит.
Как только её освободили, она сделала несколько неуверенных шагов.
– Что они делали? – снова спросила я, прижимая пистолет к затылку своей пленницы.
– Я не знаю. Они пичкали меня какими‑то лекарствами и делали уколы. Пытались заставить что‑то работать. – Она выглядела совсем разбитой, пытаясь взмахнуть крыльями, которых у неё больше не было, и всхлипывая. Это как если бы мне отрезали мой рог.
– Забирайся на дыбу, – приказала я своей пленнице. Охранница неохотно встала в неё, и я врезала ей в морду. Обернувшись, я сказала светло коричневой кобыле:
– Ты сможешь выбраться через…
Она лежала распластавшись на полу, и у неё не хватало макушки. У меня не было времени на раздумья, я просто схватила своей магией всё, до чего могла дотянуться и раскидала вещи по всей комнате. В одном месте хлам отскочил от невидимой преграды.
Я никогда раньше не левитировала два пистолета сразу, но теоретически, это было возможно. Два пистолета взвелись и направились в сторону невидимки. Я нажимала на спусковые крючки так быстро, как только могла, устроив настолько плотный огонь, что заставила бы пистолет‑пулемёт гордиться собой. Что‑то замерцало, и передо мной появился адъютант Минт Фреш, истекая кровью из множества дырок в своей броне.
Единорог отшатнулся назад и попытался достать пистолет с глушителем, но я отпустила свои пушки и перехватила его пистолет своей телекинетической хваткой. Он пытался бороться, но я присела, развернулась и лягнула его в лицо. Это позаботилось об остатках его концентрации. Я быстро подняла всё оружие (для единорога упавшее оружие было пригодным оружием), а потом и самого адъютанта за ноги и ударила об решётку одной из клеток.
– Зачем? – спросила я, смотря ему в глаза.
Он плюнул мне в лицо и ухмыльнулся… и тут я получила помощь из неожиданного источника. Рейдерша в этой камере не была связанна так хорошо, как остальные, она подползла к решётке и укусила Минт Фреша за шею. Он закричал, а она стала жевать.
– Зачем? Что вы тут делаете? – спросила я, пнув единорога и начав проталкивать его передние конечности через решётку. Рейдерша засмеялась от радости, что я предоставила ей такой банкет.
– Чёрт! Я не знаю… Я не… – кричал он, пытаясь выбраться.
Я протолкнула его ближайшее ко мне копыто ещё глубже в камеру.
– С хрена ли ты не знаешь? Ты один из специальных единорогов Анклава. Всё ты, блять, знаешь! – прорычала я ему в лицо.
– Я не знаю! Не знаю! Святая Луна, спаси меня, я не знаю! – прокричал он, по его лицу текли слёзы. Раздался звук рвущейся плоти и безумное чавканье. Он начал терять сознание, и я левитировала одно из лечащих зелий из мед кабинета и насильно влила ему в глотку. Он поперхнулся, затем снова закричал.
– Болезнь! Мы должны… Она не… – Единорог запнулся, когда рейдерша снова принялась бешено жевать его ногу.
– Говори! – проревела я, дав ему ещё одно лечебное зелье.
– Эта зараза не берёт пегасов! – прокричал он, когда кобыла схватила и потянула его заднюю ногу. Я влила в Минт Фреша ещё одно зелье. – Мы не знаем почему! Они невосприимчивы! Святая Селестия, остановись!
Он дважды выстрелил мне в голову. Он убил эту безоружную искалеченную пегаску‑заключённую в режиме невидимости как подлый трус. Я отчётливо видела кровь на его копытах. И я, чёрт возьми, не собиралась останавливаться!
– Тогда зачем вы это делали? – потребовала я ответа, протолкнув полностью одну из его ногу через решётку. Рейдерша внутри завизжала от восторга.
– Чтобы… – начал было он, но тут его голова взорвалась во вспышке малинового света.
Оперативный агент Лайтхувз стоял в дверном проёме, его боевое седло было наготове, и я оказалась под прицелом двух лучевых пушек. Он выглядел… впечатляюще. Может быть немного тошнотворно.
– Я мог поклясться, что Минт Фреш скорее сдохнет, чем станет говорить. Безусловно, я не ожидал, что рейдера можно использовать как орудие допроса. Это стоит взять на заметку.
Если бы я только могла вытащить ствол и выстрелить, я бы сделала это, но агент был подобно взведённому курку. Он продолжил, его голос звучал тихо и монотонно:
– Если бы вы потерпели день… всего один день… то всё было бы чисто, хорошо и доведено до логического конца. Но нет. Вы явились сюда, всё усложнили, нарушили ход моей операции и, в довершение всего, скормили рейдеру моего доверенного адъютанта, чтобы заполучить ответы. – Он подмигнул мне, а затем улыбнулся. – Не думаю, что смогу заинтересовать вас новой работой, верно? Силы безопасности Анклава нашли бы вам применение.
– Да вертела я вас на своём рогу, – ответила я. Не очень красноречиво и броско, но сейчас я была в весьма скверном настроении. – И дай угадаю, сейчас ты и меня пристрелишь?
Он явно этого хотел. Я заметила, как он опустил взгляд на кобылу, жадно отрывающую кусок за куском от Минт Фреша. Когда же он снова взглянул на меня, я поняла, что Лайтхувз, безусловно, думает об этом.
– Это действительно необходимо. Вы не та пони, которую стоит недооценивать. Это будет мудрым поступком – прикончить вас сейчас. – Он сделал глубокий вдох. – Но, к несчастью, вы много значите для моих операций. Если я сдам вас Деусу и Ростовщице, то смогу спокойно спать, – будничным тоном ответил он. Это было приятно слышать, кто‑то хотел поймать меня не ради нелепой кучи крышечек. – Так что вас сейчас обыщут, а потом вы очень вежливо пройдёте в тюремный отсек. После я закончу здесь, и ход вещей вернётся в нормальное русло.
Я аккуратно сбросила с себя маскировку, и тут в комнату вошли ещё два пегаса. Один освободил связанного мной пегаса, а второй подобрал мой снаряжение.
– Уберите тело, – произнёс Лайтхувз освобождённой охраннице, кивком указав на рейдера и её закуску из зелёного единорога. – К счастью, Минт закончил свою работу прежде, чем отправился на ваши поиски.
– Но зачем?
– Этот вопрос когда‑нибудь сведёт тебя с ума, если вы и дальше будете постоянно всем его задавать, – всё тем же будничным тоном ответил он, но я буквально почувствовала, как его лучевые пушки нацеливаются на мою голову. – Достаточно сказать, что консул Скай Страйкер забыл, что основная задача Анклава – защищать народ пегасов от всего, что может ему угрожать. И даже от наших же благих намерений. Я и правда не имею ничего против вас или мисс Глори, и я бы отпустил вас обеих, если бы вы, Блекджек, не были бы настолько полезны для нас. Но даже после «смерти» Монин Глори, консул не осознал, насколько глупы его методы.
– А что по твоему должно помочь консулу это осознать? – спросила я, когда мы подошли к клетке и он, заведя меня внутрь, захлопнул дверь.
Я могла сказать, что часть его хотела заставить меня корчиться в боли, и не потому что я убила его подчинённых, а просто потому, что он был скотиной. Он просто ответил:
– Дезертирство дочери. – И посмотрев на конвой, добавил. – Никакого оружия. Никаких дубинок. Возьмите Бак, Гидру, и, если нужно, Стампейджа, и сделайте из неё пюре голыми копытами. Вас двое против девки. Если она попытается что‑то сделать – убейте её. – Он помолчал, глядя на меня больной улыбкой. – Она обязательно попытается.
С этими словами он развернулся и вышел из комнаты, оставив меня с безоружным и очень напуганным конвоем. Я ходила взад‑вперёд, освещая янтарным взглядом то один, то другой угол.
– Что ж. Он – яркий пример того, чем является Анклав. Чем вы все являетесь. – сказала я, глядя им прямо в глаза.
– Эта дура знала, что её ждёт, когда спускалась сюда. Нашла неприятностей на свой круп, – сказал первый с насмешкой.
– Заткнись. Не разговаривай с заключённой, – сказал второй пегас с коротко остриженным хвостом.
– Ох, да расслабься ты. У неё же ничего нет. Она будет сидеть здесь и никуда отсюда не денется, – вяло фыркнул первый.
Послышался треск из динамиков.
– Меня зовут Монин Глори. Я делаю это заявление, чтобы уведомить пони Тандерхеда, что я больше не могу терпеть ваш жесткий и жестокий отказ от поверхности. Мы живем в нашем чистом и безопасном мире, в то время как ниже нас страдания и смерть.
Я уставилась на громкоговоритель, висевший на стене. Это был её голос, но…
– Как?
Но тут я догадалась.
– Минт Фреш. Стоит отдать должное этому рогатому козлу, заклинания манипуляции он знает как собственные копыта. Может заставить любого говорить то, что он хочет, – усмехнулся первый охранник. – Записал всё на галокассету и вуаля! Мгновенное признание.
Из динамиков вновь зазвучал голос Глори, безэмоциональный и монотонный, как будто все её обычные интонации взяли и смешали в одну кучу:
– Много лет назад моя мать покинула Анклав, потому что осознала, что не может больше сидеть и бездействовать, пока другие пони страдают. Она поверила в Рейнбоу Дэш. И я верю в Рейнбоу Дэш. Меня тошнит от трусости, которую я вижу в ваших глазах, это просто отвратительно. Конечно, некоторые из вас присоединились к Добровольческому Корпусу, но этого недостаточно. И я не собираюсь больше терпеть это ребячество. Лучше я буду служить Рейнбоу Дэш на поле боя, чем работать в такой враждебной ко всему лаборатории. Тандерхед как болезнь, а поверхность – лекарство.
– Минт провозился с ней несколько часов. Наверняка он заставил её верещать как работницу квартала радужных фонарей, – прогоготал первый солдат.
– Заткнись, мать твою. Не зли её, – ответил другой, в страхе посмотрев на меня. – Ты не видел, что эта стерва сделала с адъютантом.
Я закрыла глаза, стараясь не обращать внимания на тираду о Тандерхеде. В этих словах не было ничего такого, что Глори не могла бы сказать, за исключением полного отсутствия в них верности Анклаву и гордости за Тандерхед. Воображение прямо‑таки рисовало Рейнбоу Дэш, отчитывающую свой народ за то, что они слишком трусливы, чтобы лететь вниз на помощь.
– И что же она собирается сделать с нами? А? – измывался он.
Я посмотрела сперва на одного, затем на другого.
– Блиц вопрос: у кого из вас ключи?
Второй охранник посмотрел на первого, в то время как тот с ужасом уставился на меня. Я посмотрела прямо ему в глаза и скользнула в З.П.С… Три телекинетических пули полетели в лицо пегаса. Луна свидетель, его голова взорвалась прямо передо мной. Отстранив эту картину на второй план, я уставила свой взор в глаза второго охранника. Я не говорила, не угрожала, даже не моргала, но пегас дрожал с головы до кончика хвоста.
– Достань ключи и открой решётку, – медленно сказала я, а затем добавила: – Я не хочу тебя убивать.
«Но я не отвечаю за себя, если ты попытаешься сделать что‑то лишнее.»
Он весь дрожал, пытаясь вытащить ключи из кармана своего друга, но чуть погодя ему даже удалось обуздать свою тряску, чтобы открыть дверь. Я почуяла, что он хорошенько обмочился. Неплохо. Я вышла, всё ещё глядя на него, затем мотнула головой в сторону клетки. Он зашёл в камеру и заперся.
– И не вылезай отсюда, – всё что я сказала, обыскивая его. Я нашла несколько таблеток Бака, большой шприц с рисунком четырехглавого дракона (вероятно Гидра) и набор доз, как я поняла Стампейджа.
И вдруг я услышала крик Глори. Даже стальная дверь с табличкой «Помещение для допросов» не смогла заглушить её вопль. Я била по ней своими копытами, попутно ковыряясь в замке магией. Без толку. Я взглянула на следующую дверь с надписью «Наблюдательный пост», и вышибла её. В комнате было пусто, за исключением металлического стола. И затем мой мир окрасился красным, в пучине ярости и гнева.
Через стекло я увидела лежащую на столе Глори. Один ублюдок прижимал её туловище, другой же удерживал её круп на месте. Это могло быть наглядным пособием по изнасилованию, если бы кожа на её боку не почернела и не дымилась от химических ожогов на её кьютимарке. Восходящее солнце на её боку исчезло навсегда, оставив после себя пустое и тёмное полушарие.
Я обрушила свои копыта на зеркальное окно. Стекло задребезжало. Бросив вопросительный взгляд в мою сторону, эти двое продолжили свою работу. Один из них вытащил клеймо. Я видела этот знак меньше часа назад, выжженный на боку заключённой дашитки. Он направил клеймо под пламя паяльной лампы, и я видела, как оно медленно окрасилось вначале в красный, а затем в жёлтый цвет. Я вложила всё силы в свои копыта, но стекло так и не разбилось. Оперативный агент Лайтхувз вздохнул, когда посмотрел на меня из другого окна наблюдательного поста на дальней стороне помещения для допросов.
Клеймо коснулось её почерневшей кьютимарки и исчезло за завесой дыма, шипения и крика, что ударил мне прямо в сердце. Будь лучше. Я съела сразу горсть Бака, вколола Гидру, и без сожаления опустошила ампулу Стампейджа. Весь мир теперь представлял из себя красный туман и душераздирающий крик, который был всё дальше, дальше и дальше.
* * *
Я поняла, что прошло лишь несколько минут, потому что я ещё пылала изнутри, но уже понемногу начала остывать, когда сознание начало возвращаться ко мне. Я сидела, залитая кровью от головы до копыт. Мой рот наполняла какая‑то жидкость с металлическим привкусом пополам с обрывками мяса. Один металлический стол торчал в широкой дыре в окне, другой был изломан и покорёжен до неузнаваемости. Я могла считать мертвецов только по их туловищам. От остального мало что осталось. Дверь стояла открытой, и я была абсолютно уверена, что ни одно из этих тел не принадлежит Лайтхувзу. Но всё это не имело значения. Глори плакала.
Я подвела её. Не сумела убедить её в опасности. Не смогла вовремя найти доказательства. Не успела добраться до Лайтхувза. Не сумела добраться до неё. Её метка исчезла, отнятая пони, которым она доверяла безоговорочно. И это была моя вина. Свежий след от клейма чернел и бугрился, чёрное кольцо обрамляло участок красной кожи, внутри которого было выжжено облако с бьющей из него молнией. Знак дашита.
– Давай, – прохрипела я. Сердце яростно билось в моей груди, отдаваясь в голове.
– Ну же, – простонала я, осторожно подталкивая её носом. – Нам нужно выбираться отсюда.
– Оставь меня, – почти неслышно прошептала она.
Я рухнула рядом с ней.
– Нет, – ответила я, с радостью лишаясь опоры под ногами. Лайтхувз говорил: «Сделайте из неё пюре». Теперь я действительно понимала, что это значит. – Даже не думай.
– Я всё испортила, – сказала она, рыдая и прикрывая лицо копытами.
«Да‑да. Это мы уже проходили.» Не обращая внимания на то, что я могла в любой момент потерять сознание, и что была вся в крови, я приблизилась к ней и заключила её в объятия.
– Ты ничего не испортила, понятно? Он играл с тобой. Это его вина.
– Я никогда не смогу вернуться домой. Я разрушила всю работу моего отца. Добровольческого Корпуса. Вообще всё. – Глори продолжала плакать, коротко всхлипывая.
Мягко похлопав её по спине, я тихо сказала:
– Только если ты сдашься. Погибает только тот, кто смирится с поражением. Так или иначе.
Она судорожно вздохнула, но наконец подняла на меня свои фиолетовые глаза.
– Спасибо, Блекджек, – тихо прошептала она. – Но я всё ещё чувствую себя виноватой во всём.
Я лишь улыбнулась.
– Ну, по крайней мере твоя ошибка не привела к чьей‑нибудь смерти. Я слышала, были и такие пони, ошибки которых стоили жизни миллионам. – Я помогла ей подняться на копыта; это было будто пытаться помочь жеребёнку сделать первые шаги, даже несмотря на выражение боли на её лице. – Ну а теперь давай‑ка свалим отсюда.
– И помоемся, – дрожащим голосом сказала она. – Мне правда нужно вымыться. Смыть с себя это место. И… – она нервно сглотнула, пытаясь изобразить на лице улыбку, – тебе тоже стоит. Ты сейчас очень грязная.
– Что, рейдерский прикид мне не идёт? – Ладно, это была тупая шутка. Сейчас я смотрела на искалеченные тела, разорванные на куски моими же зубами и копытами, и молилась, что всё это было лишь из‑за наркотиков. Я поднялась на копыта, и мы шаг за шагом заковыляли к выходу. Хвала богиням, всё моё снаряжение было в комнате охраны; я старалась игнорировать возникшее чувство сентиментальности, снова натягивая свою броню. На моём Л.У.М.‑е появилось три метки, и все жёлтые. Я могла бы вернуться назад и тщательно обыскать это место, но только когда Глори будет в безопасности.
Мы вышли наружу. Думаю, мы могли бы добраться до кучки жилых трейлеров неподалёку, а потом…
Всё взорвалось.
«Святая, радигатор тебя дери, Селестия, ну какого хрена всё вокруг меня постоянно взрывается?!»
Я вскочила назад на копыта. Передняя часть здания разваливалась позади нас, погребая под собой входные двери. Вертибак кружил в небе, и было немного жутковато, что такая огромная штука может летать практически бесшумно. А ещё он готовил свои турели для нового выстрела.
– Глори, лети! – прокричала я, но она была слишком травмирована или истощена, и смогла лишь свернуться в клубочек, словно жеребёнок.
Я понеслась так быстро, как только могла, чтобы увести опасность подальше от пегаски. Если мне повезёт, они примутся за бегущую цель, справедливо рассудив, что смогут позаботиться о Глори позже. Моё сердце всё ещё грохотало в груди, пока я беспорядочно носилась взад‑вперёд, на ходу доставая карабин и заряжая его бронебойными.
Как оказалось, их бронебойность была явно переоценена: эти пули не могли пробить даже окна Вертибака, чего уж там говорить о его броне. А вот его орудия поливали меня градом сияющей смерти, оставляя небольшие кратеры в бетонных плитах вокруг. Я бегала и кружилась, спасая свою жизнь; осколки бетона врезались мне в бока. Рёв орудий заставлял меня бегать в поисках укрытия, отчаянно пытаясь придумать способ, как же хоть что‑то сделать с этой штукой.
– Ладно, шутки кончились! – прокричала я, заряжая карабин разрывными патронами.
Но они лишь оставили несколько чёрных пятен на стекле, защищающем двух управляющих Вертибаком пегасов. Я прямо таки чувствовала, как пилоты внутри этого бронированного корыта ржут надо мной. Да они, блять, играют!
Мне нужна другая пушка.
И пуля побольше.
«…Клик!»
И тут до меня дошло: у меня уже есть и то, и другое.
Сглотнув, я отбросила карабин и вытащила Причуду Троттенхеймера. Казённик пистолета распахнулся с тяжёлым стуком. Я вытащила ртом чёрную коробку, магический замок которой со щелчком открылся, и серебряная пуля выпала наружу. Ещё одна вспышка света ударила в плиту рядом со мной, пока я заряжала снаряд, сбив меня с ног и осыпав новой порцией бетонной шрапнели. Как же мне надоело, что все сегодня пытаются меня пристрелить. И не только сегодня, а вообще всегда. Увидев тяжёлый пистолет рядом с собой, я подхватила его магией и закрыла; Вертибак тем временем разворачивался для новой атаки.
Мой ход. Подняв пистолет, я активировала З.П.С. Странные таинственные знаки появились на моём Л.У.М.‑е, когда оружие сделало… что‑то… с моим ПипБаком. Я могла запрограммировать только один выстрел; оно и хорошо, учитывая, что у меня он и был один.
Если бы я не стояла застывшей в магической недвижимости, я бы закричала. Да какое же оружие спрашивает тебя, стрелять ему или нет? Я судорожно нажимала на «Д».
Поле белой магической энергии окружило меня, приковав к месту. Второе поле образовало конус, направленный прямо на Вертибак. Я не могла пошевелиться! Не могла дышать! Бронированный небесный фургон был сейчас идеальной мишенью. Затем я почувствовала нажатие спускового крючка.
Отдача была такой силы, что вырвала пятиметровый кусок земли вокруг меня, в то время как мир окрасился красным. Магическое поле удерживало меня и оружие на месте, и единственное, что я могла слышать, глухой ревущий гул. Я должна была бежать. Я оставалась на одном месте слишком долго! Мне представилась пара ракет, летящих ко мне, чтобы разорвать…
Вертибак исчез.
Как и диспетчерская вышка.
Как и кучка облаков в небе.
Свет далеких звезд защекотал глаза, когда я вдруг резко повалилась на бок. Отсюда, снизу, открылся идеальный вид на парящий вдалеке силуэт, который не мог принадлежать никому, кроме оперативного агента Лайтхувза. Ну конечно, этот ублюдок смылся своим ходом, пока Вертибак пытался прикончить меня. Он ещё и как‑то умудрился залезть в свою силовую броню; что ж, надеюсь, металлолом натрёт ему парочку мозолей в одном месте.
Лёжа вот так, я была лёгкой мишенью; всё, что ему требовалось – это сделать выстрел. Какое‑то время он колебался, и я почти чувствовала, как он рассматривает меня сверху. Подняв на него свои янтарные глаза, я снова левитировала Причуду; я была так слаба, что бронированный пистолет в моем магическом поле дрожал и шатался.
– Бум, – прохрипела я, прежде чем со стоном упасть лицом вниз.
* * *
Я проиграла и чувствовала себя абсолютно разбитой. Нет, конечно, я всё ещё была жива и продолжала дышать, но тому ублюдку, который пытал Глори, удалось сбежать вместе с фальшивым признанием. Понятия не имею, как сильно оно сможет навредить отцу пегаски, да и, честно говоря, мне плевать. Я знала лишь, что то, как Лайтхувз обошёлся с Глори, погасит последний огонёк надежды, горящий в её сердце.
– Нечестно, костлявый ты мудак. Нечестно. Играй со мной в свои игры, – пока я была в раздумьях, начал накрапывать дождь. – Делай со мной всё, что хочешь. Но не с ней. И не с П‑21.
– Ах, а что мне помешает использовать твоих друзей так же, как и тебя? – услышала я в своей голове ответ воображаемого Крупье, когда посмотрела на остатки диспетчерской вышки. Отверстие в облачной завесе уже затянулось, но я всё ещё помнила эти прекрасные огоньки света на фоне жуткой, беспроглядной тьмы.
– Я использовал этого агента чтобы добраться до твоей подруги. Я использовал эту крылатую особу, и она рассорилась с тобой. И я использовал тебя, чтобы ты разрушила планы агента. Вы все лишь игроки в этой большой игре.
– Но не я. Я не твоя игрушка, и мои друзья тоже, – подумала я, пытаясь привести Глори в чувство. Мне бы очень хотелось, чтобы у меня был с собой талисман регенерации, и ещё, чтобы мой рог не был настолько бесполезен, что я не могла сотворить даже элементарное исцеляющее заклятие, чтобы помочь пегаске.
– Ого. Значит, нет? Ты не хочешь быть игроком? Что ж, это делает тебя картой. – Где‑то на задворках моего сознания, костлявый ублюдок принялся тасовать колоду. – Позволь мне спросить, чем ты лучше всех этих пони? Ты думаешь, что у тебя есть добродетель? Друзья? Вы слепцы, Блекджек, и сами не знаете куда бредёте. Не беспокойся, я не брезгую подобными. – Я услышала шорох ложащихся на стол карт, а затем смешок, который был подобен удару костей по стальному барабану. – Ставки сделаны.
Лязг силовой брони возвестил о прибытии сержанта Винд Виспер. От неё разило жжёным скипидаром, но, судя по всему, отсутствие шлема нисколько не сказалось на её способности летать. Я подняла взгляд на пегаску, не двинувшись с места. Я могла убить её: три телекинетических пули прямо в голову. Но мне не хотелось этого делать. Я была измождена, избита, а моё сердце всё ещё продолжало тяжело стучать в груди. Но я могла убить её.
– Мы отступаем с этой позиции, – произнесла она деловым тоном, пристально глядя на меня. Хвосты двух пегасов, которые следовали за ней, были коротко пострижены: парочка, которую я пощадила до этого. Теперь они смотрели на меня так, будто я была мутировавшим драконом. Может, отчасти это и было так. – Агент Лайтхувз сбежал, поэтому мы тоже отправляемся в небесный порт.
– Что ты доложишь своим начальникам?
– Правду. Что ты напала и уничтожила опорную базу Анклава, расположенную на Авиабазе Мирамэйр. Что я услышала признание Монин Глори, которое звучало из громкоговорителей. Что Агент Лайтхувз оказался вовлечён в некий проект, касающийся рейдеров, – сухо ответила она, а затем посмотрела на остатки диспетчерской вышки. – Я так же посоветую им… очень настойчиво посоветую… не пытаться отомстить тебе за учинённый здесь беспорядок.