«Самое главное, – подумал Батчулун, – Норжма приедет, и это отлично! Хорошая девушка. Сказала, что приедет – и вот, пожалуйста, сдержала слово. Правда, день встречи Нового года в бригаде по‑прежнему не установлен. Как и тогда, когда Норжма приезжала в командировку.
В душе она, наверное, ругает нас за расхлябанность. Ну, ничего, в этом году мы все‑таки справимся! Надо будет уточнить, сколько мы выдали на‑гора за последние дни, а то знаем, что близки к выполнению плана, но сколько еще осталось – точно не известно. Когда все подсчитаем, тогда можно и день новогоднего праздника назначить».
Батчулун перелистал свою записную книжку, сделал какие‑то пометки. Затем надел полушубок, надвинул на глаза ушанку и вышел. Батчулун быстро шагал по скрипучему снегу вдоль горняцкого поселка, сплошь застроенного двухэтажными новыми зданиями.
Порывы холодного ветра подталкивали его в спину. Пройдя несколько кварталов, Батчулун вошел в один из домов и поднялся на второй этаж. Постучал в дверь. Увы, никто не отвечал! Батчулун вырвал из блокнота листок и написал на нем: «Дорж! Найди Дамдина и в два часа приходи с ним ко мне!»
Записку он скатал трубочкой и всунул в замочную скважину. Выйдя на улицу, Батчулун решил направиться во Дворец культуры. Там с утра до вечера полно молодежи – шахтеры работали в три смены.
«Возможно, я встречу Доржа там», – решил Батчулун. Войдя во дворец, он побежал было в зал, но там только что началось кино. Тогда Батчулун направился в комнату, где помещался комитет ревсомола. Приоткрыл дверь и тут же снова ее закрыл. «Заседание у них, что ли? Нет, не похоже. Скорее всего, просто беседуют».
– Что ни говори, а он здорово выглядит! – сообщила одна девушка.
– Ты подметила что‑нибудь особенное? – спросила другая.
– Несомненно. Новая рубашка, новый галстук, новый шарф, новая шапка, да и чувства, наверное, новые...
– Ну, уж тут ты пересолила...
– Милый только вчера из Улан‑Батора приехал – как же ему плохо выглядеть! – с явной иронией произнесла собеседница. – А на каком он факультете учится?
– На ветеринарном...
– Но у вас и скота‑то нет. Лечить некого. Здесь одни машины, техника. Может, он из ветеринара в механика переквалифицируется?
– Мне все равно, кем он будет. Я с удовольствием выйду за него замуж, только он об этом еще не знает! – рассмеялась девушка. И было совсем непонятно, шутит она или говорит серьезно.
Батчулун, став невольным свидетелем этого разговора, задумался: «Нет, у них с Норжмой будет все по‑другому! Ему уже обещали, если он привезет невесту из Дархана, то ее возьмут на работу на узел связи. Возможно, и инженером станет...»
Затем заговорил секретарь – Батчулун узнал его голос. Все притихли, стали слушать. «Выходит, у них все‑таки заседание!»
– В целом мы успешно справляемся с годовым планом. Бригада Сэдэда идет впереди, скоро будет отмечать Новый год.
Эти слова секретаря задели Батчулуна за живое.
– А теперь поговорим о бригаде Батчулуна, – продолжал секретарь. – Они тоже взяли обязательство выполнить план досрочно. Однако пока они что‑то молчат. Скоро подводить итоги соревнований, а от них не поступило никаких сообщений. И вообще нехорошо молчать, когда все ждут выполнения данного им слова...
– А может, Батчулуну теперь и вовсе некогда думать о Новом годе, если все его мысли в Дархане, – сказал кто‑то из членов комитета.
– А разве он еще не перестал думать об этом?
– Кто сказал, что перестал? Он даже в субботу на работу не вышел, в Дархан ездил, и, кажется, не зря: говорят, радушно был принят.
– Да, нехорошо все это...
Прослушав весь этот разговор, Батчулун не на шутку обиделся. Обсуждают его жизнь и работу, а говорят как о чем‑то пустячном, не имеющем значения.
«Ладно, была не была – войду», – решил он и толкнул дверь.
– Входи, входи, – раздался голос секретаря.
II
Когда Батчулун вернулся домой, в парадном его уже поджидали Дорж и Дамдин.
Войдя в комнату, Дамдин снял пальто и, растирая уши, спросил:
– Ты по какому поводу нас вызвал?
– Вот что, ребята! Давайте решим, когда будем Новый год отмечать.
– Мы тоже интересуемся – когда?
– Я только что заходил в комитет, а потом – в контору. Выяснял обстановку. Мы немного просчитались: до плана не хватает трех тысяч тонн, ясно?
Дорж внимательно посмотрел на Батчулуна и Дамдина.
– По моим прикидкам – так оно и должно быть, – сказал он. – Три тысячи – это, в общем, не так уж много. Днем вы с Дамдином дадите норму, ночью – мы с Довчином. Глядишь, завтра во вторую смену мы и доберем остаток, не так ли?
– Нет, так, пожалуй, не хватит. А вот если Сурэн с Жаргалом еще дадут на‑гора пару сотен тонн, тогда...
– Добро, так и решили. Завтра к вечеру закончим программу, – подытожил Дамдин.
– А почему, собственно, обязательно завтра? – возразил Дорж. – Можно и послезавтра, ничего страшного.
«Лучше всего встречать Новый год в день выполнения плана», – вспомнил Батчулун слова Норжмы. «Так обычно здесь все и делают, – подумал он. – Да и в комитете об этом говорили. И бригада Сэдэда собирается так поступить. Завтра – пятнадцатое декабря. Если мы выполним план, значит, сдержим слово – завершить программу на полмесяца раньше срока, и бригаде присвоят имя Ревсомола».
– Нет, сделаем план завтра и завтра же отпразднуем, – произнес он вслух.
– Надо сказать нашим – Сурэну и Жаргалу, да?
– Конечно... А где будем устраивать встречу?
– У нас дома, если нет других предложений, конечно, – сказал Батчулун.
Он жил с Жаргалом в однокомнатной квартире. Нельзя сказать, чтобы она была заставлена мебелью. Две кровати, диван, стол, тумбочка под телефоном, несколько стульев – вот и вся обстановка. На кухне – тоже стол, табуретки да полка с посудой.
– Ну что ж, у вас так у вас, значит, и этот вопрос решили. Тогда давайте втроем сядем и все как следует продумаем. Составим план, – предложил Дамдин.
– Ты прямо‑таки производственный отдел у нас! – воскликнул Дорж.
– Ты к чему это сказал?
– А как же? Тебе надо, чтобы все делалось по плану.
– А ты разве не знаешь, что план – это одна из первых заповедей социализма! Говори, знаешь или не знаешь?
– Знаю, знаю... Не буду спорить с тобой. Я согласен – давай твой план.
– Для меня главное, – сказал Дамдин, – достать новые струны для гитары. А то сегодня утром старые порвались, и я их выбросил. И обшивка у гитары, что мы с тобой клеили, тоже ободралась...
Друзья долго еще обсуждали, как им организовать праздник. Определили время сбора – в восемь часов вечера. Сурэн и Дорж придут с женами. Из Дархана приедет Норжма. Пригласят еще нескольких ребят, в том числе и из комитета. Придется собрать посуду. Своей мало будет. Надо будет принести еще стол и стулья. Договорились, что всем этим займутся Батчулун и Дорж. У них есть кое‑какой опыт. Батчулун в прошлом году входил в комиссию по подготовке новогоднего вечера. Дорж наряжал елку во Дворце культуры, готовил маски для карнавала. Вообще, все должно получиться неплохо. Жаргал и Довчин хорошо поют. Дамдин на гитаре играет. Сурэн читает стихи. Ну, а стол они будут накрывать сообща.
– Итак, – торжественно заявил Дамдин, – наш Новый год начинается завтра. Завтра бригада товарища Батчулуна с участием помощника машиниста товарища Дамдина побьет все рекорды и станет первой на угольных шахтах Шарын‑Гола[95], выполнившей годовой план. Мы докажем, что никогда не бросаем слов на ветер...
– Ладно тебе, – улыбнулся Дорж.
– Слушай, Батчулун, – продолжал Дамдин. – А не попросить ли Норжму привезти струны?
– Это можно. А теперь ответь, ты завтра домой один придешь?
– Разве я прихожу домой не один?
– Не притворяйся. Я наслышан о твоих похождениях.
– Чепуха, я мамы боюсь...
– А среди учительниц средней школы ты не знаешь одну – особенно ласковую и нежную?
– Да как тебе сказать. Я однажды приглашал ее домой, уговаривал: мол, не бойся, моя мать тебя ругать не станет. Разве что спросит, сколько классов окончила, – засмеялся Дамдин.
– Когда я с Цэрмой познакомился, она тоже боялась первый раз зайти ко мне, – задумчиво сказал Дорж.
– Войдешь – не выйдешь, – сказал Батчулун.
III
Друзья уже собирались прощаться, когда дверь распахнулась и вошел еще один член их бригады – Довчин. Ему было решено поручить закупку продуктов для новогоднего стола. Однако не успел Батчулун раскрыть рот, чтобы сообщить об этом Довчину, как Дамдин выпалил:
– Да здравствует человек, который добровольно явился, чтобы принять на себя самое ответственное поручение!..
– Ладно, об этом мы еще поговорим, – ответил Довчин. – Но вот вы тут сидите, а к Дамдину отец приехал. Ищет его повсюду, волнуется.
– Будет тебе сказки рассказывать, – без малейшего беспокойства ответил Дамдин...
Да, действительно, очень разные по характеру люди собрались в бригаде. Батчулун был выдержанным и надежным человеком. Сурэн – очень вспыльчив и легко уязвим, Дорж внешне казался суровым, бывалым и опытным человеком, а в действительности был робок, нерешителен. Довчин был чересчур дотошным в работе; Дамдин – белоручка, а Жаргал – вообще еще совсем ребенок.
Довчин, не снимая пальто, сел на краешек стула рядом с Доржем.
– Говорят тебе, иди быстрей! Отец ждет тебя на морозе, а ты тут рассиживаешься! – снова обратился он к Дамдину.
– Милый, я на эти шуточки давно уже не попадаюсь.
– Я не шучу. Пойдешь – сам увидишь. А впрочем, как хочешь: не веришь, что отец приехал, так не верь.
– А вы, ребята, – посмотрел на Батчулуна и Доржа Довчин, – выделите мне пачку самых хороших сигарет.
– Дудки, мы сами курильщики, – ответил Батчулун.
– Тогда давайте кило конфет!
– Это другой разговор. Завтра вечером начнем накрывать новогодний стол, может, что и останется. Что, видно, уже прокутил премию?
Между тем Дамдин на всякий случай решил все‑таки сходить домой – а вдруг и правда отец приехал. Надевая пальто, он сказал Довчину:
– Килограмм конфет не шутка. Так что ты завтра уж не поленись. Приходи сюда и, несмотря ни на что, проси, авось дадут! – С этими словами Дамдин поправил борта пальто и вышел.
Вскоре стукнула парадная дверь и послышался скрип шагов на крыльце. Несколько удивленный поведением Дамдина, Батчулун обратился к Довчину:
– Как бы я обрадовался, если бы мои родители приехали навестить меня...
– К сожалению, я незнаком с его отцом. Хотя мы и из одного аймака, но сомоны у нас разные...
– Отец – точная копия Дамдина, – сказал Довчин.
– То есть как это? – удивился Дорж. – Отец копия Дамдина или Дамдин копия отца, уточни, пожалуйста!
Они еще немного пошутили по этому поводу. Затем Батчулун посвятил Довчина в план встречи Нового года. Когда Довчин ознакомился со списком приглашенных, он сказал:
– Надо добавить отца Дамдина.
– Конечно, какие могут быть возражения! Может, ты еще кого‑нибудь хотел бы пригласить?
– Я бы предложил пригласить Сэдэда, мы с ним очень дружны, хотя это и необязательно.
– Это какого Сэдэда?
– Бригадира.
– Так его бригада ведь сама собирается отмечать Новый год.
– Когда?
– Послезавтра, кажется.
– Ты точно знаешь?
– А как же! В комитете сказали. Это совершенно точно. Там все даты известны. Но ты об этом пока помалкивай. Слышишь?
– Ясное дело! А насчет завтрашнего дня вы хорошо придумали!
– Ты отвечаешь за покупки.
– Согласен, собирайте денежки!
– Легкая тебе досталась работа, – сказал Дорж.
– А тебе что? Тяжелая?
– Добыть елку, нарядить ее.
– Что же, работенка под стать тебе, – съязвил Довчин и снова пробежал глазами список гостей. – Послушайте, – сказал он. – А если мы позовем Дашму‑гуай? И, может, еще инженера Цагандая?
– Да, верно, Цагандая надо позвать. Он у нас на курсах машинистов вел самые главные предметы, – сказал Батчулун.
– Очень он серьезный, – улыбнулся Дорж. – Стоит ему, бывало, появиться, как я уже дрожу от страха. Подойдет и давай бубнить: «На современном карьере, оборудованном по последнему слову техники, каждый шахтер должен постоянно беречь рабочее время, должен соблюдать дисциплину, обладать чувством ответственности...» А что, если он и завтра, за новогодним столом, будет говорить то же самое?
– Нет, я уверен, на нашем празднике он будет говорить совсем другое, – сказал Довчин. – Он вас всех удивит своим красноречием. Выпьет немножко, покраснеет и начнет: «У меня, мол, очень много младших братьев. Несколько сот молодых ребят, они работают в Шарын‑Голе и составляют его главную рабочую силу – все они мои младшие братья. Наш карьер – это по‑настоящему карьер рабочей молодежи. Из ее рядов выйдет много героев труда, которые покроют себя неувядаемой славой. Я люблю этот карьер больше жизни. Вы должны любить его еще больше, чем я. Ибо когда меня не будет, в карьере останетесь вы. Эй, как тебя, подойди ко мне! – позовет он кого‑нибудь. – Слушай, – скажет Цагандай, – если завтра я подойду к тебе во время работы и учиню разнос, ты не обессудь, понял?» – «Понял», – ответит несчастный. А инженер растрогается и поцелует его в лоб. Думаю, завтра Цагандай‑гуай всех нас обнимет и расцелует. Наверное, и отца Дамдина тоже.
– Вполне возможно!
IV
«Ночью опять туман будет. В нем вся загвоздка: может все планы сорвать. Луну бы сейчас – тогда был бы порядок!» – думал Батчулун, шагая на работу. Дорогу он выбрал сегодня не ту, по которой обычно спускался в карьер, а другую, короче, однако более крутую и скользкую. Шел он быстро, перепрыгивая через рытвины и ухабы, обходя крутые глыбы угля. Уже вблизи экскаватора он вдруг заметил, как напротив, за кучей земли, мелькает чья‑то голова: кто‑то торопливо карабкался к нему.
Приглядевшись, Батчулун узнал Дашму, ту самую, которую они собирались пригласить на встречу Нового года. Перебравшись через кучу земли, Дашма стала медленно приближаться. Было слышно, как тяжело она дышит.
– А ты, оказывается, живучий, черт! Я думала, что прикончила тебя! – закричала она.
Люди говорили, что эту решительную и энергичную женщину назначили контролером за ее твердый характер, который, в свою очередь, мол, объясняется тем, что она вся состоит из одних сухожилий. Ее рабочее место помещалось в небольшом деревянном домике, прилепившемся на самом гребне карьера. Домик этот был явно рассчитан только на теплую погоду. Однако Дашма нашла выход из положения: завалила дощатый пол углем так, что он даже прогнулся от тяжести, и круглые сутки топила печь. А сама сидела за столом у окошка и собирала сводки. В этом заключалась ее работа.
Когда она приехала сюда с мужем, проработавшим свыше десяти лет трактористом в госхозе, то поначалу и сама собиралась стать горнячкой. Но потом раздумала – испугалась, что не осилит всю техническую премудрость.
А вот работать контролером ей нравилось: весь карьер был у нее на виду. Она первая узнавала, как идут дела у экскаваторщиков, у шоферов. Сменные контролеры и даже начальники участков обязаны были докладывать ей о ходе работы.
Сейчас Дашма спешила выяснить, все ли в порядке у Батчулуна, – ведь всего несколько минут назад, когда Батчулун проходил мимо домика и хотел пошутить с ней, Дашма словно бы в шутку толкнула его локтем. А он возьми да и упади. Дашма в сердцах обозвала его коровой на льду, но потом встревожилась: парень долго не мог подняться, а когда наконец поднялся, захромал.
– Ну, ладно, – успокоившись, сказала Дашма, – раз руки‑ноги целы – тогда иди работай и в следующий раз не балуй, а не то... – ворчала она, и Батчулуну показалось, что сейчас, засучив рукава, она бросится на него с кулаками. Однако нападения не последовало. – Заруби себе на носу это! – сказала Дашма и повернула было обратно к себе.
«Да, – подумал Батчулун, глядя ей вслед, – она такая: кого хочешь отбреет».
– Дашма‑гуай! – позвал он. Она снова обернулась. – Наша смена завтра вечером отмечает Новый год...
– Ну и что?
– Мы решили пригласить вас.
– Черти вы полосатые, вот вы кто! Хотите меня задобрить! – Она, видно, хотела еще что‑то сказать, не решительно повернулась и пошла к себе.
Батчулун не стал ее уговаривать. Он даже немного обиделся. «Разве с таким человеком можно договориться? Мы ее приглашаем, а она ругается. Не придет – ну, и не надо!» – решил он и полез в кабину.
Ночной туман окутал все вокруг такой плотной пеленой, что в полуметре ничего нельзя было разглядеть. На какое‑то время туманная морозная мгла немного рассеялась. Появилась было надежда, что в котловане можно будет работать. Но тут же опять все потемнело. Огни экскаваторов, будучи не в силах пробить темноту, лишь слабо мерцали сквозь клубящийся туман, подсвечивая его каким‑то фантастическим светом.
«Ладно, как только туман рассеется, быстро загружу всю колонну», – решил Батчулун, глядя на самосвалы, выстроившиеся в ряд. – А пока остается только набраться терпения и ждать.
В этот момент дверь кабины открылась и вместе с холодом в нее влез водитель с соседнего самосвала.
– Ну что, видимость совсем пропала? – сказал он.
– Да, не только ковша, даже стрелы не видно.
– А работать на авось нельзя!
– Еще бы – насыплю тебе уголь на голову вместо кузова, тогда что делать будешь?
– Да, пожалуй, далеко не уедешь, если тебя заживо погребут под углем, – засмеялся гость и вылез из кабины.
Батчулун протер стекло рукавом и долго смотрел сквозь него на туман, который, как ему показалось, теперь стал еще гуще.
Он выпрыгнул из кабины и пошел к соседу. Сел с ним рядом.
– Похоже, что с туманом невозможно бороться!
– Как это невозможно? Можно нагреть землю, и он поднимется кверху. Только это очень хлопотно. А так против всего средство есть, все можно преодолеть. На то и техника существует. Только вот больно холодно. Сейчас наверняка градусов сорок пять мороза будет!
– Мороз – это полбеды! Хуже всего полное отсутствие видимости. Интересно, как будут выходить из положения в будущем, найдут средство рассеивать туман или научатся работать вслепую?
– Когда это еще будет?
– Как когда? Космонавты и сейчас летают строго по расписанию. Им туман не помеха.
– Уж не собираешься ли и ты в космос?
– Я бы с удовольствием полетел, да только кто будет уголь добывать?
Шофер, в машине которого сидел Батчулун, громко расхохотался. Насмеявшись, он посмотрел на пелену тумана.
– Туманы стоят с первых дней строительства карьера.
– Значит, ты здесь работаешь с самого начала?
– Да нет, с начала не получилось... Когда на разрез приехали советские строители, я служил в армии. Нашу часть перевели сюда на земляные работы. В армии я был шофером, водил легковушку. Ну, а потом меня посадили на самосвал. Много труда пришлось приложить, чтобы построить этот карьер. Ну, а после демобилизации я домой не поехал – прирос, прикипел к карьеру. Теперь он для меня что дом родной. Думал этим летом провести весь отпуск дома, приехал на родину, но через несколько дней почувствовал – чего‑то мне не хватает... Меньше чем через двадцать дней сбежал назад, сюда, чтобы плясать в Доме культуры с такими вот молодцами, как ты. Как у вас насчет Нового года, готовитесь?
– Не знаю, этот чертов туман может все испортить!
– План, наверное, уже завершен?
– Да нет, немного не хватает.
– Будете отмечать, несмотря на недобор, да?
– Откуда ты взял? Я этого не говорил. – Батчулун посмотрел на часы. – Похоже, что скоро туман рассеется. Так что невыполнения не будет, не беспокойся!
И Батчулун выпрыгнул из кабины. Туман, кажется, действительно стал рассеиваться.
V
Отпраздновать встречу Нового года за пятнадцать дней до окончания года – вот здорово! Они никогда и не мечтали об этом. Прошлой зимой присутствовали на новогодних вечерах в других бригадах и цехах и даже не надеялись, что придет праздник и на их улицу. Предстоящее празднество вдохновляло и радовало всех, но нужно было еще сделать главное – выдать на‑гора недостающее количество угля и провести необходимые приготовления.
Рано утром Дорж и Довчин сходили в красный уголок за цветной бумагой, красками, елочными украшениями.
Поворчав немного по поводу того, что на их долю выпала самая трудоемкая работа, они целиком управились с нею за два часа. Потом расставили столы и стулья, которые принесли накануне вечером, и нарядили елку. Затем Довчин отправился в магазин за покупками, а Дорж, критически осмотрев елку, стал доводить ее наряд до совершенства.
За этим занятием его и застал Дамдин.
– Ходил с отцом к карьеру, – объяснил он причину своего опоздания. – Хотел прийти пораньше, думал, только покажу отцу карьер и сразу к вам, но не тут‑то было... Подошли к экскаватору, – продолжал Дамдин, – отец давай меня обо всем расспрашивать. Я старался объяснять покороче, опуская детали, а то пришлось бы целый месяц говорить, как на курсах... Все его интересует... Ну, говорю, ковш экскаватора поднимает пять тонн угля. А самосвалы берут по двадцать семь тонн. Это его поразило. Сел на камушек, стал прикидывать. Говорит, если пять тонн угля перевести на мешки с мукой, то это груз для целого каравана верблюдов. А чтобы двадцать семь тонн погрузить, так вообще сто верблюдов потребуется. Интересные вещи у вас тут, говорит, происходят, могучую технику вы оседлали.
Потом мы пошли с ним назад. Он долго молчал, а потом заговорил: «Поначалу мы с матерью волновались, – получалось вроде, что устроился плохо – ни мебели, ни посуды, учиться заставляют, а когда будет работа и заработок – неизвестно. Ну, а теперь я вижу – отлично ты живешь...»
– И правда, совсем не плохо, – подтвердил Дорж.
– А будет еще лучше. Стадион строят: летом будет бассейн, а зимой – каток, лыжная база. Читальный зал расширяют. Да еще новый танцзал скоро откроют. И все это для нас, рабочей молодежи. Ты разве не слышал?
– Как не слышал? Только разве будущее молодежи на танцплощадке?
В этот момент зазвонил телефон. Дамдин поднял трубку.
– Алло! Алло!
Молчание. Еще раз крикнув «алло!» и не получив ответа, Дамдин в сердцах опустил трубку на рычаг.
Присел на корточки рядом с Доржем и стал рассматривать елочные украшения:
– Здорово сделаны игрушки! Все есть тут: и заяц, и медведь, и лиса, и снег. Нет только Дамдина...
– Ты думаешь, из тебя бы хорошая елочная игрушка получилась, да?
– А что? Получилась бы. Из меня одна, из тебя другая. Вот бы елка была! А Жаргала бы внизу поместили в образе побитого песика, а Довчина – в образе великого слепого старца: вместо глаз щелочки, ха, ха... А самым лучшим украшением был бы красавчик Сурэн. На него все десятиклассницы заглядываются... Жаль только, что жена у него здесь. Начальника смены с его басом мы использовали бы вместо микрофона. Перед ним инженер Цагандай произносил бы речи. Вот елка была бы! Всем на удивление!
– Выходит, наша елка тебе не нравится? Не смотрится, да?
– Да нет, ничего! Обычная елка! Пестрит игрушками.
– А само дерево, по‑твоему, ничего не значит?
– Как это?
– Да так. А ведь о вечнозеленом дереве даже песни сложены.
– Ну и что же?
– Мой милый, самое главное, к твоему сведению, – это не игрушки, не украшения, а само дерево.
– Тогда зачем же ее украшают?
– А чтобы она выглядела еще наряднее.
– Я смотрю, ты стал большим теоретиком, Дорж!
– Теория тут ни при чем, практика...
– Скажешь тоже. Практика! Первый раз наша смена елку устраивает, а он уже великим практиком стал!
– Ладно тебе! Вот сегодня вечером инженер Цагандай тебе все растолкует. Чтобы в чем‑то разобраться, надо проникнуть в самую суть вещей, понял?
В это время снова раздался телефонный звонок. Дамдин опять схватил трубку.
– Алло? Кого вам?
В трубке зазвучал голос Довчина:
– Это ты, Дамдин? Значит, все‑таки пришел?
– Я‑то пришел, а вот ты где пропадаешь?
– Я в магазине. Купил почти все, что нужно. Давайте‑ка вместе с Доржем быстрее ко мне – одному не дотащить!
– А в каком ты магазине?
– В гастрономе, что в самом конце поселка.
– Ладно, сейчас придем, – сказал Дамдин и повесил трубку. – Довчин не в силах поднять бутылки, бедняга, – обратился он к Доржу. – Пойдем, выручим приятеля.
И они с Доржем вышли из дому. По дороге Дамдин стал вдруг декламировать нараспев:
Пусть не вместе по жизни идем,
Но пойду я рядом с тобой.
Тень зовущей твоей красоты
Пусть накроет меня с головой.
Пылок взгляд твоих чудных очей, –
Велика его власть надо мной.
Нежный цвет твоих смуглых щек
Поведет меня за тобой...
– Это что, – удивился Дорж, – собственное сочинение?
– Нет, конечно. Так, один знакомый написал.
– Прочитаешь вечером?
– Тематика не та. Отец ведь придет. А вот это – можно:
Я – шахтер,
Рабочий я.
Светлому солнцу на зависть
Свет и энергию вместе соединяю
Времени вызов бросаю –
Такой я человек.
Это нам Сурэн и прочтет сегодня!
В магазине друзья тотчас отыскали Довчина. Он стоял у столика, на котором громоздились свертки, бутылки, банки с консервами.
Похоже, Довчин отлично справился с поручением – купил все, что требовалось, кроме минеральной воды. Как он ни старался, воды, увы, достать не удалось.
– Я даже через одного знакомого попытался действовать, – рассказывал Довчин. – Обратился тут к одному человечку. А он мне и говорит: «Я в разгар зимы холодную воду не пью! И вам не советую. Вы же горняки. Значит, привыкли к тяжелой работе. А следовательно, и напитки у вас должны быть соответствующие – крепкие, с градусами. Вы что, архи не пьете?» – Ну, а я ему и скажи: «Если, по‑вашему, главное для горняка градусы, то почему же вы не шахтер?»
Услышав это, Дорж с Дамдином громко рассмеялись.
– Кто же этот мудрый учитель, а?
– Да вы все его хорошо знаете. Нос у него вечно красный. А сам такой толстый... Стал меня расспрашивать, где и когда мы собираемся отмечать Новый год.
Втроем разложив продукты по рюкзакам и сумкам, они вышли из гастронома.
Небо было безоблачным, и солнце стояло довольно высоко. Однако мороз не ослабевал. Наоборот, казалось, он хотел убедить всех в своей силе.
Друзья быстро шагали домой. Проходя мимо карьера, они слышали грохот в котловане и видели вздымавшиеся над ним облака пыли. Значит, работа идет. Там, внизу, сейчас совершается самое важное и необходимое для радостной встречи Нового года.
Друзья ускорили шаг. Сегодня они, что называется, не на передней линии фронта, а как бы обслуживают тылы. Но тем не менее надо свои задачи выполнять четко и быстро. Все необходимое закуплено, доставлено, осталось накрыть стол.
Принимать гостей на Новый год, готовить праздничный стол оказалось совсем не так легко и просто, как это представлялось, когда они только замышляли торжество.
– Друзья мои! – торжественно заявил Дамдин. – Прежде всего я принимаюсь за хушуры[96]. Как вы думаете, справлюсь я с этой задачей?
– Попробуй не справиться! Три года ты сам себе готовишь. За это время можно было окончить кулинарный техникум.
VI
С вокзала, где он встречал вечерний поезд, Батчулун возвратился в плохом настроении. С этим поездом должна была приехать Норжма, но не приехала, а лишь прислала записку с проводницей.
Ребята ждали его за накрытым столом. И были очень удивлены, что он пришел один.
– А где же Норжма?
Батчулун протянул Дамдину записку Норжмы.
– «Я рассчитывала, – прочел вслух Дамдин, – обязательно приехать сегодня вечером. Однако не получилось. У моего сменщика, Тумур‑гуая, рожает жена. Он до сих пор у нее. Просил меня поработать вместо него, обещал вернуться как можно быстрее, но, видимо, не смог. Что делать, рождение ребенка – это ведь немаловажное событие. Не портить же ему праздник. А оставлять узел связи тоже нельзя. Вот я и вынуждена пропустить вечерний поезд. Желаю весело отпраздновать Новый год. А завтра утром я постараюсь приехать. Шлю вам всем новогодний привет и поздравления. Очень сожалею, что не смогла приехать сегодня вечером. Норжма». Да, нехорошо вышло, – заключил Дамдин. – А я думал, что сегодня мы и Новый год встретим, и свадьбу Батчулуна с Норжмой сыграем.
– Ничего, наша свадьба обязательно состоится, и мы ее как следует отпразднуем, друзья! – ответил Батчулун.
– Прекрасно, значит, будет повод собраться еще раз. Можно и в скором времени, но лучше, если после холодов. А то сегодня вечером зверский мороз.
Как бы в подтверждение этих слов в комнату вошел весь белый от инея Жаргал.
Жаргал сегодня был главным героем – именно он должен был завершить выполнение годового плана. Договорились, что он придет сразу после окончания смены. Ребята встретили его горячими приветствиями, Жаргалу полагалось бы радоваться вместе со всеми. Однако признаков веселья он не проявлял. Наоборот, сняв пальто, он опустил голову и молча подсел к столу.