Роман замолчал. Повисла пауза. Константин тоже молчал. Но Роман вскоре продолжил: «Мне это приснилось 20 сентября, и ровно через месяц мне приснился ещё сон:
"Я захлопываю дверь с такой силой, что слышу, как звенит зеркало. Доносящиеся до меня неразборчивые крики и ругательства разъярённой женщины становятся тише, словно на орущем магнитофоне до минимума сбавили звук. Я, не обращая внимания, поспешно спускаюсь вниз по лестнице, что-то недовольно бубня себе под нос. На ходу пальцем ударяю по кнопке подъезда, слышу мелодичный звук, дверь приоткрывается. Я с силой толкаю её и выбегаю на улицу. Темнота, холод и ветер мгновенно обрушиваются на меня. Передо мной встаёт просторный двор с детской площадкой и немногочисленными автомобилями, стоящими вдоль дороги, рядом с тротуаром. Я сворачиваю налево и иду по направлению к арке, выходу со двора-колодца. Направляюсь к пешеходному переходу, озарённому ярким жёлтым светом одиноко покачивающегося фонаря. Стены домов-великанов уходят в небо, скрываясь за клубящимися серыми тучами, а их окна-глаза смотрят на меня закрытыми шторами с какой-то даже жалостью. Я выхожу из темноты двора и подхожу к нерегулируемому переходу, смотрю по сторонам – ни одной машины – перехожу дорогу, сворачиваю налево, перехожу очередной пешеходный переход и направляюсь к стоящим рядами гаражам, скрывающимся неподалёку за пеленой тьмы. Выхожу на гравий и подхожу к воротам своего гаража. Достаю из кармана ключи и, подсвечивая фонариком своего телефона, вставляю ключ в висячий замок, поворачиваю, душка выскакивает из замка. Я достаю его из ушек, кладу в карман, вставляю другой ключ в замочную скважину, и дверь приоткрывается. Я захожу в помещение, и меня тут же встречает весёлым поблёскиванием от света фонарика моя серебристая НИВА. Я закрываю ворота, проверяю надёжность, нажимаю кнопку на брелоке: автомобиль отзывается мелодичным звуком и приветливым миганием фар. Я включаю свет, сажусь в машину, захлопываю дверцу, настраиваю магнитолу и включаю печку: в гараже холодно. Устроившись поудобнее, я закрываю глаза. В магнитофоне играет спокойная, приятная музыка, печка постепенно согревает, пробираясь тёплыми пальцами под одежду, и я начинаю засыпать. Спустя несколько минут сквозь дремоту я различаю отдалённый хрустящий звук шагов снаружи. Я выключаю магнитолу и печку и прислушиваюсь. Хруст не прекращается и становится ближе. Кто-то подходит к воротам моего гаража и останавливается. Я сижу, не шелохнувшись, и жду, гадаю, что будет дальше. И тут из-за двери слышится глубокий и звучный вздох, сопровождающийся негромким рычанием. И тут раздаётся сильный удар в дверь, она вздрагивает, но замок держит крепко. Тот снова глубоко вздыхает и вновь ударяет в ворота с новой силой и начинает молотить по воротам, как обезумевший. Дверь ходит ходуном и слегка прогибается от мощных ударов, но сдерживает их. Существо останавливается. Я в оцепенении не могу пошевелиться, со лба катится крупными каплями холодный пот. Я сижу и не двигаюсь, лишь слышу его тяжёлое хриплое дыхание снаружи, которое постепенно становится ровным и еле слышимым. Вскоре всё стихает. Дрожащими руками я осторожно открываю бардачок и среди всяких ненужных бумаг и барахла нащупываю рукоять травматического пистолета. (Мне почему-то кажется, что это именно «травмат»). Стараясь не шуметь, осторожно передёргиваю затвор и смотрю в зеркало заднего вида на злосчастные ворота. Тишина. Никто не ломится. Я с небольшим облегчением в душе вздыхаю, но продолжаю смотреть на дверь. На периферии зрения слева я вдруг замечаю промелькнувшую мимолётным бликом тень. От неожиданности я вздрагиваю и смотрю вперёд. От увиденного я ору, как резаный, и, как обезумевший, стреляю в существо. Лобовое стекло трескается и мгновенно лопается. Фигура, некогда стоявшая напротив капота и пронзавшая меня огненным взглядом, моментально оказывается рядом со мной, на кресле соседнего сидения. Невольно я замираю, безумным от ужаса взглядом смотря в провалы бурлящего адского марева с маленьким зрачком, и никак не могу отвести взгляд. Я всё смотрю и смотрю в эти полные ненависти и злобы глаза, и не могу пошевелиться. Тут моя душа словно отделяется от тела, и плавно я вылетаю из него и понимаю, что этот мужчина, внутри которого некогда была моя душа, совсем не я, а совершенно другой, не знакомый мне человек. Знаешь, у меня тогда появилось такое ощущение, что я смотрю фильм, а не участвую в нём. Я молча наблюдаю за всем происходящим. А мужчина тем временем, больше не разглядывая пристальным взглядом существо, медленно, но уверенно тянется к ручке двери автомобиля и так же медленно, как робот, выходит из него, оставив дверцу открытой. Существо так же внезапно исчезает, как и появилось. А тот механическими движениями, не спеша, подходит к воротам, вставляет ключ в замочную скважину, надавливает на него и широко открывает одну створку ворот. Из тьмы на него сразу же накидывается холодный ветер, слегка приподнимая полы его длинной куртки. Вместе с ветром до него доносится короткое рычание и глубокий вздох где-то из глубины. Словно приняв команду, человек послушно шагает вперёд и исчезает в пустоте, сливаясь с ночной тьмой».
- Да уж, – после нескольких минут молчания подал голос Константин, – всё те же и те же существа убивают этих людей. В этих убийствах явно есть какая-то закономерность, помимо даты.
- Да. Но это ещё не всё...
«Я резко открываю глаза. В комнате не слишком светло: все шторы плотно задёрнуты. Я сам лежу на диване в одежде. Передо мной стоит небольшой столик, на котором поблёскивают от проникающего через небольшие щели в шторах тусклого света несколько пустых бутылок и одна полупустая, наполовину наполненная жидкостью, по цвету немного напоминающую чай, только светлее (я думаю, ты уже догадался, что это). От похмелья меня всего мутит, и жутко болит голова. В комнате очень душно и воняет. Вставать совсем не охота, но я всё-таки пересиливаю себя и нехотя иду на кухню, чтобы освежиться холодной водой и попить: жажда вообще невыносимая. Опустошив наполовину трёхлитровую банку воды, я открываю кран, и мне сразу в нос ударяет неприятный запах чего-то протухшего и гниющего, будто где-то в водопроводных трубах лежит и гниёт разлагающийся труп, омываемый проточной водой. Я брезгливо выключаю кран и оставляю мысль освежиться.
- Да что за…! – раздражённо говорю я.
Внезапно раздаётся мелодичный звонок, мгновенно разнёсшийся по квартире. Я настораживаюсь и притихаю. Снова звонок в дверь. А я всё так же стою и боюсь пошевелиться. Затем беру с магнитного держателя на стене самый большой кухонный нож и медленно направляюсь к двери. И тут опять кто-то нетерпеливо жмёт на кнопку звонка и начинает стучать.
- Эй, Валера! Открывай! Это Лёха! – слышится из-за двери грубый голос.
С облегчением я кладу нож на столик возле дивана и быстро подхожу ко входной двери. Поворачиваю несколько раз замок и распахиваю дверь. Передо мной стоит рослый мужчина лет сорока среднего телосложения и в тяжёлом рабочем комбинезоне зеленоватого цвета работников городского водоканала и отрицательно качает головой.
- Да, – басом говорит он. – Видок у тебя не ахти. Что, опять ночью бухал?
Я кивнул, громко икнув.
- Придётся тебе всё равно со мной идти. У тебя ведь сейчас одежда-то рабочая есть?
- Ну да. А что, собственно, произошло? – с удивлением допытываюсь я.
- Да вода какая-то мутная и воняет. Сходим, посмотрим.
- А на работу не звонил?
- Пытался. Не отвечают. Хотя, это не удивительно. Сейчас совсем не до этого. Понимаешь ведь. Херня такая происходит сейчас в городе, сам знаешь. Придётся нам самим. Сейчас сначала проверим коллектор, а потом...
- Подожди, подожди. Зачем в коллектор?
- Да я тебе только что объяснил! – Алексей немного повысил тон. – Протухшая вода течёт из крана!
- Ну ладно, ладно. Пойдём, проверим! – я стал его успокаивать, пытаясь понять, зачем всё-таки лезть в канализацию.
После этого я достал из глубины шкафа такой же тяжёлый комбинезон и оделся. Прихватив с собой карманные фонарики, мы спустились на первый этаж. Лёха открыл массивный висячий замок на двери подвала, и мы спустились туда вниз по лестнице. Прямо посреди помещения большой круглой точкой чернел выпуклый железный люк коллектора. С трудом мы отодвинули крышку люка и посмотрели в уходящую во мрачную пустоту неглубокую пропасть. В нос ударил тот самый запах тухлятины и гниения, примешанный к другим зловонным и типичным запахам канализаций.
- Да блин! – закрыл я нос и рот рукой. – Воняет, вообще звиздец.
- А чё ты хотел? Это канализация. Ты уже должен привыкнуть.
- Ага! – возмутился я. – Привыкнуть! Как к такому привыкнешь?
- Ладно, ладно. Я тут, это... Маски, короче, взял. Держи!
С этими словами Алексей протянул мне респиратор.
- Офигенно! – воскликнул я. – Благодарю.
Я надел респиратор и сразу почувствовал облегчение от того, что теперь я не ощущаю того зловония, хоть и дышать стало труднее.
- Ну что, – снова подал голос Алексей, поглядывая вниз. – Ты первый. А я за тобой. Посвечу тебе фонариком.
- А чё не ты-то? – возразил я, нахмурившись. – У меня ведь тоже фонарь есть.
- Так. Хватит спорить. Время теряем. Кстати, соседи обещали заплатить, если разберёмся, – подбодрил Лёха, подмигнув.
- Ну, хорошо.
Я спускаюсь вниз прямо навстречу тьме и всему этому смраду, который я, слава богу, не чувствую. А Лёха сверху подсвечивает мне дорогу тусклым светом фонарика. Спрыгнув в воду, я достаю свой фонарик и включаю. Он светит совсем недалеко, но я хорошо могу рассмотреть округлые бетонные стены, покрытые толстым слоем плесени, похожей по цвету на ржавчину, мутную такую же заплесневелую воду по колено и уходящий куда-то далеко бесконечный туннель.
- Эй, Лёха! – кричу я, и мой крик разносится эхом по всему туннелю. – Давай, спускайся! Здесь действительно вода очень мутная, и плесень в ней плавает!
- Лёха, ты меня слышишь вообще?
Я поднимаю голову: Алексей всё так же сидит возле провала и в упор смотрит на меня пустым взглядом. Мне это кажется очень странным.
- Ну что ты? Давай!
Алексей будто оживает. Он хватает массивную крышку люка и, ободряюще подмигнув, закрывает проход наружу.
- Ээээ... Ты чё, Лёха!! – взволнованно кричу я, поднимаясь по лестнице. – Хватит шутки шутит! Открывай!!
Я всеми силами пытаюсь поднять люк, но у меня никак не получается. Очень уж он был тяжёлым, будто этот Лёха что-то сверху на него тяжёлое поставил или сам на него сел.
- Что за херня!!! – я начинаю со всей силы долбить по крышке люка, пытаясь хоть как-то его сдвинуть.
- Не барагозь, брат! – слышу я приглушённый голос Алексея снаружи. – Всё будет офигенно! Ты это заслужил!
- Какого хрена!!! Ты о чём вообще!? Что значит заслужил!?
Откуда-то из глубины тоннеля звонким эхом вдруг слышу я громкий и внушительный всплеск воды, будто что-то большое, явно размером с человека, с разгона нырнуло в воду. И по воде расплываются дошедшие до меня большие круги.
- Что за... – шепчу я и потихоньку спускаюсь с лестницы. Волнение на воде понемногу стихает. Я прислушиваюсь. Тишина. Неприятная, давящая и вязкая тишина, нарушаемая лишь изредка отрывистым стуком капель по воде. Я слышу лишь то, как бьётся моё сердце, стук которого отдаётся прямо в подступившем комке в горле. Я пытаюсь успокоиться и навожу слабый луч фонаря во тьму. Но он освещает пространство лишь на несколько метров. Дальше не видно ничего, и тут до меня начинают докатываться небольшие волны. И издалека снова слышатся негромкие всплески, которые стремительно начинают приближаться. В ужасе я разворачиваюсь на 180 градусов и бегу в противоположную сторону. Но сквозь мои бешеные шаги по воде я вдруг слышу, что всплески позади не отстают, а, наоборот, стремительно приближаются. Существо начинает быстро нагонять меня. Но я не сдаюсь и ускоряю шаг. Луч от моего фонаря метается по всему туннелю, словно обезумевший. По бокам одни лишь голые стены, покрытые плесенью и мхом. Всплески с каждой секундой становятся всё ближе и ближе. И тут я вдруг спотыкаюсь о какие-то камни или мусор и падаю в воду. Словно хищная рыба, существо выскакивает из воды и набрасывается на меня. Не успев ни о чём подумать, я вдруг с ужасом осознаю, что не могу дышать. Сквозь толщу мутной воды я вижу перед собой (и как ты уже догадался) разъярённую тварь с хищным оскалом на лице и блестящими ненавистью глазами красно-белого марева. Оно душит меня, как тисками, прижимая меня крепко к полу своими цепкими пальцами. Я барахтаюсь в воде, как утопающий, но оно давление не уменьшает. Глаза мне заливает грязная вода, но я всё равно могу различить перед собой его глаза, звериные глаза, наполненные животной яростью и ненавистью. От нехватки воздуха в лёгких я теряю сознание и сразу просыпаюсь».
- И это мне уже приснилось 20-го ноября, – устало проговорил Роман. В комнате всё так же было тихо и спокойно. А Константин всё так же сидел на кровати и внимательно слушал, задумавшись.
- Так, – опомнился от раздумий старший Волков. – Хорошо. Сегодня действительно 20-е число января. Ну и какой же сон тебе приснился в декабре?
- Смутно помню.
- Но ты же ведь хорошо запоминаешь свои сны. Даже в детстве ты постоянно со всеми подробностями рассказывал о своих снах.
- Да. Это так, – ответил Роман. – Но сейчас мы не об этом. Знаешь, мне так кажется, что все эти люди как-то связаны со мной.
- В каком смысле? – насторожился Константин.
- Вроде бы я их всех знаю, отдалённо помню. Знакомые мне эти лица показались, хоть и видел я их мельком в своих снах. В этом я убедился сегодня, потому что их обоих я очень хорошо знаю, как и ты же.
- Но я знаю только одного, который сосед наш, а другого – не припомню.
- Они оба были моими друзьями детства.
Повисла недолгая пауза.
- Ну да, ну да. Ты это когда-то говорил уже. Но что же произошло с этим, с Андреем, он же пропал без вести? Так...
Константин встал с кровати и стал ходить по комнате взад и вперёд.
- Что-то это мне напоминает фильмы про одержимость и экзорцизм. Там ведь они тоже становились такими неуправляемыми и сильными, – размышлял вслух Константин. – Да нет! Хрень это всё! Не верю я в эту фигню! Скорее всего, это какое-то психотропное вещество или вирус. Да. Помню я что-то подобное. От Генштаба однажды пришло необычное задание. Бункер. Далеко от цивилизации. Раскрыли его. Террористы незаконно проводили эксперименты над людьми: испытывали какой-то яд, который приводил к мутации человека на генном уровне, отчего они, соответственно, мутировали, приобретая животные инстинкты и некоторые даже отчасти и облик. Твари! Эти уроды хотели, таким образом, изготовить химическую бомбу и привести её в действие для своих целей! Но, знаешь, ведь это вещество теперь тщательно засекречено. И никто не смог бы выкрасть его. Оно находится под охраной, и изучается в секретных лабораториях далеко за пределами города. А бункер мы тот полностью тогда ликвидировали. Как-то странно всё. Не сходится.
- Нет, Костя, это не мутация, – тихо прошептал Роман.
Константин, словно услышав это, отвлёкся от своих раздумий и подошёл к брату.
- Почему? – поинтересовался он. – Ты разве что-то знаешь об этом?
- Ну... Понимаешь, – замялся Роман, – нельзя сказать, что знаю точно, но я предполагаю.
- И что же? – с живым интересом спросил Константин.
- Да. Кажется, я вспомнил свой сон.
- Не уходи от вопроса.
- Подожди. Если ты внимательно выслушаешь меня, то сам всё поймёшь.
«В общем, начинается всё так же внезапно, как и в предыдущих снах:
Я спешно направляюсь к бесчисленному множеству турникетов, протянувшихся почти по всей длине здания, на концах которых, восседая как на троне, расположились два угрюмых охранника, сидящих внутри железной будки. Весь зал освещён ярким светом светодиодных ламп. Грязный пол из квадратных каменных плит, множественные высокие округлые колонны под потолок и длинный ряд турникетов посередине зала, кое-где загороженных оранжевыми лентами или дорожными конусами того же цвета — всё это мне напоминало проходную какого-нибудь завода. Кроме меня и ещё четырёх охранников (два в железных будках и два других, гуляющих по залу) никого больше в зале нет. Да и, судя по кружащим белым хлопьям, бешено мечущимся в ночной мгле снаружи, которые я видел позади себя, за стеклянными дверями, было тогда очень поздно. Поэтому-то я и тороплюсь. Но тут один из охранников подходит ко мне и жестом останавливает. Я ему не противлюсь, когда он проверяет меня на наличие металлических предметов металлоискателем. После тщательного осмотра он одобрительно кивает мне и отпускает. На ходу я достаю пропуск, прикладываю его к считывающему устройству и тут же слышу соответствующий звук, сообщающий о том, что и у турникета ко мне нет никаких претензий. Затем я пулей вылетаю из здания, пробегаю вдоль парковки, где почти нет машин, поднимаюсь по ступенькам и оказываюсь на длинной и широкой площади, большую часть которой занимают огромные квадратные клумбы, на которых различимы голые силуэты деревьев, словно вырастающих прямо из снега. Прямо передо мной встаёт между этими клумбами широкая дорожка, дальше, метрах в восьми, клумбы по бокам сужаются, отчего дорожка расширяется и превращается в большой круг, по периметру которого стоят деревянные скамейки. Затем снова клумбы расширяются, и круг снова превращается в дорожку. Потом снова круг и дорожка и так далее метров сто вперёд. Вдоль этой площади протягиваются полотна асфальтированных дворовых дорог, которые выходят на главное шоссе. Рядом с этими дорогами рвутся ввысь длинные пятиэтажки, сейчас кажущиеся какими-то заброшенными и мрачными из-за отсутствия света в окнах. Площадь эта освещёна множественными фонарями, ярко светящимися бледным светом по бокам каждого круга. Ночь эта явно безлунна: клубящиеся чёрные тучи окутывают тёмно-синее небо толстым одеялом. Внимательно оглядевшись, я тут же срываюсь с места и бегу прямо по дорожкам, направляясь к единственной остановке. По шоссе время от времени проносятся редкие машины, будто призраки, почти бесшумно мелькая по заснеженной дороге рассеивающими тьму жёлтыми огнями. А я всё бегу, не останавливаясь, чтобы успеть, главное, успеть. До остановки остаётся всего метров пятьдесят, когда громко урчащий автобус останавливается, с шипением распахивает двери и терпеливо ожидает единственного пассажира, не спеша залезающего в салон, дряхлую старушку, которая не особо спешит зайти в транспорт. Наконец, проглотив последнего на сегодня человека, полупустой автобус с тем же шипящим звуком закрывает свою огромную пасть и трогается с места. Я всеми силами пытаюсь дать о себе знать водителю: кричу ему и машу руками, но всё бестолку. Он не видит меня. Наконец, добежав до остановки, я лишь успеваю с ненавистью посмотреть вслед удаляющейся машине.
- Чёрт! – в сердцах произношу я.
Отдышавшись, я решаю поймать такси, ну или хоть какую-то машину, потому что топать до дома на своих двоих у меня совсем нет желания. Но как назло ни такси, ни какие-либо другие автомобили больше не проезжают: шоссе пустует. А вокруг ни души. Я стою один на этой остановке, и лишь крупные хлопья снега бьют по лицу, а высокие фонари освещают пустынное побелевшее шоссе, накрытое чистым слоем нового снега, придавая ему желтоватый оттенок. Тишина. Лишь одна уцелевшая буква круглосуточного супермаркета жутковато подмигивает красным цветом, очередного супермаркета, пострадавшего от страшного бунта, который продолжается и по сей день, отзываясь лишь редкими отголосками в лице небольших грабежей магазинов. Из-за таких воспоминаний у меня невольно пробегают по спине мурашки. Я понимаю, что именно ночью опаснее всего находится посреди спящего города, тем более одному на пустынной улице. Но делать нечего. Я решительно бегом направляюсь к перекрёстку, сворачиваю налево и перебегаю через дорогу, направляясь на улицу Балыкинская, названную в честь нашего города (ну, ты сам знаешь). Только вот по каким причинам назвали так именно эту невзрачную и узкую улочку, а не центральное шоссе, не понятно.
То и дело оборачиваясь и с опаской озираясь по сторонам, я бегу по тротуару, проносясь мимо пятиэтажек и девятиэтажек, образующих огромные дворы-колодцы, куда ведут высокие и длинные арки (к счастью или к несчастью в нашем районе не такая планировка; по всей видимости, это Камский район: самый крайний, береговой). Фонари здесь попадаются уже реже, нежели на шоссе. И вот я, пробежав несколько кварталов, останавливаюсь у входа в нужный мне двор. Но, как потом оказывается, это не двор моего дома – мой же дом находится в другом дворе, который следует за этим. Чтобы попасть в следующий двор, мне нужно пройти через этот к единственному выходу, который является и то же время прямым входом в мой двор. Каждая арка там освещёна, но сам двор остаётся в темноте.
Тщательно вглядываясь во тьму двора, я пытаюсь разглядеть там кого-либо, но всё тщетно. Тогда, убедившись в своей безопасности, я иду вперёд вдоль арки. И тут мой взгляд падает на арку дальше и от увиденного я, едва не споткнувшись, замираю на месте, боясь пошевелиться. Освещённая подслеповатым светом фонаря посередине той арки застыла тёмная фигура: среднего роста, но крепкого телосложения человек в длинном тёмном пальто до щиколоток, полы которого время от времени слегка колышутся от порывов ледяного ветра, и с большой шляпой с короткими краями на голове (прям, как у Фредди Крюгера, блин). Он стоит и не двигается, впиваясь угрожающим взглядом в меня. Сердце моё бешено колотится, и я невольно отступаю назад. Фигура всё так же стоит на месте.
- Ну что, мой мальчик, поиграем? – вдруг раздаётся чей-то голос в моей голове, прозвучавший довольно мягко, будто мой внутренний голос решил со мной побеседовать.
Но от этого меня накрывает волной страха, а фигура тут же приходит в движение и делает шаг, на ходу доставая что-то из внутреннего кармана пальто. Во мраке зловеще блеснул нож: огромный, широкий и немного изогнутый клинок, по размерам и форме похожий на огромный боевой тесак. От настигнувшего меня ужаса я резко отступаю назад, но, споткнувшись, падаю на спину, на мягкий и рыхлый снег. Фигура, не прекращая движения в мою сторону, сливается с мраком двора и быстро и решительно направляется ко мне. Вскочив, я пулей вылетаю на улицу и, что есть силы, бегу по направлению к другой арке.
- Что?! Хотели от меня избавиться?! Подонки!! Теперь я снова здесь! И я убью тебя! Убью!! Как собаку прикончу! Кишки выпущу! Сожру твои жалкие потроха! Урод!!! – снова этот мужской, теперь уже яростно орущий голос.
Я добегаю до следующей арки и сворачиваю. Голос в моей голове в мгновение ока сразу же прерывается, и вновь улицу окутывает зловещая тишина. Не слышу я позади себя и хруст приближающихся шагов, ничего. Всё очень резко стихает. Лишь крупные хлопья снега обжигают мне лицо и ослепляют глаза на бегу. И тут в какой-то момент я останавливаюсь, забежав на кажущуюся мне безопасную территорию – залитый ярким светом короткий коридор тоннеля, – останавливаюсь, чтобы отдышаться. Стоя на месте, я опасливо озираюсь по сторонам и прислушиваюсь. Ничего. Лишь слышно, как гуляет напевающий странную мелодию злобный ветер по пустынным улицам, мелодию, которая нагоняет ещё больший ужас происходящего и слышно, как мягко падают на землю лёгкие снежинки.
- Господи! Господи! – причитаю вслух я. – Пожалуйста, нет!
Я осторожно выглядываю из-за угла и осматриваю улицу, пытаясь разглядеть в свете уличных фонарей тот самый зловещая фигура, что некогда так яростно гнался за мной. Никого нет. Тогда я тихо перебегаю в другой конец арки и вглядываюсь во мрак такого же огромного и тёмного двора. Тоже, вроде бы, ничего. Странно. Почему-то у всех подъездов, в том числе, и моего двора, не горят лампы. Абсолютной тьмой накрыты здания, и лишь в некоторых окнах теплится жёлтый уютный свет, от которого на душе становится немного легче. У первого подъезда, ближайшего к арке я вдруг замечаю какое-то движение, будто кто-то медленно, не спеша, поднимается с лавки. Сердце моё сжимается от новой волны страха. Я быстро в голове продумываю план отхода: здесь оставаться нельзя, но и заходить во двор тоже опасно. К тому же мне нужно пробежать через него к выходу, затем добежать до входа к своему двору. А расстояние до выхода здесь немаленькое. Он может запросто догнать меня.
Снова вдруг что-то движется во мраке. Так плавно и без резких движений. Очень высокая фигура, мрачная тень, медленно направляется ко мне, словно крадущийся хищник. И тут я внезапно срываюсь с места и, не жалея сил, бегу прямо к выходу со двора, к спасительному выходу из этого гиблого места. За собой я не слышу никаких признаков преследования: ни бешеных шагов, ни тяжёлого и хриплого дыхания. Я оборачиваюсь, и бешено колотящееся сердце, будто останавливается, чувствую, как волосы на голове встают дыбом. На бегу я разглядываю метрах в пяти от себя ту самую фигуру у подъезда, без всякого труда преследующую меня, держась всё время на определённом расстоянии. Фигура не бежит, а парит в воздухе, словно привидение, восставшее из мира мёртвых. Я пытаюсь ускорить бег, но мне это даётся слишком тяжело (сон настолько реален, что я, прям, ощущаю усталость и боль в ногах). Остаётся несколько метров до выхода. Я забегаю в арку и на бегу вновь оборачиваюсь. Фигуры нет! Она исчезла! Тогда я снова смотрю вперёд и на мгновение замечаю появившуюся передо мной другую фигуру в тёмном пальто и в шляпе с короткими краями. Ничего не успев предпринять, от мощного удара в живот я вдруг складываюсь пополам и лечу в противоположную сторону. Страшная боль накрывает меня в том месте, куда пришёлся удар. Несколько секунд я не могу дышать и не могу пошевелиться, лёжа на снегу. В глазах всё мутнеет и туманиться. Надо мной склоняется тот человек в пальто, но лица его я не могу разглядеть: он его скрывает под шляпой.
- Ну что, красавец, – снова тем же мягким голосом произносит он, только уже говорит это вслух, – допрыгался? Не, приятель. От меня не убежишь и не скроешься. Твои дружки уже убедились в этом. Сейчас пришла и твоя очередь.
С этими словами он направляет свой тесак мне в лицо и медленно проводит по щеке, оставляя кровавую линию.
- Спи спокойно, дружок!
С этими словами он резко заносит клинок и… и я просыпаюсь.
Тогда-то я и обнаружил огромный синяк в области живота, а также длинный, но неглубокий порез на щеке. После этого я несколько дней не мог нормально пошевелиться. Сильно болели внутренности от каждого неверного движения».
- И что ж ты сразу-то об этом тогда не сказал? – спросил Константин сразу после того, как Роман вновь замолчал.
- Не знаю даже, – ответил Роман. – Как-то, ну… Да это сейчас и не важно.
Старший Волков внимательно посмотрел на брата. Не выдержав такого тяжёлого взгляда, Роман отвернулся.
- Ну, хорошо, – медленно произнёс Константин, продолжая рассматривать Романа.
«Что-то здесь явно не так, – размышлял Константин. – Что-то он не договаривает. Хм… Он очень нервничает, голос его немного дрожит. Он избегает прямого взгляда. Да. Явно напуган. Видимо действительно неспроста ему все это приснилось. Явно это всё правда. И уж точно эти люди непосредственно связаны с ним. Не к добру это».
- Хорошо, – повторил Волков. – Закажем тогда в ближайшее время камеры видео наблюдения. А завтра я настрою радиостанцию. Снова будем общаться на отдельной волне. Понятно?
- А зачем? – слегка оторопело спросил Роман, перевернувшись лицом к брату.
- А вот на такой вопрос ответишь сам. Давай! Спокойной…
С этими словами Константин встал и тут же направился к выходу из комнаты. Негромко хлопнула дверь, и в коридоре послышались удаляющиеся шаги.
- Эх, Костя, – устало прошептал Роман, – не поможет ничего! Я следующий! Я… мы этого заслужили!
***
- Какого…?! Это ещё кто? – Константин пригляделся.
Яркие и тёплые лучи солнца безжалостно слепили его: небесное светило уже было высоко над горизонтом, но город снова встречал его пустынными улицами и плотно закрытыми окнами высоток. Константин заслонился рукой от навязчивого света и попытался снова разглядеть в глубине разрушенной взрывом квартиры сквозь оскалившееся острыми осколками стекла окна тот самый загадочный силуэт в сером костюме, что несколько секунд назад неторопливо расхаживал по квартире. Да! Хорошее зрение Константина не подвело. Теперь он стоял у окна и тоже упорно смотрел на Константина. Это явно был мужчина.
***
- Рома, ты меня слышишь? – внезапно Роман расслышал голос Константина.
- Да. Слышу отлично! – сразу ответил он, прикоснувшись к наушнику.
Дверь распахнулась, и Роман рефлекторно обернулся.
- Ну что? – спросил брат, подойдя к кровати, на которой удобно устроился Роман, с интересом читающий какую-то книжку. – Как нога?
- Да нормально, – соврал он, отвлёкшись от чтения.
На самом-то деле всё ещё тяжёлая и давящая боль сковывала ногу змеиной хваткой, от чего она немного онемела. Роман очень хорошо через эту боль ощущал наличие чего-то чужеродного и маленького внутри мышцы.
- А, чёрт! – Роман внезапно схватился за свою ногу, искривившись в мучительной гримасе. – Опять судороги!
Константин глазами отыскал булавку в кармане его рубашки. Ловко достав её, он, недолго думая, вонзил её в надувшуюся от напряжения икру Романа. Ногу сразу отпустило.
- Спасибо, – облегчённо вздохнув, проговорил Роман и снова лёг.
- Да у тебя бинт опять весь красный!
С этими словами Константин снова достал белый моток и помог Роману наложить новый слой вместо старого.
- Что ж, – проговорил Константин, – видимо у тебя не всё так нормально, как ты говоришь. Ну да ладно. Я совсем ненадолго. Буду связь с тобой поддерживать!