– Том! – позвал дон Жерваз, явно решивший присоединиться к поискам.
Том чертыхнулся. Почему он не подумал об этом раньше? Идиот! Это же кладовая – ясное дело, она будет заставлена ящиками! Но он должен выбрать один из них, и побыстрее. Меньше всего на свете ему хотелось отвечать на расспросы дона Жерваза… Пробравшись к сундуку в дальнем углу, мальчик открыл крышку и проскользнул внутрь. Он дрожал в кромешной темноте, пальцы сжали тряпки на дне, но ему казалось, что они чем‑то отличаются на ощупь. Том отчаянно попытался зарыться в них, но он так давно этим не занимался, что уже забыл, как это делается. Дно определенно оставалось твердым, ничего не менялось. Должно быть, он ошибся сундуком. Нужный увез с собой Август. Надо выбираться и попробовать другой…
– Том Скаттерхорн?
Дверь со скрипом открылась, и мальчик знал, что на пороге встал дон Жерваз. Сердце отбивало в груди безумный ритм, он молился о том, чтобы в кладовой оказалась сотня одинаковых сундуков и мужчине пришлось открыть их все по очереди.
– Ты здесь прячешься?
И тут, внезапно, пальцы Тома нашарили волосяной тюфяк. Он ли это? Да! Вцепившись в него, мальчик подался вниз и уже в следующий миг рухнул во тьму. Он летел куда‑то, то ли вверх, то ли вниз, трудно сказать, пока свист воздуха в ушах не оглушил его.
Бум.
Открыв глаза, Том увидел, что снова лежит на дне плетеного сундука. Он зажмурился и с облегчением вздохнул. Он вернулся в собственное время, в музей, домой. Ну, почти домой.
Мальчик осторожно выскользнул из чулана и пробрался к себе в спальню, не замечая ни холода, ни сырости – по правде сказать, почти ничего. Он подумал, что пережитых приключений ему хватит на всю оставшуюся жизнь. Сбросив ботинки, Том рухнул на кровать, сгреб все одеяла и закутался в них, словно в огромный кокон. И едва он опустил голову на подушку, как провалился снова, на этот раз в глубокий сон без сновидений.
Том слишком устал, чтобы заметить, что окно спальни снова открыто настежь, и даже не взглянул в изножье кровати. Иначе он, возможно, к собственному удивлению, узнал бы темный силуэт, вырисовывающийся в сумраке. Огромный орел проследил за тем, как Том уснул, устроился поудобней и настороженно уставился за окно, на Кэтчер‑холл.
Глава 18
ВАЖНЫЙ ВОПРОС
Проснувшись на следующее утро, Том обнаружил склонившегося над ним дядюшку Джоса с дымящейся чашкой чая в руке.
– Доброе утро, Рип ван Винкль,[29]– подмигнул тот. – Чувствуешь себя получше?
Том окинул комнату сонным взглядом. Неужели он действительно здесь? На миг он в этом засомневался.
– О, привет.
– Теперь понимаю, почему ты спишь, не раздеваясь, – заметил Джос, пробираясь через книги и коробки к открытому окну. – Неудивительно, что здесь так холодно. Не могу понять, почему это треклятое окно не желает оставаться закрытым.
Он налег на раму всем своим немалым весом.
– Так‑то лучше, – просипел он. – Кстати, там, на камбузе, на подходе яичница с ветчиной, так что пошевеливайся, дружок. Мы с Мелбой после завтрака отправимся за рождественскими покупками, поэтому музей оставляем на тебя.
– За рождественскими покупками?
– Именно, приятель, и не говори, что ты забыл. Всего два дня до Рождества, как нам постоянно напоминают. Так что свистать всех наверх!
Засмеявшись, он ссыпался вниз по лестнице.
Несколько озадаченный, Том сел на постели и отхлебнул горячего чаю. Рождество… это означает, что все еще… бросив взгляд на часы у кровати, он увидел число – двадцать третье декабря. Когда он исчез из своего времени? Когда тигрица гналась за ним по лестнице, то есть двадцать второго декабря – всего лишь вчера. А кажется, что минула вечность. Протерев глаза, Том натянул свитер, поплелся к двери и уже собрался спуститься вниз, как вдруг заметил, что одет в сорочку из грубой ткани, коричневые твидовые бриджи с подтяжками и белые гольфы. Здесь подобный наряд не годится – вот какой сложной стала жизнь Тома. Он быстро переоделся в футболку и джинсы, а улики спрятал в сумку.
– Доброе утро, Том, – поздоровалась Мелба, когда мальчик вошел в кухню.
Она ничуть не удивилась его появлению.
– Ну, что новенького принесло тебе это прекрасное утро?
– Почти ничего, – пробормотал Том и вымученно улыбнулся.
Он сел словно в полусне, тетушка поставила перед ним тарелку яичницы с ветчиной и продолжила хлопотать по кухне.
– Спасибо.
Том рассеянно принялся за еду. Все было по‑старому, почти как если бы он никуда отсюда не уходил. А уходил ли?
– Ежегодный рождественский поход по магазинам, – торжественно объявил Джос, перевернул стул и уселся на него верхом, – почти мистически значим для Скаттерхорнов. Том, ты можешь сказать, какой подарок хотел бы получить?
Том задумался. Он так давно не вспоминал об игрушках и играх, о компьютерах и футбольных командах – по большому счету обо всем, что обычно интересует мальчишек его возраста. Но тут кое‑что все же пришло ему на ум.
– А химические реактивы сейчас можно достать?
– Реактивы? – переспросил Джос, почесав нос. – А что за реактивы, дружок?
Том ненадолго задумался.
– Ну, не знаю… борную кислоту, сулему, может, немного мышьяковистого мыла…
Мелба и Джос разом замерли и в полном изумлении уставились на него.
– Скажи на милость, зачем тебе все это? – спросила Мелба.
– Надеюсь, парень, ты не собираешься себя укокошить, – просипел дядюшка Джос, мрачно качая головой. – Жизнь, возможно, трудна, но не настолько же.
– О нет, – быстро возразил Том. – Нет, конечно, просто мне пришла в голову мысль самостоятельно изучить химию. Поставить там пару опытов… как Август Кэтчер, вот и все.
– Что ж, – вздохнув, припомнила Мелба. Бывают же наборы для юных химиков. Я видела один такой у Кэтчпоула, Джос. Как полагаешь, он сгодится?
– О, это было бы прекрасно, – обаятельно улыбнулся Том. – Если, конечно, он не слишком дорогой.
– В этом я сильно сомневаюсь, – пробормотал Джос, нахмурившись.
Мелба по‑прежнему пристально разглядывала Тома. Исключительно странная просьба для одиннадцатилетнего мальчика; может, он принимает наркотики? Да и родители у него тоже чудаковатые. Может, они все наркоманы? Возможно, ей следует позвонить в полицию.
Дальнейший разговор не клеился, и после завтрака Том с радостью ускользнул к себе в спальню. Джос и Мелба явно сочли его странным, да и сам он задумался, не успел ли слегка рехнуться. Мышьяковистое мыло! О чем он только думал? Выругав себя, Том бросил сумку на кровать, вытащил из нее бриджи, сорочку и белые гольфы и внимательно рассмотрел их. Эта грубая поношенная одежда выглядела уютной и знакомой – это была его одежда, не менее реальная, чем ледовая ярмарка, открытие музея и даже ужасная тигриная охота. И все же… сейчас он опять сидит в этом леднике, именуемом спальней, и это тоже происходит на самом деле. Разве возможно жить сразу в двух местах, почти как два разных человека? Том уставился на сорочку, и вдруг ему в голову пришла отличная мысль – он даже удивился, почему не подумал об этом раньше. Тигриная охота, конечно же! Возможно, ему удастся найти о ней какие‑нибудь записи, вырезку из «Таймс оф Индия» с описанием его приключений – что‑то, подтверждающее, что он побывал в прошлом. С чего же начать поиски?
Затем Тома посетила вторая блестящая мысль. Выскользнув из дома через заднюю дверь, он по заиндевелой траве бросился к флигелю в углу сада. Дверь была приоткрыта, как они с дядюшкой ее и оставили. Смахивая паутину, Том пробрался через связки старых теннисных ракеток и флагов к подмигивающей землеройке, стоящей на дальней полке. Под ней громоздились несколько ящиков из‑под чая, забитых документами, папками, вырезками из газет и прочим хламом, давным‑давно выброшенным отцом Джоса. Лучшего места для начала поисков не найти.
Том осторожно начал перебирать содержимое первого ящика, рукавом стирая с каждой папки толстый покров пыли и щурясь на мелкий шрифт. Здесь хранились бухгалтерские книги, старые счета, запасные ключи к давно исчезнувшим комодам. Среди рассыпающихся в руках документов затесались несколько старых фотографий, показавшихся ему куда более интересными. На одной миссис Спонг и еще какая‑то женщина напряженно замерли рядом с дронтом, и Том не мог не отметить, что все они удивительно похожи друг на друга. На другой Август с серьезным видом вез на тележке чучело орангутанга, а за ним двое пышноусых мужчин, словно бревно, несли на плечах анаконду. Наконец там нашлась фотокарточка широко улыбающегося сэра Генри верхом на чучеле мамонта. Все это казалось крайне забавным, и не будь Том так занят поиском необходимых ему свидетельств, он бы охотно ворошил эту странную подборку часами. Он уже собирался сложить все фотографии и вырезки обратно в ящик, как вдруг заметил на самом его дне тощий зеленый альбом, на обложке которого кто‑то тонким неразборчивым почерком подписал «Индия». Неужели нашел?
Том восторженно выхватил альбом из ящика и сдул с него пыль – возможно, именно его он так долго искал. Но стоило мальчику открыть находку, как сердце его упало: пожелтевшие страницы были пусты. Как будто кто‑то давным‑давно обзавелся альбомом, но так и не удосужился хоть что‑нибудь в него поместить. Ни одной газетной вырезки. Том разочарованно швырнул находку на место и уже почти взялся за следующий ящик, как вдруг заметил на полу перевернутую фотографию, вероятно, выпавшую из альбома.
Мальчик поднял ее и впился взглядом в зернистое коричневатое изображение. Он тотчас же узнал кадр: Пулани, Август, Мина и сэр Генри с суровым видом выстроились в ряд, сбоку стояли рулевой и двое индийских ребятишек, а на земле перед ними, положив голову на лапы, словно во сне, вытянулся огромный бенгальский тигр. А в левом углу улыбался паренек в шортах и широкополой шляпе.
Неужели это он?
Том сглотнул и вгляделся пристальней. Лицо наполовину скрывала густая тень шляпы, но на полях карточки были подписаны имена, и рядом с улыбающимся мальчиком стояли буквы «Т. С.». Это он! Так сказано здесь, так должно быть – и вот доказательство. Разглядывая свое изображение, Том не мог сдержать улыбки. Значит, он не сошел с ума, значит, все это ему не приснилось. Вот он, на картинке; это произошло на самом деле, и он там был.
Куда более уверенный в себе, мальчик отложил карточку в сторону и, сунувшись в следующий ящик, вытащил оттуда большую фотографию в рамке – судя по всему, с торжественного открытия музея. Смахнув пыль, он принялся рассматривать попавшие в кадр лица. Многие оказались не в фокусе, поскольку двигались, но, приглядевшись к танцующим парам, Том моргнул, разглядев позади них Лотос. Дон Жерваз стоял чуть ближе к камере в длинном черном пиджаке с бархатным воротником, в точности такой, каким запомнил его мальчик. Слева от него выглядывала из‑за колонны чуть смазанная голова другой низкорослой фигурки – его самого, он ничуть в этом не сомневался, ведь именно там он и прятался. Итак, уже две фотографии свидетельствовали, что все пережитое им не было сном или еще чем‑то в том же роде. Он побывал в Индии, присутствовал на открытии музея, как и дон Жерваз с Лотос. Все они были там…
– Ты что‑то ищешь?
Том подпрыгнул. Подняв взгляд, он увидел в дверном проеме округлую фигуру дядюшки Джоса.
– Может, реактивы?
– Нет‑нет, – быстро ответил мальчик, заливаясь румянцем. – Просто захотелось посмотреть старые фотографии.
– Вижу, – признал Джос, вскинув густую бровь. – И что же ты нашел? Любопытно.
Дядюшка показал на карточку с тигрицей.
– Это… честно говоря, я не вполне уверен, что это.
Прежде чем мальчик нашелся, что сказать, Джос, шаркая ногами, подошел ближе и поднял фотографию.
«Ну все! – подумал Том. – Сейчас он меня узнает, и придется все объяснять».
– Будь я проклят, если это не наш тигр, – просипел дядя. – Никогда прежде не видел эту фотографию.
Сдвинув очки на лысую макушку, Джос поднес карточку к самым глазам.
– Август, сэр Генри… и…
Том уже ожидал, что он скажет «Том Скаттерхорн», но почему‑то этого не произошло.
– Мина Квилт? – недоверчиво спросил он. – Но тигр… мертв. А я думал, что он убил Мину Квилт.
До крайности смущенный, дядюшка вернул фотографию Тому.
– Что ж, я в полном замешательстве. Должно быть, в этой истории все переврали.
Джос принялся протирать очки несвежим носовым платком.
– Всё страньше и страньше![30]– пробормотал он себе под нос. – А вот этот чуть смазанный парень немного похож на тебя, Том. Полагаю, именно он привлек твое внимание, верно?
– Э… ну да, – неловко засмеялся Том, глядя на собственный зернистый портрет в широкополой шляпе. – Возможно.
– Какой‑нибудь мальчик на побегушках, я полагаю. Мы никогда не узнаем, кем была половина этих людей. Может, именно он сочинил ту байку про шайтана. Вот же вздор, а?
Том промолчал. Он радовался тому, что сэр Генри одолжил ему на время съемки свою шляпу и в ней его оказалось почти невозможно узнать.
– А теперь давай‑ка посмотрим, кого нам удастся найти здесь.
Джос вгляделся в большую фотографию с открытия музея.
– Ага, даже мои слепые глаза углядели Августа с Миной в самом центре.
Том заглянул ему через плечо и убедился, что короткий палец Джоса действительно указывает на улыбающуюся в объектив девушку. Кэтчер стоял позади нее, но его внимание было поглощено чем‑то на ее плече, словно он исследовал ее платье. Чем бы это ни было, оно явно всецело его захватило – таксидермист вышел на кадре очень четко.
– Пиявка на борту, – пробормотал Джос себе под нос. – А вот это пятно я узнаю где угодно. Глянь‑ка, Том.
– А кто там? – невинно уточнил Том, прекрасно понимая, кого увидел дядюшка.
– Видишь? – спросил Джос, показывая на расплывчатые изображения дона Жерваза и Лотос. – Должно быть, один из предков этой перуанской шайки. Похож, согласен? И если не ошибаюсь… смотри‑ка! А вот и мисс Зазнайка! – Дядюшка Джос поднял фотографию прямо к глазам, разглядывая зернистое изображение Лотос. – Потрясающе. Что ж, похоже, я ошибался, дружок. Я не вполне поверил той болтовне о дальнем родстве, но вот и свидетельство их связей с Августом. Выходит, это правда.
Джос покачал головой и убрал фотографию обратно в ящик. Тому оставалось только поблагодарить судьбу за то, что лица путешествующих во времени дона Жерваза и Лотос тоже оказались расплывчатыми и даже дядюшка Джос не смог их узнать. Впрочем, возможно, он узнал их, но отказался поверить собственным глазам. Это ведь обычная случайность, верно? И тут мальчику в голову пришла новая мысль.
– А у вас есть фотографии сэра Генри? – спросил он.
– Господи, да куча, – ответил Джос, – сколько угодно.
Он потянулся и достал с верхней полки пачку снимков в черных рамках.
– Самое странное в фотографиях сэра Генри то, – сказал он, – что он всегда выглядит одинаково. Никогда не меняется. Вот, посмотри сам.
Смахнув пыль, он разложил фотографии на столике, словно игральные карты.
– Сэр Генри в Индии, сэр Генри в Африке, сэр Генри в Тибете, сэр Генри в России, сэр Генри на Аляске, сэр Генри на Борнео… после открытия музея он постоянно путешествовал, прекратил только в тридцатых годах.
Том жадно проглядывал список имен и названий. Вот в каких приключениях он мог бы поучаствовать, прими он предложение охотника; и как бы это было захватывающе… Джос был прав – на всех фотографиях сэр Генри выглядел более или менее одинаково, не считая разных пиджаков и шляп: лицо оставалось все таким же красивым и обветренным, а взгляд – пронзительным. Он совершенно не старел. Единственной необычной деталью на этих в остальном традиционных портретах оказалась крупная брошь, похожая на жука, которую охотник неизменно носил на жилете. Даже на черно‑белых фотографиях Том разглядел, что камень, служивший жуку туловищем, был бледным и словно светился изнутри. У мальчика голова пошла кругом – неужели это… это же невозможно, правда?
– Что это за брошь? – невинно спросил он, указывая на странный предмет.
Джос прищурился.
– Понятия не имею, Том. Какая‑то причуда. На старости лет сэра Генри начали интересовать странные вещи: параллельные миры, путешествия во времени, жизнь после смерти и прочая чепуха. Возможно, это значок какого‑нибудь тайного общества, к которому он принадлежал. Он стал довольно эксцентричным, знаешь ли.
– А вы его когда‑нибудь видели?
– Сэра Генри? Да, разумеется. Думаю, мне тогда было лет пять, – ответил Джос, склонив голову набок. – Дружелюбный, но немного замкнутый, и очень любезно со мной держался. Я навсегда запомнил его кожу.
– Почему?
– Ну, он был уже стар, где‑то за семьдесят, а на лице ни морщинки. Ни одной.
– Странно.
– Конечно. Словно время над ним не властно. Жутковато, честно говоря.
– А что с ним сталось потом?
– Если бы я знал, Том. Он определенно уехал из Дрэгонпорта, поручив присматривать за музеем моему деду, своему дальнему родичу. Потом однажды, где‑то в пятидесятые годы, просто вышел из дома и не вернулся. Исчез. Больше его никто не видел. Говорили, что он отправился на поиски своего старого друга, Августа Кэтчера, написавшего ему, что он попал в беду. Угодил в район то ли землетрясения, то ли извержения вулкана. Где‑то в Советском Союзе, в одной из среднеазиатских республик бывшего коммунистического блока. Подробностей я уже не помню. В любом случае история невероятная, как всегда говорил мой отец. – Джос закашлялся, устроив очередную театральную паузу. – Он считал, что сэр Генри уехал, чтобы отомстить.
– Отомстить? – переспросил Том. – Кому и за что?
– Августу, за какие‑то прошлые дела. Может, они и были лучшими друзьями, но каждый Кэтчер рано или поздно показывает истинное лицо. – Джос поморщился и бросил взгляд в сторону Кэтчер‑холла. – Как эти, на холме. Поначалу они сама любезность, «как мы рады с вами познакомиться» и все такое, а потом ахнуть не успеешь, как окажешься за бортом.
Том промолчал. Он забыл об ультиматуме дона Жерваза. У Джоса осталось два дня на то, чтобы решить, продавать музей или нет, а он все никак не мог определиться.
– Честно говоря, Том, – просипел дядюшка, – даже если он отправился в Киргизию, Туркмению или еще в какое‑нибудь не менее безумное место, в те времена это было опасным предприятием. Попасть туда было непросто, и к тому же в Советском Союзе не слишком приветливо относились к любопытствующим иностранцам. А он был уже стар, не забывай об этом. Я не удивлюсь, если его схватили как шпиона и… – Джос шумно вздохнул, – тихо избавились от него. Столкнули в пропасть, например. Такое порой случалось, видишь ли.
– А сапфир?
Глаза Джоса сверкнули из‑под кустистых бровей.
– Ах да, сапфир. Совсем забыл. Ну, его никто никогда не видел, верно? Не уверен, что он вообще существовал, но если да, думаю, сэр Генри взял бы его с собой.
* * *
Потом, когда Джос и Мелба отправились за покупками, Том вышел в музей и уставился на огромный макет Дрэгонпорта. До вечера было еще далеко, но в помещении уже темнело, и он едва различал крошечные дома и улицы. Его голова гудела от мыслей и предположений; хотя он уже не сомневался, что побывал в прошлом, в похожем на макет месте, его по‑прежнему беспокоил ряд существенных вопросов. Как он там оказался? Что это за плетеный сундук? И возможно, самый важный: почему никто, кроме него самого, не счел это странным? Он словно превратился в двух разных человек с одинаковым именем и внешностью, а его жизнь обернулась причудливой игрой воображения, разворачивающейся одновременно в двух местах и в двух временах, прошлом и настоящем…
Том окинул взглядом потрепанных выцветших животных, мрачно смотревших из витрин. Может, они знают ответ; в конце концов, им должно быть любопытно, как Том, одиннадцатилетний мальчик, которого они знали как подручного Августа Кэтчера, вдруг объявился, ничуть не изменившись, сотней лет позже? Может, пора выяснить у них, что происходит, пора задать самые важные вопросы?
– Всем привет!
Голос эхом раскатился до самых дальних углов. Но ответом была тишина.
– Привет, – повторил он.
За его спиной послышался какой‑то скрежет.
– На самом деле…
Том обернулся и увидел хобот мамонта, раскачивающийся прямо у него над ухом.
– На самом деле…
– Чш‑ш‑ш! – прошипела стена – точнее, анаконда.
– На самом деле, – с нажимом повторил гулкий шепот, – у нас тут принято правило, Том, гласящее, что мы не разговариваем при свете дня.
– О, простите, – виновато потупился Том.
– Но, – продолжил мамонт, – поскольку музей закрыт и даже в два часа дня в нем темно, как у крота под мышкой, я лично не вижу причин не сделать исключение. В конце концов, – произнес он громко, – правила существуют для того, чтобы их нарушать.
– Да будет так, – эхом отозвался с дерева орангутанг.
Том поднял взгляд на огромную голову мамонта и заметил, как тот подмигнул ему.
– Хорошо же, – неодобрительно прошипела анаконда, – но если кто‑нибудь войдет, это будет на твоей совести.
– Ладно, старина, – пророкотал мамонт, разминая затекшие ноги. – Итак, Том, чем мы можем тебе помочь?
Том не знал, с чего начать… слишком многое ему хотелось выяснить. Тогда он решил спросить в лоб:
– Вы видели меня прежде?
Мамонт усмехнулся.
– Видели ли мы тебя прежде? О да, – пророкотал он. – Мы тебя знаем, Том.
– Я не имею в виду вчера, – продолжил мальчик, – или на прошлой неделе. Видели ли вы меня очень давно, скажем, на открытии музея сто лет тому назад?
– Верно, я тебя там помню, – улыбнулся орангутанг. – Хорошая была вечеринка!
Отлично, начало положено.
– Ладно, – медленно произнес Том, собираясь с мыслями. – Если я был тогда там и есть сейчас здесь, почему я не постарел? Вам не кажется это странным?
– А зачем тебе стареть? – проскрежетала дронт. – Разве я, по‑твоему, постарела?
Мальчик замешкался, созерцая потрепанную птицу.
– Ну, не то чтобы очень. Но я другой, понимаете? Я живой.
– А мы, значит, нет? – спросил носач, выбираясь из своей витрины.
Он пробежал по залу, открывая дверцы одну за другой.
– Ты определенно пробыл здесь не меньше меня, мальчуган, – пропыхтела дронт, встопорщив перья, и сошла на пол. – А я – вымерший вид, знаешь ли.
Том отчаянно пытался понять.
– Но… но как такое возможно? Мне всего одиннадцать, мои родители в Монголии, я приехал сюда из школы. Я до сих пор даже ни разу не встречался с дядюшкой Джосом.
– Как скажешь, – произнес орангутанг, явно не убежденный. – И все же ты помощник мистера Кэтчера.
– Да, это так. Точнее, было так… но я не из прошлого! Я попал туда случайно. Я… я…
У Тома перехватило горло. Как же заставить их понять? Возможно, стоит рассказать все по порядку.
– Ну ладно, – начал он, глубоко вздохнув. – Предположим, просто предположим, что я объясню, почему вы видели меня раньше.
Он убедился, что внимание всего музея приковано к нему. Звери сидели в своих витринах или на них и терпеливо ждали продолжения.
– Давай же, – пророкотал мамонт.
– В том чулане под лестницей стоит плетеный сундук с двойным дном.
Дронт, изогнув шею, обернулась к чулану.
– С двойным дном? – переспросила она. – А что именно это значит?
– Ха‑ха! Я знаю, что это такое, – объявил орангутанг. – Только не говори, что это ящик вроде тех, в каких у фокусников исчезают люди.
– Я говорю не о фокусах, – продолжил Том. – Если лечь в него, провалишься сквозь дно и полетишь, а потом окажешься в другом месте. В металлическом дорожном сундуке.
– В металлическом дорожном сундуке? – переспросил носач. – Значит, есть плетеный сундук и металлический, а между ними ничего нет?
– Именно так, – неуверенно ответил Том.
– Сундуки стоят один на другом? – спросил мамонт.
– Нет. Этого не может быть, потому что второй сундук стоит в кладовой Кэтчер‑холла около ста лет назад. Совсем как на том макете.
Том показал на большой заснеженный макет Дрэгонпорта в углу.
– Так я и очутился в прошлом. Случайно вывалился из плетеного сундука. А затем я стал помощником Августа Кэтчера и побывал здесь на открытии музея. Вот как все было.
Вот, он это сказал. Новости были встречены ошеломленным молчанием, животные переводили взгляды с макета на чулан и обратно.
– Прошу прощения, – пропищал муравьед. – Должно быть, я что‑то упустил. Так ты сказал, там есть тоннель?
– Нет. Ничего нет.
Дронт с недоумением посмотрела на него.
– И ты хочешь сказать, что действительно в это веришь?
– Да, верю.
– И ты нас не разыгрываешь?
– Нет.
– В таком случае, Том, – отрезала она, – боюсь, ты совершенно лишился рассудка. Как это прискорбно.
– Какая удивительная идея, – пророкотал мамонт.
Том вышел из себя. Он беспомощно окинул взглядом музей.
– Так… так вы мне не верите?
– Конечно нет! – завопил трубкозуб. – Какая чушь.
– Вздор и чепуха! – подхватил панголин.
– Хорошо же! – громко крикнул Том. – Тогда я вам докажу!
Он сердито направился к чулану и рывком распахнул дверь.
– Кто хочет пойти со мной?
– Куда именно? – пророкотал мамонт.
– Туда! – крикнул Том, махнув рукой в сторону зала и чувствуя, как кровь закипает в жилах. – В макет, в Прошлое, куда бы то ни было!
Почему они не понимают?
– Успокойся, старина, – попросил мамонт. – Не горячись.
– Бедняга тронулся, – прошептал муравьед.
– Слишком долго здесь торчал, – согласился осетр. – Я слышал, у иглобрюхов бывают похожие проблемы – они тоже считают, что могут съеживаться.
– Но, Том, старина, – протянул орангутанг, глядя на макет и задумчиво почесывая затылок. – Даже если бы мы тебе поверили, тебе не кажется, что мы слегка… великоваты?
– Не все мы, – услужливо подсказал муравьед. – Может, мышь или землеройка…
– Но ты не сможешь взять с собой землеройку, – объявил носач. – У них там – все за одного, один за всех, а их попросту слишком много.
– Но меньше, чем толпы, что пройдут по земле в Судный день! – пропищал кто‑то.
– Видите, что я имею в виду? – спросил носач.
Том оглянулся и увидел рядок грызунов, сидящих на краю выдвижного ящика.
– Или вы не видите миллионы мышей, выстроившихся у врат? Или вы не слышите пения труб? – воззвал проповедник, поднимая костлявую лапку к потолку.
– Мы видим! Мы слышим! – вторили ему хором мыши и землеройки.
– Многие призваны!
– Но немногие избраны!
– Братья и сестры, – пропищал проповедник. – Если человеку, мамонту или сумчатому нужна наша помощь, мы охотно окажем ее. Выстоим или падем вместе.
– Аллилуйя!
Мыши и землеройки разом вскинули в воздух сжатые в кулачки лапки, и их писк разнесся по залу. Муравьед снисходительно улыбнулся.
– Вот видишь, Том? Добровольцев множество.
– Но быть маленьким вовсе не обязательно, – пояснил Том, уже сожалея о том, что сам подсказал предмет для долгих споров. – На самом деле мы попадем не в этот макет, а…
– Значит, лучше подойдет кто‑то кусачий? – предположил дикобраз. – Тогда горностай. Он парень узкий, и зубы острые.
– А как насчет древесной лягушки? Она ядовита, а там обязательно будет вода.
– Лягушки – хорошие пловцы, – согласился мамонт, кивая огромной головой. – Если дело касается воды, я всегда голосую за лягушку.
– Но он говорил что‑то о полете – так, может, взять птицу?
– Колибри совсем крошечные…
– Но даже двух слов связать не могут, – вмешался дикобраз. – Совершенно бестолковые. Скажите мне, кому тут удалось хоть раз связно побеседовать с колибри?
Гул голосов затопил зал – громко обсуждались преимущества и недостатки каждого мелкого млекопитающего, птицы, рептилии или рыбы, и Том понял, что так ничего и не добьется.
– Может, я смогу чем‑нибудь помочь? – предложил, растягивая слова, скрипучий голос откуда‑то со стропил.
Разговоры мгновенно смолкли, и все животные подняли взгляды на потолок.
– В конце концов, мы кое‑что уже пережили вместе, верно, Том?
Посмотрев на балкон, мальчик разглядел на перилах знакомый силуэт. Там сидел гигантский орел, и Том никогда еще не был так рад его видеть.
Глава 19
ПТИЦА ОБЪЯСНЯЕТ
– О боже, – чуть слышно произнес мамонт. – Веселый бродяга вернулся. Спокойней, друзья.
Заяц‑беляк, испуганно пискнув, спрятался за лапой бурого медведя.
– Грозные когти, острый клюв и никаких мозгов, – презрительно фыркнула дронт, на всякий случай отступая на свое возвышение.
– Птичьи мозги, – поправил ее дикобраз. – И прямиком с биллабонга.[31]
Не обращая внимания на оскорбления, орел спикировал вниз и, клацнув когтями, приземлился на гладкий каменный пол.
– Не волнуйтесь, ребятки, нет никакой нужды так язвить. Я прибыл сюда не затем, чтобы рвать вас на части, – проворчал он. – Пока что.
Затем огромная птица повернулась к Тому и уставилась на него злым желтым глазом.
– Я всего‑то и хотел, что перекинуться словечком с юным Томом. Наедине.