«Думай, Том. Думай».
Прищурившись, мальчик разглядел над окошком в крыше уходящую в небо широкую дымовую трубу. К ней что‑то крепилось – плоский кусок металла. Громоотвод? Громоотводы должны уходить в землю, вспомнил Том. Может быть… Он пошарил в снегу, и вскоре его замерзшие пальцы на что‑то наткнулись. Смахнув белый покров, он увидел толстый медный провод, лежащий на скате крыши, словно канат. Расчистив снег выше, Том увидел, что через каждые несколько футов он крепится к кровле большими плоскими скобами. Он вздохнул с облегчением – теперь он мог двигаться дальше. Оставалось только подняться по громоотводу до окошка, перебраться к нему и молиться, чтобы рама оказалась незапертой. А если нет, что тогда? Том глянул вниз. Скорее всего, он соскользнет обратно по крыше, словно мячик, отскочит от стены и рухнет на землю с высоты трех этажей. Мальчик покачал головой, осознав все безумие своей затеи. Молодец, Том, отличный план! Все же так просто. Совсем рехнулся? Возможно. После приезда к дядюшке Джосу он открыл в себе немалую долю безрассудства и не сомневался, что однажды оно доведет его до беды. Но не сегодня. Сегодня все обойдется.
Должно обойтись.
Том стиснул зубы и полез вверх. Минут за пять ему удалось вскарабкаться по скользкому медному проводу, и он, шатко покачиваясь, привстал над окошком. Пот щипал глаза, несмотря на пронизывающий ледяной ветер. Мальчик не отваживался смотреть вниз, как если бы висел на краю пропасти в милях над землей. Стоит лишь поскользнуться на заснеженной крыше, и ему конец. Крепко вцепившись в раму, он откинул щеколду и всем весом навалился на окошко. Ржавые петли заскрипели и чуть подались, потом еще немного – и замерли, словно им что‑то помешало. Он надавливал снова и снова, но безрезультатно.
– Пожалуйста, – прошептал Том, – откройся…
Но рама отказывалась двигаться дальше, как будто уперлась во что‑то внизу. Пальцы мальчика уже ныли от холода, долго ему не продержаться, а земля так далеко внизу…
– Открывайся же, свинья! – завопил он и громко чертыхнулся.
В отчаянии Том подтянул ноги к груди и принялся пинать само стекло. Пускай он изрежется, лишь бы убраться с крыши… Вдруг раздался глухой звон, и он камнем рухнул вниз.
Бум!
Мальчик так сильно ударился о пол мастерской, что у него перехватило дыхание. Вокруг со звоном сыпались на пол осколки.
Он долго лежал неподвижно, вжавшись лицом в пол. Голова кружилась, на миг он даже испугался, что его парализовало. Открыв один глаз, он увидел собственную руку, неудержимо дрожащую. Только теперь, благополучно проникнув внутрь, Том осознал, насколько это было опасно. И испугался до умопомрачения. Он зажмурился и вдохнул холодный сырой воздух мастерской, знакомо пахнущий животными. Затея была безумной и дикой, но все же удалась. Возможно, в следующий раз ему повезет меньше.
Возможно…
Запах животных странным образом умиротворял, но до Тома постепенно начало доходить, что нет ни малейших оснований чувствовать себя здесь как дома. Без Августа Кэтчер‑холл стал для него опасным местом. Он сам забрался прямо в паутину.
Поднявшись с грязного пола, мальчик включил маленький серебристый фонарик и огляделся. В мастерской царил страшный беспорядок. Полки были сорваны со стен, шкафы разбиты, повсюду валялись обрывки проволоки и клочья тряпок. В углу, рядом с опрокинутым шкафом с табличкой «диковины», валялся растерзанный четырехногий утенок. Могло показаться, что мастерскую разгромил взбесившийся дикий зверь.
Итак, что теперь? Том точно не знал. Если это дон Жерваз что‑то искал здесь, то, судя по результатам, он не слишком осторожничал. С другой стороны, мало ли кто мог обшаривать мастерскую за прошедшие сто лет. Это ничего не доказывает. Придется искать дальше. Тяжело вздохнув, Том на цыпочках подкрался к двери и выскользнул на темную лестницу. Где‑то далеко смутно гудели трубы, но если не считать этого, в доме висела мертвая тишина. Куда дальше? Вниз по лестнице, в кабинет? Нет, не сейчас, торопливо решил Том – ему не хотелось пока лезть в самую середину паутины. Лучше оставаться наверху. И вдруг внизу послышались быстрые шаги по каменному полу, и, перегнувшись через перила, мальчик увидел стоящую в дверях Лотос в белой шубке.
– Сколько времени это займет? – окликнул ее из кабинета дон Жерваз.
– Не больше часа.
– Постарайся не опаздывать.
Лотос ничего не ответила, хлопнула дверью и ушла.
«Отлично, – подумал Том. – Одной заботой меньше. А теперь сосредоточься».
Слева тянулся длинный темный коридор, который, по его воспоминаниям, вел в тесную, обшитую деревом комнатку, где он впервые появился в прошлом. Направо уходил другой, пронизывающий насквозь все восточное крыло. Там жил Август, но Том лишь смутно помнил, что находилось дальше: только то, что эта часть дома была очень старой и туда почти никогда не заглядывали. Мальчик перевел взгляд с одного коридора на другой и направился в деревянную комнатушку. Возможно, сундук по‑прежнему там, и дон Жерваз с Лотос тоже нашли его. Это могло бы объяснить хоть что‑то.
Перебежав лестничную площадку, Том двинулся по коридору, держась середины ветхой ковровой дорожки, чтобы приглушить шаги. Подойдя к двери, он повернул ручку черного дерева, но оказался совершенно не готов к увиденному – маленькая, заставленная сундуками кладовая превратилась в ванную комнату с цветастыми обоями и белым ворсистым ковром. Вместо сундука в углу стояла чугунная ванна. Тихо прикрыв дверь, Том вернулся на площадку. Его голова гудела от мыслей. Как бы они ни попадали в макет, в прошлое, этим путем они определенно не пользовались. Должно быть, нашли другой… Добравшись до лестницы, мальчик остановился и прислушался, но снова ничего не услышал. Тишина, видимо, означала, что дон Жерваз по‑прежнему находится в кабинете внизу.
Что дальше? Другой коридор. Может, он найдет там какую‑нибудь подсказку, и вдруг старое крыло дома больше не заперто. Чуть осмелев, Том метнулся через площадку и помчался по узкому извилистому коридору мимо спальни Августа к двери в дальнем конце. Осторожно подергал дверную ручку, та подалась, и мальчик очутился в тускло освещенной картинной галерее, куда раньше никогда не заглядывал. На одной стене висели угрюмые портреты Кэтчеров, в доспехах и париках. Напротив, под высокими окнами, протянулась вереница щук, лососей и форелей, превращенных Августом в чучела. Том медленно пошел по галерее, рассматривая по очереди одного сурового Кэтчера за другим, дыхание его облачками пара повисало в застоявшемся воздухе. Он не прошел и нескольких шагов, когда услышал приглушенное бормотание:
– Хммм‑уммм‑уммм.
Том застыл, каждая мышца в его теле напряглась.
– Груммм… Муммм‑уммм‑умм‑умм‑уммбл…
Казалось, этот звук издавала сама стена. Посветив фонариком на щуку, Том разглядел, что ее губы слегка шевелятся. Игра света? Но тут звук послышался в другом конце галереи – забубнила форель. Бормотание… словно монашеские песнопения… Мальчик внезапно осознал, что это за звук. Рыбы пели! Улыбнувшись, он погасил фонарик. Значит, Август и здесь прибег к своему составу. Крадучись, Том двинулся дальше по галерее, прислушиваясь к унылому гулу, доносящемуся из каждой витрины.
– Славен будет последний из дней, – бормотала щука.
– Если быть точным, славны будут, – поправил ее угорь.
– Когда путь окончен, и труба поет, – добавила форель. – И день гнева Господнего настает.
– Кого ждет море, а кого – огонь.
– Дабы вечно гореть им в пламени том.
– Вечно гореть, – забубнили все хором. – Вечно гореть, вечно гореть в пламени ада.
– Будь ты зверем иль птицей, рыбой иль жрицей.
– Всем вам гореть в пламени ада.
Том сдержал смех. Так вот как поступил Август с той книжицей проповедей для Судного дня! Он набил страницами головы чучел. Если бы только он видел их сейчас – как бы это его позабавило. Мальчик настолько увлекся странными песнопениями рыб, что услышал шаги, когда было уже слишком поздно.
Клик‑клак! Клик‑клак! Клик‑клак!
Они походили на удары долотом по камню, становясь все громче и громче…
Клик‑клак! Клик‑клак!
Том отчаянно озирался. Где спрятаться? Посреди галереи одно из окон утопало в нише, рядом с которой висели тяжелые вышитые шторы. Вот оно! Мальчик метнулся туда, нырнул за занавеси, вжавшись в тень, и тут же увидел высокую тощую фигуру в длинном черном пальто, направляющуюся в его сторону. Впрочем, внимание дона Жерваза было всецело поглощено клочком бумаги в его руке, и он, так и не заметив выпуклости на шторе, прошел мимо Тома до конца галереи.
– Что ж, это здесь, – нетерпеливо проворчал он.
Сложив бумажку, он сунул ее в карман и открыл стоящий прямо перед ним шкаф. Наклонившись, вошел внутрь, и дверца за ним захлопнулась.
Том оставался на месте, не смея даже шелохнуться. Дон Жерваз, несомненно, вот‑вот вернется. Он ждал, напрягая глаза и уши, чтобы заметить малейшее движение, тишайший шорох, но безрезультатно. Секунды сменялись минутами, а Аскари все не возвращался. Мальчик задался вопросом: а вдруг это вовсе не шкаф, а вход в другую часть дома, где он никогда не бывал, например в комнаты для слуг. Может, именно там сейчас живут дон Жерваз и Лотос.
Прошло еще несколько показавшихся вечностью минут, и терпение Тома лопнуло. Выйдя из‑за шторы, он на цыпочках подобрался к ряду шкафов и остановился перед ними. Все они выглядели совершенно одинаковыми. Куда же вошел дон Жерваз? В один из средних, решил мальчик. Он осторожно тронул ручку двери. Хотя в галерее было темно и холодно, его ладонь взмокла. А что, если Аскари вдруг выйдет наружу? Вдруг он спит в этом шкафу, мало ли какая блажь взбрела ему в голову? Слишком поздно: Том открыл дверь.
Внутри не оказалось ничего, кроме метел и швабр. Мальчик сглотнул. Должно быть, он выбрал не тот шкаф. Он нерешительно проверил дверцы справа и слева, но и там обнаружилось то же самое: метлы и швабры. Не может быть. Вряд ли дон Жерваз попросту исчез, верно? Это невозможно. Закрыв дверцы, Том снова заглянул в первый шкаф. За ручками швабр и метел проглядывало темно‑серое дерево задней стенки, вполне прочное на вид. Затем мальчик вспомнил, что дон Жерваз захлопнул за собой дверь сразу же, как вошел. Может, тут есть какой‑то потайной механизм, не позволяющий открыть одну дверь, пока не закроешь другую? Возможно. В конце концов, это же Кэтчер‑холл, а Август любил сюрпризы. Это может оказаться всего лишь еще одним из них.
– Ладно, – чуть слышно прошептал Том. – Я справлюсь.
Вытерев потные ладони о штаны, он осторожно шагнул в шкаф и закрыл за собой дверцу. Ничего не произошло. Он стоял в кромешной темноте и слушал удары собственного сердца. Что теперь? Найти другую дверь. Вытянув руки перед собой, мальчик наткнулся на шероховатое дерево задней стенки. Медленно скользнул пальцами вниз по ней и нащупал небольшое металлическое кольцо, вполне могущее оказаться своеобразной дверной ручкой. Взявшись за него, Том легонько нажал. Кольцо подалось.
– Да!
Сердце мальчика екнуло. Это не могло быть ничем иным.
Не задумываясь, Том повернул кольцо и надавил. Раздался скрип, и небольшая, не выше его самого, дверца распахнулась настежь. Она напоминала старинную внутреннюю дверь, какую он однажды видел в замке. За ней обнаружилась длинная темная комната, на первый взгляд похожая на кладовую. Впрочем, довольно странную, поскольку ее заполняли рыболовные снасти и большие деревянные бочки. Подойдя к одной из них, Том чуть‑чуть приподнял крышку, и ему в нос ударила вонь тухлой рыбы, настолько мерзкая, что ему пришлось прикрыть рот ладонью, чтобы удержаться от рвоты. Зажав нос, он посветил фонариком на мутную воду. У самой поверхности плавали, толкаясь, пять желтых шаров размером с футбольный мяч. Что это такое? Том решил, что это какие‑то гигантские яйца или загадочные глубоководные медузы, но запах был настолько отвратительным, что ему пришлось закрыть крышку, пока его не стошнило. Возможно, это какая‑то наживка.
Стараясь не обращать внимания на гнилостный запах, он направился мимо стеклянных буйков и спутанных сетей к огромной амбарной двери. С каждым шагом он все больше убеждался в том, что оказался на рыбацком складе, каким‑то образом соединенном с Кэтчер‑холлом. Как такое возможно? Разве что это целая пристройка за домом… Может, и нет, решил Том, услышав визгливые крики чаек и протяжный гудок в отдалении. Может, он уже вовсе не в Кэтчер‑холле. Амбарная дверь оказалась заперта, но рядом нашлась другая, рядом с которой висели ряды черных фраков. Должно быть, сотни. Том с любопытством рассмотрел один. Два изящно скроенных кармана, ряд блестящих черных пуговиц. Вряд ли он мог принадлежать рыбаку, и, кроме того, мальчик был убежден, что уже видел где‑то похожие фраки…
Снаружи снова взревел гудок. Приоткрыв дверь, Том с удивлением обнаружил, что стоит на верхней площадке шаткой деревянной лесенки, спускающейся в узкий заснеженный проулок между двумя зданиями. Это какой‑то склад неподалеку от моря. Снова макет Дрэгонпорта? Он вернулся в прошлое? Пронизывающий ветер гонял по проулку снежные вихри, в небе с треском вспыхнул фейерверк. Откуда‑то издалека доносились звуки шарманки и смех. Возможно… Чуть осмелев, Том спустился по запорошенным снегом ступеням и двинулся на звук музыки. Он уже почти подошел к арке в конце проулка, как вдруг учуял знакомый дымный запах жареных каштанов.
– Смотри, куда прешь, парень!
Том едва успел отскочить на узкий тротуар. Мимо, сердито звеня бубенцами, пронеслась запряженная в сани лошадь. Затаив дыхание, Том свернул за угол, и там перед ним открылась замерзшая река, где люди разъезжали на коньках по ледовой ярмарке.
Значит, он прав. Он попадал в прошлое через плетеный сундук в музее, а дон Жерваз с Лотос – через шкаф в Кэтчер‑холле. Два разных пути, ведущих в макет. Как и говорил орел, на земле есть и другие морщины и складки, где соприкасаются миры. Но почему в Кэтчер‑холле? Это не может быть случайностью, все каким‑то образом связано. Том постоял в дверях, собираясь с мыслями, и уже намеревался выйти из арки на берег, но вдруг ощутил, что ему не стоит этого делать. Кто‑то наблюдал за ним – или что‑то.
На другой стороне улицы он заметил под фонарем двоих низеньких мужчин в черном, притопывающих, чтобы согреться. Они явно кого‑то ждали. Что‑то в этой парочке показалось Тому знакомым, хотя их почти полностью скрывали огромные шубы. Прежде чем мальчик успел понять, что именно, к ним присоединился третий мужчина в длинном черном плаще. Дон Жерваз. Коротышки как‑то съежились и понурились, когда он с ходу принялся забрасывать их вопросами. Том не слышал ни слова, но по их суетливому поведению было понятно, что хозяин здесь – Аскари, а они слуги, причем провинившиеся. Наконец один из мужчин робко махнул рукой в сторону города, дон Жерваз раздраженно всплеснул руками и зашагал по улице, а коротышки потрусили следом.
Сперва мальчик хотел проследить за ними и выяснить, что они затеяли, но потом ему на ум пришла более удачная мысль: пока дон Жерваз здесь, в прошлом, Том знает, где он. Превосходная возможность незаметно обыскать кабинет в Кэтчер‑холле. Но стоило поторопиться, пока не вернулась Лотос.
Нырнув обратно в проулок, Том взлетел по деревянной лестнице к двери и мимо вонючих бочек пробрался к дальней стене склада. Маленькая дверца легко распахнулась перед ним; шагнув в темноту, он прикрыл ее за собой и пошарил впереди руками. Наконец пальцы нащупали внутреннюю ручку шкафа. Повернув ее, Том вновь оказался в картинной галерее Кэтчер‑холла. Как просто! Никакой возни в попытках нашарить под тряпками дыру, никаких полетов, когда только надеешься, что приземлишься в нужном месте. Прокравшись по темным коридорам, мальчик вышел на лестничную площадку и прислушался, проверяя, не вернулась ли Лотос раньше его. Ничего – в доме стояла тишина, такая же, как и во время его ухода. Он здесь один, и у него есть еще немного времени.
Тихо спустившись по лестнице, Том пересек пустой зал и вошел в кабинет. Здесь почти ничего не изменилось с тех пор, когда он учился у Августа: темные дубовые панели по‑прежнему скрывали стены, по обе стороны от черного мраморного камина стояли высокие книжные шкафы, забитые древними томами в кожаных переплетах. Отличием оказался беспорядок. Все горизонтальные поверхности были завалены сотнями листков бумаги, испещренных небрежными записями и вычислениями, на персидском ковре громоздились пачки газетных вырезок. Том подошел к ближайшей и начал читать. «Таинственное исчезновение сэра Генри Скаттерхорна» – гласил заголовок «Вестника Дрэгонпорта» от 12 мая 1953 года. Положив листок на место, мальчик проглядел еще несколько. «Август Кэтчер рассказывает о набивке птичьих чучел научному обществу Дрэгонпорта». «Сэр Генри находит ару Спикса». «Мамонт нуждается в реставрации». Список продолжался и продолжался. Похоже, в этой комнате были собраны все газетные статьи, касающиеся Августа, сэра Генри или музея Скаттерхорна. Том был озадачен: зачем заниматься этими изысканиями, если они в любом случае собирались купить музей? Что могло найтись в статьях такого, чего не было в самом музее? Что бы они ни искали, они явно собирались перевернуть каждый камень.
Обойдя пачки газет, он подошел к столу посреди комнаты. На нем стояли два компьютерных монитора, подключенных к какому‑то тихонько жужжащему датчику. Том никогда не видел ничего подобного, но прибор выглядел побитым и многажды переезжавшим; возможно, это было какое‑то высокотехнологичное военное оборудование. Впрочем, на столе обнаружились и знакомые предметы. Например, чучело кукабарры (значит, тем грабителем все‑таки была Лотос), голову которой отрубили и разрезали напополам, словно яблоко. Рядом с ней были аккуратно разложены останки со знанием дела расчлененных цапли и угря. На дальнем конце лежала небольшая кучка ярко‑красных перьев, некогда принадлежавших колибри‑пчелке, а рядом с ней – комок ваты, которой Август набил крохотное существо. Том смотрел на эти останки и вспоминал чудесные мгновения, когда птичка неуверенно возвращалась к жизни на ладони таксидермиста. И вот теперь она лежит здесь, словно экзотическое блюдо, приготовленное для безумного римского императора. Искра гнева затеплилась в мозгу Тома. Если им нужен сапфир, зачем потрошить колибри? Они не могли не знать, что камень по меньшей мерс вдвое превосходит размерами пятисантиметровую птичку. Нет, без сомнения, они ищут что‑то другое и, судя по всему, еще не нашли.
Том уже собирался красться обратно к двери, когда его внимание привлекла стопка газет на обитой кожей скамеечке для ног у камина. Они чуть‑чуть отличались по цвету от всех остальных и выглядели странно: словно были напечатаны на каком‑то пластике. Подойдя ближе, мальчик взял из пачки одну газету и провел пальцем по странной восковой поверхности, которая на ощупь оказалась почти влажной.
«Крух мериканьего парма L8‑EST, – сообщал заголовок. – Девятидвацать тысч сгибшех». Под этими причудливыми словами помещалась фотография – на ней, вероятно, был запечатлен паром, но выглядел он как огромный кусок мыла, боком покачивающийся на волнах. Сама картинка казалась странно трехмерной, словно голограмма, вода колыхалась, и Том вроде бы даже расслышал крики людей, зовущих на помощь. Статья о крушении была написана на своеобразном английском, который мальчик не вполне понимал, но самым странным в газете оказался не текст, не изображение и даже не материал, на котором их напечатали, а дата. Это газета была не из прошлого и не из настоящего. Она была из будущего, которое наступит через девятьсот семьдесят лет.
Том улыбнулся. Наверняка это опечатка – как такое вообще возможно? Наклонившись, он изучил остальные газеты того же оттенка. Все они были напечатаны на той же, как будто бы вощеной бумаге, на том же наречии, в том же самом году. Опечаткой это быть не могло – сотни разных газет не ошибутся в дате одинаково. Том стоял и ошеломленно смотрел на зеленоватую стопку. Как же дону Жервазу с Лотос удалось заполучить газеты из будущего? Если только… Мальчику пришла на ум догадка, в которую он не осмеливался поверить. Если только…
И тут хлопнула входная дверь.
– Папа? Папа, я вернулась.
Том услышал за дверью мягкие шаги Лотос.
– Папа, где ты?
Он едва успел заползти под скамеечку для ног, прежде чем дверь открылась.
– Эй?
Лотос с небольшим рюкзачком стояла в дверях. Голос ее звучал крайне раздраженно:
– Кстати, я его принесла.
Глава 21
МГНОВЕНИЕМ ПОЗЖЕ
Том Скаттерхорн лежал совершенно неподвижно, пытаясь не обращать внимания на бешено стучащий в ушах пульс. Из своего укрытия под кожаной скамеечкой для ног он видел лишь черные ботинки Лотос, пачкающие снегом персидский ковер. Что она делает? Чуть не сломав себе шею, мальчик повернул голову к камину и кое‑как разглядел высокое зеркало, в котором отражалась вся комната. Девочка в обтягивающем черном комбинезоне, застегнутом до горла, стряхнула снег с белой шубки и аккуратно повесила ее за дверью. Стянув капюшон, она распустила длинные темные волосы, подобрала с пола небольшой синий рюкзачок и небрежно бросила его на стол. Раздался приглушенный писк, и рюкзачок дернулся, как будто из него пыталось выбраться какое‑то живое существо.
– Не трепыхайся, мерзкая тварь, – прошипела Лотос. – И до тебя дойдет дело.
Она бросила раздраженный взгляд на испачканный кровью указательный палец.
– Дьявол.
Она засунула пораненный палец в рот и пососала. Том все еще гадал, что за существо находилось в рюкзачке и укусило ее, когда услышал знакомые шаги на лестнице, а потом и в коридоре. Дверь распахнулась, и в кабинет вошел дон Жерваз с деревянным ящиком, полным каких‑то бутылок.
– Этим болванам ничего нельзя поручить! – раздраженно пророкотал он. – Даже медуза на их месте соображала бы лучше.
Лотос что‑то проворчала и угрюмо плюхнулась в кресло, наблюдая, как ее отец расставляет на столе пыльные старые бутылки.
– Я думала, мы их уже проверяли.
– Увы, нет, милая. Нужно это сделать, каким бы скучным ни казалось тебе это занятие.
Том узнал бутылки с подоконника в мастерской. Видимо, дон Жерваз за ними и возвращался в прошлое. Этикетки пропали, многие емкости были почти пусты – Август явно не счел необходимым брать их с собой. Расставив их, дон Жерваз взял деревянный ящик и уже собирался отбросить его в сторону, но заметил, что по его дну что‑то катается.
– Погоди‑ка.
Запустив костлявую руку в ящик, дон Жерваз выудил оттуда пыльный синий пузырек, заткнутый пробкой.
– Хм.
Он поднес бутылочку к свету и приник мутным глазом к темно‑синему стеклу, проверяя, не осталось ли чего‑нибудь внутри. Том разом побелел, увидев склянку, – в таких Август хранил свой состав. Почему он не забрал ее? Не мог же он быть настолько рассеянным, чтобы попросту забыть одну из своих драгоценных бутылочек?
– Что ж, это можно выбросить сразу, – проворчал Аскари, убедившись, что пузырек пуст, не считая лилового осадка на дне.
С презрительным фырканьем дон Жерваз швырнул склянку в мусорную корзину. Том услышал позади глухое звяканье и, вывернув шею обратно, увидел, что бутылочка уцелела, упав на старые газеты на дне корзины, только стеклянная пробка вывалилась.
– А теперь, милая, к делу, если ты, конечно, не возражаешь.
Дон Жерваз нетерпеливо выдвинул ящик стола и достал оттуда прозрачную бутылку с черепом и костями, нарисованными на этикетке.
– Буду только рада, если ничего из этого не сработает, – капризно заявила Лотос, снова принявшись рассматривать укушенный палец.
– Ну же, Лотос, этот укус тебя не убьет, – презрительно усмехнулся дон Жерваз. – Сколько раз тебе повторять: норовистому зверью ломай лапы или выкалывай глаза.
Он достал из кармана пару блестящих кожаных перчаток и бросил их дочери. Лотос натянула их в каменном молчании.
– Теперь‑то готова?
Девочка не откликнулась.
– Хорошо.
Склонившись над столом, мужчина длинными костистыми пальцами осторожно свинтил пробку с бутылки яда. Трижды быстро смочил носовой платок, кивнул дочери, и та поспешно запустила в рюкзачок руку в перчатке. Раздался пронзительный писк, но Лотос, не обращая внимания, шарила внутри, пока не поймала перепуганного зверька.
– Попался, гаденыш, – прошипела она и, сильно стиснув кулак, вытащила отчаянно вырывающееся существо из рюкзачка. – Фу.
Дон Жерваз с отвращением уставился на комочек белой шерсти с розовыми глазками, бешено извивающийся в руке Лотос. Это был Планктон.
Тому никогда не нравилась эта крыса, но сейчас, в таких обстоятельствах, он не мог ей не посочувствовать, хотя бы слегка. Выпучив глаза от ужаса, Планктон в отчаянной попытке вырваться впился зубами в перчатку Лотос. Но было уже поздно: быстрым движением дон Жерваз крепко прижал отравленный платок к мордочке крысы. Зверек отчаянно сопротивлялся, сучил в воздухе лапками, но вскоре обмяк и, вздрогнув в последний раз, замер в руках Лотос.
– Excellente.[33]
Дон Жерваз, усмехнувшись, завинтил пробку на бутыли с ядом, а затем включил компьютер и лежащий рядом прибор. Машина загудела и ожила.
– Вот ты и сдохла, крыса, – злобно прошипела Лотос. – Дохлая, как дронт.
Дон Жерваз взял датчик и медленно провел им вдоль безжизненного тельца Планктона. Потрескивали помехи, но больше прибор ничего не уловил.
– Похоже, ты права, милая, – проворчал мужчина.
Лотос заглянула в розовые глазки Планктона и раздраженно скривила губки.
– Может, оставим ее так?
– Лотос, ты же знаешь, что мы не можем так поступить – или ты так ничему и не научилась? Лучше всего подходит только что убитое животное, и даже эти отбросы могут принести пользу. – Он звонко щелкнул пальцами. – Тампон, будь любезна!
Лотос устало вздохнула, придвинула к себе стул и взяла со стола пучок тонких проволочек и комок ваты. Оторвав клок ваты, она умело обмотала ею конец проволочки.
– Спасибо, – откликнулся дон Жерваз, принимая тампон. – Будем надеяться, что нам повезет. Numero uno.[34]
Взяв со стола первую бутылку, он вытащил пробку и опустил внутрь проволоку так, чтобы обмакнуть ватку в прозрачную жидкость, оставшуюся на дне. Потом извлек тампон, осторожно мазнул им по пасти Планктона, схватил датчик и провел им вдоль крысиного тельца. Прибор загудел, снова чуть слышно затрещали помехи – и больше ничего.
– Хм, – с явным разочарованием проворчал дон Жерваз.
Он стер влажный след с мордочки Планктона и повторил процедуру со второй бутылкой. Датчик показал в точности те же результаты и в этот раз, и в следующий. Мужчина повторял операцию снова и снова, продвигаясь к концу ряда бутылок, и с каждой секундой злился все сильнее.
– Надеюсь, твое желание не осуществится, милая, – пробормотал он, отбрасывая очередной тампон. – Время не на нашей стороне.
С каждой новой неудачей глаза дона Жерваза выпучивались все больше, словно он действительно кипел внутри, но Планктон так и лежал на столе мертвым, с застывшим на мордочке выражением крайнего ужаса. Лотос молча записывала размер и форму очередной бутылки в блокнот, ставила рядом крест и готовила очередной тампон. Она занималась этим не впервые, и работа ей наскучила. Неудача казалась неизбежной.
В кабинете уже тошнотворно пахло химикатами, но они оба не обращали внимания на вонь. С трудом сдерживая ярость, дон Жерваз потянулся к последней бутылке.
– Думаю, – медленно произнес он, – если и это не подействует, мое терпение лопнет.
Его глаза сверкали от тихой ярости, когда он вгляделся в остатки ярлычка.
– Козел?[35]
– Может, экстракт козла? – язвительно предположила Лотос. – Может, Август Кэтчер захотел сделать чучело козла более козлоподобным и выварил одного, добавил веточку розмарина, пару измельченных овечьих глаз, ложку птичьих мозгов, нос вомбата…
– Очень смешно, Лотос, – перебил ее дон Жерваз. – Прекрасное чувство юмора.
Девочка фыркнула собственной шутке, свернула последний тампон и передала отцу.
«Жидкость Гоутби, – подумал Том. – Та, в которой содержится стрихнин!»
Он смотрел, как дон Жерваз смачивает ядом губы Планктона, уверенный, что это средство крысу не оживит точно. Датчик снова потрещал и умолк. Как и следовало ожидать, он ничего не зарегистрировал.
– Carramba!
Дон Жерваз внезапно вскочил на ноги и швырнул трупик Планктона в мусорную корзину. Лицо его из желтоватого сделалось свекольным, глаза налились кровью.
– Это… это… это… – Он как будто лишился дара речи.
– Пустая трата времени? – скучающе предположила Лотос. – Так почему бы нам не подождать, пока музей не станет нашим, а потом разодрать его в клочья?
– Exacto! – воскликнул дон Жерваз. – Так мы и сделаем, чучело за чучелом! Но даже тогда мы можем не успеть вовремя. – Он принялся мерить комнату быстрыми шагами. – Лотос, как ты не понимаешь, что до Заражения осталось лишь несколько часов? Миллионы и миллионы соберутся вместе, и что я им скажу? Что я скажу Палате? Да, потратив целую жизнь на поиски в каждом веке и уголке планеты, я, дон Жерваз Аскари, все же обнаружил источник в Дрэгонпорте – в немыслимом месте, в том самом музее, который уже проверили сотни наших агентов? Но, увы, ваши светлости, я не могу предоставить ни капли, ни единого атома. И хуже того, вынужден признать, что Август Кэтчер сбежал – escapado[36]– от меня. От меня!