Анжелика рванулась вперед, но Мириам вцепилась в ее руку, останавливая от безрассудной попытки защитить Пьера, прийти к нему на помощь.
– Что случилось? – раздался от дверей склада сильный голос лейтенанта Стили. Склад был окружен огромным количеством пустых ящиков и бочек – признаком того, что англичане вновь исчерпали свои припасы до опасно низкого уровня.
– Поймали Дюрана, – ответил солдат, шевельнув направленным в висок Пьера мушкетом.
Лейтенант прислонился к дверному косяку, с деланой небрежностью наблюдая за происходящим, потом откинул полу мундира и опустил пальцы на рукоять пистолета.
Когда из офицерского дома вышла Лавиния, прикрывая глаза от солнца и щурясь в сторону Пьера, Анжелика перевела дыхание. Если кто‑то и мог спасти Пьера, то только Лавиния.
– Отпустите мистера Дюрана, – велела Лавиния окружившим его солдатам. – Нет ни малейших причин обращаться с ним, как с обычным преступником.
– Прошу прощения, мисс Мак‑Дугал, – откликнулся державший Пьера солдат. – Но у меня приказ задержать мистера Дюрана, как только он покажется в форте.
– Чей приказ? – спросила Лавиния.
Солдат указал глазами на лейтенанта Стили.
Лейтенант оттолкнулся от двери и зашагал в сторону Лавинии.
Пьер покосился на пистолет и повторил:
– Я все объясню, если вы проведете меня к полковнику.
Анжелика задрожала, увидев его глаза, и взмолилась про себя, чтобы Пьер не сорвался в драку. В этом случае его точно застрелят на месте.
Лейтенант Стили остановился перед Лавинией:
– Я искренне сожалею, мисс Мак‑Дугал.
Затем он повернулся к Мириам:
– Приношу вам свои соболезнования, миссис Дюран.
Мириам побледнела, до боли вцепившись в руку Анжелики.
– Что происходит? – требовательно спросила Лавиния, переводя взгляд с лейтенанта на Пьера и обратно.
Пьер посмотрел на женщин так, словно впервые заметил их здесь. Вначале на Мириам, затем на Анжелику. И его бравада сменилась испугом, отчего сердце Анжелики болезненно сжалось. Они оба знали, что происходит, и притворяться не было смысла. Англичане узнали о том, что Пьер был шпионом.
Лейтенант Стили тихо, почти сочувственно обратился к Мириам:
– Вынужден с прискорбием вам сообщить, что мы считаем вашего сына виновным в военном шпионаже.
Мириам ничего не ответила. За нее ответила исказившая ее лицо боль.
– Ну, конечно же, он виновен в шпионаже, – раздраженно ответила Лавиния. – Все знают, что он шпионит за американцами и отчитывается об этом отцу.
– Возможно, раньше он шпионил за американцами. – Лейтенант Стили смерил Пьера презрительным взглядом. – Но кто знает, его рапорты полковнику были правдой или всего лишь тем, что американцы хотели представить нам под видом правды.
– Пьер был добрым другом и папе, и мне, – сказала Лавиния. – Он ни за что не стал бы нам лгать. Ведь правда, Пьер?
Пьер не смотрел на Лавинию. Он не сводил взгляда с лейтенанта Стили.
– Если вы позволите мне поговорить с полковником, я наверняка помогу прояснить все возникшие недоразумения.
– Тогда, может быть, объяснишь нам, почему в начале атаки ты сказал полковнику Мак‑Дугалу, что американцы планируют неожиданное нападение с южной стороны острова и пойдут на форт, в то время как армия Соединенных Штатов высадилась на севере?
Пьер промолчал.
Лейтенант Стили только кивнул.
– Признайся. Ты ведь намеревался обмануть полковника, заставить его ослабить наши позиции, чтобы мы не сумели отбить нападение американцев.
Пьер вздрогнул. Анжелика видела, как на его лице отражается внутренняя борьба. Он не знал, признаться ли в шпионаже или попытаться найти выход из положения.
Ей хотелось крикнуть ему, что нужно отрицать любые обвинения в шпионаже. Нужно искать любые оправдания, какие только можно придумать. Она не могла даже представить себе, что они сделают с Пьером, если он признает свою вину.
Но разве не она сама говорила Пьеру вчера, в каноэ, что нужно обязательно быть верным себе, поступать правильно, даже когда это сложно? Как же теперь она может требовать от него этой лжи?
– Мы также располагаем доказательствами того, что ты помогал раненому американскому солдату, вытащив его с поля боя, – продолжал лейтенант Стили.
– В горячке битвы, – ответил Пьер, – довольно сложно было найти подобные доказательства.
– Но они есть. – Лейтенант подошел к Пьеру, и на его лице появилось выражение торжества. – Я видел, как ты вытаскивал с поля вражеского солдата, видел собственными глазами.
Лавиния ахнула. Кровь отхлынула от ее щек, и теперь она казалась такой же бледной, как Мириам.
По мере происходящего вокруг собралась целая толпа. Люди выглядывали из окон бараков. Солдаты собирались у дверей. От взглядов, которыми они награждали Пьера, Анжелике хотелось кричать.
– Мы догадывались, куда и почему ты внезапно пропал, – лейтенант Стили повысил голос, явно рассчитывая на собравшуюся вокруг аудиторию. – Ты возвращал раненого солдата американцам.
Пьер отвечал лейтенанту взглядом, полным такой ярости, что в Анжелике внезапно воскресла надежда: он не сдастся без боя, он не выдаст себя англичанам.
– У вас нет ни единого доказательства. И, кажется, ни для кого не секрет, почему ваши обвинения направлены именно против меня. – Пьер расправил плечи и мотнул головой, убирая уткнувшееся в висок дуло. – Из ревности. Вам нужно убрать меня с дороги, чтобы заполучить безраздельное внимание мисс Лавинии.
Губы лейтенанта растянулись в злую улыбку.
– Не льсти себе, Дюран. Ты мне не соперник.
Лавиния смотрела на Пьера. Ее глаза и губы дрожали.
– Пьер, пожалуйста, скажи, что это не так. Пожалуйста.
– Я хочу, чтобы лейтенант Стили проводил меня к полковнику, как я того и просил. – Пьер явно не желал тратить слов. – Тогда я все проясню.
– Единственное место, где тебя хочет видеть полковник Мак‑Дугал, это у стены перед расстрельной командой.
Мириам пошатнулась, и Анжелика обхватила ее за талию, хотя сама с трудом удерживалась на дрожащих ногах. Нужно было увести Мириам подальше от форта, где против Пьера выдвигают такие обвинения. Для нее это было невыносимо. И она не должна слышать подобных слов в адрес своего сына, пусть даже и вполне обоснованных.
Лейтенант жестом подозвал пару дюжих солдат, стоявших неподалеку, и кивнул им на Пьера.
– У вас нет никаких доказательств, – повторил Пьер, смерив взглядом идущих к нему солдат.
– Текущих доказательств полковнику оказалось достаточно. – Лейтенант Стили погладил рукоять пистолета. – А при необходимости мы добудем еще. У меня особый дар развязывать языки нашим пленным. Уверен, немного убедительности, и американец, которого мы вчера притащили, с радостью расскажет нам о тебе все, что знает.
– Я не хочу, чтобы из‑за меня пострадали люди, – ответил Пьер.
Лейтенант кивнул:
– Я так и думал, что мы друг друга поймем.
Пьер не сопротивлялся, когда подошедшие солдаты взяли его за руки.
Анжелике хотелось кричать.
– Лавиния… мисс Мак‑Дугал… вы должны что‑то сделать! Вы должны помочь Пьеру!
Но Лавиния уже пятилась в сторону двери офицерского дома, дрожащими пальцами ища опоры, пока ее не подхватила служанка.
Лейтенант Стили повернулся к служанке:
– Отведи мисс Мак‑Дугал в дом, подальше от всей этой мерзости.
Лавиния не сопротивлялась, когда девушка повела ее прочь, унося вместе с ней последние надежды Анжелики.
Лейтенант обратился к солдатам, державшим Пьера:
– Обыщите его, отнимите оружие и свяжите.
Солдаты быстро обшарили Пьера, а сам лейтенант зачем‑то отправился в дом.
Пьер не сопротивлялся, хотя Анжелика и не сомневалась, что он без труда справился бы с ними, если бы захотел. Но его плечи поникли, а в глазах отражалось смирение с той судьбой, что могла его ждать впереди.
Целую долгую минуту он не смотрел в ее сторону. Но как только солдаты связали ему руки, стянув впереди за запястья, Пьер поднял голову и посмотрел на Анжелику.
– Отведи матушку домой.
Анжелика кивнула, не в силах промолвить ни слова.
Пьер смотрел на нее так, словно старался запомнить каждую черточку ее лица.
– Похоже, тебе все‑таки не придется тревожиться насчет верности Жану.
С одной стороны, эти слова означали, что Пьер сумел отправить Жана обратно на американский корабль. Но, с другой стороны, эти слова были петлей, захлестнувшей его шею.
Пьер сдался: он знал, что спасения нет.
Анжелика начала качать головой. Должен же быть способ спасти его!
– Подавайте сигнал сбора, – сказал лейтенант Стили одному из солдат, выходя из дома и с силой захлопывая за собой дверь.
Пьер взглянул на лейтенанта и непривычно тихим голосом обратился к Анжелике:
– Ты должна увести матушку домой. Сейчас же.
Анжелика проследила за его взглядом и отшатнулась. Лейтенант сжимал в руке девятихвостую плеть. И кожаные узлы на ней топорщились, коричневые от засохшей крови солдата, которого наказали раньше.
Лейтенант зашагал к Пьеру.
– Иди же, – настойчиво повторил Пьер. – Уведи отсюда матушку.
Анжелика, едва переставляя ноги, потянула Мириам за собой, борясь с рвущимся изнутри криком. Она не хотела его оставлять.
– Сынок, я люблю тебя! – крикнула Мириам через плечо. Слезы струились по ее щекам. – Я никогда не перестану любить тебя, что бы ни случилось!
Анжелика сглотнула тугой комок в горле. Мириам тоже поняла, что теряет Пьера. После того как он вновь вернулся в их жизнь, его навсегда отнимали у них солдаты.
Сигнал горна разорвал утренний воздух, призывая солдат собраться перед столбом для порки. Каждая нота впивалась Анжелике в спину, словно завязанные узлами кожаные хвосты плети обжигали ее, а не Пьера.
Мириам с трудом волочила ноги, а Анжелика уговаривала ее поспешить прочь от форта. Нужно было успеть увести ее так далеко, чтобы звуки ударов и стоны Пьера не достигли ее ушей.
Теперь Анжелика почти жалела, что его не застрелили сразу. Англичане ни за что не позволят ему избежать страданий. Его забьют до полусмерти, демонстрируя солдатам, что будет с каждым, кто решится на измену. А потом его выведут перед расстрельной командой и убьют у всех на виду.
Анжелика не видела ни единого шанса, который помог бы Пьеру спастись от такой судьбы. К горлу подступали слезы, но она отчаянно сглатывала, чтобы сдержать их. Она знала и понимала всем сердцем, что не готова потерять Пьера. Не сейчас. Никогда.
Глава 20
Анжелика шагала по коридору туда‑сюда под дверью в покои Лавинии. Шелковая юбка тихонько шелестела при каждом ее шаге. Она надела то самое бирюзовое платье, которое Лавиния дала ей для танцев, расчесала волосы и даже смыла пыль с лица. Сделала все возможное, вспоминая уроки, которые Лавиния преподала ей летом.
Раньше она постаралась бы убедиться, что Эбенезер не застанет ее выходящей из дома в подобном развратном платье. Но теперь ее охватило такое отчаянье, что Анжелике было все равно, поймает он ее или нет.
Лавиния уже больше недели, со дня ареста Пьера, сказывалась больной. С каждым днем, когда Лавиния отменяла уроки, Анжелика все больше теряла терпение и сходила с ума от беспокойства. И вот наконец она решила, что больше ждать не может – ей нужно увидеть Лавинию.
Вся надежда была на платье, ведь, если Лавиния узнает, что Анжелика снова надела его, она, может, и разрешит ей визит. Анжелика молилась о том, чтобы Лавиния, увидев ее в платье, обрадовалась настолько, что согласилась бы выслушать мольбу Анжелики и попытаться спасти Пьера.
Анжелика остановилась и прислушалась к доносящимся из спальни голосам. В комнату отправилась служанка сообщить о приходе Анжелики. Она настояла на том, чтобы девушка обязательно упомянула про платье.
Анжелика попыталась унять дрожь в руках и ногах. Если Лавиния откажется принять ее, что остается делать?
Каждое утро на прошлой неделе она приносила в форт свой улов и умоляла рассказать ей о Пьере. И каждое утро ответ был один: он все еще в Черной Дыре.
В эту глубокую и сырую яму бросали только самых ужасных преступников, приговоренных к смерти. Дыры в земле хватало, чтобы взрослый человек мог в ней сидеть вытянув ноги. В нее не проникал свет.
Анжелика содрогнулась при мысли о том, что Пьер оказался в полной темноте, и его израненную спину даже не перевязали.
Руки ее были в перчатках, но голые плечи отчаянно мерзли. Середина августа выдалась довольно теплой, но в это утро небо затянули грозовые тучи, которые пригнал холодный ветер, и стало ясно, что осень не за горами. Довольно скоро вояжеры и индейцы покинут остров, отправившись охотиться на запад.
И Лавиния тоже скоро уедет.
Анжелика взглянула на закрытую дверь спальни и вновь зашагала по коридору. После целой недели мучений она наконец‑то уговорила одного часового пропустить ее к Лавинии. Вначале тот не соглашался, но при виде куриных яиц его глаза буквально засветились.
Все знали, что в форте почти не осталось провизии и с каждым днем ситуация становилась все хуже. Только вчера до острова дошли слухи, что американцы уничтожили английские склады в заливе Ноттавасага и потопили шхуну «Нэнси», которая шла к Мичилимакинаку с грузом обуви, кожи, свечей, муки, свинины и соли.
Это был последний английский склад вблизи острова, и теперь, уничтожив его, американцы устроили блокаду и на востоке, отрезав путь английским кораблям. Судя по всему, американцы решили, что, если не удается выбить британцев с острова, можно заморить их голодом и заставить сдаться.
Даже до сражения провизии на острове не хватало. Теперь же гарнизону пришлось уменьшить свой рацион в два раза. Огороды за домом командования опустели, все съедобное давно было съедено. А когда опустеет и склад, станут ли они требовать от островитян продовольствие, что те заготовили на зиму?
Анжелика боялась, что так и случится, если англичане не смогут прорвать блокаду и до зимы пополнить свои запасы. Прошлая зима была страшной. Но в этом году зима еще не началась, а голод уже подступал.
Она снова потерла мерзнущие руки. Если бы только нашелся способ передать Пьеру еду! Но ее не хватало и солдатам, а потому Пьер был последним из жителей форта, которому станут выделять драгоценную провизию. К чему тратить еду на того, кто уже приговорен к смерти?
Дверь в комнату Лавинии скрипнула и отворилась. Анжелика застыла, чувствуя, как учащается пульс.
Служанка выскользнула в коридор и прикрыла за собой дверь.
– Мисс Мак‑Дугал не желает, чтобы ее беспокоили.
Анжелика взглянула на дверь. Возможно, ей стоит силой прорваться внутрь, несмотря на слова служанки. Тогда она бросится к Лавинии и будет плакать, просить, умолять. Ситуация представлялась настолько безнадежной, что Анжелика была готова на все, лишь бы только спасти Пьера.
– Мне очень жаль, мисс, – прошептала служанка.
– Ты сказала ей, что я надела платье?
– Да, и она ответила, что вы можете его оставить. Что она желает отдать платье вам как подарок.
Анжелика покачала головой.
– Но мне не нужно платье. Мне нужно увидеть ее.
– Она слишком нездорова, чтобы продолжать ваши уроки.
– Ты сказала ей, что мне не нужен урок? Я здесь только потому, что мне нужна ее помощь. Мне нужно освободить… моего друга из Черной Дыры.
Она не могла вслух назвать Пьера своим любимым, что было правдой. Как бы ей ни хотелось это отрицать, как бы Анжелика ни винила себя за то, что стала похожей на мать, как бы она ни старалась исправиться в будущем, она не могла перестать любить Пьера. И никогда не сможет. Даже после того, как его казнят.
Служанка помедлила.
– Она упомянула, что вы можете приходить с этой целью, и велела передать вам, что пришло время забыть о нем, что после того, что он сделал, вам стоит сосредоточить свое внимание на ком‑то более достойном.
Забыть о Пьере? Это было все равно что просить Луну позабыть о Солнце. Он освещал ее жизнь. С ним она могла смеяться. Он превращал все тени в солнечный свет.
К тому же Пьер был достойным. Пусть даже он сделал несколько ошибок в этой войне. Пусть даже был слишком небрежен, пусть он попался. И все же Пьер медленно, но верно становился добрым христианином.
И она не могла его бросить.
Служанка начала пятиться.
Анжелика протянула руку, чтобы остановить ее.
– Прошу, передай Лавинии, что я сделаю все, что она пожелает. Что угодно.
Служанка помедлила.
– Пожалуйста, – взмолилась Анжелика. – Если она не хочет просить о его помиловании, пускай хотя бы попросит перевести его из Черной Дыры в тюрьму. Возможно, она поможет мне получить разрешение принести ему немного еды.
Но юная девушка уже качала головой.
– В Черной Дыре его ждет ужасная смерть. Все знают, что это смертельная ловушка. Там так мало воздуха, что узник однажды задохнулся, не дожив до казни.
– Я не могу заставить мисс Лавинию передумать, – ответила служанка, взглянув на дверь. – Но она упомянула, что завтра встанет с постели. Возможно, завтра вы сможете поговорить.
Анжелика поблагодарила девушку и ушла, цепляясь за тень надежды на то, что завтра, так или иначе, сумеет заручиться поддержкой Лавинии.
Когда она проскользнула в заднюю дверь таверны, Бетти стояла перед камином, что‑то помешивая в большом котле.
Грозовые тучи зависли над островом, и комнату освещало лишь слабое пламя в камине.
Запахи рыбного и лукового супа смешались в воздухе, и желудок Анжелики подвело от голода. Но эта боль лишь напомнила ей о том, как мучается Пьер в этой Черной Дыре. Если его не убьют раны и недостаток воздуха, голод завершит дело. Она должна найти способ помочь ему, хотя бы уменьшить страдания этих последних дней.
Бетти даже не посмотрела на нее.
– Тебя искал мой муж.
Анжелика ускорила шаг, огибая корзины с огурцами, зелеными бобами и свеклой, которые собрала этим утром и собиралась солить и заготавливать, если, конечно, англичане не успеют все это конфисковать.
– Я была в форте с мисс Мак‑Дугал, – ответила Анжелика.
Про себя она молилась о том, чтобы успеть снять платье, пока Эбенезер ее в нем не застал.
Анжелика выходила из таверны, когда Бетти в своей спальне кормила ребенка. Она заранее подгадала свой уход ко времени кормления, чтобы Бетти не заметила ее в этом платье.
– На твоем месте я бы сразу призналась, – сказала Бетти напряженным тоном.
– В чем призналась?
– В том, чем ты там занималась на самом деле, – сказал Эбенезер из угла комнаты.
Последовал раскат грома, и вспышка молнии на миг осветила комнату и Эбенезера, сидящего на бочке с ромом.
Анжелика застыла.
Он поднимался медленно, с нарочитым и неестественным спокойствием.
– Так где же ты провела больше часа в этом омерзительно непристойном наряде?
– Я ходила в форт к мисс Мак‑Дугал. Вот и все.
– Лжешь! – голос Эбенезера сорвался на вопль, и он грохнул кулаком по бочке.
– Я не лгу. Спросите часового у Саус‑Салли. Он скажет вам, что я была в форте.
– Охмуряла солдат, надо полагать.
– Нет…
– Не смей отрицать этого, юная леди! – Он снова ударил по бочке. Но затем выпрямил спину, прочистил горло и продолжил ровным и низким тоном: – Мне стало совершенно ясно, что ты начала уделять слишком много внимания своей внешности.
– Я впервые надела это платье после вечера танцев.
И снова раскат грома, за которым последовал шум дождя, колотящего в окно. Эбенезер двинулся к ней.
– Тогда как ты объяснишь присутствие вот этого в твоих вещах? – Он протянул к ней руку, и Анжелика увидела на широкой ладони расческу с костяной рукоятью, подарок Жана в день их помолвки.
Анжелика бросилась за ней, но Эбенезер отдернул руку.
– Это мое! – закричала она, отчаянно пытаясь сохранить единственную красивую вещь в своей жизни. – Отдайте мне гребень.
Но Эбенезер уже спрятал его в складках своей длинной бесформенной рубахи.
– Итак, ты признаешься в грехе тщеславия?
– В расческе нет совершенно ничего тщеславного. – Она задрожала. – Жан подарил мне ее в знак нашей привязанности друг к другу.
– Тогда я тем более должен ее забрать. – Эбенезер похлопал себя по карману. – Поскольку привязанность к Жану ты очернила своим распутством.
Бетти перестала помешивать суп и теперь наблюдала за ней и Эбенезером. В последние несколько недель она все чаще прожигала Анжелику злыми взглядами. Судя по всему, Бетти нужно было кого‑то винить в неверности Эбенезера, в его отлучках к индейским женщинам, и отчего‑то она убедила себя, что в этом повинна Анжелика.
– Я не распутничала, – сказала Анжелика. – Вы должны мне поверить.
– Я верю тому, что вижу, – и вновь в его голосе послышалась злость. Эбенезер взмахнул рукой, указывая на низкий вырез платья.
И, несмотря на сумрак комнаты, Анжелика увидела похоть в его глазах. Отвращение заставило ее попятиться и прикрыть ладонями грудь. Возможно, Бетти не ошибалась. Может, она уже не раз видела похоть в глазах своего мужа, когда тот рассматривал Анжелику. Неужели ее беспокойство было оправданно?
Эбенезер с трудом отвел взгляд.
– Юная леди, подобное платье – орудие дьявола, предназначенное для того, чтобы сбивать мужчин с праведного пути. Иного назначения у платья нет.
– Я всего лишь хотела сделать приятное мисс Мак‑Дугал, показав результат ее уроков.
– Ты хотела сделать приятное разве что солдатам! – закричал он, судорожно прижимая руки к бокам. – Сколько мужчин побывало сегодня под этой юбкой?
От пошлости этих слов у нее перехватило дыхание. Эбенезер надвигался на нее, вскинув руку так, словно собирался ударить ее по лицу. Оказавшись рядом, он угрожающе замер. Она не пыталась прикрыться.
Его слова не имели никакого значения. Она не сделала сегодня ничего постыдного.
– Ты неблагодарная и непослушная девчонка, – сказал он. И, с трудом сдержав себя, схватил Анжелику за руку над перчаткой. – Я разочарован тем, что ты втоптала в грязь все мои попытки тебе помочь. Господь свидетель, я так пытался направить тебя на путь истинный, сделать тебя чистой юной женщиной. Я так старался спасти тебя от твоей же греховности!
Эбенезер потянул ее к лестнице, больно впиваясь пальцами в ее обнаженную кожу. Анжелике хотелось сказать что‑то в свою защиту, напомнить, как старательно она подчинялась ему, как принимала все его правила. Но она знала, что Эбенезер сейчас слишком зол, чтобы ее услышать.
Он запрет ее на чердаке на несколько дней, а затем отпустит, когда успокоится и придет в себя. По крайней мере, она молилась, чтоб все было именно так.
– Что‑то подсказывает мне, что ты закончишь, как твои мать и сестра, – сказал он, с необычной грубостью толкая ее к лестнице.
– Я стараюсь не быть такой, как они, – ответила Анжелика, но чувство вины, возникшее этим летом, вернулось, чтобы обжечь ее воспоминанием об удовольствии, которое она испытала в объятиях Пьера, о сладости его поцелуев, о страсти, которую разжигал в ней один только взгляд Пьера.
Они не должны были обмениваться ласками, раз она обещана другому. Как же легко она отказалась от верности Жану, как быстро забыла свои обещания!
Анжелика понурила голову.
– Я уже начал думать, что Бетти была права, – продолжил Эбенезер. – Настало время найти тебе мужа.
– Нет! – Паника захлестнула ее, как волна, Анжелика задергалась. – Я жду возвращения Жана!
– И поэтому ты так терлась на танцах о Пьера?
– Я ошиблась…
– Да, ошиблась. – Он снова больно сжал ее руку и толкнул вверх по лестнице. – Очень сильно ошиблась.
– Но я все еще жду Жана.
– Ты потеряла право ждать его, когда решила развратничать с его братом и половиной мужчин на острове.
Стыд хлестнул Анжелику по лицу, тот самый стыд, что крылся в сердце последние несколько недель. Ей хотелось, чтобы темная лестница вместе с ней провалилась сквозь землю, избавив ее от позора.
Эбенезер заставил ее подняться по лестнице на чердак.
– Пришло время найти тебе мужа.
Она схватилась за перекладины.
– Пожалуйста, не заставляйте меня выходить за другого. Я исправлюсь, я обещаю, я стану лучше. Я клянусь, что больше не буду грешить.
Эбенезер стоял в темноте и тяжело дышал. От него несло ромом. И жаркое дыхание было слишком близко к ней…
А затем он резко отстранился, попятился.
– Иди в свою комнату.
Она взобралась наверх, понимая, что лучше сбежать от него, пока он опять ее не схватил.
– И оставайся там! – закричал он ей вслед. – Ты не выйдешь, пока я не найду тебе мужа!
Глава 21
Пьер пошевелил пальцами ног, поморщился от ощущения тысячи иголок, которые вонзились в его плоть. Это было единственное движение, на которое у него хватало сил.
Первую неделю в Черной Дыре он еще пытался продолжать двигаться. Заставлял себя подниматься, топать ногами, чтобы разогнать кровь и немного согреться. Да, он сидел в странной неровной яме, но зато мог размяться, когда все тело затекало от долгого сидения в неудобной позе.
Однако дни шли за днями, и ему доставались лишь пара корок хлеба и кружка воды – ровно столько, чтобы не умереть, – и он так ослабел, что больше не мог подняться с земляного пола, покрытого собственными нечистотами.
В полнейшей темноте терялось ощущение времени. Пьер полагал, что со дня его ареста прошло как минимум две недели. В последний раз, когда открывали крышку, по слабым солнечным лучам, проникшим к нему в подземелье, он догадался, что близится конец августа.
Пьер не ожидал, что придется пробыть в этой яме настолько долгий срок. Но, по всей видимости, лейтенант Стили хотел убить его медленно и жестоко. После пыток последних дней, всякий раз, когда начинали звенеть цепи крышки, Пьер молился, чтоб наконец‑то за ним пришли из расстрельной команды.
Он был готов положить конец изнуряющему голоду, зловонию, боли в затекших конечностях, невозможности дышать спертым воздухом ямы. Он был готов встретиться с Господом.
В Черной Дыре ему не осталось ничего, кроме молитв. И он молил Господа простить его глупость на этой войне. Пьер пытался играть на обе стороны. Он стоял двумя ногами в двух кострах, и, как однажды предупредил Рыжий Лис, он обжегся.
Пьер застонал, прижимаясь спиной к прохладной земляной стене. К счастью, кровавые раны засохли и начали заживать. Но много дней они болели невыносимо.
Над головой щелкнул замок, заставив Пьера поднять голову. Он вглядывался в черноту, но видел лишь тонкие трещины люка, сквозь которые проникали слабые лучики света.
Время пришло? Ослабевшее сердце заколотилось от новой надежды.
Звякнули цепи, и люк наконец поднялся, пропуская внутрь немного света и свежего воздуха.
На миг этот слабый свет ослепил его, и Пьер мог лишь моргать. Постепенно он смог различить склонившееся над ямой лицо.
– Отлично. Вижу, ты все еще жив, – произнес лейтенант Стили.
– Если хотите меня убить, придется потратить пулю, – слабо ответил Пьер.
Слезящимися глазами он уставился мимо головы лейтенанта, в чистое вечернее небо, которое обретало глубокий синий оттенок перед закатом. Пьер глотнул свежий воздух, хлынувший в яму и хоть немного разбавивший окружавшее его зловоние.
– Хочешь пить? – спросил лейтенант.
Пьер не ответил.
Лейтенант наклонил над ним полное ведро.
Пьеру хотелось потянуться вверх, но, прежде чем он сумел заставить свои руки работать, лейтенант опрокинул ведро ему прямо на голову. Вода ручьями хлынула по лицу, и он открыл пересохшие губы, чтобы поймать, сколько сможет, чудесной влаги.
Лейтенант рассмеялся. Пьер слишком хотел пить, чтобы как‑то на это среагировать.
Издалека доносились слабые отзвуки криков и радостного смеха.
– Слышишь это? – спросил лейтенант. – Это звуки победы.
– Поздравляю, – саркастически отозвался Пьер.
– Мы пробили американскую блокаду. Нашим воинам удалось пробраться на «Тигрицу» и захватить ее. И теперь, когда они контролируют «Тигрицу», захват «Скорпиона» становится лишь вопросом времени.
Новость накрыла Пьера, словно лавина тяжелых камней.
Капитаны Кроган и Синклер вернулись в Детройт на «Ниагаре», увозя с собой раненых, в том числе и Жана. Но Пьер надеялся, что оставшиеся американские корабли смогут положить конец присутствию англичан на Великих озерах.
Он не хотел, чтобы островитяне страдали, и надеялся, что британцы достаточно измучены голодом, чтобы оставить остров.
Пьер хотел, чтобы Жан смог вернуться и позаботиться о матушке и Анжелике, пока не ударили зимние морозы. Сам Пьер к тому времени будет уже мертв и ничем не сумеет им помочь.
Теперь шансы на возвращение Жана исчезли. Если остров остается во власти англичан, он не сможет вернуться. А это значило, что Анжелике и матушке придется в одиночку прожить наступающую зиму.
Мысль об этом заставила его застонать.
– Тебе повезло, – сказал лейтенант Стили, бросая вниз корку хлеба. – Несколько наших лодок с залива Джорджиан приплыли с провизией.
Пьер покосился на засохший кусок хлеба, упавший в грязь рядом с его ногой. У него не было сил потянуться за этим куском.
Его бригада наверняка тоже вернется со дня на день, нагрузив каноэ свежими товарами. Они будут с нетерпением ждать пути на запад, пока не настали зимние холода. И что с ними станет?