– Раз уж у нас теперь достаточно еды, я думал поделиться с тобой сегодня… в последний раз.
Пьер вскинул взгляд.
Лейтенант улыбнулся.
– Вот именно. Твой последний обед. Я решил, что в качестве части завтрашнего празднества мы выведем расстрельную команду и позволим нашим солдатам потренироваться в стрельбе. Они давно скучают по этой возможности.
«Самое время», – подумал Пьер, но вслух не проронил ни слова, опасаясь, что лейтенант передумает и оставит его в Черной Дыре до тех пор, пока от Пьера не останется лишь груда костей. Если уж суждено умереть, Пьер хотел для себя быстрой смерти.
Лейтенант начал пятиться.
Пьер жадно вглядывался в тонкие полосы оранжевых и розовых облаков над головой, наслаждаясь последними глотками свежего воздуха, пока вокруг него не сомкнулась затхлая тьма черной ямы.
– Да, к слову, – сказал лейтенант Стили, сплевывая вниз, надеясь попасть Пьеру в голову. – Я слышал, что Эбенезер Уайли начал подыскивать мужа для мисс Мак‑Кензи.
Пьер рывком приподнялся на локтях:
– Мужа?
Лейтенант холодно рассмеялся:
– Думал, тебе это будет интересно.
Это было не просто интересно. Волна тревоги заставила вскинуться его ослабевшее тело.
– Теперь, когда на остров вернулась торговля, он твердо намерен отдать ее первому, кто предложит достойную цену.
«Господи! Пожалуйста, нет!» – завопил он мысленно, пытаясь подняться, при этом резкая боль в руках и ногах пронизала все тело.
– Лейтенант, выпустите меня! – Пьер вцепился в земляную стену перед собой, отчего ему на голову посыпались мелкие камушки. – Умоляю, выпустите меня.
Он больше не стыдился умолять. Он мог бы сейчас даже целовать сапоги лейтенанта. Он был готов на все, лишь бы уберечь Анжелику от судьбы, которой она страшилась больше всего на свете.
|
Лейтенант Стили потянулся к крышке ямы.
– Пожалуйста, лейтенант. Я сделаю что угодно. Все, что скажете.
– Приятно видеть тебя таким сговорчивым, Дюран. Наконец‑то. – Он начал опускать крышку.
– Нет! – закричал Пьер. – Выпустите меня!
Сверху раздался смех, смешавшийся со скрипом петель, и грохот люка отрезал от Пьера и звук, и свет. Осталось лишь эхо его протеста.
– Нет! – завопил он снова.
Дыхание сорвалось, и Пьер начал бросаться на стены ямы. Ему нужно было добраться до Анжелики и помочь ей, пока не поздно.
– Выпустите меня! – закричал он, зная, что кричать бесполезно.
Он был в ловушке, в безвыходном положении, как в тот день, когда вошел в форт и его задержали часовые. Никто не придет ему на помощь. Никто не избавит его от беды. Он сам виноват во всем, что случилось, и собирался достойно встретить наказание за свои грехи. Настала пора расхлебывать последствия своего глупого шпионажа.
Анжелика была бы в безопасности с Жаном.
Пьер смирился с тем, что если он сам не может быть с ней, то с радостью отдал бы девушку брату. Жан будет любить ее и сумеет облегчить ей жизнь. Никого, кто был бы лучше Жана, Пьер представить себе не мог.
Но теперь…
Ему была омерзительна мысль о том, что Эбенезер продаст ее первому же старому торговцу, готовому расплатиться звонкой монетой за молодую жену. Он не сомневался в том, что раз уж Эбенезер решил это сделать, он своего добьется. Достаточно было вспомнить Терезу.
Паника охватила его при мысли, что какой‑то грязный траппер посмеет коснуться Анжелики.
|
– Помогите! – вновь крикнул он в сторону люка.
Все оставшиеся силы ушли на то, чтобы прокопать ступени в земляной стенке и попытаться подняться по ним. Пьеру удалось преодолеть лишь несколько футов, прежде чем земля осыпалась под его тяжестью. Он неловко рухнул на спину. Крик ярости и боли сорвался с губ, заполнив собой всю непроглядную тьму.
Впервые в жизни он был совершенно беспомощен, не мог добиться своего при помощи силы или обаяния. Он не мог спасти даже себя, не говоря уже об Анжелике. Пьер ударил кулаками о колени и рухнул на пол, беспомощный и дрожащий.
Он знал, что всегда слишком много воображал о себе, слишком переоценивал собственные возможности. Неужели Господь решил наказать его за гордыню?
– Господи, я признаю! – закричал он. – Я был упрямым и высокомерным. Я не могу сам выбраться из этой переделки.
Возможно, ему изначально не стоило чересчур рассчитывать на себя, а нужно было обратиться за помощью к Создателю.
Но ведь еще не поздно это сделать?
* * *
Анжелика съежилась у стены чердака, обхватив руками колени и прижавшись щекой к гладкой ткани подаренного Лавинией платья.
Лучики утреннего солнца проникали сквозь щели в крыше, отмечая начало восьмого дня ее плена на чердаке. И еще одного дня, когда она пребывала в безопасности от надвигающейся свадьбы.
Во время этого наказания Эбенезер, по крайней мере, не морил ее голодом. Он дважды в день посылал наверх Бетти с едой и водой. Как это ни удивительно, но Бетти стала куда дружелюбнее, чем была в свой прошлый приезд осенью. Она держала Анжелику в курсе последних новостей, говорила о конце блокады, о том, что голода не будет и что группы вояжеров возвращаются на остров, а индейцы приплывают за последними подарками, прежде чем возвратиться домой.
|
Анжелика не сомневалась, что Эбенезер говорит о ней всем прибывшим. Не пройдет и нескольких дней, как кто‑то из них решит, что ему в лесной глуши пригодится молодая жена.
– Я не поеду, – шептала Анжелика во тьму. – Я прежде сбегу.
Но отчаянье охватывало ее всякий раз, когда она вспоминала, что Тереза пыталась сбежать, а ее все равно поймали и заставили покинуть остров.
Анжелика спрятала лицо в ладонях. Куда ей бежать, когда ее увезут в леса? Если она попытается ускользнуть от мужа, то окажется во власти суровой природы и диких зверей. В другой ловушке, но не свободна. Неужели поступок Терезы был единственным способом освободиться?
Скрипнула лестница, предвещая утреннее появление Бетти.
Через несколько секунд щелкнул замок.
– У меня новости, – сказала Бетти, поднимая крышку и просовывая голову на чердак. Волосы, как всегда, были покрыты пристойным чепцом, шею скрывал высокий воротничок. – Эбенезер нашел тебе мужа.
Вместо привычной миски супа и куска хлеба в руках Бетти оказались таз с водой и полотенце.
– Мой муж желает, чтобы ты привела себя в порядок, прежде чем спустишься.
– Хорошо. – Анжелика ждала, когда Бетти уйдет.
Она ни для кого не собиралась мыться. Если бы Эбенезер не отнял у нее повседневные юбки, она еще бы и переоделась в них. Но он оставил ей только платье Лавинии. Анжелика понимала, что чем лучше она будет выглядеть, тем больше денег он сможет потребовать за нее.
– Он велел мне не уходить, пока я не увижу, что ты готова.
Некоторое время Анжелика пыталась не поддаваться.
– Когда Эбенезер решил взять меня в жены, у меня ведь тоже не было выбора, – сказала Бетти, подталкивая таз в сторону Анжелики.
– Я знаю. – Анжелика вздохнула и потянулась к воде.
– Мне пришлось научиться с этим справляться.
Так вот почему Бетти решила быть доброй тогда, в то утро, когда Анжелику задумали силой выдать замуж и отправить прочь с острова.
– По правде говоря, – продолжила Бетти, – со временем Эбенезер даже начал мне нравиться… при всех его недостатках.
Анжелика поплескала водой в лицо, смывая следы слез, пролитых за последнюю неделю. В основном она плакала от того, что не сумела спасти Пьера. Она упустила свой шанс в последний раз попросить за него Лавинию. От одной мысли о смерти Пьера сердце рвалось на части, снова и снова, пока от него ничего не осталось.
А теперь уже слишком поздно что‑либо предпринимать. Теперь она сама отчаянно нуждалась в спасении.
– Возможно, и ты со временем научишься любить своего мужа, – сказала Бетти.
Анжелика начала было качать головой, но тут Бетти что‑то толкнула по полу в ее сторону. Гребень! Тот самый гребень, подарок Жана.
Она резко втянула воздух. Здесь наверняка какой‑то подвох. Бетти решила испытать ее, чтобы позже заставить жестоко расплатиться за слабость?
– Бери. Можешь его оставить. – Бетти скрестила руки на груди. – Я хочу, чтобы ты забрала с собой все свои вещи. Чтобы ничего не напоминало Эбенезеру о тебе и не искушало его.
От Анжелики не укрылась боль в глазах Бетти. Неужели юная женщина думает, что все проблемы с неверностью Эбенезера закончатся, как только Анжелика покинет остров? Поэтому Бетти так добра – решила, что избавляется от соперницы?
– Спасибо, Бетти. – Анжелика взяла гребень за гладкую костяную ручку и решила считать его предложением мира, так что не стала больше возражать указаниям Бетти помыться и привести себя в порядок.
Расчесать сбившиеся волосы удалось далеко не сразу, потом Анжелика прикрыла их чепчиком.
Спускаясь по лестнице вслед за Бетти, она чувствовала, как дрожат ноги. Хотелось сбежать и спрятаться. Но ей некуда было идти, и не было никого, кто мог бы ей помочь.
Она последовала за Бетти в столовую и тут же сжалась от ужаса. У двери стояли два индейца весьма устрашающего вида. Голова одного из них, воина, была обрита на висках, а посередине оставалась полоска волос.
Рядом с ним стоял старый индеец, с поникшими плечами и длинной седой косой. Боевой раскраски, как в день битвы с американцами, на них не было. И все равно, их темные холодные глаза и бесстрастные лица пугали ее.
– Этого не может быть, – прошептала она в приступе паники.
– О нет, все верно, – сказал Эбенезер, сидевший за одним из длинных столов, все еще липких от пролитого рома и уставленных грязными тарелками.
Он даже не поднял взгляда от монет, которые выкладывал перед собой в столбики. Но жадной улыбки было достаточно, чтобы понять: он получил, что хотел, сделка завершена, и теперь уже ничто не заставит его передумать.
Бетти смотрела на индейцев расширенными от испуга глазами.
– Но мне показалось, ты говорил, что столковался с торговцем мехом.
– Значит, ослышалась.
Анжелика удивилась, когда Бетти внезапно взяла ее за руку и сжала ладонь, выражая симпатию и сочувствие, что лишь наполнило душу Анжелики новым страхом.
Юный воин, нахмурившись, изучал Анжелику, внимательно разглядывая с головы до кончиков пальцев на ногах.
Он покачал головой, обернулся и что‑то сказал старому индейцу. Судя по тону, они спорили, и Анжелика надеялась, что ему не понравилось увиденное, что они откажутся от нее.
Но молодой индеец вновь посмотрел на нее злобным взглядом.
– Пойдем, – он подозвал ее жестом руки.
Анжелика буквально примерзла к стене и лихорадочно сжала пальцы Бетти.
Индеец снова махнул рукой, на этот раз явно нетерпеливо.
– Пойдем. Нам нужно идти.
Старший индеец кивнул ей. В его лице было что‑то доброе, почти ободряющее, словно он пытался показать ей, что все будет хорошо.
И все же она не могла заставить себя двигаться, ноги отказывали ей даже под взглядом Эбенезера.
– Чего ты ждешь? Настала пора уходить с ними.
Воин резко дернул головой. Перья в его волосах закачались, звякнули металлические диски на шее. Он сделал несколько шагов к ней. И когда остановился, Анжелика лишь сильнее вжалась в стену.
Его бронзовая кожа блестела от медвежьего жира и сильно пахла. Это он должен стать ее мужем или Эбенезер продал ее старшему индейцу?
Молодой воин вгляделся в ее лицо, а затем, прежде чем она успела его остановить, сдернул чепец с ее головы. Рыжие волосы упали на плечи, рассыпались беспорядочными волнами кудрей.
Глаза индейца округлились, и он с благоговением коснулся пальцами ее волос.
Анжелика отпрянула, выдергивая волосы из его руки, но индеец оказался быстрее. На этот раз он забрал волосы в горсть и потянул. Анжелика вскрикнула от боли. Он обернулся и с улыбкой сказал что‑то старому индейцу на языке их народа, от чего оба заулыбались, словно услышали хорошую шутку.
Отчаянье, которое нарастало внутри, прорвалось наружу.
– Пожалуйста, – обернулась она к Эбенезеру. – Не заставляйте меня идти с ними.
Она попыталась сбежать от индейца обратно на кухню, к себе на чердак, но не успела. Тот схватил ее за руку, и сила его пальцев показала, что Анжелике не остается иного выбора – она пойдет с ним.
– Тебе нечего бояться, – сказал индеец, удивив ее хорошим знанием английского и почти нежным тоном. – Я о тебе позабочусь.
Но все в его облике говорило об опасности, сложностях жизни, которая ей была совершенно незнакома. Анжелика боялась всего.
Его черные глаза просили ее согласиться. Но Анжелика не двинулась с места, и индеец дернул ее за собой, силой заставив отойти от стены. Ноги дрожали и подгибались, но она все же пошла за ним, храбро, без сопротивления. Ей не хотелось оказаться связанной и перекинутой через плечо. Она не могла покинуть остров так, как Тереза.
Если она будет слушаться, возможно, ей представится случай сбежать от индейцев, пока они не заберутся слишком далеко от острова.
Если удастся украсть каноэ, она приплывет обратно и укроется в доме Мириам. Можно будет прятаться на ферме, помогать Мириам до весны и ждать того дня, когда Жан сумеет вернуться домой.
Крошечный огонек надежды придал ей сил. Пусть этот план был почти невозможен, ей нужно было хоть чем‑то себя утешать.
Когда Анжелика подошла к двери, старший индеец кивнул ей. Она попыталась ответить кивком, но одеревеневшие мышцы не слушались. Шагнув за порог, обернулась, чтобы попрощаться. Эбенезер был занят подсчетом монет, а Бетти смотрела в пол.
Анжелика заставила себя расправить плечи и вскинуть подбородок, никак не реагировать на то, что прощаться ей не с кем и никто не сказал ей ни слова.
Никому не интересна ее судьба – кроме разве что Мириам. Но чем могла ей помочь беспомощная слепая подруга?
Если в конце войны Жан сумеет добраться домой и узнает, что Анжелику выдали за индейца, он в любом случае не найдет ее в бескрайней лесной глуши. Она все равно что мертва.
И Пьера больше нет, так что зачем же ей дальше жить?
Глава 22
Анжелика куталась в шерстяное одеяло, которое дал ей старый индеец, но после нескольких часов под мелким холодным дождем одеяло промокло и почти не грело. Сидя в каноэ, она всматривалась в бесконечные воды озера Мичиган. Серая неспокойная вода была под стать низким тучам над головой.
Они плыли уже третий день. И с каждым днем она все больше теряла надежду когда‑нибудь снова увидеть остров Мичилимакинак. И без того незначительные шансы на спасение исчезли. Юный индеец не спускал с нее глаз, и, даже если бы ей удалось стащить каноэ, Анжелика сомневалась, что сможет одна преодолеть такое огромное расстояние.
Старому индейцу приходилось нелегко. Вода шла мелкой рябью, холодный ветер набирал силу. Его лицо избороздили усталые морщины.
Анжелика покосилась на молодого индейца, сидящего перед ней. Тот каждый день заставлял старика грести, от рассвета и еще долго после заката. Разве он не видел, что его товарищу ничуть не легче, чем ей?
Но тишина, повисшая между ними, была бесконечной, как воды озера вокруг каноэ. Со дня их встречи индеец произнес всего несколько фраз. И она до сих пор не знала, куда они направляются и кто из этих двоих предположительно стал ей мужем.
Анжелика полагала, что это младший, потому что всякий раз, когда он смотрел на нее, его взгляд становился внимательным, в нем сквозил интерес, которого старший индеец явно не разделял. Она была благодарна Богу за то, что ни один из них не попытался коснуться ее или ударить. По крайней мере, пока что.
Она не могла представить себе жизни ни с одним из них. Эта мысль принесла за собой очередную волну печали. Анжелика свесила руку за борт каноэ и опустила пальцы в холодную воду. Там, глубоко под водой, где плавали рыбы, озеро было спокойным и мирным. Там было место без всяких бед, там она будет свободна от боли, там сможет избавиться от одиночества, заполонившего душу.
Пьер был мертв, Жан – навсегда потерян, и ее увозили с единственного места на Земле, которое она любила, единственного места, где она хотела бы жить. Ей будет просто окончить свои страдания. Достаточно лишь встать на ноги и наклониться. Неровное движение – и каноэ само отправит ее в распростертые объятия волн. Вода примет и прижмет к груди, спрячет там, где никто и никогда уже не сможет причинить ей боль.
Господь ведь наверняка не ожидает от нее готовности жить такой жизнью – без надежды на будущее. Онемевшие пальцы погружались глубже в воду, ледяные капли плеснули на голую руку. Длинные волосы намокли и прилипли к лицу.
Так вот что чувствовала Тереза! Ее тоже звала к себе глубь озера?
Анжелика крепко зажмурилась, пытаясь избавиться от образа сестры, которая дрожала в каноэ посреди озера, склоняясь все ближе к воде, вглядываясь в нее и чувствуя зов глубины и отчаянья.
Анжелика не хотела быть похожей на мать и сестру.
Но что, если ей суждено повторять их грехи, хочет она того или нет?
– Нет, – прошептала она дрожащими губами и выдернула руку из воды.
Ей хотелось быть похожей на Мириам, на добрую благочестивую Мириам. Та побывала в плену у индейцев, когда была еще совсем ребенком, – и выжила.
Анжелика спрятала заледеневшие пальцы в складках влажного одеяла. Плен Мириам был куда хуже, чем ее нынешнее положение.
Добрая женщина редко говорила о тех временах, но все же рассказала достаточно, чтобы Анжелика смогла сплести обрывочные фразы в цельную историю. Мириам была совсем девочкой, когда индейцы ворвались в ее дом и захватили в плен всю семью. Они заставили пленных неделями шагать по лесам без отдыха, почти не давая еды.
По пути мать Мириам молилась и напоминала им, что Господь не оставил их в беде, что они живы, что они вместе. Она уверяла Мириам: что бы ни случилось в будущем, Господь всегда будет ей надежной опорой.
Когда семья Мириам дошла до поселения индейцев, их разделили и сделали рабами. От тяжелого труда и невыносимых условий мать Мириам умерла, как и два младших брата. Отец Мириам смог убедить индейцев отправить оставшуюся семью в Монреаль и обменять у французов на провизию. В Монреале пленники стали слугами.
Отец пытался заработать достаточно денег, чтобы освободить семью, но не сумел: Мириам так никогда и не вернулась домой. Со временем она познакомилась с отцом Пьера и вышла за него замуж.
Анжелика скрестила руки на груди. Если бы только ее вера была так же сильна, как у Мириам. Это дало бы надежду и силы жить дальше, какой бы ни была ситуация. Ведь если Мириам смогла, почему же она не может?
– Господи, – прошептала она, – помоги мне поверить, что Ты опора моя и спасение. Помоги мне поверить.
За ней что‑то слабо вскрикнул старый индеец. Анжелика обернулась и увидела, что его весло уплывает от них по волнам. Юный индеец, с силой и ловкостью, которыми сложно было не восхититься, заставил каноэ догнать потерянное весло.
– Позволь мне немного помочь. – Она схватилась за рукоятку весла, которое индеец протянул своему старому товарищу. – Он устал.
Молодой воин взглянул на своего друга, на его поникшие плечи и изможденное лицо, коротко кивнул Анжелике и вновь принялся грести, быстро и глубоко.
Анжелика сбросила с плеч свое одеяло и протянула его старому индейцу, который поблагодарил ее кивком. Затем опустила весло в воду и быстро подстроилась под ритм молодого индейца.
Она не останавливалась, даже когда спину и плечи начало жечь от усталости и желания отдохнуть. Ей отчего‑то хотелось доказать молодому индейцу, что у нее есть силы. Время от времени она замечала его надменный взгляд и пришла к выводу, что индеец считает ее бесполезной.
Анжелика решила, что, если уж ей придется стать его женой, пусть он не думает, что она слаба и беспомощна. Она способна на большее, чем он может себе представить.
Близился вечер, темнело, и индеец наконец направил каноэ к берегу.
Тело Анжелики горело и ныло от усталости, но она все же взяла у индейца удочку, накопала червей для наживки и вошла по пояс в воду, рыбачить.
У берега рыбачить она не любила, с каноэ рыбалка всегда бывала удачнее, однако улов не заставил себя ждать.
К тому времени, как молодой индеец собрал хворост и развел костер, она вернулась с двумя форелями. Старший индеец улыбнулся ей и протянул свой охотничий нож.
Анжелика помогла ему устроиться у костра, разложила сушиться влажные одеяла и принялась чистить рыбу.
Она ощущала на себе внимательный и оценивающий взгляд молодого воина, который занялся починкой каноэ: он замазывал прохудившийся шов при помощи вязкой смеси из воска и смолы.
Предубеждение индейца окончательно испарилось, когда Анжелика поджарила рыбу и разделила ее между ними, отдав свою долю старику. Молодой разделил пополам свою порцию рыбы и протянул ей:
– Это тебе.
– Тебе она нужнее.
Анжелика расправила складки юбки у пламени, пытаясь просушить шелк и не обращать внимания на голодное урчание в животе.
Индеец положил рыбу на песок у ее ног и кивнул:
– Ешь.
Она изумленно посмотрела на него.
– Ты добра к моему деду, Желтому Бобру, – сказал индеец, покосившись на старика, который уже устроился по ту сторону костра и уснул.
Анжелика обошла огонь и накрыла старшего индейца просохшей половиной одеяла. Юный воин следил за каждым ее шагом. И когда она вернулась к огню, потирая замерзшие руки, он снова заговорил:
– Спасибо.
Голос его был добрым. Она уже почти начала верить, что этот индеец не так уж плох. Кивнув ему, Анжелика подняла кусок теплой рыбы и отряхнула его от песка.
– И тебе спасибо.
Съев рыбу, она ушла с холодного песка, в котором тонули ноги, на полянку прибрежной травы. Голос в глубине души шептал ей, что, даже покинув свой остров, она все равно найдет себе место в этом мире и что какое бы будущее ни ждало ее впереди, Господь будет надежной опорой ее душе.
Возможно, ей и нужно было утратить все надежды на то, чего она хотела от жизни, что могло поблекнуть и ускользнуть, как песок, сквозь пальцы, чтобы суметь наконец научиться надеяться на Бога, который никогда не предаст ее и не бросит.
* * *
На следующее утро, впервые с начала их путешествия прочь от Мичилимакинака, выглянуло солнце.
Анжелика гребла, время от времени меняясь с Желтым Бобром, который все чаще норовил просто сидеть и любоваться окружающими пейзажами, предоставляя ей возможность помогать его внуку.
А когда Анжелика позволила себе взглянуть на берег, она глубоко втянула прохладный утренний воздух и на краткий миг почувствовала невероятный покой. Озеро было прозрачным и гладким, как стекло, в нем отражалась желто‑оранжевая листва деревьев, уже наряжавшихся в цвета осени. Вдоль берега плыли дикие утки, а дальше, на отмели, к воде склонился олень.
Только теперь она начала понимать, почему Пьер так полюбил эти леса, почему путешествия стали так важны для него. Возможно, со временем и она привыкнет любить их, но едва ли эта любовь когда‑нибудь сравнится с ее чувством к Мичилимакинаку. И все же теперь, когда ее вынудили покинуть любимый остров, она смогла признать и красоту дикого леса.
Индеец что‑то сказал на родном языке и указал на запад. Желтый Бобер сел, прищурился и уставился куда‑то вдаль.
Анжелика перестала грести и тоже взглянула вперед, на завитки дыма, что поднимались в воздух над выступающим в озеро полуостровом.
Желтый Бобер кивнул и что‑то ответил, а потом взял у Анжелики весло. Его усталое лицо засветилось от нетерпения, движения наполнились силой.
По мере того как они приближались, Анжелика с тревогой смотрела на полуостров. Это здесь ей придется найти новый дом? И как только они прибудут на стоянку индейского племени, он решит сделать ее своей женой? Внутри все сжалось от самой мысли о близости с ним.
Воин что‑то бросил через плечо, все так же на своем родном языке. Сердце Анжелики панически застучало, взгляд метнулся к ряби, которую оставляло на гладкой поверхности воды их каноэ. Не поздно ли еще прыгнуть?
– Они ждали нас, – сказал ей индеец. – Вот почему важно приплыть к ним сегодня.
Вдоль берега расположился с десяток больших каноэ, явно принадлежавших вояжерам. Рядом, на песке, были разложены груды товара, прикрытые брезентом. Рубашки и плащи были развешены на ветвях, видимо, для просушки под теплым утренним солнцем. Горело несколько костров, у которых мужчины играли в карты, грелись и спали. Некоторые чинили каноэ, а один опустился на колени у воды, брея щеки.
– Что это за место? – пробормотала она.
Индеец испустил пронзительный вопль, напомнивший ей боевой клич индейцев в день битвы. Анжелика почти ожидала, что вот‑вот из окружающего леса выскочит группа индейцев, вооруженных палицами и томагавками и от мирного лагеря вояжеров не останется и следа. Но вместо этого сидевшие у костров повернулись в сторону их каноэ, которое стремительно приближалось к берегу.
Человек, брившийся на берегу, плеснул водой себе в лицо и поднялся на ноги. Он потряс головой, и брызги с темных вьющихся волос каскадом осыпали его плечи и широкую голую грудь.
– Пьер?.. – прошептала она, готовая принять за него любого похожего человека.
Пьер был мертв. Он не мог стоять сейчас здесь, на далеком полуострове озера Мичиган.
Но с каждым движением весла каноэ подплывало все ближе, рассмотреть человека удавалось все четче, и Анжелика с изумлением поняла, что именно его темные глаза смотрят сейчас на нее с берега.
– Анжелика! – крикнул он.
Ее сердце застыло в груди, Анжелика почувствовала, что падает.
А Пьер, широко улыбаясь, бросился в воду им навстречу. Через несколько секунд каноэ скользнуло на мель, где Пьер уже стоял по бедра в воде, нетерпеливо их поджидая.
Сквозь шок Анжелики пробилась волна радости. Она помахала ему.
Пьер похудел, но остался таким же смуглым красавцем, как и прежде.
Он схватился за борт каноэ и потянул его к себе, не спуская с нее сияющих глаз.
– Пьер! – пролепетала она, все еще не в силах поверить, что именно он стоит перед ней, живой и невредимый.
Он потянулся к ней и одним ловким движением выхватил из каноэ на руки. Надежность и тепло его груди, его рук, его кожи, жар его дыхания – все это подтверждало, что он действительно жив и здесь.
– Это правда ты. – От радости перехватило горло, и Анжелика едва не расплакалась.
– Конечно я.
Несколько широких шагов, и Пьер оказался на берегу. От резкого движения она ахнула и обхватила его за шею. И подняла руку, чтобы коснуться его свежевыбритой щеки и убедиться, что он настоящий.
– Анжелика, – прошептал он, опуская голову и глядя на нее, как умирающий от жажды смотрит на воду. – Я скучал по тебе.
И, прежде чем она смогла сказать в ответ хоть слово, Пьер начал ее целовать, страстно и глубоко, прогоняя другие мысли.
Она просто не могла не ответить ему с той же страстью. В этот поцелуй они вложили все свое отчаянье прошлой разлуки, всю неуверенность, страх и последовавшее облегчение от того, что они оба живы и снова рядом.
С каждой секундой ее покидали силы, пока наконец Анжелика не ощутила себя слабой и беспомощной, словно увядший цветок. Ей не хотелось отрываться от Пьера, но веселые вопли и свист стоявших на берегу вернули их к действительности.
Краешком глаза Анжелика заметила, что молодой индеец равнодушно наблюдает за ними из каноэ. Она ахнула и отстранилась от губ Пьера.
– Ты жив, – сказала она, так и не сумев в полной мере осмыслить происходящее.
– Я не мог умереть. – Пьер ответил такой улыбкой, что сердце Анжелики сбилось на бешеный ритм. – Не мог, не поцеловав тебя еще раз.
Она и сама не сумела сдержать улыбки.
– Ох, Пьер! Я думала, ты погиб.
– И оставил тебя, machérie? – он поцеловал ее в кончик носа. – Ни за что.
Она позволила своим пальцам скользнуть по его щекам и подбородку.
– Но как ты выжил в Черной Дыре? И как оказался здесь?
Он кивнул на молодого индейца, который выпрыгнул из каноэ и теперь тащил его к берегу вместе с все еще сидящим внутри Желтым Бобром.
– Мой брат Рыжий Лис пришел за мной.
Анжелика взглянула на гордо расправленную спину индейца.
– Твой брат?
– Его не зря называли Лисом.
Индеец впервые улыбнулся ей.
– Рыжий Лис взобрался по каменной стене форта, сломал замок на Черной Дыре и вытащил меня наружу.
– И часовые его не увидели? – Она вновь посмотрела на индейца, с которым провела в каноэ последние несколько дней.
Анжелика была счастлива от того, что ей не придется стать его женой, но в душе росло особое к нему уважение: он спас Пьеру жизнь.
– Большинство солдат слишком увлеклись празднованием победы над американской блокадой. Лейтенант Стили приходил ко мне в тот день поиздеваться, он видел, насколько я ослабел и понял, что я не смогу сбежать. Поэтому и не оставил стражи у Черной Дыры. – Пьер снова посмотрел на Рыжего Лиса. – Но он не знал, что мой брат вернулся на остров и что им движет решимость спасти мою жизнь, как я когда‑то спас его собственную.
Анжелика испытала невероятное облегчение.
– Та ночь идеально подошла для побега. – Пьер зашагал по берегу, все еще неся ее на руках и явно не собираясь отпускать. – Я и сам не придумал бы лучшего плана.