– Нет. – Найт изобразил улыбку и собрался уходить. – Спасибо.
– Подожди, – окликнул его Мацухаси.
Обернувшись, Томас увидел, что молодой японец вскочил, поднял руку и оттопырил указательный палец. Найт еще никогда не видел его таким возбужденным.
– Твой брат оставил на вокзале сумку. Возможно, он возвращался за ней, но…
– Поедешь со мной? – спросил Томас.
– Буду рад тебе помочь.
Приехав на вокзал, они оставили машину на стоянке, где доминировали велосипеды, и прошли мимо памятника Такэде Сингэну, всего в двух кварталах от того ресторана, где заканчивали ужин Куми и Джим, разговаривая бог знает о чем. В сгущающихся сумерках Томас взбежал по лестнице в зал билетных касс. Кофу был достаточно крупным железнодорожным узлом, связанным одной прямой линией с Токио и другой – с Сидзуокой, но синкансен, как назывались скоростные поезда‑пули, в горах не ходили. Томас предоставил вести разговор Мацухаси.
– Найт, – сказал тот, – Эдвард Найт. Иностранец, который уезжал с этой станции пятого марта.
Кассирша, женщина лет пятидесяти с иссиня‑черными волосами, уложенными в высокую прическу, постучала по клавиатуре компьютера и кивнула. Да, этот человек оставил свои вещи, ячейку в камере хранения еще не отпирали, но получить к ней доступ можно будет только по распоряжению полиции.
– Это его родной брат, – сказал Мацухаси.
Томас протянул кассирше свой паспорт, та кивнула и улыбнулась, но затем склонила голову набок, изобразила сожаление и ответила, что ничем не может помочь.
Мацухаси начал что‑то вежливо объяснять, но кассирша только улыбалась и качала головой. Она ничем не может помочь. Мацухаси изложил свою просьбу другими словами, но женщина непоколебимо стояла на своем.
– Ватаси но кёдайга, синда! – выпалил Томас. – Мой брат умер!
Женщина застыла, затем посмотрела на Мацухаси, который мрачно кивнул. Кассирша поколебалась, глядя на него, затем выдвинула ящик и достала связку ключей. Она что‑то тихо сказала Мацухаси, но сути Найт не разобрал.
– В чем дело? – спросил он.
– Она сказала, что два месяца назад у нее умерла мать, – объяснил Мацухаси.
Томас посмотрел на женщину. Та мельком встретилась с ним взглядом и кивнула.
В ячейке лежал рюкзак со сменой одежды, кое‑какими книгами и вырезкой из «Нью‑Йорк таймс» от 4 апреля 2006 года. Заголовок гласил: «Ученые называют останки ископаемой рыбы „недостающим звеном“».
На фотографии был изображен скелет с доминирующим массивным бурым черепом, а рядом лежало чучело рыбы в натуральную величину. Она была покрыта зеленоватой чешуей, грузная, с коротким толстым хвостом и приплюснутой крокодильей головой с глазками вверху. Тело было рыбьим, но голова определенно принадлежала пресмыкающемуся. Передние плавники, начинавшиеся непосредственно под массивными челюстями, несомненно представляли собой ноги.
– Черт побери, это еще что такое? – прошептал Мацухаси.
– Tiktaalik roseae, – объяснил Томас, торопливо пробежав взглядом заметку. – Девятифутовое чудовище, которое плавало в воде и охотилось на суше в конце позднего девонского периода, триста шестьдесят миллионов лет назад.
– Эдварда интересовала палеонтология?
– Нет, – сказал Найт. – По крайней мере, не сама по себе.
– Тогда что? – спросил Мацухаси.
Но Томас долго молчал. У него из головы вылетели и молодой аспирант, и оживленный вокзал, и звучащие из громкоговорителей объявления, и вообще все, о чем он думал минуту назад. Вместо этого у него перед глазами мелькал калейдоскоп образов. Мозаичное изображение странной рыбы в Геркулануме, морские чудовища с крокодильими головами на барельефе в храме Изиды в Помпеях, странная рыба с ногами, выползающая из красной воды, на картине в гробнице в Пестуме…
Но этого же не могло быть. Рыба из газетной вырезки вымерла триста пятьдесят миллионов лет назад.
Так почему же ее изображение встречалось в искусстве Древнего Рима, будто плавало там?
Глава 84
Томас возвращался в ресторан в приподнятом настроении, готовый пробить стену враждебности и скептицизма силой своей убежденности. Наконец он нашел то, что искал. После стольких блужданий в потемках и бесплодных расспросов он получил результат. Во всей этой истории по‑прежнему оставалось множество дыр, но теперь он чувствовал себя так, словно рылся в коробке с ключами и вдруг нашел тот, который идеально подходит к замку. За первой дверью есть и другие, но самой важной была именно эта, внешняя. Теперь он будет проверять другие ключи до тех пор, пока и все остальные двери не будут отперты.
«Куми должна меня дождаться», – подумал он.
Она просто не могла уйти не попрощавшись. Сейчас им хотя бы будет о чем говорить, и он сможет задержать ее еще на какое‑то время.
За площадью перед вокзалом начиналась темнота, а ресторан стоял в узком извилистом переулке, завешанном пыльными красными бумажными фонарями, исписанными черными китайскими иероглифами. В воздухе висели густые испарения из вентиляционных вытяжек, пропитанные ароматом лапши со специями. Высоко на стене сияла реклама местного сорта пива.
Но здесь было и что‑то еще.
Томас почувствовал это, расставшись с Мацухаси у вокзала, – мимолетное ощущение на самой грани восприятия, что‑то такое, почти видимое, и вот теперь это вернулось. Он замедлил шаг, прислушиваясь, пытаясь определить, какой орган чувств был затронут, постоянно оглядывался назад.
Ничего. Переулок оставался пустынным.
Томас снова ускорил шаг. До двери ресторана оставалось всего ярдов двадцать. Но вот чувство вернулось, теперь уже другое. Не позади, но впереди возникло что‑то такое, задевшее первобытный инстинкт опасности. Остановившись, Томас всмотрелся в испарения, висевшие, словно туман над болотом. Там, у самой металлической двери притаилось… черное пятно на стене, похожее на дыру или…
На укутанную фигуру.
На глазах у завороженного Томаса пятно переместилось, принимая определенные очертания. Оно двинулось вперед. Показались бледные руки с длинными пальцами, которые поднялись и откинули назад черный капюшон. Открылось то самое жуткое лицо.
– Нет, – пробормотал Найт, не в силах сдвинуться с места. – Ты мертв!
Упырь прошипел знакомый ответ, обнажая жуткие зубы, сунул руку за пазуху и вытащил нож с длинным лезвием.
– Нет… – повторил Томас.
После всего остального такое было уже слишком. Найт рассчитывал, что хотя бы это наконец осталось позади. Осознание того, что он ошибался, что ему снова придется иметь дело с тварью, оглушило его, лишив сил, возможности соображать, выжав досуха. Томас вспомнил схватку на стене замка, падение, машину «скорой помощи»…
«Которая уехала под вой сирены, с включенной мигалкой, – напомнил голос у него в голове. – А трупам некуда спешить».
Томас лишь молча таращился на своего врага, сраженный наповал этим откровением. Чудовище из его кошмарных снов осталось в живых и проследовало на противоположный конец земного шара, чтобы расправиться с ним.
Упырь медленно приближался, сверкая глазами, обнажив остро обточенные зубы, по‑паучьи пересекая пустынный переулок рассчитанными движениями. Вдруг он без предупреждения набросился на Томаса.
Монстр двигался настолько невероятно быстро, что Найт опомнился только тогда, когда упырь уже прыгнул на него. Едва успев отбить руку с ножом, Томас повалился назад под неудержимым натиском. В Бари он был готов к схватке, его чувства обострились до предела после погони через весь Старый город, в жилах бурлил адреналин. Но теперь ему никак не удавалось обрести остроту восприятия, необходимую просто для того, чтобы остаться в живых, а противник шипел и рычал, получая наслаждение от поединка. Томас извивался, вырывался, дергал ногами, но в его движениях присутствовала обреченность, и чем дольше он сопротивлялся, тем больше убеждался в том, что потерпит поражение. Упырь был чересчур уж силен, действовал слишком сосредоточенно, целенаправленно. Нож застыл над горлом Найта, но всего на одно мгновение. Томас напрягался изо всех сил, стараясь его задержать, но лезвие начало неумолимо опускаться.
Томас дергался и крутился, но не мог вырваться. Зловещее острие приближалось к горлу. Он почувствовал, как сталь прикоснулась к коже чуть ниже кадыка, холодная и острая, собрал всю оставшуюся энергию, чтобы отстранить ее прочь, сконцентрировал до последней йоты всю силу. Какое‑то мгновение казалось, что нажим ослаб, затем давление снова возросло, острие пропороло кожу, и Томас понял, что это конец.
Упырь удовлетворенно, словно акула, вкусившая кровь, закатил глаза, вдруг дернулся и застыл неподвижно. Он посмотрел в лицо Найту, и в его взгляде мелькнуло недоумение. Глаза округлились, задрожали, исторгая поток смешанных чувств, сменившийся безотчетным страхом.
Упырь съежился, обмяк, мышцы судорожно сжались и тотчас же расслабились. Томас выбрался из‑под него, задыхаясь, объятый ужасом. Из спины твари торчал короткий меч, рукоятку которого продолжал сжимать Бен Паркс.
Глава 85
На этот раз упырь был мертв.
– Нужно вызвать полицию, – пробормотал Томас, поднимаясь на четвереньки и стараясь прийти в себя.
– Только после того, как мы немного побеседуем, – сказал Паркс.
Бросив труп в заполненный мусором контейнер, он завалил его пустыми картонными коробками, чтобы, как было сказано, выиграть время.
– Нужно вызвать полицию, – повторил Найт.
– Они знают, где ты, Томас, – сказал Паркс. – Не полиция. Те, другие. Кто хочет тебя убить. Если сейчас вызвать полицию, ты уже не сможешь их остановить, никогда не узнаешь, почему погиб Эд и почему пытались убить тебя. Тут уж никакие копы не помогут.
– Ты оставил меня на верную смерть, – огрызнулся Томас.
– В горячей ванне? – усмехнулся Паркс. – Ой, ну пожалуйста! Я просто забыл выключить нагреватель, знал, что тебе ничто не грозит. Там было полно народа. Тебе достаточно было громко позвать на помощь.
– Я ничего не скажу, – решительно произнес Томас.
– Да я и так уже все знаю, поверь мне, – сказал Паркс.
– Поверить тебе? – презрительно фыркнул Найт. – Да ты шутишь!
– Я только что спас тебе жизнь, – напомнил Паркс. – Полагаю, за это ты должен угостить меня ужином. – Он кивнул в сторону ресторана. – Кажется, тебя там ждут друзья. Зови их сюда, и мы отправимся куда‑нибудь подальше… – Паркс помолчал, словно подыскивая подходящее слово. – От тех, кого я убил ради тебя. Ну, что скажешь?
Куми и Джим по‑прежнему сидели за столиком, обмениваясь неловкими словами прощания. Куми уже позвонила на работу и теперь собиралась возвращаться в Токио. Джим никак не мог определиться, то ли ему остаться с Томасом, то ли провести здесь еще несколько дней в одиночестве, после чего отправиться обратно в Чикаго. Известие о схватке в переулке они выслушали с паникой, а Паркса, похвалявшегося тем, как мастерски он следил за Томасом, встретили как человека, способного в любую минуту наброситься на них.
Найт не знал, как относиться к той перемене по отношению к нему, которая произошла с Парксом, однако всего несколько минут назад он был уверен в том, что умрет, а этот тип его спас, пусть и таким кровавым способом. Так что Томас испытывал скорее облегчение, чем доверие. Его по‑прежнему мучили сомнения относительно Паркса, но он был перед ним в долгу и, по крайней мере, должен был дать ему возможность высказаться.
– Итак, – начал Паркс, усаживаясь за столик из сосновых досок в шумном ресторане, наполненном криками вспотевших официанток, снующих по залу с подносами, заставленными бутылками пива и графинами саке. – Ты только что сделал большое открытие. Дай‑ка подумать… – Приставив палец к виску, он закрыл глаза и принялся мычать что‑то нечленораздельное, напоминая подростка, решающего сложную задачу на сообразительность. – Ты наконец‑то понял, что твоего брата интересовали не просто древние изображения рыб, а сами рыбы, если ты чувствуешь разницу. Более конкретно, что‑то вроде рыбы, но в то же время и не рыба, которая вымерла давным‑давно.
– О чем это он? – спросила Куми, все еще бледная и настороженная.
Ничего не сказав, Томас отпил большой глоток пива. Это была уже вторая кружка.
– Наши пути с его братом пересеклись, как только он переступил границы своей епархии – символы, Бог и прочая чепуха – и оказался в моей, – продолжал Паркс. – Пусть не лично. У нас был общий посредник, один японец по имени Сато, который закончил свой жизненный путь, выпотрошенный одним извращенцем‑вампиром, только что получившим по заслугам в том переулке.
– А ваша епархия? – спросила Куми.
Томас подумал, что она старалась сосредоточиться, вернуться в колею хотя бы для того, чтобы отвлечь свои мысли от последних событий.
– Наука. Точнее, морская биология, – продолжал Паркс, довольный собой. – Если уж быть совсем конкретным, эволюция.
Куми вопросительно взглянула на Томаса, затем снова повернулась к Парксу.
– Наш досточтимый Эд обратил внимание на определенные странности в изображениях рыб из очень ограниченного географического района вокруг Неаполя, – продолжал тот. – Эти образы были непохожи на все то, что он встречал в других местах, и относились к временному промежутку приблизительно в тысячу лет, обрываясь где‑то в восьмом столетии после появления Христа. Эд пришел к заключению – и это говорит о его мудрости, – что вышеозначенные изображения представляют не просто абстрактные мысли, но конкретное животное. Оно похоже на рыбу, но с некоторыми чертами земноводных: подвижной головой, легкими и – только подумайте! – конечностями, состоящими из плеча, локтя и кисти. Это было то, что мы, заумные специалисты в данной области, называем рыбоногое – относящийся к концу девона переходный вид от рыбы к сухопутным четвероногим животным вроде Ichthyostega. Здорово, правда?
Томас не мог взять в толк, как Паркс может вести себя так, будто ничего не случилось, будто он меньше часа назад не убил человека. В этом была своеобразная горькая ирония. Паркс вряд ли смог бы найти более убедительный способ доказать Найту, что теперь он на его стороне, однако легкость, с какой он оправился от случившегося, лишь заставила Томаса относиться к нему с еще большей опаской, хотя природа такого чувства изменилась. Раньше Найт считал этого человека врагом. Теперь Паркс вроде бы стал союзником, но при этом почему‑то не сделался менее опасным, более человечным, чем его безжалостные враги.
– Томас, это же безумие, да? – спросила Куми, по‑прежнему пристально следя за Парксом. – О чем он говорит?
– Но ты же не считаешь это безумием, правда, старина, добрый приятель? – проворковал Паркс, наслаждаясь каждым мгновением.
Сунув руку в карман, Найт достал вырезку из «Нью‑Йорк таймс», положил ее на стол и осторожно разгладил, словно это было что‑то ценное.
– Tikttalik roseae, – сказал Паркс. – Вижу, ты прилежно выполнил домашнее задание. Я тобой горжусь, дружище.
Не обращая на него внимания, Томас отпил пива и сказал:
– Это было в вещах Эда. Точно не могу сказать, но мне кажется, что брат в это верил.
– В то, что в Помпеях обитали доисторические рыбы? – спросил Джим, заговорив впервые за весь вечер.
Он был явно озадачен и с неприкрытой неприязнью наблюдал за Парксом.
– Не только в Помпеях, – уточнил Томас неуверенно, дрогнувшим голосом, смущаясь собственных слов. – Эд полагал, что рыба обитала во всем регионе. Встречалась она крайне редко, – добавил он. – Может, поэтому местные жители приписывали ей какое‑то мистическое значение, благодаря которому ее изображение использовалось в религиозной иконографии.
– Аминь, брат мой, – заключил Паркс, зажигая сигарету.
– Эта рыба дожила до Средневековья, – внезапно почувствовав убежденность, сказал Томас, после чего, подумав, добавил: – По крайней мере, Эд так считал.
– Он даже полагал, что знает, где умерла последняя особь, не так ли, Томми, мой мальчик? – спросил Паркс.
Найт задумался и кивнул, вспоминая рассказ отца Джованни.
– В Кастелло‑Нуово в Неаполе. Существует легенда о том, что она жила в подземелье и время от времени нападала на заключенных. В конце концов ее поймали, убили и повесили у ворот замка.
– Ты же говорил, что это был крокодил из Египта, – упрямо заявил Джим.
– Эти люди не узнали бы крокодила, даже если бы он укусил их за задницу, – заметил Паркс. – Эта рыбина делала так неоднократно. Они также не могли знать, что нильский крокодил – животное пресноводное, тогда как тварь, охотившаяся в подземельях замка, приходила из моря.
– «Эдуардо очень понравилась эта легенда», – пробормотал Томас, вспоминая слова отца Джованни.
Его чувства были в смятении. Радость, рожденная разгадкой тайны, боролась с грустью и разочарованием по поводу того, что его брат гонялся за такой нелепой целью. Подозвав официантку, он заказал еще одну кружку пива. Куми выразительно посмотрела на него, но Найт сознательно избегал глядеть ей в глаза.
– Но неужели ты действительно так думаешь? – поинтересовался Джим. – Я хочу сказать, даже если Эд в это верил. Ты сам говорил, что эта рыбина из газеты вымерла. С тех пор прошли сотни миллионов лет. Ее не могли видеть две тысячи лет назад, потому что она больше не существовала в природе! Из небытия не возвращаются.
– Расскажите это латимерии, – усмехнулся Паркс.
– Кому? – недоуменно спросил Джим.
– Еще одной кистеперой девонской рыбе, которая, как считалось, вымерла приблизительно тогда же, когда и вот этот наш приятель, – сказал Паркс, похлопав ладонью по газетной вырезке. – Так считалось до тех пор, пока в тридцатых годах двадцатого века латимерия не стала вдруг появляться в районе Коморских островов недалеко от Мадагаскара. Это произвело большой шум, могу вам точно сказать.
– Только там? – спросила Куми. – В районе Коморских островов?
– Так считали до тысяча девятьсот девяносто седьмого, когда еще один экземпляр был пойман у берегов Индонезии, – сообщил Паркс. – Тоже латимерия, но генетически отличная от африканской рыбы. Совершенно обособленная популяция, о существовании которой не было известно.
– Но вы не думаете, что в Средиземном море водятся латимерии? – спросила Куми.
– Нет, – Паркс рассмеялся. – В этой луже не живет ничего такого, о чем мы не знали бы.
– А как насчет того времени, когда Везувий похоронил Помпеи? – вставил Джим, по‑прежнему недоверчивый, даже воинственный.
– Нет, – ответил Паркс. – Рыба, которую обнаружил Эд, не латимерия. Это нечто гораздо более любопытное.
– Как?.. – удивился Томас.
– Когда была выловлена первая латимерия, ученые назвали ее недостающим звеном, живым доказательством эволюционного шага, когда рыбы выползли на сушу, – объяснил Паркс. – Это предположение основывалось исключительно на больших сочлененных плавниках, которые могли выполнять роль ног. Когда ученым удалось увидеть латимерию живой в воде, они обнаружили, что плавники движутся диагональными парами, левый передний одновременно с правым задним, как при ходьбе. Но только латимерия не ходила, и плавники в конце концов оказались просто самими собой. Латимерия является эволюционным тупиком, а не шагом к наземным животным.
– Значит, она не моя прапрабабушка, – сухо заметил Джим.
– Нет, – подтвердил Паркс. – Но вот это или что‑то очень похожее и есть ваш далекий предок, – сказал он, пододвигая священнику газетную вырезку. – Судя по всему, этой рыбине удалось дожить до Средневековья. Пусть в совсем небольшом количестве, изолированной популяцией, в очень специфической среде. Они жили в темных подводных пещерах, как правило образовавшихся в результате вулканической активности, невероятно уединенных, но сообщающихся с сушей через мелководье, что позволяло этим животным совершать редкие вылазки на берег. Латимерии обитают на солидных глубинах. От ста до трехсот метров и больше. Так глубоко, что это существо, поднятое на поверхность, остается живым всего несколько минут. Tiktaalik roseae, по всей видимости, жил в неглубоких лужах, переползая между ними по суше. Наш же парень, полагаю, занимает место где‑то посередине.
– Я не верю ни одному слову, – заявил Джим. – Все это полный бред.
– De profundis, – задумчиво пробормотал Томас. – Помнишь открытку, которую тебе прислал Эд? Вдруг это была не шутка про отчаяние, захлестнувшее его в этом экзотическом месте, а намек на то, что ему удалось обнаружить?
– Что ты хочешь сказать? – встрепенулся Горнэлл.
– Из глубин, – сказал Томас. – Не отчаяния, а морских.
– Гениально, – заметил Паркс.
– Я так не считаю, – упрямо стоял на своем Джим.
– Вы думаете, мой брат погиб вот из‑за этого? – медленно, раздельно произнес Томас, и все четверо, в том числе даже Паркс, посмотрели на него, а потом застыли неподвижно, настороженные, напряженные. – Разумеется, если его действительно нет в живых.
После этих слов Куми мельком взглянула на него, но остальные были поглощены этим вопросом.
– Да, – наконец коротко ответил Паркс.
– Почему?
– Корень всего зла, – презрительно бросил Паркс. – Деньги.
Глава 86
– Почему? – повторил Томас.
Замечание Паркса о том, что Эд погиб из‑за денег, обострило его притупленные пивом чувства.
– Кому какое дело до рыбины, на которую никто не обращал никакого внимания тысячи лет?
– Знаешь, что произошло, когда у берегов Коморских островов была выловлена первая латимерия? – спросил Паркс. – Эта новость разнеслась мощной ударной волной по всему научному сообществу. Все музеи захотели получить чучело, аквариумы – живую особь. Кто знает, сколько латимерий погибло, пока их пытались вытащить на поверхность живыми? Островитяне, раньше зарабатывавшие гроши, вдруг стали загребать тысячи долларов. Это был лишь законный интерес. Беспринципные китайцы готовы платить миллионы за спинной мозг латимерии. Одному богу известно, с какого хрена они так решили, но спинномозговая жидкость ископаемой рыбы должна цениться выше, чем истолченный в порошок рог носорога, верно? От чего она только не излечит! Нарушение эрекции? Болезнь Альцгеймера? Рак? Это же волшебная панацея.
– Предположим, все это правда, – сказал Томас, отметая все эти рассуждения как не имеющие отношения к делу. – Почему ты сейчас разговариваешь с нами? Что тебе нужно?
– Что мне нужно? – переспросил Паркс. – Союзники.
– Наверное, ты шутишь! – презрительно фыркнул Томас.
– Почему ты хочешь заключить союз с нами, если тебе и так известно все, что знаем мы, и даже больше? – удивилась Куми.
Найт вздрогнул, услышав ее «с нами». Значит, пока что она еще никуда не уходит. Поймав себя на том, что расслабился, Томас удивился, в каком же напряжении находилось до этого его тело.
– Мне необходимо выяснить, где погиб твой брат, – сказал Паркс. – У меня есть судно, причем большое, благодаря любезности аквариума Кобе, на который я работаю. В настоящее время оно стоит на якоре у берега в районе Сидзуоки. Помоги мне определить, где погиб Эд, и сможешь отправиться вместе со мной. А если тебе так больше нравится, я поставлю ящик пива.
– Через все это мы уже проходили, – напомнил Томас, пропуская мимо ушей последнее замечание. – Если ты не забыл свою попытку сварить меня живьем, то должен помнить, как я сказал тебе в недвусмысленных выражениях, что Эд погиб где‑то на Филиппинах. Это все, что мне известно.
– Если так, то нам нужно разузнать больше, – сказал Паркс, помахал меню, подозвал официантку и на уверенном японском заказал порцию суши.
Официантка извинилась за скудный выбор, сославшись на общенациональный дефицит этого блюда. Паркс заказал рыбный салат.
Томас смотрел на него, а потом заявил:
– Я по‑прежнему никак не могу взять в толк. Ты считаешь, люди готовы выкладывать огромные деньги за ры‑, бьи кости?
– Конечно, кости имеют большую ценность, – подтвердил Паркс. – Но мы ищем не их.
– Он не палеонтолог, а биолог, – напомнила Куми. – Ему нужны вовсе не ископаемые останки.
Джим и Томас уставились на Паркса.
– Принесите этой даме приз! – воскликнул тот. – Да, я морской биолог и ищу вот это.
Скользнув рукой в карман куртки, Паркс достал фотографию размером с книгу в мягком переплете и положил ее на стол с таким видом, с каким игрок в покер выкладывает четырех тузов.
На снимке красовалось блестящее существо шоколадно‑коричневого цвета. Конечно, не совсем рыба, поскольку обладало крокодильей мордой Tiktaalik roseae. Но это был не макет. Оно казалось мокрым, тяжелым, хвост загибался. Вокруг на деревянном лотке, усыпанном битым льдом, лежали рыбы меньших размеров, обычного вида.
Томас изумленно уставился на фотографию.
– Что я вижу?
– Не высушенное, не ископаемое, совсем недавно уснувшее рыбоногое, – ухмыльнулся Паркс.
– Ты его нашел? – спросил Томас.
– Не я, – с грустью уточнил Паркс, – Эд.
– Брат нашел существо с изображений из подземелий замка?
– Не уверен, что это то самое животное, – ответил Паркс. – Но определенно что‑то очень близкое.
– Где? – спросил Томас. – Как?
– А вот тут, надеюсь, ты и сможешь мне помочь, – сказал Паркс. – По твоим словам, можно предположить, что этот снимок сделан на Филиппинах. Там же, откуда вот это. – Сунув руку в другой карман, он достал серебряную рыбку. – Но Филиппины состоят из семи с лишним тысяч островов, и я понятия не имею, откуда начать.
– Как и мы, – сказал Томас.
– Да, – согласился Паркс. – Но Эд знал. Он неслучайно наткнулся на эту рыбину. Твой брат был здесь, в Японии, затем отправился на Филиппины и буквально через считаные дни нашел ее. Что ему было известно? Что такого он понял? Как вышел прямо на существо, которое больше никому не удавалось найти?
– Это похоже на рыбный рынок, – заметила Куми, продолжавшая изучать фотографию.
– В самую точку, – подтвердил Паркс. – Кстати, именно так впервые и была обнаружена первая индонезийская латимерия. Какой‑то биолог, проводивший на одном из островов медовый месяц, случайно забрел на деревенский рынок и увидел рыбину на прилавке. Местный рыбак выловил ее и просто не знал, как с ней быть. Полагаю, точно так же произошло и в этом случае.
– Но где именно? – снова спросил Томас. – Как тебе в руки попал этот снимок?
– Твой брат отправил его Сато за два дня до своей смерти, – сказал Паркс. – По электронной почте. Мы пытались определить местонахождение компьютера Эда, но тщетно.
– Вместе с фотографией было и сообщение? – оживившись, спросил Томас.
– Всего два слова, – подтвердил Паркс. – «Я нашел».
– Поразительно, – пробормотала Куми, рассматривая фотографию, не в силах скрыть восторг.
– Знаете, что мне все это напоминает? – с горящим взором спросил Паркс.
– Что? – спросил Джим.
– Смерть Бога. На этот раз настоящую.
Глава 87
Чуме потребовалось всего десять минут, чтобы добраться от железнодорожного вокзала Кофу до переулка, где был спрятан труп Голода. Было еще темно, но она двигалась так, словно знала город вдоль и поперек, сверяясь с навигатором только на перекрестках. Голод в качестве дополнительной меры предосторожности включил телефон прямо перед тем, как преподнести Найту тот сюрприз из фильма ужасов, который он для него приготовил. Наверное, что‑то пошло наперекосяк. Телефон, по‑прежнему включенный, обнаружился под кучей одежды, которую Голод снял, готовясь к своему представлению. Она лежала под наружным блоком кондиционера, всего в нескольких шагах от мусорного контейнера с трупом и оружием, которым было совершено убийство.
Проклятый извращенец‑дилетант!
Меч показался Чуме знакомым. Она задумчиво подержала его в руке, потом позвонила Войне и изложила краткую версию случившегося.
Да, Голод мертв, на этот раз уже точно. Нет, его труп не был обнаружен. Да, Войне нужно немедленно приехать сюда на машине и помочь избавиться от трупа. Ни в коем случае нельзя обращаться в полицию. Можно будет набросать в контейнер побольше мусора, чтобы труп не обнаружили еще какое‑то время.
– Что насчет Найта? – спросил Война.
– Ничего, – ответила Чума. – Но он был здесь всего несколько часов назад и не мог далеко уйти. Я его непременно найду.
Глава 88
– Я тебе очень признателен, – сказал Томас.
– Никаких проблем, – ответил Мацухаси.
Теперь, когда история с Ватанабе немного улеглась, он выглядел более спокойным, уверенным. Коллеги, даже руководство факультета, следившие за его работой, относились к нему с определенным уважением. Отчасти это объяснялось простой осторожностью людей, один раз уже поставивших не на ту лошадь, но тут было и искреннее восхищение. Молодой аспирант бросил дерзкий, драматичный вызов системе и не просто вышел из схватки невредимым, но и стал восходящей звездой. Научная работа молодого человека была сравнима с его высокими моральными устоями.
Мацухаси встал на путь к известности, но Томас видел, что тот ведет себя совершенно иначе, чем его бывший наставник. Да, Мацухаси стал куда более уверенным в себе и удовлетворенным, чем прежде, но в нем не было ни намека на показное хвастовство Ватанабе, на его самовлюбленность и тягу к вниманию средств массовой информации. Мацухаси будто повзрослел. Пресса откровенно восхищалась им и его поступком, но быстро теряла интерес к нему как к иконе. Томас подумал, что все это, пожалуй, к лучшему.