В сознании всплыло более свежее воспоминание. Питер‑бельчонок устраивает ему прощальный разнос: «Вы превратились из волка‑одиночки в изгоя, Томас. Скажу вам честно, я не знаю, чем это вызвано».
«Понимаю, – ответил Найт. – Извините».
Он вернулся в свою японскую предысторию, гадая, чего, черт побери, хочет добиться вместе с этой троицей разношерстных людей. Перед магазином на углу стояли два торговых автомата. Один продавал пиво в непомерно больших банках. Томас направился к нему, шаря в карманах. Над черепичными крышами разнесся странный ритмичный стук.
Барабаны?
Похоже на то. Найт остановился, вслушиваясь, затем быстро вернулся к остальным, но масштабы происходящего стали видны только тогда, когда они дошли до угла школьной спортивной площадки. Томас понял это в то самое мгновение, когда Куми обернулась к нему, и ее взгляд вспыхнул тем же воспоминанием.
– Это «Сингэнко мацури», – сказала женщина.
Томас кивнул, и они улыбнулись как‑то радостно и грустно.
– Что за дьявольщина? – пробормотал Паркс.
– Так, давняя история, – уклончиво ответил Томас.
Площадка была заполнена группами людей человек по двадцать и больше, которые маршировали под пестрыми знаменами, облаченные в самурайские доспехи, вооруженные луками, пиками и длинными мечами‑катанами.
Это был ежегодный праздник в честь легендарного воина XVI века Такэды Сингэна. Сегодня тысячи людей пройдут ровными рядами по главным улицам Кофу: школьники, рабочие, офисные клерки, государственные служащие, половина населения города, в том числе отдельное подразделение иностранцев. Все остальные будут смотреть на них, подбадривая приветственными криками. Бесконечное красочное зрелище продлится до глубокой ночи, когда наконец актер, изображающий Сингэна, сойдет с коня и возглавит заключительную церемонию. В прошлом Томас и Куми дважды участвовали в шествии. Величие происходящего произвело на них сильное впечатление. Даже сейчас, после всего того, что было потеряно за эти годы, картина оказала ностальгическое действие.
– Можно немного задержаться и посмотреть? – спросила Куми.
– Конечно, – сказал Томас, подходя к ней.
– У нас нет времени, – напомнил Паркс. – Нужно как можно быстрее идти на вокзал и убираться отсюда.
– Всего несколько минут, – умоляла Куми.
Томас бросил на Паркса такой взгляд, что тот пожал плечами, отошел в сторону и застыл в ожидании.
– Здорово, – заметил Джим, наблюдая за тем, как самурай в черных доспехах, перепоясанных красными и золотистыми шнурками, ведет ряды своих воинов на улицу.
– Да, – согласился Томас. – Здорово.
Полторы минуты все молча смотрели на происходящее.
– Теперь вы готовы? – наконец нетерпеливо спросил Паркс, постучав по часам.
– Куми?.. – спросил Джим, приближаясь к ней с бесконечной нежностью и делая вид, что не замечает ее слез.
Она кивнула, и все тронулись дальше.
Война находил шествие головной болью. Сонный городишко внезапно заполнился толпами народа, вдоль тротуаров выстроились прилавки, заваленные самым разным несъедобным дерьмом. Война распределил свою команду по всем основным улицам, ведущим к железнодорожному вокзалу, поскольку не сомневался в том, что именно туда направятся Найт и его товарищи, однако следить за этим столпотворением оказалось сущим кошмаром. Нужно было во что бы то ни стало остановить Найта здесь. У Войны не было особого желания открывать стрельбу в многолюдном месте, но ему хотелось надеяться, что шествие отвлечет внимание от того, как нескольких истекающих кровью иностранцев запихивают в микроавтобус.
Война связался с командиром группы, которого лично отобрал после второй командировки в Афганистан в составе «Морских котиков».[26]
– Ты занял позицию?
– Прикрываю подходы к вокзалу с севера, сэр, – ответил тот.
– Как толпа?
– Не такая плотная. Здесь смотреть особо не на что.
– Следи в оба, – приказал Война. – Если увидишь цели, вызывай микроавтобус. Огонь открывай только в случае крайней необходимости.
В мужчине, стоявшем на углу, было что‑то настолько странное, что Томас застыл на месте и буквально оттолкнул остальных назад, в переулок. Они находились всего в нескольких кварталах от вокзала, а шум и энергия шествия приближались к апогею.
Почему этот тип наблюдает за толпой?
Мужчина был высокий, атлетического телосложения, со скандинавскими чертами лица, но одежда, не по погоде теплая, выдавала в нем американца. Он выглядел серьезным, сосредоточенным и опасным.
– Они здесь, – сказал Томас, ныряя за угол.
– Кого именно ты заметил? – спросил Паркс.
– Не знаю. Я никогда его не видел.
– Так с чего же взял?..
– Я в этом уверен, – остановил его Томас.
В Штатах иностранец мог бы быть сотрудником охраны, присматривающим за толпой. Но только не здесь.
– Мы не сможем пройти мимо него, – заметил Джим. – Тут наверняка есть и другие.
– Может, взять такси и подъехать к самому вокзалу? – предложила Куми.
– Улицы перекрыты, – напомнил Томас. – Добраться туда незаметно невозможно.
– Вдруг это не они? – с сомнением произнес Паркс. – Только из того, что ты случайно заметил иностранца, еще ничего не следует. Ты его видел, я тоже. Но это может оказаться и какой‑то другой человек, не из числа наших врагов.
– Черт побери, откуда мне знать? – воскликнул Томас, не желая думать о масштабах организации, поставившей целью остановить и уничтожить их.
– Нам нужно сесть на поезд, – настаивал Паркс.
– Подождите, – вмешалась Куми, принимая руководство на себя, как это иногда случалось в напряженные минуты. Таков был ее способ преодолевать кризис. – Идемте со мной.
– Ты уверен, что они были в том поезде из Минобу? – спросил по переговорному устройству Война.
Он начинал терять терпение, и его все больше охватывало беспокойство. Он должен позвонить Срывающему Печати и доложить, что все в порядке. Цели задержаны. Или уничтожены.
– Так точно, сэр, – ответил командир группы. – Их видели садящимися в поезд, но мой человек на перроне в Кофу не заметил, чтобы они сходили.
– Эти лица могли остаться в вагоне?
– Неизвестно, сэр.
– То есть как?! – воскликнул Война, давая выход своему раздражению. – Что это за ответ?
– Виноват, сэр. Такое маловероятно, но полной уверенности у нас нет.
– А вы сделайте так, чтобы она появилась, – отрезал Война. – Обыщите весь поезд.
– Слушаюсь, сэр.
Война продолжил изучать толпу. Главной проблемой был этот нелепый парад. Сотни идиотов язычников маршировали в маскарадных костюмах. В любой другой день года улицы были бы пустынными и кучка иностранцев бросалась бы в глаза, как прыщ на носу.
Все взоры были обращены на шествие, за исключением взгляда Войны. Поэтому он оказался единственным, кто не увидел, как четыре человека, частично облаченных в доспехи – трое мужчин‑иностранцев и женщина японской наружности – отделились от марширующей колонны, когда та поравнялась с входом в вокзал, всего в нескольких шагах от того места, где стоял Война, всматриваясь в толпу.
Подозвав мальчишку‑школьника, Куми вручила ему бумажку в пять тысяч иен и сумку с бутафорскими шлемами, составлявшими добрую половину их маскировки. Когда Томас вернулся с билетами, мальчишка уже убежал к импровизированному арсеналу на школьном дворе, улыбаясь так, словно выиграл в лотерею.
Глава 93
Поезд на Сидзуоку оказался быстрее всего того, к чему они успели привыкнуть, но все же ему было далеко до летящего пулей синкансена. Паркс постоянно жаловался, порой даже оборачивался через плечо, чтобы убедиться, не ворвались ли в полупустой вагон преследователи. Томас подозревал, что на самом деле его мысли заняты другим, тем, что ждало их впереди, а не осталось позади.
– Как вы полагаете, можно ли без опаски воспользоваться сотовым телефоном? – спросил Паркс. – Мне нужно позвонить заранее, чтобы приготовили судно, но…
Он смущенно осекся, и остальные переглянулись между собой. Легко ли проследить звонок по сотовому телефону и прослушать сам разговор? Никто не мог сказать, какими ресурсами должны располагать для этого их враги.
– Я что, похож на Джеймса Бонда? – довольно резко спросил Джим.
Паркс раздраженно взглянул на него и сказал:
– Ты похож на священника.
– Спасибо, – ответил Горнэлл, решив отнестись к этой насмешке как к комплименту.
Тогда Паркс, явно нарываясь на ссору, повернулся к Куми и задиристо произнес:
– Я полагал, ты не с нами.
– Я звонила в сельскую гостиницу в Симобе.
– И что? – встрепенулся Паркс.
– Ночью туда нагрянули неизвестные, – продолжала Куми. – Точнее, рано утром. Они вырезали стекло в окне. Ничего не пропало. Похоже, эти люди искали кого‑то или что‑то.
– Эти люди? – повторил Томас, стремясь найти какое‑либо безобидное объяснение случившемуся. – Почему ты думаешь, что это не был какой‑то местный воришка?
– Профессиональный взлом и проникновение в глухую сельскую гостиницу в Японии? – усмехнулась Куми. – Нет. К тому же местные воришки редко высаживаются с вертолетов.
Томас молча смотрел на нее.
– Получается, хорошо, что мы провели ночь в Минобу, а? – спросила женщина.
– Но это поднимает один любопытный вопрос, – вмешался Паркс. – Если нас выследили в маленькой гостинице, затерявшейся у черта на рогах, я бы сказал, тут не обошлось без посторонней помощи.
– Необязательно, – вздохнула Куми. – Спрятать иностранцев в сельской глубинке Яманаси – все равно что «Боинг‑747» в пустыне. Лайнер можно присыпать песком, но если кто‑нибудь случайно его заметит, то это запомнят. Томаса показывали по общенациональному телевидению. Так что наши враги могли обойтись и без осведомителя.
– Возможно, – угрюмо произнес Парк. – Но мне кажется, нам все‑таки нужно задать пару вопросов присутствующему здесь преподобному Джиму.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросил Горнэлл.
– Да так, я просто рассуждаю вслух, – ответил Паркс.
– Какой от меня был толк, если я донес, где мы провели предыдущую ночь? – обиженно заявил Джим, отвернулся к окну и пробормотал: – Осел.
Комплимент этот услышали все.
Паркс поднялся, бросил выразительный взгляд на священника и сказал:
– Схожу отолью.
Джим сидел, уставившись в окно, и Куми с Томасом посмотрели друг другу в лицо впервые после того, что случилось в Дзенко‑дзи. Вопросительно подняв брови, Найт кивнул на остальных двоих, но женщина только пожала плечами, покачала головой и прикрыла глаза.
– Ты отправишься вместе с нами? – спросил он.
– Мне нужно будет позвонить на работу, – сказала Куми. – Наверное, я сяду в Сидзуоке на скоростной поезд до Токио.
– Тебе не обязательно плыть на Филиппины, – продолжал Томас, все еще злясь на нее за то, что она никак не может определиться.
Вздохнув, Куми взглянула в окно, снова повернулась к нему и заявила:
– Том, я боюсь, это понятно? Мне хотелось бы вернуться на работу и жить так, будто все кончено или меня не касается, но ведь в это трудно поверить. Я жду… не знаю, какого‑то завершения. Чтобы все осталось позади.
Она имела в виду не только смерть Эда и то положение, в котором они оказались сейчас, и Томас это понимал. Стычка в храме не положила конец противоречиям между ними, но обнажила, сколько же много оставалось не высказано все эти годы. Найт молчал, но его не покидало ощущение, будто они ждут чего‑то такого, что наконец‑то подтолкнет их идти вперед, скорее всего порознь, закроет за ними дверь, навсегда отгородит ту часть жизни, которую они прожили вместе.
– Не уверена, смогу ли отправиться с вами, – первой нарушила молчание Куми. – У меня должен быть отпуск, но я не знаю. Мне нужно будет кое‑кому позвонить и подумать, хорошо?
– Да.
Томас испытывал усталость и смятение. Паркс и Джим скрытничали, каждый по‑своему, а Куми… Он просто не знал, что и думать о ней. Так было уже не впервые. Найт не чувствовал под собой дна, береговая линия давно скрылась позади, а непредсказуемые течения уносили его в черную глубину. Несмотря на все то что ему удалось узнать за последние несколько недель, он ни на шаг не приблизился к ответу на вопрос, кто заправляет личностями, гоняющимися за ним по всему свету. Джим был прав, никакой он не Джеймс Бонд. То же самое можно сказать про Томаса. Мысль о том, что люди, желающие его смерти, убившие брата, способны воздействовать на государственные структуры и имеют в своем распоряжении опытных боевиков с вертолетами, вселяла откровенный ужас. До сих пор он оставался в живых только благодаря везению, но так не могло продолжаться бесконечно. Быть может, лучше сдаться властям, выслушать те обвинения, которые предъявят ему на родине и в Италии. Он ни в чем не виноват. Должно же это чего‑нибудь стоить, правда?
Этот вопрос должен был быть риторическим. Несмотря на стойкий скептицизм по отношению к властям, в обычной обстановке так оно и оказалось бы. Однако сейчас, когда брата не было в живых, а расследование его собственных связей с терроризмом шло полным ходом, ничего риторического в нем не было.
«Господи, как же хочется выпить!» – подумал Томас.
Все четверо хранили молчание. Стуча на стыках рельсов, поезд обогнул подножие Фудзиямы и устремился к побережью. Томас мысленно отметил, что это было не самое благоприятное начало путешествия к Южно‑Китайскому морю и дальше. Он не знал, сколько времени им придется провести там, но в предстоящем плавании взаимного доверия, несомненно, будет в обрез.
На площадь Хейва‑Дори опустилась ночь. Бесконечная процессия самозваных самураев наконец завершилась, а Найта и остальных по‑прежнему нигде не было. Война и его люди продолжали наблюдать за железнодорожным вокзалом, однако становилось все более очевидно, что добыче удалось снова проскользнуть у них между пальцами. Война оставался на месте, однако его мысли уже были заняты другим. Он ждал.
Неизбежный звонок раздался полчаса спустя. Голос Срывающего Печати был спокойным и ровным. Все то время, пока Война докладывал об обстоятельствах неудачи, его собеседник молчал, так что, когда командир группы наконец остановился, гнетущая тишина в трубке заставила его подумать, не прервалась ли связь.
– Сэр? – с тревогой спросил он. – Вы меня слушаете?
– Да, – ответил Срывающий Печати. – Разумеется, мне хотелось бы услышать нечто совершенно другое, но… да, я все понял.
– Я очень сожалею, сэр, – пробормотал Война. – Ума не приложу, как им удалось проскользнуть мимо нас, но тут до сих пор царит такой хаос…
– Несомненно, – произнес Срывающий Печати с такой категоричностью, что Война вздрогнул, словно от пощечины.
Но когда голос в трубке зазвучал снова, в нем не было уже ни резкости, ни раздражения.
– Ладно, я предпочел бы, чтобы все не заходило столь далеко, но пусть будет так.
– Сэр, нам продолжать наблюдение за станцией всю ночь?
– Нет. Они скрылись, но это не страшно.
– Прошу прощения, сэр?
– Нам же ведь известно, куда они направляются, – задумчиво произнес Срывающий Печати, словно рассуждая сам с собой.
– Приготовиться идти на перехват?
– Нет. Нам с самого начала было известно, куда они в конце концов попадут, если им представится такая возможность. Будет лучше нанести удар там, где еще одна кучка трупов не привлечет особого внимания. У нас на руках по‑прежнему остается главный козырь. В этом будет определенная симметрия, подобающая завершенность. Я с нетерпением жду возможности оказаться на месте и лично наблюдать за этим.
– Сэр, вы собираетесь отправиться вместе с нами? – спросил потрясенный Война, чувствуя страх и в то же время восторженное возбуждение.
До сих пор ему лишь однажды доводилось лично встречаться со Срывающим Печати. Чума с ним ни разу не виделась, и Война использовал это обстоятельство как неопровержимое доказательство своего более высокого положения в иерархии.
– Разумеется, – подтвердил Срывающий Печати. – Собери свои силы, все без исключения, и ожидай координаты места назначения. Я буду ждать вас там. Мы вместе завершим это дело. Да, Война, и еще одно.
– Что, сэр?
– Забудь об этой неудаче.
– Слушаюсь, сэр, – пробормотал Война, чувствуя, как от этого сострадания, не свойственного Срывающему Печати, его захлестывает волна паники.
– Неисповедимы пути Господни, – продолжал Срывающий Печати. – Закрывается одна дверь, и тут же открывается другая, ведущая к славе.
– Так точно, сэр, – сказал Война, чувствуя, как по спине и затылку пробежали холодные мурашки, хотя он и не мог сказать, вызваны они восторгом или ужасом.
Часть IV
Ихтис
Мы достигли перепутья в человеческой эволюции. Единственная дорога ведет нас теперь к общему чувству… Если и дальше связывать наши надежды с общественным порядком, основанным на беспредельном насилии, то мы просто будем вынуждены оставить все надежды донести Дух Земли до его пределов.
Пьер Тейяр де Шарден
Глава 94
Они находились в море почти две недели. Томас не мог точно сказать, что он ожидал увидеть в Сидзуоке, но судно его поразило. Оно оказалось огромным, больше ста футов в длину, оснащенным самым современным оборудованием для изучения моря, в том числе гидролокатором и двухместной подводной лодкой. Управляла им команда из двадцати двух человек, это не считая ученых и гостей, размещавшихся в каютах. Судно принадлежало аквариуму Кобе. Номинально экспедицию возглавлял Паркс, но на борту он был самым обыкновенным пассажиром. Томас понятия не имел, что этот тип сообщил руководству аквариума, но он несколько раз подолгу звонил куда‑то из поезда, затем еще, когда они уже приехали в порт, и лишь после этого экспедиция была наконец одобрена. Одному богу известно, как ему удалось выразительно представить те скудные доказательства, которые имелись у них в распоряжении, но в конце концов капитан Накамура с типично японской вежливостью приветствовал четверых пассажиров на борту судна.
Не было никакой возможности определить, что думали о предстоящем плавании капитан и остальные члены команды, старательно державшиеся особняком. Тем не менее Томас подозревал, что Паркса считают авантюристом, никто не сомневается в том, что судну скоро придется возвращаться назад в Японию. Трудно было сказать, известно ли капитану о том, что имена иностранцев, указанные в судовом журнале, вымышленные, но первые два дня Найт провел на палубе, высматривая корабли японской береговой охраны. Пусть ему и его товарищам и удалось благополучно покинуть территорию страны, но если бы власти пожелали их задержать, то судно быстро превратилось бы в плавучую тюрьму.
Томас не успел до выхода в море выяснить, имеется ли на борту судна спиртное. Сначала Найт просто расстроился, обнаружив, что не может выпить пива, которое, на его взгляд, он заслужил, но еще через два дня эта проблема уже начала действовать ему на нервы. Все, кроме Джима, почти целую неделю старались держаться от него подальше, для чего в замкнутом пространстве судна требовались серьезные ухищрения. Приблизительно тогда же Томас стал все чаще вспоминать тот последний раз, когда ему пришлось провести больше двух суток кряду без хорошей выпивки, и его раздражение переросло в нечто более мрачное и замкнутое. Жажда на какое‑то время отступила, но он чувствовал унижение, ему казалось, что все подозрительно на него косятся. Прошло еще два дня, прежде чем Найт наконец начал искать общества остальных.
– Добро пожаловать в нашу плавучую клинику Бетти Форд[27],– с присущей ему язвительностью заметил Паркс.
Джим недовольно поморщился, но Томас лишь пожал плечами.
Судно называлось «Нара», однако Паркс прикрепил на борту табличку, на которой было от руки выведено «Бигль II».[28]Сначала Найту казалось, что оно рассекает воду просто с головокружительной скоростью, но затем он в конце каждого дня стал вместе с капитаном изучать карты и только тогда с огорчением обнаружил, каким же невыносимо медленным было продвижение на юг. Два дня назад они впервые увидели побережье Филиппин, двигаясь вдоль западного берега северной оконечности острова Лусон. Ночь «Нара» провела на внешнем рейде Манилы, где команда пополнила запасы продовольствия. Иностранцы решили не рисковать, не связываться с иммиграционной службой Филиппин и полночи просидели на палубе, с завистью глядя на огни города. Но вот те, кто сходил на берег, вернулись на борт, и судно снова пошло на юг, теперь уже через море Сулу, держа курс на одноименный архипелаг, состоящий из тысячи островов, которые выстроились неровной пунктирной стрелой, направленной на юго‑запад, в сторону побережья Малайзии.
По мере того как судно приближалось к цели, команда становилась все более притихшей, внимательной. Об этих водах, как и о самих островах, ходила дурная слава, и дело было не только в пиратах. Здесь находилась вотчина Исламского фронта освобождения Моро и немногочисленной, но значительно более радикально настроенной группировки «Абу Сайяф». Она представляла собой воинственное экстремистское крыло преимущественно мусульманского населения Филиппин, которое появилось на островах задолго до испанцев, однако центральное правительство занималось его проблемами в самую последнюю очередь. Похоже, основным предметом разногласий между Парксом и капитаном Накамурой была безопасность судна, которому предстояло идти в район, где убивали и похищали людей, взрывали бомбы, куда правительства большинства стран настоятельно не рекомендовали отправляться своим гражданам. Если добавить к этому довольно регулярные случаи обнаружения в этих водах десятиметровых тигровых акул, то даже белые песчаные пляжи, обрамленные пальмами, мрачнели, приобретали зловещий вид, возможно незаслуженный.
– Идеальное место, правда? – спросил Паркс, появляясь у Томаса за спиной.
– Наверное, – нехотя согласился тот.
– Нет, – продолжал Паркс. – Я хочу сказать, что это идеальное место для обитания нашей рыбы. Как и в окрестностях Неаполя, все здешние острова имеют вулканическое происхождение. Тут в точности такие же подводные пещеры и теплая вода. Как только судно подойдет к острову, снятому из космоса, мы спустим подводную лодку. Достаточно будет погрузиться метров на сто. Посмотрим, что там внизу.
– Ты полагаешь, мы найдем рыбу? – спросил Томас.
– Наверняка, – ответил Паркс. – Именно ради этого погиб твой брат.
– Возможно, – неуверенно произнес Томас. – Ты думаешь, Эд был убит, потому что кто‑то хотел сохранить в тайне место обитания этих рыб?
– Да, его или сам факт их существования, – сказал Паркс.
– Потому что они стоят больших денег на китайском рынке традиционной медицины?
– Возможно, – уклончиво произнес Паркс, снова уставившись на воду.
– Но тут может быть и что‑то другое, – заметил Найт, правильно истолковав его тон.
– Ты хочешь узнать, что я на самом деле думаю? – Паркс обернулся. – Я считаю, что и деньги, и терроризм, и наука тут ни при чем. Особенно наука. На мой взгляд, это все ее противоположность.
– Ты о чем? – удивился Томас.
– Религия, – сказал Паркс, словно игрок, наконец раскрывающий свои карты. – Если точнее, христианство. Я думаю, что твой брат нашел плавающее, ходящее по земле доказательство эволюции, захотел заработать на этом немного денег, но его решили заставить замолчать.
– Кто?
– Церковь, – заявил Паркс. – Вероятно, его собственная. Томас, как ты думаешь, что здесь делает преподобный Джим? То же самое, чем занимался, когда ему поручили присматривать за твоим братом. Если мы найдем эту рыбу, возможно, надо будет выбросить его за борт, пока он не нашлет на нас свои католические штурмовые отряды.
– Ты сам в это не веришь, – упрямо произнес Томас.
– Вот как? – усмехнулся Паркс. – Тебе нужен длинный перечень того, что христианская церковь сделала с теми, кто был с ней не согласен? Ты хочешь услышать про инквизицию или, быть может, про Альбигойский крестовый поход?[29]Для затравки попробуй вот это. Двадцать первого июля тысяча двести девятого года, городок Безье во Франции. Папские войска окружили город и потребовали выдворить пятьсот членов еретической секты под названием катары. Зная, что произойдет с этими людьми, если их выдадут, жители отказались. Что произошло дальше? Папские войска взяли Безье приступом. Ты когда‑нибудь слышал выражение: «Убивайте всех, Бог узнает своих»? Именно там оно и родилось. Ладно, пусть что‑то в таком же духе. Так ответил папский легат или кто там еще на вопрос, как отличить еретиков от истинно верующих. Папские войска разорили город и перебили всех, кто попал к ним в руки. Двадцать тысяч погибших.
– Это случилось давным‑давно, – заметил Томас.
– Некоторые вещи не меняются, – сказал Паркс. – Религия не терпит инакомыслия, не позволяет сомневаться в истине. Ты с ними или против них.
– Но ведь Эд был священником.
– Который обнаружил доказательство эволюции, – напомнил Паркс. – Это сделало его мишенью.
– Не могу сообразить, как одно противоречит другому, и еще меньше понимаю, почему из‑за этого рыбоногого столько шумихи, если оно лишь подтверждает то, что и так известно в результате изучения ископаемых останков.
– Речь идет не о научных доказательствах, потому что наука интересует этих людей только тогда, когда с ее помощью можно подкрепить какие‑нибудь полоумные бредни о Ноевом ковчеге. – Паркс презрительно усмехнулся. – Рыбоногое не скажет об эволюции ничего нового, такого, что и без него в общих чертах уже не было бы известно в научном сообществе. Но если показать эту тварь разгуливающей по земле, возможно, переменится настроение у многих, кто к этой публике не принадлежит. Сторонники теории Сотворения мира и разумного замысла могут сколько угодно указывать на дыры в летописи ископаемых останков, но если ткнуть этих безумцев в живой пример дарвиновской эволюции, их паруса сразу же обмякнут. Этого не должно было бы быть и не случилось бы, если бы речь шла о настоящих исследователях, но они никакие не ученые, поэтому так произойдет. Обязательно!
Это было кредо, декларация веры, и Паркс упивался этим.
– Эд был христианином, верящим в теорию эволюции, – сказал Томас. – Не может быть, чтобы такие люди, как он, составляли незначительное меньшинство.
– Чепуха! – возразил Паркс. – Он был христианином, готовым выбросить свою веру в сточную канаву, если факты давали ему в руки рычаг для получения прибыли.
– Ты ведь на самом деле совсем не знаешь моего брата, правда? – спросил Томас.
– Не знал, – поправил Паркс. – Его нет в живых, не забыл?
– Христиане могут верить в теорию эволюции, – не обращая на него внимания, сказал Томас.
– Американцы являются самой тупой нацией в развитом мире, – упрямо продолжал Паркс. – Мы цепляемся за свое невежество. Ты не видишь, как свидетельство эволюции может вызвать большой шум? Скажи это пятидесяти одному проценту американцев, которые до сих пор в нее не верят, семидесяти пяти процентам тех, кто ходит в церковь, комиссии по образованию штата Канзас, единодушно проголосовавшей за исключение упоминания эволюции из школьной программы, чтобы детей действительно учили невежеству. Ты думаешь, я все это придумал? Такое дерьмо невозможно изобрести. Мы живем в долбаном Средневековье, причем делаем это сознательно.
– Я думаю, что Эд считал законы науки данными Богом, – сказал Томас, обдумав его слова. – Он полагал, что Господь сотворил мир, но сделал это на протяжении миллионов лет, посредством того, что ты называешь силами природы и науки. Бог создал человека, но на это потребовалось время, потому что для Него, обитающего в вечности, миллионы лет являются лишь секундами.
Паркс бросил на Найта долгий странный взгляд, и тот смущенно уставился в воду за бортом.
– Ты с ним согласен? – спросил Паркс.
– Нет, – ответил Томас. – Не знаю. Разве это имеет значение?
– На этой неделе Пасха, ты знаешь?
– Наверное… Нет, – признался Найт. – Начисто забыл.
– Тебе известно, что в эти выходные произойдет вон там? – спросил Паркс, указывая на смутно виднеющийся вдали берег.
– Люди пойдут в церковь, – сказал Томас, начиная уставать от этого разговора.
– Точно, – подтвердил Паркс. – Затем некоторых из них отвезут в чистое поле и прибьют гвоздями к кресту, чтобы остальные глазели. Настоящее распятие в двадцать первом веке, ты можешь в это поверить? Добровольцы вызываются доказать свою святость, попросить у Господа лишнюю буханку хлеба или еще что‑нибудь.
– Мне приходилось об этом слышать, – безучастно произнес Томас, все больше раздражаясь насмешливым тоном Паркса.
– И вот в чем самая песня, – продолжал тот. – Для этой цели используют гвозди из нержавеющей стали, протертые спиртом, чтобы избежать заражения. Здорово, правда? Эти люди вызываются быть распятыми, но заботятся о том, чтобы не подцепить какую‑нибудь заразу через гвозди, которые им вколотят в руки и ноги. Стук, стук, стук! – Он криво усмехнулся, изображая удары молотком.
– Так что с того? – спросил Томас.
– Нельзя совместить Бога и науку, – заключил Паркс. – Нужно выбрать что‑нибудь одно. В противном случае это будет все равно что протирать ваткой раны человеку, прибитому к кресту.