– Вот, прямо перед вами, – Томас кивнул на солдат, стоявших рядом.
– Это сотрудники контртеррористической службы, – сказал сенатор. – Да?
– Так точно, сэр! – рявкнул чернокожий.
– Ну а эти двое? – продолжал Томас, махнув в сторону Войны и женщины.
Девлин оглянулся на Хейеса, который ответил:
– Также сотрудники контртеррористической службы. Законспирированные оперативные работники.
– Чушь собачья! – воскликнул Найт, внезапно теряя терпение. – Это самые обыкновенные убийцы. Они преследовали меня по всему земному шару, черт побери. Быть может, отбросим притворство? Я устал и не хочу выслушивать бред. Отвезите нас на судно или прикончите прямо здесь.
Последовала новая долгая пауза. Лицо Девлина напряглось, хотя Томас и не мог сказать, в решительности или в смятении. Ему потребовалось какое‑то время, чтобы сообразить, что сенатор смотрит поверх него на океан, пристально вглядываясь.
Когда Девлин наконец медленно заговорил, его голос был проникнут недоумением и тревогой.
– Почему вода красная?
Обернувшись, Томас убедился в том, что сенатор прав. Море, которое вчера вечером было мутным, а сегодня на рассвете выглядело каким‑то странным, теперь, когда солнце полностью взошло, определенно было красным, ярко‑ало‑го цвета, розоватым у самого берега и темнеющим до бурой ржавчины старой крови на глубине.
Паркс вскочил на ноги и, задыхаясь от предчувствия, произнес:
– Сейчас они полезут на берег.
– Кто?.. – спросил Девлин.
Хейес снова шагнул и что‑то шепнул ему на ухо, нетерпеливо постукивая по часам, но сенатор опять отмахнулся от него.
– Рыбы, – сказал Томас, внимательно наблюдая за Девлином. – Те самые, которых искал мой брат. Рыбы с ногами, как те ископаемые останки, обнаруженные на Аляске. Недостающее звено.
Девлин изумленно уставился на него.
– Эд его нашел?
– Вам это известно! – выкрикнул Паркс. – Вот почему вы и ваши ультраконсервативные дружки убили его и собираетесь прикончить нас!
Но сенатор совершенно растерялся. Он обводил взглядом людей, стоявших перед ним, время от времени оглядываясь на красную воду, набегавшую на песок.
– Сэр, полагаю, эту проблему следует оставить бойцам контртеррористической службы, – вмешался Хейес. – Нам нужно возвращаться.
– Нет, – решительно заявил Девлин. – Тут что‑то не так.
Томас всмотрелся в задумчивое, встревоженное лицо грузного старика, и вдруг его озарило откровение. Он перевел взгляд на Хейеса и понял все. Недостающие элементы мозаики встали на свои места, изменяя общую картину еще один, теперь уже последний раз.
– А это ведь вы с самого начала дергали все ниточки, правда? – спросил Томас этого человека. – Непоколебимый республиканец, стремящийся быть святее самого Папы. Кажется, вы так о нем отзывались, сенатор?
Девлин, неуверенный, ожидающий услышать ответ, медленно обернулся к своему личному секретарю.
– Сэр, право, нам нужно уходить, – сказал тот, не обращая внимания на Найта.
– Почему? – с вызовом и искренним любопытством, хотя и приправленными страхом, спросил Томас. – Что сейчас должно произойти?
Напряжение было разорвано неожиданным сигналом зуммера. Летчик гидросамолета достал допотопную на вид рацию и что‑то сказал в микрофон. Ответный голос прозвучал раскатисто и хрипло, но Найт не смог разобрать слов.
– Повторите еще раз, – попросил летчик.
Голос загудел снова, и у пилота вытянулось лицо.
– Когда?.. Это же какая‑то чертовщина. Его никак нельзя остановить?
Опять ответ, перемежаемый треском атмосферного электричества, настойчивый, даже пронзительный.
– Подождите, – сказал летчик, опустил рацию и повернулся к сенатору. – Сэр, прошу прощения, но я получил сообщение о том, что ЦРУ собирается нанести удар по точке, где мы сейчас находимся. В воздухе самолет, вооруженный ракетами. Цель – наши координаты.
– Передайте, пусть вернут машину обратно, – распорядился Девлин, голос которого прозвучал властно, к нему частично вернулась былая уверенность.
– Невозможно, сэр, – доложил летчик. – Это беспилотный самолет. Он запрограммирован нанести удар по этому месту, после чего система управления была выведена из строя, так что отозвать его назад нельзя.
– Сколько их всего? – вмешался Хейес.
– Было четыре, – сказал пилот. – Они должны были совершить разведывательный полет, но их перепрограммировали и направили сюда. Один был уничтожен на земле, еще два сбил Ф‑18 с авианосца, но первый успел улететь слишком далеко. Его уже не остановить.
– Дайте!.. Я сам с ними поговорю, – потребовал Хейес, протягивая руку.
Взяв рацию, он размахнулся и зашвырнул ее подальше в алую воду.
– Это еще что за чертовщина?.. – воскликнул летчик.
Мельком взглянув на телефон у себя на запястье, Хейес нажал кнопку, а затем, пока все завороженно смотрели на него, выхватил из кобуры под курткой пистолет. Он дважды выстрелил летчику в грудь, и тот рухнул как подкошенный.
– Род? – выдохнул Девлин, в ужасе уставившись на своего личного помощника.
Томас шагнул вперед, но Война и женщина уже пришли в движение, вскидывая оружие. Двое бойцов сил специального назначения застыли в растерянности.
– Сэр?.. – спросил командир, переводя взгляд с Девлина на Войну.
– Выполняй мои приказания, – рявкнул тот, приближаясь к ним с пистолетом‑пулеметом в руках. – Чума! Сюда!
«Чума?» – подумал Томас.
– Что это? – наконец обрел голос Девлин, все еще не в силах оторвать взгляд от Хейеса. – Что ты натворил?
– Не ваше дело, сэр, – ответил Хейес. – Просто делайте, как вам скажут, и вы останетесь в живых.
– Род, что ты делаешь? – продолжал Девлин. – Он был прав? – Сенатор кивнул в сторону Томаса. – Все это из‑за какой‑то рыбы?
Какое‑то мгновение Хейес стоял, устремив взор на океан, затем заговорил тихо и печально:
– Вера слаба. Ее нужно оберегать.
– От правды? – спросил Девлин.
Куми посмотрела на Томаса, и тот понял, что она, как и он сам, чувствует себя лишней, забытой.
– Это только сбило бы людей с толку, – продолжал Хейес. – В смятении были бы потеряны миллионы душ.
– Но убивать во имя праведного дела? – изумленно произнес Девлин. – Неужели ты находишь это допустимым?
– Иногда цель оправдывает…
– Ты сошел с ума? – не дал ему договорить сенатор. – Все эти заговоры и кровопролитие только из‑за того, есть ли ноги у рыбки с именем Иисуса, наклеенной на бампер? Это же безумие. Кощунство!
– Оно в том, что ученым верят больше, чем слову Господа! – воскликнул Хейес, быстро теряя самообладание, – «В начале сотворил Бог небо и землю, – начал громко читать он нараспев, словно пророк. – И сказал Бог: да произведет вода пресмыкающихся, душу живую; и птицы да полетят над землею, по тверди небесной. И сотворил Бог рыб больших и всякую душу животных пресмыкающихся, которых произвела вода, по роду их, и всякую птицу пернатую по роду ее. И увидел Бог, что это хорошо. И благословил их Бог, говоря: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте воды в морях, и птицы да размножаются на земле. И был вечер, и было утро: день пятый».[35]
Наступила тишина. Широко раскрытые глаза Войны горели огнем. Чума криво усмехалась. Паркс разинул рот, выражая бесконечное презрение. Все остальные застыли в растерянности, сраженные убежденностью Хейеса.
– Вот как было и будет всегда, – заключил помощник сенатора. – Никаких споров, анализа, критики, исторического контекста, кроме как в отношении личностей, проклятых Богом. Слово Господа является истиной, и тут не может быть никаких сомнений.
Он усмехнулся, упиваясь молчаливым шоком своих слушателей, и мыском лакированного ботинка вывел на песке две пересекающиеся волны символа «ихтис». Все смотрели на него.
– Я Срывающий Печати, – объявил Хейес. – Это единственная рыба, о которой нужно говорить.
– Нет, – начал Девлин, и от его былой растерянности не осталось и следа.
Теперь ситуация была ему ясна. Он определился с тем, какую сторону принять.
– Итак, я смогу тебе кое‑чем помочь, но все это должно стать достоянием гласности. Брось оружие, Род. Это конец.
Наступило решающее мгновение.
– Хорошо, – сказал Хейес и небрежно, едва уловимо кивнул Войне.
Тот нажал на курок пистолета‑пулемета. Оружие дважды кашлянуло, и сенатор упал на песок, зажимая грудь.
Последовала проникнутая ужасом пауза. Куми в отчаянии вскинула руки к лицу.
Увидев ее жест, Хейес покачал головой и заявил:
– Иногда даже истинно верующие ошибаются в выборе.
Однако его никто не слушал, потому что темнокожий солдат вскинул свой автомат и навел его Войне в лицо.
– Сэр! – завопил он. – Бросьте оружие, или я стреляю!
Война, чей дымящийся пистолет‑пулемет все еще был направлен на упавшего сенатора, заколебался.
– Эдвардс, я твой командир.
– Нет, сэр, я вам не верю, – пробормотал солдат. – Никакая это не контртеррористическая операция. По‑моему, нас обманули, сэр.
– Вы должны выполнять приказы, Эдвардс, а не оспаривать их, – вмешался Хейес.
– А вы, сэр, насколько мне известно, не являетесь моим командиром, – продолжал Эдвардс, по‑прежнему целясь в Войну, стиснув автомат так, что вздулись мышцы на руках, а на лице выступил пот. – Вы человек гражданский и не вправе отдавать приказы.
– Эдвардс, опусти оружие, – осторожно произнес Война под пристальным взглядом солдата.
– Никак нет, сэр. Это не контртеррористическая операция, – ответил тот, перевел взгляд на командира группы, молча наблюдавшего за происходящим, и добавил, понизив голос: – А вы это знали, сэр?
Командир колебался, но его жесткое лицо и еще более твердые глаза оставались непроницаемыми.
– Вы знали, – прошептал Эдвардс. – Вы говорили, что это совершенно секретная контртеррористическая операция. Но все было не так. Дело даже не связано с национальной безопасностью. Так что же происходит?
– Послушай, надо же как‑то зарабатывать на жизнь, – сказал командир группы, на лице которого появилась кривая усмешка.
Тут началась стрельба.
Томас повалился на песок, увлекая Куми за собой. Командир группы упал первым, получив две пули в голову. Эдвардс снова перевел свой автомат на Войну, но весь как‑то обмяк, его лицо разом состарилось, он застыл на мгновение и ничком повалился на землю. У него за спиной стояла на колене Чума, женщина, которую Найт знал как сестру Роберту, с дымящимся пистолетом в руке. Тут Паркс выхватил у Томаса из‑за пояса нож и с яростным ревом набросился на нее.
Война прицелился было в Паркса, однако Найт удачно выбросил ногу вперед. Война упал, его пистолет‑пулемет с треском выпустил в воздух несколько пуль, а Томас метнулся вперед и судорожно схватился за горячую сталь ствола, вырывая оружие.
В течение следующих десяти секунд он видел только туман яростного отчаяния, сознавал, что в самое ближайшее время будет убит. Затем ему каким‑то образом удалось перекатиться на спину, а Война оказался на нем. Послышались пронзительные крики Чумы, проникнутые болью и яростью, затем снова прогремели выстрелы. Наконец человек, который называл себя Войной, следил за Томасом в Неаполе и стрелял в него в Бари, придавил ему горло своим оружием. Он нажимал обеими руками, и Найт почувствовал, как поток воздуха, поступающего в легкие, иссякает. Война и Чума. Абсурд этих наемных убийц, выдающих себя за всадников апокалипсиса, напыщенная, голая, откровенная глупость всего происходящего внезапно наполнили Найта злостью, нараставшей с тех самых пор, как он впервые услышал о смерти брата. Томас принялся брыкаться, лягаться, царапаться с животной яростью, но Война был неумолим.
Найт не заметил приближения Куми, а Война осознал то, что она рядом, лишь за какое‑то мгновение до удара ногой. Он начал оборачиваться, когда ботинок Куми сломал ему нос и отбросил голову назад, что позволило Томасу сбросить противника с себя и завладеть пистолетом‑пулеметом. Перекатившись, он поднялся на колено и задержался, оценивая ситуацию.
Роберта валялась навзничь на песке, в ее груди торчал нож Паркса, невидящие глаза остекленели. Паркс лежал поперек нее, у него в спине темнели две пулевые раны. Война сидел на корточках, зажимая лицо руками. Девлин и оба солдата были уже мертвы, Джим, вероятно, умирал. На ногах оставались только Куми и Хейес. Помощник сенатора держал молодую женщину под прицелом пистолета. Она его не видела…
– Остановись! – крикнул Томас. – Куми!..
Та невыносимо медленно обернулась, и глаза ее округлились при виде черного ствола, направленного ей в лицо, однако Хейес не выстрелил.
– Брось оружие и толкни его ногой ко мне, – приказал он.
Томас повиновался. Хейес подобрал пистолет‑пулемет, не отводя от Куми взгляда и ствол. Затем все застыли. После стрельбы, криков, яростной схватки наступившая тишина казалась вакуумом.
– Хорошо, – наконец нарушил молчание Хейес. – Теперь нам остается терпеливо ждать.
– Чего? – спросил Томас.
Его дыхание все еще вырывалось судорожными порывами, натянутые нервы пели адреналином.
– Гнева Господня, – усмехнулся Хейес. – Кстати, так называется и этот самолет. Настоящее чудо высоких технологий.
– Подождите, – встрепенулся Война, поднимая окровавленное лицо. – Мы будем ждать? А почему бы просто не сесть в самолет и не улететь, оставив их здесь?
– Ой, Стив!.. Уж ты‑то должен понимать. С самого начала подразумевалось, что с этого задания никто не вернется. Ты сам сделал такой исход неизбежным, не сумев расправиться с этими людьми в Японии. Тогда стало ясно, что всем нам придется направиться сюда. Очевидно и другое. Никто из нас не вернется домой.
– Стив, – заговорил Томас, находя радость в этом уменьшительно‑ласкательном имени, таком обыкновенном. – Всадника на красном коне зовут Стив. Великолепно.
– Это все, что вы можете предложить? – нахмурился Хейес. – Ирония. Релятивизм. Лишенная опоры вселенная моральных ценностей, без Бога и принципов.
– Что же это за принцип – замалчивать правду и убивать всех несогласных? – насмешливо спросил Томас.
Куми бросила на него предостерегающий взгляд, но ему уже было все равно. Им суждено погибнуть. Он не собирался умирать молча.
– Как это, наверное, удобно, всегда полагать, что вы служите высшей морали. Хейес, вы знаете, что стали самым настоящим террористом и ничем больше? Я ни за что не поменяюсь с вами моральными ценностями.
– Веру необходимо защищать, – упрямо произнес Хейес. – Вера – это все.
– Нет, – произнес Джим слабым, дрожащим голосом. – Любовь – это все. Без нее вы просто…
– Гудящий гонг и звенящая тарелка? – Хейес горько усмехнулся, наводя пистолет на священника, потом оглянулся на Томаса и продолжил: – Всем вам нечего предложить. Вы ни во что не верите, поэтому у вас нет сил, чтобы выстоять перед теми, у кого есть вера.
– Сэр, я все еще не потерял надежду выбраться отсюда, – настойчиво произнес Война. – Хочу сказать, у меня семья, сын…
Прицелившись, Хейес сделал выстрел. Пуля попала Войне в голову как раз над правым глазом. Война, он же Брэд, он же, возможно, самое трогательное, Стив, умер еще до того, как его тело упало на землю.
– Я полагал, ты пойдешь со мной до самого конца, – пробормотал Хейес, обращаясь к трупу. – Здесь нет места тем, кто печется о себе.
– Вы крестоносец, – тихо промолвил Джим.
– Совершенно верно, – подтвердил Хейес. – Я крестоносец.
– Да, похоже, урок истории прошел даром, – грустно усмехнулся Горнэлл. – В конце концов, крестоносцы были носителями воинствующего варварства. Их цели не имели ничего общего с религией.
– Опять разбавленный релятивизм, замаскированный под христианство, – презрительно поморщился Хейес. – Ты ничем не лучше Найта.
– Спасибо, – устало промолвил Джим. – Эд жил ради правды и справедливости. Для меня большая честь сравнение с ним. Итак, вы расскажете нам об этом самолете, который отправит нас в пламя преисподней, предназначенное для либералов и релятивистов?
Хейес недоуменно заморгал, сбитый с толку выдержкой священника, но затем на его лице засияла прежняя улыбка.
– Видите вот это? – сказал он, поднимая левую руку и показывая похожее на сотовый телефон устройство, закрепленное на запястье. – Это навигационная система GPS, которую беспилотный самолет использует в качестве маячка наведения на цель. Но вот что самое любопытное. Эта штуковина подключена к датчику пульса. Если «Гнев Господень» потеряет мой пульс, то он нацелится на ваше судно. Сколько человек на борту? Двадцать? Больше? Я расправился бы со всеми, если бы у меня были все четыре самолета, но, похоже, кто‑то вмешался и испортил дело. Теперь, когда остался только один самолет, мне нужно выбрать цель. К счастью, и одного будет более чем достаточно.
Опустив взгляд, Куми переступила с ноги на ногу.
– Итак, если я умру до прибытия «Гнева Господня», то погибнет вся команда «Нары», – продолжал Хейес. – Разумеется, вопрос спорный, но я решил упомянуть о нем на тот случай, если у вас припасены еще какие‑нибудь штучки. Должен сказать, вы оказались на редкость надоедливыми, но умрете раньше меня. Приятно это сознавать. Итак, кто первый?
С этими словами Хейес убрал пистолет в кобуру и взял автомат. Он был готов открыть огонь.
Глава 113
Томас и Куми прильнули друг к другу позади Джима. Хейес отошел к берегу, не отрывая от них взгляда. Так лев выбирает в стаде молодую или раненую газель.
– Господи… – прошептал Джим.
Томас посчитал это началом молитвы, однако то, как Куми стиснула ему руку, заставило его открыть глаза. Море, неестественно красная вода, которую он впервые увидел на изображении на саркофаге в Пестуме, бурлило, но не волнами. В прибое позади Хейеса показались огромные существа, выползавшие на берег.
Наступил красный прилив. Они пришли кормиться.
Томас непроизвольно отступил назад, и Куми шагнула вместе с ним. Джим с трудом поднялся на ноги и попятился следом.
– Куда это вы собрались? – насмешливо спросил Хейес.
Теперь сквозь его хладнокровную невозмутимость проступало определенное злорадство, в какой‑то степени обусловленное сознанием собственной правоты. Он передернул затвор пистолета‑пулемета и прицелился.
– Ты сказал, что я ни во что не верю, – вдруг заговорил Томас, смотря Хейесу прямо в глаза. – Но это неправда. Я верю в человеческий разум, в логику, терпимость, духовность. Раз уж об этом зашла речь, в то, что все вокруг, – это дар Господа, который не хочет, чтобы вера одержала верх над мыслью, а морализм – над сочувствием. Как и мой брат, я верю в то, что мир, сотворенный Богом, меняется, развивается согласно законам Вселенной, определенным Всевышним.
Хейес уставился на него, подняв оружие. Он был заворожен услышанным и каким‑то образом не замечал, что жертвы пятятся от него и от моря. Затем Срывающий Печати презрительно усмехнулся. Его палец начал выбирать свободный ход спускового крючка, но тут что‑то в их лицах остановило убийцу, и он чуть обернулся.
Первое существо, выбравшееся из воды, имело в длину восемь футов. По крайней мере четверть этого размера составляли челюсти. Второе было еще крупнее. На Хейеса набросилось третье.
Почувствовав это движение, Хейес развернул пистолет‑пулемет и выпустил длинную очередь, но чудовища обступили его со всех сторон. Одно из них забилось на песке в предсмертных судорогах, но второе уже прыгнуло на Хейеса, оттолкнувшись мощным хвостом, разевая страшную крокодилью пасть. Прыжок получился на удивление сильным, высоким и пришелся Хейесу в грудь. Согнувшись пополам, он рухнул на песок. Вторая тварь ухватила его за ногу и поволокла в кроваво‑красную воду. Хейес кричал и вырывался, но тут четвертое чудовище вцепилось ему в горло. Он издал предсмертный булькающий хрип и затих.
– Навигатор джи‑пи‑эс! – крикнула Куми.
Подобрав оружие, Томас бросился вперед, уворачиваясь от рыбоногих, которые старались повалить его ударами хвостов.
Одна тварь стиснула в челюстях левую руку Хейеса. Размахивая мускулистым хвостом и переваливаясь на ногах‑плавниках, она утащила добычу в воду и перевернулась на брюхо. Рука вырвалась из сустава. Тут к пиршеству присоединилась другая рыбина, набросившаяся на изуродованную конечность. Первый хищник перехватил добычу зубами, перекусывая кисть. Томас забежал в красную пену, схватил освобожденный навигатор и поспешил назад, но тут одно чудовище развернулось и толкнуло его. Оно поднялось из воды настолько, что достало ему до плеча.
Найт упал, не выпуская передатчик, на четвереньках выполз на берег и спросил:
– Что дальше?
– Самолет нанесет удар по «Наре», – пробормотала Куми. – Мы никак не можем предупредить тех, кто находится на борту!
– Дайте‑ка сюда, – повелительным тоном произнес Джим, хватая устройство с датчиком. – Как вы думаете, сколько времени должен отсутствовать пульс, чтобы самолет переключился на новую цель?
– Полагаю, это произошло мгновенно, – сказал Томас, не в силах оторвать взгляд от бурлящей массы первобытных тварей, раздирающих на части тело Хейеса.
– Нет, – возразила Куми. – Пульс бывает неровным. Система должна иметь соответствующий допуск. А что?
Подняв взгляд, Джим торжествующе улыбнулся, размахивая рукой. Датчик пульса уже был закреплен у него на запястье.
– Даже если твоя затея удалась, какой от этого прок? – спросил Томас. – Вместо судна целью будем мы.
– Я, – поправил Джим. – А вы можете уходить. Садитесь в шлюпку и спешите к «Наре». Быстро!
Томас растерянно посмотрел на него и пробормотал:
– Ты шутишь. Я тебя не брошу.
– Наверное, мне все равно не жить, – заметил Джим, осматривая свои повязки. – А так моя смерть, по крайней мере, будет иметь какой‑то смысл.
Томас молча смотрел на него. Ветер усилился, и деревья вокруг стонали, раскачиваясь.
– Даже не думай об этом, – наконец решительно заявил Найт. – Куми! Скажи что‑нибудь… Куми?..
Но та, заливаясь слезами, склонилась к Джиму, обняла его, прижала к себе.
– Вот видишь? – обратился священник к Томасу. – Она все поняла. Почему до тебя все доходит в последнюю очередь?
– Безумие! – взревел Найт.
– Нет, самопожертвование, – возразил Джим. – Это не одно и то же. «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих». Помнишь?
– Нет, – упрямо стоял на своем Томас. – Это все чушь. Я тебе не позволю.
– Вы мне друзья? – спросил Горнэлл.
Всхлипнув, Куми крепче стиснула его в объятиях. Постояв мгновение, Найт кивнул.
– В таком случае вам лучше уходить. – Священник улыбнулся. – Да, Томас, и еще одно.
– Что, Джим?
– Ты искренне верил в то, что только что сказал Хейесу о духовности, материи и сострадании или же лишь стремился отвлечь его внимание от моря?
Какое‑то мгновение Томас стоял на месте, не в силах вспомнить свои слова, то, что произошло всего несколько минут назад.
– Пожалуй, то и другое, – наконец пробормотал он.
– Неплохой ответ. – Джим опять улыбнулся и понимающе кивнул.
Томас по‑прежнему был не в силах двинуться с места и с трудом выдавил:
– Я… сомневался в тебе. Извини.
– Сомнение неотрывно от веры, – сказал Джим. – Без него она… – Он пожал плечами и развел руки.
Ничто.
– Но… – попытался было возразить Томас.
– Уходите! – настойчиво произнес Джим. – Быстрее. Или все это будет напрасно.
Найт протянул было руку к плечу Куми, но та отдернулась от него, продолжая громко всхлипывать.
– Все хорошо, – шепнул ей на ухо Джим. – Так будет лучше. Честнее, понимаешь?
Наконец она его отпустила. Томас повел ее прочь, сам ослепленный слезами. Они побежали по песку к шлюпке.
Проводив их взглядом до самой лодки, Джим посмотрел на устройство на запястье. Ему хотелось надеяться, что зеленый мигающий огонек означал то, что подмена осталась незамеченной. Священник устал, его мучила боль, но он не мог до конца стряхнуть грусть по поводу скорого расставания с миром. Горнэлл вспомнил Христа в Гефсиманском саду, ожидающего ареста и молящегося: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем, не как Я хочу, а как Ты»[36].
Джим задумался о песке, пальмах, веянии тихого ветра, донесшем глас Божий пророку Илие.[37]
Не самое худшее место, чтобы встретить смерть.
Поразительно, но символ «ихтис», который нарисовал на песке Хейес, пережил хаос последней схватки. Приблизившись к нему, Джим посмотрел на рыбоногих, кишащих у кромки воды, потом пририсовал символу две пары ног.
Изучив рисунок, он подумал об Эде и добавил маленький крест вместо глаза.
Посмотрев, как Томас и Куми гребут на шлюпке от берега, не пугаясь странных тварей, Джим поднял взгляд к горизонту. У самого предела поля зрения показался маленький самолет с тонким фюзеляжем, массивным носом и длинными хрупкими крыльями. Он спускался, быстро приближаясь. Горнэлл следил за ним, памятуя о «Наре» со всей ее командой и шлюпке со своими друзьями, со страхом ожидая, что самолет изменит курс, но этого так и не последовало. Он летел целеустремленно, изящно, скорее не ястреб, а голубь, описывая плавный разворот.
Джим поднялся на колени, поморщившись от боли в плече, и начал читать слова молитвы «De Profundis»: «Из глубины взываю к Тебе, Господи. Господи! услышь голос мой. Да будут уши Твои внимательны к голосу молений моих…»
Ему казалось, что самолет по мере приближения набирает скорость, снижается все быстрее. Затем из пилонов под крыльями вырвались яркие вспышки, и ракеты устремились к земле, оставляя за собой дымный след.
– «Но у Тебя прощение, да благоговеют пред Тобою», – закрыв глаза, прошептал Джим, и в этот момент ракеты дождем пролились вокруг.
Эпилог
DE PROFUNDIS
Два дня спустя
Глядя на Манильский залив из окна своей комнаты в здании на Роксас‑бульвар, Томас сжимал в руке трубку телефона, дожидаясь установления соединения. Несмотря на четырнадцать часов непрерывного сна, он оставался на грани физического истощения, однако духовно был чист. Многое из того, что давило на него с тех пор, как они с Куми добрались до «Нары», спало с плеч.
– Музей. Чем могу вам помочь?
– Дебора? – воскликнул Томас.
– Это Тоня. Я могу вам помочь?
– Я хотел поговорить с мисс Миллер. Это Томас Найт. Я звоню из американского посольства на Филиппинах…
– Подождите.
Голос Деборы раздался в трубке меньше чем через полминуты:
– Томас?
– Да.
– Я все видела в выпуске новостей, – быстро заговорила Дебора. – Извини, я постаралась сделать все возможное, но…
– Ты спасла жизнь мне и еще многим людям, – остановил ее Томас.
– Если бы мы действовали быстрее, возможно, нам удалось бы остановить все самолеты.
– А вдруг ни одного? Тогда меня сейчас не было бы в живых, как и всех, кто находился на борту «Нары».
– Но твой друг…
– Умер с достоинством и сознанием выполненного долга, – сделав над собой усилие, сказал Томас.
Дебора молчала, да и Найт какое‑то время также не знал, что сказать.
– Эта рыба вызвала большой интерес, – наконец заговорила женщина, ухватившись хоть за что‑то. – Во время обстрела якобы погибли все особи, но ученые уже требуют передать им останки.
– Будет очень горькая ирония, если выяснится, что эти рыбы были последними, – заметил Томас. – Но как знать? Быть может, в этих местах или где‑нибудь еще обитает другая популяция.
– В газетах говорится, что до окончания срока место Девлина в сенате займет его жена.
– Надо бы ей написать или даже навестить ее в Чикаго. Мы с ее мужем расходились во взглядах практически во всем, но он был человек честный и принципиальный. Жаль, что я понял это, когда его не стало в живых.
– Да, такова смерть, – согласилась Дебора. – Она меняет восприятие жизни.
Томас кивнул и улыбнулся, сознавая, что она его не увидит, но поймет.
– Останки Эда здесь, – сказал он. – Конечно, одни кости, но я рад, что они сохранились.
– Когда ты возвращаешься обратно в Штаты? – спросила Дебора.
– Скоро. Надо только будет сделать еще пару вещей.
– Я слышала, попечительский совет школы предложил тебе вернуться на работу, – сказала Дебора. – Ты теперь герой.
– Что ж, это мы еще посмотрим. У меня прямо‑таки дар падать с пьедесталов. Хотя не знаю… – Его улыбка померкла, он снова увидел Джима на берегу. – Быть может, на этот раз все будет по‑другому.
Томас осушил до дна стакан виски, наслаждаясь каждой каплей, но наливать второй не стал.
Неделю спустя
Запечатав ящик, Тецуя Мацухаси вручил его сотруднице таможни. Та улыбнулась и закивала как‑то радостно и смущенно, показывая, что его звездный статус поблек еще не до конца. Мацухаси вернулся на поезде в Токио, рассеянно размышляя, не навестить ли Ватанабе в тюрьме до начала суда, гадая, что сказать своему бывшему наставнику. Он перечитал письмо Томаса с выражением благодарности за отправку данных со спутника Деборе Миллер и с описанием общения с американскими и японскими властями, которые из кожи лезли вон, стараясь взять в толк, что же, во имя всего святого, произошло. Разумеется, Найт восторгался тем, как он, Мацухаси, пошел против своего сэнсэя. Этот поступок мог бы стоить ему карьеры.