Количественно наш экипаж делился по половому признаку неравномерно. Мужиков было больше. Однако…
Дон Жуан твердо и неукоснительно тему соприкосновения с прекрасным полом свел к сугубо человеческому общению. Он был дружелюбен и вежлив. Но отстранен. И эта его отстраненность проявлялась чуть более заостренно, как только начинало казаться, что кто-то из красоток делает даже не шаг, а робкий крохотный шажочек…
Со мной делаобстояли хуже. Я по эстетской привычке любовался ими. Но около меня неусыпно находилась Ксения. Это меня в определенном смысле утомляло. Кроме того связывало присутствие Калерии. В том, как она меня не видела в упор, чувствовалась ненужная мне напряженность.
Между тем, я догонял Дона. Мне все более интересным становилось чисто человеческое общение с Лолиткой и Ланой. И все менее – с остальными, хотя они все были разными, и соответственно, мое отношение к каждой из них было особым.
Досаднее, что с нашими кавалергардами настоящего общения не получалось. Я пытался раскрутить их. Но Аяксы куда-то ускользали, а Геракл был тормозным. Фазиль и Мишель обладали симметричными мозгами. Оба они были представителями новой генерации.Мужская часть человечества всебольше утрачивала лингвистическую культуру и все более склонялась к визуальному концепту. Разговаривать с ними было сложно. Всякий разговор подразумевает столкновение мнений,то есть наличие каких-товзглядов. У этих двоих разум откликался только на картинку. А если картинки не возникало, то и никакого отклика не рождалось. Фазиль учился на юриста. Мишель готовил себя к работе в области менеджмента. Ни тот, ни другой не могли ничего поведать о предмете своих занятий. Ровным счетом ничего! Крепкие, симпатичные, хорошо сложенные ребятки, аккуратные, улыбчивые…И всё. Они были идеальными солдатами, честными, открытыми, храбрыми, выносливыми, сильными… Раньше таких рыцарей без страха и упрека вводили в душещипательные романы и называли «голубыми героями». Сегодня этот термин вызывает кривую ухмылку.Я попытался растрясти их, заставив думать об устройстве современного земного общества. Ведь они были студентами университета.
‑ В чем суть ваших специализаций? Ну, того, чему вы на Земле учились?
С огромным трудом вытолкал их к тому, что было произнесено слово «прогресс».
‑ А в чем суть прогресса? Какие профессии – наиважнейшие, и почему?
Опять густое молчание.
‑ Что, во-первых, необходимо человеку, чтобы не испытывать ощущения непроходимого несчастья?
Начинаем перечислять. Ребята с трудом выявляюттакие основополагающие условия, как потребность сна, утоления жажды, голода, спасения от холода, жары, (ну, секс), плюс еще ощущение своей нужности и полезности своего труда, право на владение собственностью. Начинаем обсуждать minimum-minimorumтого, без чего невозможно обойтись.
Потратив время на попытки как-то их раскрутить, я отступился.
Геракла первое время мне было совестно отвлекать от Калерии. Его голова все время была повернута в её сторону. Но Калерия в последние несколько месяцев перестала его замечать. К сожалению это стало ее натурой. И косвенно в этом виноват я: не надо было мне форсировать освобождение от кошмара, окружавшего ее в течение долгих последних десятилетий. Она быстренько отряхнула с себя весь негативный опыт. Но что же ей удалось обрести за время жизни вдали от меня? Только убежденность в том, что она заслуживает лучшего. Даже не заслуживает, а ей причитается все лучшее по причине высокого IQ, прекрасной внешности и приличного медицинского образования, помноженного на программную компьютерную и техническую подготовку. Гераклом она пользовалась, как мебелью. Его исключительная внешность быстро ей примелькалась и надоела. Она даже не стала его презирать, а просто утратила к нему интерес. Ей было удобно пользоваться им. Эксплуатировала его рост и силу, она обращалась с ним вполне доброжелательно, но после использования (поблагодарив) тут же забывала. Сие не было негодяйством. Такова оказалась ее натура. В той прежней жизни, когда я был влюблен в нее, она то ли не успела проявиться в этом качестве, то ли я его не замечал по дурости.
Гераклпытался заводить с ней разговоры, однако общение с Калерией должно же было иметь какой-то содержательный вектор ифундамент. А этого взять ему было неоткуда. Надо было емупомогать.
Прямо объявить, что собираюсь заняться его обучением, было бывысокомерным свинством. Я начал с того, что попытался выведывать его историю. Она оказалась коротюсенькой. Погиб в возрасте 19 лет на маленькой необъявленной войне, из тех, которые Россия научилась развязывать, но не умела прекращать. На ту войну Гера, что называется, напросился. И провел в окопах меньше двух недель. За это время ему не пришлось ни ходить в атаку, ни отбивать рукопашных нападений противника. Через их линию обороны туда-сюда пробегали танки. Надо было только присесть и дать промчаться многотонной громадине. Бронированные монстры, которые уходили в сторону противника, не возвращались. Не возвращались и вражеские машины, преодолевшиеего окоп в сторону их тыла. И те и другие уничтожались где-то вдалеке, исчезая вместе с экипажами. Он заметил и по-своему оценил эту нелепость, умножаемую полной идентичностью машин. Внешние различия состояли лишь в том, что на танках, уходящих с «нашей»стороны номера были замазаны свежей краской. Гера сам удумал, что и те и другие экипажи составлялись из переньков, говоривших на одном языке.
Убили Геракла артиллерийским снарядом. Он ничего не успел сделать на Земле. И рассказать о своей жизни ему было практически нечего.
Я попытался вытащить из него какие-то самые простые впечатления. Ведь должно же было ему что-то нравиться или, наоборот, вызывать отвращение. Оказалось, и тут он нечего не накопил.Дома у него не было ни животных, ни птиц, ни аквариумных рыбок. Махонькая неуютная квартирка на окраине провинциального городка. Озабоченная поздней нежданной беременностью, раздраженная мать, уставший от работы отец. Чем занимался отец,он не мог рассказать. Просто работал на каком-то заводе. Все попытки пристроиться хоть в какую-нибудь спортивную секцию заканчивались неудачами: для хоккея и футбола он был недостаточно реактивен, для бокса слишком добр. Одноклассницы эксплуатировали его примерно так же как Лерка. Одна умудренная
ПТУ-шница недолго склоняла его к одноразовому контакту, и была разочарована тем, что при своем гигантском росте он не обладал чем-нибудь столь же выдающимся там, где она рассчитывала обрестиграндиозноерайское наслаждение. Все это его отвратило настолько, что он больше на соблазны не отзывался. Правда, его несколько раз подпаивали неудовлетворенные жизнью тетки. Об этом я скорее догадался из его уклончивых ответов, нежели выяснил из откровенных воспоминаний. То безразличие, к которому Дон Жуан шел путем многолетних увлекательных приключений, Геракл обрел автоматом. Но перед Доном Жуаном при этом открылась та полнота жизни, которую в молодости заслонял ему Эрос. А наш Геракл до многообразных радостей бытия не добрался. Просто не успел оглядеться по сторонам.
Только попав в армию, он почувствовал себя полноценной человеко-единицей, по справедливости занимающей место в строю с правого фланга. Он старательно осваивал приемы рукопашного боя, стрельбу по мишеням и тому подобные премудрости военной науки прошлого и позапрошлого столетий. В казарме к нему относились хорошо,в столовой, на законном основании, выдавали двойную порцию, и бабы в раздаточном окне смотрели на него с надеждой.
Через три месяца он уже был на передовой, которой официально как бы и не существовало, а вскоре его уже не было нигде. И он обнаружил себя в Раю, где без всяких хлопот с его стороны поселился среди гвардейцев, показавшихсяему ничем не хуже тех как бы добровольцев, воевавших рядом с ним на земле. На самом деле эти райские солдаты были лучше. Но он не успел по-настоящему разобраться в том, с какими интересными людьми свела его посмертная судьба. Словосочетание «Василий Иваныч» для него мало что значило: фильм про Чапаева уже давно сошел с экранов, а историю Артура он просто не слышал.
С этих двух персонажей я и начал. Их прижизненные приключенияГеракла не просто заинтересовали, а даже потрясли. Было заметно, как он шевелит губами, повторяя некоторые мои фразы. Провоцируя его на разговор, я специально начал пропускать некоторые очевидные подробности, которые он научился, подражая мне, излагать словами. Причем оказалось, что его способности просто дремали внутри, не находя достойного приложения.
Мы приступили к чтениям вслух. Некоторый запас литературы, упакованной в файлы, у нас имелся. Мне важно было приучить его к медленному чтению, когда между словами успевала возникнуть картинка, обогащавшаяся не столько внешним антуражем, сколько недосказанными образами помыслов других персонажей. Постепенно Геракл научился видеть за фабулой многоголосье разных намерений и мнений. Эти хитросплетения его заинтересовали, и он стал придумывать другие параллельные сюжетные ходы, рождавшиеся в его воображении под влиянием еле намеченных эпизодических фигур второго и третьего планов.Игра ему понравилась. Причем он не воспринимал ее как игру. Этот «театр» возникал у него в голове сам собой.
Наши чтения привлекали и других членов экипажа. Я удивился и обрадовался тому, что рядом с нами все чаще оказывались два Аякса. Но они помалкивали. Это было хорошо, потому что давало возможность поговорить Гераклу. Еще прибивались к нам Лолитка с Ланкой. Лиза, если и подсаживалась, то в дискуссии не лезла, а только слушала. Всегда игнорировали наши «вечера» Олег и Калерия (последняя, возможно, из нежелания показать хоть какую-то заинтересованностьв ком-то изнас). Сгры-ызлы подключался в режиме прослушки, но своего присутствия не обнаруживал.Он мог заниматься несколькими делами сразу.
Неожиданно активностал участвовать в дискуссиях Глебушка. Мне удалось связать его с Гераклом, хотя их темпераменты были трудно сопрягаемыми. Помогало то, что оба они были добрыми. Глеб проявлял терпение, а Геракл не обижался, когда его обгоняли и подгоняли.
Месяцев через пять Геракл насобачился хорошо читать. Неожиданностью для меня было то, что и Глеб, оказывается, читает не очень ловко. Так что в этом искусстве оба они стали прогрессировать наперегонки. Мне оставалось только ставить их в тупикнеожиданными вопросами.
Стали подключаться и Маринка с Сашкой. Она явила матримониальные качества: одного Саши ей было мало. А Сашка угадал мои намерения и тоже стал грузить пацанов проблемными задачами. Не сразу, но раз за разом удалось продавить в Геракла приязнь к тому, что называется концептуальным мышлением. Глеб умел это и без нас. Однако парадоксальная метафора была открытием и для него. Разверзлись хляби мышления для того и для другого через традиции русского анекдота. У нас с Сашкой под рукой всегда был неисчерпаемый клад Гришкиных высказываний. Практически на все случаи жизни мы вспоминали что-нибудь из собранного им фольклора, или из того, что продуцировал сам Гришка по ходу дела.
‑ Господи! Пожалуйста, сделай меня дурой.
‑ Зачем тебе?
‑ Мне хотелось бы общаться с мужчинами.
‑ Так ты, вроде бы, и так им нравишься.
‑ А я хочу, чтоб и они мне нравились тоже.
Глебушка улыбался сразу, Геракл ‑ вслед за ним, причем в его улыбке обнаруживалась тревогаопознания.Он понимал шутку и сейчас же примеривал её к себе. Девки вставали и целовали его в макушку.
Я решился использовать этот жанр, специально нагружая«клавишу» анализа
«Лучшее алиби – у жертвы»
Как будто – изящно, а стоит пристальнее всмотреться применительно к конкретной идиотской ситуации, и…
Допустим, профессор откинул копыта в объятиях студентки. В общаге. От восторга! Кто тут жертва?
Если он – то, на кой черт ему алиби?
Но не в меньшей степенижертва она,и какое тут у нее алиби?
Они начинают обсуждать проблемку, а я отваливаю, чтобы заняться делом. По существу мне необходимо разобраться с самим собой и начинать качать мускулатуру, чтобы не выглядеть жалко перед принимающей стороной.
Гравитация на корабле была крохотной: создать бóльшую не было возможности. Поэтому мы все должны были заниматься аэробикой. В наших условиях, поскольку аппаратуры для этого у нас с собой не было, роль станков исполняли мы сами. Приходилось эксплуатировать не вес, а массу, либо – активное мускульное сопротивление. Тут целесообразнее было использовать силу других членов экипажа, потому что самодеятельных эспандеров для этой цели было явно недостаточно. Естественно, молодежь с этой целью пользовалась услугами противоположного пола. Это раскрашивало их жизнь. И я не обращал на их забавы никакого внимания. То, что они по отношению друг к другу испытывают не только платоническую симпатию – естественно. Тут возникали, я бы сказал, нюансы соприкосновений, как бы случайных, а чаще не случайных. Молодых ребят и наших красоток это бодрило. Вовсе исключать физику взаимодействий мальчишек и девчонок не имело смысла, да и было невозможно. Но лично мне вовлекаться в их игры не хотелось. Мы с Доном в эти праздники здорового духа старались не соваться, упражняясь эспандерами из подручного материала.Правда рядом со мной постоянно ошивалась Ксения. Она была специалистом по физическому аппарату и к несчастью понимала в этом деле больше всех нас.При этом она не упускала случая продемонстрировать свои преимущественные права на всю мою мускулатуру.Мне оставалось только максимально тактично уворачиваться от ее чрезмерностей, не имеющих отношения к генеральной задаче.И было совестно.
Но совсем избегать контактов с девицами было и невозможно инеловко. Наши красотки были злоязыкими, попасться им на зуб было легко, а игривые шутки на эти темы они отпускали, не слишком конфузясь, хотя беспардонными бывали редко.
С Доном Жуаном все были на «вы». Интересно, как постепенно эволюционировало в нашей команде его имя. Сначала начали было называть его, как он попросил, Ваней, Иваном, Ваном, а за глаза Доном. Потом русское прозвище само собой ушло из обихода. Некоторые стали называть его «по-французски» Жаном. Я пробовал однажды выяснить, какое прозвище для него наименее обидно? Но он, по-видимому, уже прошел тот этап исторического взросления, когда самооценка может что-то значить для человека. Он уже настолько сложился, что его настроение не зависело от вида собственного отражения в зеркале, даже если зеркало держали перед ним красотки.
А со мной на «вы» были только сам Дон Жуан и Калерия, да наши молодые гвардейцы. Глебу очень хотелось быть со мной на «ты», и я против «панибратства» не возражал, ноон часто сбивался на почтительное обращение. Я делал вид, что его мук не замечаю. Никак не реагировал я и на его муки взаимоотношений с девками. Он нравился им. Но еще больше им нравилось выводить его из равновесия, тем более, что этого было несложно достигнуть. Каждая из них разыгрывала в отношениях с ним бесконечные вариации на тему «Керубино и графиня Альмавива».И максимум удовольствия доставляли им даже не само общение, сколько его конфузы и бегство. Один только Геракл не видел вокруг никого кроме Калерии. Я ему сострадал.
Но сострадал я Калерии. Ведь у нее тут не было достойного партнера, если не считать Сгры-ызлы. На что ей надлежало рассчитывать? Она была одна. Совсем одна. Я бы, возможно, мог быть ей «подружкой», если бы мог. А мог ли? По-видимому, нет. Я жалел ей, как жалел бы раздавленного котенка. Но у меня не было уверенности, что она могла осознать себя раздавленным котенком. Не уверен был я теперь и в том, что она сама могла бы сострадать котенку. Все ее чувства концентрировались на себе. Была ли она такой, когда мы познакомились? Или приобрела «трезвый ум» после того, как я показал себя не с лучшей стороны, предоставив её самой себе. Не исключено, что тогда она и стала расчетливой женщиной, ищущей лучшего вложения капитала своей красоты и прочих достоинств… Я перелистал всех наших мужиков. Получалось, что лучше других подходил ей я. Но я ей совсем не подходил. Ни с какого боку. Неужели я совсем не мог ей ничем помочь? Ей надо было вправлять мозги. А кто мог взвалить на себя такую работу? Сры-ызлы не сумеет… И не захочет, потому что не сумеет. Значит, придется мне. А я не хочу. И не умею. И твердо знаю, что любая моя попытка будет воспринята ею неверно. А куды ж ты денисси? И посоветоваться не с кем… И приступать к этой экзекуции не хочется. Отложим?
Я поднялся и подошел к Калерии.
‑ Мне кажется, с тобой кто-то обязан поговорить. К сожалению, тут нет никого, кто бы хотел взвалить на себя эту службу. Есть два существа гораздо, гораздо! умнее меня: это – Сашка и Сгшры-ызлы. Но Сашка в таком состоянии, что ты ему не видна. Правда, он видит глазами Маринки, но энтузиазма в отношении тебя не проявляет. Кроме того услышать его тебе не дано. Думаю, причина в том, что тебе не хватает чуткости к собеседникам. Не знаю, врожденное ли это свойство, или ты сумела так себя воспитать, но между тобой и всеми остальными глухая стена. Сможешь ты ее преодолеть, или останешься слепо-глухо-немой? … Я предпочел бы, совсем не заниматься тобой… такой, как ты стала. Сгры-ызлы тоже вряд ли годится для этой цели. Ему это тоже, скорее всего, неинтересно. Значит, остается только мне.
‑ Такая честь.
‑Твое отношение к окружающим можно охарактеризовать, как презрительное безразличие. Если бы люди вокруг были именно таковы, какими ты их себе рисуешь, тогда ты абсолютно права. Чего ждать от быдла? Но твоя оценка несправедлива. Давай сравним тебя с другими. Ты действительно красива. Но, вопрос: самая ли красивая?.. Из всех остальных…
Раньше у тебя были еще ум и способности. А сейчас?.. За то время, которое ты прожила в земной жизни, что ты изобрела?.. Или открыла?.. Кому ты принесла счастье или простую утилитарную пользу?
‑ Вы забываете, я была медицинским работником. Следовательно, приносила пользу. А работала я добросовестно…
‑ Многие вовремя приходят на службу.
‑ Вы тоже не опаздывали. Хотя часы по Вам проверять было бы ошибкой. Вы иногда ночевали у стендов. И всем остальным должно было становиться стыдно за то, что они не так горят на работе, как Вы. Но это значило только, что Вы не умели организовать ход работы.
‑ Ошибкой было многое из того, что я делал.
‑ А я думала, Вы никогда не ошибаетесь.
‑ Стоит ли тебе ехидничать? Я расплачиваюсь за свои промахи и за преступления. И несу потери… (я вспомнил своего несчастного Ангела-хранителя, а проникнуться жалостью к троице киллеров так и не смог – это не слишком хорошо говорит обо мне), и тут мне от тебя не приходится ждать помощи. Но разница между тобой и мной…
‑ Все они козлы, ‑ мелькнуло у нее в голове.
‑ Нет, суть не в том, что мы все козлы, здесь ты неправа.
Она, будучи застигнута врасплох, перешла в наступление.
‑ Мне совершенно не интересно обсуждать с Вами мою жизнь. Что Вы можете знать обо мне? То, что я пережила…
И полилась безостановочным потоком ее возмущенная речь. Я слушал краем уха, а сам «шарил» вокруг. Поскольку мы разговаривали вслух, вряд ли на корабле можно было сыскать хоть одно живое существо, которое могло не слышать нас, даже если бы захотело. По мере своего монолога Лерка все больше горячилась. Я давал ей выложиться. Но, помолчав несколько минут, посмотрел на нее и огорчился. Она была в ярости. Ей казалось, что она во всем права. А я, следовательно, во всем виноват. Поймав себя на том, что считаю проигранные ею очки, решил ее затормозить. Хотя в начале разговора кое-кто из наших порицал меня за безжалостное менторство, я ейсострадал. По мере же ее выступления окружающие все очевиднее принимали мою сторону.
‑ Погоди. Мне не интересно слушать про твоё прошлое. Часть его происходила на моих глазах. Причем каждый очередной завиток был хуже предыдущего. Мне иногда казалось, ты выбирала партнеров мне назло. Но тогда я помалкивал и отворачивался. А теперь, рекомендовал тебе позабыть все свое прошлое, сжечь тот неудачный многосерийный роман и начать с чистого листа. А ты пытаешься здесь строить отношения на основе своего опыта там. Но тот опыт был неудачным. Это очевидно всем. А тебе?..
Она тут же откликнулась новыми бурными возражениями. Моя реплика подлила масла в огонь. Было видно, как она возмущена. Лицо ее выражало презрение. Это презрение было адресовано мне. Не дождавшись паузы, я вклинился в поток ее речи:
‑ Опомнись! Хорошо бы тот опыт ты закопала поглубжесобственной лопатой. Вместе с твоим отношением ко мне лично. Я готов согласиться, что уровень моей глупости, ты оценила верно.
‑ Я этого не говорила!
‑ Утихомирься. Здесь многие умнее меня… В том числе и среди девиц… Ты этого не заметила? Но суть в другом. Любят и ценят не за ум, и тем более не за красоту. Что, по-твоему, самое драгоценное в человеке?..
Она подергалась, но промолчала.
‑ Я тебе скажу, что думаю, а ты реши, подходит мое мнение тебе, или нет… Это – отзывчивость и доброта. Я не всегда бываю отзывчив. Это по причине моей тупости. Ты можешь сейчас обвинить меня в том, что я не добр к тебе. И будешь права. А за что тебя сейчас можно пожалеть?..
‑ Я не нуждаюсь в Вашей жалости!
‑ Но ты опять, как в прошлом, выбрала позицию жертвы.
‑ Вы всегда ценили только свое мнение!
‑ А вот это ты сказала зачем? По какому поводу? Подумай головешкой. К тому же речь не обо мне. Я тебе рекомендовал отсечь прошлое. У тебя было для этого больше года. Ты не заметила, какие люди окружали тебя все это время. Ты ничего от них не набралась. И не узнала ни одной человеческой истории. О ком-то из тех, с кем ты столько времени провела бок о бок, можно рассказывать и рассказывать. А ты ничего не заметила и не поняла.
‑ Ну, откройте мне глаза.
‑ Мне расхотелось. Те, кого ты презираешь, приняли тебя сюда из сострадания.
И я опять чуть было ни сболтнул, какую цену уплатил за свою слабость сам (в памяти всплыл звук распластываемых на траве крыльев), но вовремя прикусил язык.
‑ Никто из вас не был в Аду! Вы тут все упивались нектарами, вам тут…
Она продолжала нападать.
‑За-молк-ни! Ты несешь ахинею. Здесь нет ни одного, кто бы не сражался в Аду. Сражался! А не только пребывал. Ты сказала многовато глупостей. Заткни фонтан. «И фонтану надо отдохнуть». Это – цитата. Я тебе давал ту книжку. Вспоминай. Ты сейчас страдаешь потому, что думаешь: «от него невозможно отделаться». На самом деле отделаться от меня очень легко. Ты мне сейчас не кажешься привлекательной. Ни с какого боку. И подошел я к тебе не по влечению желания, а по долгу. Куда-то подевалось то, за что тебя любили прежде. И мужчины и женщины. Я был готов к тому, что ты многое встретишь в штыки… Но градус твоей ярости поверг меня в скорбь. А тебе сейчас нужно бы учиться слушать и слышать … Помочь можно только тому, кто ощущает потребность в помощи.Думай!
‑ Я Вас ни о чем не просила, ‑ бросила она мне вслед.
Мне потребовалось время, чтобы прокрутить весь наш разговор. И я остался крайне недоволен собой. Не следовало быть таким многословным. И надо было быть умнее. А вот это мне не по силам. Удивило меня то, что Сгры-ызлы наша беседа развеселила. «Чему ты рад, несчастный?» спросил я его.
‑ На вас двоих было забавно смотреть. Это был настоящий семейный скандал. Из ситкома.
Это меня обидело.
‑ Я понимаю, то, что глупо, то – смешно.
‑ «Если к другому уходит невеста, то неизвестно, кому повезло», ‑ Гришкиными голосом пропел Сгры-ызлы. По спинам девиц было ясно, что они опять пасутся в нашем с ним канале.
‑ В данном случае, кажется, больше всех повезло тебе: раз это тебя веселит.
Я заткнулся. На Лерку старался не смотреть. Ей, наверное, было хуже, чем мне, но помочь я ничем ей не мог… Да и не хотел.
‑ Так тебе и надо, ‑ вдруг прозвучал в ушах голос Ксюшки, и она коротко победоносно хихикнула.
И эта туда же… А может, так даже лучше?..
Возникшей паузой имело смысл воспользоваться, чтобы произвести инвентаризацию себя, как сущностной единицы. Тут было много поводов для сомнений. То, что я продолжаю существовать – результат чьей-то целенаправленной деятельности или случайное стечение обстоятельств? Раньше, пока был жив мой Ангел-хранитель, все можно было свалить на его неусыпное профессиональное рвение. Хотя и тут надо по справедливости пасть в ножки многим и многим. Сколько раз меня выручали друзья? Ведь только в тех случаях, которые я мог заметить, один только Сгры-ызлы спасал меня по меньшей мере дважды: когда на меня кинулся тот мохнатый Голиаф, и позже, когда уже погиб Гриша. Да и в последней драке с киллерами, не появись он, меня, скорее всего, замочил бы патруль.Они просто выросли из под земли после гибели моего Ангела-хранителя. Я почувствовал, как шевельнулся в нашем канале связи Сгры-ызлы и поспешил сказать ему: «Не суетись, у меня не может быть от тебя тайн». Зачем они тогда явились? В бою меня постоянно подстраховывал Дон Жуан. Да и Ксюша нередко оказывалась под рукой. А яничем не могу ее отблагодарить, неблагодарная я скотина. А к Лерке какие могут быть претензии? Возможно, теперь она даже воспользуется любой оказией, чтобы меня укусить.
Все-таки возраст догонял меня. Это проявлялось не столько в мускульной слабости. Если она и прогрессировала, заметить её в условиях корабля было сложно. Правда, у меня заметно снизился кобелиный гон. Дон Жуан во многих смыслах был старше меня, а в плане «чистоты морального облика» состязаться с ним вообще было невозможно. В момент нашей встречи я выглядел моложе и соответственно чувствовал себя, что было нормально с учетом нашего с ним истинного возраста, но после прополаскивания в протеиновом чане сильно его обогнал. Тот заплыв не прошел для меня бесследно. Я не понял, был ли этим огорчен, или ‑ напротив? За Доном мне все равно было не угнаться.
Попробовал ради эксперимента связаться интуитивно с Леркой. Ведь сейчас этим никто не попытается заняться.А вдруг она услышит?
‑ Я понимаю, тебе ‑ не сладко. Но ты стоишь на ложной позиции. Тебе кажется, что я имею какой-то административный вес. А на самом деле я, как и большинство, являюсь морской свинкой, которая включена в эксперимент, правда, с моего же согласия.
Но в ответ услышал Сгры-ызлы:
‑ Эк, куда тебя, бедолагу, занесло! Неужели ты действительно так думаешь?
‑ Вскрытие покажет.
И как показало вскрытие, я был в значительной мере прав.
ПРИБЫТИЕ
Задолго до того, как мы увидели звезду, вокруг которой располагалась орбита планеты назначения, нас уже встретили и подвергли инспекции. Это не был настоящий живой «сгры-ызлык», а только его дистанционная проекция. Но выглядел он так реалистично, что ни я, и никто из наших не рискнул его потрогать.
Обменявшись с нашим Сгры-ызлы каким-то очень кратким жестом-телодвижением, он достаточно бесцеремонно оглядел нас. Как я понимаю, где-то «там» проявились наши изображения, которые уже разглядывают и еще будут разглядывать сначала специалисты, а затем и все остальные жители планеты. Каждый из нас выбрал свою манеру участия в «кастинге»: Ли-Ла Ло эффектненько сгруппировались троицей,к ним, не спеша, направилась Клеопатра. Ксюша не без демонстративности встала справа от меня и даже положила руку мне на плечо. Я продолжать сидеть, делая вид, что мне этот нравится, и помалкивал. Аяксы наоборот встали и, перехватив Клеопатру, поставили между собой, приобняв с двух сторон за талию. Она сделал вид, что ей это совсем ни к чему. Еще более надменное лицо сделала Калерия. Было заметно, какая в ней происходит чудовищная работа. Пометавшись внутри себя, она поднялась и подошла к Олегу, поправив ему отсутствующий галстук. Ну, что ж, это был довольно удачный ход. «В камеру» она не смотрела. А Олег, наоборот, открыто пялился на гостя, переводя взгляд с него на Сгры-ызлы и обратно, сравнивал, искал различия, выбирал. Дон Жуан поднялся и самым изысканным образом сдержано поклонился. Мариночка осталась сидеть, удерживая контейнер руками на коленях. Геракл смутился, и начал подниматься во весь свой рост. Я быстренько попросил Лолитку и Ланку перегруппироваться к нему. Так было лучше. Они немножко потормошили нашего великана и вышло очень мило. Тем временем, как я понял, Сгры-ызлы комментировал происходящее. Их общения я не слышал, но отчасти догадался о немалых проблемах, которые обсуждали между собой наш captaincтеми, кто руководил инспекцией где-то вдали на командном пункте. Было заметно, что Сгры-ызлы чем-то застали врасплох. Я постарался, не создавая помех и не отвлекая, передать ему свою поддержку. Он открыл свой канал, но я ничего в их дискуссии не смог понять.
Неожиданно фантом гостя исчез. Сгры-ызли был несколько не в своей тарелке.
Выяснилось, что мы, высаживаясьна планету,вступая в ее среду,должны претерпеть некоторое преобразование наших субстанций. Из чисто духовных сущностей мы становимся более вещественнымисуществами. Следовательно, у нас возникнут непредвиденные проблемы, связанные с компенсацией затрачиваемых усилий, самовосстановлением и тому подобными действиями более-менее органического характера, от чего мы уже поотвыкли. Непонятно было, придется ли нам дышать, подкрепляться едой и тому подобное. Тому подобное смущало особенно…
Как мне показалось, Сгы-ызлыощущал замешательство. Я не стал расспрашивать его, знал ли он, догадывался ли? Он неизбежно должен был испытывать чувство стыда, если только это чувство доступно его виду.
Эта новость была настолько серьезной, что вытеснила впечатления от внешности нашего гостя. Как мне показалось, он был как две капли воды похож на Сгры-ызлы. Потом Сгры-ызлы объяснил мне, что он и был его копией, сформировавшейся у нас на борту примерно так, как отражение в зеркале.
К главной новости отнеслись по-разному. Кто-то в большей или меньшей степени обрадовался, решив, что это –шаг к новой реальной плотской жизни. Кто-то ощутил внутренний протест. Я подумал, что такая материализация создаст дополнительные сложности в плане регенерации Гришис Жекой и Саши.Но моих знаний для более-менее полноценного распознания перемен было недостаточно. И я сомнениязатаил. Похоже, что и Сгры-ызлы тоже был отчасти растерян и обескуражен. Создалась коллизия, которую можно было бы использовать, чтобы поднять мятеж, создать оппозицию, выдвинуть какие-то условия. Я счел за лучшее высказаться открыто, заявив, что единственным серьезным аргументом тут может быть названа совершенно неясная перспектива с «вечным блаженством», каковое нам теперь не светило. Но ведь и в прежних условиях никаких гарантий ни у кого из нас не было. Насколько я мог судить, там, в оставленном нами Раю, лично я был приговорен. Не исключено, что такая же участь ожидала и тех, кто меняне предаст.
И хотя мы теперьреально столкнулись и с возможностью бесповоротно пропасть, или получить увечья, однако, наше прибытие сюда в значительной мере обусловлено тем, чтобы попытаться спасти Гришу и Жеку, восстановить Сашу и подлечить Олега. Насколько это – реально, покажет будущее. Можно конечно вернуться, не пытаясь ничего поправить. Но такое возвращение тождественно поражению, причем вопрос не в удовлетворении наших амбиций, а в бесполезности затраченных усилий.Кроме того, обратный вояж сам по себе отнюдь не гарантирует успешного завершения. Мы мало знаем, а точнее сказать, совсем не догадываемся, какие трудности ожидают нас в путиназад. А главное, черт его знает, что стало тем временем с нашей «стартовой площадкой». Все течет, все меняется. Когда мы покидали Землю, там происходили перемены, не внушавшие избыточного оптимизма, ни в сферах Рая и Ада, ни на самой планете, задыхавшейся от экологических, социальных и религиозных катастроф. Последние особенно повергали меня в сомнения, поскольку сопровождались террором и войнами.
Сгры-ызлы хотел выступить перед экипажем с открытым забралом, ноя настойчиво его отговаривал и отговорил. То, что счел нужным, сказал, отчасти ссылаясь на него:
‑ Если кто-то думает, что нас заманили, я, рискуя показаться жополизом, торжественно клянусь: Сгры-ызлы действительно ничего не подозревал. Он впервые везет на свою родину такую пеструю банду разночинцев. И он сам возвращается на родинувпервые. Врубайте свои набалдашники и пытайтесь делать вид, что вы ‑ разумные существа.
‑ Может, я от себя все-таки добавлю? – слышу я его смущенное бормотание.
‑ А что ты можешь добавить? По-моему, тебе лучше пропустить.
Но он все-таки вылез вперед и сказал: «Извините». И низко поклонился.
Повисла тишина. Такой тишины я не слыхивал давно. Я заостренно прошелся по каждому из наших. Все помалкивали. Хотя кое-кто ворочался и бурчал. Громче других бурчал Олег. Но слов, наполненных смыслом,в его бурчании не было, а то, что было слышно, не требовало перевода.
‑ Тогда вот еще что, ‑ нарушил тишину я, ‑ мне кажется, тут нам даже в некотором смысле повезло. Как вы поняли из общения с «дублем», нам подвезут большой переходный модуль, в котором будет воссоздана гравитация. Так что неприятностей, связанных с быстрым переходом из невесомости удастся избежать. И у нас появятся условия для репетиций в условиях, приближенных к реальным.
К тому моменту у нас многое уже было готово и по части костюмов и в реквизите. Сложился и сценарий нашего антре. Нужно было поторопиться с прогонами. Девки срочно доращивали волосья на головешках. А Лолитка с Ксюшкойи еще, где надо, поскольку нашей шоколадке предстояло выкобениваться, стоя на возу со шмотками, так что ее будут разглядывать в ракурсе. Мы с ней по этому поводу даже и не разговаривали, она все поняла сама, заметив изменения, происходящие с Ксюшкой. Все-таки она и ее экзотическая сестра Ланка – существа особенной одаренности. Сколько же потребовалось мне времени, что бы я это обстоятельство заметил и оценил. «Дурак ты дурак, и уши у тебя холодные», ‑ говорю я себе и успеваю засечь их хиханьки и хаханьки. Надо что-то с ними делать, иначе никому из нас не спастись. Самым простым и действенным решением было бы их обеих убить, ‑ думаю я демонстративно громко и слышу, как они хихикают. Ну что с ними на самом деле можно поделать? У, погашки!
Мы продолжаем собираться нашим клубом любителей изящной словесности, и, как прежде, ведем разговоры, перемежая обсуждение литературных произведений с пережитыми коллизиями. По-прежнему анекдот остаетсявеликолепным связующим звеном между тем и этим.
Маленькая девочка рассказывает маме:
‑ Представляешь, меня Вовка поцеловал прямо в губы!
‑ Да как он посмел?!
‑ А его Машка со Светкой держали.
Вместе со всеми смеются и Глебушка, и Геракл. Этот анекдот касается их обоих. Хотя и по-разному. Эту мою оценку различий их восприятия я произношу, хоть и про себя, но с максимальной отчетливой артикуляцией. Услышали оба два. Глебушка смущается, потому что он еще очень юное существо, и общение с красотками его и будоражит и тяготит одновременно. Геракл испытывает смущение потому что «эта» не предпринимает и не предпримет никаких действий к тому, чтобы его поцеловать, даже если мы будем держать его всем экипажем. Нет в ней единой капли сострадания. Я догадываюсь, что она слышит то, что я думаю. Хорошо, пусть.
Наконец мы приблизились к планетарной системе настолько, что нам подогнали переходный ангар. В этом было то преимущество, что мы получили возможность репетировать наш торжественный парад. Его стыковка и наладка гравитации отняли у нас больше суток. Преимущественно заняты техникой были Сгры-ызлы и Олег. Но и нам досталась изрядная доля работы:
‑ Лучше колымить на Гондурасе, чем гонудрасить на Колыме, ‑ вспоминаю я Гришкину присказку.
Пашут все. Среди работающей команды нахожу взглядом Калерию. Рядом с ней, конечно, сворачивает горы наш бедный великан. На Геракла жалко смотреть. Он старается не поворачивать головы в сторону Лерки.По выражению заносчивой гордости, высокомерия и недоступности на лице Калерии я догадыв<