Оказаться дома было приятно, если бы не Ксения, пребывающая в искусственной коме.Она лежала маленькая и беззащитная.Я попытался разбудить ее, но у меня ничего не получалось.Она оставалась бездыханной. И, хотя я понимал, что все мы тут не дышим, все равно, сердце мое сжималось от жалости. Я взял ее на руки и стал покачивать.
‑Что ты ее укачиваешь? – съехидничала Лиза, ‑Она и так спит.
‑ Пока она спит, он ее не боится, ‑ вторила ей Лана, ‑ ему так спокойнее.
‑ Ты что, не знаешь, как будят спящих красавиц? – продолжала издеваться надо мной длинненькая Лиза, ‑ Кто-то ее должен поцеловать.
Девки резвились.
‑ По-моему это – просто твоя обязанность.
‑ Иначе зачемявился?
Я действительно стеснялся.Меня не покидало ощущение несовместимости наших обоюдных симпатий. Она и прежде воспринималась мной как маленькая девочка, как дочь, или даже как внучка. Между нами забором стояла возрастная дистанция. То, что я нравился ей не просто так, меня смущало. Не получалось смотреть на нее, как на ровню. Наши прежниевзаимоотношения с Жекой не казался мне аргументом. Жека хоть и была моложе меня, но не на полстолетия, а всего лет на десять, ну,на пятнадцать. Да и сам я в те годы был достаточно молодым, не обремененным грузом старости. А Ксения всегда оставалась для меня детенышем. И переступить через это мне было и трудно и стыдно,и представлялось безнравственным. Девки за моей спиной продолжали глумиться. Уложив ее обратно, я наклонился и бережно прикоснулся губами к ее щеке.
‑ Меня он целовал по-другому, ‑ издевалась Лолитка, ‑ и совсем недавно.
‑ А я думала, он просто не умеет.
‑ Умеет, умеет!
‑ Вот придурок какой! – издевалисьстервы, ‑Давайте научим его целоваться.
‑ Проведем с ним лабораторный практикум.
Ксюша лежала как мертвая, прекрасная и неприкосновенная. И сердце мое разрывалось от сострадания. А этиза моей спиной наглели все больше.Было впечатление, что это не к ним совсем недавно было применено насилие, и не они только что были освобождены.
‑ А по-моему, он боится потерять девственность.
‑ Ага, он выслужил свою девственность десятилетиями воздержания.
Надо было это как-то прекращать. Я заводился. Может быть, я и поцеловалбы ее, если бы за спиной не резвились совершенно распоясавшиесясучки. Мне хотелось наподдать каждой из них так, чтобы они почувствовали, естьграницы, преступатькоторые безнаказанно нельзя. Но стоять рядом с обездвиженной Ксенией с таким чувством было грешно. За последнее время я пропитался злобой. Возможно, и все беды, происходившие с нами, проистекали из-за того, что я позволил себе идти на поводуу ненависти. Как-то следовало освобождаться от себя, заточенного на задачу исправлять мир, уничтожая то, что представлялось мне злом. Но ведь и бесы, если посмотреть со стороны, тоже выступали за наказание зла, хоть иответным злом, по принципу «клин клином». Надо было срочно выпустить из себя дух непрощения. Я закрыл глаза, отстранился и вознеспокаянную молитву, в которой попросил прощения за все то, что сделал не из чувства любви, а из мстительного желания быть инструментом в карающей руке Бога. И моя душа стала наполняться запахами утренней росы, чувствоможидания чуда… Но сквозь все просвечивала боязнь слишком близкого контакта с Ксюшей. Да, я боялся. Перед собой надо быть честным‑ я боялся. В прошлой моей примитивной жизни я не один раз просыпался от утреннего поцелуяс запахом изо рта. Я вдруг вспомнил, что мы разошлись с Жекой отчасти из-за того, что мне не нравился один из ее интимных запахов. Не хотелось разрушать представления о Ксюше такимупрощенным способом. Я бы предпочел, чтобы она продолжала нравиться мне всегда, и готов был платить за это любую цену. Мне было не жалко отдать за это многое из того, чем я дорожил. Я согласился бы потерять ее чувство симпатии, лишь бы не утратить свою к ней отеческую любовь. Лучше всего было бы подождать, пока она проснется сама.Ведь должна же она когда-нибудь проснуться. Но я понимал, что просто отойти не смогу. Мне придется что-то при этом говорить, и что бы я ни сказал, это было бы извращено и оказалось бы предательством по отношению кней. А кроме тогоя дал бы курвам повод для еще большего глумления. И все-таки я чувствовал себя педофилом, когда опять наклонился и приложил губы к ее сомкнутым губам, слегка раздвинув их. Ее губы были теплыми, а зубы показались холоднее. Я почувствовал узнаваемый запах вереска. Она вздрогнула, и не успел я оторваться, какобхватила меня за шею обеими руками. По ее щекам потекли слезы. Они просто фонтанировали из под опущенных век и двумя потоками проливались на порозовевшие щеки. Наглые бабыаплодировали. Я хотел сказать им что-нибудь оскорбительное, но к счастью не успел. Появился Дон Жуан с Маринкой на руках. Мы стояли друг против друга в симметричных позах: у меня на руках пряталась Ксюша, у него – Маринка. И та и другая обеими руками плотно обхватили нас за шеи, и та им другая истекали слезами. За спиной у Дона пряталась Миранда. Когда она успела примкнуть к ним, было неважно.
Маринка билась в истерике. Все попытки успокоить ее или хотя бы вырубить на время, как Ксюшу, оказались безрезультатными: она торопилась сообщить нам какую-то информацию, и наши хлопоты только мешали ей это сделать. Новостьдействительно оказалась кошмарной. Её мучили, показывая, как пытают Сашу. А его расчленяли... Все это происходило тоже где-то на Седьмом Небе. Хотя мы знали, что любые физические пытки наших материализовавшихся душ не могут нанести непоправимого вреда, но физическая боль при этом не становилась меньшей. Райское «гестапо» уже искали, но пока безрезультатно. В эту работу были вовлечены такие силы, что в нашей помощь вряд ли нуждались. Тем не менее, ожидать, сложа руки, мы не могли…
Единственное, что мы могли сделать, это погрузить Маринку в глубокий медикаментозный сон. Слезы обезвоживают астральные тела. И Маринка, и Ксюша нуждались в восстановительном увлажнении их организмов, вернее сказать, того, что представляли сейчас их организмы. Я решил было занялся этим, и заодно поднять уровень своих знаний, но меня оттеснили девки.
Проще оказалось разыскать Тимофея: его освободили прямо из следственной комиссии, которая занималась его перевербовкой. Всю ту следственную комиссиютут же «повязали» и начали трясти представители какой-то другой ветви правоохранительной власти. Из следователей те превратились в подследственных. Просто Кафка какой-то! Интересно, пришлось ли им при этом пересаживаться на другие стулья? Или же новая следственная комиссия решила не тратить время на замену мебели и на ритуальные пересаживания? А в этом что-то было! Подследственные остались сидеть на прежних местах, а следователи заняли места тех, кто только что был подследственным…
Про Олега выяснилось, что он с двумя нашими праведниками слинял обратно в Ад. Там они подобрали еще нескольких адских клошаров и создали партизанский отряд, занявшийся диверсионной деятельностью. Парадоксальностьситуации состоял в том, что их диверсии были направлены против сил, которые действовали как бы от имени Рая. Все это запутывало ситуацию, и не исключало роковых ошибок, тем более, что карал Олег своих врагов безжалостно. Мы попытались связаться с ним, но он был вне зоны досягаемости, или же предпочел не отзываться. Его инициатива напрягала всех: и действительных наших врагов, и друзей, как по ту, так и по эту сторону демаркационной линии, разделяющей Добро и Зло. Надо признать, что граница та в настоящий момент пролегала весьма причудливым образом.И Олег становился еще одной вопиющей проблемой двух враждующих миров, если только на самом деле несуществовал еще один ‑третий мир, с которым мы столкнулись. Думать, что он был ограничен фигурой одного только Бориса, мне казалось слишком легкомысленным. Не верилось, что он мог исполнять роль некоего нового Вельзевула. Слишком он был нравственно ничтожным. Но с другой стороны…
КОМИССИЯ
Вызов был срочным. И, я бы сказал, очень своевременным. Мне самому хотелось посмотреть в глаза новому райскому ЧК.
Они разглядывали меня. Я – их. Выглядели они ‑ хрен его знает как. Я пытался заглянуть каждому из них в сакральную душу, но у меня ничего не получалось. Уверен, что ни с кем из них прежде не сталкивался. Видимо, это были высокие чины. Помолчали. Наконец, тот, кто сидел слева, и на кого я обратил меньше внимания, прервал тишину.
‑ У нас много вопросов. Так получилось, что ваши друзья и вы сами оказались на самом острие событий. Но вероятно, у Вас не меньше вопросов к нам. Видимо, у Вас, помимо вопросов, накопились прямые к нами претензии. Мы заинтересованы в том, чтобы все привести в порядок. Стало ясно, что тот порядок, который соблюдался прежде, был декорацией. Поэтому давайте поговорим на паритетных началах. Присаживайтесь. И начнем. Кто первый?
Я не преминул воспользоваться приглашением,но, прежде чем раскрывать рот, сел по возможности удобно:
‑Не хотелось бы начинать с упреков. Потери, которые мы понесли, серьезнее, нежели какие бы то ни было жалобы. Тем более, что во многих случаях виноват в случившемсяя сам. Прямо или косвенно. Самому мне пока не разобрался, в какой мере именно я инспирировал эти события. Так что готов выслушать любые упреки. И постараюсь ответить честно.
‑ Хорошо. Вы побывали во многих слоях Ада и Рая. В чем, по-Вашему, ‑ главный недостаток их структуры?
‑ Это вне моей компетенции. Вы сами убедились, что налаженные структуры отвечали Первоначальному Замыслу, мягко говоря, не вполне. Тюрьмы и пыточные камеры на Седьмом Небе!.. В события оказались втянуты невинные. Скажем, любимые детские игрушки. Наказание за это должно быть не только адекватным, но и превентивно жестким. Это, скорее, лежит в русле адских презумпций. Но это – более справедливо, чем то, что случилось со многими вновь прибывшими. Мы видели груды уничтоженных душ, которые, как я понимаю, погибли безвозвратно. И мы сами потеряли самых близких друзей. Гриша был нужен не только нам, но и вам. Вы это знали. Но Большое Зло окопалось тут. Именно тут. Я не смогу написать вам статью типа «Как нам реорганизовать РабКрИн?»и в конечном счете по-настоящему важно не это.
‑ А что же, по-вашему, важно по-настоящему?
‑ То, что мы видим ‑принципиально новый тренд. Прежде бесы не совершали набегов на эту территорию и неубивали праведников. Что, или кто подстрекает их к таким подвигам? Я думаю, сегодня в первую очередь необходимо разобраться – что же происходит? Почему силы зла стали такими беспощадными? Чего они добиваются в конечном счете? Что стоит за ними? Или это – эпидемия безумия? Или через такие непонятные и небывалые злодеяния реализуется некая стратегия? Какая? Зачем? Каковы конечные цели? Чьи это цели? Я не понимаю. Были бы с нами Григорий и Александр, вы могли бы обсудить эти вопросыс ними. Тут нужна работа целого ансамбля осведомленных гениев. А я – лишь посредственность, случайно попавшая в эпицентр событий. Я что-то видел, но кто разъяснит мне смысл увиденного?
‑ Среди близких вам оказался Олег. Как Вы оцениваете его, скажем так, приемлемость в условиях райского пребывания?
‑ Он до поры до времени находился среди нас в четвертом слое. Его присутствие никакого урона не нанесло. Не забывайте, что он провел в Аду не один год. И сумел там противостоять злу… Более того, организовал активное сопротивление. Адаптироваться здесь в течение нескольких месяцев после всего этого невозможно. Тем более, что у него ‑ не гладкий характер. А если бы он был только послушен, как бы он там сохранился? Да и не только сохранился сам, но создал что-то вроде государства, где спасал других, менее стойких.
‑ А его «Дикая дивизия»?
‑ А на кого он еще мог опереться? Мы были разгромлены Райскими Силами Безопасности у него на глазах.
‑ Но Вы-то понимаете, что это не были «Райские Силы Безопасности»?
‑ Это я сейчас понимаю…Кажется… Возможно… А в тот момент… К тому же Олег приобрел другой опыт. Условия, в которых он так долго пребывал, нельзя назвать «общением с хорошимиребятами». Мне кажется, предъявлять к нему рафинированные критерии – несправедливо. А в будущем и непродуктивно…
‑ То есть Вы полагаете, что в будущем мы должны просить его примкнуть к нашей перестройке?
‑ А вы хотите, чтобы он умолял вас о прощении?
‑ Но Вы-то сами приносите покаянные молитвы.
‑ Я не уверен, что разглашение моих молитв –богоугодное деяние.
‑ Вы, оказывается, полемист!
‑ Это – наказуемо?
‑ Ох! Нам, кажется, что мы понапрасну обостряем. Давайте вернемся к мирному диалогу.
‑ Давайте попытаемся.
‑ Ну, хорошо. Давайте попытаемся… Если предположить, что Изначальная структура Рая будет восстановлена. Кого из Ваших знакомых надо разместить по каким уровням?
‑ По-видимому, это – вне моей компетенции. Прежде всего, по-моему, надлежит разобраться с теми, кто у вас тут числится праведниками из праведников. Пока что у вас по факту на Седьмом Небе располагается гестапо, и вам невдомек, где его искать… Более того, вы не знаете, whoiswho. Никто из вас не уверен ни в ком… из вас… Я больше уверен в тех, о ком вы меня спрашиваете, можно ли их вообще допускать сюда, чем вы в тех, с кем вам тут приходится сотрудничать.У меня подозрение, что вы не разобрались еще в своей кадровой номенклатуре. Во всяком случае, мне кажется, что у меня больше оснований верить членам своей команды…
Тут я подумал, а не слишком ли много я говорю? Если враг сидит в одном из них, не помогаю ли я ему? Кажется, пока я ничего такого не сказал. Но пора прикусить язык…
‑Если мои оценки несправедливы, искренне прошу меня простить. Но ведь не станете вы разглашать мне имена и должности тех, кто уже разоблачен. Я неправ? Назовёте мне имена?.. И разве вам удалось выявить всех?.. У меня не хватает мозгов, чтобы разобраться в мотивах, которые побудили вас призвать меня сюда. Вы хотите выяснить, что мне известно. Зачем?.. Очень многое их того, что я подумал и высказал вслух, уже обернулось бедой… Непоправимой бедой. Я, конечно же, глуповат. Но не настолько, чтобы опять наступать не те же грабли…
Если даже мои худшие предположения оправданы… Надо что-то сказать им такое, что не должно умножить подозрений или помочь врагу… Что-то бесхитростное, что-то такое определенное… И действительно важное:
‑ Что я знаю твердо? То, что развращенные игрушки с Седьмого Неба подлежат уничтожению. Это очень грустно. Они не виноваты в том, что их легко было обмануть. Они были добрыми и легко внушаемыми. Теперь они готовы уничтожать праведные души, поскольку им внушили, будто они исполняют высший долг. Их придется уничтожать. Каждый из вас ‑ примерьте на себя роль палача. Кто-то же должен будет это делать. Если меня назначат на это дело, я постараюсь слинять.
Годится. Надо добавить что-то еще такой же бесспорной фактуры:
‑ Я мало что знаю. Григорий был гораздо умнее меня, но его с нами нет. Подозреваю, что в том-то и дело. Остался Саша. Если он еще жив. Я ничего не знаю. И надеялся, что вы мне что-то объясните. Но судя по тому, как планировалась ваша здешняя перестройка, вы тоже не отдаете себе полного отчета… Вспоминаю Михаила Сергеевича Горбачева…Он тоже хотел оставить после себя добрую память… В чем я уверен? … К сожалению, так это в том, что в самых высших эшелонах среди вас скрывается нечто.
Эк меня понесло! Тормози! Переходи к конкретным проблемам, придурок!
‑ Уровень этой мерзопакости – за пределами моего скудного воображения. Я не знаю, прячется ли это по-прежнему в той фляге? Или оно уже перекочевало куда-то…
Я прикусил себе язык, чтобы не добавить «куда-то сюда».
‑ Так что и в этом я не уверен…В чем же я на самом деле убежден? В том, что нехорошо, неверно лишать меня и мою команду права участвовать в борьбе со злом. Я убежден, что неверно было отбирать у Дона Жуана его шпагу и дагу с крестообразными гардами. Эти крест-рукояти – едва ли не главное оружие победы над злом. Он не просто отменный боец. Он уникальный борец за праведное дело. Я, к сожалению, иногда теряю контроль над собой, он ‑ нет. И его оружие необходимо ему вернуть. Видели бы вы, как он им пользуется! Это – эквилибристика, жонгляж. Ради искусства? Нет. Он в бою вершит справедливость. Не нужно создавать ему помех в этом деле. И шпага и дага – сбалансированы в его руках. Зачем лишать его привычных инструментов. Конечно, он будет успешно драться и скамейкой, но его КПД окажется ниже. Что это значит? Это значит, что враги потерпят меньший урон, а мы ‑ больший. Вам это нужно? Когда он бьется плечо к плечу с нами, наши раны – менее глубоки. Дон Жуан ‑человек редкостной скромности. Он продолжает замаливать свои грехи,не думая о том, сколько же можно?..Он будет исполнять свой урок даже в том случае, если у него останутся только голые кулаки. И мне кажется, он ищет своей окончательной смерти. Для него это стало бы облегчением. Он делает свою работу добросовестно, не пытаясь роптать на судьбу. Взвесьте его давние прегрешения и соразмерьте его путь. Он что, пытался выслужиться? Претендовал на медаль? Прикиньте, не пора ли признать его покаяние исполненным?.. Я постарался быть с вами честным. И стою тут перед вами совершенно голый. Что, по-вашему, я пытался от вас скрыть?.. Какие у вас претензиико мне?
Претензии у них, конечно же, были, но они решили пока что меняотпустить …
На прощанье, уже за порогом канцелярии отдали шпагу и дагу нашего Дона. А дальше меня поджидал Сгры-ызлы. Вот, оказывается, почему я был таким велеречивым!
Я обнял своего друга и шепнул ему «Спасибо!». Он, как всегда, сделал вид, будто не имеет к происходившему никакого отношения. Но мне-то было ясно, откуда приходили мне в голову неотразимые победительные доводы. Он действительно умел стимулировать наше мышление.
А чуть подальше я увидел прогуливающегося Дона Жуана. Увидев рядом со мной Сгры-ызлы, он простодушно удивился. Значит, он проявил собственную инициативу, решил подстраховать меня. Золото, а не человек!
Я был рад вернуть ему оружие. Он, по-видимому, тоже обрадовался, но проявилось это лишь в утонченной учтивости. Вот у кого мне нужно учиться! Но я, вместо того, чтобы завернуть какой-нибудь изящный комплимент, сгреб его в охапку и расцеловал в обе залысины. Видеть сконфуженным Дона Жуана мне прежде не приходилось никогда.
ШТУРМ
Наконец удалось выяснить, где находится Саша. Мы хотели участвовать в его освобождении, однако нам отказали почти хамски. Поэтому мы сочли для себя удобным обидеться и начать действовать по примеру Олега. Когда Олег узнал о наших планах, он то же проявил инициативу и решил примкнуть к нам во главе своего экзотического отряда. С его транспортированием сюда возникли проблемы, потому что некоторые его бойцы не имели права находиться даже в первом райском уровне. В результате Олег пробивался с боем. И пробился.Всего за несколько часов и практически без потерь.
Мы оставили Маринку иСгры-ызлы под охраной четырех праведников с пиратскими рожами, а сами передислоцировались в тыл схрону, где пытали Сашу.
Оказавшись перед фактом нашего появления, райский ОМОН счел за лучшее с нами не связываться, видимо догадавшись, что мы-то врагов не упустим и непростим.
Штурм тайной тюрьмы начался в назначенное время, о котором, скрепя сердце, нам сообщил прикрепленный к нам офицер связи. Самые хитрые крысы брызнули оттуда за несколько секунд до начала штурма. Значит,полностью блокировать сеть продажных ангелов не удалось. Этим соображением я не преминул поделиться с офицером. Он сделал вид, что так и должно быть, потому что «так бывает всегда». Признаюсь, егоцинизм меня не обрадовал.
‑ А что, ‑ спросил я, ‑ если вы засомневаетесь в праведности ваших командиров, у вас не возникнет сомнений в сути отдаваемых вам приказов? Вдруг поставленная перед вами задача продиктована отнюдь не божеским промыслом?
Этот мой вопрос он предпочел оставить без внимания. Почему?! Потому что, ему было стыдно? Или потому, что он с нами лишь на 99 %? Или реален какой-то иной процент? Тут был повод задуматься…
Олеговыархаровцы, я думаю, отлавливали всехбеглецов. Прежде всего, я пытался вытрясти из них полезную информацию. Важно было не упустить ничего, касательно не только участи моего друга, но и всего того, что было связано с регенерацией протоплазмы, а также судеб ангелов-хранителей и праведников, которых ликвидировали по непонятным причинамсовсем недавно. Выпотрошенных таким образом подонков я сортировал: тех, кто мог что-то знать, отфильтровывал и передавал нашей охране, а тех, кто,по моему мнению, не владел информацией,отдавалОлеговым ополченцам.Что они с ними делали, меня не касалось. Пусть хоть сожрут в качестве закуски к алкогольным напиткам, запасы коих они по слухам не только сберегли, но и приумножили, пробиваясь с боями из Ада аж на Седьмое райское Небо. Поэтому те, кто ожидал допроса, могли наблюдать через наши головы, что делали адские ополченцы с отработанным материалом. Это побуждало их спешить поведать нам, как можно больше.
Мы подтянулись вплотную к райско-адской цитадели, и хватали всех, кто сбегал оттуда. Кто-то из гадов пытался скрыться, притворившись кошкой. К сожалению, ухватить ее целиком не удалось. Фрагменты тела запечатали в отдельные гомеостаты. Так же поступили и с крысами: как знать, не научился ли некто распределяться по нескольким телам.Позже будет время разбираться со всей этой нечистью.
В какой-то момент, оба штурмующих отряда сошлись. Большая удача, что обошлось без обоюдных жертв. И то‑ слава Богу! Я думаю, видОлегова воинства бойцов райского ОМОНа шокировал. Ну и хер с ними!
Оставшихся в живых предателей, к неудовольствию адского отряда, мы объединили для отправки в специальный следственный комитет. Их осталось всего 19. Меня клятвенно уверяли, что ни один сбежать не мог. Хорошо бы так оно и было.
Когда войсковые командиры забирали у нас пленных,я постарался сбить их на проблемукасательно оборонявших цитадель игрушек, объяснив, что среди тех могли быть и спрятавшиеся подонки. Если бы не это, их следовало тут же просто уничтожить. Но предстояла скрупулезная проверка. Для очистки совести я сделал игрушкам коротенькое внушение, сказав, что их подло обманули: именно те, кого они послушались и есть настоящие враги, а как раз те, кого они воспринимался как врагов… Ну и так далее. Они мне, конечно же, не поверили. И один мяконький плюшевый зверик попытался меня укусить. Надо сказать, что внешне они выглядели очень трогательно. Однако с ними нужно было держать ухо востро. Солдат, который было взял на руки Красную Шапочку, чуть за это не поплатился: она вытащила из невообразимо потаенного места длиннющий остро затолченный нагель и воткнула бы его тому в шею, если бы ей не срубил руку бдительный Дон Жуан. Исходя из предположения, что жидкость, увлажняющая эту шершавую зазубренную иглу, ядовита, я распорядился запаковать сие орудие вместе с отрубленной ручкой в отдельный гомеостат.
По правде сказать, у меня была надежда обнаружить врага среди игрушек. Исподволь мне казалось, что такое существо как раз проявит готовность к сотрудничеству, симулируя раскаяние, так или иначе выказав идею типа«нас использовали, а мы по наивности поверили гадам…» и так далее. Но таких не выявилось. Одно из двух: или Борисов союзник не догадался прикинуться милейшим существом, или оказался гораздо хитрее и не спешил обнаружить свою сущность. Так или иначе, уничтожать игрушки предстояло таким образом, чтобы враг не смог покинуть камуфляж, но был бы ликвидирован неукоснительно и бесповоротно. Заниматься этим аутодафе мне очень не хотелось, но с другой стороны полное уничтожение надлежало провести самым тщательным образом. Не исключено, что те силы, с которыми нам пришлось тут столкнуться, владели изощренными знаниями, касательно самопреобразования, так что обыкновенные ангельские, архангельские и прочие способности райских иерархов должны были казаться им убожеством и вызывать ухмылки.
Но сейчас, приняв всяческие меры предосторожности, нужно было отыскать Сашу. Однако его не былонигде. Но не могли же они с такой отчаянной яростью защищать пустоту!
Метр за метром мы осматривали и простукивали полы, стены и потолки. Обнаружили еще двоих узников, о которых никто ничего не знал. Их состояние было таково, что получить от них хоть какую-то информацию не представлялось возможным. Пока что следовало приводить их в божеский вид. По тому, как они сейчас выглядели, невозможно было даже судить – люди они, или нет.
Сашу нашли замурованным в стенку. То, что от него осталось,убеждало, что тем силам действительно нужен был только его интеллект.На что надеялись эти гниды? Я даже не был уверен, что мой друг способен нас услышать. Это был препарат. Если бы я мог прислониться головой к тому, что представлял собой его мозг, я бы постарался достучаться до Саши немым способом общения. Но такой возможности оставлено не было. Однако что-то подсказывало мне, что это был именно он. Я был в растерянности, звать ли Маринку, или попытаться как-то скрыть от нее страшную находку. Мне показалось, что, приблизившись на минимальное расстояние, я могу подать ему свой сигнал и получил ответ. Но полной уверенности у меня не было. Я слышал только боль и нежелание жить. Или даже это мерещилосьмне? Потому что мне-то действительно не хотелось жить.
Маринка появилась без спросу. Сашу она узналасразу. И вступила с ним в контакт. Ничего более кошмарного я не мог себе представитьни в одной из своих жизней. Она схватила Сашу руками и прижала это к груди, туда, где у нас раньше билось сердце. Оглянувшись вокруг, я увидел совершенно оцепеневших бойцов из того и другого отрядов. Что я мог передать им кроме своего отчаяния и мгновенно возникшейлютой ненависти? Поэтому я поспешил закрыть глаза. Но в поле моего зрения запечатлелся Дон Жуан, который стоял рядом. И сквозь него я почувствовал невидимое присутствие Сгры-ызлы. Все было так омерзительно жутко, что, не взирая на то, что нахожусь на верхнем этаже Рая, я начал жутко материться, используя самые зверские богохульственные ругательства из русского и каталонского фольклора. Если бы Он действительно присутствовал здесь, то был бы просто обязан безотлагательно испепелить меня. Однако я продолжал существовать, и более того услышал, что мои кощунства повторяют хором многие из присутствующих. Когда-то давно, в юности мне пришлось сдавать университетский экзамен по предмету, называемому «Научный атеизм». Там приводились достаточно примитивные обоснования тому, что Бога на самом деле нет, никогда не было и не может быть вообще. Тот экзамен я чуть было не завалил. А вот сейчас почувствовал, что имею право на высший балл…Непонятно было, на что могли надеяться те исчадия, которые сотворили это невообразимое кощунственное дело. Или ими двигала только ненависть к разуму?
Следовательно, primo, эти акции действительно осуществлялись приучастииБориса, и, secondo,существует еще какая-то поддонная и одновременно заоблачная фирма, обнаружить которую так и не удаётся. Значит, предательство в райских структурах не искоренено. Значит, надлежит думать о потенциальной ущербности, гнусности и подлости устройства райских структур.Какие слова будут адекватны для описания их сути? Я знал эти слова. Но обычно старался их избегать. И вот теперь они понадобились мне все. В полном объеме многих национальных лексиконов и конфессиональных терминов. Они приходили ко мне со всех сторон. Я фонтанировал ими и не мог остановиться. Внезапно Маринка повернулась ко мне и взглядом приказала заткнуться. Я склонился перед ней и встал на колени. Все вокруг сделали тоже самое.
САША
Регенерация Сашишлаочень медленно, или же,точнее, не шла вовсе. Вокруг него хлопотали все. Только я один к ним с Маринкой почти не подходил.Я догадывался, что больше всего Саше хотелось уйти.
Мне кажется,мечтала уйти и Маринка. Но она не могла, не имела права это сделать, пока Саша был. Тут еёдержала его запредельно адаптированная жизнь.Она носила его, прижав к себе, будто была беременна им. Не испытав этого чувства в реальной жизни, она компенсировала все накопленное материнство через вынашивание Саши.
Мне тоже не хотелось жить. Я роптал на Бога и на судьбу. Если бы такой образ мыслей сопровождал мою жизнь на земле, я бы давно заболел онкологией и окочурился в каком-нибудь раковом корпусе. Но тут я был недосягаем для болезни. Я получил жизнь вечную и пребывал в ней вопреки своему желанию.
Я открыто роптал на все вокруг, но в первую голову на себя. Ведь это я был виноват во всем!
Это с моим появлением здесь начали активизироваться силы, нацеленные на уничтожение всего, что всегда считалось лучшим, светлым и желанным на том и на этом свете.
Если бы Саша не встретил меня в воротах, я, вполне возможно, и не попал бы в Рай, а получил бы место, согласно заслугам, где-нибудь в нижних сферах… И никто не узнал бы того, что мы знали теперь…
Если бы я не появился тут, Саша, используя свой колоссальный интеллект, как-нибудь исхитрился бывыручить Гришку, и они жили бы тихо и счастливо…
Если бы я быстрее среагировал на всплеск настроения Гриши, то подоспел бы до того, как на него гуртом накинулись эти твари, или, во всяком случае, до того, как Жека вынуждена была загородить его своим телом. В крайнем случае, мы погибли бы там вместе…