Рукопожатие вышло крепким, горячим и искренним.
III-15
Пол аэропорта Эль Прат отливал чернотой почти до синевы - так, что ступая по нему, казалось, что идешь по темному вечернему морю.
Под стать этому цвету было и мое настроение - как ни старалась Надежда мне его поднять, всячески убеждая, все в порядке, моя миссия успешно выполнена – я ведь закончил то, что не успел в своей прошлой жизни и все такое прочее.
Правда, когда к ней присоединился Николай Васильевич – вот ведь не поленился старик, приехал-таки из своей Жироны в Барселону проводить меня, а это не ближний свет, худо-бедно пару часов в дороге пришлось провести ему, бедному – настроение стало чуть подниматься.
Почти как в том анекдоте – «А жизнь-то налаживается…».
И то правда – чего это я затосковал, все ведь сделано, может не так, как надо было бы, но все-таки…
Да я, в общем-то, понимал, отчего у меня такое поганое настроение.
У меня ведь был маленький сын, Джорди.
То-то и оно, что был …
Потому что по моей слезной просьбе капитан перевернул все возможные и невозможные архивы и все, что он выяснил сводилось к неутешительной информации – через год после моего расстрела моя жена Мария умерла от инфлюэнции, а заболевшего вместе с ней сына отправили в детский дом, откуда его через два дня забрали в бессознательном состоянии люди, чьи координаты были – случайно или специально - не зафиксированы.
Так что я даже не знал, выжил он или нет.
А поскольку я ничего больше не чувствовал, похоже было, что он не выжил.
И потому эта моя жизненная ветвь оборвалась…
А от этого было почему-то очень не по себе.
Кроме того, в голове у меня ничего не изменилось – ничего не закрылось и не открылось, и я все также свободно говорил и понимал по-каталански.
Почему?..
От всего этого мне было почти физически плохо, особенно – от того, что я сам не понимал почему?..
Это, видимо, было настолько очевидно, что Надежда не осмелилась даже пискнуть, когда я недрогнувшей рукой взял в DutyFree бутылку водки и пару баночек пива к ней.
Так же как, уставившись в мое помертвевшее лицо, не осмелилась и испанская стюардесса в самолете сделать мне замечание, когда я стал наливать себе еще до взлета, а потом – и подсунувшей свой стаканчик Надежде - наверное, чтобы мне просто меньше досталось, а может действительно прочувствовавшей всю тяжесть момента и желающей мне его облегчить, по этой же причине элементарно отнявшей у меня бутылку, когда в ней оставалось уже меньше трети, а от баночек с пивом - вообще ничего.
Потом нас долго буксировали, затем мы очень долго ехали по рулежной дорожке, а потомопять очень-оченьдолго ждали очереди на взлет – аэропорт-то Барселоны востребованный, а потому наш взлет я просто-напросто проспал, как и кормежку в самолете.
Проснулся я от удара шасси о бетонную полосу уже в Питере, встречавшем нас, уж как водится, мелким моросящим дождем.
Ну что поделаешь, климат у нас здесь такой.
Зато люди хорошие…
Вот даже рядом сидящая – Надежда, если кто не понял – и то не стала мне делать замечаний и даже делать вид, что со мною не знакома и видит меня в первый раз.
Привыкает уже, наверное, потихоньку…
К моим привычкам или вообще ко мне.
Да и я, видимо, тоже…
Стоп-стоп-стоп!!!
К чему это я привыкаю?
К ее наличию рядом с собой, что ли?
Еще чего не хватало!..
- Наш самолет произвел посадку в аэропорту «Пулково» Санкт-Петербурга. Командир корабля Леон Гуильен Арагон надеется, что полет вам понравился, благодарит за выборавиакомпании «Ибериа» и надеется на новую встречу с вами.
Меня как будто ударили по голове мешком с песком.
- Что такое, Ленечка?.. – встревожилась Надежда. – Тебе нехорошо?.. В чем дело?.. У тебя такое лицо…
Не обращая внимания на нее, я нажал на кнопку вызова и подозвал стюардессу, а когда она подошла, сказал все так же по-каталански, запрещая себе даже надеяться:
- Пожалуйста, спросите у капитана, как зовут его отца, не Джорди ли?..
- Мне незачем спрашивать его, сеньор, - ответила стюардесса, удивленная донельзя и моим безупречным каталанским, и моим совершенно нормальным поведением после почти бутылки водки – дозы, по их мнению, почти смертельной.
Слабаки…
- Я и так знаю, что отца нашего командира зовут Джорди ГуильенМунтанер, - продолжила стюардесса. – Я даже с ним знакома…Но по правиламкомандиру корабля нельзя выходить в салон…
- Да, спасибо, - промямлил я непослушными губами и потрясенно откинулся на спинку сиденья, устававшись вперед невидящим взглядом.
Значит выжил!..
Мой сын все-таки выжил!!.
И даже дал жизнь своему сыну - моему внуку, которого даже назвал в мою честь!!!
Значит, мой род не прервался…
- Да что с тобой такое, Леня?.. – трясла меня за руку Надежда. – Ну, объясни же мне, пожалуйста…
-А что такое?.. – перевел я на нее все так же невидящий взгляд.
- Да ничего, - сердито ответила Надежда. – Если не считать того, что ты сидишь со счастливым лицом, ничего мне не говоришь, улыбаешься и плачешь…
Я плачу?..
Я пощупал свое лицо.
Да, я плачу…
Ну и что?..
- Хорошо еще, что с нами рядом никого нет, - не унималась Надежда, - а то бедный человек давно сбежал бы или вызвал для тебяпсихушку…
Да в чем, собственно, дело, объяснишь ты мне или нет?..
- Ты слышала фамилию командира корабля? – повернулся к ней я.
- Ну, слышала, - уже почти сердито ответила Надежда. – Джорди Гуильен как-то там еще… А что…
И осеклась.
- Не хочешь ли ты сказать?..
- Именно это я и хочу сказать… - кивнул я, глядя прямо перед собой.
А потом повернулся к ней и, стараясь оставаться спокойным насколько возможно, объяснил ей все.
Надежда наморщила лоб.
- Подожди, - растерянно сказала она. – Но ведь насколько я помню, твоя фамилия в Каталонии была Леон ГуильенКадена. Так?..
- Так, - подтвердил я, чувствуя как покой понемногу снисходит на меня.
- Тогда почему ты решил, чтоДжорди ГуильенМунтанер – твой сын, а командир корабля Леон Гуильен Арагон – твой внук? – удивилась Надежда.
- Да потому, что ты забыла, что в Испании первой после имени человека следует фамилия отца, а второй - фамилия матери, - пояснил я.
- Ну и что?
Вот ведь тупица, начал было я раздражаться, все ведь и так понятно как день.
- А то, что меня в той жизни звалиЛеон ГуильенКадена, - стараясь разговаривать спокойно и рассудительно как с душевнобольной, сказал я. – То есть мое имя было Леон, а полная моя фамилияГуильенКадена, где Гуильен – была фамилия моего отца, аКадена – фамилия моей матери. Это понятно?
- Понятно, - кивнула Надежда.
- Хорошо. Идем дальше, - также кивнул я.
- Моего сыназвали Джорди, Джорди ГуильенМунтанер, где Гуильен – это фамилия его отца, то есть меня– ЛеонаГуильенКадена, аМунтанер – была фамилия его матери, Марии, то есть моей жены, а ее фамилия была именно Мунтанер, Мария МунтанерАзаро если полностью - это-то я помню прекрасно. Это тебе понятно?
- Нет! – упрямо заявила Надежда. – Ты сам сказал, что твоя фамилия былаГуильенКадена, а в фамилии твоего сына осталось только Гуильен. Куда делась Кадена?
И потом, фамилия твоей жены тоже состояла из двух – фамилий ее отца и матери – ты сам сказал – МунтанерАзаро. Почему же осталась только одна и куда делась вторая?
Я тяжело вздохнул.
Ну почему надо объяснять такие очевидные вещи?..
- Да потому, что детям в Испании и в Каталонии передается только по одной фамилии из фамилий их отца и матери – по первой фамилии из каждой.
Потому у моего сына Джорди и получилась фамилия ГуильенМунтанер, потому что у его отца, то есть у меня, была фамилияГуильенКадена, а у его матери, то есть у моей жены Марии была фамилия МунтанерАзаро. От фамилии отца взяли первую - Гуильен и от фамилии матери взяли первую – Мунтанер.
Теперь понятно?.. – устало спросил я.
- Понятно, - зловеще протянула Надежда.– То есть с учетом того, что первая фамилия в вашей чертовой Испании – всегда фамилия отца, а вторая – всегда фамилия матери, фамилия твоего сына образовалась из фамилии твоего отца и фамилии отца твоей жены. Так что ли?..
- Слава Богу!.. Ну вот,.. - с облегчением вздохнул я. – Теперь, наконец, ты всё поняла… А насчет чертовой Испании я с тобой полностью согласен, только она вовсе не моя – моя Каталония…
- Да, теперь я все поняла, - как эхо повторила Надежда. – И фамилия твоего внука Гуильен Арагон тоже, выходит, получилась из первой фамилии его отцаГуильен и…
- Да, и из первой фамилии его матери, которая была, видимо, Арагон, - согласился я.– Ну что ж, не так уж плохо…
- А по-моему просто ужасно! – рявкнула Надежда так, что на нее стали оборачиваться с соседних кресел.
- Не беспокойтесь, все в порядке, барышню слегка укачало, - великосветски успокоил я соседей.
- И что здесь ужасного?..
- А то, что даже в вашей толерантной Европе, оказывается, процветает мужской шовинизм, - с гневом заявила Надежда. – Почему в фамилиях детей только фамилии их отцов, где же фамилии их матерей?
- А где в фамилиях детей фамилии их матерей в России? – кротко спросил я.
Надежда осеклась.
- И то, заметь, вфамилиях детей в Испании фамилии их матерей все-таки присутствуют – второй половиной, а в России дети носят только фамилии отцов,.. в большинстве своем, - неловко закончил я.
- Но это же тоже фамилии только отцов их матерей, - недовольно буркнула Надежда.
- То есть их дедушек по материнской линии, - согласился я. – А ты хочешь, чтобы бедные дети носили еще и фамилии своих бабушек по материнской линии?.. Не слишком ли ты, подруга, увлеклась своей эмансипацией?..
Тогда тебе прямая дорога в США, где уже в свидетельствах о рождении вместо «отец» и «мать» пишут «родитель №1» и «родитель №2».
Упрямо буркнув себе под нос что-то непонятное, и оставшись, по всей видимости, при своем мнении, Надежда отвернулась к иллюминатору и замолкла.
И слава Богу!..
III-16
Все когда-то в этом мире заканчивается.
Закончилась и томительная процедура ожидания подката к нашему самолету переходной галереи и неторопливый выход пассажиров бизнес-класса.
Намеренно не спеша я проталкивался к выходу из самолета, отчаянно мечтая о том, чтобы хотя бы одним глазком взглянуть на своего незнакомого внука, но дверь в кабину пилотов была плотно закрыта, и мне пришлось удовольствоваться лишь благодарным кивком стюардессам, стоящим на выходе из самолета.
Ступив на пол переходной галереи и полуобернувшись, чтоб подать руку Надежде, я через прозрачные окна переходной галереи вдруг увидел нос самолета и переднее стекло пилотской кабины, где мужчина средних лет с полуседыми висками в темно-синем кителе и белой рубашке с галстуком как раз лениво рассматривал выходящий из самолета поток пассажиров.
Я вздрогнул и приник к стеклу, а потом поднял руку и помахал ею, стараясь привлечь к себе его внимание.
Командир медленно повернул голову и недоуменно посмотрел в мою сторону.
Участившийся пульс и мгновенно вспотевшие ладони сразу дали мне нужный ответ.
Я поднял руку в молчаливом приветствии и церемонно поклонился в его сторону.
Пилот улыбнулся в ответ и шутливо отдал мне честь.
Я улыбнулся в ответ и, чувствуя, как у меня опять вскипают на глазах непрошенные слезы, пошел по наклонному полу галереи, волоча за собой вдруг ставшую совершенно неподъемной ручную кладь.
И Надежду, которая – странное дело – все видела и все поняла, но ничего не сказала, что было ей совершенно несвойственно.
А в голове у меня вновь как тогда в Израиле стали открываться и закрываться какие-то невесомые клапаны и шлюзы, делая её всё более легкой и свободной…
От чего это?..
Может быть от чувства долга, который я, спустя столько лет,но все-таки выполнил или от того, что прожил, наконец, всю свою прежнюю жизнь.
И то, и другое –наконец полностью…
* * *
ЖИЗНЬ ВТОРАЯ
Англия,
Оксфордшир,
Лайонел
(шмуцтитул)
II-1
После возвращения из Испании, простите из Каталонии, мне, как и следовало ожидать, скучать не дали.
Шеф в ультимативной форме потребовал от меня в наикратчайшие сроки представить отчет о поездке, выраженный в художественной форме – то есть книгу, вернее уже продолжение ее, оказывается в наше отсутствие уже широко пропиаренную иразрекламированную.
Видите ли, читатели просто замучили редакцию, читай – его самого, требованиями продолжения, а я, видите ли, еще не сподобился ее даже начать.
А потому мне была выделена в помощь Надежда – так сказать, как очевидец событий, редактор и художественный обработчик моих набросков, которых, к слову сказать, еще и в природе-то не было, и поставлено жесткое условие выдавать на-гора, то есть в день не менее семи-восьми страниц текста, уже готового для печати.
Я хмыкнул, вспомнив слова Хемингуэя, что для него нормой было пять страниц в день, и… покорился.
А что мне еще оставалось делать?
А потом, скрепя сердцем, надо признаться, что Надежда действительно оказывала мне реальную помощь в этом деле, причем не только как редактор моих черновиков, но как создатель этих самых черновиков также.
Более того, я выяснил, что, будучи главным действующим лицом, я, оказывается, пропустил довольно много деталей, многие из которых сами по себе были очень даже интересны и занимательны, а я, находясь в гуще событий, просто не обращал на них внимания.
Как бы то ни было, пришлось покряхтеть и мне, и ей.
Надо сказать, что к моему удивлению, процесс совместной работы не только не сблизил нас с нею, но даже наоборот – раздвинул, если можно так выразиться.
Здесь, конечно, виноват был и я, явно поторопившись пойти на сближение, причем в самом прямом смысле, да еще в самый первый день совместной работы, благо было это у меня дома.
А что – вроде уже столько пережили вместе, что просто как порядочные люди были обязаны сблизиться, ну вы понимаете, о чем я…
И надо же, первая же моя попытка встретила такое ожесточенное сопротивление, что я даже растерялся.
Вот тебе и «Ленечка», вот тебе и «дорогой»…
Так что пришлось с ближней дистанции перейти на дальнюю, и продолжать работать совместно, но вполне официально, причем уже не дома, а в выделенном специально для этой цели маленьком кабинетике в редакции.
Ну и черт с ней!..
Выполненной совместно работой шеф остался, вцелом, доволен.
Мои коллеги все так же продолжали, но уже не издеваться, а просто посмеиваться надо мной, но уже, как бы это сказать – с внезапно прорезавшейся ноткой уважения.
Это было хотя смешно, но и приятно.
Очень…
До тех пор, пока работа не закончилась, и шеф не запаниковал снова.
На этот раз, памятуя о предыдущем, он сделал это заблаговременно и, по сути, просто выпер нас с Надеждой в новую поездку – теперь уже в Англию.
Правда, выделив нам средств на всё про всё практически столько же, сколько на Испанию, а ведь Англия – безумно дорогая страна.
Но спасибо и за это.
Итак?..
II-2
London is the capital of Great Britain!..
Думаю, эта фраза так намертво впечаталась в память подавляющему большинству изучавших в школе английский язык, что в переводе ни для кого она уже не нуждается.
Но для того же подавляющего большинства изучавших в школе английский язык собственно английский язык именно ею и исчерпывается.
Для меня в том числе.
По крайней мере, я так полагал…
Хрена!
И вот я стою такой вот весь здесь, и совсем даже не в Дольче и Габбана, а в самых обычных джинсах и рубашке, но зато в лондонском аэропорту Хитроу в терминале прилета и как губка впитываю ту самую речь, которую не слышал со школы и надеялся, что больше никогда не услышу.
Поистине человек предполагает, а Господь располагает…
- Ну что ты стоишь как статуя, пошли уже, - грубо сказал я Надежде и, взвалив на спину свой рюкзак, безнадежно покатил ее чемодан к выходу.
Да-да, Надежде, а кому же еще, без нее же вода не освятится…
Не говоря уже о моих подвигах в прошлой жизни.
Я имею в виду, о попытках их вспомнить.
Нет, конечно, определенную роль она в этих попытках сыграла и даже вполне положительную, тут спору нет.
Но какую бы помощь она бы могла мне в них же оказать, прибавив сюда, так сказать, гормональный фон!..
Ну да ладно…
Такси, за рулем которого был явно англичанин в первом поколении, а если точнее, то филиппинец с таким английским языком, что его мог понять только его соотечественник с тем же произношением, доставило нас вмаленький отельчик на окраине Лондона. А что вы хотите – Лондон оченьдорогой город, а командировочных у нас кот наплакал.
Ну, в конце концов, это не так уж важно.
Сначала надо хотя бы просто где-то бросить свое вещи и уложить свои бренные кости.
Хотя бы на короткое время.
Тем более, что все равно уже ночь на носу, а утро вечера мудреннее.
Вот утром и начнем.
С чего-нибудь…
II-3
- Ну, и с чего мы здесь начнем? – устремила на меня свой взгляд Надежда.
Не скрою, когда женщина, да еще нравящаяся тебе, да ещеформально и фактически твоя непосредственная начальница, так смотрит на тебя, ждет твоих распоряжений и даже готова беспрекословно их исполнять – это приятно, очень приятно и даже очень-очень приятно.
Правда, когда ты точно знаешь, что именно на ее вопрос ответить.
И правда, с чего же начать?
Наверное, как всегда – с прогулки.
Я изобразил лицом напряженную работы мысли и через пару секунд этой работы – как лицом, так и мозгом - величественно уведомил свою спутницу о принятом решении.
- А куда мы пойдем? – не унималась Надежда.
Вот зануда!..
Да откуда же я знаю?
Куда-нибудь в людное место, может в какой-нибудь парк.
- Точно, в парк! – оживилась Надежда. – Всю жизнь мечтала побывать в Гайд Парке.
Ну, в Гай Парк – так в Гайд Парк!
Поскольку мне было абсолютно безразлично, куда идти по причине полного отсутствия всяких конструктивных мыслей, мы и пошли туда, куда Надежда мечтала попасть всю жизнь.
Пусть теперь только попробует сказать, что я не выполнил хотя бы одну мечту всей ее жизни!
Водитель такси, на этот раз уже, видимо, коренной британец, вдохновленный нашим желанием приобщиться к культуре, а не шоппингу, по пути туда играючи заполнил зияющие пустоту в нашем образовании, во всяком случае по поводу этого самого Гайд Парка.
Нет, я, конечно, слышал о нем, но все что я слышал, сводилось к тому, что в нем каждый, взгромоздившись на ящик мыла, может выступать с пламенными речами на любую тему и ничего ему за это не будет.
В общем, такой своего рода клапан спуска пара, сотрясающего лишь воздух, но не основы Соединенного Королевства.
Правда неясно, почему на ящик именно мыла?
Может традиция – их здесь любят как нигде в мире…
Традиции, я имею в виду…
Может, и мыло тоже…
Так вот, наш водила известил нас, что Гайд-парк с шестнадцатого века является самым известным парком в Лондоне, который пользуется наибольшей популярностью у приезжих и жителей города. Площадь Гайд-парка составляет полтора квадратных километра и находится он в самом центре Лондона, где можно отдохнуть на природе, используя современные блага цивилизации, а также прикоснуться к истории страны.
- А где в Гайд Парке обычно вещают ораторы? – на свою беду поинтересовался я.
На беду - потому что на мой вполне конкретный вопрос водитель разразился вполне же пространным ответом, из которого следовало, что еще с конца девятнадцатого века в северо-восточной части Гайд-парка располагается Уголок Оратора, где с самого начала было разрешено выступать желающим на любую тему, в том числе обсуждать королевских особ.
С тех пор Уголок Оратора не пустовал никогда, да и в наше время ежедневно с полудня ораторы-любители выступают со своими пламенными речами.
Понятно, мрачно подумал я, идиотов, жаждущих внимания, хватало во все времена, почему наше время должно быть исключением?..
Вход на территорию Гайд-парка в Лондоне бесплатный и открыт с утра до вечера круглый год, - продолжал вещать наш водитель. - Экскурсии в этот прекрасный уголок Лондона всегда незабываемы, особенно во время Рождества.
Мы уже начали слегка уставать от информации, но, слава Богу, наконец, приехали.
II-4
- Что это? – ткнула пальцем Надежда.
Я повернул голову.
- Статуя Ахилла, - небрежно ответил я.
- А почему возле входа в Гайд-парк находится статуя Ахилла, хотя сама посвящена победам Веллингтона?
- Как это? – удивился я и, подойдя поближе, всмотрелся в надпись под статуей повнимательней.
- И правда, - еще больше удивился я. – Как ты это углядела, Соколиный Глаз?.. И потом, тут же написано по-английски?..
- Подумаешь, - гордо вздернула нос Надежда. – В школе надо хорошо учиться… Элементарно, Ватсон…
- Адамов, - автоматически поправил ее я.
Воттебеи LondonisthecapitalofGreatBritain!..
- Надька, - доверительным шепотом сказал я, наклоняясь к ней. - Я должен сказать тебе, что я никогда и никому в жизни не говорил…
- Да? И что же? – насторожилась Надежда.
- Ты единственная женщина в моей жизни,.. - горячо выдохнул я ей в ухо.
- Что, правда, что ли? – внезапно севшим голосом сказала Надежда.
- …так хорошо знающая английский, - победоносно закончил я.
- С-скотина!.. – только и могла с чувством сказать Надежда.
- А стоит скульптура Ахилла у музея герцога Веллингтона потому что его современники не раз сравнивали его подвиги с завоеванием Трои… - зачастил я, не желая перегибать палку.
Как-никак, все же моя сподвижница.
Хотя и недотрога…
- Ладно, проехали, - вздохнула Надежда. – А что там в музее?
- А в музее Веллингтона представлены награды полководца и размещена экспозиция картин. Но нам там делать нечего…
Пошли лучше вон туда, к озеру…
- Может не надо? – поежилась Надежда. – Что-то не нравится мне его название…
- Серпентайн? Змеиное? – засмеялся я. – Да у него просто форма такая и все... Кто бы это в парке в центре Лондона запустил бы настоящих живых змей?..
- Ну-ну… - недоверчиво сказала Надежда.
Озеро оказалось искусственным, действительно названное так из-за своей формы похожей на змею, в нем даже было разрешено купаться, а на берегу его стояла художественная галерея Серпентайн.
- Представляешь, Леня, какздесь можно здорово провести время - поиграть в теннис, поплавать по озеру на лодке, покормить уток и лебедей? – мечтательно спросила Надежда.
- Да, здорово, - согласился я. – Удивительно, что здесь уединение, тихое живописное место, такой покой и, вместе с тем, здесь же проводятся различные праздничные фестивали, собрания и концерты.
- А посмотри, как тонко и продуманно организованы пейзажи парка - поляны с ухоженными газонами чередуются с деревьями, отдельные дорожки для пешеходов, бегунов, велосипедистов и конных прогулок, - все так же мечтательно продолжала Надежда.
Так, с этим пленэром надо кончать…
- Ага, а вон и фонтан, икладбище домашних животных… - в тон ей подхватил я.
- Где? – заинтересованно повернула голову Надежда.
- Сказал бы я, но здесь дамы, - рявкнул я.
- Меня устроит и просто «девушка», - вздохнула Надежда.
- Девушка, возьмите себя в руки! – строго произнес я. – Причем желательно – в мои… Мы здесь не развлекаемся, а ищем следы моей прошлой жизни…
- И где же мы их ищем? – скептически вздохнув, спросила Надежда.
- Пока не знаю, - сурово ответил я. – Но, полагаю, не в каком-нибудь музее или галерее… Пошли найдем этот самый Уголок Ораторов, может и что-то умное услышим…
- Да, бывает, что и рак свистнет… Правда редко…- саркастически согласилась Надежда.
II-5
Уголок Ораторов обнаружился недалеко.
По небольшим – человек по пять-десять - группкам людей, стоявшим перед вдохновенно вещавшим каждый свое ораторам, ухитрявшимся при этом не мешать друг другу.
…- Иегова придет! –небольшого роста человечек с экстатически горящими глазами вдохновенно простирал руки перед тремя слушателями.
- И воздаст Он каждому по делам его… И по заслугам будет награда Его… И по грехам будет наказание Его…
- Пойдем, Надька, здесь религиозная агитация, - дернул я за рукав Надежду, совершенно очевидно не понимавшую церковной риторики, но истово слушавшую не что говорит оратор, а как он это говорит…
- А как красиво, - вздохнула она, нехотя следуя за мной.
…- Но, несмотря на уроки Матери-Земли, мы продолжаем неуклонно и целенаправленно убивать ее, - мрачно кивая для большей убедительность лысой головой, низким рокочущим голосом говорил другой оратор – длинный худощавый человек в костюме-тройке, перед которым стояла группка побольше – человек этак в десять-двенадцать.
- Все мало-мальски известные геологи мира говорят об одном и том же – стонах Земли при ее глубинном бурении… Они слышат звуки поистине человеческих страданий во время бурения, который невозможно издавать механическими инструментами…
Что это, братья, как не предупреждение нам?..
Предупреждение и боль планеты нашей, являющейся, по сути, огромным живым существом, которое мы просто убивает в погоне за бесконечными запасами нефти, газа и других ископаемых…
- Закрой рот и пойдем дальше, красотка, - я подтолкнул Надежду в сторону.
- Грубый ты человек, Адамов, - в сердцах сказала она.
- Да, - поддержал я ее. – И за что ты только любишь меня?..
- Кто?.. Я?.. – Надежда чуть не задохнулась от негодования.
- Ну не я же,.. – философски пожал плечами я. – Вот, и покраснела даже…
- Да это от злости…
Надежда продолжала что-то говорить, но я ее уже не слышал.
Совершенно неожиданно мое внимание было целиком и полностью поглощено глуховатым невыразительным голосом, сильно контрастирующим с предыдущими.
Только вот перед оратором с таким невыразительным голосом стояла самая большая кучка слушателей – больше двадцати пяти человек.
…- Разве это справедливо, что после реформ 1990-х годов в Северной Ирландии, Уэльсе и Шотландии, Англия осталась единственной из всех, подчеркиваю – из всех составных частей Великобритании, не имеющей собственного парламента и правительства.
Разве справедливо, что функции парламента Англии исполняет парламент Великобритании, функции правительства Англии -правительство Великобритании, а исполнительную власть на территории Англии возглавляет премьер-министр Великобритании.
У всех частей Великобритании есть свои парламенты и правительства – но только не у Англии.
- Леня, пойдем, ну что ты стал как истукан?.. – потянула меня за руку Надежда.
- Подожди, - глухо ответил я, ощущая внутри себя какое-то смятение.
- Я представляю движение в поддержку создания самостоятельного парламента и правительства Англии, - продолжал оратор.
Наше недовольство вызывает тот факт, что в то время, как решения, применяемые к одной Шотландии, принимает собственный парламент Шотландии, как аналогично и в Уэльсе и Северной Ирландии. И это нормально!..
Но вот то, что решения, применяемые к одной Англии, принимает общегосударственный парламентВеликобритании, где кроме английскихголосуют и шотландские, и уэльские и североирландские депутаты – вот это уже совсем ненормально!..
Идея самостоятельного парламента поддерживается многими деятелями нашей Консервативной партии. В то же времяЛейбористская партия полагает, что создание самостоятельных органов власти в крупнейшей части королевства приведёт к резкому уменьшению роли Шотландии, Уэльса и Северной Ирландии и чревато распадом государства.
Но это же полная чушь!..
- It's not nonsense! This is a state crime against the British people!*
Оратор замолчал и с удивлением посмотрел на меня.
Слушатели как по команде повернулись и уставились на меня тоже.
Кто это сказал?..
Я??.
Надя ошеломленно теребила мою руку, но меня уже несло.
- Уважаемый сэр хочет что-то добавить к моим словам? – осторожно спросил оратор.
- Yes, dear sir! I would like to say that you completely and fully agree with you and your colleagues in the Conservative party!
Of course, its own Parliament and government of England in the UK required. It is their presence and authority to liquidate a certain sense of inferiority of the English than with the Scots, the Welsh and the Irish.
And I believe that this question must be put to a referendum. Only to decide in a referendum the question should only England but not the UK as a whole or its other parts.**
- Благодарю вас, сэр, - поклонился мне оратор. – К несчастью, после провала подобного референдума в тридцатых годах двадцатого века трудно будет добиться его проведения повторно.