На этом преследование прекратилось. Корпус Фердинанда был разгромлен, от него осталось лишь несколько сотен кавалеристов, сумевших проследовать за эрцгерцогом до конца; Мак 20 октября сдался в Ульме, и дальнейшие действия уже не имели смысла. «За пять дней Мюрат со своей кавалерией и пехотой проделал 160 километров, из коих 95 — в два последних дня, притом постоянно вступая в бой» 5. Десятый «Бюллетень Великой Армии» воздает ему заслуженные почести: «Мы преисполняемся удивлением, когда обозреваем поход принца Мюрата от Альбека к Нюрнбергу. Не переставая сражаться, он умудрился превзойти противника в скорости, хотя тот имел перед ним преимущество в два дневных перехода. Наградой за это доблестное неостановимое движение вперед стали 16 000 пленных, 50 орудий... Восемнадцать генералов сложили оружие» 6.
Баварская кампания закончилась, открылась дорога на Вену. Кавалерия резерва стояла между Нейштадтом и Ауссигом; теперь она направляется к Мюнхену, доходит до Мюльдорфа, наводит временный мост вместо разрушенного. С 27 октября Мюрат движется дальше, перейдя притоки Дуная, затем Инн и Зальцах, тесня перед собой все, что осталось от австрийской армии. Противник выбит из Браунау, где разместились все тыловые службы французов, отброшен под Ридом и разгромлен под Гедингом. Казалось, ничто не способно устоять перед натиском французов. Сбор сведений приносит удивительные плоды. Так, 30 октября Мюрат сообщает Наполеону: «Весьма вероятно, что императоры Германии и России позавчера находились в Вельсе и внезапно отбыли в Вену. Почтмейстер уверяет меня также, что русские еще занимают Ламбах; генерал Мерфельд был там только вчера. <...> Противник, изгнанный из Рида, прошел здесь ночью в совершеннейшем беспорядке: он был вынужден оставить на дороге полтора десятка телег с мукой. <...> Очень возможно, что императоры Германии и России намеревались остановиться в Браунау; их курьеры уже добрались до Хаага, но новость о разгроме армии Фердинанда побудила их тотчас направиться в Вену...» 7
Противник деморализован — по крайней мере, таково впечатление, создавшееся у Мюрата при виде мест, откуда тот отступил. Его уверенность растет. «Немецкий император,— пишет он Наполеону 1 ноября,— в должной мере не осознал неудач, постигших его армии, и несчастий его подданных в Вельце. По-видимому, его особенно взволновали жалобы на бесчинства русских, стекающиеся к нему со всех сторон. Эти безобразия везде сеют ужас. При их появлении все жители покидают дома, мужчины и женщины ищут спасения в лесах. Император отправился в Вельц три дня назад, с печалью в сердце и не произнеся почти ни слова».
Кавалерия продолжила погоню и к 4 ноября заметила русских. Поддерживаемый корпусом Ланна, Мюрат, наконец, настиг и оттеснил к Амштеттену части арьергарда. Стычки переходят в тяжелые кровопролитные сражения. 5 и 6 ноября Мюрат дает о них отчет Наполеону:
Мюрат — Императору
«Оэд, 14 брюмера XIV года, в 11 часов 15 минут вечера.
Сир, мы встретились с противником в одном лье от Штернберга и выбили его поочередно со всех позиций, дойдя до высот у Амштеттена. Мы захватили в плен около 1500 человек, в том числе — 150 или 200 русских, среди которых от 25 до 30 офицеров. Корпус, которым я имею честь командовать, столкнулся со всею русской армией под командованием самого генерала Кутузова. Никогда с обеих сторон не было столь упорной сечи. Наконец, русские были вынуждены уступить доблести гренадеров, коими командовал генерал Удино; теперь гренадеры расположились на ночлег на поле боя, в то время как противник повсеместно отступает. Предполагают, что у него три или четыре сотни убитых. Невозможно вообразить большую храбрость, нежели та, что проявил генерал Удино. Он атаковал во главе гусар и сражался во главе гренадеров. Я имею сказать много похвального обо всех моих адъютантах и всех офицерах генерального штаба. Г-н Лагранж ранен пулей в ногу, г-н Экзельман после того, как под ним была убита лошадь, до конца боя шел пешим впереди гренадеров. Чуть не забыл упомянуть, Ваше Величество, что генерал Беллиар все время находился рядом с генералом Удино. Я буду иметь честь завтра довести до Вашего Величества имена прочих храбрецов, особо отличившихся в бою, а также подробности этого жаркого дня» 8.
Второе письмо, отправленное на следующий день, дополняет первое:
Мюрат — Императору
«Писано в главном штабе в Амштеттене, 15 брюмера XIV года, в 10 часов 30 минут.
Сир, как я и предполагал, ночью противник оставил Амштеттен. Наши легкие части, после боя стоявшие прямо напротив его выставленных конных арьергардов, следовали за ним, не отрываясь ни на шаг, постоянно досаждали ему и вошли в город, как только он его оставил. Этим утром, в 7 часов, вся гренадерская дивизия генерала Удино заняла позиции за Амштеттеном.
...30 000 русских еще вчера были здесь. Их генерал Кутузов лично командовал ими во время сражения. Они отступили в величайшем беспорядке.
Я отослал к аванпостам письмо г-на маршала Бертье, содержавшее ваш ответ германскому императору. Я не счел себя вправе дожидаться офицера-парламентера, оставленного мною в Эмсе. Ни при каких обстоятельствах я бы не решился отправить его именно с этим офицером» 9.
Поглощенный заботами, связанными со сражением под Амштеттеном, Мюрат не смог днем раньше послать императору все сведения, которых тот ждал с нетерпением. Бонапарт был этим раздражен и вместо похвал на долю Мюрата достались упреки. Он отнесся к ним не без горечи, проступившей в послании, написанном вечером 6 ноября:
«Сир, письмо, полученное мной от г-на генерала Бертье, не слишком ободрило меня; оно полно упреков, услышанных от Вас за вчерашний день, а не свидетельств Вашего удовлетворения, кои я был бы счастлив сообщить войскам, которые так храбро сражались. Смею думать, что Ваше Величество сегодня соблаговолит обозреть места боев. Нетрудно будет заключить, что нынешнее сражение — одно из самых серьезных, что имели место с начала кампании. Сир, я был бы безутешен, если бы узнал, что действовал не в согласии с Вашими намерениями и вызвал Ваше неудовольствие, ибо у меня оставалось только одно желание: послужить Вашему Величеству» 10.
Наполеон тотчас отвечал: «Не знаю, что дало вам повод решить, будто я недоволен сражением под Амштеттеном; мне не понравилось лишь то, что вы об этом написали...» 11 Набежавшее было облачко быстро растаяло. Меж тем Наполеона продолжает тревожить состояние дел у Мюрата. Несмотря на советы проявлять осторожность, тот сломя голову бросается к Вене. Он жаждет войти в нее первым. Но он продвигался слишком быстро, так что Кутузов чуть было не уничтожил корпус Мортье, подхода которого Мюрат не пожелал дождаться. 11 ноября Наполеону приходится снова его отчитывать, и на этот раз его упреки гораздо серьезнее: «Любезный кузен, не могу одобрить ваш способ наступать: вы несетесь, как какой-нибудь вертопрах, не вникая в данные мною приказы. Русские вместо того, чтобы прикрывать Вену, переправились через Дунай у Кремса. Это чрезвычайное обстоятельство должно было бы вас навести на мысль, что следует подождать новых указаний: дело несомненно стоило того. Не зная ни планов противника, ни моих намерений при изменившемся положении вещей, вы заставляете мою армию продолжать двигаться к Вене. Между тем вы получили приказ, переданный генералом Бертье: преследовать русских, держа нож у их горла. Странная манера преследования — удаляться от них ускоренным маршем. Более того, эти приказы были отданы вам, как только вы доложили мне, что они направились к Кремсу. Я напрасно ищу причины, объясняющие ваше поведение. Только что я сообщил маршалу Сульту, что он вовсе не должен направляться туда, куда вы ему велели. Ему придется совершить обратный переход, чтобы повернуть на Маутерн. Пошлите разведку; займите Штадт-Тулльн и прочие пункты на Дунае. Маршал Даву идет на Вену через Лиллиенфельд; сегодня вечером он будет в Медлинге. Останьтесь в Буркерсдорфе, а маршал Даву — в Медлинге вплоть до новых распоряжений. Возможно, что противник желает перекрыть мосты через Дунай на Вену. Тогда русские смогут сделать с корпусом генерала Мортье все, что им заблагорассудится; я опасаюсь, что он открыт для их атак, чего не произошло бы, если бы вы повиновались моим приказам. Поскольку я уже принял меры предосторожности и запасся большим числом судов, я не только защищен от подобного образа действий, но и питал вполне обоснованные надежды захватить часть русского корпуса. Но вы заставили меня потерять двое суток, ибо вами руководило лишь мелочное тщеславие, забота о том, как первому войти в Вену. Нет славы там, где нет опасности; но нет ничего легче, чем войти в незащищенную столицу, особенно после победы маршала Даву, разгромившего и захватившего в плен остатки корпуса генерала Кинмайера, которыми командовал генерал Мервельдт...» 12
12 ноября Наполеон смягчился: «Я, наконец, получил известия от генерала Мортье; они не столь плохи, как я опасался» 13.
На следующий день Мюрат овладевает Веной, благодаря уловке, достойной гасконца, избежав разрушения моста через Табор, главного пункта переправы войск. Австрийцы, и прежде всего князь Ауэрсперг, поверили ложному сообщению о якобы начатых мирных переговорах, меж тем как французские гренадеры перешли мост. В тот же день без каких-либо потерь Мюрат и Ланн овладели столицей; ее новым военным губернатором стал генерал Гюлен.
Беллиар оставил в своем дневнике подробный рассказ о взятии Вены:
«20 брюмера XIV года (11 ноября 1805).— Основные силы армии двинулись в путь в 7 часов утра и встали перед Веной так, что один из полков австрийской кавалерии, выставленный, чтобы прикрыть отход их армии, оказался, так сказать, нашим авангардом.
В Риде перед принцем предстали два депутата венской управы и сообщили ему, что депутация, состоящая из государственных мужей Австрии, ждет его в Буркерсдорфе, дабы получить от него распоряжения. Его Светлость, побеседовав с этими двумя депутатами, отослал их к остальным, и армия продолжила свое продвижение. В Буркерсдорфе принц принял посланцев, долго вел с ними переговоры, отдал распоряжения и отослал депутацию назад в Вену. К 3 часам дня основные силы сосредоточились под стенами Вены. Жители, считая, что мы собираемся занимать город, столпились на подступах к Шербрунну, чтобы поглазеть на французскую армию.
Принц, еще не имея от Его Величества приказов занять австрийскую столицу, велел своим частям подготовить свои позиции. Хотя наших войск еще не было в укреплениях, мы уже были их хозяевами, и принц распорядился, чтобы все австрийские военные части покинули город, а порядок поддерживала городская стража.
...Принц собрал сведения о венских мостах, которые еще не были разрушены.
Как ему стало известно, из Вены вывозили содержимое военных складов, артиллерию и прочее».
Теперь следовало овладеть столицей, избежав разрушения мостов. 13 ноября, в половине десятого утра Мюрат был под стенами Вены, «и в 11 часов принц во главе своих войск захватил внешние укрепления и вместе с г-ом маршалом Ланном совершил въезд в столицу Германии»,— продолжает Беллиар.
«Меж тем Его Светлость послал генерала Бертрана, адъютанта Его Величества, и собственного адъютанта Ланюсса, поручив им разведать подходы к мостам и попытаться овладеть ими врасплох; за ними последовал 1-й гусарский полк. По выезде из предместья разведка столкнулась с постом австрийской кавалерии. Вот уже три дня как обе армии негласно прекратили огонь; поэтому наши приблизились к австрийскому командиру, завязали с ним беседу, и, поскольку он стал отходить назад, вместе с ним подъехали к мосту. Этот австрийский полковник пожелал задержать наших офицеров, но они упрямо следовали за ним, требуя возможности переговорить с генералом, командующим войсками, расположившимися на левом берегу. Их туда ведут, но запрещают французскому отряду сопровождать их, и солдаты занимают позицию на правом берегу. Тем временем наши войска прошли через укрепления Вены и г-н маршал Ланн ведет их к мосту; тот еще цел и невредим, но все подготовлено к тому, чтобы его можно было разрушить за три минуты: канониры стоят с зажженными фитилями, готовые его поджечь, так что при малейшем намеке, что по нему собираются пройти силой, всякая надежда овладеть им стала бы тщетной. А значит, надлежало прибегнуть к хитрости, поскольку добродушная беспечность австрийцев обещала успех.
Генерал Бертран перешел мост и отправился в штаб австрийского генерала, находившийся в двух часах пути от того места.
Принц Мюрат и маршал Ланн спешились; голова колонны остановилась у предмостья: один взвод даже вступил на него, перегородив его полностью. Я приблизился прогулочным шагом, заложив руки за спину, так же поступили и два офицера нашего штаба; к нам присоединились г-н маршал Ланн и двое его офицеров; мы брели по мосту, беседуя и делая вид, что прогуливаемся. Таким образом нам удалось дойти до другого берега реки, где расположились австрийские войска. Их командир встретил нас не без замешательства, но наконец приободрился и возникла общая беседа. Маршал ему повторил то, что должен был, видимо, ранее сказать и генерал Бертран по пути на тот берег: что идут мирные переговоры (этот слух был равно распространен в обеих армиях), что через малое число дней мы станем союзниками и лучшими друзьями на свете. «К чему же эти пушки, нацеленные на нас?— спросил маршал.— Неужели вы хотите сражения? Давайте же отвернем их. Ведь мы друзья». Их командир позволил себя убедить и повернул пушки, а ружья они сложили в пирамиды. Меж тем взвод авангарда передвигался незаметно, мелкими шагами. Прячась за его спинами, сзади шли саперы и канониры. Они сбрасывали в Дунай все горючие материалы, поливали водой порох,— делали все, чтобы уберечь от огня ту часть моста, которую мы уже занимали. Австрийский офицер плохо понимал французский язык и очень мало говорил на нем; он заметил наши маневры и хотел дать нам понять, что войска движутся и что это не положено. Мы ему возразили, что они только переступают с ноги на ногу, передвигаясь, чтобы согреться: стоял сильный холод. Пехотная колонна вступает на мост, наши солдаты уже занимают около трех четвертей его длины. Тогда австрийский офицер, капитан, командующий артиллерией, кричит: feuer, feuer! * Его солдаты разбирают ружья, стволы пушек вновь поворачиваются к мосту, и все предвещает самое большое несчастье. Тут маршал Ланн хватает командира за ворот с одного бока, я — с другого; мы трясем его, кричим громче его, чтобы солдаты не слышали его приказов; мы внушаем ему, что он берет на душу всю ту кровь, что сейчас прольется. Таким образом, мы хоть несколько замедляем исполнение приказа. Пока все это происходит, возвращается генерал Бертран с князем Ауэрспергом. Нам докладывают об их прибытии, все опасения позади: австрийский офицер успокаивается. Князь вступает на предмостье, требует принца Мюрата; маршал Ланн подбегает к нему; одного из штабных офицеров отсылают за маршалом, чтобы предупредить его о создавшихся обстоятельствах, а попутно, чтобы дать приказ нашей колонне ускорить шаг и присоединиться к нам. Маршал Ланн жалуется князю Ауэрспергу на поведение офицера, требует, чтобы его сместили и наказали; отдаются новые приказы, наша колонна прибывает, она выходит с их стороны моста. Итак, мы — хозяева моста, победа за нами.
Дело было нешуточное, если судить о значении этого моста через Дунай (единственного, оставшегося неразрушенным), который позволял совершить быстрый бросок и не давал возможности отдельным австрийским частям соединиться и встать единым фронтом. Князь отправился с маршалом Ланном, чтобы объясниться с маршалом Мюратом. Я повел войска на дорогу к Штокерау, где они и заняли позицию в ожидании дальнейших распоряжений.
Принц Мюрат принял князя Ауэрсперга, некоторое время беседовал с ним, а затем попросил его вернуться в Вену. Войска меж тем продолжали проходить по мосту; уже переправилась и кавалерия; по всем дорогам выслали дозоры; наконец, появился и князь Мюрат, и все двинулись в путь к Штокерау...» 14
Без сомнения, эта уловка была не в правилах войны, но она сохранила столько человеческих жизней, что ее можно было бы и оправдать.
Франц II бежал в Брюнн, чтобы присоединиться там к царю Александру. Преследование началось снова. На этот раз Мюрат под Голлабрюном не разгадал уловку Кутузова (15 ноября). Попав в западню, последний сделал вид, что готов на переговоры. Если Мюрат согласится более не преследовать русскую армию, она походным маршем покинет владения австрийской монархии 15. Наполеон впал в ярость: «Невозможно подобрать слова, чтобы выразить вам мое недовольство. Вы командуете только моим авангардом и не имеете права заключать перемирие без моего приказа. Из-за вас я потерял плоды всей кампании. Немедленно расторгайте перемирие и наступайте на противника. Вы заявите ему, что генерал, подписавший этот документ, не уполномочен это сделать: лишь российский Император имеет такое право. В тот самый миг, когда Император скрепит подписью эту декларацию, я сделаю то же. Но это — только хитрость. Идите вперед, громите русскую армию; сейчас вы в состоянии захватить ее припасы и артиллерию. Адъютант русского Императора — человек ничтожный, офицеры ничего не стоят, когда не имеют власти, и этот тоже не был ею облечен. Австрийцы дали провести себя на переправе через венский мост, вы же были обмануты адъютантом Императора. Я не в силах даже вообразить, как вы позволили так с собой обойтись» 16.
Бои возобновились, но Кутузов уже успел вывести из-под удара свои основные силы. Однако преследование продолжается. 19-го числа Мюрат входит в Брюнн; ему кажется, что он уже прижал русских под Вишау, но там его ждет лишь неполный успех. Решающая схватка происходит 2 декабря под Аустерлицем.
Это по преимуществу победа самого Наполеона. Аустерлиц — шедевр полководческого предвидения. Оторвавшийся от своих тылов, император вынужден навязать сражение как можно быстрее, поскольку австро-русские силы ожидают подкреплений, которые придадут им подавляющее численное преимущество. При всем том он сможет одержать победу лишь в том случае, если противники допустят какую-нибудь оплошность. Чтобы принудить их сражаться, несмотря на советы Кутузова воздержаться от боя, Наполеон делает вид, что отступает. Чтобы заставить их совершить ошибку, он намеренно предвосхищает их нападение, сам как бы по недомыслию ослабляя свое правое крыло, доверенное Даву.
Противник попадает в расставленные силки и освобождает высоты Працена, где он основательно укрепился, чтобы выдвинуться и взять, как ему кажется, врасплох Даву. Но тот оказывает сильное сопротивление. Меж тем Наполеон бросает Сульта и Бернадотта на штурм Праценских высот. Центр русской армии в разгар перегруппировки подвергается фланговому удару, Сульт пробивает его оборону, так что русские, отступая направо, сминают свое же левое крыло, навалившись на него сзади. Одновременно левое крыло французов, направляемое Мюратом и Ланном, расчленяет правое крыло русских. Итог: 74 000 французов разбили 87 000 русских и австрийцев.
Какова была роль Мюрата на протяжении этого дня? Здесь мы можем сослаться на отчет Беллиара:
«11-го числа, в 6 часов утра войска, бывшие под командой Его Светлости князя Мюрата, снялись с занимаемых прежде позиций и пересекли лощину у Гиршковица через дефиле между большой батареей у Сантонской возвышенности и по мосту слева от селения Гиршковиц. В согласии с распоряжениями Его Величества войска, преодолев дефиле, перестроились поэскадронно в колонны и стали между дорогой и селением справа от основных сил маршала Ланна...
...В 8 часов войска пришли в движение и пошли на противника, как и два других армейских корпуса. Части противника сблизились с нами и дело дошло до рукопашной. Атаки возобновлялись несколько раз, в них с обеих сторон участвовали отряды легкой кавалерии, и мы продвинулись вперед. Штурм высот Гиршковица сильно повлиял на успешный исход сражения, он почти высвободил правое крыло г-на маршала Сульта и привлек к себе большое число войск противника, находившихся позади и справа от Блазовица, а затем вставших на высотах перед Голубицем.
Войска Его Светлости продолжили свое продвижение; части г-на маршала Ланна также продвинулись вперед и развернулись, несколько стеснив свой левый фланг и оперевшись правым на болота у Блазовица. Тут по всей линии началась самая прекрасная, самая кровавая и памятная битва. Противник обнаружил ранее замаскированную многочисленную артиллерию и открыл беглый огонь; наши орудия ответили ему тем же. Кое-где боевые порядки нарушились, стали происходить стычки, но везде противник уступал территорию. Вражеская кавалерия произвела сильный натиск на правый фланг дивизии Кафарелли. Ее встретил достойный отпор, и после весьма чувствительных потерь она была вынуждена отступить, отраженная нашей доблестной пехотой и пушечным огнем.
Принц приказал дивизии генерала Бомона перейти лощину между Блазовицем и Гиршковицем, чтобы оказаться слева от г-на маршала Сульта и помочь наступлению его частей.
За это время доблестные полки дивизии Келлермана и дивизии Вальтера совершили и отбили несколько атак, овладели восемью орудиями, пленили русского князя и несколько именитых офицеров. 5-й егерский полк захватил знамя разбитого им русского батальона. Бригада генерала Себастиани, внезапно перестроившись и изменив направление, обрушилась на фланг противника, атаковавшего наших егерей и гусар, и нанесла ему серьезные потери.
Противник производит маневр своим правым крылом: двигается вдоль лощины у Сильвица, атакует и берет селение Бозениц, помогая себе огнем редута на Сантонских высотах; но он снова отброшен с потерями. Бригада генерала Мийо преследует его и берет много пленных.
Пехота дивизии Кафарелли наступательным шагом продвигается вперед, соблюдая величайший порядок и стреляя залпами, словно на смотровом плацу; всё бежит перед ней.
Вражеский драгунский полк наступает справа, желая освободить только что попавший в плен австрийский батальон. Построенный в каре батальон дивизии Кафарелли встречает его и останавливает. Принц, находившийся поблизости, видя, как эта кавалерия рубит австрийцев, не поверил, что она состоит из русских, и, приняв за какой-либо баварский полк, приказал прекратить огонь. Но тут сам принц оказался на виду, и офицерам его штаба, а также тем, кто был в свите, пришлось броситься в атаку, чтобы его прикрыть. Выйдя вскоре из заблуждения, принц приказал наступать кавалерийской дивизии генерала Нансути, которая, обойдя правое крыло пехоты, пошла на противника. Противник со своей стороны, перестроившись, двинулся на нее, и здесь развернулась великолепная и блестящая кавалерийская атака. Четыре или пять минут шла рубка, все смешалось; однако отважные полки карабинеров, поддержав свою давнюю репутацию, равно как и 2-й кирасирский полк, рассекли боевые порядки противника и достигли его второй линии. Там они снова натолкнулись на отпор. Наша кавалерия, состоящая из кирасирских полков, двинулась вперед; последовало три атаки, и после каждой враг был отброшен и, отходя, оставлял на поле боя множество мертвых. Этот великолепный прорыв рассек надвое армию противника, сделав нас хозяевами высот у селений Круг и Коваловиц, равно как и самих этих селений. Эта атака позволила нам захватить восемь артиллерийских орудий и полностью обратила вспять все войска, находившиеся слева от дороги.
...Кавалерия противника, собравшаяся за лощиной у Круга, не могла действовать фронтом налево, повернула направо и заняла Праценские высоты, чтобы оттуда поддержать пехоту, атаковавшую г-на маршала Ланна. Принц, видя этот маневр, приказывает переместиться налево дивизии Вальтера и 2-й дивизии тяжелой кавалерии генерала д’Отпуля; таким образом, они присоединяются к бригадам Трейара и Мийо, помогая им поддержать пехоту. Вражеская кавалерия выступает вперед; но, будучи атакована бригадой Себастиани, поддержанной бригадой Роже, скрывается за спинами своих пехотинцев, которых останавливает огонь дивизии Вальтера...
Стремительное продвижение Их Светлости вперед, разрезавшее надвое армию противника, отделило принца от корпуса г-на маршала Сульта; в этот промежуток влились основные силы г-на маршала Бернадотта, который ударил на Кршеновиц. Князь послал ему в помощь бригаду драгун, и его правое крыло примкнуло к левому крылу маршала. В намерения Их Светлости входило продолжать теснить противника и выбить его с высот Раузниц и Аустерлиц, куда он отошел. Однако справа от него шел жаркий бой, принц не получал оттуда известий, но желал сохранить все еще многочисленную кавалерию и продолжать удерживать и охранять дороги на Брюнн, Аустерлиц и Ольмюц. Опасаясь, что его войска могут еще понадобиться Их Величеству, принц не пожелал слишком отходить от этих дорог и был вынужден прекратить наступление, чтобы остаться в пределах досягаемости и ежеминутно иметь возможность послать подкрепления туда, куда укажет Их Величество.
В 4 часа с половиною огонь прекратился по всей линии, и победа французской армии оказалась полной... От семи до восьми тысяч пленных, в большинстве своем русских, было взято при различных кавалерийских и пехотных атаках, не считая двух знамен и 27 орудий с боевым припасом; было разбито несколько эскадронов, построенных в каре, рассеяно несколько полков; противник оставил от 1200 до 1500 убитых на поле боя, более 3000 раненых — вот итог блистательного и прекрасного дня побед левого крыла Великой Армии под предводительством Их Сиятельства принца Мюрата.
Все части, все роды оружия, все офицеры соревновались в преданности, отваге и воинском пыле; каждая из атак производилась под тысячекратно повторяемые возгласы «Да здравствует Император!».
Никогда ни одно сражение не знало стольких примеров доблести, никогда не производилось столько бросков и в таком образцовом порядке, а маневры и эволюции не совершались с таким спокойствием и точностью; и все это — несмотря на град ядер, бомб, картечи и пуль, обрушившихся на наших солдат. На место скошенных залпом цепочек тотчас же вставали новые, и ни один солдат не покидал своего ряда, воспользовавшись предлогом увести с поля боя раненого товарища.
Во время всего сражения принц находился в первых рядах, отдавая приказы и везде подвергаясь крайней опасности. Пять офицеров его штаба: заместитель командующего Жирар, адъютанты Их Светлости Брюне и Флао, командир батальона инженер-географ Бруссо и Лемель были ранены.
Принц не мог не отозваться с похвалой о поведении всех своих адъютантов и штаб-офицеров....Его Светлость не находит слов для похвалы всех высших офицеров, сражавшихся под его началом».
Такова версия Аустерлицкого сражения, изложенная в Донесении о действиях армейского корпуса принца Мюрата во время сражения 11 примэра XIV года, составленном Беллиаром 17.
Кампания 1805 года закончилась.
Мюрат проявил в ней качества организатора, способного вести за собой солдат, может быть, в большей степени, нежели искусство стратега. Его постоянно видишь без устали скачущим по линии фронта, он неутомимо увлекает эскадроны вперед, будь то погоня за эрцгерцогом Фердинандом или та операция, целью которой было первым войти в Вену. Напротив, как стратег он не совершил ничего выдающегося. Он не способен рассчитать и предвидеть последствия своих действий и нередко ставит остальные войска в сложное положение. Это прежде всего рубака: от него ждут, что он пробьет несколько линий обороны и будет преследовать противника до полного его разгрома. У него нечего спрашивать, какой маневр надлежит провести, чтобы настигнуть противника в условиях, для него пагубных. Мюрат являет более смелости, нежели ума. Но он добивается огромной популярности в армии, где его героические атаки чрезвычайно повышают его престиж.
Его популярность в военной среде растет и в силу некоторых политических причин. Мюрат еще не переменил своего мундира солдата-республиканца. Если можно верить Агару, то он даже будто бы публично выразил неодобрение женитьбой Евгения де Богарне на принцессе Августе Баварской. Агар приводит его слова, сказанные императору: «Франция, возведя Вас на свой трон, думала обрести в Вашем лице Народного предводителя, плебейского вождя, увенчанного титулом, позволяющим ему встать над всеми монархами Европы. Но она не имела в виду восстановить монархию в духе Людовика XIV, со всеми злоупотреблениями и спесью старых дворов. Меж тем Вы окружаете себя старинным дворянством, оно толпится в салонах дворца в Тюильри, ему уже чудится, что оно снова вступило в свои права. Оно ведет себя так, будто это его дом, а не Ваш. Для него Ваши товарищи по военному ремеслу, да, может, и Вы сами — лишь выскочки, узурпаторы, незаконно пролезшие наверх. Сегодня Вы желаете через брак Евгения породниться с царствующим Баварским королевским домом, но Вы лишь показываете всей Европе, как дорого Вы цените то, чего не хватает всем нам,— блестящее происхождение. Вы воздаете почести достоинству, которое не станет Вашим, и это противоречит нашим идеалам. Вы желаете возвестить Франции и монархам, что хотите стать продолжателем старой династии. Меж тем Вы царствуете именно потому, что Франция ее не пожелала. А что касается мнений прочих монархов, для них Ваша династия, и в этом можете не сомневаться,— всегда будет слишком юной» 18.
Действительно ли Мюрат произнес подобные слова? Когда зрел прожект женитьбы Наполеона на Марии-Луизе, чему он тоже противился, он якобы приводил сходные аргументы, что позволило Альберу Вандалю провидеть за ним «влиятельную часть нации, всех, кто опасался возвращения к принципам, злоупотреблениям, привилегиям былых времен и кто мог увидеть в австрийском браке конкордат со старым режимом» 19.