Был ли Мюрат искренен? Или просто хотел свалить соперника, чтобы самому стать чем-то вроде французского проконсула в Италии? Здесь можно с равным правом придерживаться двух гипотез: Мюрат не доверял Мельци, чьи прошлые заслуги при австрийцах могли вызывать подозрения, но он иногда преувеличивал значение собранных сведений, чтобы с плохо скрытым коварством очернить того, чье влияние и репутация затмевали его собственную персону. Это черта характера Мюрата — желание единолично пользоваться доверием Первого Консула.
Взаимоотношения между Мельци и Мюратом в конце концов сделались бы нестерпимыми, если бы не ловкость и предприимчивость Каролины. Супруга генерала стремилась избегать открытых раздоров. Чтобы смягчить напряжение, она даже пригласила Мельци стать крестным отцом ее третьего ребенка Люсьена (дочь, Летиция, родилась в 1802 году). А возвратившись в Париж, она приложила все усилия, чтобы выхлопотать возвращение мужа в столицу.
Час Мюрата на полуострове еще не пробил, но в течение этого года, проведенного во Флоренции и в Милане, года, коим пренебрегало большинство биографов, он завязал связи с дипломатами и политиками, приобрел немалый опыт в ведении итальянских дел. Этот опыт пригодится ему тогда, когда он вернется, на этот раз в другую часть полуострова, в то самое Неаполитанское королевство, на чью неблагонадежность он сейчас не устает жаловаться.
VI
ПОЧЕСТИ И ДЕНЬГИ
В августе 1803 года Мюрат возвращается в Париж. С момента его приезда и до возобновления континентальной войны (в 1805 году) на него сыплются почести и деньги. По всеобщему мнению, у истоков этого взлета и немалого богатства — хлопоты Каролины. Дальновидная и жадная, тонкая и умелая интриганка, она ловко пользовалась покровительством брата. На Святой Елене Наполеон скажет о ней: «У Каролины — одаренная натура, сильный характер и необузданное честолюбие...» И глубокомысленно добавит: «Она родилась королевой. <...> Ей, в отличие от нас, не была известна обычная частная жизнь. Она, Полина, Жером — все они были еще детьми, когда я уже стал первым человеком в стране, а потому не могли и представить себя в ином положении, нежели то, которое занимали, когда я стал всесильным повелителем» 1.
|
|
Марии-Аннунциате-Каролине в день провозглашения ее брата пожизненным консулом едва исполнилось двадцать лет. Лесть окружающих, баловавших и обхаживающих ее, быстро заставила ее забыть некогда скромную долю и лишения, перенесенные после отъезда с Корсики. Легкие деньги и целый дождь почестей, изливавшихся на ее семью, сделали свое дело. Она грезит о великом будущем, которое суждено ее мужу. Возможно, она прочила его в вице-президенты Итальянской республики, что быстро могло привести и к президентству.
Мюрат легко поддавался ее влиянию. Пристрастие к роскоши было ему свойственно и до женитьбы, но Каролина превратила его в манию: большие переделки поместья в Вилье, которое Каролина приобрела в июле 1800 года, сооружение там великолепного театра; покупка земли в Ла Мотт-Сент-Эрэ в департаменте Де-Севр в декабре 1801 года (за 470 000 франков); приобретение 12 января 1802 года за 500 000 франков отеля Телюссон, построенного архитектором Леду в 1780 году на улице Виктуар и до того принадлежащего бывшему компаньону Неккера.
|
|
Особняк Телюссон — поистине царская резиденция. Экипажи, проследовав под большой аркадой на улице Прованс, высаживают гостей перед террасой, украшенной статуями, апельсиновыми деревьями и корзинами цветов, откуда лестница ведет в сад. Далее кареты отъезжают к конюшням, выходящим на улицу Виктуар. Внутренние покои блещут роскошью отделки: за ротондой с обюссоновскими коврами — гостиная с шестью окнами, мебелью, обитой голубым бархатом, люстрой с тридцатью шестью рожками, у стен — позолоченные консоли и статуи со светильниками. Далее гости попадают в зеленую гостиную, за ней — салон, отделанный искусственным мрамором, потом — малиновая гостиная, за ней — спальня Каролины, обтянутая зеленым бархатом, ванная комната в виде шатра из лиловой тафты, апартаменты Мюрата, задрапированные серой тканью с красной бахромой, а за ними — еще шестнадцать комнат второго этажа и двадцать две — третьего 2. Вызывающая, бьющая в глаза роскошь — отражение вкусов нового общества, сам Бонапарт поощряет ее во имя поднятия престижа режима и развития торговли и ремесел. И еще одна покупка: замок в Нейи, построенный д’Аржансоном в 1751 году. Прилегающий к нему парк Мюрат объединил с парком в Вилье, придав своим владениям небывалое великолепие 3. Празднества и приемы следуют одно за другим, Мюрат поражает гостей экстравагантностью одежд и щедростью угощений. Он богат и может это себе позволить. Его жалование в Италии составляло 380 000 франков.
По возвращении во Францию он возглавил коллегию выборщиков в Ло 4, и был избран депутатом от него (17 августа 1804 года). На этой второстепенной должности, вдвойне сомнительной при режиме, столь мало расположенном к парламентским ассамблеям, его восхождение не прекратилось. 15 января 1804 года он получает пост военного губернатора Парижа: 400 000 франков и возможность сыграть весьма заметную роль. В этом амплуа Мюрат заместил Жюно, распущенность которого надоела Бонапарту 5. Под командованием Мюрата оказались воинские части, стоявшие гарнизоном в столице и на равных правах с полицией охранявшие порядок и личную безопасность граждан. В его распоряжении были также воинские части дивизии, расквартированной в департаментах: Сена-и-Марна, Луаре, Эр-и-Луар, Уаза, Сена-и-Уаза, Эн. Мюрата в эту пору можно видеть гарцующим по улицам Парижа и по дорогам близлежащих департаментов в окружении Сезара Бертье (его начальника штаба), генерала Бруссье (гарнизонного начальника) и целого роя адъютантов: Ланюсса, Флао, Экзельмана и Бомона. Мюрат пользуется популярностью у люда предместий (там забыли, какую роль он некогда сыграл в их разоружении). Он импонирует им и роскошью одежд, и своим недворянским происхождением, и солдатским прошлым. Впрочем, он и играет на этом. Тьебо свидетельствует о «его приятных манерах, искреннем и дружелюбном обхождении, что так пристало его рыцарственной натуре», о его великолепной выправке, «об открытом и почти всегда улыбающемся лице» 6. Между тем Дюма, еще ребенком повидавший Мюрата, знакомого с его отцом, не столь восторжен, согласно его воспоминаниям: «Мюрат и Брюн завтракали у нас. <...> Помнится, я следил за полетом воздушного змея, когда отец позвал меня, и, нахлобучив на голову шапку Мюрата, заставил оседлать саблю Брюна и проскакать галопом вокруг стола. «Сын мой,— сказал отец,— не забывай, что сегодня ты галопировал вокруг этого стола верхом на сабле Брюна в шапке Мюрата, что вчера ты поцеловал м-м де Монтессон, вдову герцога Орлеанского, внука Регента». Этот завтрак, данный в честь Мюрата и Брюна имел целью дать обоим понять, что Александр и его мать нуждаются в их покровительстве, поскольку генерал Дюма предчувствовал свою скорую смерть. Мюрат, «совершенно охладев», не предпринял ничего (если верить Дюма) или почти ничего, чтобы помочь вдове добиться пенсии. Впрочем, что он мог сделать, чтобы смягчить враждебность Бонапарта? 7
|
|
В действительности Мюрат пользовался симпатиями в основном среди простых парижан. Их восхищала окружавшая его пышность, склонность к театральным жестам. Его всегда видели в первом ряду во время военных парадов на площади Карусель верхом на одном из его великолепных скакунов. Эти зрелища привлекали многочисленные толпы, о них потом вспоминали Бальзак и Сент-Бёв.
И вот под этими безоблачными небесами, слегка омраченными нарушением Амьенского мира и возобновлением войны, грянул гром: заговор Кадудаля.
В октябре 1803 года в столице было арестовано значительное число шуанов. Их судила военная комиссия и приговорила к смертной казни. В момент расстрела один из них, Керель, чтобы спасти себе жизнь, делает признание: Кадудаль — в Париже и вместе с ним — еще 100 или 150 офицеров; они готовятся к покушению на Бонапарта. Дело принимает новый оборот, когда некий Буве де Лозье, обвиненный по свидетельству Кереля, пытается повеситься в камере. Его вынимают из петли, и пока он не успел выйти из состояния шока, вырывают у него признание, что главные зачинщики, кроме Кадудаля,— Моро и Пишегрю. Их план прост. Пишегрю обработает законодателей, Моро использует свое влияние в армии, а в это время подстрекатели спровоцируют в столице беспорядки. Одновременно будет организовано нападение на Первого Консула. Как только его устранят, из-за границы прибудет некая особа королевской крови и провозгласит возвращение власти дому Бурбонов.
Раскрытие заговора пришлось на время полной дезорганизации полиции из-за упразднения министерства Фуше и переподчинения ее Верховному судье. Немедленно на первый план выдвинулась военная полиция 8: контроль на заставах, ночные патрули... Именно на нее ложится задача подавления заговора. Чтобы подстегнуть ее рвение, 17 февраля 1804 года Мюрат выпускает воззвание, где в самых решительных тонах изобличает Кадудаля, а вместе с ним — того самого Моро, которого Бонапарт чуть было не сделал мужем Каролины, «человека, который все еще пользуется уважением в наших рядах», как признается сам Мюрат. И продолжает: «Наша слава гибла вместе со свободой. В этих обстоятельствах, столь огорчительных для Первого Консула, мы, солдаты отчизны, первые, как щитом, оградим его своими телами, и, сплотившись вокруг него, победим врагов Франции и его личных врагов» 9.
Но была ли уверенность в войсках? Арест Моро, столь же популярного в армии, как и Бонапарт, породил в войсках «ропот». Утверждали, что Первый Консул хочет погубить Моро из зависти. Мюрат же пускает в ход свои связи, множит парады и смотры — ему удается сохранить былой престиж. При всем том на него смотрят как на зятя Бонапарта, это умаляет эффект психологического воздействия, значение которого он уже хорошо усвоил. По счастью, аресты Пишегрю (здесь не обошлось без бурных перипетий), а затем и Кадудаля подтвердили реальность заговора, и одновременно устранив, прояснили истинные намерения власти. В обращении от 13 марта 1804 года Мюрат благодарит армию за верность закону 10.
Необходимо особо отметить роль Мюрата в поражении Кадудаля. Он полностью оправдал доверие Первого Консула, его преданность выдержала все испытания. Однако вскоре в связи с делом герцога Энгиенского станет понятно, что у этой преданности есть и свои границы.
Все действующие лица этой трагедии, поставившей финальную точку в истории заговора, постарались снять с себя вину за казнь герцога. Все, кроме Наполеона, уже на Святой Елене взявшего ответственность целиком на себя и продолжавшего оправдывать смертный приговор.
Факты известны: в показаниях, данных заговорщиками на допросах, постоянно звучали намеки на некоего французского принца, который должен прибыть в Париж и координировать их действия. О ком шла речь? Был ли это Луи де Бурбон-Конде, герцог Энгиенский? В то время он находился в Эттингейме на территории Баденского маркграфства, вблизи французской границы. Донесения, сообщавшие о загадочных поездках и контактах герцога Энгиенского, усиливали подозрения Бонапарта. На одном заседании совета министров было принято решение захватить герцога на иностранной территории. Командовать операцией поручили генералу Орденеру, обязав Коленкура представить объяснения маркграфу Баденскому.
Арестованный 13 марта, герцог Энгиенский прибыл в Венсенский замок 20-го. В этот же день Реаль, один из крупных чинов полиции, расследовавший заговор, предупредил Мюрата: «Генерал, по распоряжению Первого Консула герцог Энгиенский должен быть препровожден в Венсенский замок, где все приготовлено, чтобы его принять. Вероятно, он прибудет туда этой ночью. Прошу распорядиться о мерах, обеспечивающих надежность его охраны как в Венсене, так и по дороге из Мо, по которой он проследует. Первый Консул приказал хранить в строжайшей тайне имя заключенного и все, что с ним связано. Он следует под именем де Плесси. Прошу вас со своей стороны отдать все необходимые распоряжения, чтобы приказ Первого Консула выполнялся с точностью» 11.
Возможно, к этому письму прилагался (или последовал тотчас вслед за ним) указ Первого Консула, предусматривающий, что герцог незамедлительно предстанет перед военной комиссией и подвергнется суду как зачинщик «заговора, направленного против внутренней и внешней безопасности Республики».
Был ли Мюрат в курсе похищения? Это возможно, но не очевидно. Из свидетельства его доверенного лица Агара, опубликовавшего в 1824 году «Исторические записки о катастрофе, произошедшей с герцогом Энгиенским», следует, что, получив приказ о формировании военной комиссии, Мюрат, которому было вменено в обязанность определить ее состав, отреагировал очень резко. «Он только что позавтракал и сейчас казался очень возбужденным. <...> Офицеры спросили его о причине беспокойства. «Они хотят, чтобы на моем мундире появилось пятно, но клянусь Господом, что я останусь чист!» Он приказал подать экипаж и поспешил в Мальмезон. Ему не удалось рассеять это наваждение, во власти которого пребывал Первый Консул, и он вернулся еще более расстроенным». Агар сообщает, что, по рассказу Мюрата, объяснение было бурным и Бонапарт якобы пригрозил «сослать его в горы Керси». Мюрат оставался непреклонным; несмотря на настойчивые просьбы Сезара Бертье, его начальника штаба, брата военного министра, Мюрат отказывался назвать членов военной комиссии: «Я не буду создавать военную комиссию; пусть Бонапарт, если он так этого хочет, сам ее и создаст». Велик был гнев Первого Консула, но в конце концов он решил сам назначить членов комиссии: Юллена в качестве председателя, а также полковника 1-го кирасирского полка, полковника из 18-го кавалерийского, одного из двух полковников, командующих парижской гвардией, полковников от 4-го полка легкой кавалерии, 18-го линейного и 96-го полка. Для роли обвинителя был избран полковой адъютант из элитных частей жандармерии. И все же именно Мюрат подписал окончательный список состава комиссии; судя по утверждениям того же Агара, Бертье представил это генералу как чистую формальность. Хотел ли Агар обелить Мюрата? Он умер в 1823 году и мог ничего не бояться. Представляется вероятным, что его свидетельства, по крайней мере в общих чертах, точны и что Мюрат проявил некоторую щепетильность, оказавшись причастным к образованию военной комиссии, приговорившей к смерти герцога Энгиенского.
В дальнейшем Мюрат исполняет все распоряжения своего шурина. Назначает 20 конных и 20 пеших из отборных частей жандармерии, 60 человек из разных полков гарнизона, а также капитана, призванного ими командовать, посылает их всех в Венсен «для охраны и приведения приговора в исполнение». Распоряжения Бонапарта были предельно ясны: «Дайте понять членам комиссии, что все надо закончить до утра, и прикажите, чтобы приговор — в случае, если то будет смертная казнь, в чем я не сомневаюсь,— был бы приведен в исполнение незамедлительно, а осужденный захоронен в одном из дворов форта» 12. По сути, Мюрат не принял никакого участия ни в осуждении, ни в расстреле герцога Энгиенского. Однако Паскье в своих «Мемуарах» приводит слова Савари, таким образом разделявшего ответственность: «Именно Коленкур устроил похищение герцога Энгиенского, но не кто иной, как Мюрат, его судил, а я — велел его расстрелять» 13.
В конечном счете Мюрат ограничился простым исполнением инструкций, полученных от своего шурина по поводу формирования военной комиссии. Возможно, что он и выказывал свое неодобрение, но, кроме рассказа Агара, мы не имеем тому никаких формальных подтверждений. С другой стороны, нет оснований полагать, как это будут делать, начиная с 1815 года, некоторые авторы памфлетов, что он подталкивал Первого Консула к излишней жестокости. Он лишь выполнял приказы, не проявляя чрезмерного рвения, но следуя своему солдатскому долгу. Конечно, он не осудил казнь герцога, но и не проявил здесь никакой инициативы, в противоположность людям типа Талейрана или Савари.
«Мы хотели иметь короля,— иронизировал Кадудаль,— а создали императора». Неудачный заговор XII года Республики действительно привел к провозглашению Империи. Заговорщики всколыхнули общественное мнение, бонапартовская пропаганда ловко сумела это использовать, чтобы доказать необходимость утверждения прав Первого Консула на более солидном основании.
Принцип наследуемой власти, до сих пор отвергаемый как монархический, теперь был принят и подтвержден плебисцитом от 6 ноября 1804 года: всего только 2569 «нет» противостояло 3 572 329 «да».
Так называемая Конституция XII года поручает управление республикой императору французов — таков отныне титул Наполеона Бонапарта. Он является наследственным для его прямых, естественных и законных потомков по мужской линии. При отсутствии законного наследника титул императора передается Жозефу, а затем, по порядку, Луи. Женщины исключены из списка наследников, так что Мюрат, супруг Каролины, не может надеяться однажды сделаться принцем-консортом.
Согласно III параграфу Конституции, члены императорской семьи получают титул французских принцев. Предусмотрены там и звания высших должностных лиц: Верховный Электор, Верховный Канцлер, Главный Казначей, Коннетабль, Генерал-адмирал, а также — высших офицеров, включая маршалов Франции.
Будучи маршалом Империи уже с 20 мая 1804 года, Мюрат 1 февраля 1805 года становится генерал-адмиралом. Конституция перечисляет его полномочия: он возглавляет военный трибунал, которому подсудны офицеры флота, ему подотчетна касса инвалидов, он приводит к присяге совет по морским трофеям и капитанов фрегатов. Кроме того, он возглавляет избирательную коллегию Марселя. 2 февраля он становится кавалером ордена Большого Орла и главой двенадцатой когорты Почетного легиона 14. Состояние его продолжает расти. В конце марта 1805 года император выкладывает 900 000 франков, чтобы позволить ему и Каролине приобрести Елисейский дворец, проданный во время революции с торгов национальных имуществ. До Мюрата там давались балы, концерты, помещался даже ресторан. Мюрат начинает восстанавливать его былое великолепие, желая разместить в нем свою супругу с тремя детьми: Ахиллом, Летицией и Люсьеном. Луиза родится в 1805 году. Обстановка предполагается самая изысканная: мебель от Жакоба, вдовы Марсион и Белланже. Но особого внимания заслуживают картины, их подбор, по свидетельству Поля Мармоттана, обнаружившего их перечень, говорит о тонком вкусе собирателя. В каталоге коллекции Мюрата фигурируют Рафаэль и Карло Дольчи, Пуссен и Бассано 15. Собирание коллекции началось еще в Италии, по всей вероятности во Флоренции, в 1801 году: там он приобрел несколько полотен и мозаик, в и выборе он пользовался советами Ксавье Фабра, ученика Давида, обосновавшегося на родине Медичи, а также — дипломата Како, который ревностно направлял его выбор, пока ухаживал за Каролиной. В Милане в 1802 и 1803 годах Мюрат продолжал пополнять свою коллекцию. По свидетельству П. Мармоттана, «картины мастеров тогда не были слишком дороги». В вантозе IX года папа римский подарил ему весьма ценную картину Рафаэля 16.
Интересы Мюрата распространялись и на работы современных мастеров: Мартена Дроллинга, Франка, м-м Шоде, супруги скульптора, Малле и Меллинга.
Бóльшая часть полотен окажется в Елисейском дворце, который некогда принадлежал графу д’Эврё и м-м де Помпадур, Божону и герцогине Бурбонской.
Меж тем денежный поток не иссякает: 20 000 франков за орден Большого Орла, 333 000 франков за чин генерал-адмирала, 36 000 франков полагается ему как сенатору, 40 000 — как маршалу, 60 000 — как военному губернатору Парижа, а также 181 000 франков различных компенсаций и выплат, не считая 240 000 франков, положенных Каролине по цивильному листу, а также многочисленных дарений, из коих как минимум 330 000 франков получено на покупку Елисейского дворца, в действительности обошедшегося в 900 000, и в качестве подарка на рождение Луизы-Юлии-Каролины 17. Будучи щедрым принцем, Мюрат не забывает своих друзей, родных и земляков: он рекомендует Пьера-Адриена Мюра юнкером во флот (несчастный погибнет под Трафальгаром), соглашается временно возглавлять жюри по присуждению ученических премий в главном учебном заведении департамента Ло, предлагает министру внутренних дел кандидатуру Дельпона де Фижака на должность супрефекта и выдвигает в качестве канцлера двенадцатой когорты Почетного легиона своего верного Агара 18.
«Мюрат принимал на себя исполнение любых миссий, брался за любые обязанности: как депутат, именно он снимал покрывало со статуи, воздвигнутой в честь Наполеона; как законодатель, он участвовал в заседаниях законодательного корпуса; как человек, занимающий в Империи одну из высших военных должностей, именно он в день коронования шествовал впереди императрицы, с почти религиозным благоговением неся на подушечке ее корону; военный губернатор Парижа, он самолично в праздничные дни встречал у Ратуши Их Величества, произнося приличествующие случаю хвалебные речи: сначала у подножия Нового Моста, а затем у дверей, выходящих на Гревскую площадь; наконец, как маршал, он одним из первых включился в организацию роскошного празднества в честь Жозефины, устроенного маршалами Империи в зале Оперы. Он поспевал всюду, везде гарцевал на первых ролях, его имя гремело повсеместно...» 19
Мюрат в это время достиг вершин славы и почестей (по крайней мере, он сам так считал). Но удача поднимет его еще выше.
VII
АУСТЕРЛИЦ
Начиная с 1792 года главным противником Франции оставалась Англия. Амьенский мир был всего лишь передышкой. Пока французы оставались в Анвере, угрожали создать новую колониальную империю и укрепляли свою гегемонию на континенте, Лондон не желал разоружаться.
После разрыва отношений в 1803 году Наполеон пожелал перенести военные действия на землю Англии. Для этого он собирает в Булонском лагере армию в 200 000 человек и образует флотилию из 1700 лихтеров. Главная роль отведена морским силам. Хотя бы на шесть часов Наполеону нужно стать безраздельным повелителем на Ла-Манше. Увы! Его флот окажется не на высоте этой задачи.
Ко всему прочему, так называемая кавалерия Сент-Джорджа — то есть английское золото — не остается без движения. 11 апреля 1805 года заключен союз с Россией: Англия вызывается оплатить расходы по новой кампании. После коронования Наполеона в Милане Вена приходит в возбуждение; Франц II присоединяется к англорусскому альянсу. Лишь одна Пруссия продолжает осторожно выжидать.
19 сентября 1805 года, сочтя, что Наполеону не выбраться из-под Булони, австрийские войска атакуют Баварию, союзницу Франции. В действительности же Наполеон, предвидя это наступление, еще в августе продиктовал план кампании 1805 года, в котором все отлажено. За двадцать дней Великая Армия без особых проблем совершит бросок из Булони на Майнц.
Чтобы произвести разведку на местности, Наполеон высылает Бертрана и Мюрата для военного шпионажа. Так, под именем полковника Бомона Мюрат, например, обязан изучить подходы к укреплениям Вюрцбурга, дороги, соединяющие его с Майнцем и Дунаем, затем — Бамберг, границу с Богемией, Нюрнберг, Регенсбург и Пассау, Ульм и подходы к Черному Лесу (Шварцвальду). Отбыв 25 августа 1805 года, Мюрат возвратился 10 сентября. Тотчас он послал длинный рапорт: «Сир, я пересек различные пункты, кои Ваше Величество повелели мне посетить. Я постарался удержать в памяти их общее расположение и, хотя и передвигался на почтовых, как мне кажется, уловил основные свойства их взаимного расположения; наконец, я надеюсь, если вы только соблаговолите выслушать меня на сей счет, сообщить вам множество разнообразных сведений как о дистанциях, населенных местах, позициях, состоянии дорог и запасов, так и о видах сообщения между основными пунктами. Кроме того, у меня также собраны сведения об основных реках, а также о подходах через Богемию и Тироль...» Далее следовали сообщения о численности основных австрийских гарнизонов, передвижениях войск, связанных с войной слухах и данных о снабжении армии 1.
Какой дельный шпион! Он все посмотрел и многое увидел. Его указания точны и драгоценны; они позволят Наполеону без особых трудностей маневрировать в нужный момент на предварительно разведанной территории.
В отсутствие Мюрата Наполеон решил доверить ему командование войсками, расположенными по Рейну и призванными усилить части Великой Армии по мере их подхода. «Военный наместник императора, имеющий военную власть в его отсутствие» — таков его ранг; его штаб располагается в Страсбурге.
Мюрат собирает вокруг себя команду. В нее входят кригскомиссар Дор, служивший в Египте, затем в Сан-Доминго, прекрасный знаток ресурсов Германии, где он принимал участие в двух кампаниях (мог ли Мюрат предположить, что придет час, когда он станет любовником Каролины?), генерал Мийо, крепкий орешек в своем роде, капитан Гальдемар — соученик Мюрата по коллежу в Каоре, батальонный командир Латюиль, ведающий съемкой карт местности, Кольбер, бывший адъютант при Жюно. Агар, верный из верных, останется при Мюрате во время всей кампании.
По письмам Мюрата, изданным в сборнике Аломбера и Колена «Кампания 1805 года», и по корреспонденции Мюрата, изданной Полем Ле Бретоном, можно судить о невероятной активности, с какой «военный наместник Императора» действовал в Страсбурге. У него была двойная миссия: во-первых, экипировка армии и подготовка переходов на пути к Германии, во-вторых, предупреждение Наполеона обо всех маневрах австрийцев. Именно об этом напоминает ему шурин в письме от 18 сентября: «Сделайте смотр кавалерийским дивизиям, по мере их прибытия. <...> Заручитесь услугами нескольких швейцарцев, или немцев, либо пруссаков, могущих шпионить в вашу пользу; вам также необходим хороший командир, знающий толк в разведке» 2.
В конце сентября кавалерийский резерв, которому предназначено выступать непосредственно под командованием Мюрата, полностью снаряжен. Вот его состав 3:
КАВАЛЕРИЯ МЮРАТА ЛЮДЕЙ ЛОШАДЕЙ АРТ. ОРУДИЙ
æ (Нансути) 3 225 2 732 3
Дивизия тяже-í (д’Отпуль) 1 713 1 674 3
лой кавалерии è
1-я дивизия конных драгун 2 773 2 362 2
(Клейн)
2-я дивизия (Вальтер) 2 744 2 152 3
3-я дивизия (Бомон) 2 352 2 140 3
4-я дивизия (Бурсье) 2 569 2 281 3
Дивизия пеших драгун (Ба- 5 686 — 10
рагэ д’Иллье)
ВСЕГО: 21 062 13 341 27
Здесь собрана элита, лучшие кавалерийские части из тех, какими Наполеон когда-либо будет располагать в своих кампаниях. Дезертирства в рядах конников меньше, нежели в пехоте. Их спаянность почти не имеет изъянов: лошади под ними, всегда чуть тяжеловатые и очень послушные, не требуют таких талантов выездки, как чистокровные кони; отметим также развитое чувство солидарности и несокрушимую храбрость. В кампании 1805 года кавалерия была душой схватки; таковой она останется еще и в 1806—1807 годах. Позже, в 1813-м решающее значение кавалерии станет очевидным именно тогда, когда ее не будет хватать.
26 сентября 1805 года Наполеон делает смотр войскам; 29 сентября Мюрат с кавалерией покидает Страсбург и переходит через Рейн. Перед резервом поставлена задача ввести австрийцев в заблуждение относительно истинных намерений императора. Нужно привлечь все их внимание к ущельям Шварцвальда и, развернувшись в боевые порядки, заставить поверить, что именно здесь пройдет дорога основных войск. А в это время армейские соединения Бернадотта, Мармона, Сульта, Даву, Ланна, Нея и Ожеро займут побережье Дуная и застанут противника врасплох. Кавалерийский резерв обязан охранять эти войска и во время их продвижения. Первые серьезные для Мюрата стычки произошли 7 октября у Донауверта, а затем — 8-го под Вертингеном. В последнем сражении Мюрат одержал поистине блестящую победу: 6000 пленных, 6 орудий, 6 знамен, отнятых у противника 4. Австрийцев буквально смяли атаки кавалерии под командованием полковника Мопти, затем — самого Мюрата, после того как Мопти был смертельно ранен. «Если я умру, не забудьте сообщить Его Величеству, что мой полк бросился в атаку с криком «Да здравствует Император!» — были последние слова полковника.
Мюрат — великолепный кавалерист, но был ли он хорошим стратегом? 10 октября Наполеон доверил ему командование правым крылом Великой Армии. Этим он вызвал недовольство Нея и Ланна, разъяренных тем, что они оказались под властью маршала, чьи способности вызывали у них большое сомнение. Едва Мюрат приступил к исполнению новых обязанностей, как столкнулся с противодействием Нея. Последний упрекал его в том, что им принесены в жертву части генерала Дюпона, оставленные на левом берегу Рейна. Ней вновь и вновь напоминает о сложном положении Дюпона, Мюрат же ничего не желает слышать. Результат — поражение под Гаслахом. Наполеон возлагает ответственность за него на Нея. Последний, придя в ярость при виде Дюпона, покинутого на произвол судьбы, неосторожно ввел в действие отряд, сформированный из подчиненных ему частей. Конфликт между Мюратом и Неем мог бы разгореться вовсю, если бы после 14 октября Ней, одержав победу при Эльхингене, не остыл. Это сражение оказалось решающим: австрийский генерал Мак, отрезанный от войск эрцгерцога Фердинанда, после поражения при Эльхингене заперся в Ульме и там, наконец, капитулировал. Оставленный в одиночестве эрцгерцог Фердинанд устремился на Богемскую дорогу. После боя при Альбеке он смог прорвать растянутую Наполеоном сеть и вырваться из западни, правда всего с двумя дивизиями.
По приказу Бонапарта Мюрат бросается за ними в погоню, берет Нерештеттен, затем Гербрехтинген, захватив с наскока 3 000 пленных, сотни телег с боеприпасами и множество лошадей. В то время как австрийцы под командой генерала Вернека отходили к Богемии, пытаясь воссоединиться с российскими частями, Мюрат выступил к Нордлингену, чтобы отрезать им все пути к отступлению. Он напал на противника врасплох при Нересгейме, захватил две сотни людей, два знамени и одно орудие, ускоряя этими жесткими наскоками капитуляцию Вернека. Но Мюрату необходим сам эрцгерцог Фердинанд. Преследование продолжается. У Гунценхаузена его войска настигли австрийский арьергард, и тот отважился на диверсию, пытаясь еще раз оспорить исход дела, на этот раз у Нюрнберга. А Фердинанду снова удается ускользнуть.