Ничего не приходит в течение пары минут. Пялюсь на экран в тишине. Как только собираюсь сдаться, приходит ответ.
Верю.
***
БАХ. БАХ. БАХ.
Вздрогнув, сажусь в постели, когда стук в дверь звенит в моих ушах. Затуманенными глазами осматриваю номер отеля, погруженный в лунный свет. Требуется какое-то время вспомнить, где я нахожусь, и осознать, что кто-то тарабанит в дверь.
Пошатываясь, встаю, практически сваливая проклятую прикроватную лампу, когда пытаюсь включить свет. В результате сдаюсь и перемещаюсь в темноте. Стук не прекращается, пока я не достигаю двери.
Смотрю в глазок.
Клифф.
Распахиваю дверь, но хмурюсь, разглядывая его.
— Как ты узнал, в каком я номере?
— Спросил на ресепшен.
— И они тебе сказали?
— Да.
— Невероятно, — бормочу, когда он входит.
— Невероятно то, что ты использовал свое настоящее имя при регистрации, — парирует он, включая лампу, с которой я не мог разобраться. — Мне пришлось использовать полдюжины твоих псевдонимов, но в итоге это оказался Джонатан Каннингем.
— Я не думал, что застряну здесь надолго, чтобы это имело значение.
— Верно, — протяжно произносит Клифф, когда прислоняется к комоду. — Ты собирался домой сегодня.
— Да.
— Я бы приехал пораньше, но был занят с Сереной, — говорит Клифф, вытаскивает свой «БлэкБерри» и что-то там ищет. Мгновение спустя мой телефон оповещает о входящем сообщении. — Я отправил тебе предварительный график съемок. Начало со следующей недели.
Следующая неделя.
— То есть, через пару дней?
— Со следующей недели, — подтверждает. — Над полным графиком все еще работают, но выглядит так, что это будет месяц долгих съемок и нехватки сна, поэтому отдохни, пока можешь. Тебе это понадобится.
Таращусь на него, когда до меня доходит смысл слов.
— Месяц.
— Ты справишься, — говорит он. — У тебя было расписание и похуже.
— Да, но у меня не было ребенка, о котором стоило переживать.
Когда произношу фразу, когда слова покидают мои чертовы губы, меня тошнит от самого себя. Потому что у меня действительно есть ребенок. Уже несколько лет. Во время моих приглашений в качестве гостя на телепередачи, во время нелепых подростковых комедий, всех моих рекламных компаний, во время фильмов о Бризо — она уже была. Жила. Дышала. Существовала.
У меня был ребенок, о котором стоило волноваться, но я был слишком занят, беспокоясь о себе.
Качнув головой, со всей силы провожу рукой по лицу, будто пытаюсь смыть стыд. От этого запястье ноет, а сердце болит, но боль практически приносит комфорт.
— Это всего лишь месяц, — говорит Клифф, как будто это сущие пустяки. — А не конец мира.
— Знаю, что нет, — отвечаю. — Но моя маленькая девочка может думать именно так.
Клифф отталкивается от комода, не отвечая на мои слова, вместо этого направляется к двери и говорит деловым тоном:
— Найми личного помощника. И, может, позвони своему психотерапевту. Разберись со всем. Встречаемся в шесть утра в понедельник перед этим зданием. На данный момент мне нужно разобраться, куда делась Серена, потому что пока я пытался найти твой номер, она исчезла из своего. Если встретишь ее, дай мне знать.
Он уходит, явно не собираясь отвозить меня, куда мне надо. Поднимаю телефон с кровати и смотрю на время — полночь.
Бл*дь.
Бросаю ключи на стол, оставляя их там, и выхожу, направляясь в лобби.
Я дал ему несколько часов. Время уезжать.
Спускаясь в лобби, заказываю такси. Нужно ждать десять минут. Оглядываясь, замираю, когда смотрю в сторону прилегающего к лобби бара.
— Ты, должно быть, шутишь.
Серена.
Она сидит у барной стойки в одиночестве, взгляд сфокусирован на бокале с чем-то перед ней. Чертовски похоже на одну из фруктовых смесей, которые обычно полны ликера.
Чувствую себя придурком, но пишу Клиффу.
Серена в баре возле лобби.
Он отвечает.
Отвлеки ее. Я в пути.
Бурчу себе под нос, когда направляюсь к барной стойке. Последнее место, где мне хочется находиться. Серена потягивает свой напиток, как вдруг поднимает голову и замечает меня.
— Джонни.
— Ты выжила из ума, Сер? Сидишь здесь и напиваешься?
Ее губы растягиваются в улыбке, когда она протягивает мне бокал, направляя соломинку в мою сторону.
— Если ты хотел сделать глоток, можно было просто попросить.
— Ты, черт побери, отлично знаешь, что я этого не хочу.
— Ох, расслабься, — отвечает со смешком, махнув рукой на меня, когда снова делает глоток. — Это не алкоголизм.
— Серьезно?
Снова протягивает мне бокал.
— Попробуй и поймешь.
— Спасибо, но воздержусь, — говорю. — Не буду рисковать своей трезвостью из-за какого-то дерьма с коктейльным зонтиком.
— Тебе же хуже, — пожимает плечом Серена. — Но уверяю тебя, коктейль такой же девственный, как твой дружок-трезвенник, как там зовут этого зануду? Джош?
— Джек, — отвечаю. — И уверен, что он не девственник.
— Кто-то спит с этим парнем?
— Уверен.
— Ну, тогда... мой напиток более девственный, отчего мне, правда, хочется, чтобы в нем был алкоголь.
Прислоняюсь к барной стойке, пока смотрю на нее.
Кажется, она в хорошем настроении.
— Ты ширялась сегодня? — спрашиваю. — Что ты принимала?
Ее улыбка меркнет, хорошего настроения как не бывало, и Серена говорит с горечью:
— Почему ты вообще здесь? Разве тебе не нужно находиться в другом месте?
Смотрю в сторону окна бара на улицу, и вижу подъехавший черный седан, в это время мне на телефон приходит сообщение.
— Забавно, что ты спросила, потому что за мной как раз приехала машина.
Оставляю ее у барной стойки и прохожу мимо Клиффа в лобби, когда направляюсь на улицу и сажусь в машину. Даю водителю свой адрес в Лонг-Айленд и по дороге делаю несколько звонков, чтобы быть уверенным, что меня встретят. Когда прибываем, за массивным забором, окружающим собственность, стоит мужчина. Он приветствует меня, открывает ворота, прежде чем протягивает связку ключей.
— Первый гараж.
Гараж на климат-контроле, оснащенный современной системой безопасности, как будто охраняет гребаный алмаз Хоупа, в действительности — дорогие машины. Двери открываются, и автоматически включается свет, когда я захожу внутрь. Сразу иду к «Порше» и провожу рукой по глянцево-синей краске.
Я купил его после реабилитации по настоянию Джека.
Ну, на самом деле, Джек сказал мне сделать себе подарок, чтобы отметить определенный этап моей жизни. Поэтому я купил себе новый кабриолет «Порше 911», похожий я продал, когда переехал в Голливуд.
Когда рассказал Джеку, он назвал меня отвратительным гребаным мудаком. Очевидно, для него сделать себе подарок — отправить цветы.
Подписываю кое-какие бумаги, чтобы забрать машину, и сажусь за руль. Согласно одометру — на ней меньше тысячи миль, и я собираюсь добавить еще двести.
Поездка долгая. А сегодня кажется еще дольше. Доезжаю до квартиры Кеннеди к четырем утра. Дверь закрыта, но я использую свой ключ и вхожу внутрь.
Молча иду по небольшому коридору, смотря в сторону комнаты Мэдисон и видя, что она умиротворенно спит. Иду дальше, не желая ее тревожить. Дверь в спальню Кеннеди приоткрыта, свечение от небольшой лампы проливает свет на часть комнаты. В моей груди все сжимается, когда я открываю дверь и вижу, что она крепко спит, сжимая в руках старый блокнот — тот, что содержит ее версию нашей истории.
Частично я читал ее. Начало. Мне было слишком страшно увидеть, какой она превратилась в Калифорнии. Кеннеди писала историю, будто она предназначалась для меня, но я помню все по-другому. Для меня она была центром Вселенной, солнечным светом, который сиял очень ярко, но Кеннеди писала о себе в тени, выставляя себя второстепенным персонажем своей же истории. Вместо этого сделала меня героем, центром альтернативной Вселенной, которую придумала вокруг себя.
Я всегда догадывался, но никогда по-настоящему не осознавал, что был ее Бризо.
И затем я медленно исчезал.
Осторожно забираю блокнот из ее хватки и откладываю в сторону, прежде чем выключить лампу и лечь рядом. Кровать подо мной прогибается, и Кеннеди шевелится, медленно открывая глаза. Моргает в замешательстве, прежде чем ленивая улыбка расплывается на ее лице, и сонным голосом шепчет:
— Ты здесь.
— Я же сказал, что вернусь.
— Да, но ты много обещал и говорил, — бормочет она, прижимаясь ко мне.
Обнимаю ее, прижимая ближе к себе, когда снимаю фиксатор с запястья и бросаю куда-то в темноту. Рукой скольжу под футболку Кеннеди, ощущая ее теплую кожу под своей ладонью, когда поглаживаю спину, кончиками пальцев очерчивая позвоночник, и нежный стон срывается с ее губ.
Бл*дь, это звук что-то сделает со мной. Изогнув спину, Кеннеди шевелит бедрами, и инстинктивно двигаясь, я перемещаю нас так, что нависаю над ней.
Она смотрит на меня и с дрожью выдыхает, прежде чем наклоняюсь для поцелуя.
— Я имел это в виду, — шепчу у ее губ, пока руками брожу по ее телу, избавляясь от надоедливой одежды.
— Ты сказал много ужасных слов, — она напоминает мне.
— Это были разговоры под кокаином, — говорю, целуя ее, когда Кеннеди наклоняет голову. — И также под виски.
— Расскажи кому-то, кого, бл*дь, это волнует.
Голос Кеннеди тихий, спокойный, но есть слово «бл*дь». Отстраняясь, смотрю на нее.
— Твои последние слова, сказанные мне.
— В день, когда ты ушла?
Она кивает.
— Ты был трезв, произнося их.
Расскажи кому-то, кого, бл*дь, это волнует.
Если вот так наша история закончилась для нее, я умирал, как хотел узнать, что написано на последних страницах ее блокнота.
Пытаюсь сесть, но Кеннеди обнимает меня.
— О, нет, я так не думаю. Ты закончишь то, что начал, мистер Большая шишка.
Она страстно целует меня, и я моментально сдаюсь, толкаясь меж ее бедер. Одним толчком скольжу в нее, и черт побери, если не чувствую себя как будто дома, поэтому я снова и снова показываю Кеннеди, что не имел в виду то сказанное дерьмо.