Когда ты во второй раз оказываешься в офисе Клиффорда Кэлдвелла, он снова дает твоему портфолио тридцать секунд своего внимания, прежде чем закрыть папку.
Он смотрит на тебя. По-настоящему смотрит на тебя.
— Расскажи мне о себе, — просит.
Ты колеблешься.
— Что вы хотите услышать?
— Я не хочу ничего услышать, но мне нужно все знать.
— Все есть в моем портфолио.
Намек на улыбку трогает его губы.
— Не твоя работа. Я не агент. Я менеджер. Моя работа — это ты. Так как насчет того, что ты расскажешь, кто ты, а я расскажу тебе, кем ты станешь?
Ты рассказываешь ему о фундаменте Джонатана Каннингема. Этого не так много за пределом твоей проблемной семьи. Рассказываешь ему о женщине, которая ждет тебя дома, хоть он уже и знает все о ней.
Ты говоришь пару минут, и когда замолкаешь, Клиффорд начинает:
— Итак, теперь давай поговорим о Джонни.
Джонни Каннинг.
Вот кем ты становишься.
Джонни звучит легче, чем Джонатан. Фамилия Каннингем будет вызывать у людей ассоциацию с твоим отцом, поэтому ты опускаешь окончание. Смена имени превращает тебя из богатого парня из семьи политиков в загадочного парня, который кажется знакомым. Ты позволишь им выдвигать предположения, не будешь отвечать на вопросы, но встанешь на путь, который позволит тебе не выходить у них из головы.
Таков план.
Клиффорд обещает, что прославит твое имя в Голливуде. Тебе просто нужно слушать его и делать то, что он скажет.
Контракт составлен еще до того, как ты покидаешь офис. Читаешь его. Тебе стоит иметь адвоката, который может это изучить, но когда шанс сам просится в руки, ты не привык его упускать.
Подписываешь моментально.
Вместо того чтобы пойти к вам в квартиру после этого, направляешься в закусочную, где работает твоя девушка. Она порхает в своей розовой униформе, смеется, шутит и флиртует. Ты стоишь снаружи на тротуаре, наблюдая за ней. Девушка замечает тебя и улыбается.
Выходя на улицу, она спрашивает.
— Как все прошло?
— Ты смотришь на мужчину, у которого есть менеджер.
Ее глаза расширяются.
— Ты шутишь.
— Нет.
Она визжит, прыгая тебе на руки, обвивая талию ногами и цепляясь за тебя. Ты обнимаешь любимую в ответ, когда она яростно покрывает поцелуями твое лицо.
— Я так горжусь тобой, Джонатан, — говорит. — И так сильно рада за тебя.
— За нас, — поправляешь. — Это и для тебя тоже.
Девушка ослабляет свою хватку, снова вставая на тротуар.
— Лучше бы тебе не забыть это, когда бешеные фанатки попытаются залезть тебе в штаны.
— Не переживай, ты всегда будешь моей единственной бешеной фанаткой.
Она ухмыляется, пихая тебя локтем.
— Ну, мистер Большая шишка, мне нужно вернуться к работе... Знаешь, пока ты не прославишься, и я смогу уволиться.
Она возвращается в закусочную, а ты идешь домой.
Ты не знаешь, но через несколько минут после твоего ухода, Клиффорд Кэлдвелл заходит в закусочную. Садится в ее часть кафе, нагло заказывая кофе, и дает ей листок.
— Подпиши.
Соглашение о неразглашении конфиденциальной информации.
Она медлит.
— Нет.
— Подпиши, или же его карьера сразу же закончится.
Она не понимает этого.
Говорит, что это ерунда, и Клиффорд уходит.
Она ничего не подписывает.
Вы возвращаетесь к своей рутине. Проходят недели, ты начинаешь переживать и не понимаешь, почему твой новоиспеченный менеджер не отвечает на твои звонки.
Хотя твоя девушка знает.
Поэтому она заявляется в офис Клиффорда Кэлдвелла и подписывает тупую бумажку, поклявшись, что никогда не будет раскрывать никакую информацию о тебе. Не то чтобы она вообще собиралась, но ее беспокоило, почему человек был так зациклен на ее молчании.
На следующий день твой телефон звонит посреди ночи, и все закручивается. Встречи. Очень много встреч. Подписываешь контракт с новым агентом. Тебе нужно пообщаться с агентом по рекламе, нужны новые хедшоты. Нужно посетить несколько занятий, в том числе и по вокалу, не говоря о подготовке к прослушиваниям и записи более привлекательного видео-пробника.
Ты ни за что из этого не платишь, нет, тебе просто выставляют счет. Клиффорд оплачивает все авансом, но позже ты все возместишь. Твое расписание сумасшедшее, не можешь удержать в голове все.
Хотя твоя девушка может. В гостиной висит календарь, в котором все расписано. Она держит тебя в курсе, даже когда работает сверхурочно, потому что ей нужно оплачивать ваши счета, покупать еду. Она готовит, убирается и ждет тебя по ночам, когда ты задерживаешься, несмотря на то, что полностью истощена, даже когда хочет просто поспать.
Она улыбается и говорит, что все в порядке, когда твое первое большое прослушивание выпадает на ее девятнадцатилетие.
Проходят месяцы — месяцы хаоса. Дни сливаются в один. Время ускользает с бешеной скоростью. Ты пропускаешь праздники, как и она. Вы празднуете Рождество в январе.
Тебя берут в твой первый фильм — одна из подростковых романтических комедий. Ты играешь лучшего друга. Больше никакого парня под номером 3 или дилера наркотиков. У твоего персонажа есть имя — Грег Барлоу. Съемки местные. Девушка навещает тебя пару раз, но вы оба так заняты, что она не может остаться больше, чем на пару минут.
Фильм выходит на вашу вторую Мечтовщину. Ты ведешь свою девушку праздновать, но каждый пени, заработанный за съемку, ушел на возмещение долга, поэтому празднование включает в себя прогулку в парке вместе.
— Ты все еще любишь меня? — спрашивает она, сидя напротив тебя за столом для пикника. Ты держишь ее руки в своих, нежно поглаживая кожу своими большими пальцами.
— Конечно.
— Больше, чем все остальное?
— Больше, чем что угодно, — говоришь. — Почему ты спрашиваешь?
— Просто соскучилась по этим словам, — поясняет.
Ты пялишься на нее. Действительно, прошло много времени с тех пор, как ты говорил это. Это было не специально. Ты живешь в безумном ритме, но она понимает. У нее даже не хватает времени, чтобы писать историю. Как только у нее появляется шанс, ее мысли в полном беспорядке, слова размыты. Поэтичность исчезла. Метафоры. Символизм. Все исчезло. Просто стало туманной массой упрощенных слогов на бумаге.
— Я люблю тебя, — признаешься. — Больше, чем что-либо, что есть в этом парке. Больше, чем каждую строчку диалогов, произносимых мной. Больше, чем люблю Голливуд. Этого все еще достаточно, Кей? Моей любви?
Она улыбается.
— Конечно.
Ты не знаешь, но эта женщина... Даже когда улыбается, она в ужасе. Твоей любви более чем достаточно для нее, но она чувствует, как кусочки ускользают. Что-то внутри нее распадается. Ее мечта. Она теряет ее. Она приехала сюда с тобой, не совсем понимая, что ты переживаешь. Ты чувствовал себя невидимым, умирал от отчаяния, как хотел попасть на прослушивания. Но куда это привело вашу любовь? Потому что, кажется, чем больше ты видишься с другими людьми, тем меньше видишься с ней. И сейчас она даже не может рассказать свою историю, во всяком случае, не так, как она хочет, потому что ее голос был украден, и никто никогда не сможет прочитать ее слова.
Глава
Кеннеди
Маркус пялится на меня.
Он смотрит. И смотрит. И смотрит.
Удушливая и неловкая тишина наполняет кабинет. Только недавно рассвело, в магазине никого еще нет. Я хотела сделать это до того, как кто-то появится, рассчитывая, что так будет проще, но нет... Все равно неловко.
Продолжает пялиться.
— Итак, да, — бормочу. — Такие дела.
Я написала заявление на увольнение, но нужно отработать еще две недели.
Не знаю, как собираюсь так долго продержаться. Утро понедельника и слухи о событиях, произошедших на выходных, уже распространились. Видео попало в сеть в первые двадцать четыре часа. Оказывается, этот репортер работает в «Хрониках Голливуда».
Маркус прочищает горло и говорит:
— Я был бы рад, если бы ты передумала.
— Знаю, — отвечаю. — Но по-другому никак.
По его выражению лица понимаю, что не рад, но это к лучшему, и глубоко внутри он тоже понимает. На парковке уже стоит полицейская машина, а на двери магазина табличка «только для покупателей».
— Ты же понимаешь, что все это изменится, — говорит, махнув в сторону открытой двери кабинета. — Им это наскучит, и они уйдут.
— Понимаю, но, тем не менее, пришло время.
Настало время для меня разобраться, что я хочу делать оставшуюся часть своей жизни, потому что уже точно не это. Когда мои родители хотели для меня «чего-то особенного», они не предполагали работу в супермаркете, и также это не моя мечта.
— Вопрос снят, — говорит Маркус. — Я разочарован, но не собираюсь притворяться удивленным. Я знал, что когда-нибудь мы тебя потеряем. Просто надеялся, что уйду на пенсию к тому времени, как ты обретешь здравый смысл.
— Облом.
— Это так, — отвечает Маркус, махнув рукой, давая добро на мое увольнение. Я выхожу из кабинета и по дороге на склад, где нужно выполнить много работы, вытаскиваю телефон. Так много уведомлений. Пропущенных звонков. Удаляю все и отправляю Джонатану сообщение: